Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 58 страниц)

Однако статус-кво длился недолго. Тассилон и его супруга Лютперга, дочь короля лангобардов Дезидерия, не могли пережить унижение, как они, естественно, восприняли происшедшее на берегу реки Лех. Будучи именитыми аристократами по происхождению, они искали пути, чтобы вырваться из объятий короля франков.

Если проследить имперские хроники и прочие источники, в июне 788 года Карл проводил в Ингельгейме-на-Рейне имперское собрание, на которое по традиции пригласил всю знать. Пфальц в Ингельгейме-на-Рейне, прославленный десятилетия спустя Эйнхардом как выдающийся образец зодчества короля Карла наряду с собором Святой Марии в Ахене, пфальцем Нимвeгeн и (деревянным) мостом через Рейн в Майнце, находился примерно в пятнадцати километрах западнее Майнца на не подтопляемом паводком косогоре выше того места, где река Зельц впадала в Рейн, а именно в пределах видимости старой римской дороги, связывающей Майнц с Бинген у подножия горы. Таким образом, до пфальца можно было легко добраться по Рейну и Майну, а также сухопутным путем.

Карл, о пребывании которого в Ингельгейме-на-Рейне источники писали еще в 774 году, перезимовал здесь после возвращения со встречи с Тассилоном. В неподалеку расположенном лесу Карл насладился прелестями охоты. Поэтому в 788 году король провел здесь не только Рождество, но и Пасху в старой церкви Святого Ремигия, видимо, являвшейся капеллой при пфальце. В юго-западной части строительного комплекса прямоугольной формы с примыкающим полукругом (Ехеdrа) как раз и располагалась «аula regia» – королевская зала (примерно 14,5 метра в ширину и около 33 метров в длину), в которой с южной стороны находилось место для монарха, напоминавшее полукупол. Впоследствии Ингельгейму-на-Рейне было суждено стать одним из самых любимых мест пребывания Людовика Благочестивого. Он в 826 году велел здесь крестить короля датчан Гаральда, а примерно в 840 году скончался сам. Находившийся временно в ссылке придворный поэт и панегирист Эрмольд Нигеллий в своих известных стихах восторженно пишет об убранстве капеллы, фресках, на которых изображены сцены из Ветхого и Нового Завета, а также типологически отобранные фрагменты из истории правления короля и императора, начиная с Августа и кончая Карлом Великим. К сожалению, из художественного убранства ничего не сохранилось, не удалось даже точно выяснить место расположения более поздней капеллы пфальца.

В этом центральном месте королевства и состоялось имперское собрание. На нем, видимо, присутствовала знать всей империи – франки, саксы, лангобарды и баварцы. А главным предметом обсуждения не стала, как обычно, подготовка к очередному военному походу или разъяснение его целей; в центре внимания оказалась история с Тассилоном. Вот о чем пишут лучше всех информированные Мюрбахские хроники: «Но Тассилон, герцог Баварский, добрался до короля франков Карла, в виллу, называемую Ингельгейм-на-Рейне. После этого указанный король послал своих эмиссаров в Баварию к супруге и детям указанного герцога; те ревностно и успешно исполнили приказ короля, привезли сокровища в сопровождении многочисленной придворной челяди к названному королю. Пока это происходило, указанный герцог был схвачен франками и, после того как его разоружили, доставлен к королю. Пока они так беседовали, он [король] спросил его насчет преследований и скрытых нападок, которые еще прежде тот посмел готовить против него вместе со многими народами. Когда тому все это не удалось опровергнуть, ему против собственной воли было приказано состричь волосы на голове. Тот слезно умолял не выбривать ему тонзуру во дворце из-за смущения и позора перед франками. Король внял его просьбам и отправил его к Гоару, святые мощи которого покоятся на Рейне. И отсюда, сделав его клириком, сослали в Жюмьеж. Оба его сына – Теодор и Тойдеберт – были пострижены и высланы из родных мест. В ссылку отправилась и супруга указанного герцога – Лютперга. Это, – как резюмирует наш весьма информированный автор, – все произошло во имя чести и славы короля, во имя смущения и в ущерб его врагов, так что творец всего сущего всегда позволяет ему торжествовать».

Наши хроники сообщают дополнительно, что пострижение Тассилона произошло 6 июля 788 года, а его сын был переправлен в Трир. Что касается дочерей Тассилона, то одна из них была заточена в королевское аббатство Шелль, где аббатисой состояла единственная сестра короля Гизела, а другая – в монастырь Лаон. Таким образом, не только Тассилон и его старший сын, равно как и дочь Дезидерия Лютперга, многократно провоцировавшая к совершению всякого рода зла, а также остальные дети обоего пола были обречены на гибель в монастырских кельях. Так начался закат славного герцогского рода Агилольфингов, для чего уже не требовалось больше никакого вмешательства извне. Произошедшее, очевидно, выходит далеко за рамки юридически допустимого осуждения и наказания уличенного в разных правонарушениях вассала, в данном случае – герцога. Распространение наказания и его меры на непричастных (это касается по крайней мере сына Тассилона Тойдеберта и дочерей) соответствует месту, времени и масштабу инсценировки процесса и заката Тассилона, потянувшего за собой в пропасть семью и навсегда покончившего с автономией баварского герцогства, которое с тех пор оставалось составной частью империи во всех ее переменчивых формах.

Имперские хроники нагромождают горы противоречивых сие дений, чтобы придать действиям Карла в глазах современников и грядущего поколения видимость законности. Для лишения Тас силона вотчины – герцогства в той ситуации достаточно было бы обвинить его в измене родине, вероломстве или тайных интригах. Но для того чтобы заточить его и всю семью в темные монастырские подземелья, требовалось историко-правовое основание, накладывающее на процесс и его результаты печать легитимности. Этот первый политический процесс в эпоху каролингских франков, который мы можем рассмотреть во многих подробностях, нуждался для обоснования глубоко исторических подходов и юридической аргументации, выходящей за рамки простой констатации нарушения вассалитета. Соответствующая аргументация не могла бы не касаться и семьи виновного. Современник тех событий, рифмоплет Гиберник Эксул, как свидетельствует его псевдоним, указывал в 787 году на обязательство Тассилона исполнять договор о союзе в качестве «верного» (fedelis). Тяжести покаяния должна была соответствовать тяжесть вины, чтобы доказать обоснованность приговора и одобрить его. Этой системе доказательств следовала предположительно составленная еще в 788 году в Ингельгейме-на-Рейне Белая книга, которой в пропагандистских целях пользовался чуть позже приближенный к королю автор так называемых имперских хроник.

Это историческое произведение не ограничивается фактами отстранения от должности, заточения семьи в монастырь и аннексии баварского внешнего дуката, а буквально раскладывает трагедию на несколько актов при действенном участии в ней знати из всех регионов государства франков. В качестве фактических нарушений и проступков перечисляются: попытка заключения союза с аварами, последним потенциальным партнером на юго-востоке против могущественного короля франков, заговор против жизни баварско-королевских вассалов, подстрекательство людей к клятвопреступлению в отношении короля. Кроме того, было сфальсифицировано высказывание Тассилона, что, если бы даже у него было десять детей, он предпочел бы их всех потерять, только не заставлять принести присягу верности. И он сам лучше, чтобы не жить такой жизнью. Подобные заявления герцог якобы неоднократно делал в узком кругу.

Приглашенные для участия в имперском собрании франки, баварцы, саксы и лангобарды как представители основных провинций империи приняли все к сведению и напомнили о совершенных Тассилоном прежних проступках, а именно как он бросил господина Пипина во время военного похода, совершив тем самым м акт дезертирства, названный в народе «herisliz». В результате они, очевидно, приговорили его к смерти. И вот, словно в барочной опере, король Карл появляется из-за кулис как Deus ex machina [50]50
  Непредвиденная развязка запутанного дела (лат.).


[Закрыть]– «само милосердие и любовь к Богу, ибо является его кровным родственником. Вот и добился того, чтобы они, верные королю и Богу, помиловали Тассилона, уберегши его от смерти», хотя все требовали смертной казни. Кроме того, из этой хроники нам становится известно, что некоторые, правда, немногие, крестьяне, «застыли во враждебной позе к королю», то есть остались лояльными герцогу, за что также были сосланы. В то время как основная масса предстала перед участниками имперского собрания в роли обвинителей собственного герцога-правителя.

Более позднее изложение событий в имперских хрониках представлено в лаконичной форме. В королевском суде слушание и вынесение приговора сводятся к следующему обвинению – Тассилон совершил преступление против монарха. Такой состав преступления был заимствован из римского права. Он касался дезертирства и карался смертной казнью. Эта мотивировка обвинения указывает на период времени после 800 года, когда Карл стал императором, и на новое представление о монархе. Кроме того, теперь осуждение происходит в рамках собрания вассалов. Так, король пригласил к себе и Тассилона «среди других вассалов». Имперское собрание предстает здесь как «суд пэров», его статус снижен до уровня сословного коллективного органа по отношению к королевскому суду, эта градация тоже предвосхищает последующие события. Еще один момент, характерный для всех ис точников, возникавший в придворном контексте, указывает на ответственное соучастие герцогини Лютперги в преступлениях Тассилона.

В биографии Карла Эйнхард рассматривает дело Тассилона и франко-баварские противоречия в основной главе, посвященной военным походам своего героя, и в оценке злодеяний Тассилона и опирается прежде всего на морально-этические категории. Так в глупости, – противостоящей мудрости, присущей монарху как основной добродетели, но прежде всего в заносчивости герцога, этом главном дьявольском пророке средних веков, Эйнхард видит первопричины его заката. При этом он не забывает о влиянии супруги Тассилона Лютперги, «ибо она была дочерью короля Дезидерия и хотела отомстить супругу за то, что он сослал ее отца». Вот почему Тассилон отказался от выполнения приказа, пошел на измену и стал готовиться к тому, чтобы дать отпор военными средствами. Этим проискам король положил конец на реке Лех. А ведь Тассилон в свое время принес присягу верности.

Биограф заканчивает этот раздел замечанием, что король тем не менее призвал к себе Тассилона, но не позволил ему вернуться, ибо «его провинция (не дукат!) была передана под управление теперь уже не герцогу, а графу». О судьбе семьи Тассилона в указанных источниках также умалчивается, как и об отдельных связанных с этим событиях. Неверность и преступление против монарха служили достаточным основанием для вынесения приговора, что повлекло за собой смещение Тассилона и включение герцогства в состав государства франков.

В 788 году и чуть позже, когда появилась первая часть так называемых имперских хроник, заинтересованные придворные круги, видимо, старались придать делу Тассилона историческую обоснованность и юридическую пластичность. Данный прецедент должен был произвести на современников впечатление «революции сверху», подтверждавшей, что монарх обладает невиданной полнотой власти, укреплявшей новую структуру имперского правая, резко ограничивавшей центробежные стремления знати к автономии, привязывая их к исходившим от королевского двора директивам.

Хотя отдельные положения баварского обычного права, которому исполнилось всего лишь несколько десятилетий, служили достаточным основанием для действий против Тассилона, не обнаружено доказательства того, что делалась ссылка на содержащуюся в законе обязательную верность герцога Агилольфинга королю франков, к чему имела отношение прежде всего воинская повинность.

Возможно, ссылке на этот фрагмент закона мешало королевство Меровингов, к которому имел отношение данный фрагмент. А может быть, соответствующие положения были дополнительно включены в закон лишь после 788 года.

Между тем имперские хроники, основываясь предположительно на Белой книге, идут другим путем и видят в разоружении, осуждении и заточении герцога и сыновей в монастырь (в то время как супруге и дочерям пришлось надеть монашеское платье) всего лишь конечный пункт долгого этапа развития, окрашенного возрастающим количеством всяких прегрешений Тассилона. Весьма профессионально автор – и только он – расставляет капканы спустя значительный период времени, исчисляемый примерно сорока годами. Так, уже в 748 году Тассилон из рук Пипина получил герцогство Баварию «per beneficium», что можно истолковать как благодеяние, но и как объект, полученный в (безвозмездное) пользование, а ведь одновременно Пипин, применяя силу, пресек притязания Грифона. К 757 году хронист свидетельствует, что Тассилон «приносит присягу на верность королю сеньеру», клянется на мощах самых значительных для франком святых в верности Пипину, Карлу и Карломапу, как это положено в отношениях между вассалом и сеньером.

Такая интерпретация– несомненно, последующая фикция, ибо вассалитет за это десятилетие свой поначалу уничижительный характер еще не утратил в такой степени, чтобы герцог, к тому же племянник короля, которого Агилольфинги сочли вы скочкой, добровольно пошел на такую связь. Впрочем, автор дол жен был бы знать, что вассалитет– двустороннее отношение, и котором сеньер и вассал противостоят друг другу, а не многосторонний договор, изначально вовлекавший в свою орбиту сыновей короля. Указание на присягу над мощами святых с целью подтверждения тяжести проступков, видимо, было вызвано путешествием заговорщиков Гардрада за мощами в 786 году.

И наконец, в 763 году близкий ко двору автор имперских хроник в связи с военным походом короля Пипина в Аквитанию приписывает герцогу Тассилону пресловутое дезертирство. За нею в начале IX века действительно полагалась высшая мера наказания, оно и раньше всегда расценивалось как наказуемое деяние. Тогда, в 863 году, герцог покинул лагерь короля в Невере без разрешения под предлогом плохого самочувствия. Об этом происшествии якобы еще двадцать пять лет спустя вспоминали саксы и лангобарды, которые, однако, наверняка не участвовали и кампании 763 года.

Водило ли пером нашего автора воспоминание о поведении в 771 году Карломана, отказавшегося поддержать брата в Аквп тании?

В 788 году и позже речь шла только о том, что совершено преступление, связанное с нарушением клятвы верности герцога королю, неисполнением обещаний, возможно, даже с неблаго дарностью осиротевшего племянника к дяде, которому был обя зан хранить верность. На раннем этапе средневековья, когда широко был развит культ войны, дезертирство воспринималось как величайший грех. Тассилон был обесчещен, акт возмездия становился неизбежным, но так и не состоялся скорее всего из-за не благоприятных погодных условий до 787 года. А в шестидесятые годы, по-видимому, только дипломатическое вмешательство папы Павла I предотвратило военные действия Пипина против баварского племянника.

С этим обвинением плохо вяжется поведение и вдовы короля Бертрады и ее сына Карла в 770 году, искавших союза с якобы клятвопреступниками. При этом вспомним, что Тассилон в 778 году приказал баварскому отряду примкнуть к Карлу во время испанской кампании. Кроме того, в семидесятые годы, несмотря на новую политику короля, из-за которой тесть Тассилона – Дезидерий лишился королевства, ни в одном источнике не сообщается о какой-либо напряженности в отношениях между узенами.

В 781 году наладилось некоторое понимание Карла с Тассилоном. Последний наверняка под нажимом папской дипломатии согласился на благопристойное поведение, чтобы не навлекать на себя имеющийся агрессивный потенциал франков. Между тем взаимное взятие заложников показывает, что Тассилон вовсе не ощущал себя человеком короля; скорее всего он считал себя в широком смысле независимым партнером. И в данном разделе повествования имперские хроники делают максимальный акцент на то обстоятельство, что смешанное папское посольство напоминает герцогу о клятвах верности, которые он дал политической партии Пипина, Карла и народа франков, и старается уговорить их соблюдать. Тогда Тассилон якобы возобновляет клятвы верности и соглашается представить заложников в качестве доказательства своего благонамеренного поведения.

В центре внимания – присяга и клятва верности. Впервые это произошло в 757 году, потом подтверждено и тем не менее снова нарушено тем же Тассилоном – сенсация! – в 763 году.

Рудольф Шиффер по праву утверждает: «Нетрудно увидеть в качестве общего знаменателя разрозненных сообщений юридическую аргументацию, отстаивающую последовательность принесенных клятв и связанные с этим обязательства Агилольфингов».

Отношения вассалитета, на которые Тассилон в 787 году пошел с королем франков, создали лишь основу и предпосылку для вызова в суд, вынесения приговора, предъявления обвинения, оглашения приговора и приведения его в исполнение.

Для всеобщего правосознания не было большой разницы между специфическими нарушениями долга и преднамеренным постоянным неисполнением клятвы верности, тем более что в этом проявилась черная неблагодарность племянника к благожелательно настроенному дяде и наследнику. Таким же был и взгляд Карл и; имперские хроники отражают лишь в литературном изложении раннюю версию противостояния.

Тем не менее судебный процесс выявлял существенные недоработки: неисполнение обязательств о вассалитете, неверность, самостоятельная внешняя и блоковая политика, подстрекательство к предательству и клятвопреступлению.

Все это можно было поставить в вину лично Тассилону, хотя его старшего сына Теодора включили в состав заложников как бы в качестве соправителя.

Герцогская семья, супруга, второй сын, не говоря уже об обеих дочерях, которые не несли никакой доли ответственности, не приносила никакой присяги верности королю франков, не всту-пала в какие-либо правовые отношения с Карлом. Супруга, даже если она играла подстрекательскую роль, заслуживала покровм тельства, ведь она не могла заключать договора или вступать в особые правовые отношения с королем. Даже если Тассилон заслужил такую кару, что сомнительно, а его старшему сыну в качестве заложника пришлось в полной мере отвечать за поведение отца, всю семью, согласно существовавшим тогда правовым отношениям, нельзя было подвергать репрессиям, приближавшим наступление смерти в монастырских подземельях. Насилие здесь явно потеснило право.

В этом сведении счетов с ненавистным герцогским родом, породнившимся в лице Одилона с сестрой Пипина Гильтрудой и сохранившим квазикоролевский титул, откровенно проявился насильственный компонент судопроизводства: довершают эту историю свержение Тассилона, высылка всей его семьи, покорение и непосредственное включение внешнего баварского дуката в состав государства франков.

Поражает, сколь приглушенным оказалось внутрибаварское сопротивление этой принципиальной перестройке политических условий в результате ликвидации наследственного герцогского рода и системы его автономного правления. Все происшедшее слишком уж напоминает аннексию королевства лангобардов четырнадцатью годами раньше. Не вызывает сомнения, что в обоих случаях в соответствующих регионах была проделана серьезная подготовительная работа. Видимо, князья церкви и верхушка аристократии, щедро вознагражденные при перераспределении герцогских владений и конфискации, быстро переварили смену политических ориентиров. Правда, летописи (что в общем-то вполне понятно) не донесли до нас конкретных имен.

Усомниться в самом факте не представляется возможным. Так, например, в Зальцбурге или в Нидерлтайхе еще до конца века король франков без колебаний легализовал владения Агилольфингов вместе с их дарами за проявленную лояльность. Длительное пребывание Карла в Регенсбурге в 792–793 годах, судя по всему, позволило укрепить отношения короля со знатью, тем более что ему удалось переключить их энергию на борьбу с последним оставшимся врагом на юго-востоке – аварами, которые, если верить упрекам современников, были заодно с лангобардами, а затем и с Тассилоном.

По-видимому, смешение герцога и всего царствующего рода и заточение их в монастырь произвело самое сильное впечатление. Сомнения в правомерности юридического процесса, если таковые вообще высказывались, никак не подчеркивались или же не донесены до нас преданием: карьера короля франков уверенно шла к зениту.

Оценка произошедшего на собрании в Ингельгейме-на-Рейне и описание свержения Тассилона и его изгнания содержится в малоизвестной королевской грамоте от 25 октября 788 года, выданной уже в Регенсбурге, названном «наш город»! Храм в Меце вручил ее монастырю Герренхимзее. Этот монастырь под началом ирландского аббата Добдагрека пользовался особой благосклонностыо герцога Тассилона, который, преодолевая мощное сопротивление епископа Арбеона из Фрейзинга, преподнес монахам щедрые дары. Поэтому похоже на правду, что один из баварских обвинителей присутствует на заседании Ингельгеймского собора.

Этой привилегией для монастыря Герренхимзее, служившего интересам «города Арнульфингов» (по выражению Герхарда Ёкселе), король франков недвусмысленно подтверждает правовое притязание на герцогство Бавария: «Поскольку вероломным образом на протяжении многих лет усилиями злодеев Одилона и Тассилона, наших ближайших сородичей (!), герцогство отдалялось и отчуждалось от королевства франков, которое теперь мы подчинили себе с помощью Божией, при содействии Господа праведного, пусть ваша епископская честь [51]51
  Речь идет о епископе Меца.


[Закрыть] знает… Чисто внешняя автономия Баварии зижделась, таким образом, на противоправном процессе отчуждения усилиями последних герцогов; и вот теперь с помощью Божией этот процесс удалось повернуть вспять, в результате чего в данном контексте король восстановил полную власть над баварской церковью».

Государственно-правовой процесс включения Баварии в государство франков для Карла завершился в Ингельгейме в 788 году. Это решение носило необратимый характер. С тем большим удивлением исследователи реагировали на то, что король франков шесть лет спустя, которые в значительной мере служили делу интеграции герцогства в состав королевства, воспользовался известным Франкфуртским собором 794 года, чтобы вернуть баварского герцога из монастырского заточения в сферу публичной политики. На этом соборе, о котором еще пойдет речь ниже, были широко представлены все регионы страны. Главным пунктом повестки дня считались каверзные богословские проблемы, вытекавшие из решений Никейского Вселенского собора. Считалось, что на них следовало дать собственный, так сказать, франкский ответ.

Неожиданное выступление Агилольфинга, к тому же почти не упоминающееся в исторических летописях, по крайней мерс более поздние наблюдатели часто сравнивали с показательным судебным процессом Тассилона. Запланированная сверхзадача процессов такого рода, служивших уничтожению политических противников псевдолегальными средствами без какого-либо правового основания диктаторами XX столетия, вызвала ложный резонанс на выступление Тассилона перед отцами собора. К тому же претенциозное название этого выступления еще не дает ответа па поставленный вопрос: во имя чего? Поскольку правовой аспект король Карл изложил публично уже в октябре 788 года, а имперские хроники и прочие исторические свидетельства близкие ко двору не видели повода отмечать это соборное интермеццо, мимолетное возвращение Тассилона из монастырского заключении едва ли было задумано как значительный политический спектакль.

Скорее всего прибывшие на собор намеревались заняться разбирательством менее каверзных вопросов в религиозно-нравствен ной и юридической областях. Не случайно их решению был посвящен целый параграф Франкфуртского капитулярия в тесной связи с обязательными для исполнения положениями об адоптианизме и споре об иконоборчестве. Этот нюанс отмечен, но не принят во внимание во всей его полноте. Тем самым характеристику всего происходящего как показательного процесса следует признать абсолютным анахронизмом и даже заблуждением. О самом действе сообщают хроники аббата Рихбота (место написания – монастырь Лорш), который тогда являлся одновременно епископом Трирским и лично участвовал во Франкфуртском соборе, а также написанные в иное время анналы южногалльского монастыря Муассак, по крайней мере располагавшего текстом Франкфуртского капитулярия.

Посмотрим вначале, что пишет аббат Рихбот: «И на этот собор пришел Тассилон и заключил мир с королем, отказался от всякой власти, которой он обладал в Баварии, и передал ее господину королю». Итак, заключение мира, отказ от власти и передача ее в другие руки – таковы существенные моменты этой публичной встречи.

Упомянутый третий раздел Франкфуртского текста, отличающийся высокой степенью юридической достоверности, содержит следующее: «Как только это произошло [рассмотрение богословских вопросов], была принята правовая основа вопроса о Тассилоне, бывшем герцоге Баварии, кузене господина короля Карла. Стоя посреди святая святых собора, он просил прощения за свои проступки, совершенные как во время правления Пипина против него самого и государства франков, так и впоследствии в период правления благочестивейшего короля Карла, нашего господина, в отношении которых проявил вероломство. Дабы получить от него прощение, он обратился к королю со смиренной мольбой и Чистым сердцем, отбросив всякий гнев и возмущение в связи со всем, что он натворил и что знал. Кроме того, он отказывался от всех правовых притязаний (iustitia) и собственных владений (res prorpietatis), если они юридически причитались ему или его сыновьям или дочерям в герцогстве Бавария. И чтобы затем предотвратить всякий спор, он отказался от любого обратного требования и поручил своих сыновей и дочерей милосердию короля. И наш господин, сострадая, великодушно простил названному Тасcилону совершенные им проступки и смилостивился и осыпал его своей щедрой любовью, чтобы отныне он обрел в ней опору в жизни. С этого соборного капитула он повелел сделать три одинаковых экземпляра (breces): один – для хранения его в пфальце, второй – для передачи его названному Тассилону, чтобы был рядом с ним в монастырской келье, и третий – для сохранения в капелле дворца».

Тассилон, смещенный герцог Баварии, но вместе с тем кузен короля, свидетельствует, что, оказавшись посреди залы, он должен был публично раскаяться и принести покаяние, отказаться от мести и злых мыслей, причем цепь его проступков, опять-таки согласно намерениям Карла, ретроспективно соотносилась с периодом правления Пипина. Этому соответствует прощение со стороны короля, его готовность к примирению и распространение на герцога его любвеобильных милостей. Оба совершают торжественный акт примирения, как и подобает христианам и родственникам. Эта форма окончания конфликта должна была стать знаковой и одновременно служить примером для подражания.

Однако для обретения королевского прощения и его благорасположения требовалось еще одно публичное появление. Если не считать заключения мира, призванного снять остроту и горечь, то второе заявление Тассилона и стало собственно поводом его последнего публичного появления. Герцог Агилольфинг вовсе не отказался снова от своего герцогства. Его он был юридически лишен согласно приговору 788 года. Повторение этого акта в виде самоотказа в лучшем случае означало бы постоянное отсутствие правовой безопасности за минувшие шесть лет и погружение королевских действий в Баварии в юридическую «серую зону». О чем же, собственно говоря, шла тогда речь во Франкфурте?

Если присмотреться внимательнее, выбор слов и сам дух выраженного отказа – это как бы назидательный указательный палец правой руки. Бывший герцог отказывается от «роtestas» и «iustitia», а также от «res prorpietatis», которые причитались ему, его детям, сыновьям и дочерям, в силу закона (по праву) на территории Баварии. По сути дела, это не может быть герцогство. Каким образом особенно его дочери могли выдвигать на это претензии в силу закона? Скорее всего речь идет о правовых притязаниях и в первую очередь о собственных владениях семьи герцога на землях дуката. Возможно, это и разного рода привилегии, например право на владение церковью, недвижимость или оружие, драгоценности, благородные металлы, домашняя утварь Аги-лольфингов, которые после отчуждения от герцогства и герцогского владения причитались детям обоего пола в качестве наследства. Ведь в 788 году не было принято никакого решения о собственности в частном (индивидуальном) владении и о герцогском владении. Тогда речь шла исключительно о будущем дуката и о судьбе семьи герцога.

Решениям Карла в частной сфере, по мнению современников, и в первую очередь баварской знати, была присуща определенная юридическая нечеткость, которую следовало устранить. Этот недостаток и ликвидировали, организовав публичный отказ ото всех привилегий и всех видов недвижимости вместе со средствами транспорта бывшего герцога и его детей обоего пола. При необходимости можно было в любой момент вернуться к решению представительного собора, которое было изготовлено в трех экземплярах. Характерно, что не упоминается вдова Тассилона – Лютперга. Предположительно, она не имела никаких притязаний на наследство – только на свою вдовью часть, но это не стало предметом разговора, ибо как «подстрекательница ко всем злым делам» она тоже подверглась высылке.

Так было покончено с «секулярным противоречием» (по выражению Рудольфа Шиффера) между Агилольфингами и Каролингами. Победила, разумеется, власть, однако в рамках действующего права, которое, кроме приговора, ликвидации герцогства и высылки семьи, сделало необходимым еще частный отказ герцога от имени его ни в чем не повинных детей от их наследственной доли, о чем он заявил добровольно, хотя можно представить, какой нажим был оказан со стороны участников Франкфуртского собора.

Впрочем, как осторожно действовал Карл, перестраивал структуру властных отношений в Баварии, и учитывал самостоятельность дуката, а также права и влиятельность семьи герцога, видно на следующем примере. Хотя герцогское достоинство как инстанция между королевством франков и графами, его представителями, было упразднено, тем не менее Герольд, скорее всего швабский Агилольфинг и брат покойной Гильдегарды, то есть зять Карла, стал префектом этих земель. Кроме того, после кончины Карла как в 814 году, так и в 817 году на основании Оrdinato imperii Людовика Благочестивого Бавария была отдана под управление одного из королевских сыновей.