Текст книги "Пятьдесят на пятьдесят"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава 07

– Он испускает радиосигнал, – говорил Лука мне утром по пути в Аскот. В руке у него был зажат небольшой черный предмет, похожий на пульт дистанционного управления. – И тебе чертовски повезло, что он не краденый.

– А почему он должен быть краденым? – спросил я.

– Потому, что тинейджеры в этом электронном клубе – шайка уличных хулиганов, – ответил Лука. – Большинство из них ходят туда по решению суда. Ну, чтоб не болтались по улицам вечерами в пятницу. Часть программы по их исправлению, – добавил он. – Да таких уже и армия не исправит.

– Ну с этим-то что? – спросил я, указывая на устройство.

– Ужасный и маленький такой секрет, – сказал Лука. – Бог знает, что он собирался с ним делать. Наверное, просто приглянулся, вот он его и подобрал. Люди прямо как сороки. Хватают все что ни попадя, все, что блестит.

– Так ты сказал, он испускает радиосигнал, – заметил я. – Какого рода сигнал?

– Очень низкой частотности, – ответил Лука. – Но притом довольно мощный. Мы даже осциллограф включали, чтобы померить.

– Что это, осциллограф? – спросил я.

– Штуковина, похожая на те, что устанавливают в больничных палатах, они показывают сердцебиение пациентов, – пояснил Лука. – И на экране высвечивается такая линия.

– Но эта вещица для чего предназначена?

– До конца не уверен, но, думаю, для записи информации на чипы кри.

– На те стеклянные зернышки?

– Да, – кивнул он. – Вот на этом конце есть панель, она сдвигается, и тогда одно из зернышек можно вставить в это отверстие. – Он показал. – После чего, стоит нажать кнопку «enter», пойдет сигнал. Думаю, перед тем как нажать на эту самую кнопку, надо запрограммировать чип с помощью кнопок с цифрами.

– Неужели это возможно? – удивился я. – Ведь никаких точек подсоединения здесь нет.

– Все очень просто, – сказал Лука. – Считывание и запись информации на чипы происходит постоянно. Когда, к примеру, ты подносишь проездную карту к желтому глазку на турникете, ее сперва сканируют с целью определения, есть ли на ней деньги, затем система автоматически вычитает из имеющейся суммы плату за проезд и фиксирует на карте новый баланс. То же происходит и в автобусах. И делают это радиоволны. Никаких подсоединений тут не нужно.

Я был несколько разочарован. Почему-то надеялся, что приборчик должен оказаться чем-то более занимательным, нежели устройство, которое используют при поездках в каждом автобусе Лондона. Но тогда, подумал я, к чему понадобилось отцу так тщательно прятать его на дне рюкзака?

Я зевнул. Спал этой ночью, после посещения бабушки, просто отвратительно. Лежал часами, размышлял о том, что она мне сказала, как могла все эти годы хранить эту ужасающую тайну. Но что должен делать человек, узнав, что его сын убийца? Этот вопрос скорее относился ко мне. Как поступить мне, знающему, что отец убийца?

Вспомнилось, как я сидел в больнице, в маленьком закутке, у тела отца. Неужели с тех пор прошло всего четыре дня? Мне казалось, что целая вечность.

Печально думать об упущенных за эти годы возможностях. Несмотря на то что я недавно узнал об отце, я ощущал нечто, напоминающее сродство с человеком, который теперь молча и неподвижно лежал где-то в холодильнике морга. Но что он натворил? Неужели действительно лишил меня не только матери, но и младшего брата или сестренки?

Я пытался дозвониться сержанту детективу Мюррею из полицейского участка в Виндзоре, но мне сказали, что он то ли на дежурстве, то ли отъехал куда-то еще. Я просил передать, чтобы он связался со мной, оставил телефон, но Мюррей так и не позвонил.

– Итак, у нас сегодня куча работы, – сказал Лука, потирая руки и возвращая меня к реальности.

– Это точно, – кивнул я.

В субботу, на четвертый день Королевских скачек в Аскоте, должны были пройти самые прибыльные для нас, букмекеров, забеги. Большой популярностью пользовались они также у тренеров, потому как число участников в забегах ограничивалось лишь количеством стартовых мест, или стойл, а их устанавливали по всей ширине беговой дорожки.

Обычно на четвертый день ставки были меньше, чем в три предшествовавших, зато их было много, поэтому могло повезти многим, а потери проигравших были не так уж и велики.

Бетси продолжала дремать на заднем сиденье, Лука просматривал последний выпуск «Рейсинг Пост».

– Сегодня опять тридцать участников, – сказал он. – Бёртон Бэнк считается фаворитом, идет как шесть или семь к одному.

– Кто его тренер? – спросил я.

– Джордж Уайли, – ответил Лука.

– Вроде бы Уайли тренирует в Камбрии, верно? – заметил я. – Неблизкий путь ему пришлось проделать. Должно быть, рассчитывает на хороший результат. Ну а остальные?

Лука изучал газету.

– Примерно с десяток имеют, я бы сказал, реальные шансы, но сам знаешь, это всегда лотерея, – и он улыбнулся мне.

– Ну а Золотой Юбилей? – спросил я. Забег на приз Золотой Юбилей считался самым главным. Дистанция составляла одну восьмую мили, к участию допускались лошади от трех лет и старше.

– В этом году восемнадцать участников, – ответил Лука. – Полагают, фаворитом будет Пулпит Ридер, но опять же возможны сюрпризы. В спринте так всегда.

Мы еще какое-то время обсуждали сегодняшние скачки и лошадей. Я подумал, что после двух первых забегов непредсказуемость скачек на приз Золотой Юбилей будет нам только на руку. А вот скачки Чесхем и Хардвик интересны тем, что победителями часто становятся никому не известные лошадки, что на руку уже игрокам.

Вчерашние дождевые тучи унесло куда-то к Северному морю, на небе снова выглянуло солнышко, и народ просто валом валил, поскольку была еще и суббота. Мы несколько раз застревали в пробках, с трудом удалось отыскать свободное место на стоянке. Похоже, работы у нас сегодня будет по горло.

Старший инспектор Льювелин и сержант Мюррей поджидали меня у входа в букмекерский зал.

– Быстро же вы, – заметил я сержанту, не дав им вымолвить и слова.

– Быстро что? – спросил он.

– А разве вы моего сообщения не получали? – спросил его я.

– Нет, – ответил он.

– Вот как, – пробормотал я. – Утром я звонил вам в участок, оставил сообщение.

– О чем?

– Чтобы вы со мной связались, – ответил я.

– А о чем это вам понадобилось так срочно переговорить с моим сержантом? – подозрительно спросил старший инспектор.

– Да ни о чем особенно, – отмахнулся я. – Ладно, проехали.

Мне хотелось расспросить сержанта о подробностях смерти мамы, а вот к начальнику его обращаться не хотелось. Не хотелось доставлять старшему инспектору такое удовольствие – ответить мне отказом. А он бы наверняка так и поступил.

– Нам надо задать вам несколько вопросов, – сказал он.

Я от души надеялся, что вопросы эти не будут связаны с наличными, которые удалось найти в рюкзаке.

– О чем? – спросил я. – Неужели нельзя подождать, пока я закончу свою работу?

– Нет, – строго ответил он.

– Извини, Лука, – сказал я. – Вы с Бетси сможете начать без меня?

– Не проблема, – ответил Лука.

И вот я и полицейские отошли от трибун в более тихое местечко.

– Итак, старший инспектор, – начал я, – чем могу сегодня помочь?

– Ваш отец говорил, в какой гостинице остановился в Лондоне? – спросил он.

– Нет, – ничуть не кривя душой, ответил я. – Не говорил.

– Нам не удалось найти отеля или гостиницы, где бы останавливался человек по фамилии Тэлбот или Грейди, – сказал он.

– Он говорил, что недавно прилетел из Австралии, а вот когда именно, не сказал. Может, он сразу по прилете отправился в Аскот.

– Нет, сэр, – сказал инспектор. – В «Бритиш Эрвейс» подтвердили, что он прибыл одним из их рейсов, но было это еще на прошлой неделе.

– Сожалею, – заметил я. – Но в первый раз мы встретились только в день его смерти.

– Согласно сообщению авиакомпании по прибытии в Хитроу он имел при себе багаж, – сказал старший инспектор. – Но найти его нам не удалось. Он вам что-нибудь передавал? Квитанцию на получение багажа, к примеру?

– Нет, – ответил я. – К сожалению, нет. Он ничего мне не передавал.

Почему я решил не говорить им, что багаж у меня? И еще о деньгах и прочих предметах? Я сам не понимал. Что-то меня остановило. Возможно, надежда, что отец мой никакой не убийца, как все считают, и единственный шанс выяснить это связан со странным содержимым его рюкзака. Или же сыграло свою роль врожденное недоверие к полиции в целом и старшему инспектору Льювелину в частности.

– Вы не вспомнили еще каких-то примет преступника, напавшего на вас? – спросил он.

– Да нет, – ответил я. – Но уверен, это был белый мужчина в возрасте тридцати лет с небольшим в темно-сером капюшоне и черном шарфе. И еще на нем были армейские ботинки.

– А брюки какие? – спросил старший инспектор.

– Синие джинсы.

– Какая-нибудь приметная пряжка на ремне?.. – осведомился он.

– К сожалению, не заметил.

– Какие-либо приметы типа шрамов, татуировок и прочее?

– Знаете, я не разглядел, – со всей искренностью ответил я. – А вот волосы вроде бы светлые.

– Откуда вы знаете? Ведь на нем был капюшон? – спросил Льювелин.

– Теперь вспоминаю, кажется, я успел заглянуть под капюшон, когда он сдвинулся.

– Короткие или длинные?

– Короткие, – со всей уверенностью ответил я. – Дыбом стояли на голове.

– М-м… – промычал он. – Но вечером во вторник вы этого нам не сказали.

– Тогда просто не вспомнил, – ответил я. «Или просто не видел», – добавил я про себя.

– Поможете составить электронный портрет? – спросил он.

– Электронный… что?

– Изображение убийцы, составленное с помощью компьютера, – пояснил он.

– А это точно он убил моего отца? – с оттенком сарказма заметил я. – Есть результаты вскрытия?

– Да, – ответил он. – Согласно заключению патологоанатома ваш отец скончался от двух ножевых ранений в область живота. Направлены удары были снизу вверх, пробили диафрагму, повредили оба легких. Я бы сказал, работа профессионала.

Мне показалось, что в голосе старшего инспектора звучит неподдельное восхищение столь профессиональными навыками преступника. Уж чего-чего, а сожаления в его голосе точно не было, как и сочувствия мне. «Наверное, – подумал я, – считает, что злодея, скрывавшегося столько лет, постигло заслуженное наказание».

– Так что теперь? – спросил я.

– Вы это о чем?

– Об отце, – ответил я. – Могу я его похоронить? И как насчет его семьи в Австралии? Им сообщили?

– Насколько я понял, полиция Мельбурна посетила его дом по указанному в паспорте адресу, – ответил он, – и никого там не застала. И еще, судя по всему, там ваш отец проживал под именем Алана Грейди.

– Но он говорил, у него есть две дочери от предыдущего брака, – сказал я. – Им сообщили?

– Насколько мне известно, нет, – ответил он. Судя по тону, он не считал это важным или обязательным. И, возможно, был прав. Если верить отцу, не видел он моих сестер пятнадцать лет. Да их за это время куда угодно могло занести.

– Так как насчет похорон? – спросил я.

– Это коронер решает, – ответил он. – Официальное дознание начнется в понедельник. Вы уже должны были получить повестку. Чтобы на нем присутствовать.

Только тут я вспомнил о целой пачке нераспечатанных конвертов на столике в прихожей. Забывать просмотреть почту или отметить ее отсутствие – то был еще один мой недостаток. Как и питаться не вовремя и есть что попало.

– А зачем им вызывать меня? – спросил я.

– Для опознания, – ответил он. – Вы ведь ближайший родственник покойного.

«Вернее, был им», – подумал я. Странно оказаться ближайшим родственником после того, как на протяжении всей жизни я считал, что, кроме бабушки с дедом, у меня никого нет.

– Но не слишком ли рано проводить это самое дознание? – спросил я.

– На первом заседании произойдет формальное опознание покойного, а все остальное будет рассматриваться позже, – сказал старший инспектор. – Только тогда коронер может выдать документ, разрешающий похороны. Но решает только он.

«А это формальное опознание может оказаться интересным, – подумал я. – Тэлбот, Грейди или Ван Бюрен».

– И мне, как ближайшему родственнику, следует организовать похороны? – спросил я.

– Вам решать, – ответил он. – Обычно да, но необязательно.

– Хорошо, – сказал я и взглянул на часы. – Еще вопросы есть?

– Пока нет, мистер Тэлбот, – сказал старший инспектор. – Но попрошу вас никуда не уезжать.

– Это что же, официальное требование?

– Видите ли, меня кое-что в вас настораживает, – ответил он.

– Наверное, вы просто не любите букмекеров, – сказал я.

– А вот тут вы правы, – кивнул он. – Но есть в вас еще что-то такое… – И он ткнул пальцем мне в грудь.

Я подумал, что, скорее всего, он пытается меня унизить или спровоцировать на некое неожиданное признание, о котором я позже пожалею. А потому я промолчал и просто улыбнулся ему.

– Нельзя сказать, чтобы и вы мне очень уж нравились, старший инспектор, – парировал я, глядя ему прямо в глаза. – Но не думаю, что это отразится на нашем чисто официальном общении, или я не прав?

«Еще как отразится», – подумал я про себя.

Инспектор не ответил на вопрос, развернулся и отошел. Но, не пройдя и трех шагов, вернулся.

– Не советую затевать со мной войну, мистер Тэлбот, – приблизившись вплотную, сказал Льювелин. Лица наши разделяли каких-то шесть дюймов. – Потому как проиграете.

Я решил промолчать.

И вот наконец он снова развернулся и ушел.

– Вы с ним поосторожней, мистер Тэлбот, – дружелюбно заметил сержант. – Шеф не любит, когда ему становятся поперек дороги.

– Он сам начал, – буркнул я в оправдание.

– Я вас предупредил, – с самым серьезным видом произнес Мюррей.

– Учту, – ответил я. – И спасибо вам, сержант.

– На вашем месте я бы поостерегся, – сказал он.

– Неужели старший инспектор Льювелин настолько зол и мстителен? – шутливо осведомился я.

– Да нет, не в том дело, – с улыбкой ответил он. – Я тут думал о человеке, который убил вашего отца. Вы стали свидетелем, не забывайте этого. Я бы на вашем месте не стал в одиночку разгуливать по темным ночным улицам, вот и все. Свидетель убийства всегда находится под угрозой. – Он уже не улыбался. Был серьезен, даже мрачен.

– Спасибо, сержант, – снова сказал я. – И это предупреждение приму к сведению.

Он кивнул и последовал за старшим инспектором.

– Погодите, – крикнул я ему вслед. – Вам известно, где убили мою мать?

Он остановился, вернулся.

– Где?

– Да, – кивнул я. – Где она умерла? И когда?

– Тридцать шесть лет назад, – ответил он.

– Да, но когда именно? Какого числа? И где ее нашли?

– Постараюсь узнать, – сказал он. – Ничего не обещаю, но ознакомлюсь с делом.

– Спасибо, – сказал я.

И он быстро зашагал прочь, стремясь догнать своего начальника. А я остался и принялся размышлять, знает ли убийца отца, кто я такой и как меня найти.

– Ну, о чем шла речь? – спросил Лука, когда я подошел к нашему закутку.

– О вторнике, – ответил я.

– А что было во вторник? – не отставал он.

– На меня напали, – ответил я.

– Но эти два копа приходят к тебе уже второй раз, – заметил он. – Валяй, выкладывай. И только не говори мне, что то была очередная попытка ограбления букмекера. В чем дело?

– Ладно, – сказал я. – Слышал об убийстве на стоянке?

– Ага, – ответил он. – Конечно, слышал. Все до сих пор об этом судачат.

– Так вот, человек, напавший на меня, мог быть тем убийцей.

– О, – протянул Лука. – Ладно, тогда порядок. – Он явно испытал облегчение.

– О чем это ты? Какой порядок? – воскликнул я. – Он, знаешь ли, и меня тоже мог убить.

– Да, – кивнул Лука. – Но не убил же. – И он улыбнулся. – Мы с Бетси подумали, у тебя неприятности с законом.

– Спасибо! – язвительно заметил я. – Такое доверие к своему работодателю.

Как и следовало ожидать, два первых забега выиграли фавориты.

– Нас это устраивает, – шепнул мне на ухо Лука после второго забега. – Мы выложили, так, ради разнообразия, лучшее соотношение ставок, и фавориты оказали нам услугу.

– Молодец, – сказал ему я. – А теперь время забав и развлечений.

Передо мной быстро выросла очередь желающих отдать свои денежки, так бывало всегда при забегах Золотого Юбилея. Как и предполагал Лука, Пулпит Ридер стал на рынке фаворитом при соотношении четыре к одному, местами даже выше. Скачки в самом разгаре, и рынок это отражал.

– Пятьдесят на Пулпита, – сказал мне какой-то мужчина.

– Пятьдесят на номер пять при четырех к одному, – сказал я Луке, и пальцы его запорхали по клавиатуре. Я взял из принтера билет, протянул мужчине.

– Почем нынче идет номер шестнадцать? – осведомился Эй-Джей, подошла его очередь. Сегодня на нем был довольно строгий серый жилет под дорогим черным пиджаком.

Наше электронное табло было небольшим и не позволяло разом указать всех участников.

– Шестнадцатый номер? – спросил я Луку.

– Тридцать и три, – ответил он.

– По десятке на оба варианта, – сказал Эй-Джей и протянул мне двадцатифунтовую банкноту.

Принтер послушно выплюнул билет.

И так далее в том же духе. Ставки делали в основном небольшие, десять-двадцать фунтов. Как всегда бывает на Золотом Юбилее, на серьезные выигрыши тут никто не рассчитывал.

Забег уже начался, а мы все еще принимали ставки. Последним моим клиентом стала молодая женщина в черно-белом платье и широкополой шляпе в тон. Она сунула мне купюру в десять фунтов, когда лошади проходили столбик с отметкой пять.

– Десять фунтов на лошадь под номером пять, пожалуйста, – прошелестела она из-под полей шляпы. Я было потянулся к деньгам, потом передумал.

– Все, ставки больше не принимаются, – сказал я.

Клиентов тоже больше не было. Все наблюдали за забегом, по большей части – на экране огромного телевизора, установленного против трибун.

Скачки Золотого Юбилея являются британским вариантом «Глобал Спринт», а потому привлекают участников из дальних стран. В этом конкретном случае какая-то американская лошадка сумела оторваться от основной массы на последнем отрезке и пришла первой, опередив преследователей на целый корпус. Толпа так и ахнула. Пулпит Ридер под номером пять финишировал четвертым. Молодая женщина в черно-белом наряде меньше минуты любовалась гонкой, а я подумал: хорошо, что эта десятка так и осталась у нее в кармане.

Люди играют по многим причинам, но наивысший кайф доставляет им победа скакуна, на которого они ставили. Профессиональные игроки, надо сказать, их не так уж и много, живут на выигранные деньги и относятся ко всем этим забавам иначе. Особого кайфа в самих скачках они не видят, хотя и признают, что кровь начинает быстрей бежать по жилам, когда на финальном отрезке скакуны идут плотно и среди них есть их избранник.

Для большинства же ставки – это скорее развлечение, а не расчет. Ну а уж если выиграл – это только добавляет удовольствия, возникает ощущение, что день прожит не напрасно. Многие из моих клиентов считают: им повезло уже потому, что поставили на победителя, пусть даже их ставки на проигравших и потери от них значительно превысили выигрыш. Радость от выигрыша затмевает воспоминание о потерях.

Лично я всегда считал, что букмекеров можно отнести к категории профессиональных игроков. Букмекерство – это бизнес, и целью его является получение приличного стабильного дохода, а вовсе не случайный, пусть и очень крупный выигрыш. Тем не менее я испытывал странное удовольствие при мысли о том, что помог молодой женщине сохранить десятку, тем более что она так стремилась сделать ставку уже после начала забега. «Наверное, – думал я, – настоящим букмекером может стать только тот, в чьей душе живет хотя бы частица Schadenfreude. [3]3
  Schadenfreude (нем.) – злорадство, злонамеренность.


[Закрыть]Ведь в отличие от биржевых маклеров и магнатов от инвестиций с толстыми портфелями обогащает брокера неудача его клиентов».

Следующим должен был состояться забег Уокингем, и он являл собой еще большую лотерею, чем Золотой Юбилей.

Он всегда напоминал мне атаку кавалерии, ведь лошади должны были преодолеть дистанцию в три четверти мили по прямой – от стартовых стойл до финишного столба. Он также был гандикапом, а это означало, что на более рейтинговых лошадей выпадает большая нагрузка. И определяет ее в первую очередь наездник, цель и мечта которого, как мне всегда казалось, сделать так, чтобы все участники финишировали одной плотной и разгоряченной кучей. Фавориты выигрывают тут редко, частенько приз получают никому не известные аутсайдеры.

И снова быстро выстроились очереди из желающих сделать ставки, и деньги довольно равномерно распределились между фаворитами и никому не известными участниками.

Исторически сложилось так, что профессиональным игрокам тут ориентироваться особо не на что. Как часто бывает в спринте, одна сторона дорожки оказывается более везучей, дает больше победителей, чем другая; неплохим индикатором шансов может быть и номер стартового стойла лошади. Однако долгие годы проведения спринтов в Аскоте показали, что фактор этот не определяющий и победителем может оказаться кто угодно.

Почти у каждого профессионального игрока есть какая-то система, порой самая нелепая. К примеру, некоторые берут булавку и с закрытыми глазами втыкают ее в список участников. В кого попал – тот и победит. Другие при любых погодных условиях никогда не ставят на кобыл, старых или молодых, если в забеге участвуют жеребцы, в то время как третьи избегают делать ставки на фаворитов в гандикапе. Кое-кто ставит скорее на жокея или же известного тренера, а не на лошадь. Есть и такие, что доверяют свои наличные лошадям, которые выступали или попадали в списки участников за последние семь дней.

Но если брать в целом, наиболее успешными становятся профессионалы, тщательно изучившие все относящееся к скачкам. Дисциплинированные и аккуратные настолько, что записывают все происходящее, не полагаются на предчувствия, не паникуют, когда выпадает полоса невезения и они начинают проигрывать.

Самыми успешными являются те, кто знает почти все о каждой лошади. Каждый день они читают газеты. Отслеживают, какая из лошадей находится в форме, а какая – нет. Выясняют, какие лошади предпочитают беговые дорожки с правым поворотом, а какие с левым, кто из скакунов любит длинную пробежку перед прыжком, а кто короткую, у кого больше шансов выиграть на финише при подъеме на крутой холм или на более пологий. Они знают, каким лошадям удобней бежать по твердому грунту, а каким по мягкому, какой вес седла и наездника больше подходит той или иной лошадке, где тренировалась каждая лошадь, понимают, что после перевозок на большие расстояния она будет бежать хуже, учитывают даже такие тонкости, как воздействие погоды. К примеру, одни лошадки лучше бегут под дождем, другие выдают хорошие результаты, когда светит солнце.

Слишком уж много информации, скажете вы, но настоящий профессионал очень быстро понимает, какие фрагменты головоломки имеют решающее значение. Нет, конечно, скачки не наука, сюрпризы тут всегда возможны, но время доказало: как и в случае с людьми-спортсменами, хорошие лошади бегут хорошо, а плохие – плохо.

Получить прибыль от игры на скачках может тот игрок, который быстро сообразит, что предлагаемые расценки на ту или другую лошадь лучше, чем расклад, отражающий истинное положение дел. Знающий игрок быстро рассчитает, что шансы лошади выиграть следующий забег равны, к примеру, один к двум, и будет делать ставки у тех букмекеров, которые предлагают более выгодное соотношение.

В 1873 году Джозеф Джаггер сорвал банк в Монте-Карло, обнаружив и рассчитав, что ось рулетки смещена, а потому одни номера выпадают чаще других. Однако в наши дни никто всерьез не рассчитывает увеличить свои шансы на выигрыш при проведении национальной лотереи, никак нельзя надеяться сорвать джекпот, изучая, шарики с какими цифрами и в каком порядке чаще вылетали в прежних случаях из специальной машины. Слишком уж много усилий потрачено на то, чтобы результат был самым непредсказуемым. Но в случае со скачками все обстоит несколько иначе. И если бы предшествующие результаты не служили ориентиром для следующих забегов, тогда бы не было букмекеров. И даже самих скачек, наверное, не было бы. И уж определенно не существовало бы британской традиции, когда ежегодно скачки посещают свыше пяти миллионов человек и принимают в них участие около семнадцати тысяч специально подготовленных лошадей.

– По десятке на каждый вариант на Бёртона Бэнка, – сказал стоящий передо мной мужчина.

– По десять фунтов на номер два, на каждый вариант при соотношении семь к одному! – крикнул я Луке через плечо.

Взял у мужчины двадцатифунтовую купюру, протянул билет. Десять фунтов на каждый вариант означало: десять фунтов на лошадь, если она выиграет, и десять, если в гандикапе из шестнадцати участников финиширует в первой четверке.

Следующей в очереди оказалась молодая женщина в черно-белом платье и широкополой шляпе.

– Десять фунтов на номер одиннадцать, на оба варианта, – сказала она и слегка склонила голову набок. Она была ослепительно хороша собой.

– Десять на оба варианта на номер одиннадцать при соотношении шестнадцать к одному! – крикнул я Луке.

Выполз билет, я протянул его даме.

– Пусть на этот раз вам повезет, – сказал я.

Она слегка смутилась, когда я вдруг заговорил с ней, даже немного покраснела. Розовые щеки на фоне двуцветного наряда.

– Спасибо, – сказала она, взяла билет и торопливо отошла. Я проводил ее взглядом.

– Прогнозы принимаете? – спросил следующий мужчина в очереди, вернув меня к реальности.

– Нет, – ответил я. – Только на выигрыш или два варианта.

Он отвернулся. Прогнозом у нас называют ставку, предсказывающую первых двух лошадей, которые придут к финишу. Прогноз под названием «стрейт» означает первых двух в порядковых номерах, в Соединенных Штатах его еще называют «икзекта». Существует множество ставок на простые двойки или даже тройки тех, кто придет первыми, причем варианты тут возможны самые разные. Есть даже ставки на лошадей с необычными кличками: Трикси, Янки, Канадец, Патент или Лаки 15, и тут можно ставить как на одну лошадь, так и на пару или тройку финишировавших первыми, а также на четыре или пять лошадей, участвующих в разных забегах. Но мы прогнозы не принимали – слишком уж сложно и занимает много времени. Пусть этим занимаются крупные букмекерские конторы и «киты» бизнеса. Лука был не прочь, но я настоял на старом обычном варианте, ведь клиенты не стали бы ждать в очереди, тут же отправились бы к другому букмекеру.

Ставки делались все активнее по мере приближения начала забега. Казалось, что каждый посетитель стремится отдать свои денежки. Более крупные ставки делались на прежних победителей, и пачка банкнот у меня в руке становилась все толще, по мере того как отсчитывались последние секунды перед забегом.

Бёртон Бэнк все еще шел фаворитом при соотношении семь к одному, в то время как у двух других лошадей соотношение упало до пятнадцати к двум.

– Двадцать фунтов на Бёртона Бэнка, – сказал мне следующий клиент, молодой человек в летнем костюме.

– Двадцать на номер два при соотношении семь, – бросил я Луке через плечо.

– Черт! – воскликнул он. – Интернет опять вырубился.