Текст книги "Зимняя луна (Ад в наследство)"

Автор книги: Дин Рей Кунц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Чушь. Этот скрежет и скрип объясняются просто. Даже старые дома проседают под бесконечным давлением гравитации. Это чертов сон ее так взбудоражил.

Тоби что-то пробормотал во сне. Она повернула голову, чтобы посмотреть. Он не шевелился, а через несколько секунд его бормотание прекратилось.

Хитер отступила на шаг от двери. Она не хотела подвергать Тоби опасности, но теперь эта ситуация представлялась нелепой, а не страшной. Просто дверь. Просто лестница в углу дома. Просто обычная ночь, дурной сон, нервный срыв.

Разозлившись на саму себя, она разблокировала замок и резко распахнула дверь.

Она забыла, что свет на лестнице выключен. Эта узкая шахта была без окон и слабый свет ночника в комнате Тоби мало чем могло помочь. Она стала лицом к лицу с совершенной темнотой, не видя ничего даже на площадке прямо перед ней. Ударил в нос отвратительный запах, который она уничтожила два дня назад затратив много труда с помощью аммиачной воды. Запах был сильнее чем тогда – мерзкий аромат гниющего мяса..

Может быть, ей только снится, что она проснулась, а на самом деле кошмар все еще длится? – Сердце бешено заколотилось в груди, дыхание перехватило. Она нащупала выключатель, который находился рядом с дверью в коридоре, а не в шахте. Если бы он был там, ей могло не хватить мужества для того, чтобы сунуть руку в эту темноту и нащупывать его там. Она промахнулась мимо выключателя с первой и второй попытки, не осмеливаясь отвести взгляд от темноты перед собой, слепо ощупывала то место, где, как она помнила, видела его. Захотелось крикнуть Тоби, чтобы он проснулся и бежал прочь. Наконец, – вот он выключатель, слава Богу.

Свет. Пустая площадка. Там ничего, конечно. – Пустые ступени винтовой лестницы спускались, пропадая из виду. Внизу опять скрип. О, Господи. Она вышла на лестничную площадку. На ней не было тапочек. Дерево было прохладным и шершавым под ее босыми ногами.

Другой скрип, тише, чем прежде.

Может быть, все-таки, дом проседает?

Пошла вниз, держась за перила, с опаской глядя перед собой, готовая, как только увидит кого-то, повернуться и, сломя голову,  бежать на верх, там закрыть дверь на замок. Его не открыть с лестницы, только изнутри дома, и они будут в безопасности.

Снизу донесся тихий щелчок, слабый глухой стук – как будто дверь закрывали как можно тише.

Да что же там происходит? Внезапно он стала меньше бояться встречи с кем-то, а больше того, что не узнает ответа на этот вопрос. Ей нужно узнать это. Хитер стряхнув с себя робость, бросилась вниз по лестнице, не таясь, не заботясь, что ее кто-то может услышать. Вестибюль внизу. Дверь наружу. Дверь на кухню. Пусто. Никого.

Она подергала ручку двери на кухню. Та была закрыта, и требовался ключ, чтобы открыть ее. У нее не было ключа. Предположительно, у «гостя» тоже.

Дверь на заднее крыльцо открывалась изнутри одним поворотом ручки. И была закрыта. Она крутанула ручку, распахнула дверь и шагнула на крыльцо.

Пусто. И насколько она могла видеть – никто не улепетывал от нее через двор.

Кроме того, хотя «гостю» и не нужен был ключ, чтобы выйти в эту дверь, но он не мог обойтись без него, закрывая ее за собой, поскольку закрыть замок снаружи можно было только ключом.

Где-то угрюмо заухала сова. Безветренно, холодно и сыро. Ночной воздух казался похожим не на обычный наружный, а на промозглую, слегка зловонную атмосферу погреба.

Она была одна. Но не чувствовала себя в одиночестве. Она ощущала, что… за ней наблюдают.

– Бога ради, Хит, – сказала она, – что за бред с тобой приключился?

Отступила в коридор и заперла дверь. Затем впилась взглядом в блестящую латунную ручку, размышляя, а не ее ли собственное воображение, потревоженное вполне естественными шумами, выдумало какую-то угрозу, которая была еще менее возможной, чем появление привидения?

Вновь появился запах гниения? – Объясняется просто. Аммиачная  вода оказалась не в силах заглушить запах больше чем на два дня, вероятно крыса сдохла и разлагается в своей норе внутри стены.

Стала подниматься по лестнице и на что-то наступила. Поглядела на пол. – Комок сухой земли размерами с грушу, раздавленный ее голой пяткой.

Шматки земли были разбросаны на ступеньках на всем протяжении до второго этажа, она их не заметила, когда неслась вниз. Но этой грязи здесь не было, – в среду лестница была  убрана тщательно. Но это можно объяснить и без посещения «гостя». Более вероятно, что это Тоби затащил грязь с заднего двора. Обычно он аккуратен, чистоплотный от природы мальчик, но в конце концов, ему только восемь лет.

Хитер закрыла на замок дверь на лестницу и выключила там свет. Вошла в комнату Тоби, ее сын спал глубоким сном.

Чувствуя себя довольно глупо, но не очень смущаясь по этому поводу, она спустилась по парадной лестнице на кухню.

Если отвратительный запах – это знак присутствия «гостя» и если эта вонь почувствуется и на кухне, то это будет значить, что у него есть ключ и значит с лестницы он ушел туда. В этом случае она собиралась разбудить Джека и настоять на обыске всего дома сверху донизу – с заряженным оружием в руках.

На кухне пахло свежо и чисто. Никаких комочков сухой почвы на полу.

Она была почти разочарована. Претила сама мысль о том, что все произошло только в ее воображении, но судя по-всему это было именно так.

Воображение это или нет, но она не могла избавиться от ощущения, что совсем недавно находилась под наблюдением. Поэтому закрыла жалюзи на кухонных окнах.

Возьми себя в руки, посоветовала она себе. Уже пятнадцать лет как твоя жизнь изменилась, ты стала леди, теперь нет никакого извинения этим диким скачкам настроения.

Попыталась читать, но была слишком взбудоражена, чтобы сосредоточиться на содержании книги. Необходимо было заняться каким-то другим делом.

Пока машина варила кофе, Хит провела инвентаризацию содержимого морозильника. Здесь было полдюжины замороженных обедов, пачка сосисок, две коробки кукурузных хлопьев «Зеленый Великан», коробка зеленых бобов, две коробки моркови и пачка орегонской черники. Эдуардо Фернандес не открыл ничего, и все это можно было употребить.

На нижней полочке, под коробкой вафель «Эгго» и полкило сала нашла пластиковый пакет на молнии, в котором оказался блокнот из желтой бумаги. Пластик стал едва прозрачным от мороза и она смутно видела рукописный текст, заполнявший первую страницу.

Расстегнула молнию, но затем заколебалась. Держать блокнот в таком необычном месте явно означало скрывать его. Фернандес, должно быть, считал его содержание очень важным и личным, а Хитер не хотела вторгаться в частные дела. Хотя он и умер, но он – благодетель, который в корне изменил их жизнь, он заслужил их уважение и они должны считаться с его желаниями.

Она прочла первые несколько слов вверху страницы: «Мое имя Эдуардо Фернандес…» – и, пролистав блокнот, убедилась, что это написано Фернандесом и является довольно длинным документом. Более двух третей страниц были заполнены аккуратным почерком. Поборов любопытство, Хитер положила блокнот на верх холодильника, намереваясь передать его Полу Янгбладу при ближайшей встрече. Поверенный был ближе всех к понятию «друг» для Фернандеса, и по своей профессии допускался ко всем делам старика. Если содержание блокнота важно и лично, только Пол имеет право его прочесть.

Закончив осмотр замороженных продуктов, она налила в чашку свежего кофе, села за кухонный стол и начала составлять список необходимых продуктов и предметов домашнего обихода. Утром им нужно будет съездить в супермаркет Иглз Руст и заполнить не только холодильник, но и полупустые полки кладовой. Хотелось быть совершенно готовыми, если зимой их отсечет снежными заносами на какое-то время.

Она прервала составление своего реестра, чтобы написать записку, напоминающую Джеку о необходимости назначить встречу на следующей неделе в гараже Паркера для установки отвала на их «Форд Эксплорер».

Глотая свой кофе и сочиняя список, она все еще была настороже и вслушивалась, ожидая странных звуков. Но, однако, ее занятие было таким обыденным, что постепенно Хит успокоилась, а некоторое время спустя чувство необычайности происходящего у нее пропало.

* * *

Тоби во сне тихо застонал:

– Уходи… уходи… прочь…

Умолкнув на некоторое время, он сбросил с себя одеяло и поднялся с кровати. В румяном отблеске ночника его бледно-желтая пижама казалась покрытой полосками крови.

Он встал рядом с кроватью, качаясь, как будто следуя ритму музыки, которую слышал лишь он один.

– Нет, – прошептал он, без тревоги, спокойным голосом, лишенным эмоций: – Нет… нет… нет… – Снова замолчав, подошел к окну и поглядел в ночь: угнездившийся среди сосен на краю леса, домик управляющего больше не был темным и пустым. Странный свет, чисто-голубой, как пламя газовой горелки, выбивался в ночь через щели по краям фанерных прямоугольников, которыми были забиты окна, из-под двери, и даже из трубы дымохода камина.

– Ах, – сказал Тоби.

Свет не был постоянной интенсивности, но чем-то мигающим, иногда пульсирующим. Периодически даже самые узкие из исчезающих лучей были так ярки, что смотреть на них было больно, хотя иногда они становились настолько смутными, что почти растворялись. Даже в самые яркие моменты это был холодный свет, не дающий никакого ощущения тепла.

Тоби смотрел долго.

Постепенно свет погас. Домик управляющего снова стал темным.

Мальчик вернулся в постель.

Ночь продолжалась.

16

Субботнее утро началось солнечно. Холодный ветер дул с северо-запада, и время от времени стаи темных птиц проскальзывали по небу из лесов Скалистых Гор на восток к равнинным местам, как будто спасаясь от хищника.

Синоптик со станции в Бутте – Хитер и Джек слушали его, пока принимали душ и одевались, – обещал снег к ночи. Это будет, как он заявил, одна из самых ранних бурь за многие годы, и толщина покрова может достичь двадцати сантиметров.

Судя по тону репортажа, погода, при которой снег так заносит землю, не являлась чем-то необычным в этих северных краях. И речи не шло о перекрытии дорог, никто не предупреждал фермеров об опасности заносов. Следующая метель ожидается утром в понедельник, но она будет слабее.

Сидя на краю кровати, наклонившись, чтобы завязать шнурки своих кроссовок, Хитер заявила:

– Слышишь, нам надо купить пару санок, будем кататься с горки.

Джек стоял у своего открытого шкафа, снимая с вешалки фланелевую рубашку в красно-коричневую клетку.

– Ты веселишься, как младенец, – заметил он.

– Ну и что, ведь это мой первый снег!

– Точно. Я и забыл.

В Лос-Анджелесе зимой, когда смог рассеивался, становились видны горы с их белыми вершинами, и Хитер в своей жизни видела только такой снег – вдали, на склонах гор. Она не была лыжницей. Никогда не ездила в Эрроухед или в Биг Бир зимой, только иногда летом, и надвигающаяся снежная буря действительно взволновала ее как ребенка.

Покончив со шнурками, она напомнила:

– Нужно будет договориться в гараже Паркера о установке на «Форд Эксплорер» этого отвала для расчистки дороги от снега, прежде чем начнется настоящая зима.

– Уже сделано, – сказал Джек. – В десять утра в четверг. – Застегивая рубашку, он подошел к окну, чтобы поглядеть на восточный лес и северные долины. – Это зрелище меня гипнотизирует. Я бываю чем-то занят, очень занят, и вдруг, случайно, вижу вот это в окне, или с крыльца и смотрю, и насмотреться не могу.

Хитер подошла к нему сзади, обняла, посмотрела мимо него на поразительную панораму лесов, полей и широкого голубого неба.

– Ты думаешь нам здесь будет хорошо? – спросила она, чуть помедлив.

– Будет здорово. Вот где наше место. Разве ты этого не чувствуешь?

– Да, – сказала она, лишь на мгновение поколебавшись. – Ты прав, наше место здесь.

При свете дня события предыдущей ночи казались ей плодом чрезмерно активного воображения. В конце концов, ведь она ничего не видела и даже точно не знает, что ожидала увидеть. Остаточные страхи города, осложненные ночным кошмаром. Ничего больше.

Он повернулся, обнял ее, и они поцеловались. Она медленно водила руками по его спине, нежно массируя мышцы, – они уже восстановились благодаря упражнениям. И видно было что чувствует он себя хорошо. Утомленные путешествием и домоустройством, они не занимались любовью с той самой ночи, как выехали из Лос-Анджелеса. Как только они таким образом сделают дом своим, – Любовь страшная сила, он будет принадлежать им и во всех других отношениях, и ее странное беспокойство, вероятно, исчезнет.

Он скользнул своими сильными руками по ее бокам к бедрам, притянул ее к себе. Перемежая слова, произносимые шепотом, поцелуями в шею, щеки, глаза и уголки рта, он сказал:

– Как насчет сегодня… когда начнется снегопад… когда мы выпьем… стаканчик-два вина… у огня… романтическая музыка… по радио… когда мы расслабимся…

– Расслабимся, – повторила она мечтательно.

– И будем с тобой вместе…

– …м-м-м-м вместе…

– Бросаться снежками.

Она  игриво шлепнула его по щеке:

– Животное! В моих снежках будут камни.

– Ну… можем заняться любовью.

– А ты уверен, что не захочешь вместо этого выйти наружу и скатать снежную бабу?

– Знаешь, пока не знаю, там будет видно.

– Одевайся, умник. Поехали по магазинам.

* * *

Хитер нашла Тоби в гостиной. уже одетого. Он уже встал с постели, оделся и сидел на полу перед телевизором, глядя программу с отключенным звуком.

– Сегодня вечером будет сильный снегопад, – сообщила она сыну, стоя в дверях и ожидая что восторг мальчика превзойдет ее, потому что это будет и его первая встреча со снегом.

Он ничего не ответил.

– Мы собираемся купить санки, будешь кататься с горки.

Он сидел, окаменев, уставившись в экран.

Оттуда, где она стояла, ей не было видно, что такое захватило его внимание.

– Тоби? – Она зашла в гостиную. – Эй, малыш, что ты там смотришь?

Он заметил ее, только когда она приблизилась.

– Я не знаю, что это. – Взгляд бессмысленный, глаза, казалось, ее не видят. И он снова повернулся к телевизору.

Экран был заполнен постоянно изменяющимся потоком светящихся амебовидных пятен, всех цветов спектра, то темных, то ярких. Постоянно изменяющиеся формы сливались вместе, извивались и изгибались, текли и били струями, моросили и летели вниз ливнем. Пульсировали в бесконечной круговерти аморфного хаоса, вздымаясь в неистовом ритме на какое-то время, потом вяло замедлялись, затем дергаясь снова быстро.

– Что это? – спросила Хитер.

Тоби пожал плечами.

Беспрерывно перестраиваясь, цветные абстракции были интересны для взгляда, часто даже красивы. Чем дольше, однако, Хит смотрела на них, тем тревожнее ей становилось, хотя причин этого она не могла понять. – Ничего в этих картинках не было очевидно злого и угрожающего.

– Почему ты отключил звук?

– Я не отключал.

Она села на корточки рядом с ним, подняла дистанционное управление с ковра и нажала на кнопку громкости. Единственным звуком было слабое шипение динамиков. Переключила на один канал вперед и громоподобный голос взволнованного спортивного комментатора и одобрительные вопли толпы на футбольном матче взорвались в гостиную. Хит быстро снизила громкость.

Когда она переключила на прежнюю программу, странного хаоса там не было,  а шел мультфильм про утенка Даффи и, судя по безумному ритму действия, уже подходил к завершению.

– Это было странно, – заметила она.

– А мне понравилось, – сказал Тоби.

Она пробежалась по другим программам, но нигде не смогла найти странного калейдоскопа и выключила телевизор:

– Ладно, время завтракать и отправляться в город, там у нас много дел, опять же санки нужно купить.

– Санки? – спросил мальчик, вставая на ноги.

– Ты что не слышал, что я говорила раньше?

– Нет.

– И о снеге?

Его лицо засияло:

– А что, пойдет снег?

– У тебя должно быть, восковые затычки в ушах были, на самую большую свечу в мире хватило бы, – сказала Хитер, направляясь на кухню.

Следуя за ней, Тоби канючил:

– Когда? Когда пойдет снег? Мам! А? Сегодня?

– Мы можем вставить по фитилю тебе в каждое ухо и устраивать ужины при свечах до конца десятилетия, просто поднося к фитилям спичку,

– И как много снега?

– Возможно, у тебя там и мертвые улитки.

– Просто снегопад или большая буря?

– А может быть, и мертвые мыши.

– Мам?! – сказал он сердито, заходя на кухню вслед за ней.

Она резко обернулась, присела на корточки перед ним, и приставила ладонь к его коленке:

– Снега выпадет вот столько, а может быть и выше.

– Правда?

– Мы собираемся кататься на санках.

– Ого-го!

– Делать снеговиков.

– Будем в снежки играть! – предложил он.

– Хорошо, я с папой против тебя.

– Нечестно! – Тоби подбежал к окну и прижался лицом к стеклу. – Но небо голубое.

– Скоро не будет. Гарантирую, – сказала она, направляясь к буфету. – Ты будешь гречневую кашу с молоком или хлопья на завтрак?

– Пончики и шоколадное молоко.

– Будешь жирным.

– Ну хорошо, гречневую кашу

– Хороший мальчик.

– Во! – сказал он удивленно, отшатнувшись от окна. – Мам, погляди на это.

– Что там?

– Гляди, быстрее, гляди на эту птицу. Она села прямо напротив меня.

Хитер присоединилась к нему и увидела ворону, севшую на подоконник снаружи. Ее голова была поднята, и она с любопытством озирала, их одним глазом.

Тоби сказал:

– Она прямо мчалась на меня, ууух, я подумал, что она собирается врезаться в стекло. А что она там делает?

– Возможно, ищет червяков или жучков.

– Я не похож на жука.

– Может быть, она увидела этих улиток в твоих ушах, – сказала она, возвращаясь к буфету.

Пока Тоби помогал Хитер накрыть стол к завтраку, ворона сидела у окна, время от времени чистя перья, но в основном наблюдая за ними то одним угольно-темным глазом то другим.

– Она должно быть, очень тупа, – сказал Тоби, – если думает, что у нас здесь есть червяки и жуки.

– Может быть, она утонченная птица, цивилизованная, и слышала, как я произнесла «хлопья».

Насвистывая, Джек вошел на кухню:

– Я так голоден, что могу съесть целую лошадь. Нельзя ли на завтрак яйца и лошадь?

– Как насчет яиц и вороны? – спросил Тоби, указывая на наблюдательницу.

Джек, подошел к окну и присел на корточки, разглядывая птицу. – Очень жирный и нахальный экземпляр, не правда ли?

– Мам, гляди! Папа играет в гляделки с вороной, – сказал Тоби, развеселившись.

Лицо Джека было не больше чем в сантиметре от стекла, и птица уставилась на него своим черным глазом. Хитер вынула четыре куска хлеба из пакета, засунула их в большой тостер, установила режим, нажала кнопку и увидела, что Джек и ворона все еще глядят друг на друга.

– Я думаю, папа проиграет, – сказал Тоби.

Джек щелкнул пальцем по стеклу напротив головы вороны, но птица даже не шелохнулась.

– Смелый чертенок, – сказал Джек.

Со стремительностью молнии дернув головой, ворона клюнула в стекло прямо перед лицом Джека с такой силой, что вздрогнув, он отшатнулся и потерял равновесие. А так-как он был на корточках, то упал задницей на кухонными пол. Птица отпрыгнула от окна, широко замахала крыльями и исчезла в небе.

Тоби взорвался от смеха.

Джек пополз к нему на четвереньках:

– А, ты думаешь, это смешно? Я покажу тебе, что на самом деле смешно. Я покажу тебе страшную китайскую пытку щекоткой.

Хитер тоже рассмеялась.

Тоби подбежал к двери в коридор, обернулся, увидел, что Джек приближается, и побежал в другую комнату, хихикая и визжа от восторга.

Джек вскочил на ноги. Сгорбившись, рыча, как тролль, он помчался за сыном.

– У меня один маленький мальчик или два? – крикнула ему вслед Хитер.

– Два! – ответил он.

Гренки выскочили. Она положила четыре хрустящих ломтика на тарелку и засунула еще четыре куска хлеба в тостер. До нее доносились радостные крики и громкое хихиканье.

Хитер подошла к окну. Стук клюва птицы был так громок, что она ожидала увидеть трещину в стекле. Но стекло было цело. Снаружи на подоконнике, покачиваясь на ветру,  лежало  черное воронье перо. Она прижалась к стеклу носом и поглядела вверх. Высоко в голубом небе черная птица выписывала круг за кругом. Было слишком далеко, чтобы она могла сказать, та ли это ворона, или совсем другая птица.

17

В магазине спортивных товаров они купили двое санок (широкие, плоские полозья из натуральной сосны с полиуретановым низом) и утепленные лыжные костюмы, ботинки и перчатки для всех. Тоби увидел тарелку «Фрисби»[42]42
  Фрисби (другое название – летающий диск или тарелка) признан олимпийским видом спорта – это означает, что все критерии соответствия соблюдены, и теперь у фрисби есть возможность получать финансирование от МОК. Игровой снаряд, который запускают и ловят, представляет собой диск из пластика с загнутыми краями диаметром 25 см.


[Закрыть], специально раскрашенную под желтое летающее блюдце пришельцев, с иллюминаторами по кайме и низким красным куполом, и они купили ее тоже. На заправке заполнили бензином весь бак и затем отправились в марафонскую закупочную экспедицию по супермаркету.

Вернулись на ранчо Квотермесса в час пятнадцать, – только восточная треть неба оставалась голубой. Массы серых облаков клубились над горами, несомые свирепым высотным ветром, – хотя на уровне земли ветер лишь слегка шевелил сосны и колыхал коричневую траву. Температура упала ниже нуля – точность прогноза синоптиков подтверждалась.

Тоби немедленно отправился к себе в комнату, надел свой новый красно-черный лыжный костюм, ботинки и перчатки. Вернулся на кухню с «Фрисби», и объявил, что пойдет во двор  поиграть и пождать, когда выпадет снег.

Хитер и Джек все еще распаковывали продукты и раскладывали припасы в кладовке. Хитер сказала:

– Тоби, солнышко, ты же еще не обедал.

– Я не голоден. И возьму с собой печенье с изюмом.

Она накинула Тоби капюшон на голову и завязала его у него под подбородком.

– Ну, ладно, только не гуляй долго, замерзнешь – заходи погрейся, затем можешь снова идти. Я не хочу чтобы твой нос замерз и отвалился, – мать легко ущипнула его за нос. Он выглядел таким милым, как гномик.

– Не бросай «Фрисби» в дом, – предупредил Джек. – Если выбьешь стекло, мы будем беспощадны. Вызовем полицию и тебя отправят в Тюрьму Монтаны Для Преступно Безумных.

Хитер протянула сыну два печенья с изюмом:

– И не ходи в лес.

– Хорошо.

– Оставайся во дворе.

– Ладно.

– Я серьезно говорю. – Лес ее тревожил. Это было совсем другое, не давешний иррациональный приступ паранойи. Было достаточно причин для осторожности в том, что касается леса. Дикие звери, например. А горожанину легко потерять ориентацию и заблудиться среди деревьев и в сотне метров от дома.

– Ладно, ладно, перестань. Я не маленький.

– Нет, конечно, – согласился Джек, выуживая консервную банку из сумки. – Но для медведя ты очень вкусный на вид.

– А что, в лесу есть медведи? – спросил Тоби.

– А, как ты думаешь, в небе есть птицы? – переспросил Джек. – А в море – рыбы?

– Так что оставайся во дворе, – напомнила ему Хитер. – Там я тебя легко смогу найти.

Открывая дверь, Тоби повернулся к отцу:

– Тебе тоже лучше быть поосторожней.

– Мне?

– Ворона может вернуться и снова сбить тебя с ног.

Джек сделал вид, будто собирается метнуть в сына банку консервированных бобов, и Тоби, хихикая, выбежал из дома. Дверь за ним  захлопнулась.

* * *

Позже, когда они разложили все покупки, Джек отправился в кабинет Эдуардо, осмотреть его библиотеку и выбрать себе какую-нибудь книгу почитать, а Хитер поднялась в гостевую спальню, где принялась размещать свое войско компьютеров. Они вытащили оттуда кровать в подвал. Два  складных стола, которые находились среди вещей, привезенных транспортной компанией, теперь стояли на месте кровати и образовывали L-образную рабочую зону. Она уже распаковала свои три компьютера, два принтера, лазерный сканер и сопутствующее оборудование. Но до сих пор у нее не было времени привести их в рабочее состояние.

В настоящий момент все это, в сущности, ей было не нужно, но она работала над программным обеспечением и разработкой программ практически всю свою взрослую жизнь, поэтому чувствовала себя не в своей тарелке, видя ее машины отключенными. Она принялась за работу, устанавливая, подключая оборудование, напевая песенки Элтона Джона. Ведь они с Джеком должны изучить возможности для бизнеса, решить, чем им занять остаток жизни. В этих исследованиях ее техника очень даже пригодится, с ее помощью она сможет найти ответы на сотни, если не тысячи вопросов, которые помогут принимать им правильные решения и увеличат шансы их преуспевания в любом виде деятельности. Да и о фирме «Макгарвей Ассошиэйтс» не стоит забывать.

В три часа, проработав около часа, – оборудование подключено, все работает, – Хитер поднялась со стула и потянулась. Разминая мышцы спины, подошла к окну, чтобы посмотреть, не начался ли снегопад раньше расписания.

Ноябрьское небо было низким, однородно свинцово-серым, выглядело холодным как лед. Ей подумалось, что она и сама бы предположила, что пойдет снег даже если бы и не слышала метеопрогноза. В этом блеклом свете лес казался более серым, чем зеленым. Задний двор и коричневые поля казались безжизненными, а не заснувшими в ожидании весны. Хотя ландшафт и был почти одноцветным, как рисунок углем, он был прекрасен. – Суровый, мрачный, задумчиво величественный.

Она увидела маленькое ярко красное пятнышко на юге, на кладбищенском холме. Это был Тоби в новом лыжном костюме. Он стоял внутри низкой, высотой сантиметров тридцать, каменной изгороди.

Нужно было сказать ему держаться оттуда подальше, подумала Хитер. Затем она удивилась своему беспокойству. Почему кладбище должно казаться ей более опасным, чем двор? Неужели она стала верить в призраков и места с привидениями?

Мальчик стоял у самых могил совершенно не двигаясь, она наблюдала за ним минуты полторы, – для восьмилетнего, у которого энергии больше, чем у атомной станции, это было чем-то весьма необычным.

Серое небо стало еще ниже.

Земля слегка потемнела.

Тоби стоял не двигаясь.

* * *

Арктически холодный воздух не беспокоил Джека – он наполнял его силой – за исключением того, что проникал особенно глубоко в бедренную кость и тревожил едва зарубцевавшуюся ткань на левой ноге. Но он не хромал, пока поднимается на холм к кладбищу.

Вот и каменные столбики высотой чуть выше метра, которые, без створок ворот, отмечали вход на священную землю. Дыхание вырывалось изо рта морозным облачком.

Тоби стоял у третьей от входа могилы. Его руки повисли по бокам, голова опущена, а глаза застыли, устремленные на надгробие. «Фрисби» лежал на земле рядом с ним. Тоби дышал неглубоко, слабые струйки пара изо рта тут же испарялись, когда короткий выдох переходил в мягкий вдох.

– Что случилось? – спросил Джек.

Мальчик не ответил.

На надгробии, на которое смотрел Тоби, было высечено: ТОМАС ФЕРНАНДЕС и даты рождения и смерти. Джек не нуждался в этой надписи, чтобы вспомнить дату смерти, она врезалась в его собственную память глубже, чем цифры, вырезались в гранит.

С тех пор как они прибыли сюда, проведя ночь у Пола и Каролин Янгбладов, Джек был слишком занят, чтобы посетить кладбище. К тому же, он не очень хотел постоять перед могилой Томми, где на него, безусловно, накинулись бы воспоминания о крови, потере и отчаянии.

Перед могилой Томми была двойная могила, на ее надгробии  были выбиты имена родителей Томми: ЭДУАРДО и МАРГАРИТА ФЕРНАНДЕС.

Хотя Эдуардо был в земле только несколько месяцев, Томми год, а Маргарита три года, все их могилы выглядели свежевырытыми и на них не росло никакой травы, что казалось странным, потому что четвертая могила выглядела нормально, была вся в шелковистой коричневой траве. Джек мог предположить, что могильщики потревожили поверхность участка Маргариты когда закапывали гроб Эдуардо рядом с ее гробом, но не мог объяснить состояния могилы Томми. Джек сделал мысленную заметку спросить об этом Пола Янгблада.

Могила, выглядевшая нормально, принадлежала Стенли Квотермессу, благодетелю их всех. Надпись на потемневшем от погоды камне гласила:

Здесь лежит Стенли Квотермесс умерший прежде времени потому что работал с такой оравой несносных актеров и сценаристов.

 Надпись вызвала у Джека смешок, которого он не ожидал.

Тоби не двигался.

– Что с тобой случилось? – спросил Джек.

Никакого ответа.

Он положил руку Тоби на плечо:

– Сынок?

Не отрывая взгляда от надгробия, мальчик сказал:

– Что они делают там, внизу?

– Кто? Где?

– В земле.

– Ты имеешь в виду – Томми, его родителей, и мистера Квотермесса?

– Что они делают там, внизу?

Не было ничего странного в том, что ребенок хотел лучше понять смерть. Для молодых это было не меньшей загадкой, чем для стариков. Что показалось Джеку необычным, так то, _к_а_к_ этот вопрос был задан.

– Ну, – сказал он, – Томми, его родители, Стенли Квотермесс… они на самом деле не здесь.

– Они здесь.

– Да нет, только их тела здесь, – сказал Джек, нежно поглаживая плечо мальчика.

– Почему?

– Потому что они с ними расстались.

Мальчик молчал, размышляя. Думал ли он о том, как близко был отец к тому, чтобы оказаться под таким же камнем? Может быть, для Тоби с той перестрелки прошло достаточно времени, чтобы он мог об этом рассуждать? Раньше, конечно, мысли об этом он инстинктивно подавлял в себе.

Слабый ветер подул с северо-востока сильнее.

Рукам Джека стало холодно. Он засунул их в карманы куртки и сказал:

– Их тела – это не они, не они настоящие.

Беседа приняла странный оборот:

– Ты имеешь в виду, что это не их настоящие тела? Это куклы? Марионетки?

Нахмурившись, Джек присел на корточки рядом с мальчиком:

– Что за странные вещи ты говоришь?

Как будто в трансе, мальчик впился глазами в надгробие Томми. Его серо-голубые глаза смотрели не мигая.

– Тоби, с тобой все в порядке?

Тоби все еще не глядел на отца:

– Суррогаты?

Джек моргнул от удивления:

– Суррогаты?

– Да?

– Это весьма умное слово. Откуда ты его знаешь?

Вместо ответа, Тоби сказал:

– Почему им больше не нужны эти тела?

Джек засомневался, потом пожал плечами:

– Ну, сынок, ты знаешь, почему – они закончили свою работу в этом мире.

– В этом мире?

– Они ушли.

– Куда?

– Ты же был в воскресной школе. Ты знаешь, куда.

– Нет.

– Уверен, что знаешь.

– Нет.

– Они ушли на небеса.

– Ушли?

– Конечно.

– В каких телах?

Джек вынул правую руку из кармана и ухватил мальчика за подбородок. Он отвернул его голову от надгробия, так что они оказались лицом к лицу.

– Что случилось, Тоби?

Они были глаза в глаза, несколько сантиметров, но Тоби все еще глядел куда-то вдаль, сквозь Джека, на горизонт.

– Тоби?

– В каких телах?

Джек отпустил подбородок мальчика и поводил рукой перед его лицом. Тот не мигал. Его глаза не следили за рукой.

– В каких телах? – повторил Тоби нетерпеливо.

С мальчиком что-то случилось. Внезапная психическая болезнь? С мышечными спазмами?

Тоби произнес:

– В каких телах?

Сердце Джека забилось быстрее и сильнее, когда он заглянул в глаза сына, пустые, безразличные, которые больше не были окнами в душу, но зеркалами, чтобы отгородиться от мира. Если это была психологическая травма, то не было никаких сомнений в ее причине. Они пережили тяжелый год, достаточно страшный, чтобы довести до нервного расстройства взрослого – не говоря о ребенке. Но что оказалось спусковым крючком, почему теперь, почему здесь? Почему после всех этих месяцев, во время которых бедный ребенок, казалось, так хорошо справлялся с проблемами?