Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц)

НАЧАЛО КАРОЛИНГСКОГО РЕНЕССАНСА

Художественным итогом тех нескольких месяцев, которые Карл провел в Риме, является донесенный преданием кодекс, открып-ший путь к так называемому Каролингскому Ренессансу. Этот документ в честь его сочинителя был назван Евангелистарий Годескалька. Годескальк, именующий себя «последним служителем» короля, после второго посещения Рима своим господином, в центре которого было крещение Карломана-Пипина, по указанию Карла и его супруги Гильдегарды, написал свой Евангелистарий с шестью миниатюрами на пропитанном пурпуром пергаменте золотыми и серебряными чернилами. При этом использовался унциальный шрифт, заголовки оформлялись заглавными буквами. А вот стихи с посвящением прописывались минускулами, возникшими в те годы на землях франков, особенно в Корби. Удивительно, что следы этого шрифта, который в виде минускула широко утвердился в Европе и за ее пределами, встречаются в 784 году в Баварии и книге молитвенников и пилигримов собора Святого Петра в Зальцбурге. Этот фермент западных стран в духовном плане имеет не меньшее значение, чем каролингский денарий, игравший на протяжении многих столетий экономических связей роль, сравнимую разве что с современным евро.

В отличие от Евангелиария, полного собрания текстов четырех Евангелий, Евангелистарий содержит еще список отрывков, которые озвучивались в течение церковного года. Карл очень рано обратил внимание на эту разновидность письменной документации, почему его характеризуют «усердным в искусстве книгопечатания». Кроме того, напомним о дипломе 782 года для монастыря Фрицлар, где среди местных церковных сокровищ особенно выделяются кодексы. Или же о грамоте 775 года, определяющей озможность использования шкур оленя, лося, косули и горной серны для выделки книжных переплетов, ибо святость содержания требует ценной формы и достойной оболочки.

Евангелистарий, который вначале хранился в монастыре Сен-Сернен (Тулуза), а впоследствии через Наполеона I попал в Парижскую Национальную библиотеку, состоит из 137 листов форматом 31x21 см. Он открывает серию не очень многочисленных, но мастерски исполненных и расцвеченных на пергаменте кодексов, местом происхождения которых следует считать так называемую школу при дворе короля Карла. По выражению Германа Филлитца, «Евангелистарий занимает важное место на решающем повороте европейской культуры».

Среди миниатюр, во всю страницу изображающих, кроме Христа на троне, еще четырех евангелистов, на шестой странице тематическим и художественным исполнением выделяется колодец жизни (fons vitae), связанный с началом Рождественского фрагмента из Библии на противоположной странице, символизируя таким образом рождение Христа. На выбор и оформление составителя и оформителя могли повлиять более старые кодексы в соборе Святого Петра или, что еще вероятнее, мозаики в многочисленных римских храмах, например, в Сан-Джованни-ин-Фонте, церкви, расположенной рядом с Латеранским собором. Колодец жизни, изображение (V век) которого известно в церквах на территории бывшей Югославии, в связи с Евангелистарием Годескалька указывает не только на рождение Спасителя, но и на рождение сына Карла – Карломана-Пипина. В стихотворении с посвящением он именуется «вновь рожденным из колодца». Придворная школа возвращается к мотиву колодца жизни в виде миниатюры в богатой рукописи начала IX века. Известный Евангелиарий монастыря Сен-Метар в Суассоне наряду с таблицей канонов, изображений евангелистов и инициал содержит две миниатюры, каждая размером в целую страницу, изображающие поклонение агнцу и колодец жизни в ценном обрамлении.

Вторая, не менее утонченная рукопись, созданная в окружении Карла, указывает на тесную связь римского понтифика с королем франков. Это малоформатный так называемый Псалтыри Дагелайфа, также названный в честь его сочинителя. Судя по тексту посвящения, речь идет о подарке Карла Адриану I. Видимо, написанный лишь после смерти папы в 795 году, он попал не и Рим, а неизвестно какими путями оказался в руках салических франков. С середины XI века Псалтырь из собрания драгоценностей императора Генриха IV попал в собор Бремена, затем уже в XVII веке – в императорскую библиотеку в Вене. С тех пор драгоценный томик– одно из сокровищ Австрийской Национальной библиотеки, а роскошные таблицы из слоновой кости, самые ранние из сохранившихся шедевров каролингской резьбы по кости, находятся в Лувре. В эпоху позднего средневековья малоформатный Псалтырь в Бремене считался собственностью Карла Великого, относясь к числу почитаемых реликвий. И наконец, его считали даже молитвенником Святой Гильдегарды, скончавшейся в 783 году супруги Карла. Хотя стихотворное посвящение противоречит этому утверждению, указывая, что кодекс изначально предназначался для Адриана I, данная гипотеза не лишена основания. Дело в том, что в средние века Псалтырь считался книгой для чтения прежде всего дам, являясь основой всяческого обучения и образования.

Вдохновение, исходившее из Рима поздней античности и раннего средневековья на королевских заказчиков и художником исполнителей, было огромным. Именно Карл отличался интересом к образованию, любознательностью, тягой к проведению реформ и чрезвычайно развитым пониманием искусства, что притягивало к нему ученых и художников со всего света. Данное обстоятельство характеризовало Карла не как жаждущего власти политика и завоевателя, устремленного исключительно к получению добычи. Между тем в противовес историческим и искусствоведческим исследованиям по поводу немногих дошедших, по преданию, сокровищ, которые вообще можно увязывать с Карлом, термины «придворная школа» и «придворная академия следует употреблять весьма осторожно. Тем более что и в личном и хронологическом плане возможны всякие спекуляции о мастерских, объединениях и прочая. Такую же осторожность следует проявлять и в сфере зодчества, календарном датировании событий, компутистике (расчет торжественных дат и в первую очередь Пасхи), а также в энциклопедическом подходе, когда все вместе сосредоточилось на фигуре Карла, если нет достаточных на то оснований.

ЭКСПАНСИЯ И КОНСОЛИДАЦИЯ 781–794 ГОДЫ

НАПРЯЖЕННОСТЬ В ОТНОШЕНИЯХ КОРОЛЯ КАРЛА С ГЕРЦОГОМ ТАССИЛОНОМ

Если верить более позднему и не очень надежному источнику, то в начале осени 781 года, когда король как раз собирался перейти Альпы в северном направлении, в Вечный город из Баварии прибыло посольство. Оно, правда, мало или вообще ничего не добилось от папы, тем более что большинству эмиссаров Карл запретил появляться в Риме. Отправленное из Рима к герцогу Тассилону «смешанное» посольство (его состав отбирали вместе – Адриан I и король Карл) даже напомнило баварскому герцогу о том, что «он не должен забывать свои прежние клятвы, не должен действовать иначе по сравнению с тем, что под присягой обещал господину королю Пипину и королю Карлу с франками». Эта якобы первая присяга Тассилона, на соблюдении которой настаивают франкские дворовые хроники. Позже на процессе против баварского герцога ее даже истолковывали как вассальную присягу, якобы уже принесенную им королю Пипину и его сыновьям в Компьене в 757 году и подтвержденную на мощах святых государства франков. По мнению же более поздних по времени историков, это утверждение ошибочно и, наверное, характеризует трудные отношения баварского герцога с королем франков за десятилетия, прошедшие после возведения Пипина и Карла в королевское достоинство. Хотя в сороковые или пятидесятые годы источник «Право баварцев» подтверждал факт зависимости внешнего дуката от королевского правления франков (Меровингов!), тем не менее еще со времен герцога Теодона семейство Тассилона пользовалось как бы статусом автономии. Но, начиная с отца Тассилона – Одилона, баварские герцоги, и без того связанные родственными узами с семейством мажордомов, обрели статус, который придал им почти королевскую значимость благодаря господствующему положению церкви и председательству на заседаниях синода, благодаря учреждению монастырей и успехам миссионерства в юго-восточных регионах, а также родственным узам с преемником апостола Петра и не в последнюю очередь в результате брака Тассилона с дочерью короля лангобардов Дезидерия. Такое положение вещей отразилось также в терминологии – князь и господин. Укреплению этого статуса способствовала военная победа над карантанами в 771 году, которая в баварских источниках приравнивается к разрушению Карлом саксонского Ирминсула.

Из параллельного существования Баварского герцогства и королевства франков самое позднее с исчезновением королевства лангобардов в 774 году, по выражению Рудольфа Шиффера, родилось «секулярное противоречие», поскольку король длительное время был вынужден обеспечивать доступ к новому королевству и поэтому не мог да и не хотел терпеть самостоятельного положения своего кузена. Видимо, о традиционном завоевательном походе с разрушениями и выжженной землей на манер прежних аквитанских экспедиций с целью покорения новых регионов не могло быть и речи. Для смещения и политического устранения соперников требовались легальная видимость и юридическая аргументация даже тогда, когда равновесие франкского правления чувствовалось все явственнее на чаше соотношения сил.

Здесь воспоминание о первых шагах Тассилона может оказаться весьма полезным, а первоисходным моментом был Компьен. Едва достигший совершеннолетия после смерти своей матери Гильтруды в 754 году, Тассилон уступил воле дяди, сохранившего для него право наследования и преемства, несмотря на притязания Агилольфинга и брата короля – Грифона. Поэтому неудивительно, что в 756 году Тассилон стал участником первой кампании Пипина против королевства лангобардов. Если тогда и неопределенной ситуации после смерти Одилона баварская аристократия также склонялась к определенному сотрудничеству с франками, служившему прежде всего упрочению положения Тассилона, это было вполне логично. Однако изо всего этого не следует делать вывод о подчинении герцога и баварцев в контексте тогда еще мало привлекательного вассалитета, правда уже затронувшего первые шаги Тассилона. Он противоречил бы действительности, но уже в среднесрочной перспективе представляется крайне эффективной юридической схемой победоносной партии короля франков. Даже если после 756 года дело дошло до присяги Тассилона вместе с его аристократией, то в понимании баварцев это не означало понижение статуса, а в лучшем случае определяло кодекс поведения, включавший лояльность и исключавший {190} антифранкские действия, к примеру альянсы с врагами королей.

Эти почти «внешнеполитические» отношения между двумя автономными властными началами проявляются осенью 781 года, когда, вернувшись на берега Рейна, король приглашает Тасси-эна на встречу в Вормсе, и тот принимает предложение; причем в целях безопасности гостя король предоставляет группу за– ожников. Данный факт свидетельствует о том, насколько напряженной была тогда обстановка. Король франков согласился с этим условием проведения встречи и, как обычно, выделил баварскому герцогу заложников. Их было предположительно двенадцать человек. После этого Тассилон появился на «майских полях», то есть на имперском собрании, и, согласно весьма субъективным свидетельствам имперских хроник, подтвердил свою прежнюю присягу. В то же время другие, независимые летописи свидетельствуют лишь о состоявшемся «коллоквиуме», или о встрече Тассилона с Карлом, в ходе которой баварский герцог сделал ценные подарки, после чего получил разрешение вернуться домой.

В этих жестах вручения даров и получения дозволения откланяться налицо ярко выраженное иерархическое различие между герцогской и королевской властью, которое раньше или позже должно было вылиться в выяснение государственно-правового статуса. Вручение ценных даров соответствовало, несмотря на ответный шаг, жесту признания превосходства получившего дар (вспомним пример трех волхвов перед младенцем Христом), а давать разрешение откланяться означало монаршыо привилегию. И то и другое отвечало формальному церемониалу, наглядно демонстрировавшему чин участников и их взаимоотношение. Только в этом варианте Тассилон в его почти королевском звании соотносится с нижестоящей иерархической ступенью. О подчинении, тем более покорении или вассалитете, пока не может идти речи. Равным образом предоставление заложников в целях собственной безопасности, которых епископ Зинтберт из Регенсбурга передал королю в пфальце по возвращении герцога, в то время как франкских заложников отпустили по окончании встречи, – эта традиция вполне соответствовала ловкому внешнеполитическому манипулированию, в которое были вовлечены оба кузена. Но уже тогда намечался поворот, радикально изменивший всю ситуацию по прошествии без малого шести или семи лет.

ВТОРЖЕНИЕ В САКСОНИЮ И ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ПРАВА НА ОККУПАЦИЮ

Рождество 781 года и Пасху 782 года король отметил в монастыре Керси, потом, переправившись через Рейн близ Кёльна, ступил на земли саксов. До того он одарил щедротами монастырь Фульда и снова передал грамоту монастырю Сен-Дени. После изучения всех представленных старых свидетельств новых грамот удостоился монастырь с мощами святого Мартина Турского. Этот факт свидетельствует о том, что письмо и письменность в каждодневных буднях правления играли все более значимую роль. В заключение Карл подтвердил права церкви Апостола Петра во Фрицларе, дарованные архиепископом Луллием (Майнц), на владение со всем инвентарем, золотой и серебряной утварью, а также с книгами. Тем самым был укреплен этот внешний форпост для выполнения миссионерских задач, ибо епископия Бюрабурга никак не могла преодолеть первичный этап духовного становления.

На правом берегу Рейна Карл сразу же взял курс на Вестфа-лию, где в Липпспринге созвал имперское собрание. Имперские хроники именуют его сеймом. Для инициирования таким образом затушеванного включения саксов в королевство франков эта ассамблея разработала своеобразное право на оккупацию. Одновременно были приняты церковно-политические решения по вопросам миссионерства, церковного устройства (епархий и приходов), что предполагало незамедлительное введение церковной десятины (об этом скоропалительном решении впоследствии писал Алкуин). Сейм был связан со значительным воинским призывом! Датированная 782 годом грамота, составленная в Липпспринге, свидетельствует о том, что призыв «произошел на публичном месте», а не в вилле, пфальце или замке.

Короче говоря, покорение саксов и их интеграцию в королевство франков Карл превратил в весьма серьезное дело. Средством реализации поставленной цели стало по меньшей мере частичное включение так называемого устава графств в регулирование судебной системы и воинского набора. По свидетельству ис точников, к этому делу Карл привлек даже графов и ч благороднейших саксонских родов или графов из франкской и саксонской аристократии. Надзор над приданными им административными районами был возложен на священнослужителей, и лояльности которых Карл не сомневался. Этой децентрализации управления соответствовал запрет снова проводить в будущем собрания на манер Маркло с целью гальванизировать прежние политические структуры под верховной властью франков. Создание административных епархий и приходов стало первым важным шагом на пути интеграции Саксонии в государство франков.

Что покорение «диких и вероломных саксов», как их долгое время именовали франкские источники, вызовет активное и пассивное сопротивление населения, королю и его советникам было ясно еще по ранее приобретенному опыту. Поэтому недатированный указ относительно действующего на землях саксов права на оккупацию обычно связывают с собранием и одновременно проведенным парадом в Липпспринге в 782 году, равно как и первое укрепление миссионерских округов, например, в Вихмодии между нижним течением Эльбы и Везера, где почти два года с определенным успехом трудился англосакс Виллихед, последователь Виллиброда и Винфрида-Бонифация, назначавший священников, строивший храмы и множивший число адептов. До серьезных успехов на фронте обращения в новую веру, видимо, еще было далеко. Если не принимать во внимание «гибких» аристократов, получавших королевские милости, из-за решительного сопротивления населения во всех регионах, не желавшего расставаться ни со своей свободой, ни со старой верой, создавалось впечатление уместности жестких законных мер, впрочем, как вскоре выяснилось, совсем не безосновательных. Так или иначе, теперь уже едва ли возможно сделать однозначный вывод – не из-за этой ли новой эскалации драконовских санкций политико-языческое сопротивление Видукинда пользовалось всеобщей поддержкой населения.

Подчинению политической воле и административным структурам франков соответствовало предполагаемое искоренение язычества и утверждение христианского культа под угрозой наказания при нарушениях, которые в случае их квалификации как «неправильное поведение» обычно заканчивались смертной казнью. Так или иначе, это не противоречило принципам старого саксонского обычного права. В нем смертная казнь не была в диковинку. По этой причине еще в XI веке право саксов считалось особенно жестоким. Оно по своему происхождению было правом завоевателей, лишенным всякого религиозного обоснования в духе христианского учения.

Capitulatio в своих многочисленных положениях и предписаниях отражает задачи завоевателей, с одной стороны, обструкцию и ответные меры порабощенных – с другой. Сам текст, имеющийся в нашем распоряжении, тематически систематизированных в той мере, в какой проводится четкое различие между важными и менее важными судебными делами. Соответственно этому за четырнадцать правонарушений предусматривается смертная казнь, девятнадцать деликтов отнесены к числу малозначительных преступлений. Вначале самое главное – несравненно большего почтения заслуживают храмы по сравнению с прежними местами идолопоклонства. Это более высокое положение становится зримым и многообещающим в результате того, что церковь дарит человеку опору в жизни. Смертная казнь предусматривается за следующие индивидуальные деликты, также находящиеся в антифранкском русле: кража церковного имущества, поджог храмов (стало быть, деревянных строений), сознательное нарушение двухнедельного поста накануне Пасхи, что считается знаком презрительного отношения к новой вере. Такое говение фактически означало отказ от потребления мясного, это вправе разрешить только священник в случае болезни и физической немощи.

Смертная казнь, не допускающая снятия греха с души черсч покаяние, полагалась при следующих преступлениях: убийство духовных лиц, проявление дьявольщины и колдовства, кремация трупа вместо его погребения, приверженность языческим нравам вместе с упорным отказом от обряда крещения, жертвоприношение, оказание сопротивления королю и христианству, а также измена королю, убийство господина и госпожи, ограбление их дочерей. Вместе с тем общая оговорка давала возможность избе жать смерти – обращение к священнослужителю, исповедь и по каяние. Тем самым церковь и священническое служение приоб ретают важную функцию катализаторов при покорении и христп апизации. Крещение, соблюдение поста и погребение тела – при знаки христианства, а вот отказ от крещения, потребление мяса и кремация в месте захоронения– дьявольщина и идолопоклоп ство.

В связи с малозначительными наказаниями право на оккупа цию требует строительства храмов и их обустройства – это двор с двумя земельными наделами, то есть с двойной площадью пахотной земли на один двор. Данное предписание почти совпадает с одинаковыми но времени требованиями во франкских капитул я риях в пользу так называемых собственных храмов, то есть церквей, находившихся в собственности землевладельцев. Последит могли свободно распоряжаться ими. Далее содержится предписание, чтобы каждые сто двадцать жителей в пределах одного поселения – аристократы, вольные и литы (полусвободные) – выделяли по одному работнику и одной работнице. Таким образом подкрепляется величие и персональное обеспечение церквей и вместе с тем пестуется трехсословное саксонское общество, нивелируясь в новом служении христианскому Богу. Работники, работницы, подневольные хоть и привязаны ко дворам (усадьбам), но не являются самостоятельными производителями. Они и в саксонском языческом уставе рассматривались лишь как обьект, но не субъект при отправлении правосудия.

В тексте содержится обязательное предписание по взиманию церковной десятины буквально со всех, в том числе и с аристократии…Это был действительно революционный проект, не столько в понимании христианства, сколько языческой Саксонии, особенно аристократических кругов. Им тем самым не случайно напомнили о дани, которую покоренные были вынуждены платить своим покровителям. Англосакс Алкуин, вскоре один из важнейших советников Карла, хорошо знавший менталитет покоренных собратьев на материке, расценил это незамедлительное взыскание десятины как серьезную тактическую ошибку, создавшую трудности в практике насаждения новой веры. Десятина коснулась не только плодов хлебопашества и животноводства, но и фискальных доходов от довоенных денег и штрафов, а также от прочих состояний и поступлений, «ибо то, что Бог дарует каждому христианину, частично надо возвращать Всевышнему». Полученное ото всех христиан должно было пополнить ограниченные возможности короля по обеспечению храмов на землях саксов, а может, даже возместить их. Ведь правитель франков не обладал в Саксонии ни собственным имуществом, ни достаточными средствами из государственной казны.

Другие требования касаются поведения в воскресные дни, когда запрещалось проведение всяких общественных мероприятий, а также обряда крещения младенцев в течение года со дня пения. При бракосочетании следует избегать родства до четвертого колена; крестным (отцам и матерям) запрещено сочетаться браком с крестниками; недопустимо участие в идолопоклонстве около источников, деревьев и в рощах. Вновь встречается указание на погребение покойников, которое надлежит совершать на кладбищах, избегая языческих могильных курганов. Это требование было наиболее трудным для исполнения, учитывая значение, придаваемое культу мертвых, особенно в архаичных культурах.

Ведь этот завет разрывает узы, связывающие живых с мертвыми. Имеются археологические доказательства, что в населенном фризами и саксами прибрежном районе вплоть до IX и даже X века трупы умерших сначала сжигались, а потом предавались земле па языческих местах захоронения, даже если предметы, опускаемые в могилу с покойником, увязывались с христианской традицией. Например, на ручке ключа одной хозяйки дома были обнаружены крестообразные мотивы. В округе Фрисланд кремация и предание праха земле происходили вне поселения вплоть до XII веки, когда в ходе «второй христианизации» (по выражению Генриха Шмидта) возникло ядро поселения вокруг церкви, к которой непосредственно примыкал церковный двор в качестве места для захоронения. Чтобы создать заслон на пути языческих обычаев и вообще покончить с ними, Capitulatio призывает выдавать священнослужителям прорицателей, волшебников и колдунов.

Как непросто формировался новый политико-администратип-ный порядок покоренной страны, с каким сопротивлением пришлось столкнуться франкской администрации и правлению в целом, наглядно показывает фрагмент, посвященный разбойникам и злодеям, перемещавшимся из одного графства в другое, находя там убежище и защиту и избегая надлежащего суда. Их пособии ки должны были расплачиваться за нелояльность королю, так же как и графы, но они еще теряли свое графское достоинство.

Целый ряд параграфов посвящен именно графам: им надлс жит поддерживать мир в своих взаимоотношениях, а все спорные случаи выносить на рассмотрение короля. За убийство графи, эмиссара короля или всего лишь за намерение совершить убийство злодей подлежал выдаче двору с лишением его наследства. В тяжких случаях отступничество графа измерялось шестьюдесятью римскими золотыми монетами (три марки серебром), что соответствует нелояльности королю. Менее значительные деликты и этой области обходились в пятнадцать римских золотых монет, как высшая и низшая граница без ограничения служебных полномочий.

Принесение присяги как существенного средства судебного сознания традиционно должно осуществляться в церковном помещении; клятвопреступление по законам саксов подлежит наказанию (отсечение указательного пальца правой руки!). И наконец, право на оккупацию включает существенные политические решения, например запрет племенных собраний, за исключением мероприятий, проводимых в присутствии полномочных королевских представителей. Графы обязаны проводить в своем «ministerium» [41]41
  Служение, должность (лат.).


[Закрыть] судебные заседания и отправлять правосудие. За этим обязаны надзирать в качестве высшей инстанции священнослужители, которые уже в качестве надзирающей инстанции стоят над призванными в графы саксонскими аристократами, определяя тем самым остов фактических властных отношений.

Принятие христианства, что было связано с церковным устройством и оснащением, введением десятины, совершением крещения, соблюдением жизненного ритма в воскресные и праздничные дни, соблюдением постов, погребением умерших на кладбищах, бракосочетанием и отказом от исполнения языческих культов, не могло не оказать существенного воздействия на жизненные устои и взгляд на мир покоренных саксов. Словно со стороны в их сознание вошло новое политическое устройство, строго карающее нелояльность в отношении короля и его эмиссаров, графский устав как административный фундамент «публичного» строя и всеобщий надзор над «государством» и обществом со стороны священнослужителей. Такие перемены едва ли могли пройти без глубоких конфликтов и поэтому мобилизовали все сословия против короля и Евангелия. Характерно, что только так называемый Capitulare Saxonicum [42]42
  Саксонский капитулярий (лат.).


[Закрыть]797 года смягчил этот жесткий оккупационный режим и в значительной степени уравнял саксов по закону с другими народностями огромной империи.

В связи с уже упомянутым выше старосаксонским обетом при крещении время провозглашения права завоевателя донесло до нас свидетельство (Indiculus), суммирующее увиденные со стороны франков языческие обычаи и культовое идолопоклонство саксов. Особое внимание здесь обращено на священные леса и колодцы, разновидности пророчеств, культ мертвых и поминальные пиршества, а также торжественный обход территории; описано пестрое многообразие народной культуры саксов, на которую должны были опираться миссионеры, если они рассчитывали на реальные успехи, при этом не упуская из вида специфически христианское начало.

Лишь после коронации Карла императором двор активизировался в борьбе с силами магии, колдунами и целителями, причем в строгости наказаний уже просматриваются намеки на последующую инквизицию в отношении еретиков и ведьм. Уже в IX веке сообщается о трагической кончине монахини по имени Герберта в Галлии (!), которую из-за ее пророчеств посадили в бочку и бросили в Рону, где она и утонула. Впрочем, в данном случае было покончено с именитой аристократкой – сестрой беглого Бернарда из Септимании.

В Липпспринге король несколько недель занимался не только делами, связанными с саксами. Выслушав присягнувшего ему управляющего монастырем Прюм, а также свидетельство двенадцати монахов, король объявил обитель Сен-Горцелле своей собственностью, после чего передал ее родителям и затем в распоряжение семейного монастыря Прюм. В этой келье, отличавшейся особой близостью к королю, в 788 году оказался смещенный баварский герцог Тассилон, а до того четвертая супруга Карла Фастрада, помолившись у мощей святого Гора, исцелилась от страшных зубных болей. За это король в 790 году совершил акт дарения. Примерно в то же время в известном месте, «где берет начало приток Рейна Липпе», 25 июля домская церковь Шпейер получила дарованное еще отцом Карла Пипином освобождение от фискальных сборов, а также от воинской повинности. Подоб ное с церквами случалось довольно редко. Этот случай показывает, какое значение имела воинская повинность для завоевательной политики Карла, особенно на землях саксов. Сам факт вручения грамот позволяет предположить, что и этот поход в Вест фалию имел духовную подоснову. Поэтому же весьма вероятно, что на встрече обсуждались проблемы церковно-политического обустройства завоеванных регионов страны.