Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Диана Морьентес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Да нет, – опустила Наташа голову.
– Потерпи, потерпи.
Шла от их дома по двору тридцать девятой пятиэтажки, потом по двору тридцать седьмой. Практически добралась до своей тридцать пятой – вон этот дом, пятнадцать лет жизни справа на горе, метров пятьдесят вверх по бетонной лестнице. Но Наташе вниз – на остановку.
– О, Наташ, привет! – услышала она женский голос и обернулась.
Сестра Карена как раз спускалась по лестнице, вышла из-за поворота.
– Давно я тебя не видела! – продолжала она. – С год, наверное!
– Аида, я же в Москве живу, приезжаю только на каникулы, и то в Дагомыс.
– А ты куда? – весело продолжала армянка. – Давай подвезу? Я на стоянку за машиной иду.
– Да мне вряд ли по пути, – мялась Наташа. – Я на кладбище. Четвертого сентября меня здесь не будет…
– Ну, так тем более! Отсюда же нет прямых маршруток!
Заезжать в глубь Аида не стала, высадила Наташу возле часовни, а сама поехала по своим делам. Хотя настаивала составить Наташе компанию, но та призналась, что хочет побыть одна.
Сидя на краешке нагретой солнцем могилы, плакала, повиснув на плечах гранитной плиты. Карен был старше нее на два года, а сейчас она на год старше него. Есть способ остановить время.
Вечный покой. Если вы бывали на большом кладбище в одиночку, вы знаете, что такое вечный покой. Время здесь не идет ни быстро, ни медленно. Время здесь просто отсутствует. Это вакуум. Возможно, другие кладбища – темные, заросшие высокими деревьями, заплетенные лианами или покрытые мхом – на таких Наташа не была, но видела их из окна машины, катаясь с Максимом в близлежащие города и возвращаясь оттуда по единственной трассе, связывающей Сочи с остальной Россией. Но это кладбище – место, куда не боишься попасть. Здесь смерть совсем не страшна. Смерть – это просто переезд в залитое солнцем, безмолвное, умиротворяющее пространство с видом на море и город вдалеке… С этих высот кажется, что Бог совсем рядом. Вот, наверно, в этой часовне, четкими очертаниями креста врывающейся в небо прямо с вершины соседнего холма.
Наташа не верит в бога. Наташа верит только в себя. Если сейчас ей так плохо, значит, она сама делает что-то не так. Наверно, только творческая левша могла так понять рассказ про море и команду. Это Виктор не про Машку говорил… Это про нее, про Наташу. Она бежит с корабля. Полторы недели запоя – и она бежит с корабля. Максим в невменяемом состоянии – и Наташе он больше не нужен. А когда после смерти Карена в невменяемом состоянии была она – целый месяц! – почему он не кинул ее так, как сейчас кидает его она?
Пришла в клуб раньше своего времени и отпустила маму отдыхать. Кажется, в июле в Сочи в сфере развлечений разделения дней на будни и выходные нет. У студентов каникулы, и они готовы отвисать по клубам в любой день недели; много приезжих, Наташа метко выявила среди пар иногородних молодоженов, которые в Сочи, может быть, даже в свадебном путешествии. Она делала выводы, наблюдая за посетителями, за парочками на танцполе. Вот, обручальные кольца на пальцах, а парочка не может нацеловаться, словно в первую неделю романа. А вот у этих, наоборот, как раз курортный роман. Она старается произвести на него впечатление, он всячески за ней ухаживает, сразу понятно, они знакомы недавно. А потом они разъедутся по своим городам, она будет набирать телефонный номер, который он назвал наобум, и плакать.
Каждый день мама относит выручку в банк. Если бы лето длилось хотя бы до декабря, сказала Евгения, клуб окупился бы за пять месяцев. Кухни как таковой в этом клубе пока нет, есть только бар, десерты, легкие салаты и закуски, но мама планирует уже к Новому году предлагать в меню и первые, и вторые блюда. А потом, в будущем, «Эго» станет работать круглосуточно, и сможет предложить не только горячие ночные танцы, но и обеды от итальянского шеф-повара, или японскую кухню…
– Максиму придется сложнее, – поясняла Евгения. – Его доля прибыли пока только пятнадцать процентов, и эти проценты он будет вкладывать в то, чтобы купить у Алексея еще немного процентов. Мы предлагали ему некоторые поблажки, – Женя улыбнулась и потрепала дочь по плечу. – Но твой муж деловой человек! Все знают, что совместный бизнес убивает дружбу, и Максим настоял на том, что никаких поблажек быть не должно. Делим прибыль пропорционально вложенным средствам, и все. Чтобы морально никто не оказывался ни перед кем в долгу. Так что первое время мы с твоим отцом будем иметь с этого клуба гораздо больше, чем вы с Максимом.
В шесть утра была дома. Максим как всегда обнимался на кухне с бутылкой: если он недостаточно упился, то лежать или закрывать глаза он не может, потому что его сразу выворачивает наизнанку, и он упорно пьет все больше и больше, потому что хочет, чтобы его мозг просто выключился… Поспать Наташе в этот день не удастся. Она прошла к Максу и села рядом с ним за стол, аккуратно обойдя распахнутую настежь створку окна.
– Плохо? – уточнила она, сдерживая презрительную мину.
– Плохо, – ответил тот вяло. – Каждая косточка болит. И блевать тянет.
Наташа неприязненно, но заботливо убрала с его лица засаленные, неопрятные волосы и заправила их ему за уши.
– Почему ты пьешь? – спросила она с искренним интересом.
Он не ответил. Вообще был немного в прострации. Кажется, собственные физические ощущения его волнуют сейчас больше всего на свете. Бедняга, хочет спать, но не может закрыть глаза, а нужная для «отключки» доза уже просто не лезет…
– Знаешь, все это время я неправильно себя вела, – нарушила тишину Наташа. – Я должна переживать вместе с тобой, по одной и той же причине. Я этого хочу. Я должна плакать не из-за того, что мой муж напивается с утра до ночи, а из-за того, что у нас умерла твоя бывшая жена, женщина, которую ты любил, мать нашей дочери…
Интересная мысль. Макс взглянул на нее, и Наташа ужаснулась… Когда-то эти красные, мутные глаза были голубыми. А над столом люстра с одним большим плафоном – всегда была и сейчас остается оранжевой, веселой, цитрусовой. Нелепая, не подходящая к ситуации люстра. Три лампочки в этом плафоне, каждая всего по сорок ватт. В оглушающей утренней тишине одна из них тихонечко и монотонно гудит от электрического напряжения.
– Ты неправильно понимаешь, – признался Максим к Наташиному удивлению.
– Вполне вероятно, – подтвердила она, собравшись с мыслями. – Ты же мне ничего не объясняешь, и я понимаю так, как сама могу догадаться.
Или как подскажет мудрая любящая свекровь. Наташа сонно протерла пальчиками глаза, слегка размазав обильный вечерний макияж. И снова взглянула на Максима в терпеливом ожидании продолжения.
– Мать моей дочери умерла восемь лет назад, – сказал он зло. – А моя жена – еще раньше.
Наташа деловито и внимательно загнала его в тупик:
– Тогда кого ты хоронишь сейчас?
Макс долго думал. Надумал налить себе еще рюмочку водки. Наташа не стала возмущаться, только отвернулась, демонстративно цокнув язычком. Он даже не промахнулся, то ли не был особо пьян, то ли уже довел этот жест до автоматизма… Она сидела рядом, не похожая на саму себя: молчала, совсем не ерзала, ждала. Пьяные люди ведут себя по-разному: кто-то становится неуправляемым, кто-то – жестоким, кого-то клонит в сон, кого-то – в бесконечные танцы… То, что Максим под влиянием алкоголя становится очень откровенным, искренним, открытым, Наташа знает еще с девятого класса, с Андрюхиного дня рождения, когда была в шоке от нескромного взгляда учителя физики, от намека на безрассудство, от признаний, которыми он не боялся ее отпугнуть. И вроде субординация уже нарушена, но смелости не хватало. А ведь достаточно было одного поцелуя, чтобы стереть все границы… Хотя бы ради этих воспоминаний, щекочущих сердце и растягивающих мимику в нелепую мечтательную улыбку; хотя бы в память о безумной любви, которая бывает только в четырнадцать лет; в благодарность за те эмоции, за слезы и ликования, которые он позволил ей испытать, – надо всего лишь отнестись с уважением к мотивам его пьянства. Попытаться хладнокровно понять.
Это трудно, когда рядом с тобой человек, чье голое тело в летней духоте уже лоснится после существования в антисанитарных условиях, липнет, «пахнет» почти двухнедельным отсутствием гигиены и еще перегаром, который способен привести в чувство даже мертвого. Наташа пересилила себя и все же положила руку мужу на плечо.
– Макс, – позвала она тихо. – Ты знаешь, я тебя не брошу. Я угрожаю тебе этим только для того, чтобы у тебя был стимул перестать пить. Но я не хочу от тебя уходить, тем более по этой причине. И дело не в том, что у меня кроме тебя никого нет, и я побоюсь остаться одна. Дело в том, что ты лучше всех. Редко встретишь мужчину с набором таких качеств, как у тебя. Это единичные экземпляры. И я, честное слово, не понимаю, как девушки, с которыми ты расстался, могут создавать семьи, рожать детей с другими мужчинами… Я не смогу. Я знаю, что у тебя есть какие-то внутренние мотивы напиваться сейчас, но я не могу с этим смириться. Мне обидно. Не за себя, за тебя! Мне обидно, что человек общительный, дружелюбный, настоящий лидер гниет здесь в море водки. И твоя внешность не заслуживает такого вида, понимаешь? Мне нравится, когда ты в щетине, но такая борода меня совсем не вдохновляет! А еще я всегда восхищалась твоими отношениями с дочкой, а теперь тебе на нее совершенно наплевать… И это все из-за водки. Мне очень жаль, что ты не хочешь прекращать с этим.
«А мне жаль, что я не соответствую твоим представлениям обо мне», – думал Макс. Язык почти не поддавался, чтобы сказать это вслух. Или просто мысли зашкаливали.
– Мне надоело быть причиной чьей-то смерти, – пояснил он в оправдание своего запоя.
Наташа растерялась от неожиданной осознанности Максовой речи. Больше всего ее впечатлило слово «надоело». Это слово разбегалась в Наташином разуме множеством значений, и каждое из них было большим откровением, новостью, информацией, которой не хватало. Но сейчас не время обдумывать слово «надоело», сейчас время слова «причина».
– Ты считаешь, что ты виноват в Дашиной смерти?! – удивилась девушка. – Но она же вроде как от передоза умерла!
– Ей нельзя было трогать наркотики, она знала, что умрет от этого, – пояснил Макс неразборчивой дикцией. – И до этой встречи со мной она держалась полгода.
– И что? – возразила Наташа. – Просто совпадение!
– Ты бы слышала, как я с ней разговаривал… – бормотал Максим своей любимой бутылке. – Я такого ей наговорил! Но я же просто был обижен! Если бы я знал, что это последний день ее жизни, я бы ни за что такое не сказал…
– Макс, – принялась Наташа утешать, – она же взрослая женщина. Я уверена, она прекрасно поняла, что ты просто обижен! Я не думаю, что это как-то повлияло на ее желание снова взяться за наркотики! Скорее всего, она просто встретила кого-то из своих знакомых, кто предложил ей, и она не смогла отказаться!
Но Максим как будто не слышал. Как любой нормальный пьяный, продолжал твердить что-то свое:
– Она хотела начать новую жизнь. Я должен был поддержать ее в этом, похвалить… А я так ужасно с ней разговаривал! Если бы мы встретились снова, я бы уже вел себя совсем по-другому! А я запретил ей соваться в мою жизнь и жизнь моей дочери… Её дочери. Я отобрал у человека желание жить!
– Макс, если бы она хотела налаживать с вами отношения, она бы попыталась еще раз! Она наверняка была готова именно к такой твоей реакции на ее появление. Вряд ли она ожидала, что ты примешь ее с распростертыми объятиями. Макс, может, она даже после такого ужасного разговора с тобой вовсе не собиралась умирать! Может, она так и хотела: дать тебе время успокоиться, а потом прийти к тебе еще раз. Макс, это случайное совпадение!
– Почему-то эти совпадения всегда там, где я! – заорал Макс.
У Наташи на глазах слегка проступили слезы – было обидно попадать под горячую руку. Она уже сама начинала раздражаться: очень трудно объяснить пьяному человеку трезвую логику. Грубо хлопнула ладонью по столу:
– Да где твои мозги, Макс?! Причина ее смерти – наркотики! И все! Ты не заставлял ее принимать наркотики! Это было ее самостоятельное решение! Ты не предлагал ей, ты не втыкал ей шприц в вену! Ты не можешь отвечать за поступки других людей!
Наташа вдруг резко стихла, поднялась, подошла к раковине. Такая духота невыносимая! Как можно еще горячительные напитки употреблять?! Открыла холодную воду и умылась прямо на кухне. Потом забрызгала водой плечи с тоненькими бретельками топика и немного сам топик. Зачем она на него кричит? Так хотелось бы, чтобы он понял ее по спокойному тону!
За окном стремительно светало. Доброе утро. Пятница. Сколько еще вот таких вот «причин чьей-то смерти» он себе выдумал? Оглянулась на его измученное, небритое лицо.
– Макс, ты не Бог, чтобы направлять все человечество на путь истинный. Ты слишком много на себя берешь.
– Чего? – не понял он с похмелья.
– Ничего, – махнула Наташа рукой. Подошла к нему и обняла, прижав к себе его голову. Говорила медленно, чтобы он успевал усвоить ее информацию. – Я тебя понимаю. Мне тоже бывает что-то легче пережить с помощью алкоголя. Но, Макс, пьяный разум не может здраво рассуждать, ты же это знаешь. Правильно понять какую-то ситуацию ты можешь только по трезвому. Следовательно, вполне возможно, что сейчас ты сильно ошибаешься насчет своей вины в Дашиной смерти. Давай, ты перестанешь пить, и тогда мы поговорим с тобой об этом. А? Тогда и ты сможешь мне ВНЯТНО рассказать, что ты чувствуешь, и я буду уверена, что ты вникаешь в мои слова. А сейчас я пойду посплю. Я так устаю в клубе, ты себе не представляешь! Точнее, ты это представляешь, как никто другой!
Наташин сон длился около часа. Потом ее разбудило нечто, нависающее над ней и умоляющее слезно:
– Нат, накорми меня чем-нибудь…
Наташа тяжко вздыхала и снова возвращалась на кухню. Грустное, утомленное выпивкой тело вязко плелось за ней. Наташа открывала холодильник и перечисляла Максу все, что там имелось.
– Суп, котлеты куриные полуфабрикатные, пельмени… Выбирай.
– Не знаю, – ныл он.
– Ты вообще что хочешь? Нормально поесть или перекусить?
– Я ничего не хочу.
Этот диалог раскачивался, как маятник: Макс просил еду, но отвергал любое предложение. Наташа нервно захлопывала холодильник и, скрестив руки на груди, выжидающе смотрела на мужа взглядом злого, невыспавшегося человека. Психовала, оставляла его одного и возвращалась в Катину комнату на свое разложенное кресло. И снова через часик была разбужена нудным завыванием: «Я голодный, я ничего не ел две недели»…
В этот день любая его попытка съесть бутерброд заканчивалась объятиями с унитазом. Пить водку ему уже приходилось только для того, чтобы не умереть от похмелья. Он и сам с виноватым видом объяснял Наташе:
– Трудно сдержаться, когда знаешь, что рюмочка спасет от всех этих мучений.
Наверно, на какое-то время это действительно помогало. Но потом у Максима опять начинались дикие боли в голове, в суставах, хотелось есть и блевать одновременно. Наташа сменила тактику, не ругала его больше, наоборот, сочувствовала. Все-таки отвела Максима в душ и сама тщательно выдраила его тело. Брить бороду не настаивала, а то Макс непременно порежется. Теперь он выглядел значительно опрятнее, хотя спиртовое облако по-прежнему витало за ним по всей квартире.
– Макс, ты похмеляешься, но все равно мучаешься! – пыталась Наташа прорваться в остатки его мозга. – И это постоянная цикличность. Может, лучше не похмеляться, и тогда уже через сутки тебе станет абсолютно нормально?
– Нат, через сутки меня уже не будет в живых! – возражал он, наливая очередную рюмочку.
Наташа отобрала рюмку и подвела итог:
– Ты выпьешь это, и скоро тебе снова станет плохо. И ты снова выпьешь. И так будет длиться день, два, три, десять… До тех пор, пока ты не умрешь от водки. Зачем мучиться столько дней? Я тебе предлагаю легкую смерть. Не пей, и уже через сутки тебя не будет в живых.
Макс внимательно обдумал это, потом заулыбался. Даже ямочек на щеках не видно за этими зарослями…
– Макс, потерпи. Тебя спасет сейчас только терпение.
– Когда у нас будут дети? – неожиданно схватил он девушку за руку и дернул ее себе на колени.
– Не раньше, чем через девять месяцев, это точно, – улыбнулась Наташа.
– Почему? – обиделся он совершенно серьезно, и Наташа расхохоталась.
– Перестанешь пить и поймешь, почему, – издевалась она.
Он промучился еще пару дней. Хотя обещал больше не пить, но свое обещание с первого раза не выполнил. Всю субботу умолял Наташу купить ему пива, в красках описывал, как ему плохо, и как хорошо станет, если через силу влить в себя бутылочку. Предупреждал, что он умирает, и Наташа уступила. Вместе с пивом накормила его львиной дозой активированного угля, сделала ему массаж, чтобы тело не ломало, и ушла в клуб. Сегодня романтическая вечеринка с радио.
А в воскресенье спала до обеда, как убитая; не слышала, что происходит в соседней комнате и в ванной, не видела яркого солнечного света, который в Катиной комнате слепит как раз с утра, и только в два часа дня проснулась от металлического грохота в прихожей. Макс уронил на пол кастрюлю с супом.
– Суп прокис, я нес его выливать в унитаз, – каялся Макс.
Это был день генеральной уборки. Наташа сосчитала пустые бутылки. Три от пива, четыре от коньяка, семь от водки. Всегда думала, что пьянство – удел тупых неудачников, а теперь поняла, что это еще и способ подавить свой интеллект. Подводные камни чрезмерной ответственности.
А еще через час позвонил Саня. Он решил сменить гардероб и попросил Наташу помочь ему в этом. Пойти с ним по магазинам она согласилась без промедления, но, только успев положить трубку, наткнулась на пристальный взгляд возрождающегося к жизни Макса. За эти две недели уже совсем отвыкла спрашивать его мнение…
– Ты против? – уточнила она, не решаясь отойти от телефона.
То, что он против, было видно без особых навыков проницательности. Но он со вздохом покачал головой:
– Да нет, – и улыбнулся, стараясь придать убедительности своим доводам. – Вряд ли вы будете заниматься сексом в примерочных кабинках.
– Почему это «вряд ли»? – с шутливым негодованием удивилась Наташа.
– Тебе еще пару лет надо, чтобы ты стала способна на секс в экстремальных условиях, – пояснил Макс.
Наташа тактично предложила ему пойти вместе с ними, но Макс отказался. Похмелье – штука серьезная. Пообещал, что постарается приехать в клуб часам к восьми вечера; там и условились встретиться.
Саня работает охранником в банке, возит вместе с инкассаторами «наличку». Платят ему неплохо, и Наташа с удовольствием сейчас тратила его деньги. Только и командовала, что к этим штанам нужен модный ремень, а к этим – модная обувь. Вообще на работе Саня обязан носить форму, но недавно, в выходной день, его случайно встретили на улице две молодые сотрудницы, а потом долго подшучивали над его «колхозным» видом. Оказывается, джинсы с высокой талией – антиквариат, и таких маек уже давно не носят…
– А что, разве мода на мужские майки сильно меняется? – ехидничала Наташа. Она не против побыть личным стилистом привлекательного, мускулистого парня, но мнение его сотрудниц не разделяет. Поясняла ему свою точку зрения, обосновывая тот или иной выбор одежды: – У тебя хорошая фигура, это нужно подчеркнуть. А кривые ноги скрыть не трудно. Вот Макс, например, не носит шорты. На лето у него всегда есть легкие, нежаркие брюки.
Занимался бы Макс спортом, как Саня! Или ходил бы на тренажеры, как Юрик. Нет, Макс считает, что природой ему и так даны все аспекты красоты. Саня знает несколько видов восточных единоборств, и это придает ему некий шарм, мифический признак мужественности в глазах девчонок. Но Наташа вдруг задумалась объективно: кроме этого, Саня ничего не умеет. Санино образование – одиннадцать классов. Он из небогатой семьи, у них нет машины – и как следствие, Саня не считает нужным получать водительские права, а то мог бы работать, например, водителем, а так даже особого выбора нет – только охранником. У него нет хобби, которым он мог бы гордиться. И как хорош Макс на фоне всего этого! Летом, во время школьного отпуска, Максим, кажется, перечитывает все книги, которые собирал весь учебный год, и на которые не было времени. А среди них и история, и психология, и секс, и детективы… Недавно он даже выразил желание самостоятельно изучать английский язык. У Макса две карьеры одновременно, и в обеих он уже достиг определенных высот! Макс весной прошел аттестацию и получил разряд учителя высшей категории. Рассказывал по телефону, какая нервотрепка была: столько требований, бумаг, распоряжений… А разряд еще периодически подтверждать надо!
Макс целый день сегодня словно шел рядом с Наташей, несмотря на расстояние. Даже когда она расспрашивала Саню про сынишку, все равно думала о Максиме. Может, бросить все к черту, все эти кинематографические мечты? Ведь из нее не получится хорошей актрисы. Зато может получиться неплохая жена, мать его детей…
…Очнулась на диване в кабинете директора «Эго». Очнулась в тот момент, когда поняла, что целует Саню уже по своей инициативе. Отстранилась от него и лихорадочно отмотала в своем мозге пленку назад.
Они устали после душной улицы Торговой галереи. Наташа позвала Сашу в клуб, потому что он еще ни разу здесь не был, провела ему экскурсию по лучшим местам «Эго», а потом они пришли отдыхать в кабинет Макса и ждать хозяина, как договорились. Включили кондиционер и сели на диван остывать и расслабляться. Мило болтали, не обнимались, не флиртовали, как же так получилось..? До нелепого просто. Она взглянула ему в глаза и удивилась, как будто видела в первый раз. Вот эта разница между Максом и Саней: не во взгляде, а в самих глазах. У Макса глаза голубые, и все. Такой простой, нежный цвет. Санины же глаза с чертовщинкой, что ли. Зрачок бледный, холодный, а по краю зрачка – темная окантовка. Этот контраст и придает ему некую таинственность.
Видимо, этот затяжной, задумчивый Наташин взгляд Саня понял по-своему. Наташа даже не успела прийти к выводу, что Саня все-таки проигрывает Максу по разрезу глаз, как парень уже наклонился к ней и прикоснулся к ее губам легким пробным поцелуем. Саня не притрагивался к ней ни одним пальцем, ни одним сантиметром тела, и это было так странно: Наташино внимание принадлежало только поцелую, целиком и безраздельно. Но как только осознала, что целует его уже по своей инициативе, сразу отстранилась…
Не стала устраивать никаких глупых «разборов полетов» – это не нужно, они оба взрослые люди, все прекрасно понимают. Но вот если бы случайно вошел Макс…
– А где здесь можно переодеться? – уточнил Саня, указав кивком головы на сумки с обновками.
– Да прямо здесь, – разрешила Наташа и вышла из кабинета. – Позовешь.
В зале Наташа включила свет только в баре, налила себе яблочного сока из холодильника и забралась на высокий табурет у стойки. Потом не выдержала тишины и включила негромко музыку. Это удивительное звучание: в ночном клубе, где звук просчитан профессионалами, где такой большой, просторный зал – пустой, покинутый, погасший – и музыка, настолько тихая, что кажется, у нее нет источника. Она просто есть, сама по себе, отдельно от колонок, усилителей, пульта управления.
А вот и Макс. Он поотмыкал своими ключами все две двери на пути к счастью и сейчас с улыбкой наблюдал за Наташей, подпевающей динамикам.
– Привет, – отвлек он ее. – Как настроение?
– Хорошее, – обрадовалась Наташа. – Устала. Но очень рада тебя здесь видеть. Как ты себя чувствуешь?
Максим только поморщился в ответ на это.
– Сделать тебе что-нибудь нормальное попить? – перевел он разговор на другую тему. – Или тебя от сока плющит?
Девушка засмущалась. Да уж, подпевала она тут картинно…
– Давай, сделаю, – настаивал мужчина, проходя в бар. – Со вкусом шоколада, сгущенки, хочешь? Если, конечно, тебя еще не выворачивает наизнанку от одного только запаха спирта.
– Уже не выворачивает, у меня иммунитет выработался, – съязвила Наташа. – Только ты поосторожней с выражениями. Тут Саня. Ты же не хочешь, чтобы твои друзья знали, что ты валялся в запое.
– А они еще не знают? – удивился Максим. Он был стопроцентно уверен, что Наташа кому-то пожаловалась.
Она покачала головой:
– У тебя же имидж вечно успешного человека. Я не рискнула вставать тебе поперек дороги.
Макс надолго засмотрелся на свою жену, забыв про коктейль. Она не прятала взгляд.
– Спасибо, – сказал Максим искренне. – Ты надежный человек. Не пойму, почему я всегда в этом сомневаюсь…
– Потому что я еще ребенок, – назвала она его причины. – Потому что я еще ничего собой не представляю. Потому что я не умею быть верной.
Макс оформил бокал и пододвинул его к Наташе. Дотянулся, чмокнул ее в лобик.
– Не могу согласиться ни с чем из вышеперечисленного.
Наташе показалось, что он просто льстит, но Макс говорил совершенно серьезно. У него есть причины думать именно так.
В зал робко заглянул Саня, потом, увидев Макса, подошел и протянул ему руку.
– Ну, как? – уточнил он, кивнув на самого себя и с личной неуверенностью готовясь к негативному ответу.
Наташа удивлялась, когда Саня весьма приветливо отнесся к этим штанам – стиля «милитари», цвета хаки. Наташа думала, после службы в армии и стольких лет работы охранником ему не захочется носить такую «униформу», но Саша защищал эти штаны, как адвокат на суде. Конечно, они скорее молодежные, чем военные. Модные, с карманами, с невысокой талией. Ремень к ним подобрали тоже модный, с большой броской бляхой. И белая майка без рукавов и почти в обтяжку на Сане смотрится просто великолепно, глубокими вырезами обнажая лопатки и мускулистые плечи.
– Теперь сутулиться тебе совершенно нельзя! – командовала Наташа.
Одобрил даже Макс, хотя он сам никогда бы так не оделся. Во-первых, Макс больше любит рубашки, а во-вторых, не купил бы себе штаны, напоминающие армию… Макс только советовал с улыбкой:
– Тебе теперь под такой стиль надо поведение сменить. То, как ты обычно держишься: забиваешься в уголок и сидишь-помалкиваешь, – теперь совсем не сочетается с внешним видом. Теперь нужно быть на виду, задрав нос, и не покупаться на мелочи.
Когда Саня ушел домой, и Максим засел в кабинете ознакомляться с итогами работы клуба за две недели отсутствия директора, Наташа тоже приютилась за столом и рисовала картинку. Потом встала у Максима за спиной и, расслабившись на его плечах, ворковала на ушко:
– Я столько поняла о наших с тобой отношениях! И мне трудно объяснить тебе всю логику, но я очень четко представляю это как рисунок. На.
Наташа выложила перед мужем листок с символами и словами, и Максим долго с изумлением рассматривал картинку:
Потом покосился на девушку, снял ее с плеч и усадил себе на колени. И сказал ей кокетливо и искренне, словно смакуя эту информацию:
– С тобой так интересно!
Ох уж эта левша с ее образным мышлением! Ну как простому человеку с логикой понять смысл этого рисунка?!
– Знаешь, считается, что в паре всегда один человек любит, а другой позволяет любить. Так? – поясняла девчонка. – Вот, видимо, это правда. Знаешь, я поняла, почему ты так долго отказывался заниматься со мной сексом. Я раньше думала, что ты просто боишься лишать кого-то девственности, ведь ты говорил, что стараешься этого избегать. Еще я думала, что ты, действительно, веришь, что девчонка должна начинать половую жизнь не раньше восемнадцати лет. Я вообще много оправданий тебе находила, но ни одно из них меня не устраивало. Так вот. Может быть, я взрослею и перестаю видеть мир через розовые очки… Я поняла, почему ты отказывался. Скажи честно, когда ты убедился, что любишь меня?
– Ну, не позже, чем сказал тебе это! – упорствовал мужчина.
– Макс, я же попросила – честно! – обиделась Наташа, но спокойно продолжала: – Я знаю ответ на этот вопрос. Я не сержусь. Хотя, это заставило меня пересмотреть многие ситуации из прошлого. И все сразу встало на свои места. Сразу появились оправдания, смыслы, которых я не могла придумать сама… Так что? Когда ты понял, что любишь?
Макс долго задумчиво смотрел прямо перед собой, потом все же ответил, не поднимая на Наташу глаз:
– Когда мы с тобой расстались. Так у многих людей бывает: только потеряв, понимаешь, как дорого тебе это было.
Наташа улыбнулась:
– А теперь сверься с рисунком.
– А-а, – протянул Максим. – А молнии – это что?
– Молнии – очень нравилось за мной ухаживать, и сейчас нравится, и в этом тебе нет равных. Но это так логично: я же маленькая, хрупенькая, младше тебя, причем, значительно. Я вызываю у взрослых, сильных мужчин именно такие чувства. А ты, к тому же, по природе своей человек заботливый. Добавь сюда нашу с тобой взаимную симпатию и твои эротические фантазии… Вот и все, что было между нами в первый год нашего романа. Я любила, а ты позволял тебя любить. Мне, конечно, повезло с твоими принципами, которые не дали тебе просто попользоваться мной, но я жалею о том, что ты так долго скрывал от меня свой сексуальный талант. А потом – сверяйся с картинкой – я от тебя ушла. Уже через пару месяцев ты готов был согласиться на секс, ты хотел этого, предлагал. Сам. Ты не знал тогда, что я уже не девочка, и ты готов был быть моим первым мужчиной. Тогда я думала, что у тебя просто самолюбие чешется: тебя бросила мелкая девчонка! Но сейчас я думаю иначе. Это и были настоящие чувства. Ты любил не тогда, когда хранил мою невинность, а тогда, когда решился меня этой невинности лишить. Сдвоенные сердечки на схеме – это секс. Он начался только после того, как у тебя появилось сердечко индивидуальное. И ссор – молний – больше нет. Бывают разногласия, бывают даже скандалы, но это не «молнии», это как бы… – Наташа задумалась и со смехом добавила: – бонусы. Это простая жизнь, она не бывает безоблачной.
– Если судить по твоей схеме, – подал голос Максим, – то ты меня больше не любишь…
– Я так обозначила, что теперь ты любишь, а я позволяю любить. Подумай, ведь мы на самом деле поменялись ролями. Раньше я за тобой бегала, мечтала об идеальном романе, а ты поступал так, как посчитаешь нужным. А теперь я живу, как мне вздумается, учусь в другом городе, на сцене веду себя так, как тебе ревнивее. А ты терпишь.
– Я никогда не задумывался ни о чем подобном, – признался Макс. – Но только точно знаю, была вот такая же черта, после которой я уже точно знал, что хочу, чтобы в моем будущем была именно ты. И я не понимаю, что двигало мной до этой черты. Какие были у меня цели, если спать с тобой я не собирался, жить с тобой я не хотел..? На твоем рисунке, случайно, нет ответа на этот вопрос?
