Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 58 страниц)

«СТРАШНЫЙ» 810 ГОД – ГИБЕЛЬ ЛЮДЕЙ, ВОЕННАЯ ОПАСНОСТЬ, КРИЗИСЫ

810 год стал поистине настоящим «аnnus horribilis», то есть страшным, ужасным годом в долгом по протяженности правлении императора франков. Во внешнеполитической сфере новый год начался, в общем, ни шатко ни валко, по крайней мере на взгляд так называемых имперских хронистов, которые, как и в минувшем году, начинают свой отчет с относительно подробного рассказа о политике в бассейне Средиземного моря. Наместник Сарагосы Аморес согласился признать главенство франков, правда, без подписания соответствующего акта: неудача объясняется «многочисленными привходящими обстоятельствами». В западном Средиземноморье спокойствие вновь было нарушено по вине сарацинов – они заняли сначала Сардинию, а потом и Корсику, сдавшуюся им без сопротивления. Последние успешные контратаки франков не привели к длительному избавлению островов от мавританского давления.

Между тем крупный успех записал себе в актив король Италийский Пипин, в итоге, по-видимому, заставивший пойти Византию на попятную и тем самым дипломатически примириться со статус-кво двух империй. Эта уступчивость со стороны Восточной Римской империи объяснялась, однако, насильственной смертью энергичного Никифора и связанной с этим сменой власти на Босфоре.

По свидетельству источника, король Пипин настолько был раздражен вероломством венецианских дожей, что отдал приказ атаковать поселение в лагуне с суши и с моря. По венецианским и византийским источникам, атаковавшим удалось занять вражескую территорию, а также с помощью военных кораблей высадиться на островах (предположительно из Комачо), в то время как венецианцы окопались на Риалто и Маламокко, упорно сражаясь за каждый канал. Спустя полгода после значительных потерь, причем с обеих сторон, дожи капитулировали и были вынуждены вновь признать свою зависимость от франков. Патриарх Иоанн, противник верного королю Фортуната, был смещен, и Фортунат опять занял свое место в Градо. Опьяненный собственным триумфом, Пипин направил флотилию к далматинскому побережью, чтобы умножить там счет своим победам. Однако с приближением византийских кораблей под командованием префекта Кефалонии Павла, еще в прошлом году сорвавшего планы Пипина, последний приказал немедленно приостановить операцию. Тем не менее подчинение Венеции франкам и италийскому влиянию создало предпосылку для грядущего дипломатического сближения императоров Востока и Запада, хотя хронист из Константинополя и обходит эти события стороной.

Между тем по достижении преклонного возраста император Карл сделал для себя вывод о бренности всего земного – «нас со всех сторон окружает смерть». 7 июня 810 года умерла его старшая дочь Ротруда, родившаяся от брака с королевой Гильдегардой. Ротруда, когда-то на короткое время обрученная с престолонаследником и сыном императрицы Ирины – несчастным Константином, как и все остальные дочери, проживала под покровительством отца-императора в отчем доме. Особенно в Ахене император, который, по убеждению Эйнхарда, не желал расставаться со своими «дщерями», не был столь уж щепетилен в отношении морального облика «коронованных голубок», от воркования которых предостерегает биограф. Отец, после смерти своей последней супруги оказавшийся в окружении наложниц, сам едва ли подавал пример богоугодного и воздержанного образа жизни. Поэтому и Ротруда не сумела избежать неофициальных связей при дворе, став любовницей Рорикона, представителя известной аристократической фамилии, которая, имея графский титул, обладала значительным влиянием в дукате Мен, поддерживала контакт с монаршей семьей еще при жизни Пипина, отца Карла. В хрониках Рорикон начиная с 819 года упоминается как граф Реннский. Их общий сын носил имя Людовик, хотя, по мнению церкви, он считался внебрачным ребенком. Людовику была уготована блистательная духовная карьера – вначале в роли аббата монастыря Сен-Дени, Сен-Рикье и Сен-Вандрилл, а по ее завершении он сподобился стать заведующим канцелярией своего кузена Карла Лысого. Этой влиятельной фамилии в Нейстрии в конце IX столетия робертинцы в немалой степени были обязаны, правда еще несколько преждевременным, своим превращением в западно-франкское королевство.

К Ротруде особенно благоволил Алкуин, называя своей дочерью. Он просил ее молиться за него, посвятив ей вместе с единственной сестрой Карла Гизелой, аббатисой монастыря Шелль, комментарий к Евангелию от Иоанна. В эпосе императора Карла Ротруда возглавляет монарших дочерей при выезде дворовой знати верхом на охоту, а именно впереди Берты, Гизелы, Рудгейды и Теодерады: «Она статно гарцует на ретивом коне… над ее белокурыми волосами развевается аметистового цвета лента, на которой ярко поблескивают драгоценные камни; голову облегает золотая диадема, усыпанная дорогими украшениями, удивительной красоты мантилью скрепляет изящная брошь».

Смерть своих любимых детей Карл воспринимал без хладнокровия и величия духа, неизменно отличавших его во всех прочих жизненных ситуациях. «Пиетет и скорбь заставили Карла прослезиться – от привычной невозмутимости и жестокосердия» не осталось и следа. Со страниц хроники предстает скорбный образ опечаленного отца. В этом разделе биографии Эйнхард достоверно представляет исходный оригинал – биографию римского императора Августа – в его абсолютно противоположном виде. Так, в отношении безнравственности ближайших родственников принципса, особенно дочери и внучки (обе – Юлии), сказано более чем резко и хлестко: «Смерть своих родственников он (Август) с ярко выраженным самообладанием воспринял как их позор». Карл же, наоборот, пресек всякую молву о поведении своих дочерей, «не допустив даже тени подозрения на этот счет», несмотря на многократное разрешение от бремени незамужних красавиц. Таким образом, и с этой стороны пресекался даже намек на критику. Впрочем, когда Людовик Благочестивый взошел на трон, он сразу же принялся наводить порядок в ахенском дворце, который представлялся ему авгиевыми конюшнями.

Рождество 809 года и последующую Пасху Карл по традиции провел в Ахене. Имперские анналы считают данную информацию избыточной. Вместо этого они уже в который раз повествуют о таких небесных явлениях, как лунные и солнечные затмения; к данной теме биограф Эйнхард снова вернется в последней части жития Карла, чтобы по античному образцу представить эти явления как предвестники скорой кончины своего героя.

Весной 810 года до монарха, который «размышлял» о военном походе против своего главного противника на севере, дошла весть о том, что в Фрисландию вторглись 200 судов из «Норманнии». Высадившиеся отряды разорили выдвинутую в море цепь островов, а самих фризов разбили в трех столкновениях. В счет затребованной дани уже было выплачено сто фунтов серебром. На этот раз король Готфрид остался дома. Роковое известие вызвало у Карла приступ гнева: «Гонец настолько вывел монарха из себя, что он отправил во все земли эмиссаров с приказом собирать войско, сам же Карл немедленно покинул дворец, чтобы сначала дать отпор флотилии, а затем переправиться через Рейн и уже на другом берегу близ местечка Липпенхем бросить в бой пока еще не объединившиеся отряды». Предположительно в то самое время был отдан приказ перед лицом агрессии норманнов приступить к строительству кораблей и созданию флота на всех реках, впадающих в Северное море и в Атлантический океан. Согласно этому приказу, Людовик Аквитанский должен был исполнить волю императора на Роне, Гаронне и Луаре. Судя по всему, особого успеха такие мероприятия не имели, ибо один обращенный к эмиссарам капитулярий отражает в этой связи жалобу – «О лесе, необходимом для строительства судов». Однако нам известно, что уже через год сам Карл проверял на реке Шельде в Генте, как работают его корабелы, с целью повышения военной готовности империи. Здесь нет даже намека на разочарование.

На форпостах в Липпенхеме Карла настигла еще одна малоприятная весть, которая хронисту показалась очень даже значительной. В те дни приказал долго жить известный слон Абу-ль-Аббас (подарок недавно скончавшегося Харуна ар-Рашида) – без преувеличения настоящая достопримечательность ахенского зверинца, вдохновившая оформителей рукописей на ценные инициалы.

Когда отряды сошлись в единое войско, Карл, по свидетельству нашего хрониста, во главе объединенного контингента направился в земли саксов и севернее Вердена, на месте слияния рек Адлера и Везера и предполагаемой кровавой схватки, разбил свой лагерь. Учитывая серьезность нависшей угрозы, император на этот раз не стал передавать командование отрядами своему сыну Карлу, хотя тот и находился рядом с отцом. В Вердене в августе Карл выдал грамоту эльзасскому монастырю Эберсгейму и провел заседание суда, на которое явилась также целая делегация ободритов. Признавая главенствующий статус императора франков, они выразили пожелание назначить им нового правителя, поскольку год назад на их короля Дражко совершил покушение один из вассалов Готфрида. Преемником Дражко стал Славомир. Судя по всему, Карл находился в укрепленном лагере на южной границе округа Вихмодии в ожидании дальнейших шагов Готфрида, о котором было известно, что он тоже пережидает события где-то на другой стороне рек Эльбы и Шлей.

В Вердене на правителя обрушилась масса разных вестей, часть которых его обрадовала, а часть глубоко взволновала душу. Была отведена угроза военного столкновения с датчанами, поскольку флотилия, разорившая и разграбившая Фрисландию, вернулась на Ютландский полуостров. Так что о длительном подчинении этого прибрежного региона и земель по периметру империи речь не шла. Кратковременные набеги с попутным захватом трофеев на десятилетия стали отличительной чертой викингов. Но еще более важным, чем отход противника, стало сообщение, что. честолюбивый и воинственный Готфрид стал жертвой чьей-то мести. По франкским источникам, он хвастливо угрожал завоевать Ахен, подталкивая императора и его войско на открытую военную конфронтацию. Менее отрадным было то, что вильцы, враждебно настроенные соседи ободритов в среднем течении Эльбы, несмотря на захват земель восточных саксов отрядами во главе с эмиссаром Одоном, овладели опорной крепостью Хобуки и разрушили ее.

Однако эти новости затмило сообщение о неожиданной кончине короля Италийского Пипина. По мнению потомков, Пипин по масштабности своего подхода к государственным делам и пониманию военного дела был ближе всего к отцу. Этот же вывод подтверждают стихотворные строки из так называемого Падерборнского эпоса. Если о монаршем старшем сыне Карле автор пишет всего лишь: «Из сопровождающей многочисленной свиты… Карл выделяется одинаковым именем с отцом, он скачет обычно на своем огненном коне», то Пипин удостаивается авторского комплимента: «За ним следует Пипин, нареченный в честь своего деда (!); он умножает славные дела своего отца, могучий воин, бесстрашный герой, с оружием в руках неодолим – таким он возглавляет свое несокрушимое войско. Пипин гарцует на коне, высокорослый, полный утонченного благородства, копна волос на красивой голове перехвачена золотым обручем». Король Аквитанский Людовик в этом разделе вообще не упоминается.

Пипин одержал значительную победу над аварами, доставив в 796 году своему отцу легендарные аварские сокровища. Совсем недавно он покорил Венецию, что стало предпосылкой нового сближения между Востоком и Западом. Пипин, который до 781 года носил имя Карломан в память о своем деде, родном брате Карла, скончался 8 июля на тридцать третьем году жизни в местечке южнее Альп. Тем самым император лишился своей основной опоры на Апеннинском полуострове. Из порядка наследования, который Карл тщательно разрабатывал целых четыре года, выпал главный стержень.

У короля Италийского остался сын Бернгард предположительно 797 года рождения. Его имя указывало на отца двоюродных братьев Карла – Адаларда и Валу. Старший Бернгард родился от внебрачной связи Карла Мартелла с Рудгейдой. Такое имя в этом или переиначенном виде встречается среди потомков Карла. Тем самым вновь подтверждается, что и в первые десятилетия IX века именно отцовское признание оставалось определяющим критерием, а не принцип брачного или внебрачного происхождения ребенка согласно церковной доктрине. Кроме Бернгарда, Пипин оставил после себя еще пять дочерей, которых Карл велел перевезти в Ахен, где они пополнили его «голубятню».

О матери этих детей Пипина почти ничего не известно. В одном послании конца 796 года аббат Турский советует Пипину по примеру псалмопевца «утешаться женою юности своей», что вовсе не говорит в пользу или против законного брака. И когда биограф Людовика Теган десятилетия спустя называет мать Бернгарда наложницей, однозначно выявляется смысл этого доносительства. Даже имя «Бернгард» не выражает четкого смыслосодержания, ведь внебрачный сын дочери Карла Ротруды, как и ее брат, был наречен Людовиком.

Поскольку Карл оставил за собой право вносить в свое политическое завещание добавления и поправки, уже в следующем году он обнародовал новые распоряжения. Вновь пробил час аббата Адаларда из монастыря Корби. Он уже в мае председательствует на заседаниях суда в Модене и Нонатуле. Кончина короля Пипина, погребение которого состоялось в миланском Сен-Амброжио, похоронила надежду Карла на бесконфликтный переход всего правления в руки трех опытных преемников, из которых двое уже почти три десятилетия управляли внешними территориями в королевском звании. Формальное и содержательное переоформление его преемства являлось, по-видимому, основным моментом дискуссии в последующие годы, которая вместе с вопросом о передаче императорского титула приобрела концептуально новое измерение.

На первых порах ощущалось отсутствие опытного наместника, представлявшего бы франкские интересы на юге империи. Это стало очевидно, когда почти одновременно с делегацией из Кордовы при дворе появилось дипломатическое посольство из Константинополя. Все происходящее побудило императора (тем более что на северной границе обстановка вроде бы стабилизировалась) ликвидировать опорный лагерь на Везере и вернуться в Ахен, куда он прибыл в октябре. К личной беде монарха в том году добавилась чума крупного рогатого скота, обернувшаяся многочисленными бедами и дороговизной.

Из резиденции исходили капитулярии, содержащие важные приказы и назидания для эмиссаров-администраторов. Они вновь обнажили тревожное внутриполитическое положение, которое объяснялось не столько личной неспособностью монарха управлять, сколько структурным дефицитом правления. Тематически эти документы напоминают прежние увещевания. Осознание общей греховности и вины за сложившееся положение дел проявляется главным образом в следующем заклинании: «Дабы воцарились мир и справедливость в отечестве, как и в других главах предписано!» Еще в одном тексте как главное отмечаются упомянутый выше падеж скота и прочие испытания суть «общее бедствие, свалившееся на нас».

Специальное предписание характерным образом посвящено задачам королевских эмиссаров. И этот универсальный механизм контроля, рассчитанный на непосредственное воздействие на административные функции графов и епископов, явно не избежал кризиса, так как эмиссары или не располагали соответствующей полнотой власти и, стало быть, необходимым авторитетом, или под воздействием семейных или сословных интересов солидаризировались с должностными лицами, предавая забвению возложенные на них обязанности. При этом эмиссары как «сильные» личности призваны обеспечивать реализацию императорских приказов, информируя двор о том, какие трудности встают на пути выполнения возложенных задач. Вместе с тем им не дозволено окружать себя людьми более низкого сословия, «неизменно стремящимися затягивать решение правовых дел», но рекомендуется подыскивать себе деятельных помощников. Кроме того, они имели право карать за отказ суда от возложенных на него обязанностей, оказывать помощь «бедным», взимать штрафы за нарушение юрисдикции и определяемые мировым судом поборы и, наконец, добиваться открытия судопроизводства в отношении любого, «будь то человек господина императора или кто-либо из его сыновей или дочерей, или иных власть имущих в стране», сообщать о несогласных императору или налагать на них предусмотренный законом штраф.

Не без влияния фрагмента из жития римского императора Августа, в котором Светоний сообщает о том, что цезарь часто до глубокой ночи продолжал судить, а с наступлением физического изнеможения приказывал относить свой паланкин к судейской трибуне, Эйнхард свидетельствует, что его герой принимал друзей не только пробуждаясь ото сна, но и по предложению пфальцграфа в присутствии истцов и ответчиков решал исход судебных дел даже в своих покоях «как в судилище», давая соответствующие указания и приказы в связи с конкретным делом на день грядущий.

Как нелегко порой складывалось исполнение обязанностей монарших представителей, показывает капитулярий 810-го или 811 года, устанавливающий даже смертную казнь для тех, кто с применением силы или с помощью вооруженных отрядов пытается не допустить представителя в его административный район или же создает помехи для исполнения им возложенных на него обязанностей. Если не менее двенадцати свидетелей со стороны обвиняемого заявят в суде, что оказание сопротивления не входило в намерение ответчика, последний хоть и освобождается от высшей меры наказания, однако из-за вооруженного сопротивления монаршему представителю обязан уплатить штраф за нарушение королевской юрисдикции. Эта правовая норма применима и к вассалам самого императора, если они претендуют на особые права по причине правовой близости к монарху. Также за нарушение неприкосновенности жилища, связанное с разбоем и ма-одерством, разорение движимого и недвижимого имущества участников объявленного военного похода предусмотрено денежное возмещение размером тридцать процентов от суммы причиненного ущерба и, кроме того, уплата штрафа за нарушение королевской юрисдикции.

Эти предписания, касающиеся главным образом «грабителей», к которым следует отнести также разбойников с большой дороги, скрывающихся от суда беглых преступников и «странствующих людей» в самом широком смысле слова, короче говоря, каждого, кто является грабителем и «неверным франкам», доказывают, что, несмотря на учреждение института королевских администраторов, социальные столкновения нисколько не смягчались, а спокойствие и порядок так и оставались недостижимой сокровенной мечтой. Разрушительные, отдалявшие от центра силы угрожали взять верх, а уход в состояние анархии заключительного этапа правления династии Меровингов приобретал черты реальности. Отдавая себе отчет в происходящем, король «обращался ко всем с евангельским назиданием, дабы ваши труды светили людям, прославляя Отца вашего небесного». Судя по всему, такие молитвенные обращения никак не сказывались на нараставшей в государстве напряженности. Королевско-императорская власть несла значительные утраты и серьезные материальные потери.

В этом водовороте бедствий и смуты, отягощенном личным потрясением, внимание монарха переключилось на гостей из Кордовы и Константинополя. На посольство из эмирата, видимо, сильное впечатление произвели действия наместника Амореса, взявшего Сарагосу и одновременно намекнувшего франкам на возможность союза. Поэтому гостям хотелось опередить Амо-реса своим появлением при императорском дворе. Если из соглашения с Аморесом ничего путного не вышло, то теперь родился договор с эмиром аль-Хакимом – его основным содержанием стало перемирие, хрупкость которого подтвердило нападение на Уэску. По этой причине потребовалось обновление соглашения 812 года. Возникшая тогда граница Испанской марки с тех пор проходила южнее Барселоны, однако не доходя до «мокрой границы» по реке Эбро. На основе этого мирного соглашения сыну эмира Абдрахману удалось изгнать из Сарагосы якобы «франкофила» Амореса и отбросить его в Уэску. В этом году уже вторично подверглась разорению Корсика, причем беззащитный остров и впоследствии не раз оказывался мишенью для ограблений со стороны сарацинов.

К соглашению с эмиром Кордовы добавилось заключение своего рода прелиминарного (предварительного) мира с влиятельным противником Данией, новый король которой Хемминг (племянник короля Готфрида) стремился к заключению мира с соседом при условии признания сложившегося политического статус-кво и, таким образом, выхода франков на другой берег Эльбы. Сама процедура заключения мира произошла во время встречи франкской и датской делегаций на Эйдере. Ведение переговоров было возложено на делегацию графов во главе с Валой, который, являясь единокровным братом аббата монастыря Корби Адалар-да, сыном Бернарда и жительницы Саксонии, приходился еще и единокровным двоюродным братом императору. При дворе Вала стал преемником Адаларда, который после кончины Пипина принял на себя административные обязанности в Италии.

По истечении этого договора священник Геридак, рукоположенный епископом Трирским, по-видимому, был направлен в Хаммабург (ставший впоследствии Гамбургом) – центр миссионерской деятельности на территориях на другом берегу Эльбы. По всей вероятности, ему отводилась кафедра епископа специально по миссионерству, но он вскоре умер. Его потенциальную епархию принял епископ Бременский Виллирих, который после окончательного умиротворения саксов в 805 году совершил зафиксированную в анналах инспекционную поездку в Дитмаршен (Мелдорф). Однако наличие христианства здесь было зафиксировано только более чем два десятилетия спустя – во время понтификата Ансгара, пока в 845 году очередное внезапное нападение датчан не покончило с этим юным насаждением на франкской почве.