Текст книги "Карл Великий"

Автор книги: Дитер Хэгерманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 58 страниц)

ИТАЛИЙСКИЕ КАПИТУЛЯРИИ

Еще возвращаясь домой через Альпы в 787 году, Карл во имя безопасности – собственной и сына – сослал ненадежных лан-гобардских аристократов на Север, определил в двух капитуляриях сферы ответственности церкви и государства, а также описал круг их полномочий. Указанные правовые тексты планировалось принять под председательством короля в Мантуе в октябре, однако из-за нехватки времени этого не произошло. Третий капитулярий выпустил сын Карла – Пипин в Павии в развитие решений, принятых отцом. Тексты предваряли слова: «Душе славного короля Карла созвучно, что с корнем вырывается и устраняется зло, распространившееся в наши дни в лоне святой церкви Божией».

Так, монастыри призваны жить по уставу святого Бенедикта. При нарушении этого завета аббатами и аббатисами следует заменять их на других, более подходящих. Необходимо восстановить церковные приюты для бедных (Хеnodochien), чтобы они соответствовали своему социальному предназначению; крестильни следует передать священнослужителям; нельзя допускать вмешательства епископа, особенно недопустимы вымогательства при пастырском общении с прихожанами. Встречается упоминание о том, что духовное сословие (аббаты и монашествующие) должно воздерживаться от охоты, любимого занятия аристократии, а также от общения с людьми шутовского звания. Запрещается также лишать клерикалов финансовой поддержки и средств к существованию; во всех делах следует соблюдать церковное устройство. Сам Карл при избрании церковных сановников отказывается от даров, выходящих за пределы разумного. Таким образом, король по зову совести бросает вызов симонии, то есть практике продажи и купли духовных должностей, в память о колдуне Симоне, который пытался купить у апостола Петра его духовные дары. Церковная реформа XI столетия была призвана решительно покончить с этим злом.

Второй капитулярий – более объемный – посвящен главным образом небеспроблемным отношениям между церковью и светской властью, представленной аристократией и ее административным фундаментом: клерикалы на основе иммунитета и компетенции римского права в отношении духовного сословия свою подсудность связывали исключительно с епископом или его викарием; бродячие клирики и монашествующие на чужбине не должны рассчитывать на гостеприимство; судебные разбирательства нельзя устраивать в храмах; графы не имеют права привлекать к работам безземельных из церкви. Такого рода угнетение, подчеркивается в соответствующем разделе, уже привело к опустению огромных пространств. При строительстве мостов и прочих разновидностях подневольного труда по старому обычаю начинать надо было с высшего церковного начальства. Ответственный за строительство при нарушении сроков работ мог вызвать «прораба», что свидетельствует о многочисленных трудностях со снабжением на раннем этапе средневековья при возведении дорог, путей и мостов. По этой причине имело место преимущественное использование водных путей для транспортировки людей и грузов. Обширная глава посвящается проблеме взимания десятины. Согласно нашим достоверным источникам, уплата церковных штрафов, пени и конфискаций осуществлялась принудительно в соответствии с приговором уважаемых членов прихода в количестве от четырех до восьми человек.

В Павии Пипин в присутствии короля-отца знакомил участников собрания с этими указами Карла, причем частично расширив их новыми положениями. Таким образом дается энергичный отпор широко распространенным привычкам наезжавших в пфальц, которые квартировали у третьих лиц, несмотря на их несогласие, да еще требовали с них мзду. В этот круг входили епископы, аббаты, графы и «vassi dominici», то есть королевские вассалы. Вассалам, изначально холопам, но в то время выдвинувшемуся слою, запрещается без согласия своих сеньеров и без указания убедительных причин менять господина. Эта процедура осуществляется в присутствии короля, и потенциально новый сеньер с потенциальным вассалом в течение сорока дней (известный срок – квадрагесима) обязан предстать перед королем. Причем каждому должно быть позволено доказать свой статус вольного, то есть пойти в услужение другому, правда с сохранением публичных притязаний графа к вассалу.

За этим прослеживаются структурные изменения в жизни общества, которое вольного, или «франка», как носителя идеальной опоры королевства отделяет от монарха. Соответственно действует еще подлежащий рассмотрению процесс, привязывающий вольного и самостоятельного крестьянина к системе обыденной жизни и производственной деятельности. Она вместе с тем защищает его от требований органов государственной власти, особенно от дорогостоящего и небезопасного военного призыва. Таким образом, за два поколения королевство лишилось народной основы и было положено начало двойной феодализации общества. Ответные меры против отчуждения широких слоев населения не заставили себя ждать. Начало было положено капитулярием 787 года (он связан с городом Павия). Впоследствии многократно заявляли о себе различные заповеди и запреты, но в итоге все они успеха не имели. В результате между королевским правлением и народом пролегла межа.

В тексте содержится попытка разобраться с правонарушением как явлением: никого нельзя чего-либо лишать или изымать без решения суда. Для развития транспортной системы Северной и Центральной Италии и ее производительности в интересах королевской казны особое значение приобрело положение о ремонте дорог, паромов и мостов. Так было испокон веков. А вот новые переправы строить запрещалось, что порождало типично средневековый антагонизм между старым правом и новыми потребностями.

И наконец, король Пипин в своем капитулярии обращается к особо острой социальной проблеме. Речь идет о судьбе женщин, мужья которых в качестве потенциальных смутьянов оказались на положении ссыльных. Король приказывает не ущемлять их в правах. Помогать в этом должны доверенные лица короля, решая правовые вопросы «с графом при должности». На королевских эмиссаров (капеллана и монаха) возлагается также обязанность посещения монастырей.

Можно представить себе, каким вмешательствам – извне и изнутри – подвергалась церковь: противозаконное давление на лично зависимых крестьян, правовой беспредел в условиях общественной нестабильности, едва завуалированная симония со стороны монарха, вымогательства – и все это на фоне мучительного взимания десятины и изъятия вспоможения. Такое положение вещей касалось прежде всего крещален как религиозных оплотов средневекового общества, кроме всего прочего пребывавшего в ожидании структурных изменений в результате формирования вассалитета и сеньериальной власти.

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И ПОРАЖЕНИЕ ТАССИЛОНА

В середине 787 года Карл, переправляясь через Альпы в северном направлении, принял решение наконец-то разобраться с «баварским вопросом». Моделью мог бы служить Беневенто. В столетии, на полуархаичной основе приобретавшем все более культурные и цивилизованные черты (чему способствовал Каролингский Ренессанс) и старавшемся привязать свои действия к определенным правовым нормам, вопрос о власти решался не так, как прежде, посредством применения грубой силы. К тому же и окончательное завоевание Аквитании проходило как бы на правовой основе с указанием на вероломное поведение герцога Гунольда. Баварский герцог являлся близким родственником короля, его кузеном. Тассилон происходил из древнейшего аристократического рода, которому, согласно международному праву баварцев, принадлежала вся полнота власти. Он являлся зятем хотя и смещенного, но все же короля, и, таким образом, был связан духовными узами с преемником апостола Петра. Тассилон возглавлял герцогство, которое за минувшие десятилетия в результате создания церквей и монастырей, в том числе благодаря усилиям аристократии, а также вследствие серьезных миссионерских успехов на Юго-Востоке превратилось в регион, по своему культурно-религиозному воздействию, видимо, уступавший лишь центральным землям франков – в долине Сены и Южной Галлии. Баварская церковь состояла из четырех епископий: Зальцбург, Фрей-зинг, Пассау и Регенсбург. Лишенная митрополичьей резиденции, она во имя братского молитвенного общения формировалась в рамках соборов под председательством «князя» и «господина». Герцогское представительство располагалось в Регенсбурге на месте некогда существовавшего там римского поселения. Известностью пользовался храм местного епископа, считавшийся духовным представительским центром.

Не вызывает сомнения исторически подтвержденный факт, что Бавария, герцоги которой своим достоинством были обязаны династии Меровингов, ощущала себя связанной с империей франков на правах ассоциированного внешнего дуката. Однако из генеалогических таблиц баварских аристократических родов, содержащихся в Законе племени примерно 750 года, следует, что Аги-лольфинги владели герцогством согласно наследственному праву. Отличие между назначением и наследственным правом вылилось в конфронтацию по вопросу о власти. Хотя аристократическая связь между внешним дукатом и королевством франков, возможно, еще не стерлась из памяти, переход королевского правления от Меровингов к династии мажордомов, Пипинидов и Арнульфингов, к так называемым Каролингам, вызвал в сознании Агилольфингов мысль о равенстве и, наверное, даже превосходстве по отношению к выскочкам. Такой взгляд не мог не повлиять на политико-правовой статус герцогства, тем более что в начале сороковых годов VIII столетия сложились определенные отношения (все обстоятельства которых неизвестны) между Гильтрудой, сестрой будущего первого короля новой династии, Пипином и герцогом Одилоном. Из хитросплетений этих отношений в качестве наследника и «вынырнул» Тассилон.

После смерти Гильтруды в 754 году Пипин представлял интересы осиротевшего племянника в связи с притязаниями Грифона, своего брата, родившегося от связи его отца Карла Мартелла со Свангильдой. Осуществлял ли мажордом опеку над появившимся на свет в 741 году сыном Гильтруды, нам неизвестно. В любом случае Тассилон как наследник в герцогстве занимал пре– стол за своим отцом. Присутствуя на общем сборе франкского воинства в 755 году и участвуя в первом походе Пипина против лангобардов год спустя, Тассилон проявил себя лояльным сторонником нового короля, который одновременно был его дядей.

Последующее время поначалу также не дает основания говорить о напряженности в отношениях между герцогом Агилольфингом и королем франков: Расплывчатая автономия Баварии соблюдается и после того, как Пипин распределяет королевскую власть между сыновьями Карлом и Карломаном, ибо Бавария в отличие от Алемании, Эльзаса и Аквитании не упоминается как объект в связи с разделом империи в 768 году. Значительность герцогского титула и во внешних отношениях, тем более по другую сторону альпийского гребня, получает в те годы подтверждение в результате бракосочетания Тассилона с дочерью короля лангобардов Дезидерия. Одновременно эти узы заставляют короля франков и папу задуматься о том, что единство взглядов обоих соседей таит потенциал скрытого конфликта для франко-римского союза. Поэтому вдова Пипина Бертрада не случайно пыталась ликвидировать этот очаг напряженности – в 767–770 годах ей удалось заключить союз между франками, баварцами и лангобардами как равноправными партнерами. Он должен был пойти на пользу прежде всего ее старшему сыну. Во имя этого альянса Карла заставили расстаться с супругой Гимильтрудой, магерью впоследствии вошедшего в историю Пипина Горбуна, и жениться на дочери Дезидерия. Таким образом преемник апостола Петра оказался в окружении зятьев враждебного ему короля Дезидерия, к которым наряду с Тассилоном принадлежал еще герцог Беневентский Арихиз. И вот теперь еще один из семейства франков вступил в эту изначально антиримскую коалицию, косвенно развалив тем самым пакт о дружбе между папами и новой династией. О том, как возмущенный и вместе с тем перепуганный Стефан III (IV) среагировал на эту смену политического курса, направленного исключительно против его интересов, мы уже писали выше.

Когда в 771 году умер юный брат Карла – Карломан, с трудом сколоченный союз развалился. Оказавшись вовлеченным в конфликт с магерью, Карл объявил о расторжении союза трех. Тассилон вел себя нейтрально, но сумел заручиться папской поддержкой. На Троицу 772 года в Риме Адриан I совершил помазание его старшего сына Теодора, что означало установление ду ховных уз с папским престолом. Если имя Теодор само по себе предполагало программу действий, вызывая ассоциации с исключительно удачливым и властным герцогом первой четверти VIII века, то папское восприемство от купели подчеркивало равенство сына по происхождению с потомками бывших франкских мажордомов, ставшими королями. Они еще ранее удостоились духовного родства с римским понтификом. Баварский герцог и король франков находились в одинаковом положении: по происхождению, родственным узам и возрасту, а также по миссионерско-политическим успехам и внешнеполитическим отношениям с папой и королем лангобардов. Вот только титулы у них разные.

Баварские соборы, особенно собрание дингольфингов, расценивали герцога вместе с сыном как соправителей с точки зрения влияния на церковь. Сенсационное основание Кремсмюн-стера неподалеку от баварско-славянского округа Траун замкнуло цепь герцогских монастырей в Баварии, от которых старалась не отставать и аристократия (например Бенедиктбойерн или Те-гернзее).

Даже после того как король в 774 году сверг Дезидерия и заточил его в монастырь, отношения между обоими кузенами – Карлом и Тассилоном ухудшились ненамного. Ведь баварские военные контингенты принимали участие в безуспешной и даже, может быть, нанесшей урон авторитету короля испанской авантюре 778 года. Политика Карла, как нам представляется, в основном осуществлялась размеренно. Король тщательно изучал складывающуюся ситуацию, взвешивая возможные шансы. Он неизменно помнил о поставленной цели, рационально учитывая конкретное в данный момент соотношение сил, которое по возможности пытался изменить в свою пользу, умело маневрируя живой силой и средствами в преддверии военных акций.

Примером таких разумных действий является завоевание королевства лангобардов, завершившееся быстро и относительно бескровно благодаря продуманному подходу. Фактические или потенциальные сторонники удостоились привилегий, а упрямые или вероятные противники лишились владений и отправились в ссылку.

До 781 года Бавария оставалась для Карла как бы нейтральной стороной его политики и лишь в предпоследнем десятилетии VIII столетия стала вызовом, по значимости не уступавшим «вхождению» Саксонии в состав государства франков.

С возобновлением духовного родства между королем франков и преемником апостола Петра в результате совершения обря– да крещения Карломана-Пипина и Людовика, а также торжественного возведения обоих сыновей в королевское достоинство в Италии и соответственно в Аквитании в 781 году в качестве «промежуточной власти», по выражению Бригитты Кастен, при сохранении верховного главенства отца, Карл решился пойти на определенную децентрализацию власти, которая наилучшим образом соответствовала возможностям управления и связи, а также территориальным размерам франко-лангобардской империи, В этом концепционном нововведении хотя и не озвученная, но де-факто обозначенная автономия герцогства Бавария оказывалась во все возрастающей степени в поле зрения политики Карла. Эта страна как задвижка перекрывала северные и южные альпийские перевалы, и в первую очередь перевал Бреннер. Таким образом, герцог контролировал долину реки Адидже вплоть до Больцано (в Тироле) и поэтому в любое время мог, объединившись с оппозиционно настроенными лангобардами, угрожать укреплению власти Карла.

Во время второго визита в Рим в 781 году Карлу удалось окончательно склонить Адриана I по вопросу о Баварии на свою сторону, что проявилось в создании смешанной франко-папской делегации, посетившей Тассилона и призвавшей его встретиться с королем. Это произошло в Вормсе после того, как были выделены заложники для обеспечения безопасности герцога как партнера по переговорам с королем. Нам не известны ни предмет переговоров, ни их результат. Тем не менее один источник сообщает об «огромных подарках», переданных герцогом Тассилоном, и о «прощении», дарованном ему королем перед возвращением домой.

Предположительно Тассилон подтвердил верность королю и в качестве гарантии вернул заложников, которых монарху передал Регенсбургский епископ Керси.

После возвращения из Италии в начале лета 787 года король франков постарался максимально использовать этот диктаторский статус в собственных интересах. К такому политическому расчету его, вероятно, подтолкнули также успешные переговоры с герцогом Беневенто, согласившимся на предоставление заложников, среди которых был его второй по старшинству сын, принесение клятвы верности, предоставление ежегодной дани, а также на частичное удовлетворение папских притязаний в качестве модус вивенди, означавшего подчинение дуката по периметру его италийского королевства верховной власти короля франков и одновременно нейтрализацию в отношении Византии.

Концентрируя власть, Карл, незадолго до этого подчинивший Видукинда, своего главного врага в Саксонии, посредством крещения поборовший его оппозицию и тем самым открывший земли вплоть до Эльбы для административно-церковно-политического проникновения франков, считал неотложным велением времени аннексию Баварии. Как уже подчеркивалось, здесь нельзя было применять исключительно военные средства. Межсемейные узы, отсутствие открытой вражды, церковная общность, покровительство папы не давали возможности использовать это средство. Требовалась, скорее, юридическая конструкция или обширная историко-юридическая аргументация для приближения к почти что королевской и ярко выраженной автономной позиции Агилольфинга, дукат которого сумел утвердиться в качестве последнего анклава в гравитационном поле политики франков. Но коллоквиум 781 года показал: фундамент самостоятельности под воздействием королевских и даже папских призывов к сохранению мира уже был подорван.

Кроме того, речь шла о том, и в данном контексте интенсивно развивающихся событий это представляется новым элементом, чтобы привлечь к мероприятиям против герцога общественность (светскую и церковную аристократию), в особенности ба-арскую знать, а еще общих родственников (сородичей) с помощью убедительных аргументов, включающих и доводы из новейшей истории. Размышления об этой почти что пропаганди-тской кампании прослеживаются в оценке имперскими хронис-ами баварско-франкских отношений на протяжении нескольких десятилетий. Отдельные сведения имеют «ароматические пометы», источающие дурной запах и отрицательно характеризующие Тассилона до сегодняшнего дня.

В любом случае Карл, будучи в Риме, принял решение покорить своей власти Тассилона и вместе с ним Баварию. Не ясно, правда, предполагал ли он к тому времени удаление Агилольфингов из наследственного герцогства. Уже примерно в 784 году неподалеку от Больцано произошли военные столкновения между баварцами и неким франкским властителем. Что это? Прелюдия к грядущим событиям? Ответить на этот вопрос не так-то просто. В имперских хрониках или по крайней мере в ежегодных сообщениях по нашей теме, составленных и записанных в период между 788-м и – самое позднее – 795 годом, контактам между королем франков и баварским герцогом посвящается много места. В одном можно не сомневаться: хронист был из придворных кругов и материал для изложения черпал из своего рода Белой книги или судебных протоколов. В них перечисляются фактические или мнимые проступки Агилольфинга, интерпретация которых соответствовала, однако, исключительно представлениям и оценкам победителя, а именно короля Карла. Королевство франков при решении проблемы Баварии проявляло неизменную осторожность, делало только тщательно выверенные шаги, периодически корректные и эффективные в плане воздействия на общественное мнение. Что касается придворных, то они старались преподнести убедительные аргументы в пользу свержения Тасси-лона. В противоположность этому ни мажордома Карломана при подавлении Алемании в сороковые годы, ни короля Пипина, ни его сына Карла при аннексии Аквитании такие угрызения совести не мучили. Их вожди, видимо, и не состояли с теми в свойстве. Вопрос о власти теперь «укладывался» в правовое русло, решаемое процессуально и исключающее военный аспект.

Мы уже говорили о политической поддержке короля Карла папой Адрианом I в данном вопросе, хотя утверждение о том, что якобы предусмотренное святым отцом прощение всех гнусных деяний франков диктуется виной Тассилона, является клеветой, оскорбительной для чести папы.

Между тем напрашивается вывод. Хотя этот процесс во всех его деталях из-за недостаточности исторических свидетельств недоказуем, окружавший герцога круг людей начинал сжиматься тогда, когда королю в Баварии удавалось приобрести достаточное число сторонников среди духовенства и аристократии, чтобы с перспективой на успех действовать против Тассилона. К таким приверженцам, впрочем, стремившимся к установлению приличных отношений с Тассилоном и поначалу добивавшимся этого, можно отнести Арна, преемника епископа Вергилия в Зальцбурге. С ним связана самая старая книга молитвенного общения собора Святого Петра. Ее первые записи датируются июлем 784 года. В ней, помимо членов семьи баварского герцога, епископов и аббатов, на первом месте поименно отмечен королевский дом государства франков. Но и аббат Фулрад монастыря Сен-Дени принадлежит к числу тех, кого поминают в молитве.

Если к этому добавить, что указанные записи являются самыми ранними примерами Каролингского минускула на землях Баварии, в то время как другие баварские рукописи в монастырях и епископских резиденциях еще пользовались древними курсивными шрифтами, сразу становится понятной масштабность (помимо личности Арна) и культурная форма франкизации баварской церкви, за которой последовало политическое сближение и даже взаимодействие. Хотя исследователи до сих пор не в состоянии назвать сочувствовавших Карлу на ранней стадии его правления.

Однако сам факт коллаборационизма не вызывает сомнения. Хотя имперские хроники здорово преувеличивают, утверждая, что значительная часть баварской аристократии уже в 787 году, а тем более в 788 году перешла на сторону Карла, получив за это соответствующую компенсацию, тем не менее имела место серьезная переориентация. В противном случае франко-баварский интеграционный процесс не пошел бы так активно и бесконфликтно. Подобные наблюдения были бы уместны еще при интеграции лангобардских земель в королевство франков. И здесь предстоя-тели церквей и монастырей, видимо, задавали тон при смене правления.

Драма получила продолжение по прибытии короля в начале лета в Вормс. 13 июля Карл в день приема при дворе велел возвести в епископский сан Виллихеда, миссионера Вихмодии, поскольку Саксония постоянно оставалась в центре его внимания. Собранию стали известны детали произошедших в Риме и Капуа событий, одновременно оно получило представление о планах Карла относительно Тассилона. Мюрбахские хроники, в те годы наиболее ценный и, видимо, достоверный источник, который мы использовали при описании восстания Гардрада, свидетельствуют: «Этот [король] на землях франков в Вормсе устроил приемный день. Набрав войско из франков, он направился к границам Алемании и Баварии на реке Лех. Туда же явился Тассилон, герцог Баварский, и вручил ему жезл с человекоподобным изображением как символ отечества. Так он стал его вассалом и отдал своего сына Теодора как заложника».

Менее значимые, так называемые Лоршские хроники варьируют это свидетельство таким образом, что в начале октября Тассилон находился у короля, передав себя и земли Баварии в руки Карла. Таким образом, имперские хроники обогащают и заостряют многократно подтвержденное событие: Тассилон отказался подчиниться приказам папы, а также выполнить клятвенные обещания, данные им королю, его сыновьям и всем франкам. Вместе с тем Тассилон воспротивился предстать перед королем. Теперь вступил в действие план в отношении Тассилона: Карл со своими отрядами достиг реки Лех выше Аугсбурга на границе-Баварии с Алеманией; другой контингент из восточных франков, а также из представителей Тюрингии и Саксонии (!), поспешил к Дунаю и продвинулся до восточной границы герцогства между городами Ингольштадт и Регенсбург; третий – во главе с Пипином прошел маршрутом от Триента до Больцано на южной границе. Этой тщательно разработанной военной операции герцог не мог противопоставить ровным счетом ничего: ему пришлось подчиниться королю на основе вассалитета, который здесь впервые, впрочем под нажимом, приобрел высшую социальную значимость на этапе раннего средневековья. Герцог стал «vassus dominicus» [47]47
  Королевский вассал (лат.).


[Закрыть]. Правда, его обязанности (да и права тоже) еще ожидали четкой квалификации. Тем самым король получил свободу действий в отношении герцога, а также «зеленый свет» для вмешательства в дела Баварии.

Вассалитет в сочетании со специально сформулированной присягой в верности или без оной, конкретно в виде коммендации, еще связанной со старым ритуалом закрепощения, в общем, обосновывал почти что договорные отношения между двумя партнерами – сеньером (старшим) и вассалом (младшим). Коммендация обязывала обоих, но главным образом вассала, к благонравному поведению, готовности прийти на помощь, товариществу и солидарности, исключающей вероломство, союзы с врагами и собственные враждебные действия. До этого времени привязанные в чувствах и действиях к королю, автономные в политике герцоги, согласно коммендации, снова оказывались вассалами монарха, на основе канона обязанностей, соблюдение или нарушение которых мог в любое время проконтролировать королевский суд. В наступавшем столетии вассалитет становится вес более значительным ферментом аристократического государства, но вместе с тем и соединительным элементом между королем и знатью, а также между верхушкой империи и князьями церкви.

Уже в начале правления короля Карла начал формироваться этот вассалитет, занявший место графского служения. В одной из грамот монастыря Лорш уже в 772 году в качестве судей, кроме четырех графов, упоминаются пятеро «vassi nostri» [48]48
  Наши вассалы (лат.).


[Закрыть], безусловно являвшихся представителями знатных фамилий. Да и введение монастыря Фульда в состав Хаммельбурга 8 октября 777 года совершали, согласно протокольным записям, два графа и два «vassi dominici». Конечно, вассалитет еще не стал социально обязательной системой, даже ленным правом. Разумеется, отдельные формальные акты договорных обязательств пока не были канонизованы, а вассальная клятва не влекла за собой вещный субстрат, ленный объект (feudum) в виде комплекса владения. Однако верность, готовность прийти на помощь и подчинение в обмен на материальное обустройство составляли основу этого контракта.

В связи с вынужденным внедрением вассалитета Тассилон снова получил Баварию (regnum, patria [49]49
  Государство, отечество (лат.).


[Закрыть]) из рук короля, которую, по свидетельству источника, он же монарху и уступил. Акт возвращения в те далекие времена, не очень-то богатые письменными свидетельствами, когда действенность правовых актов измерялась зримыми, броскими знаками, был реализован передачей символа, в данном случае жезла с человекоподобным изображением. Это символическое действо соответствовало существовавшему тогда обычаю для совершения правовых актов. Так, вопрос об освобождении решался подбрасыванием вверх монеты в присутствии короля. А при покупке и продаже земли передавался кусок лесного дерна. Даже грамоты в обществе, практически лишенном письменных свидетельств, рассматривались как правовой символ; лишь их публичная передача гарантировала действенность соответствующего договора.

Не может быть сомнений в том, что баварский герцог не расставался с жезлом как символом правления. Наличие жезла – это атрибут ранних культур, не связанный с конкретным местом и временем. Так поступал Моисей. У западных готов жезл с зеркальной печаткой разрешал судебному рассыльному приглашать спорящие стороны в зал заседания. Маршальский жезл вплоть до наших дней относится к экипировке высших военачальников. Африканские государственные деятели не расстаются с жезлом даже на демократических выборах. Для них это тоже многозначительный символ. В серии картин, посвященных взятию Англии Вильгельмом Завоевателем, герцог многократно изображен на коне. А в руках он держит опять-таки жезл и с его помощью отдает приказы эскадронам. В 787 году этот жезл стал символом передачи власти, но не насильственно навязанным знаком с изначалыю закрепленным содержанием, как это считалось позже в отношении знамени и жезла в период расцвета средневековья при введении в высшие духовные и светские должности. Нам не известно, получил ли тогда Тассилон северобаварские владения Ингольштадт и Лаутергофен в качестве привилегий. Divisio regnorum 806 года лишь намекает на это, не указывая ни времени, ни места.

В правовом отношении Тассилон, приняв коммендацию, стал человеком короля – «vassus dominicus», то есть королевским вассалом. На основе официального акта о передаче и возвращении владения Баварское герцогство было приравнено к «бенефицию» – на основе недостаточно юридически проработанного принципа безвозмездного пользования землей. Из властного статуса (роtestas) вытекает право пользования (usufructus). Реализация этой связи предполагала демонстративное принесение клятвы верности, что опять-таки соответствует уже описанным событиям в Беневенто и Капуа, а также принесению присяги соучастниками в заговоре Гадрада. Сюда не случайно относится положение заложников, как того требовал Арихиз из Беневенто, в качестве гарантии будущего благонамеренного поведения.

Принудительное включение Тассилона в вассальскую зависимость значительно обогатило данный политический контекст, который не совсем вписывается в вассальный правовой статус. В противоположность условиям предоставления заложников в Беневенто Карл потребовал выдачи старшего сына Тассилона – Теодора, уже являвшегося соправителем в Баварии. Судьба Аги-лольфинга с 787 года находилась буквально в руках короля франков. Этот формально вассальный правовой статус позволил королю иметь необходимую основу для будущей юридической аргументации и вытекающих из нее военно-политических действий против его старшего кузена и соперника.