Текст книги "Пятьдесят на пятьдесят"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Феликс Фрэнсис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Есть поблизости какой паб? – спросил отец, прервав мои печальные размышления.

Мне нужно было быть в больнице самое позднее в девять. Я снова посмотрел на часы.

– Я ненадолго, максимум на час, – сказал я. – А потом можно и в паб.

– Вот и прекрасно.

– Машина у тебя есть? – спросил я его.

– Нет, – ответил он. – Приехал сюда поездом.

– А где остановился?

– В каком-то заплеванном отеле в Суссекс-Гардене, – ответил он. – Вернее, в частном пансионе. У станции Паддингтон.

– Хорошо, – решил я. – Отвезу тебя куда-нибудь выпить, потом доброшу до железнодорожной станции в Мейденхед, откуда поездом сможешь вернуться в Лондон.

– Замечательно, – улыбнулся он.

– Ну, тогда пошли.

И вот мы вместе стали толкать тележку к главным воротам ипподрома, затем перешли дорогу с оживленным движением.

– Чем ты сейчас занимаешься? – спросил я его, пока мы толкали тяжелую тележку по глубокому гравию к входу на автостоянку.

– Всем понемножку, – ответил он.

– Букмекерство? – не отставал я.

– Случается, – кивнул он. – Но, по большей части, нет.

Похоже, он твердо вознамерился давать уклончивые и туманные ответы.

– Ну, хоть легальным? – спросил я.

– Случается, – повторил он.

– Но, по большей части, нет? – высказал я догадку.

Он ответил улыбкой и принялся еще усердней толкать тележку.

– Собираешься вернуться в Австралию? – спросил я, решив сменить тему.

– Да, наверное, – ответил он. – Просто на какое-то время надо залечь на дно.

– Это почему? – спросил я.

Он снова улыбнулся. «Может, оно и к лучшему», – подумал я, не знать почему.

Я оставил свою машину, надежный двенадцатилетний «Вольво-940», в заднем ряду на парковке под номером два, рядом с местами, отведенными для тренеров и владельцев лошадей. И, как всегда, пришлось заплатить за парковку. Букмекерам никаких скидок не полагалось.

Прежде места для букмекеров предоставлялись по старшинству и сроку службы, этот порядок до сих пор сохранялся в Ирландии. А вот в Британии места просто продавали, и, купив место один раз, букмекер оставался его собственником, мог оставить за собой или продать. Владелец места под номером один имел право первым выбирать, где поставить свой ларек на ипподроме, номер два выбирал вторым, и так далее. У меня был восьмой номер, его приобрел еще дед лет двадцать тому назад за весьма солидную сумму. Так что я занимал не самую лучшую позицию, но и не такую уж плохую.

Плата букмекера ипподрому, дававшая разрешение проработать один день на скачках, пятикратно превышала стоимость входного билета для посетителей. Так что, если посетитель каждый день платил за входной билет на ипподром сорок фунтов, как это было на Королевских скачках в Аскоте, для меня эта цена составляла двести фунтов. Плюс, разумеется, плата за входные билеты для Луки и Бетси. Так что в любой день на этом мероприятии, перед тем как принять первую ставку, в кармане у меня должно было находиться несколько сотен фунтов.

Были планы по изменению этой старой системы, но запустить их должны были только в 2012 году; новый порядок предполагал, что места для букмекеров будут выставляться на аукцион – кто больше даст, тот и в шоколаде. Букмекеры возражали, видели в этом покушение на свою собственность, на чем свет стоит кляли ипподромы за алчность, а все остальные считали, что все обстоит с точностью до наоборот.

«Где это и когда вы видели бедняка букмекера», – с ненавистью и презрением говорили люди. А все потому, что бедные букмекеры быстро вылетают из бизнеса. Вы и бедняка адвоката тоже вряд ли видели. И их также остро ненавидели все без исключения.

– Надолго приехал? – спросил я отца.

– Какое-то время еще побуду, – неопределенно ответил он.

«Если и дальше все будет продолжаться в том же духе, – подумал я, – нет смысла тащиться в паб поболтать. И я могу использовать это время, подольше побыть с Софи».

– Послушай, – сказал я, – может, тебе лучше отправиться в Лондон прямо сейчас? Что толку идти куда-то выпить и поговорить, если ты нормально не ответил ни на один мой вопрос.

– Я предпочитаю говорить о прошлом, а не о будущем, – сказал он.

– А я нет.

Мы все еще толкали тележку к машине. Протиснулись через лаз в живой изгороди, чтоб попасть на стоянку под номером два, и тут вдруг я услышал за спиной звук шагов, кто-то догонял нас. Я обернулся и мельком заметил человека, он мчался прямо на меня. Одним прыжком он преодолел расстояние до крытой брезентом тележки и нанес мне сильнейший удар по лицу.

«Вот дерьмо, – подумал я, падая на землю. – Да это же грабеж!..»

Неужели этот кретин не знал, что день сегодня для букмекеров выдался ужасный? И взять у меня практически нечего. Лучше бы ограбил меня утром, на пути к ипподрому, тогда в кармане у меня было несколько тысяч.

Я встал на четвереньки, мотая низко опущенной головой. Чувствовал, как течет по лицу теплая кровь, видел, как она ярко-алой струйкой сбегает по подбородку на землю, впитывается в траву.

Я ждал еще одного удара – по голове или же пинка в живот носком ботинка. Руки онемели, полагаться на них нельзя, но я все же умудрился запустить правую руку в карман брюк, в самую его глубину, где лежал конверт с тоненькой пачкой банкнот. Опыт научил, что лучше отдать деньги прежде, чем тебя изобьют до полусмерти, а потом все равно отнимут наличные.

Я вытащил конверт из кармана, бросил его на траву.

– Все, что у меня есть, – пробормотал я, чувствуя солоноватый привкус крови во рту.

А потом перекатился на бок. Не то чтоб мне хотелось видеть лицо нападавшего. Опять же опыт, он научил, что опознание может привести к дальнейшему избиению. Однако беспокоился я зря. Молодой человек – а я, исходя из быстроты его действий и силы удара, был уверен в том, что он молод, – прикрыл нижнюю часть лица шарфом и низко надвинул на лоб капюшон темно-серого спортивного свитера. Идентификация невозможна, даже если б он стоял лицом ко мне. Но он стоял в профиль, прямо перед отцом.

– Вот! – крикнул я ему. – Бери бабки и оставь нас в покое.

Он покосился в мою сторону, потом снова повернулся к отцу.

– Где деньги? – прошипел он.

– Здесь, – указал я на конверт.

Но молодой человек не обращал на меня внимания.

– Иди к черту! – сказал отец. А потом резко ударил парня ботинком в пах.

– Ах ты сука!.. – злобно прошипел тот. И нанес отцу пару быстрых и точных ударов в живот.

– Где чертовы деньги? – повторил он свой вопрос.

На этот раз отец промолчал. Просто сидел на земле, привалившись спиной к живой изгороди, и тяжело дышал.

– Не трогай его! – крикнул я фигуре в капюшоне. – Деньги здесь. – И я снова указал на конверт на траве.

Но мужчина в очередной раз проигнорировал меня, начал угрожающе надвигаться на отца, и тогда я завопил что было мочи:

– Помогите! Сюда! На помощь!

Парковка под номером два почти опустела, но несколько машин все же осталось – их владельцы, тренеры и хозяева лошадей, праздновали и задержались. И в нашу сторону повернулось несколько голов, а три или четыре храбреца даже шагнули к парковке. «Нет сомнения, – с горечью подумал я, – они придут и врежут мне еще, если узнают, что жертвой нападения стал букмекер».

Молодой человек обернулся через плечо, увидел людей и пустился наутек. Бросился бежать, лавируя между машинами, потом перепрыгнул через изгородь в дальнем конце стоянки и скрылся из виду. Я, сидя на траве, провожал его взглядом. Он даже ни разу не оглянулся.

Конверт с деньгами так и валялся на траве, рядом со мной. «Странный все же вор», – подумал я. Потянулся, подобрал конверт, сунул его поглубже в карман брюк. Потом медленно поднялся на ноги, кляня на чем свет стоит зеленые травяные пятна на коленях.

На подмогу нам прибыли три храбреца в жилетах, все еще сжимающие в руках бокалы с шампанским.

– Вы в порядке? – спросил один из них. – О, да у вас на лице глубокий порез.

Я до сих пор чувствовал, как струйка крови сползает по шее за воротник.

– Думаю, все будет нормально, – ответил я. – Спасибо вам. На нас напал грабитель, но удрал ни с чем. – Я шагнул к отцу. – Как ты… папа? – спросил его я. Само это слово, «папа», звучало для меня как-то непривычно.

Он поднял на меня испуганные глаза.

– Что такое? – встревоженно спросил я и приблизился еще на два шага.

Он прижимал ладонь к животу, затем убрал ее. На кремовом льняном пиджаке быстро расползалось алое пятно. Молодой человек не бил его кулаком, он ударил ножом.

«Скорой» не было целую вечность. Я пытался набрать 999 по мобильному телефону, но от страха пальцы не слушались, все время попадали на другие кнопки. В конце концов один из наших спасителей с шампанским взял у меня мобильник и позвонил сам. А я опустился на колени рядом с отцом.

Кровавое пятно расползалось с пугающей быстротой, лицо его посерело.

– Положите его, – посоветовал кто-то. – Голова должна находиться ниже сердца.

К этому времени на стоянке собралась уже целая толпа из припозднившихся гуляк. Казалось абсурдным, что все эти люди стоят здесь, потягивают шампанское, а мой отец отчаянно борется за каждый глоток воздуха прямо у их ног.

– Все нормально, – сказал я ему. – «Скорая» уже едет.

Он слегка кивнул и пытался что-то сказать.

– Молчи, не двигайся, – предупредил его я. – Береги силы.

Но он продолжал шевелить губами.

– Будь очень осторожен. – Он произнес эти слова тихо, но внятно.

– Чего мне бояться? – спросил я.

– Всех и каждого, – еле слышно прошептал он.

Потом закашлялся, и на губах у него проступила кровь.

– Где же эта чертова «Скорая»? – воскликнул я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Но первой прибыла полиция. К нам подошли два офицера. Наверное, они больше привыкли регулировать движение в час пик у ипподрома, нежели видеть человека, которого пырнули ножом в живот; и один из них немедленно достал рацию и начал вызывать подкрепление. Второй опустился на колени рядом со мной и занялся отцом – опустил большую ладонь правой руки на рану, крепко надавил.

Отец застонал.

– Извини, друг, – сказал ему полицейский. – Лучше всего в таких случаях зажать рану.

Но вот наконец подъехала «Скорая», водитель извинился за опоздание:

– Пришлось ехать против движения, все возвращались со скачек, – сказал он. – Повсюду пробки, и в эти часы движение одностороннее, только от ипподрома.

На лицо отцу надели кислородную маску, воткнули в сгиб руки иглу внутривенного вливания. Затем осторожно переложили на носилки и погрузили в машину, причем один из медиков продолжал зажимать рану рукой.

Я хотел влезть в машину, чтобы быть рядом с ним, но меня остановил один из полицейских.

– Вы останетесь с нами, сэр, – сказал он.

– Но это мой отец… – возразил я.

– Мы в самом скором времени доставим вас в больницу, – сказал он. – Похоже, вам придется наложить пару швов.

Медики захлопнули дверцы и увезли отца. В этот момент прибыло подкрепление – два полицейских автомобиля с синими мигалками.

Большую часть вечера мне пришлось провести в больнице, но совсем не той, куда я планировал поехать.

Я знал, что мой отец был жив, когда его помещали в машину «Скорой» у ипподрома, я слышал, как он кашлял. И если верить одной из медсестер, был все еще жив, когда его доставили в больницу. Но до операционной довезти его не успели. Его доконал шок и огромная потеря крови, он скончался в приемном покое. Страшно сожалеем, говорили врачи, но мы ничего не смогли сделать.

Я сидел на стуле с металлическими ножками и серым пластиковым сиденьем, в небольшом закутке, отгороженном шторкой, сидел рядом с телом моего погибшего отца, родителя, которого не знал и не видел, за исключением последних трех часов. Сидел и дивился тому, как жесток этот мир.

Я онемел от горя. Я страшно тосковал по отцу, когда мне было лет восемь, только к этому времени начав осознавать, что я потерял. Я до сих пор отчетливо помню это. Я видел своих школьных друзей с молодыми мамами и папами и впервые за все время почувствовал, как стар в сравнении с ними дед. Помню слезы, которые проливал, оплакивая своих родителей, тоскуя и желая, чтоб они были живы и рядом со мной.

Но больше всего хотелось, чтобы рядом был отец, чтобы он, подобно всем другим отцам, подбадривал меня криками во время футбольного матча, высоко поднимал меня и сажал на плечи, когда наша школьная команда выигрывала, утешал и вытирал слезы, когда мы проигрывали.

Я развлекал своих одноклассников выдуманными историями о том, как мой отец погиб смертью храбрых, спасая меня, когда я тонул, или же спасал от врагов, даже монстров.

Я смотрел на неподвижно лежавшую передо мной фигуру, прикрытую чистой белой простыней. Потом встал и снял край простыни, чтоб видеть лицо отца. Было похоже, что он просто спит, лицо такое умиротворенное, глаза закрыты – казалось, тронешь его, и он проснется. Я опустил ему руку на плечо. Тело уже похолодело. Первый и последний раз в жизни я гладил его загорелый лоб и размышлял о том, что все могло бы сложиться иначе.

Наверное, я должен был злиться на него. За то, что он бросил меня, уехал и не появлялся все эти годы. За то, что так долго не возвращался. За то, что у меня вот уже лет как тридцать были сестры, а я даже не подозревал об их существовании, ни разу не видел. За то, что когда он вернулся, это осложнило мою и без того непростую жизнь.

Но я всегда считал, что зло – это того рода эмоция, которую следует выплеснуть наружу, облечь в страстные слова, адресованные тому, кто способен реагировать, ответить или обидеться. Гнев, направленный на покойного отца, был бессмысленной и напрасной тратой энергии.

И я решил приберечь этот гнев на потом, направить его против того молодого парня, который так резко и безжалостно отнял у меня единственный шанс хоть как-то компенсировать мои страдания в прошлом. Я оплакивал не столько смерть отца, сколько утрату самой этой возможности. А ведь она была так близко.

Я встал и натянул простыню на лицо умершего.

В закуток ко мне вошел мужчина в светло-коричневом костюме.

– Мистер Тэлбот? – спросил он.

– Да, – ответил я и поднял на него глаза.

– Детектив сержант Мюррей, – представился он и показал мне удостоверение. – Полиция Теймс-Вэлли. – Он сделал паузу, глянул на неподвижное тело, прикрытое простыней. – Мои соболезнования в связи с гибелью вашего отца, – сказал он. – Но мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Да, конечно, – ответил я. – Может, пойдем поищем более подходящее место?

Похоже, он испытал облегчение.

– Неплохая идея.

Одна из медсестер провела нас в небольшое помещение, предназначенное для родственников – скорбящих родственников, это несомненно, – и через секунду к нам присоединился еще один полицейский в штатском. Мы уселись на все те же металлические стулья с серыми пластиковыми сиденьями.

– Это детектив констебль Уолтон, – представил своего коллегу Мюррей. – А теперь что вы можете рассказать нам о том прискорбном инциденте на парковке в Аскоте?

– Я бы назвал его больше чем просто инцидентом, – заметил я. – На нас напали, мой отец был смертельно ранен ножом.

– Прежде чем делать выводы о причине смерти, следует дождаться официального заключения о вскрытии, – нравоучительно заметил сержант.

– Но я собственными глазами видел, как отца закололи ножом, – сказал я.

– Стало быть, вы видели нападавшего? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Но не уверен, что узнаю его, если увижу снова. Лицо было прикрыто. Видел только его глаза, да и то на секунду.

– Но вы уверены, что это был мужчина? – спросил он.

– О да, – ответил я. – Фигура мужская.

– Какая именно фигура?

– Тонкий, гибкий, быстрый, – сказал я. – Набросился на меня, перемахнул через тележку с оборудованием и ударил меня по лицу. – Я инстинктивно поднес руку к свежему шву над левой бровью.

– Черный или белый? – осведомился детектив.

– Думаю, что белый, – сказал я, восстанавливая в памяти всю сцену. – Да, точно белый, – уже с большей уверенностью произнес я. – Руки у него были белые.

– А может, на нем были светлые перчатки? – предположил сержант.

О перчатках я как-то не подумал.

– Да нет, – ответил после паузы я. – До конца не уверен, но все же думаю, это был белый. Глаза как у белого человека. – И я вспомнил, как в тот момент подумал: какие-то бегающие глаза у этого парня и слишком близко посаженные, для такого широкого лица.

– Можете описать, во что был одет? – спросил он.

– Синие джинсы и темно-серый спортивный свитер с капюшоном, а нижнюю часть лица прикрывал черный шарф, – сказал я. – Да, и еще черные ботинки, типа армейских, с рифлеными подошвами. Хорошо их разглядел, так как видел слишком близко.

Констебль записал все это в блокнот.

– Высокий или низенький? – спросил сержант.

– Да ни то, ни другое, – ответил я. – Ростом примерно с моего отца.

– Расскажите нам об отце, – сказал он, сменив тему. – Кто, по-вашему, мог хотеть его смерти?

– Хотеть его смерти? – недоуменно переспросил я. – Но ведь это было ограбление. Неудавшееся.

– С чего это вы взяли? – спросил он.

– А что ж еще, как не ограбление, – пробормотал я в ответ. – На нас, букмекеров, не в первый раз нападают и грабят сразу после скачек, на стоянке. Со мной уже такое было.

Полицейские, не сговариваясь, приподняли брови.

– Лет пять тому назад, – пояснил я. – В Ньюбери. Конец ноября, полная темнота, и я иду к своей машине после скачек. Тогда на меня напала целая банда, не то что сегодня, один человек.

При воспоминании об этом у меня заныли ребра, негодяи били меня ногами и сломали несколько ребер, когда я отказался отдать довольно крупную выручку наличными – тот день для игроков выдался неудачный. Я также помнил, как равнодушно отнеслась полиция Ньюбери к ограблению букмекера. Один из них даже сказал, что во всем виноват я – нечего носить при себе такую кучу денег. И, насколько я мог судить, никаких активных действий по поиску грабителей они не предпринимали.

– Да букмекеров все время грабят, – сказал я. – Некоторые готовы на все, лишь бы вернуть проигранные деньги.

– Но вы же сами сказали, что в данном случае вас не ограбили, – заметил сержант.

– Нет, – признался я и ощупал конверт с деньгами в глубине кармана. – Просто показалось, что вора спугнули свидетели, вот он и удрал.

– Так, вернемся к вашему отцу, – сказал он. – Как его полное имя?

– Питер Джеймс Тэлбот, – ответил я.

Констебль записал.

– Адрес? – спросил он.

– Точного адреса не знаю, – ответил я. – Но жил в Австралии, в Мельбурне.

– В таком случае объясните нам, мистер Тэлбот, – сказал детектив-сержант, – как это получилось, что в кармане у человека, которого вы называете своим отцом, нашли кредитную карту и водительское удостоверение на имя Алана Чарльза Грейди?

Глава 03

– Так вы хотите сказать, что не знали о существовании отца? – спросил старший инспектор.

– Ну… – неуверенно начал я, – и да и нет.

– Нельзя ли определеннее?

– Да, конечно, я знал, что тридцать семь лет назад он точно существовал. И нет, до сегодняшнего дня не знал, что он еще существует, – выразился я невнятно. Да и потом именно сейчас он не существует, поскольку его убили.

Вместе с сержантом детективом Мюрреем и констеблем Уолтоном мы переехали из больницы в Вексхем-парк в Виндзорский полицейский участок, из комнаты для скорбящих родственников попали в комнату для допросов – довольно мрачное помещение без окон. А вот стулья, заметил я, и там и здесь одинаковые, от одного и того же производителя.

К нам присоединился старший инспектор детектив Льювелин, не ставший тратить время попусту и выражать мне соболезнования по поводу кончины отца. И я сразу понял, что этот человек мне не слишком нравится, да и он явно не испытывал ко мне теплых чувств.

– Значит, букмекер, так? – заметил он в самом начале знакомства и скривил губы. Он, подобно многим другим, считал всех букмекеров злодеями – в случае, если им не удавалось доказать обратное. А даже если и удавалось, сомнения у него все равно оставались.

– Вы абсолютно уверены, что этот мужчина был вашим отцом?

Он ткнул пальцем в водительское удостоверение, что лежало на столе передо мной. На маленьком черно-белом снимке был, несомненно, тот самый мужчина, труп которого сейчас лежал, прикрытый простыней, в больнице.

– Нет, – ответил я и поднял глаза на старшего инспектора. – Не могу сказать, что абсолютно уверен. Но все же считаю: так оно и есть. И дело не в том, как он выглядел и что говорил, меня убедили в том его манеры, поведение. Он перебирает пальцами в точности как мой дед. Я видел это миллион раз. Ну и потом походка, такая немного ленивая, слегка враскачку, похожа на мою.

– Тогда почему в его водительском удостоверении значится имя некоего Алана Грейди?

– Понятия не имею, – ответил я. – А оно настоящее, это удостоверение?

– Мы проверяем, – ответил он.

– И все же я верю, что человек на этом снимке мой отец.

Старший инспектор явно не разделял моей уверенности.

– В любом случае четкий ответ на это даст ДНК, – сказал он. Я уже успел сдать кровь на анализ на ДНК в больнице. – Так вы говорите, последние лет тридцать он проживал в Австралии?

– Да. Так он мне сказал.

– И вы ему поверили?

– Да.

– Почему?

– А почему бы нет? – заметил я. – Зачем ему лгать мне?

– Вот что, мистер Тэлбот, – начал он. – По своему опыту знаю, люди все время лгут. – Он подался вперед, заглянул мне в глаза. – И лично я считаю, сейчас вы мне тоже лжете.

– Можете думать что угодно, – огрызнулся я. – Но я не лгу.

– Посмотрим, – сказал старший инспектор, резко встал и вышел из комнаты.

– Старший инспектор Льювелин вышел из допросной, – сказал в диктофон стоявший слева от меня сержант.

– Так я могу идти? – спросил я.

– Мистер Тэлбот, – ответил сержант, – вы можете покинуть это помещение когда угодно. Вы же не арестованы.

«Может, и нет, – подумал я, – но допрашивали меня с пристрастием».

– Тогда я хотел бы попасть домой, – сказал я. – Потому как завтра, в десять тридцать утра, мне снова надо быть на скачках в Аскоте.

– Допрос закончился, – сказал в диктофон сержант и покосился на настенные часы, – в двадцать два сорок пять. – И нажал на кнопку «стоп».

– Вы говорили с другими людьми, которые оказались на стоянке? – спросил его я, пока мы шагали по коридору.

– Продолжаем работать над этим, – неопределенно ответил он.

– А можно мне сделать фотокопию водительского удостоверения? – спросил его я.

– Зачем?

– Из-за снимка. До сих пор у меня была только одна фотография отца, совсем старенькая. А так будет две.

– Э-э… – протянул сержант и покосился на констебля Уолтона. – Не уверен, что это возможно.

– Ну пожалуйста, – умоляюще протянул я.

Констебль Уолтон пожал плечами.

– Ладно, – сказал сержант. – Только не проболтайтесь старшему инспектору.

– Да ни за что, – заверил я его. – Я бы и слова не сказал старшему инспектору, даже если б увидел, что у него ширинка расстегнута.

Сержант Мюррей исчез и вернулся через минуту с увеличенной фотокопией водительского удостоверения. Я благодарно кивнул, аккуратно сложил листок пополам и сунул в карман брюк, туда, где лежал конверт с деньгами.

– Огромное вам спасибо.

– Да, – задумчиво протянул он. – Я тоже потерял отца. Три месяца назад.

– Мои соболезнования, – сказал я.

– Спасибо, – ответил он. – Умер от рака.

Он подвел меня к выходу из полицейского участка, где мы обменялись крепким рукопожатием – братство людей, недавно лишившихся отцов.

– А как мне отсюда добраться домой? – спросил я и поднял воротник пиджака – июньская ночь выдалась прохладной и ветреной.

– Где ваша машина? – спросил он.

– На стоянке у ипподрома, наверное. Там, где я ее оставил. – «Еще слава богу, что успел убрать все оборудование в багажник, – подумал я. – Ребята в униформе помогли загрузить все и уже потом уговорили поехать с ними в больницу. „У вас может быть сотрясение мозга, – сказали они. – Такими вещами не шутят“».

Так я оказался в центре городка Виндзор в одиннадцать часов вечера и без транспорта, зная, что снять номер в гостинице здесь во время Королевских скачек практически невозможно.

– Где живете? – спросил сержант.

– Кенилворт, – ответил я. – Это в Варвикшире.

– Не наша земля, – заметил сержант Мюррей.

– Так это означает, что вы не подбросите меня до дома в полицейской машине? – спросил его я.

– Э-э… – нерешительно протянул он. – Думаю, нет. Вам лучше поймать такси.

– А вы хоть примерно знаете, сколько может стоить такси до Кенилворта? – с отчаянием в голосе спросил я. – Особенно ночью?

– Могу подбросить до Аскота, там пересядете в свою машину, – сказал он.

– Да стоянка уже наверняка на замке, – сказал я. – А машину мою увез эвакуатор.

– Простите, сэр, – официальным тоном произнес он. – Но, боюсь, больше ничем не могу помочь.

– А у вас случайно нет свободной камеры, где можно было бы переночевать?

– Не имеем права. Камеры – это вам не номера в гостинице, – с сарказмом заметил он.

– Но почему нет? – не унимался я. – Если б я был пьян или хулиганил, вы бы без вопросов поместили меня в камеру на ночь.

– Но вы же не пьяны, – возразил он.

– Мог бы и напиться, – усмехнулся я. – В любом случае обойдется дешевле, чем такси до Кенилворта. «И можно вернуться завтра утром на ипподром, – подумал я. – Куда как ближе, дешевле и удобнее, чем заночевать в машине».

– Ладно, посмотрю, – сказал он. – Ждите здесь.

И вошел в здание, а через несколько минут появился снова.

– Так и быть, – проворчал он. – Исключительно из сострадания. Пришлось сказать, что вы страшно убиваетесь по отцу и просто не в состоянии ехать домой. Но только, ради бога, не говорите старшему инспектору Льювелину. Он считает, что вы вляпались в какую-то нехорошую историю.

– Что ж, по крайней мере, будет знать, где меня найти.

Спал я не очень хорошо, но не из-за непривычной обстановки – голова раскалывалась от боли. Понятное дело, что ожидать комфорта от камеры предварительного заключения просто глупо, но добродушный сержант, дежуривший ночью, принес мне из соседней камеры второй матрас в синем пластиковом чехле. Так что устроился я на жесткой койке довольно сносно.

– Повезло, день сегодня выдался спокойный, – объяснил добросердечный сержант. – Всего пара подвыпивших гуляк со скачек. Перебрали шампанского, придурки. – Он закатил глаза. – А вот вечерами в пятницу и субботу приходится туго. Иногда ставим в камеру сразу по две-три раскладушки.

Мне повезло: соседей не было, и я спал с выключенным светом и слегка приоткрытой дверью. Несмотря на то что так называемые удобства находились у меня в камере в углу, утром меня пригласили в ванную комнату для сотрудников, что находилась в конце коридора. Там я обнаружил душ, мыло, шампунь и даже одноразовые бритвенные станки.

Я смотрел на себя в зеркало над умывальником. Не слишком приятное зрелище. Левая бровь распухла, синяк налился темно-пурпурным оттенком, воротник белой рубашки порозовел – оттого, что накануне вечером я безуспешно пытался вытереть кровь, сбегающую по шее. «Ладно, и так сойдет», – подумал я. Никто не обращает внимания на то, как одет букмекер. Порозовевшая рубашка будет неплохо сочетаться с зелеными травяными пятнами на коленях.

Мало того, меня даже завтраком угостили.

– От нас требуют накормить завтраком пьяниц прежде, чем они предстанут перед судом, так что и вам завтрак тоже полагается, – сказал дежурный сержант.

– Спасибо, – сказал я и принял от него поднос с порцией хлопьев, тостом и чашкой сладкого чая. – Скажите, а у вас случайно нет утреннего выпуска «Рейсинг Пост»?

– Не испытывайте моего терпения, мистер Тэлбот, – с ухмылкой ответил он.

Следует отметить, в моих глазах рейтинг полиции вырос в несколько раз, если не считать, конечно, старшего инспектора Льювелина. Но, к счастью для меня, его пока что видно не было, и я, вволю попользовавшись их гостеприимством, взял такси и поехал на ипподром.

Без десяти восемь утра я вошел на все еще закрытую автостоянку и обнаружил свой старенький «Вольво» на том самом месте, где оставил. Он стоял такой одинокий, на траве, недалеко от лаза в изгороди, и там, где вчера лежал отец, теперь был натянут белый тент, огороженный сине-белой лентой с надписью: «ПОЛИЦИЯ. ДОСТУП ВОСПРЕЩЕН». Тент охранял констебль с усталым лицом, по другую сторону сидели телевизионщики, команда из трех человек – без сомнения, дожидались выпуска утренних новостей, чтоб выйти в эфир прямо с места происшествия.

Я не стал сообщать им, что был главным свидетелем преступления. Вместо этого подошел к машине, завел мотор, чтобы прогреть, и использовал прикуриватель, чтобы зарядить мобильный телефон.

А потом позвонил Луке.

– Ты уж извини, – сказал я ему, – но сегодня заехать за тобой и Бетси никак не могу. Сможете добраться поездом?

– Без проблем, – сонно ответил он. – Ну, до встречи. – И повесил трубку.

Я сидел на водительском сиденье и оценивал ситуацию.

Вчера я обнаружил, что не был сиротой все эти годы и осиротел уже по-настоящему примерно через час. Или все-таки был? Действительно ли мужчина в льняном костюме был моим отцом? Старшему инспектору Льювелину я сказал, что убежден в этом, но теперь, в холодном свете нового дня, далеко не был в том уверен. Неужели у меня в Австралии есть две сестры? Если да, то кто-то должен сообщить им об убийстве отца. А может, им все равно? Интересно, знали они обо мне или нет? И какая у них фамилия, Тэлбот или Грейди? А может, совсем другая?..

Я достал из кармана копию водительского удостоверения, взглянул на черно-белую фотографию отца. Он смотрел в объектив камеры, казалось, глаза его заглядывают прямо мне в душу. Алан Чарльз Грейди, значилось в документе, проживает по адресу 312 Макферсон-стрит, Карлтон-Норт, Виктория 3054. Интересно, какой у него дом? Я решительно ничего об отце не знал.

Я снова принялся размышлять: а был ли прав сержант, утверждая, что напал преступник на нас не с целью ограбить меня, но расправиться с отцом? Тут же спохватился, что думаю о нем как об отце, что помогло ответить хотя бы на один из вопросов. Но к чему понадобилось нападать на него и уж тем более убивать?

«Где деньги?» – злобным шепотом спрашивал убийца. В тот момент я думал, речь идет о деньгах, заработанных на букмекерстве. Но, может, у отца были деньги, заработанные каким-то другим путем? Или взятые в долг? Полиция показала мне содержимое его карманов. Помимо водительского удостоверения и кредитной карты на имя Грейди, там лежал обратный билет из Ватерлоо в Аскот, пакетик леденцов, а также билет, выданный мной на скачках, с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ». Ну и еще около тридцати фунтов наличными. Разве за это убивают?

«Будь очень осторожен», – успел шепнуть мне умирающий отец, лежа на траве, на том самом месте, где теперь возвышался белый тент. «Бойся всех и каждого».

Но кого именно мне бояться? Я с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь заметить подбирающегося врага. Но в машине я сидел один, место преступления охранял полицейский, а телевизионщики упаковывали свое оборудование, видно, успели выйти в эфир.