Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 58 страниц)

РЕФОРМАТОРСКИЕ КАПИТУЛЯРИИ ПОСЛЕДУЮЩЕГО ПЕРИОДА

В противоположность относительному спокойствию во внешней политике в эти годы заявил о себе целый поток капитуляриев, посвященных внутренним делам. Число их, согласно все еще сохраняющему свою достоверность источнику Моnumenta Germaniae Historica [84]84
  Воспоминания германского историка (лат.). {Ошибка. На самом деле переводится как «Памятники германской истории» – капитальный свод материалов по истории средневековой Германии. – Прим. автора ОСR}


[Закрыть], составило целых тридцать пять, хотя, разумеется, все издания поддаются четкому датированию.

Именно эта сплошная полоса законодательных и административных мер убеждает потомков в распаде империи Карла на ее конечном этапе существования, в то время как многое фактически указывает на то, что только в ослаблении внешнеполитических военных устремлений император вновь обретает силы для того, чтобы беспощадно вскрывать давно уже обнажившиеся непорядки и настаивать на их устранении. Это касалось управления, прежде всего правосудия и военной сферы, но также обширной области церковных и вообще религиозных отношений, затрагивавших фундаментальные аспекты христианского сообщества, образа жизни и морали, а также ответственности монарха в потустороннем мире.

И вновь в монарших указах рассматриваются вопросы воинского призыва, отлучения в случае сознательного неисполнения воинской повинности. Судя по всему, особенно трудно было побудить к участию в воинском призыве «придомных» вассалов графов, епископов и аббатов, а также самого монарха, ибо они приводили в свое оправдание, как правило, «служебные» обязанности при соответствующем дворе. Еще одна проблема была связана с выкупом этих обязанностей, который, с одной стороны, означал желанное обогащение графов и их управляющих, а с другой – часто оборачивался своего рода двойным бременем, поскольку с тех, кто уже внес свою долю на вооружение и экипировку воина, вновь требовали выкупные платежи.

Новая система воинского призыва показалась императору настолько значительной, что он распорядился изготовить не менее четырех экземпляров соответствующего постановления: один предназначался для королевских эмиссаров как контролирующей инстанции, второй – для графов на исполнительном уровне, третий – для чиновников, отвечавших за соответствующий воинский контингент, и, наконец, один экземпляр для канцлера. Этот дифференцированный процесс письменного распределения обязанностей франкской администрации на центральном этапе правления династии Каролингов потребовал, по крайней мере в северо-восточной части огромной империи, резкого повышения элементарной грамотности – чтения и понимания латыни как Lingua franca [85]85
  Наречие франков (лат.)


[Закрыть], в то время как прежде письменные навыки долгое время оставались уделом специалистов. Сам Карл, предпринимая соответствующие усилия, служил примером для своих современников, о чем нередко упоминалось в разных источниках.

Многочисленные предписания тех лет, вновь связанные с необъятной сферой юриспруденции, судопроизводства и справедливости в широком смысле слова, решительно отвергают лжесвидетельство, клятвопреступление, а также самосуд, который должно исключать путем общепринятой процедуры и уплаты выкупа (вергельда).

Обращается внимание на разбойников и лиц, скрывающихся от суда и следствия; упоминаются волнения в обществе, которые неизменно вновь и вновь подавляются. Вместе с тем впечатляют положения об охране побережья и строительстве судов. Это свидетельствует о неожиданном появлении в то время на боеспособных быстроходных судах норманнов из Скандинавии, наводивших страх своими набегами на селившихся в нижнем течении таких крупных рек, как Рейн, Маас, Шельда, Сена и Луара. Также встречаются списки жалоб на притеснение людей, приписанных к сыновьям и дочерям Карла, со стороны графов и королевских эмиссаров (!). Окончание экспансии привело к тому, что во всех областях обострилась конкуренция элит, для которых мало что значили интересы королевства.

Под рубрикой «О мире в отечестве» упоминается широко распространенное фальшивомонетничество. Предотвратить или ограничить его можно только в том случае, если пускать в обращение отчеканенные при дворе пфенниги, которые тогда именовались «дворцовыми денариями». Правда, монопольного положения королевские монетные дворы добиться не смогли ввиду обширности империи, отсутствия общепризнанной денежной единицы и множества конкурентов в борьбе за доход от чеканки денег. Впрочем, строгое соблюдение этого предписания оказалось бы контрпродуктивным и нанесло бы торговле в целом серьезный урон. Зато в сложившейся ситуации удалось отчеканить новый денарий весом 1,7 г серебра и таким образом обзавестись монетой, получившей распространение на всей территории империи франков, несмотря на незначительные колебания в весе и огромное число монетных дворов к западу от Рейна и к югу от Альп. Как уже говорилось выше, этот денарий стал «евро» эпохи средневековья.

Борьба с подделкой монет, за которую фальшивомонетчику отрубали правую руку, сочеталась с регулирующими вмешательствами в торговые операции, которые представляли собой нечто среднее между предложениями «черного рынка» и откровенным мошенничеством. Так, например, запрещалось торговать ночью чем-либо, кроме продовольственных товаров и фуража. Категорически возбранялось выставлять на продажу золотые и серебряные сосуды, драгоценные камни, рабов, лошадей и животных. Видимо, эти меры были призваны исключить последующие мучительные споры о предметах, приобретенных в полумраке.

Также императору хотелось сохранить за собой право устанавливать максимально высокие цены на одежду, мех куницы и выдры, подобно тому как однажды он согласовывал с королем Оффой уровень цен на теплую одежду, а также договаривался о ее допустимой длине. Из этих предписаний, безусловно, нельзя делать вывод о глубоком понимании Карлом и его советниками вопросов экономики.

Стародавние церковные нравоучения и предписания мешали пониманию глубинных закономерностей торговли, и эта дилемма в перспективе не могла не оказать отрицательного воздействия на общее развитие экономических процессов. Равным образом запрет на введение новых пошлин или новых дорожных сборов доказывает, что экономика в основном рассматривается как статичная сфера, находящаяся под чьим-либо покровительством, а не как экспансивный сектор с дополнительными возможностями для фискальных доходов.

Обширное место в капитуляриях отводится беглым крепостным, на возвращении которых настаивают их хозяева или которые вынуждены покинуть двор, поскольку в результате их хозяин получает возможность уклониться от требования о возмещении ущерба со стороны третьих лиц в связи с совершенными злодеяниями. И вновь к графам обращено увещевание не притеснять свободных крестьян и не требовать от них неправомерных услуг, за исключением, пожалуй, службы королю и воинского призыва. От них ожидается знание законов, сообразно которым они обязаны действовать, чтобы никто не подвергся недопустимому обхождению и чтобы закон не стал предметом самовольного изменения.

С тех давно минувших времен до нас дошел письменный запрос одного королевского эмиссара, пытавшегося составить определенное мнение по некоторым правовым вопросам. Во главе его списка – проблемы взимания пошлины и вопрос о правовом статусе детей, родившихся от брачных уз холопов и крепостных со свободными женщинами. Эти «Ггапса» или «со!опа» являлись составной частью сеньериальной власти, статус которых по происхождению (когда-то они считались свободными крестьянками) был несравним с положением закрепленных за хозяйственным двором служанок. Далее следует характерное правовое разъяснение, что на территории империи существуют только «свободные или холопы». Поскольку «со!опа» фактически же не свободны, так как сохраняют статус зависимых крестьян.

Реальное положение все больше определяется правовым качеством двора как хозяйственной единицы, а не изначальным личным статусом. Прочие вопросы определяются принадлежностью лиц, рожденных от связи холопа с «соlona», которые, в свою очередь, привязаны к разным господам. Вместо конкретного решения следует рекомендация: «Разбирайтесь и поступайте исходя из того, что нет никого, кроме свободного и холопа».

Также обсуждается и репрессивно ограничивается правовая возможность отпускной процедуры: если лица, претендующие на получение отпускной грамоты, рождены холопом и свободной женщиной, это должно происходить в присутствии их господина; если же они появились на свет после его смерти, то остаются несвободными, как и их родной отец. Законодатель вовсе не способствует появлению таких мезальянсов, скорее, они должны оставаться исключением. Так, холоп не имеет права доказывать перед судом шеффенов подлинность своей отпускной грамоты, в то время как господину предоставляется шанс, «если он это может», доказывать, что соответствующий документ сфальсифицирован, чтобы вновь стать обладателем холопа.

Наконец, встречается констатация положения об отказе от подчинения епископов, аббатов и других представителей знати, не желающих признавать вердикт суда королевских эмиссаров или даже игнорирующих обязанность своего появления при дворе. В этом случае их имена должны фиксироваться и доводиться до сведения императора. Надежда на улучшение положения связана с увещеванием королевских эмиссаров, которое по своему эмоциональному настрою представляет смесь отчаяния и уверенности: «Мы также приказываем нашим эмиссарам делать то, что многие годы повелевали делать в наших капитуляриях на территории всей нашей империи – учиться, соблюдать и обращать в навык то, что они сейчас тщательно познают и стараются обновить к нашей пользе и ко благу всех христианских людей, по мере возможности оценивая приобретенный опыт и доводя его до совершенства. И пусть они ежегодно извещают нас, кто хотел бы исполнить в этих благих трудах благодарение, воспринятое Богом и нами. А кто проявит небрежение, против того будут приняты меры наказания, сообразные степени небрежения, дабы это другим страхом обернулось». Очевидно, что данное предостережение оказалось тупым оружием в борьбе за учреждение порядка и справедливости.

ДАТСКИЙ КОРОЛЬ ГОТФРИД И ВОЛНЕНИЯ НА СЕВЕРНОЙ ГРАНИЦЕ

Между тем на севере империи франков назревали определенные события: в лице датского короля Готфрида на горизонте вновь появился противник, который стал угрожать подрывом с таким трудом отлаженной политики взаимопонимания с саксами. Не случайно, что последний раздел своей «военной главы» биографии Карла Эйнхард посвящает конфликту франков с норманнами, которые вначале занимались морским пиратством, а потом, используя огромную флотилию, принялись опустошать побережье Галлии и Германии. Если верить Эйнхарду, датчанин Готфрид страдал манией величия. Так, он объявил Саксонию и Фрисландию своими провинциями и даже стал готовиться к военной экспедиции против Ахена. Это был своего рода пролог драмы викингов всего IX столетия.

Вначале Готфрид, причалив к побережью, напал на ободритов, языческих союзников франков на другом берегу Эльбы, вождь которых Дражко характеризуется в анналах Лорша даже как «вассал господина короля». Это нисколько не противоречило фактам, ибо по окончании войны с саксами в 804 году Карл передал земли разбитых трансалбингеров их непосредственным соседям. Несмотря на военные успехи, войска датчан были рассеяны и вскоре агрессор был вынужден снова отступить. Среди погибших оказался и брат короля – Регинальд, однако датчанам удалось занять несколько славянских укрепленных пунктов. Кроме того, они обратили в бегство князя Дражко и взяли в плен еще одного предводителя, которого вздернули на виселицу. При поддержке вильцев, заклятых врагов ободритов, этот регион продолжал платить Готфриду дань.

Прежде чем вернуться в Данию, Готфрид разорил еще один торговый пункт, Рерик, а тамошний купеческий люд, хотя они предлагали ему серьезное отступное, норманны увели с собой, возможно, в Шлезвиг на реке Шлей, а скорее всего в Ганшхабу на противоположном берегу, который тем самым приобрел еще большее значение как перевалочный пункт в отношениях между Северным и Балтийским морями. Рерик был расположен на землях ободритов, неподалеку от главной крепости Мекленбург. Недавние раскопки доказали существование канувшего в Лету Рерика, находившегося, несомненно, вблизи Гросштрёмкендорфа, примыкавшего к Висмарской бухте. Современные исследователи полагают, что погибший торговый центр представлял собой муль-тиэтнический торговый порт на побережье Балтийского моря и, таким образом, относился к тому же типу поселений, что и Бирка на озере Меларен в Швеции или Старая Ладога.

В Шлезвиге Готфрид принял решение построить так называемый Даневерк (пограничный вал) для укрепления границы в южном направлении. Это сооружение представляло собой как бы «засов» между Северным и Балтийским морями, расположенный на северном берегу реки Эйдер (в Шлезвиг-Голштинии), перекрывавший доступ в Ютландию между реками Шлей и Эйдер. Вытянутая искусственная граница состояла из нескольких участков в виде могучих земляных валов, частично укрепленных деревянными палисадами, а впоследствии замененных на стены из булыжника и рвы. Граница представляла собой сплошную линию и прерывалась там, где ставили ворота для проезда. Состоявшую из трех валов старейшую систему можно датировать 737 годом. Вторая очередь строительства, возможно, основного вала, осуществлялась при Готфриде. А третий этап по укреплению и усовершенствованию этих сооружений приходится на период напряженности датско-франкских отношений примерно в 968 году.

Получив эти сообщения с другого берега Эльбы, Карл среагировал незамедлительно, ибо подобное развитие событий могло иметь серьезные последствия для империи в бассейне Эльбы и за его пределами. В район «мокрой границы» монарх направил своего уже испытанного в военных походах сына Карла с сильным воинским контингентом, состоявшим из франков и саксов. Перед ними была поставлена задача «оказать сопротивление безумному королю, если тот вздумает напасть на саксонскую границу». Когда Карл добрался до Нижней Эльбы, Готфрид после кровопролитных столкновений, вероятно, уже стал отступать. Однако вместо того чтобы ограничиться боевым охранением, король велел навести переправу через Эльбу. Оказавшись на другом берегу реки, войска опустошили земли линонов и смелдингов, племен, населявших земли близ Эльбы между ободритами и вильцами. Затем якобы без потерь Карл вернулся на земли саксов. Фактически же эта кампания успеха не имела. Кроме того, в ходе ее погибло немало франков. В итоге не получилось умиротворения племен, которые из неприязни к ободритам предпочли примкнуть к датчанам, не удалось приобрести и союзников для заключения нового пакта. Эта военно-политическая неудача, видимо, усилила недовольство, которое вызвали воинский призыв и его осуществление с помощью суровых штрафов.

Безуспешность этой военной операции нашла отражение в монаршем приказе, написанном после возвращения войск в конце года, о создании двух укрепленных пунктов на другом берегу Эльбы. С определенной долей уверенности можно утверждать, что одним из них был Хобуки, который, несмотря на сопротивление монаршего эмиссара и восточносаксонского отряда, был захвачен и разрушен вильцами. О втором пограничном укреплении ничего не известно. Даже Эйнхард два десятилетия спустя вынужден признать, что вовсе не военные успехи франко-саксонских отрядов стали временным заслоном для угрозы вторжения норманнов, а насильственное устранение воинственного и надменного короля датчан одним из его «сателлитов».

Насколько опасным было плавание в Северном море, из-за того что в нем пиратствовали норманны, датчане или викинги, видно из свидетельства о возвращении изгнанного из Северной Умбрии короля Эдвульфа, в ходе которого римский диакон Адульф на обратном пути попал в руки пиратов. Они вновь переправили его на остров, где диакон был выкуплен одним из дружинников восстановленного в своем монаршем достоинстве правителя. Эта история дает также пример широко распространенной в ту эпоху работорговли.

Хронист завершает свое годичное свидетельство стереотипным замечанием, что Рождество 808 года и Пасху 809 года император провел в Ахене.

ПОЛИТИКА, ПРОВОДИМАЯ ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ АЛЬП И ПИРЕНЕЕВ, А ТАКЖЕ НА ДРУГОМ БЕРЕГУ ЭЛЬБЫ

В водах Адриатики по истечении перемирия в августе 808 года возобновился военный конфликт между греками и франками. Византийская флотилия, появившаяся вначале у Далматского побережья, а потом бросившая якорь в Венеции, проверила свою боеспособность на расположенном к югу от Венеции торговом центре Комачо, впоследствии непримиримом конкуренте Сере-ниссимы, который долгое время пользовался расположением правителя франков. Тем не менее соединение кораблей было обращено в бегство и вернулось в Венецию. Как и его предшественник, этот командующий византийской флотилией тоже добивался согласия с королем Пипином, чему, однако, помешала жесткая позиция дожей, пытавшихся извлечь для себя максимальную политическую выгоду из напряженности в отношениях между Востоком и Западом. Между тем этой опасной игре вскоре было суждено закончиться, поскольку деятельный император Никифор, который решительно противился стремлению Карла добиться признания как кесаря Запада, устремил взгляд на Балканы, где пытался по мере сил воспрепятствовать продвижению паннонских болгар на юг. Под началом своего вождя Крума болгарам уже удалось разрушить пограничное укрепление Сердику. На восточном же фланге для византийцев напряженность спала в результате смерти великого халифа Харуна ар-Рашида и последовавших за ней внутриарабских трений. Что Адриатика находилась где-то на обочине византийской политики, доказывает хроника свидетеля того времени Феофана, которая вообще обходит стороной события, происходившие у побережья Истрии и Далмации.

По другую сторону Пиренеев, в Испанской марке, на юго-востоке возобновились столкновения. Поэтому король Людовик с войском выдвинулся к Тортосе, расположенной в устье реки Эбро. Однако помышлять о победном овладении укрепленным городом в обозримом будущем не было оснований. Очевидно, это передвижение войск было нацелено на то, чтобы после взятия Барселоны создать простирающуюся до самой реки Эбро своеобразную буферную зону для изоляции эмирата Кордова. По свидетельству так называемого Астронома, автором этого плана был сам король Людовик, решивший штурмовать Тортосу с помощью осадных приспособлений, таранов и метательных машин. Тогда жители города («военная удача явно была не на их стороне») предпочли отдать ключи от города, которые король передал своему отцу. Фактически же осада однозначного успеха не имела. Согласно арабским источникам, Людовик даже потерпел неудачу. В любом случае возвращение его не было отмечено особым триумфом. Следующий поход против исламского противника, состоявшийся предположительно в 811 году, был связан со взятием Уэски. Его вновь возглавил один из монарших эмиссаров.

809 год был небогат на значительные события. Это видно из одного свидетельства, в котором говорится, что тогда «греческие горные жители» разграбили «морской город» Популонию, расположенную неподалеку от Пиомбино. Кроме того, испанские сарацины вновь совершили набег на Корсику. Они полностью опустошили епископскую резиденцию, не тронув лишь самого епископа, стариков и больных.

Внимание хронистов вновь привлекают к себе Север и Северо-Восток империи. Так, Готфрид, который еще годом раньше своими вылазками против ободритов серьезно угрожал интересам франков, дал знать императору через своих купцов, что ищет с ним согласия, а нарушение мира произошло по вине ободритов. Поэтому послам обеих сторон надобно встретиться на границе его империи на берегу Эльбы для обсуждения и выяснения возникших проблем. Карл согласился с этим предложением. На реке Штёр состоялась встреча, но никаких практических результатов она не дала. Зато определенную пользу из этого мероприятия извлек изгнанный князь ободритов Дражко, который заключил с норманнами нечто вроде сепаратного мира, передав им своего сына в качестве заложника.

Благодаря саксонскому пополнению он покорил своих старых противников – вильцев и смелдингеров и еще, наверное, линонов, в результате чего в нижнем и среднем течении Эльбы был восстановлен прежний политический порядок.

Карл воспользовался сложившейся ситуацией и заложил на другом берегу реки крепость и разветвленное укрепление, чтобы быть во всеоружии на случай новых датских набегов. Справа и слева по течению Рейна были сформированы отряды и одновременно своего рода гарнизон, обеспеченный оружием и всем необходимым. Было выбрано подходящее место – расположенный на реке Штёр Эзесфлет, из которого впоследствии вырос Итехо. Возглавил все это «предприятие» граф Эгберт, вместе с другими саксонскими графами примерно в середине марта приступивший к строительным работам. До того подобные укрепления уже были возведены в среднем течении Эльбы близ Магдебурга и Халле и кое-где еще. Можно предположить, что в целях обеспечения переправы через Эльбу была построена крепость Артлен в районе Бардовика.

Эта переправа была крайне важна, поскольку Дражко убил один из вассалов датского короля в разрушенном Готфридом торговом Рерике в висмарской бухте, в результате чего хрупкий мир грозил вылиться в открытые столкновения.

Последним внешнеполитическим свидетельством, которое одновременно обрамляет немногие замечания нашего хрониста по внутриполитическим делам 809 года, является указание на критическое положение по другую сторону Пиренеев. Когда там скончался командующий пограничной марки граф Ореол, энергичный наместник Сарагосы и Уэски Аморес, не теряя времени, завладел франкскими укреплениями. Правда, одновременно он направил императору посольство с предложением мира и готовностью признания верховной монаршей власти, на что, учитывая тогдашние властные отношения, особого мужества вовсе не требовалось. Год спустя Карл согласился с этим предложением. Может быть, неудача Людовика при штурме Тортосы послужила ему предостережением не переоценивать собственные силы. Поэтому в Северную Испанию отправилась целая миссия, к которой Аморес обратился с просьбой о помощи в проведении встречи с «блюстителями испанской границы», подтвердив свою готовность признать главенство императора. Эту идею не суждено было реализовать. Как было неоднозначно заявлено: «Хотя император дал свое согласие, эта идея по разным не зависящим от нас причинам своего логичного завершения не получила». Последняя информация годичного свидетельства хронистов касается очередного полного лунного затмения 26 декабря 809 года.