Текст книги "Шоколад или жизнь?"

Автор книги: Диана Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 18

Мы начали собираться домой. Многие изображали какую-то серьезность, остальные – радостно молчали. Как только начался дождь (сразу же после взрыва), мне стало очень хорошо. Эксперимент генерала словно пробудил грозу. Вспышки молнии, небесные раскаты и большие холодные капли дождя разогнали нас по машинам. Больше никаких птиц! Невозможно выразить, какое облегчение испытала моя душа.

Укладывая пожитки в мой фургончик, генерал Бо, Арч и Брайан Харрингтон молча радовались. Генерал и Арч прямо светились от счастья, что взрыв удался. Мое же молчание напоминало безмолвное недоверие со стороны фанатов, когда денверская футбольная команда «Бронкос» забила свой решающий мяч.

Но был еще Брайан Харрингтон, который сам себе улыбался. Сначала мне было непонятно, отчего, но потом я вспомнила. Горный хребет принадлежал Визи, вернее принадлежал ей до того, как они поженились. «Маунтен джорнал» вовсю раструбил их чересчур уж публичный обмен свадебными подарками: он подарил жене дом в Вэйле, она ему – хребет. Теперь Брайан планировал отдать землю под застройку и, согласно «Маунтен джорнал», втайне от всех ожидал первичного разрешения от местной градостроительной комиссии. Пикник у горного хребта, экология которого будет вскоре уничтожена строительством, делал его полным засранцем, вот он и веселился. По крайней мере, такова была моя догадка. А может быть, он просто назначил свидание птичнице.

Адель, Визи, Элизабет и новая подружка Брайана сгребли столовое серебро и сложили строптивые на ветру скатерти. Женщины выглядели угрюмыми и озабоченными. Принцип изучения наших пернатых друзей, видимо, очаровал и поразил их. Я безуспешно пыталась подавить смех. Когда наш передовой отряд вернулся на Сэм-Снид-лейн, у ворот Фаркуаров парковался неизвестный мне «фольксваген» белого цвета. Генерал Бо, Адель и Джулиан остановились у автобусной остановки, чтобы проводить леди из зоопарка, сказали, что скоро будут. Так как это не была машина Джерка, я совершенно спокойно отправилась домой одна. В любом случае, волноваться было не о чем: «рейнджровер» Фаркуаров поравнялся с «гольфом» как раз, когда я вводила код, чтобы открыть ворота. Окна опущены – собаки спущены. Это была Сисси.

В конце концов, мы все собрались возле дома Фаркуаров. Поставив фургончик в гараж, я заняла себя разбором остатков от пикника. В чем бы ни состоял их конфликт, быть его свидетелем я больше не хотела. Отношения – все равно, что маленькие пикники, решила я, вытряхивая крошки от круассанов и последние ложки салата. Тебе кажется, что они непременно будут замечательными, – только посмотрите на этих счастливых людей в рекламе, они весело болтают и едят в окружении красивой природы, – но в итоге мы имеем одно сплошное недоразумение. Тот, кто сказал, что жизнь это вам не пикник, совершенно точно никогда на них не был.

Я занесла корзинки в дом. Адель, безупречно одетая – в бежевом кашемировом свитере и широких брюках с идеальными стрелками, – медленно проковыляла мимо меня. Ее сгорбленные плечи и потупленный взор разрывали мне сердце. Я спросила, довольна ли она собранной для бассейна суммой. Она пожала плечами и ответила усталым дрожащим голосом, что эта поездка ее измучила. Она шла прилечь, пока генерал работает над своими трудами. Я очень надеялась, что он отключит все телефоны, и я смогу спокойно приготовить ужин. Арч пошел со мной на кухню.

– Ты не против, если я попрактикуюсь над трюками, пока ты готовишь? – спросил он.

– Конечно, нет.

Я внимательно изучила содержимое холодильника. У меня было все необходимое, чтобы приготовить треску по-китайски. Ею я и занялась, пытаясь выбросить из головы образ скитальцев с палочками в руках.

– Только не рыба! Опять! – простонал Арч, увидев продукты. Он раскладывал инвентарь.

– Но ведь ты не ел ее в последний раз, – напомнила я. Но потом решила сменить тон: – Заказать тебе пиццу?

Я пыталась быть снисходительной. В конце концов, я никогда не разрешала своему ребенку иметь ни мышку, ни песчанку, ни хомячка, ни морскую свинку, ни любого другого домашнего грызуна. К тому же я испортила его последнюю встречу с полевками.

Он достал из сумки какие-то стаканчики:

– Давай спросим Джулиана.

Именно в этот момент в дверях кухни появился кулинарный арбитр собственной персоной. Он обожал появляться сразу после того, как его имя произносилось вслух. С ним была Сисси, вся в белом: топ с перекрученными завязками на шее, шорты, гольфы и туфли. Ее кудрявые волосы были собраны на одну сторону и перевязаны белой лентой. Как обычно, Джулиан тоже не выглядел счастливым.

– Творишь волшебство? – спросил он Арча.

– Просто тренируюсь.

Без лишних объяснений Джулиан и Сисси двинулись на террасу, где торжественно закрыли за собой французские двери. Почему-то люди считают, что ты обязательно сунешь везде свой нос, даже когда вовсе не собираешься этого делать.

– Ладно, мам. Следи за шариком.

Я переключила внимание на Арча. Он ловко спрятал шарик под одним из трех стаканчиков и начал их двигать, меняя местами. Когда я указала на неверный стаканчик, думая, что именно под ним скрывается шарик, он поднял его, накрыл им соседний, потом третий. Постучав по ним, Арч триумфально поднял всю стопку, там и был злополучный шарик.

– Отлично! – признала я. – Просто великолепно! Когда покажем остальным? До или после того, как я накрою ужин?

Он не успел ответить, потому как с террасы послышались голоса. Они становились все громче и уже перешли в крик. Арч нахмурился и скривил рот:

– Спорим, они дерутся.

Бедный Арч! Единственная модель отношений между мужчиной и женщиной, какую он знал, состояла в затяжном конфликте. Через мгновение Джулиан быстрыми шагами прошел мимо кухни, даже не взглянув в нашу сторону.

– Эй, Джулиан! – позвал его Арч и выбежал за ним: – Подожди!

Хотел Джулиан или нет, но Арч помчался по лестнице к нему в подвал. Не уверена, что он будет рад видеть одиннадцатилетнего мальчика сразу после ссоры с девушкой. Но я вернулась к треске, решив не лезть не в свое дело.

– Голди? – напугал меня голос Сисси. Я повернулась. Сделав усилие, она одарила меня натянутой улыбкой. Ее напряженная поза явно не сочеталась с таким картинно-невинным нарядом. – Ты работаешь?

Нет, я тут просто так мою рыбу, чисто для забавы. Но вслух я, конечно, произнесла:

– Почти закончила. Треска, запеченная с китайскими специями. Низкокалорийная, нежирная, зато полная энергии и витаминов.

Закончив резать зеленый лук, я отмотала нужное количество фольги и разделила ее на квадратики. Обваляв в специях рыбные филе, завернула каждое отдельно и положила в холодильник. Потом достала две бутылочки лимонада. И быстро взглянула на ее лицо.

– Хочешь, пойдем на террасу?

Ее лицо сказало: «Можно». Мы вышли. После ливня запах мокрой хвои был таким же прекрасным, как когда я ездила к Шульцу. Я глубоко вздохнула, пытаясь воскресить в памяти ощущения того вечера. Но мои грезы прервал срывающийся голос Сисси.

– Где вы все были утром? – вопрошала она, вытянув физиономию со смешным бантиком сбоку.

– Я… мы ездили смотреть птиц на горном хребте.

Ее голос был таким раздраженным, что я даже сразу не подумала, ей-то что за дело до того, где мы были.

– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась я.

Она ничего не ответила и глотнула лимонада. Потом сжала губы и укоризненно посмотрела на меня:

– Ну, а вчера вечером? Где вы были?

– Ты меня, конечно, извини, Сисси. Но тебя это совершенно не касается. Мы с Арчем ездили в гости. На ужин. Теперь скажи, что случилось?

– А Джулиан был с вами?

– Вы из-за этого поссорились? – спросила я, вспоминая, что у Джулиана вчера намечалось свидание. Только я думала, что он встречается с Сисси. Я сменила тон и продолжила уже мягче: – Вы ведь не женаты, пойми. Мужчинам не нравятся властные женщины.

Кажется, мягкость мне не удалась. Она закрыла глаза и прислонила голову к спинке плетеного кресла. У нее был вид гвоздики недельной свежести.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила я.

– Когда я нашла Джулиана, – отвечала она, не открывая глаз, – я подумала, что он самый умный парень из всех, что мне довелось встретить.

– Как ты нашла… встретила его?

– В Элк-Парке есть специальная «теневая» программа по выбору специальности. Ну, знаешь, в течение семестра ты, как тень, преследуешь повсюду какого-нибудь юриста, например, или кого-нибудь еще, чтобы понять суть его работы. – Она откинула назад волосы. – Конечно, мы посещали одни и те же занятия, только он был «тенью» доктора О’Нила. Тот говорил, что Джулиан – самый одаренный ученик из всех, кого он когда-либо видел. Хотел даже написать ему рекомендации для Колумбийского университета.

– Это очень мило. – Мне вовсе не хотелось судить ее, но я не раз встречала таких молодых женщин. У них прямо на лице написано: «Ищу мужа. Если вы не студент медицинского колледжа – просьба не беспокоить».

– Я просто пытаюсь помочь ему! – горячо продолжала Сисси. – Он такой умный, но совершенно не пользуется этим.

– В смысле?..

Она посмотрела на меня и беспардонно заявила:

– Он хочет готовить. Сказал, что ему следовало бы пойти на практику в кафе Аспен-Мидоу.

Ну и ну! Я хотела спросить ее, почему она сама не стала доктором. Но отпив немного лимонада, решила: пусть кто-нибудь другой консультирует Сисси по вопросам ее карьеры. Так что я вернулась к главной теме:

– И как это связано с вчерашним вечером и сегодняшним утром?

– Я решила разузнать, где он был, потому что мне он сказал, что будет здесь. Это – единственная причина. Он собирался писать что-то. Я звонила, звонила, но все время включался автоответчик.

Я выглянула за окно: равнина была похожа на большую пиалу с молоком в виде густого тумана, из которого, точно кукурузные хлопья, торчали верхушки сосен.

– Ну, ты же не его мама.

Повисло молчание. Сисси отвернулась:

– Да, может быть, в этом вся проблема.

Я постаралась выглядеть беззаботной.

– Только давай не будем сейчас про эдипов комплекс.

Снова молчание. Сисси прикусила щеку.

– Пойми, он только что лишился своего духовного наставника. Представь, как это тяжело. Похоже, Филип Миллер очень помогал Джулиану. Возможно, ты хочешь слишком многого?

– Но я все равно ему не мать, – проворчала Сисси.

– И что?

Еще несколько минут мы сидели тихо.

– Это все из-за сеансов с доктором Миллером, – наконец сказала она. Было странно слышать, что Филипа называют доктором, по профессии. – Джулиана усыновили. И теперь он считает, что не может строить серьезных планов на будущее, пока не отыщет своих биологических родителей.

– Ох, Сисси! Ради всего святого! Дай ему сделать это. Сейчас многие ищут своих родителей: это самое популярное занятие десятилетия.

Она наклонилась ко мне и продолжала возбужденным голосом так, что даже кудряшки на ее голове затряслись:

– Если хочешь знать, это – самое глупое и неблагодарное занятие. Просто потеря времени! Ты узнаешь, что твой отец – страховой агент где-нибудь в Далласе, мать – учительница младших классов в Орегоне. Но эти люди вообще не хотели твоего рождения, понимаешь? Теперь они живут с другими семьями, у них свои дети, которые оказываются тебе братьями или сестрами и ужасно возмущаются твоему появлению. Гораздо важнее жить своей жизнью. Идти вперед.

– Ну, это – твое мнение.

Сисси негодовала. Не знаю, может быть, она не хотела делить Джулиана с пока неизвестными никому родственниками, но выглядела дико рассерженной и ревнивой. Но ведь тогда на ужине у Харрингтонов мне казалось, что она внимательно изучает хозяев и их образ жизни. А в библиотеке она искала кого-то поважнее меня… Тинейджер, одним словом. Я содрогнулась при мысли, что Арч станет таким же.

– Так что ты думаешь? – спросила она. – Ему стоит мне врать? Или не говорить, куда собирается, чтобы я переживала?

Я посмотрела на нее: серьезные темно-карие глаза, длинные вьющиеся волосы, красивое, но полное тревоги лицо. Передо мной была девушка, которая прошла через множество не самых простых конкурсов красоты, чтобы добраться до финала «Юной мисс Колорадо», девушка, которая стала «тенью» Филипа Миллера, потому что решила, что ей интересна психология, а при всем этом еще и работала в библиотеке, чтобы скопить денег на колледж. Полная решимости во всем, за что бы она ни взялась, включая Джулиана. Но несмотря на свое честолюбие и амбиции на поприще последнего, сейчас Сисси просила моего совета. Моего! Это было уж слишком.

– Я не даю советов безнадежно влюбленным. Все равно ты поступишь так, как считаешь нужным. Скажу тебе только одно… – заключила я. Сисси вся обратилась в слух. – Люди не меняются. Можешь пробовать что угодно, но он не станет делать то, чего хочешь ты.

Девушка глубоко вздохнула и шумно выдохнула через ноздри.

– Думаю, что буду, – начала она, но внезапно замолкла, встала и пошла в дом. Последние слова она произнесла, уже выходя: – Спасибо, что попыталась помочь.

Мне было весело и вместе с тем грустно. Как будто я хотела рассказать кому-то о рождении ребенка. Чтобы понять, надо просто пережить это. И никакие советы не смогут облегчить тебе участь или подготовить к такому событию. А туман поднимался все выше. Перед тем как сесть, солнце еще раз решило напомнить о себе. Я вернулась на кухню и сварила рис, потом вымыла и почистила спаржу.

– Она ушла?

Это был Джулиан. Я кивнула:

– А Арч?

– У бассейна. Не волнуйся, за ним смотрит Адель. Он тренируется делать сальто вперед. У него неплохо получается.

Я скрестила руки и облокотилась на столешницу. Впервые Джулиан искал моего внимания. Его взгляд блуждал по кухне:

– Уже решила, что будет на десерт?

– Шербет.

– Может, я выберу?

Он достал дорогую кулинарную книгу с шоколадными десертами. Когда я ее листала, то нашла рецепты достаточно сложными, но при этом ненадежными.

– Филбертины, – прочел он, выпятив подбородок. – Отлично пойдут с мороженым. Хочешь, я сделаю?

– Решай сам. Почему бы тебе просто не сказать, зачем пришел?

Он принялся выдвигать ящики, достал французский шоколад, дорогущий сахар и муку:

– Она рассказала тебе, что у нас проблемы?

– Да, – сухо ответила я и подумала: «Можно ли еще спасти эти отношения?»

Джулиан полез в холодильник за яйцами и маслом.

– Кто научил тебя готовить филбертины? – спросила я, пытаясь сменить тему.

– Моя… – он замялся и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. – Ты ведь говорила с Сисси.

– Скорее, я ее слушала.

– M-да. Ну, это ведь мое дело.

Я налила себе лимонада и, отхлебнув, произнесла:

– Да… Конечно…

– Но в любом случае, это не проблема для наших отношений.

– Что не проблема?

– То, что я пытаюсь делать.

– Ты имеешь в виду поиск родителей, желание стать доктором или учиться на повара? Что?

– Нет, не это. Проблема наших отношений – в том, что… в резервации никто не учит тебя быть крутым.

– Не учит быть крутым, – повторила я за ним.

– Всякой фигне, типа сексуальной привлекательности, ну, знаешь?

Он разбил яйца в медную чашку и начал их взбивать. «Сексуальная привлекательность, ну, знаешь…» Нет, я не знала.

– Я скажу, что знаю, Джулиан, – ответила я, наполняя новый стакан и глядя, как пенится мой лимонад. – Ты очень нравишься Сисси. И она очень за тебя волнуется.

Он фыркнул. А я продолжала:

– Это как у нас с Арчем, или даже как у Арча с его отцом. Некоторые люди проявляют заботу очень странным образом.

Он посмотрел на меня недоверчиво:

– Тебе ли не знать.

В ответ на его комментарий запищали ворота. Я кинулась к экрану видеонаблюдения. Ах, да! Сегодня суббота! Как я могла забыть! Мы же ждем Джерка!

ГЛАВА 19

По внутреннему телефону я дозвонилась до генерала.

Он появился на кухне внезапно и, как всегда, беззвучно, чем испугал меня до смерти. Как это он всегда перемещается так тихо? Конечно, я сразу вспомнила о том, какие еще вещи он мог делать без лишнего шума.

– Он здесь, – сказала я.

– Хорошо. Зови Арча. Встретимся в холле.

Приказам генерала я повиновалась. Я чувствовала себя попеременно то глупо, то испытывала леденящий душу страх. Неужели все эти тщательно спланированные действия действительно необходимы? Через пять минут мы встретились в фойе. Генерал нацепил на себя кобуру.

– Ого! Круто! – восхищался Арч.

Мне идея не нравилась:

– О, прошу вас! Только не оружие!

– Сдерживающий фактор, – сощурил глаза генерал.

– Но мы в Аспен-Мидоу, а не в Бейруте! В самом деле!

Неприятно засигналил джип Джерка. Бип! Бип! Генерал наклонился к самому моему уху:

– Позволь кое-что сказать тебе. В Вашингтоне думали, что я псих. Здесь, может, тоже кто-то так думает. Но я точно знаю: везде одно и то же, Голди. По всему миру. Нужно быть готовым.

– Мы можем идти? Я уже готов, – торопил нас Арч.

И мы медленно пошли до самых ворот. При виде Джона Ричарда мое сердце невольно затрепетало. На нем были белые шорты, белая рубашка, белые носки и кроссовки «Найк». Он стоял, просунув длинные пальцы в решетку забора. Солнце поблескивало в его волосах. На заднем сиденье машины виднелась теннисная ракетка. Раньше мы немного играли в теннис. Он опять играет? С кем, интересно? Или уже играл сегодня утром? И почему меня это волнует?

– Демонстрация силы обязательна? – спросил он.

Ни я, ни генерал не ответили. Бо с каменным лицом проводил взглядом Арча. Сын уселся в машину, а Джон Ричард немного помедлил. Расставание с Арчем всегда было болезненным для меня.

– Меня даже рядом с этим чертовым кафе не было, ты, сучка, – крикнул мне Джерк. – Только вообрази, сколько клиентов я потерял после того, как твои дружки-копы завалились ко мне, и как это повлияло на мое финансовое положение. И на твое с Арчем, между прочим. Теперь ты прекратишь цепляться ко мне?

– Не отвечай, – остановил меня генерал еле слышно. – Медленно уходи. Я останусь, пока он не уедет.

Я повиновалась. Значит, Шульц не стал дожидаться, пока я подам заявление в полицию. Только меня это совершенно не радовало. Я чувствовала невероятную тяжесть в теле. Боль в руках и груди усилилась. Будто голос Джерка ее пробудил. Мы не в Бейруте, напомнила я себе.

Переступив порог дома, я услышала, что звонит телефон. К моему удивлению, это была Элизабет Миллер – с предложением пообедать вместе в понедельник. Совершенно искренне я ответила, что с удовольствием. В горе человеку необходимо быть с кем-то. К сожалению, в моем голосе зазвучал неожиданный скептицизм. Только зачем ленч? У этого нововведения свои проблемы. Платит обычно – приглашающий? Тогда в кафе за обед заплатила Марла, но она сама настояла, я мало что соображала тогда. Ну и у нее были деньги. Я почувствовала, что мне придется угощать Элизабет.

Мое молчание в трубке навело ее на новую мысль:

– Давай устроим пикник!

Еще один?

– Опять смотреть на птиц? – тоскливо ответила я.

– Ах, это Филип был экспертом по части птичек. Но я-то же нет. Послушай, я принесу табуле и тассаярский хлеб. А ты – что хочешь, что нетрудно соорудить.

Следующим утром, после ранней церковной службы нетрудно было соорудить томатный винегрет и кекс. Когда я начала взбивать яйца, сквозь утренний безмятежный воздух прорвался телефонный звонок. Внутри все упало. Боже мой! Сегодня воскресенье! Для некоторых этот день явно ничем не отличался от остальных. Но я была, так сказать, ответственной за ответы. Генерал и Джулиан уехали за оборудованием для нового эксперимента. Адель была в бассейне: только-только начала медленно грести (по словам докторов, это укрепляет спину). Так что она долго еще не сможет подойти к телефону. Если б пришлось сравнивать Адель с рыбой, она была бы самым медленным морским коньком в мире.

– Дом Фаркуаров, – прощебетала я в трубку.

– Это Джоан Расмуссен.

Бессознательно я уставилась на яйца, лежащие на столе. Что Адель про нее сказала? Что о ней нужно печься!

– Да! – не меняя тона, отозвалась я. – Как поживаете? Это Голди.

В трубке была тишина.

– Как я понимаю, у вашего сына будет какая-то вечеринка, – наконец-то прорезался ее голос.

– Да, мы планируем ее на вторник, на вечер. Это будет четырнадцатое. Он хочет продемонстрировать свои фокусы. – Я покашляла. – Эээ… волшебные трюки.

Мне называть ее Джоан? Все-таки мы обе – матери учеников. Или госпожа Расмуссен, потому что я повар Фаркуаров?

– Арч пригласил мою дочь.

– Чудесно! – живо отреагировала я, хотя на самом деле ничего подобного не испытывала.

– Во время нашего последнего разговора, – продолжала она, тоже не зная, как меня называть, – вы не проявили особенного энтузиазма в отношении сбора средств для строительства бассейна.

– Ааа…

– Хотя я знаю, что ваш сын довольно серьезно учится плавать, – закончив мысль, она шмыгнула носом. – А наша дочь три года состояла в команде пловцов поселка.

Связь между предметами нашего разговора была налицо. А Джоан явно прошла курс по манипуляции сознанием. Арч учился плавать. Дочь Расмуссен была отличной пловчихой. Школе нужен бассейн. Если я помогу в сборе средств, Арч научится плавать, спасет школу и получит девчонку.

Я прикусила щеку. В конце концов, какие отношения у Арча с женским полом – это его личное дело. А у меня не было денег.

– Очень рада за вашу дочь, – сказала я.

Джоан нетерпеливо выпалила:

– Вы сможете завтра забрать свои наклейки? Вы один из немногих родителей, которые практически ни в чем не принимают активного участия.

У психолога выдался бы отличный денек с этой женщиной. Или со мной? Меня накрыло разрушительное чувство вины:

– Буду счастлива завтра забрать наклейки. Хотите поговорить с Аделью?

– В это время дня она плавает?

– Ну, да. Но завтра собирается в школу на собрание по поводу бассейна…

Но Джоан Расмуссен уже повесила трубку. Я спокойно повесила свою, уверенная, что тем, кто избирает агрессивный тип поведения, обычно воздается по заслугам.

Утром в понедельник после йоги я проводила домашних по их делам, а сама отправилась в заповедник «Аспен-Мидоу» (который следовало бы назвать пооригинальнее. К чему городишке тезка?) Ничто так не избавляет от мыслей о неприятностях, как быстрая езда по чистым дорогам.

Сейчас я возблагодарила защитников окружающей среды за их верность своим убеждениям даже во времена экономического спада. Союз между натуралистами старой закалки и молодыми гринписовцами и членами Общества Одюбона хоть и был шатким, но все отважно боролись против общего врага – глобальной застройки окружающих мест. Филип Миллер совершенно точно был одним из птичников, хотя никогда не говорил со мной о своей вовлеченности в этот процесс. В нашем возрасте активная позиция в защите среды – это нормально.

Я спускалась к долине мимо роскошных лугов, леса и ручья Коттонвуд-Крик, спрятанного за пышными кронами деревьев. Помню, как яростно десять лет назад мои друзья-защитники природы пытались помешать правительству построить здесь дорогу. А еще раньше активисты прямо-таки свернули горы, чтобы не дать устроить здесь зимние олимпийские игры. Большинство городов готовы биться за такую возможность, но только не Аспен-Мидоу. Вообразите наши несчастные холмики, изуродованные чьими-то лыжами! Нет уж! Спасибо! За одним из плакатов тогда даже охотились коллекционеры: «Спасем хребет от горнолыжных бед!»

Июньские цветы, казалось, склоняют теперь свои разноцветные головки в знак признательности. У самой дороги пышные кусты черемухи принарядились в белый наряд, а по полянам рассыпались желтоголовые одуванчики, будто кто-то взял кисть и набрызгал краской поверх зеленого слоя.

У въезда в заповедник мой фургончик, замедляя ход, вплыл колесами прямо в грязь. Если мне когда-нибудь повезет на финансовом поприще, я обязательно подумаю над тем, чтобы обзавестись новеньким внедорожником. Тогда я смогу доставлять еду в самые непроходимые места в любую погоду. Ну, а пока мне остается лишь уговаривать моего скакуна смиренно переносить на дороге ухабы и не требовать слишком многого.

Мы с Элизабет договорились встретиться около десяти, чтобы у нас было время на случай, если опять пойдет дождь. Она, пожалуй, опаздывала. Я тем временем нашла нам местечко – старенький стол для пикников у ручья. Рядом за забором в деревянном доме когда-то жил пасечник, мой друг. Но он уже давно умер. Я залезла на лавочку и заглянула через забор. Мне удалось рассмотреть один улей. Неужели пчелы все еще там? И скучают ли по хозяину?

– Как ты думаешь, что происходит с людьми, когда они умирают? – Элизабет неожиданно возникла рядом со мной. Ее черные балетки делали походку совершенно бесшумной.

– Господи! – вздрогнула я. – Не знаю.

Если говорить о реинкарнации, то я предпочла бы переродиться в кекс. Но все равно, в тот момент я не была готова думать о Филипе как о бабочке, замершей возле нас в диких ирисах.

– Я много думала об этом, – продолжала Элизабет. – Что Филип говорил о жизни? Что было для него важно? Мне известно его отношение к витаминам В, Е и С и к нашим родителям. Но верил ли он в жизнь после смерти?

– Давай сядем, – предложила я.

Мы подошли к столу. Совсем рядом по камням журчал мутный от талого снега ручей. Я расстелила скатерть в зеленую с белым клетку, и мы выставили на стол корзинки.

– Что я думаю по этому поводу… – Я раскладывала винегрет по двум бумажным тарелкам и рассуждала: – Если ты видела, как человек проводил свое свободное время, ты знаешь, что было для него важно.

– Ага, – ответила она, глядя на свои контейнеры.

Большой ложкой Элизабет принялась вычерпывать свое табуле. Оно выглядело как что-то среднее между птичьим кормом и той гадостью, что кладут в клетки диким кошкам в денверском зоопарке. Из вежливости я попробовала немного и продолжила:

– Так вот, для него была важна его практика и деятельность, например, в Обществе Одюбона. – Глубокий вдох. – Что еще? Завещать свое тело науке?

Она потрясла головой (рядом с ее завитушками жужжала пчела) и тактично ответила:

– Да, он был донором органов.

– Я слышала, как ты ссорилась по этому поводу с Визи.

Элизабет сморщила носик:

– Она – та еще сучка!

– Ооо! Не знаю, могу ли я ее так назвать…

Я пыталась разговорить ее, и, кажется, мне это удалось:

– Знаешь, чего она хотела в тот день? На следующий день после смерти моего брата! Ты не поверишь! – Элизабет принялась изображать Визи на самом высшем уровне актерского мастерства: – «Он что-нибудь мне оставил?» Конечно, я подумала, что она имеет в виду деньги. А на пикнике она подошла ко мне и спросила: «Ты не находишь этот хребет очаровательным?» Я ответила, что – разумеется, а она: «А где лежат стратегические планы Филипа по экологии? В прошлый четверг он сказал мне, что уже готов представить их на суд окружной администрации».

Я помотала головой. В прошлый четверг? За день до смерти.

– У меня есть друг – полицейский в отделении шерифа. Ты не против, если я расскажу ему? Может быть, это покажется ему интересным.

– Мне все равно, – пожала она плечами. – Думаю, Визи совсем выжила из ума. Не знаю, была ли у них с моим братом… интрижка, как все говорят. Лично я сомневаюсь. Кроме того, она была владелицей хребта. И если она не хотела, чтоб Брайан начинал застраивать его, зачем они тогда пошли в администрацию и сказали, что собираются развернуть стройку? Ведь, знаешь, администрация не станет накладывать вето после того, как планы уже одобрены.

– Не знаю, – ответила я. – Возможно, она раскаялась, сообразив, как важно это было для Филипа.

Элизабет посмотрела в ручей:

– Для него важна была ты.

– Да, знаю.

Она вздохнула:

– Я не очень-то в курсе его практики. Он ведь не мог всего рассказывать. Но мне казалось, вам хорошо вместе.

– Ну, да.

Она наморщила лоб:

– Помнишь утро перед бранчем? У меня никогда не складывалась полной картины того, что происходит в его жизни. Знаешь, он просто не делился. Но я хотела поговорить с ним тогда, потому что знала: у него настоящий стресс.

– Из-за чего?

– Из-за парочки пациентов, думаю.

– Правда?

– Да. Один был одержим мыслями об убийстве. Можешь себе представить?.. Это все, что я знаю. Он сказал: «Кажется, повсюду одни сумасшедшие».

Я была потрясена. Уверена, Шульц не нашел никаких записей, никаких упоминаний о таком пациенте.

– Это все, что он сказал тебе?

– Да. Он проводил исследования на эту тему и как-то раз просто выплеснул свои переживания. И еще у него была пациентка, с которой очень жестоко обращался муж.

– Прости, что?

– Я не знаю, кто это. Она ходила к нему на приемы около месяца.

Около месяца? Я почувствовала себя так, словно мне врезали прямо в солнечное сплетение. Уверена, Элизабет понятия не имела, из-за чего распался мой брак.

– Правда? – только и смогла выговорить я.

– Да. Он сказал, что еще не докопался до самой сути, но пациентка ставила его в тупик. Случай был не из легких, потому что он знал ее давным-давно. Она была сильной женщиной, так он думал, по крайней мере. Но почему-то она оставалась со своим жестоким мужем целых семь лет. Филип не мог понять, как человек, добившийся неплохих результатов в разных областях, может заниматься таким саморазрушением.

– Значит, он не мог понять, да? А она была его пациенткой?

– Ну, я предполагаю, что пациенткой, – отвечала Элизабет, накладывая себе еще табуле. – Думаю, она что-то для него значила. О! Я не хочу заставлять тебя ревновать или что-то такое. Полагаю, он просто хотел хорошенько ее изучить. Хотел помочь, понимаешь?

– Нет, – ответила я осторожно. – Кажется, не понимаю.

Когда собрался дождь, мы с Элизабет попрощались. А я – хорошая актриса! Мои слова текли так же легко, как дождевые капли с неба: «с нетерпением жду следующей встречи»; «все, что ты принесла, было так вкусно»; «звони в любое время».

В ушах звенело. Я не осознавала, что плачу, и не могла сообразить, почему у меня влажные щеки. Смахнула слезы. Люди плачут сознательно. Следовательно, я вовсе не плакала.

Он, видите ли, не знал, как можно быть такой успешной во всем и потерпеть неудачу в отношениях! В этой школе для психов его хоть чему-нибудь научили?

Странно было чувствовать себя преданной тем, кто уже умер. Если и вправду все так и было, – а я сомневаюсь, что у него была пациентка с такой же историей, как у меня, и которая представляла собой такую же интересную задачку для решения ее нашим психогением, – то я была полной идиоткой. Как будто месяц назад в меня выпустили целую обойму, а пули достигли цели вот только что. А я думала, что нравлюсь ему.

Целых семь лет я терпела жестокого мужа, потому что боялась потерять Арча. Целых семь лет я терпела, потому что боялась, что не выживу. Но позволь мне кое-что спросить о наших отношениях, Филип, между тобой и мной. В наших отношениях – кто с кем обошелся жестоко?

До Аспен-Мидоу я добиралась около получаса, снова свернув на дорогу, ведущую в школу Элк-Парк. Я лучше всех знала, как опасно шоссе номер 203, особенно в дождь. Но тем не менее я принялась выписывать крутые виражи, бросая вызов смерти.