Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Диана Морьентес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Вы знаете, он мне нравится, – призналась она, и ее голос чуть не сорвался от собственной смелости. – Еще с тех пор, как я на родительские собрания в школу ходила…
– А как же Леша? – спросил Максим доброжелательно, без обвинений и унижений.
– Леше все равно, – вздохнула женщина. – Мы с ним уже много лет просто соседи по квартире. Расскажите про Андрея! Что он за человек? Ему можно доверять?
– Он хороший человек, – улыбался Макс, и его голос эхом разлетался под четырехметровым потолком с выведенными на обзор кривыми проводками электричества. – Только не знаю, насколько он Вам пара. Но это уже Вам решать. Андрей очень простой, Вы сами сделаете выводы, и не ошибетесь. Могу только сказать, он совершенно не целеустремленный. Это меня в нем просто бесит! Зарабатывает копейки, живет с братом и его семьей. И носит свитера десятилетней давности.
– Ну, постоянство – это хорошо! – пошутила Евгения, слегка покраснев.
Ей явно было непривычно вести подобные разговоры, и Макс не стал навязываться. Хотя эта новая сплетня еще долго не давала ему покоя. Но, раз уж между ними возникла такая раскованность, откровенность, то и Макс решил поднять вопрос, который волновал и его.
– А Вы знаете имя Наташиной настоящей матери? – поинтересовался он у своей тещи.
– Не знаю, – огрызнулась та. Похоже, это больная тема.
– Не Лидия, случайно? – подступился мужчина робко.
– Я не знаю!
– Скажите, Женя… А… Наташа родилась второго мая? Или двадцатого, как написано в ее паспорте?
На Женины глаза набежали слезы: она четко осознала, что ход этой истории уже необратим. Только смотрела Максиму в глаза, изредка отворачиваясь вздохнуть и набраться сил, и снова поднимала на него взгляд. В этом зале нет окон, и все освещение только от переносного прожектора строителей, который валяется на полу и ярко слепит Женино лицо. Освещение снизу, как правило, не украшает людей. Женя повернулась спиной к лампе и к Максиму.
– Мы добавили нолик. Дату надо было поменять, иначе соседи бы все поняли. И мы просто добавили нолик… – она укусила себя за губу, чтобы не расплакаться: все поняла. Но спросила: – Откуда Вы это знаете?
– Лидия учится со мной в аспирантуре, на той же специальности, на том же курсе, – объяснил Макс. – Мы подружились, а однажды разговорились под вино, и она рассказала мне историю, очень похожую на ту, которую Вы мне рассказывали о Наташином рождении. Да, кстати, она называла свою брошенную дочку Эвелинкой, и у меня сомнений не осталось. Сочи – маленький город.
Женя повернула к нему голову, терпеливо, но тихо, едва различимо, спросила:
– Наташа уже знает?
– Нет, – спокойно покачал Максим головой.
– Я всегда этого так боялась! – воскликнула женщина. – Бросили ребенка в Сочи, в Сочи удочерили… Чего еще было ожидать? – тут же принялась рыться дрожащими руками в сумочке и вскоре все же выудила оттуда носовой платочек. Протерла слегка поплывшую тушь. Макс подошел и утешающее приобнял ее за плечи, и женщина тут же простонала: – Максим, не отбирайте у меня дочь! Это все, что у меня есть!
Слезы хлынули уже совсем неудержимо, и Женя зарылась в его объятия, не дожидаясь взаимности.
– Мне шестнадцать лет понадобилось, чтобы полюбить ее! – выла Женя, пытаясь прервать рыдания, чтобы высказаться. – Она самый близкий мой человечек! Несмотря ни на что! Я ей все простила! – ссылалась Женя на что-то, чего Максим еще не знает. – Это мой ребенок, Максим, понимаете? Вы же знаете, что такое ребенок! Не отбирайте у меня Наташу!
– Успокойтесь! – просил Максим тихо. Также всегда успокаивает Катюшку: голосом и нежными поглаживаниями. – Я Вам не враг. Успокойтесь. Я не собираюсь ей об этом рассказывать.
– Тогда зачем Вы вообще лезете в эту историю? – не сдержалась Евгения.
Да, действительно, – зачем? Зачем выпытал это признание у Лидии? Зачем рассказал сейчас Евгении? Зачем он причиняет боль другим людям? Зачем делает то, что ему хочется, наплевав на остальных? Затем, что эгоист, всегда таким был и навсегда таким останется.
– Я люблю Вашу дочь, – говорил он Жене тихо на ухо, и его шепот, разбавленный строительной акустикой, звучал просто магически. – Я ее люблю, Женя. И мне интересно все, что ее касается. Я хочу узнать все: ее происхождение, ее характер, судьбы ее родителей, даже если их больше двух. Понимаете, Женя? Это касается моей девушки, и мне интересна любая мелочь, а уж такие детали – тем более. И я стремлюсь просто знать. Я не хочу вмешиваться! Я не буду вмешиваться. Успокойтесь. Доверяйте мне.
Евгения слегка отстранилась от Максима. Он не очень высокий, и она с легкостью видела его глаза, смотрящие прямо, открыто. Нет, он не подведет ее. Она зажмурилась, словно отгораживаясь от неприятных переживаний, всхлипнула несколько раз по инерции и для проверки надежности этого человека, уточнила:
– А той женщине, Лидии, Вы о Наташе не рассказали?
– Нет.
– Почему?
Макс пожал плечами.
Двое рабочих из коридора кричали: «Хозяин!» Они уже повесили вывеску, даже подключали, проверяли, как она светится. Максим ушел с ними принимать работу, а Женя направилась в кабинет, где есть окна, где светло. Надо привести себя в порядок, подправить макияж.
В темном зале было так прохладно, а на улице лето. Здание снаружи уже выглядит полностью готовым. Бежевый с кварцевыми блестками фасад смотрит прямо на улицу Горького, призывно кокетничая изящной яркой вывеской «„ЭГО“ Ночной клуб» и такой же изящной лестницей под зеленый мрамор с элегантными металлическими поручнями. Осталось только вымыть ступеньки. Если с верхней площадки лестницы протянуть руку, то, кажется, можно дотянуться до окна директорского кабинета. На стекле уже прилеплена сигнализационная заклепка.
Завтра все школьники страны пишут экзаменационное сочинение. А послезавтра обещала приехать Наташа. От Лидии Максим спрятался под предлогом того, что жена у него очень ревнивая, и пробудет она в Сочи аж до сентября. У Лиды, может, и небольшой опыт по части мужчин, но эту отговорку она расценила как нежелание больше дружить.
Максим подвез Евгению до дома.
– Вы такой страшный человек, Максим, – сказала она на прощание. – Вы можете одним своим словом непредсказуемо перевернуть жизни трех людей. Вы можете пройтись по головам ради своего развлечения… Что Вы, по всей видимости, и делаете…
Максим поймал за руку тещу, готовую выскочить из машины и прятаться в своей берлоге.
– Я ничего никому из них не скажу. Я Вам обещаю. Считайте, что про Лидию знаете только Вы. Решайте сами, не бойтесь, все зависит только от Вас.
* * *
Максим проснулся в пять утра. Непривычно, когда с тобой в постели есть кто-то еще. Уже непривычно. За окном отчетливо высвечивались утренние сумерки. Прохладно. Лето. Максим сел в кровати и долго еще вслушивался в глубокую городскую тишину, разбавленную только звуками природы. Утро. Начало. Как хорошо, когда с тобой в постели есть кто-то еще!
Максим гладил Наташу по голове, по мягоньким бархатным волосам, нежно, слегка прикасаясь. С каждой минутой становилось все светлее, и Максим видел ее все разборчивее. Легкая занавеска слегка колыхалась от свежего ветерка в распахнутой створке, и от того же ветерка ёжилась Наташка, сквозь сон натягивая одеяло себе на ушки. Мерзлюка.
Сутки в поезде – и ей ужасно хотелось в душ. Купались вместе: Наташа не желала расставаться с Максимом ни на минуту. Она странная. За эти четыре с половиной месяца словно прожила целую жизнь – столько мудрости и опыта в ней чувствовалось. Теперь даже Макс не мог с уверенностью сказать, кто из них старше.
– Ты сможешь дать мне тысяч пять на одежду? – спрашивала она неохотно. – У меня сейчас очень туго с деньгами.
– Конечно, зайка. Работа не ладится?
– Клуб, где мы работали с группой, навернулся… Я подыскала другое место, и там мы благополучно проработали три месяца. Бесплатно. Нас кинули. Так мы и распались… – вздыхала. – Теперь я только в ресторане работаю. Поем ерунду всякую: Киркорова, Валерию… В общем, то, что и без нас поют повсюду.
– Никакого самовыражения, да? – догадался Макс.
Наташа поджала губы. Чуть не плакала.
– Да, – ответила она. – Простая жизнь. Такая, какая есть.
А потом сидели вместе на кровати, обнимались.
– Может, мне не надо было уезжать отсюда? – бормотала она, разглядывая плечи Максима и иногда смело заглядывая ему в лицо. – Мне так тебя не хватало! Правда! Не знаю, насколько ты мне сейчас поверишь после двух лет моей учебы, но я очень скучала по тебе.
– Тебе же нравилось там учиться.
– Мне и сейчас нравится. Просто это зря. Ничего из меня не выйдет.
Наташа опустила глазки – это было глубоко личное. Макс улыбнулся:
– Так, так, так! Что случилось, малышка? – и обнял ее покрепче, прижав к груди, как младенца-Катьку когда-то. – Что с тобой?
– Куча кастингов, и ни одной захудалой роли! – выдохнула Наташа разочарованно. – Даже в этих «русских сериалах», которые штампуются пачками! А ведь у меня идеальная внешность: из меня можно сделать и принцессу, и ведьму! Неудачи выбивают меня из колеи, и на следующий раз у меня получается еще хуже. Руки опускаются.
– Ниоткуда тебя неудачи не выбивают! – возразил Максим. – Иначе как ты насобирала кучу кастингов? Ты бы уже давно остановилась. Может, тебя не берут на захудалые роли, потому что твоя роль должна быть гораздо заметнее? Ведь ты не сама придумала, что у тебя талант! Тебя же забрал во ВГИК человек, который что-то в этом понимает!
Макс улыбался, и Наташа от этого то ли злилась, то ли успокаивалась. У нее возникли трудности, и она готова бежать к мужу. Было бы здорово, если бы она разочаровалась в своем таланте и вернулась в Сочи. Это было бы просто замечательно! Но так не хочется, чтобы его любимая переживала!
Наташе становилось веселее. Она знает, к кому обращаться за поднятием настроения!
– Ты думаешь, у меня всегда все получалось? – ехидничал мужчина. – А знаешь, как я переживаю сейчас? Я же сейчас безработный! А мне тридцать два года! Не получится с клубом, и что я буду делать? Зарабатывать в школе три тысячи в месяц? Поверь мне, волнение тоже еще то!
А девушка качала головой с показной иронией. Ну как это: «не получится с клубом»?
– Я еду на год учиться в Париж, за счет института, – призналась Наташа со страхом, что сейчас он обидится, что она с ним не посоветовалась.
Макс не оправдал ее опасений:
– И ты не скачешь до потолка от радости? – удивился он снисходительно.
Девушка пожала плечиками:
– Чего скакать? Это не выигрыш в лотерею. Я к этому стремилась, и я этого добилась.
У Наташи почти не было шансов выиграть один из трех грантов на обучение во Франции, в Институте аудиовизуального мастерства. У претендентов должно быть минимум два завершенных курса института и опыт работы по специальности. Наташа же во ВГИКе окончила только первый курс. Уговорила комиссию принять во внимание, что у нее еще есть один год учебы в ГИТИСе.
– Я многому у тебя научилась, Макс, – сказала она с улыбкой, вырвавшись из объятий и сев рядом с ним в позу султана.
– Да? Чему это?
– Влиять на людей. Обосновывать свое мнение. Мне многих людей пришлось убедить в своей пригодности. Конечно, на руку сыграло то, что я и староста группы, и во всех мероприятиях участвую, и занятия посещаю не только свои, но и других курсов. Меня многие «начальники» знают. К тому же, я прекрасно владею французским, а это одно из основных требований. Я ходила по кабинетам, по всем людям, от которых зависит эта поездка, и обосновывала, почему я должна ехать. Ну и повезло, что грант не один, иначе я бы точно пролетела: там какой-то очень талантливый режиссер еще претендовал, у которого и все проходные требования соблюдены, и его студенческие короткометражки даже были номинантами в нескольких европейских кинофестивалях. Странно, что я с ним не знакома: я, вроде, всех видных студентов знаю…
– Ты у меня умничка, – похвалил Макс. – Я рад за тебя.
– Прости, что я раньше ни о чем не говорила… Я в марте уже международный экзамен по французскому сдавала, уже тогда знала, что собираюсь ехать. Только самое сложное было убедить комиссию и тот французский институт, как сильно я хочу там учиться. Я старалась не поднимать заранее пыль, понимаешь? Приятнее ведь победами хвастаться, а не провалами…
– Я понимаю, – улыбнулся парень. – А почему именно Франция? Ты, действительно, хочешь там учиться, или хочется просто попутешествовать?
– Учиться, Макс, конечно. Мне очень нравится французский кинематограф. Это долго – объяснять, почему. Мы-то в институте это не за один день изучаем. Мне нравятся французские актеры именно с точки зрения профессии, мне нравятся их режиссеры. И я просто обожаю их молодежное кино. А старые комедии – это вообще эталон! Вот, допустим, итальянское кино совершенно не в моем вкусе. Просто можно было выбрать и Италию, попутешествовать мне как раз очень хочется именно туда, это моя мечта. Но для учебы французская киношкола – это то, что мне надо. Не сердишься?
– Нет, – ответил Макс. И откровенно добавил: – Горжусь. Буду задирать нос: моя девушка учится во Франции! Только я не пойму: твоя недавняя депрессия – это что, просто очередная роль была? У тебя же все отлично! В таком случае, с депрессией ты была очень убедительна!
Наташа отрицательно замотала головой и, ласково приобняв Максима за шею, почмокав его в губы, сказала с чувством:
– У меня все отлично, потому что ты рядом. Я знаю, тех отношений, какие были у нас несколько лет назад, больше никогда не будет. Больше никогда не будет того головокружения от первого поцелуя, больше никогда не будет первого секса… Но мне очень дорого именно то, что есть в эту минуту. Это гораздо ценнее!
Он поверил. Тихим, прохладным утром сидел на кровати возле спящей девушки. Она четыре месяца говорила по телефону, что у нее все хорошо, пересказывала институтские занятия, казалась довольной. А у нее на самом деле были проблемы с заработком. Могла хотя бы попросить выслать ей денег. Но тогда бы Максим за нее переживал. Такая взрослая, самостоятельная. Думающая о других. Нырнул к ее ушку:
– Просыпайся. Поехали на пляж!
– Что-о? – удивилась Наташа спросонок и, взглянув на часы, завопила тоном человека, разбуженного раньше будильника: – Макс, ты чё, ваще свихнулся?! Пять утра!!!
– Просыпайся! – настаивал мужчина. – Самое время! Я знаю одно место. Поехали. Ты когда-нибудь плавала в море голышом?
Дальше она уже полетела в ванную на чьем-то плече, поддерживаемая за попу. Потом кто-то сунул ей в руку электрическую зубную щетку.
Такой полнейший штиль бывает только утром. Наташа вдруг поняла, отчего на море образуются волны. Это оттого, что люди купаются! Они плескаются и тревожат эту безмятежность. А сейчас – ни души. Ни на земле, ни в море, ни в небе. Здесь только они с Максимом. Солнечные лучи из-за гор нежно расчерчивают прозрачное, оранжево-голубое градиентное небо. Над еще не посветлевшим горизонтом виднеется тоненькая полоска беленьких слоистых облаков. Чистейшие волны, почти не оправдывая свое название, лежат на берегу – их недавний след на камнях совсем не высыхает. Здесь время не идет. И это – их с Максимом мир, где они могут делать все, что им вздумается. Целых пару часов!
Мелкие камешки под ногами были холодными, и Наташа переступила на полотенце, брошенное Максом к ее ногам. Макс разделся первым, потом раздел ее. Она волновалась: он запретил ей брать с собой купальник и даже надевать нижнее белье. Только спортивный трикотажный сарафан. Макс говорил очень тихо, но его было прекрасно слышно с личной дистанции:
– Не бойся, даже если нас увидят, то близко не подойдут.
Он шел к воде, ведя Наташу за руку. А она – следом за ним, дрожа всем телом. Было холодно, но точно не от утренней температуры воздуха, а от волнения. А вода казалась совершенно ледяной – настолько, что Наташу вообще кинуло в жар: ощущение воды всем телом вызывало вполне эротические ассоциации. Еще глубже – и Наташа захлебнется, а Максу только по грудь. Он поднял ее на руки и вместе с ней зашел в воду по плечи.
Почти не разговаривали. Наташа, как обезьянка, оплела его тело руками и ногами – она и так весит не много, а под водой так и совсем легкая, как пушинка, и Максу не тяжело ее держать. Целовались – и согревались – с каждой секундой все больше.
– Почему ты боишься такой позы? – спросил он вполголоса, и эхо разнеслось, казалось, до горизонта.
Наташино сердце заколотилось так, что Максим это отчетливо чувствовал. Даже двадцать один градус воды уже не охлаждал.
– А больно не будет? – уточнила она с опаской. – Все-таки вода…
– Я осторожно.
Больно не было. Видимо, организм Наташин был возбужден гораздо больше, чем разум. Но разум быстро сдался в первые же секунды близости. И стыд отступил, и скромность, и комплексы, и предрассудки… Занимались любовью и стоя в воде, и лежа в прибое, и в тех позах, какие Наташа всегда любила, и в тех, в каких всегда стеснялась. Почему-то в море – это совсем не то, что в постели. Хотя солнце уже показалось из-за гор, и стало очень светло, и Макс наверняка видит ее тело во всех подробностях – и эта мысль только радует! Словно, окутанная морем, просыпается чувственность, дремавшая все это время где-то в подсознании. И как приятно плескать эту спокойную воду! И разрывать своими бесстыжими стонами всю вековую безмятежность!
Потом вылезли на сушу – вдвоем на один расстеленный узкий полотенчик. Макс сверху. После девяти утра на пляж начали подтягиваться посетители. Видимо, отдыхающих в Сочи уже так много, что они есть даже в такой никому не известной глуши. Наташа нервничала, а Макс только прикрывал ладонями ее грудь, если кто-то начинал маячить в радиусе видимости.
– Не бойся! – убеждал он ее уверенно. – Даже если глянут издалека, ничего страшного. Представь: два голых тела, одно на другом… Да все посторонние будут шарахаться от нас подальше! Это дикий пляж, мы, нудисты, забрели в укромный уголок… – и смеялся: – Ну, подумаешь, арестуют нас на пятнадцать суток!
– Интересный ты человек, Макс! – улыбалась Наташа. – Я люблю тебя.
– И я тебя тоже. Ты очень смелая. Мне понравилось. Я бы хотел, чтобы так было и дома.
– Будет, – пообещала девушка. – Ты прекрасный педагог.
* * *
Весь внутренний декор клуба Наташа оформляла наравне с дизайнером. За две недели до открытия дали рекламу на радио и добавили вывеску с этой информацией на стену со стороны главной дороги. Наташа очень хотела выступать на открытии, и Макс, в целом, не возражал. Только, честно говоря, почему-то сомневался в ней. И вроде знает, что у нее есть опыт работы в развлекательных учреждениях, и талант, и стремление к публичности. Вот и предложил ей прийти к нему в кабинет и официально устроиться на работу.
Чтобы сэкономить на персонале, пока решили не нанимать лишних людей. Бухгалтерский учет первое время будет вести Евгения, у нее есть некоторый опыт в этом. Макс взял на себя обязанности администратора зала, хотя официально он еще и директор клуба. Как собственнику, Максу принадлежат пока только пятнадцать процентов прибыли – пропорционально тем деньгам, которые он вложил в строительство. Зато, нанявшись сюда директором, будет зарабатывать больше, чем в «Призраке». Потом с заработанных денег выкупит оставшиеся тридцать пять процентов своей доли и в сумме будет получать столько же, сколько Алексей, Наташин папа. Максу даже не обязательно будет потом работать директором. Для этого он сможет нанять кого-то другого, а сам сможет отдыхать и жить только на прибыль от клуба.
Но пока он – директор. И чтобы устроиться в «Эго», нужно пройти через его кабинет. Наташа предпочла бы через постель, но Макс отказался.
– Это не самый достоверный способ узнать, есть ли у будущих работников нужные качества, – смеялся он.
Его кабинет уже был полностью готов. Довольно просторная комната. Здесь пока только два шкафа со стеклянными дверцами у стен, диванчик в стороне, один большой письменный стол с заворотом на девяносто градусов и удобное офисное кресло. Макс уже проводит здесь немало времени: бизнес-планы, санэпидстанции, наем последних работников. Первое, что Наташа заставила его сюда принести, это их семейная фотография: Макс, Наташа и Катюшка идут в первый класс. Наташа сама выбрала рамку и установила эту фотку на столе. А вот сейчас на этом столе сидит сам директор, невероятно красивый и сексуальный! И требует – вы слышите, чего? – чтобы она наравне со всеми устраивалась к нему певицей! Объяснял с чисто начальничьим темпераментом:
– Ты не думай, что работа в «Эго» очень проста. Мы задумали определенный уровень класса, и ниже этой планки мы не опустимся. Наше заведение не из простеньких. А по ценам – выше среднего. По моим расчетам и публика будет с достатком. Певичка из кафе ко мне никогда не устроится! Если ты уверена, что твой уровень сопоставим с уровнем нашего клуба – пожалуйста, докажи мне это. Я тебя внимательно слушаю. Какой работы здесь ты хочешь?
– Я хочу выступать на открытии, – ответила Наташа послушно. Ей это собеседование напоминало очередную ролевую игру.
– Опыт у тебя есть, я знаю, восемнадцать лет тоже; не будем на этом останавливаться. Перед каким наибольшим количеством зрителей тебе приходилось выступать?
– Перед полной площадью у Администрации. Но если тебя интересуют зрители, более сосредоточенные на том, что происходит на сцене, то тысяча человек, школьный актовый зал.
– Хорошо. И что именно ты предлагаешь делать на открытии? Спеть пару песен? Киркорова или Валерии?
– У меня есть диск с минусовыми композициями моего собственного сочинения. Запись хорошего качества. Я всегда пою вживую. Двадцать две песни. Это примерно полтора часа чистого времени. Песни танцевальные, для ночного клуба подходят идеально, это проверено на тусовочной молодежи Москвы. Два медляка. Все остальное время – за ди-джеем. Могу также вести весь вечер. Приветствовать посетителей, проводить конкурсы… Диск у меня с собой. Пойдем в зал, послушаешь.
Макс улыбнулся этой деловитости: он проводит собеседование, но собеседование Наташа берет в свои руки.
– Ди-джея сейчас нет, а я не знаю, как включается аппаратура, – ответил он.
– Я умею обращаться с аппаратурой, – заверила Наташа.
В зале еще не до конца установили кондиционеры, и освещение еще не совсем доделали. Было пыльно, повсюду сновали рабочие в комбинезонах: электрики, маляры; в VIP-зоне укладывали пол. Мягкие угловые диваны были обернуты заводским полиэтиленом и лежали друг на друге валетами в дальнем углу зала, где уже отчетливо угадывался будущий фонтан. Наташа забралась на подиум к диджейскому пульту и вскоре уже разобралась со всеми устройствами. Все нашла, что ей было надо: и микрофон, и нужные приспособления, чтобы его подключить. Опробовала его словами «Раз, десять. Чччеловек. Шшшипение», подкрутила там что-то немножко на пульте. Едва включила диск своих композиций, как рабочие ожили и начали аплодировать.
Когда Наташа, взяв микрофон, вышла в зал и выбрала себе одну из маленьких возвышенных сцен, рабочие вообще обрадовались и одобрительно загудели.
– Господа! – Наташин голос сквозь микрофон вбирал в себя особый шарм и разлетался по всем уголкам зала.
Макс стоял, скрестив на груди руки, и улыбался. Ей даже петь уже не надо, достаточно просто стоять на сцене!
– Господа! Закройте ушки, пожалуйста! Сегодня я пою только для ЭТОГО мужчины!
Макс никогда не слышал этих песен, их слышала только Москва. Он читал тексты, но никогда не растворялся в этих песнях настолько, чтобы забыть обо всем остальном. Как сейчас. То, что она прекрасно поет, он знал всегда, но никогда не видел ее таким профессионалом. Эта девушка – сама праздник. Открытие клуба ее только затмит.
На диске уже был записан бэк-вокал, и каждая песня, и быстрая, и медленная, звучала, словно в эфире радиостанции. Только лучше. В джинсах и маечке. Такая худенькая и идеально стройная. Модная. Умеющая быть в центре внимания и при этом не бросаться в глаза. Кузнец настроения, такой ненавязчивый лидер – это то, что надо любому клубу. Навсегда. Да, возможно, Макс не объективен. Он влюблен, а потому придирается. Не верит сам себе.
– Господа! – изобразил Макс Наташу и спросил у рабочих: – Как думаете, взять ее на работу?
– Такая звезда будет Вам не по карману! – пошутил один кокетливо.
– Кстати, сколько ты мне заплатишь? – вспомнила Наташа.
– Нисколько.
– Я согласна!
– А во что ты будешь одета? – уточнил Макс.
– Я привезла с собой кое-что, думаю, вполне в стиле твоего клуба.
– И последний вопрос, самый сложный, – предупредил директор. – Ты не боишься, что придется работать, когда все твои друзья будут отдыхать?
* * *
Максим долго звал дочку на берег, но та, как самый нормальный ребенок, очень не хотела выходить из воды. К тому же, она чрезвычайно легко знакомится с другими детьми, и вот их уже целый цыплячий выводок: брызгаются и хвастаются, кто лучше плавает, а кто лучше тонет.
– Катя! – требовательно уже в который раз звал Максим со своего лежака. – Выходи, я сказал!
– Пап, ну щас! Еще чуть-чуть!
Папа рассердился этому непослушанию, поднялся на ноги и за пару шагов добежал до Кати. А та пыталась сбежать, но в воде получалось только барахтаться. Схватил девчонку одной рукой, вынул из воды и побрел на берег, таща ее под мышкой, как безвольный тюфяк.
Катя ревела какое-то время, а Наташа молча соблюдала нейтралитет. Обдумывала, обдумывала происходящее, потом не выдержала и сказала умно:
– Милый, если ты хочешь воспитать дочку самостоятельной, тогда не надо ей запрещать такие естественные для ребенка вещи.
– Она же простынет! – пояснил Максим.
– Ну, значит, в следующий раз сама не захочет болеть и вылезет из воды, когда надо.
– Ты завышаешь ее планку, – огрызнулся Макс. – Она еще ребенок, и не сможет пока рассуждать так же здраво, как ты.
– Либо ей придется этому научиться, либо она просидит все лето дома с соплями и градусником, – отозвалась Наташа.
– Кошечка, ты что-то однобоко мыслишь. Болезнь ведь может вызвать серьезные последствия, и даже необратимые…
– Ха! Я тысячу раз простывала, и что-то никаких последствий!
Макс развернул перед Катей кулек с абрикосами, протянул один и Наташе и попросил ее:
– Давай, я сам буду решать, как воспитывать моего ребенка?
Наташина рука, тянущаяся за абрикоской, зависла на полпути. Девушка смотрела в глаза Максиму, но за его темными очками ничего не было видно, к тому же, он сидел спиной к солнцу, и солнечные лучи слепили Наташу и заставляли щуриться. Что такое цунами, в Сочи не знают. Точнее, знают только в теории. Сейчас же Наташа, кажется, поняла этот процесс изнутри. Обида в груди росла, росла, поднимаясь все выше и выше, превращалась в сплошную стену, огромный массив, сметающий на своем пути все до мельчайших подробностей.
– ТВОЕГО ребенка? – прошептала она, пока еще не утонула в этой волне и может говорить.
Никогда не осознавала, что любит Катюшку так сильно. Столько лет возилась с ней, как с куколкой, думала, что игралась…
– Прости, что вмешалась! – со слезами и гордостью рявкнула Наташа и ринулась в море.
Макс смотрел ей вслед, наблюдал, как она ловко и по-спортивному гребет с курсом на буёк, и вздыхал. Черт, случайно вырвалась эта мысль. Случайно! Катюшка сидела рядом, обмотавшись полотенцем и дрожа от холода, и непонимающими глазками смотрела на папу. Максим забрал у малышки полотенце.
– Давай, ты так быстрее согреешься: под солнцем. Косточки не закапывай, что ты делаешь, свинюшка?! Складывай их сюда, мы потом выбросим в мусорку, когда будем уходить.
Впрочем, обидеть Катю надолго невозможно. Наташа в этом же смысле гораздо надежнее… Наташа плыла быстро, словно стремясь сбежать от неприятных эмоций. Взгляд туманился от слез, и Наташа плыла «дельфином», чтобы смывать слезы в море. Интересно, если бы Катя была их общим ребенком, что бы он сказал? Неужели, так важно, кто родил, если уже столько лет Катя считает мамой Наташу? Девушка понимала, что Макс ничего не имел в виду этой фразой, но как больно эти слова ударили по сердцу! Все так относительно! Если бы, например, Женя, Наташина мама, сказала бы ей, что Катя – ребенок только Макса, Наташа бы даже не расстроилась. Но когда это говорит сам Макс…
Наташа вернулась на берег, устав и запыхавшись, плюхнулась ничком прямо на горячий песок недалеко от Макса и спрятала лицо в гнездышке рук. Игнорировала его изо всех сил и не желала прощать.
– Малыш, – подполз он к ней поближе, – не обижайся.
Вытянулся рядом с ней чуть ли не в обнимку и, не разбирая, где там в ее мокрых, пышных от соли волосах ушко, говорил тихонечко, чтобы даже Катя не слышала:
– Я же ничего плохого не имел в виду. Просто не надо меня переучивать, ты же не можешь понять, что я чувствую. Мои требования к Катьке – это не родительская вредность. Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь эту заботу, беспокойство…
– А когда они будут? – приподняла Наташа голову и зло глянула Максиму в лицо. – Так же «никогда», как и свадьба?
Мужчина скинул ей волосы со спинки и развязал лямочки лифчика – пусть спинка загорает.
– Вообще-то, это от тебя зависит, – сказал он ей спокойно. – Дети будут не раньше, чем свадьба, а свадьба – не раньше, чем ты вернешься жить в Сочи. В принципе, ты можешь бросить институт хоть сейчас. А можешь доучиться, и тогда. Выбирай. Я не против на тебе жениться. Но я не хочу просто поразвлекать тебя этим. Я женюсь для того, чтобы создать семью. Вот когда захочешь того же, чего и я, тогда и поговорим. И не подходи больше ко мне с этими беседами. Мы к этой теме вернемся только тогда, когда ты скажешь мне: «Макс, я бросила институт». Понятно?
Понятно, вздохнула Наташа.
– И надеюсь, – продолжал Макс, – если я не повышаю на тебя голос, то ты не решишь, что я говорю не серьезно. Ты же знаешь, я не люблю сто раз обсуждать одно и то же. А свадьбу мы обсуждали уже достаточно. Так что, пожалуйста, не заставляй меня ссориться с тобой из-за этого. Не поднимай больше эту тему.
Выбирай! Выбирать-то как раз и не хочется! Хочется и институт, и свадьбу. Да, ты прав, чтобы развлечься! И ты отлично знаешь, что сейчас я не откажусь от института…
* * *
Двадцать первого июня у Юрки родилась дочь. Макс как раз разделался со всеми школьными делами и ушел в отпуск. Юрка был в шоке: новый человек! Масенькие ладошки! Уже папу описать успела! Наташа с радостью посещала роддом вместе с Максом и Юрой. С радостью и надеждой: Максу тоже захочется еще одну кроху! Все разговоры с Юрой теперь сводились к одному и тому же: как Анечка замерзла этой ночью, как Анечка уже, кажется, улыбается, какие у Анечки глазки… Наташа бы не удивилась, если бы Юра услышал, что Анечка через пару дней после рождения уже сказала «Папа»!
