Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Диана Морьентес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Ты один? – уточнила она, хотя увидела это в первую же секунду.
Максим кивнул и похлопал ладонью по дивану, показывая Наташе садиться рядышком.
– Ты выйдешь к персоналу? – не послушалась она от ревности. – Все гости уже разошлись, мы навели порядок, подсчитали денежку, и мы все так хотим спать! Анкеты завтра разберем.
Не разговаривала с Максимом всю дорогу домой. Вообще-то хотелось все выяснить в мельчайших подробностях: о чем с Дашей говорили, что Макс почувствовал, когда увидел ее, что собирается делать дальше. Но только не хотелось так унижаться! А как еще называются попытки влезть в человеческую душу, которую прямо перед твоим носом заперли на ключ?
Только дома, глядя, как устало раздевается Максим, и понимая, что он сейчас просто ляжет и уснет, сказала выразительно:
– А Костик мне объяснил, что это была твоя жена!
– Ну, ты ведь и без Костика знала, что я был женат, – сухо ответил мужчина. – Давай спать, я просто вырубаюсь. Завтра поговорим.
Завтра! Да Наташа разве уснет?! Успокаивало только одно: если Макс пообещал поговорить об этом, то свое слово сдержит. Этим он отличается от остальных парней, которые обещают «завтра», чтобы избежать ответственности. Если бы Макс не хотел поднимать эту тему ни сегодня, ни завтра, он так и сказал бы: «Отстань».
Сна не набралось даже пяти часов. Макс проснулся в двенадцать и решил не будить Наташу, но она, почуяв его побег из кровати, подскочила в ту же секунду.
– Ты куда? – схватила она его за руку, испугавшись спросонок.
– На кухню, – недоуменно пожал он плечами. – Спи, еще рано.
Окно, даже крепко задернутое плотными шторами, ослепляло. В сердце смешивались два диаметральных чувства: радость и уныние. Клуб открыт! И это уже факт, так будет дальше, и так начинается новая жизнь! Но эта женщина… Эта поблекшая и помятая обложка бывшего глянца… Катюхина мать. Ее отношения с Максимом Наташу уже, наутро, совсем не беспокоили. Но как воспримет появление этой женщины Катя? Наташа, эгоистка, переживала только из-за того, что Катя, возможно, полюбит свою настоящую мать…
– Макс! – мило притопала Наташа на кухню своими маленькими босыми ножками.
На пути между плитой и холодильником, пробегая мимо, Макс быстро чмокнул свою подружку в растрепанную и от этого пышную макушку.
– Пельмени будешь?
Он еще долго суетился, накрывая на стол и одновременно следя за пельменями в кастрюле, а Наташа сосредоточенно разглядывала свои пальцы, сидя за столом почти неподвижно. Ее табуретка торчала прямо посреди кухни, и Максу пришлось класть вилки на стол, переклонившись через Наташину голову.
– Малыш, сядь на диван, ты мне здесь мешаешь!
Наташа послушалась. На столе буквально в течение минуты оказались бутылочка соуса, баночка сметаны (пельмени они едят с разными приправами), потом еще деревянная разделочная доска, а на ней полбуханки серого хлеба. Макс порезал хлеб, сложил все дольки на тарелочку, убрал за собой, потом принялся наливать чай. Подвинув к Наташе ее чашку, спохватился:
– Лимон!
Снова разделочная дощечка, чтобы не порезать ни скатерть, ни руки, и вскоре у Наташи в чашке плавали два кружочка лимона. Она вдруг взглянула на Максима и улыбнулась.
– Наверно, ты бы не ужился с хозяйственной девушкой! – заявила она в свое оправдание.
– Мне нужна жена, а не служанка, – подтвердил он.
Макс выловил дырявой поварешкой пельмени, внимательно разложив их на две тарелки, положил по кусочку сливочного масла, посыпал укропом и поставил блюда на стол.
– Я такой голодный!
Его порция была раза в три больше Наташиной, как всегда, но он уже доедал, когда с Наташиной тарелки исчез, наконец, второй по счету пельмешек.
– А по-моему, вкусно! – сказал Макс обиженно, покосившись на ее почти нетронутую тарелку.
– Да, – улыбнулась девушка, – ты прекрасно готовишь.
– А что тогда не так? – спросил он проницательно.
Вообще, предполагал некоторый ответ, но не тот, который услышал.
– Макс, не отбирай у меня дочь!
…Макс смеялся. Наташа не понимала причины. Наташе от этого становилось очень тошно. Хотя он сказал: «Ты не представляешь, в какие ситуации нас иногда ставит жизнь!», но просветить ее на этот счет отказался.
За последний месяц он слышит такую просьбу уже второй раз. Может быть, Наташа стала бы это отрицать, но с Евгенией у нее гораздо больше общего, чем с родной матерью, этой безвольной Лидией. Может быть, Жене стоило бы рассказать Наташе правду о ее рождении: Наташа понимает, что ребенка можно любить, даже если это не твоя кровь.
…Женя делилась своими былыми переживаниями о том, как трудно ей было полюбить «не своего». Женя говорила: «Когда родной малыш делает какую-нибудь подлость своим домашним, ты все прощаешь. А если ту же подлость сделает приемный ребенок, ты тут же начинаешь ссылаться на плохую наследственность. И так всегда. Не слушается тебя – это потому, что дурная кровь в ее жилах. Растет не такая, как ты ожидал – причина все та же. И если поздно вернулась домой, значит, шлюха. И не важно, есть ли реальный повод сомневаться в ее порядочности. Не хочешь принимать ее такой, какая она есть. Не хочешь разрешать ей то, что разрешил бы родному ребенку». Только когда Наташа стала жить у Максима, ее мама прониклась к своей дочке некоторой симпатией. И одновременно начались проблемы с мужем, и Наташа для Евгении уже стала единственной радостью.
А Макс смеялся. Женя сказала почти точно, он может одним своим словом изменить жизни людей. Только не трех людей, а пятерых.
– Макс, я признаю, что ты взрослый человек, – ныла Наташа, – и сам будешь решать, с кем тебе общаться, а с кем нет. И это твое дело. И наверно с моей стороны это чистый эгоизм, но я так не хочу, чтобы Катюшка общалась с этой Дашей!
– Я тоже этого не хочу, не переживай, – успокоил Максим. – Мне было хорошо все эти годы, и я постараюсь, чтобы все осталось, как есть. Знаешь, когда близкий человек предает тебя однажды, тебе трудно поверить ему второй раз. Представь, можно ли верить человеку после двухсотого предательства? Ты кушай, кушай. Я еду в клуб и позвоню твоим родителям, чтобы тоже туда ехали. Так что, если не хочешь видеться с отцом, то забери Катьку, погуляй с ней где-нибудь, на море сходите, или в парк.
Наташа рискнула. Катю забрали у бабушки и решили взять ее с собой в клуб до вечера. Виктор Карлович вышел на пенсию, и в августе они с Катей поедут в деревню, откуда родом отец Макса. Это где-то в стороне Волгограда. Виктор с удовольствием рассказывал Наташе свою историю.
В семь лет, не выдержав избиений других деревенских мальчишек из-за его «фашистских» корней, Витя собрал маленькую котомку и отправился к Черному морю. Пешком. Ушел осенью, заглядывая по дороге в чужие огороды за пропитанием; иногда его доброжелательно кормили сами хозяева, собирали на дальнейшую дорожку немного припасов, кто сколько мог. А иногда Витя оставался без еды неделями, и спал прямо на траве, на гравии, на дереве, где попало. Может, даже терял сознание – не помнит. Шагать от села до села оказалось самым сложным, особенно по ночам, ведь темнота была нереальная. И когда шли дожди, Витя не останавливался, понимал, что он сможет выжить, только двигаясь дальше. Зато мало-мальски населенный пункт был как оазис в пустыне! Кое-где он проводил по несколько дней, а где-то даже недель. Соседи рассказывали друг другу об отважном мальчике и с миру по нитке собирали ему то одежку потеплее, то крышу над головой. Кто-то отдал ему велосипед, и дальше он уже пытался ехать.
Путь оказался неблизкий, наступили холода, и он, малыш, отморозил себе руки и ноги. Его приютили в крохотном бедном домике в одном из сел на Кубани, вернули к жизни, отогрели. Чудом он не лишился рук да ног! И едва наступила весна, как Витя снова собрался и двинулся дальше к своей цели. Думал, что идет на юг, но шел на запад. Немного ошибся морем: шел на Черное, а попал на Азовское. В Ейске пришел на первый попавшийся корабль и сказал: «Хочу быть моряком»! Отказать ему не смогли… Долгое время учился в морском училище и взрослел. Потом – наконец-то! – поступил на корабль юнгой и только тогда впервые вышел в море! Понял, что не ошибся с выбором дела всей своей жизни! В восемнадцать лет ушел служить, конечно, на флот. Пять лет служил – в Сочи. Так потом в Сочи и остался.
Наташа со знанием дела объявила, что ее дед тоже был моряком, и, узнав фамилию, Виктор обрадовался:
– Знал я твоего деда! Я же на его корабле капитаном стал, когда он на пенсию ушел! Замечательный был человек! Мировой!
– Мир тесен, – шептала Наташа. Сама она своего деда узнать не успела.
А у Виктора там, в родной деревне, и братья, и сестры есть, правда, полукровные. Как сильно девушка Настя, его матушка, убитого немца ни любила, но замуж после войны все же вышла. Эти родственники постоянно приезжают в Сочи летом, но Наташа никого из них не знает. Максиму они не нравятся: приедут, развалятся на диване, а мама их обслуживает. Или начинают ныть, что у них совсем нет денег, и отец выдает им из своего кармана «отпускные». Макс не понимает, зачем ехать в Сочи, если у вас нет денег?! Но молчит. Все-таки, это родственники отца…
– Вот я помру, – твердил Виктор, – и никто к вам ездить не будет, потому что вы гостям не рады!
– Ну, что никто не будет ездить, я не огорчусь! – съязвил Максим. – Но вот о «помирании» ты что-то рано заговорил!
– Да почему рано? – пожимал отец своими крепкими плечами. – Что мне на пенсии делать? Вся жизнь была связана с морем… Теперь ничего не осталось… Я и так там дольше положенного продержался.
– А ну прекрати! – строго требует Максим. – Мы что, не заслуживаем того, чтобы ты хотел жить ради нас?
Как часто в последнее время Виктор начинает такие разговоры! Либо он напрашивается на всеобщее внимание – в чем Наташа сомневается; либо думает об этом так много, что умолчать просто не получается… Наташа до слез в глазах расстраивалась, подумав о том, что время не обманешь. Виктору шестьдесят три, и у него уже был инфаркт. А он такой хороший человек! Его Наташа уже без мучений совести называла «папой».
Потом вернулись из магазина Катя с бабушкой, и все уселись за стол пить чай, невзирая на летнюю послеобеденную жару.
В клубе Катя была для Наташи таким своеобразным способом отвлечься от навязчивых взглядов собственного отца. Наташа долго терпела отца в директорском кабинете, но потом повела Катюшку в зал под предлогом того, что «взрослым» надо обсудить бизнес. В зале угощала Катю соком из бара «за счет заведения». А вскоре к ним присоединилась и Евгения.
…Едва Женя вышла из кабинета, и мужчины остались одни, Макс сразу же перевел разговор с Алексеем на по-настоящему важную тему:
– Леха, ты, конечно, мужик хороший, но есть кое-что, что меня совершенно не устраивает.
Алексей с непонимающей улыбкой смотрел на собеседника и ждал продолжения. Макс устремил в него пристальный взгляд и после красноречивой паузы уточнил:
– Ты сам перестанешь пялиться на мою жену, или тебе помочь?
– Максим! – расплылся тот в подхалимной мимике. – О чем ты говоришь? Это же моя дочь!
– Это моя жена, – поправил его Макс. – И я бы уже давно морду тебе набил за твои наблюдения за ней в душе, если бы она за тебя не заступалась. Она считает тебя своим отцом, так что, будь добр, хотя бы веди себя соответственно!
Алексей долго растерянно смотрел на воздух: Макс выразил свои мысли совершенно ясно. Алексей все понял: что Максим осведомлен об удочерении, что Максим осведомлен о подглядываниях, и что Максим «морду набьет» и будет прав. «Красота создана для того, чтобы ею любоваться», – хотел бы Леха сказать, но на всякий случай промолчал.
* * *
С открытия прошло всего лишь два дня. Сегодня понедельник, и в «Эго» пока понедельник – выходной. Наташа сидела дома на огромном разложенном диване, скомкав под собой все, чем была застелена постель, и запихивала в рот чипсы.
– Выплюнь эту ерунду! – потребовал Макс, выйдя из душа и вытирая волосы полотенцем.
– Зачем это? – удивилась девушка, не отводя взгляда от мерцающего экрана телевизора.
– Ты же даже не ради удовольствия ешь! – пояснил Максим. – Так, просто – лишь бы что-то заглатывать большими дозами! Хотя бы смакуй! Не понимаю, как эта гадость может нравиться, если она портит желудок?
У Макса такое правило: вкусно может быть только то, что полезно и правильно приготовлено. Наташа, действительно, даже не обращала внимания на вкус чипсов. Она просто жевала, провожая отсутствующим взглядом бегущую строку внизу экрана. Даже клипы не смотрела, только кивала, пританцовывала в такт музыке. О чем думала? Уж точно не о том, что через пару минут ее жизнь может превратиться в настоящий ад…
– Макс, – пробормотала она вдруг растерянно, – а у Даши твоя фамилия после развода осталась?
– Не знаю, – оглянулся Максим, оторвавшись на мгновение от своего безупречного отражения в зеркале. – А какое это имеет значение?
– Веллер Дарья Борисовна? – несмело уточнила Наташа.
Борисовна? Макс, кажется, никогда не указывал своей девушке на отчество бывшей жены… Совершенно не понимал ее расспросов и непривычно тихого, сочувствующего, извиняющегося тона.
– Красноармейская, дом 36, – добавила Наташа. – Ты когда-то говорил, что она жила на нашей улице. Я – в тридцать пятом, ты – в сорок первом. А Даша ведь в тридцать шестом, да?
– Да, – ответил мужчина рассеянно. – К чему ты?
– Тут объявление в бегущей строке, – замялась Наталья. – Гражданская панихида завтра в час дня, Красноармейская, 36.
* * *
Макс отказался взять Наташу с собой на похороны. А Наташе очень не хотелось оставаться в стороне! Вчера, увидев эту странную строку по телевизору, Макс был сам на себя не похож. Казалось, не верил, несмотря на все совпадения. Сначала долго сидел, застыв неподвижно, только монотонно мял кисти своих рук. Потом, чтобы не вызывать у Наташи всяких нелепых подозрений, лег спать. Но эту наблюдательную девчонку не обманешь – он еще не скоро смог уснуть.
Полжизни отдала бы за то, чтобы понять, о чем он думает! Наташа интерпретировала все по-своему: у Макса умер дорогой ему человек. Неужели, Даша была для него так важна? А он за все эти годы так неохотно о ней говорил…
Наташа целый день просидела дома с Катей, они вязали на спицах сумочку из книжки по рукоделию. Наташа хорошо вяжет. Макс говорил, что левши часто с легкостью осваивают те действия, которые требуют занятости обеих рук. В принципе, пока он не ошибся: Наташа и текст на клавиатуре набирает быстро, и на фортепиано играть научилась с легкостью. А есть вилкой и ножом для нее вообще не проблема: она с детства, как полагается, держит нож в правой, это другим детям приходится перекладывать вилку в неудобную руку.
Гнала, гнала от себя мысли о Максе, но все равно думала о нем. Особенно глядя на Катю. Так странно – испытывать жалость к Катюшке, сочувствовать по поводу смерти ее мамы… А Кате это неважно. Она не знала эту женщину. Катюшка веселится и с увлечением распутывает для Наташи пухлую нитку из общего, слежавшегося мотка.
– А ты мне сделаешь браслетик из бисера, как у Машки? – попрошайничала Катя, проницательно ставя бровки уголком.
– Сделаю, заинька, – обещала девушка и, глянув на Катькино личико, смеялась: – Катюнь, ты переигрываешь! Сделай мимику помягче – и будет достовернее.
А Катька ведь кокетка! Папина дочка, ничего не скажешь… И в девять лет – такое завидное постоянство в любви: уже целый год она «встречается» с Илюшкой! Хотя она видится с Илюшкой, только когда бывает в Дагомысе у папы, а значит зимой и летом, вместе с Наташей. Но зато за время разлуки с Илюшкой Катя же не влюбляется в каких-нибудь одноклассников! Илюшка – десятилетний сосед по дому, Катин четвертый возлюбленный. Максим без проблем разрешает ему приходить к Кате в гости, но Катю к нему домой не отпускает!
– Илья, у тебя к моей дочери серьезные чувства? – в шутку обстоятельным тоном спрашивает Макс у мальчишки.
Тот отважно кивает, он вообще смелый, со взрослыми общается на равных.
– Собираешься на ней жениться? – продолжает свой допрос строгий папа.
Илья торжественно обещает жениться через год, потому что сейчас он пока не может: у него родился маленький братик, и он должен помогать маме. Наташа удивляется Максиму, сама она просто в панике от недетских игр этих малышей! А Макс спокоен: игры в «больницу» с раздеванием естественны для многих детей. И улыбается:
– У тебя разве в прошлом ничего подобного нет?
И Наташа смущенно опускает глазки. В ее прошлом есть даже французские поцелуи с девочками и неслабый петтинг голышом с ними же в шкафу. Опыт гомосексуальной связи!
Макс вернулся около семи, грустный, подавленный, чрезмерно пьяный.
– Такая дрянь в мозгах, ты бы знала! – оправдывал он свое состояние.
Наташа, вздохнув, постелила ему постель и уложила это тяжелое тело спать.
Почему-то, наутро он не протрезвел. Наташа проснулась в обед и обнаружила на кухне причину этого затянувшегося опьянения: полбутылки водки. Промолчала. Ну, горе у человека, не доставать же его сейчас своими нотациями! Сегодня делала Кате браслет, для чего съездили с дочкой в город, накупили бисера, бусинок, резиночек, ленточек… Время до вечера пролетело незаметно, но когда Катя легла спать, время вдруг стало тянуться, как смола.
Макс проснулся в одиннадцать вечера от похмелья и снова направился на кухню. Почему Наташа не рискнула вылить те полбутылки в унитаз, она не знает. Но жалеет об этом. Просто молча и тихо жалеет.
В полночь звонила Евгения: Максим не пришел в клуб, а ведь и вчера, и сегодня – рабочие дни. Наташа не соврала: он плохо себя чувствует. Хорошо, что он не единственный владелец клуба…
В четверг ничего не изменилось. Пока Наташа спала, Макс открыл бутылку армянского коньяка, которую ему на окончание учебного года подарили любимые одиннадцатиклассники. Он сидел за столом на кухне, жевал лимонную корочку, небритый, усталый, с полуприкрытыми веками.
– Я поеду сегодня в клуб, – объявила Наташа недовольным голосом. – Тебя, видимо, там не будет.
Она ничего не спрашивала, и он ничего не ответил. Она нервно грохотала посудой, завтракая в его компании, а Макс предлагал:
– Хочешь кофе с коньяком? А чай с коньяком? А коньяк в чистом виде хочешь?
– Отстань от меня со своим коньяком! – не сдержалась Наташа.
Совершенно не хотелось быть вежливой с ТАКИМ человеком. Трезвый пьяному не товарищ…
В клубе сегодня взяла на себя обязанности администратора. Вместе с Евгенией придумывали тему вечеринки на субботу, решили, что самое простое – снова выступление Наташи. А на следующую субботу уже будет время придумать и организовать что-то более емкое. Да и Максим поправится, высказала свою надежду Женя.
Несколько раз Наташа сама подносила кому-то меню, принимала заказы у посетителей, потому что официантки не справлялись с еще большим, чем на открытии, количеством посетителей. Заработала триста рублей чаевых, раза в три меньше, чем умеет зарабатывать Макс.
Половину из них потратила этой же ночью – на такси до Дагомыса. Мама предлагала переночевать у нее, но Наташа отказалась. Дом есть дом.
В пятницу Максиму было очень плохо, и он снова пил, чтобы стало легче. Он постоянно валялся в кровати, перемял все постельное белье, и эта небрежность, даже несмотря на Наташину неряшливость, раздражала все уголки ее души.
– Макс, ну хватит пить, – просила она, устроившись рядом, поджав под себя ножку. – Ты нужен клубу.
– А что мне нужно, кто-нибудь интересуется? – огрызнулся он, зарывшись лицом в подушку.
– Ну, уж точно не алкоголь, Макс!
– Ой, отвали по-братски! – проговорил чей-то чужой голос из подушки.
Наташа «отвалила» в клуб, предварительно уложив Катю спать. Катя, бедняга, не может понять, почему папа больше не хочет уделять ей внимание. Наташа ее успокоила: папа просто болеет, ему нужен покой.
Макс практически ничего не ел – его ото всего тошнило. А тут так получилось, что в летней жаре не спас даже холодильник: прокис суп, и в субботу перед работой в клубе, да еще и после недосыпа, Наташе пришлось помотаться по рынку Дагомыса, накупить ингредиентов и приготовить что-то на первое ради Кати. Ребенок-то не должен жить на сухом пайке только из-за того, что кроме нее суп сейчас никто есть не станет.
– Ты бы хоть душ принял! – рявкнула Наташа, одеваясь на работу. Вид Макса – и его запах – вызывал у Наташи такое отвращение, что больше, ей казалось, уже некуда. Она ошибалась.
В «Эго» отработала свои песни на полную катушку, с улыбкой и энергетикой, присущей только истинному актеру. Под быстрые песни танцевала так, что публике тоже, глядя на нее, хотелось танцевать; а медленную – про то, что ОН в другом городе, но достаточно закрыть глаза, чтобы ЕГО увидеть – пела со слезами. Сейчас он рядом, но глаза все же хочется закрыть, чтобы не лицезреть это убожество…
В шесть утра была дома. Спать не получалось: Макса тошнило, если он принимал горизонтальное положение, и он постоянно шастал по квартире, не находя себе подходящего занятия. Он грохотал посудой на кухне, он хлопал дверьми, он споткнулся об кресло возле письменного стола, у него рухнули на пол книги с книжной полки…
– Ты можешь потише?! – заорала Наташа, не в силах больше терпеть этот шум.
А он старался тише, честное слово! Просто координация движений нарушена: ставишь стакан на середину стола, а он почему-то падает на пол…
Работать в воскресенье было совсем невыносимо, Наташа просто вырубалась, ее организму совершенно не хватало жизненной энергии. Мама пришла в клуб только на час, завтра ей рано вставать на работу. Наташа пообещала, что справится со всеми делами сама.
На волнение не оставалось сил. Но это и к лучшему. Наташа преспокойненько выполнила все, что было в полномочиях хозяйки клуба. Так странно было замыкать двери этой махины, активируя сигнализацию. Охранники «Эго» по-джентльменски дождались ее и посадили в такси. Ну, вот и перезнакомилась со всем без исключения персоналом… Завтра выходной…
К сожалению.
Спать в постели Макса уже было совсем невыносимо, и Наташа перебралась в Катюшкину комнату на раскладное кресло. С ума сойти, неужели еще даже не прошла неделя?! В полдень, выбравшись на кухню завтракать и кормить обедом дочку, застала на кухне Макса с очередной бутылкой водки.
– Да сколько можно поминать?! – вопила Наташа, отчаянно жестикулируя.
– Ой, блин, заткнись! Раздражает твой визг! – вторил ей Макс не совсем внятно.
– Да ты себя в зеркало видел? Чучело!
– Заткнись, я сказал! В моем доме ты обязана уважать меня!
– О каком уважении ты говоришь?! Посмотри на себя!
Катюшка разревелась и убежала к себе, спрятавшись на своей верхней полке, забившись в уголок. Наташа тоже ревела, только на кухне, демонстрируя Максиму, что он делает ей больно. Почему-то сейчас его это не трогало.
– Мне совершенно по барабану, что ты обо мне думаешь, – говорил Макс своей рюмке.
– Еще недавно тебе было важно, что я о тебе думаю! – возразила Наташа, пряча лицо в ладонях и безудержно всхлипывая.
– Отстань от меня, а? Я тя по-хорошему прошу.
Он грубил ей тогда, когда ему не хватало «дозы», чтобы вырубиться. А доза, как оказалось, растет вместе со «стажем». Все-таки Макс не алкоголик и, что делать со своим состоянием, не знает.
Если Наташино лицо и высыхало от слез, то абсолютно случайно. Даже во сне плакала – снилось что-то очень плохое и, как назло, донельзя реалистичное. Это ассорти запахов – немытого тела, спиртового перегара, рвоты – преследовало Наташу повсюду, даже в кристально чистой Катиной комнатке. А поведение Макса менялось настолько непредсказуемо, что Наташа готова была и убить его, и простить уже через секунду.
Во вторник, едва придя в ванную умываться и чистить зубы, услышала за спиной жалостливый голос любимого:
– Малыш, сгоняй за пивом, будь другом.
Наташа не поверила своим ушам: тон Максима вполне располагал к мысли, что все налаживается.
– Ну хватит пить, милый! – осмелела она. – Сколько можно?!
– Нат, ну пожалуйста! – ныл он, прислонившись к дверному косяку, чтобы не упасть от шуток гравитации. – Мне так плохо… Мне надо пива, и станет легче. А? Пжалста!
Разве можно отказать любимому человеку, когда ему так плохо?
Видать, после бутылочки пива ему действительно полегчало. Вскоре он сам натянул майку и джинсы и отправился в магазин. Когда появился на пороге с двумя бутылками коньяка, Наташа схватила телефонную трубку и, размазывая по щекам слезы, пыталась разобрать в записной книжке номер Юрика.
– Кому? – прикрикнул Макс, лихим жестом выбив трубку у нее из рук.
– Друзьям твоим позвоню! – выла Наташа. – Может, они знают, что с тобой делать?!
– Только попробуй! – пригрозил он. – Только скажи об этом моим друзьям – и с вещами на выход!
Что-то в его взгляде ясно говорило, что он не шутит. Наташа обессилено опустилась на плиточный пол прихожей и пару часов рыдала, спрятавшись за коленками. Потом умылась и пошла в клуб. Она единственная, кому не надо рано утром на другую работу. Она единственная, на кого сейчас можно положиться. У нее ключи, и у нее совесть.
А в клубе, похоже, уже привыкли, что хозяйка – Наташа. Ди-джей, узнав, что она будет жить во Франции, попросил присылать ему на дисках новейшие европейские хиты, ведь на западе они крутятся на два-три месяца раньше, чем в Сочи, и на этом можно здорово выиграть. Наташа ругала официанток, если у них были неопрятные ногти или волосы, и цитировала им Макса:
– У нас есть уровень, и ниже этого уровня мы не опустимся. У нас есть четкие требования к персоналу, и требования эти вполне обоснованны и ничуть не сумасбродны. Так что решайте сами, хотите вы быть уволенными, или нет.
А бармен робко уточнял:
– Наташ, а можно будет съездить на чемпионат мира среди барменов? Для начала на отборочный тур, мне несколько дней надо: доехать туда-обратно… Это через неделю.
– Я не знаю, – с сожалением пожимала Наташа плечами. – Если Максим к этому времени вернется, я думаю, он отпустит. А если нет, попробуй договориться со Стасом, может, он поработает без выходных?
В очередную среду не сдержалась и снова начала орать на Макса. На этот раз, кроме грубых выражений, ей еще досталась от него пара синяков, когда он схватил ее за руку выше локтя и отволок в комнату, чтобы она не мешала ему пить на кухне. Он замкнул ее у себя в спальне, повернув ключ снаружи, и Наташа долго стучалась и молила ее выпустить: у нее назначена встреча на радио по поводу вечеринки в субботу. И Макс все же сжалился.
Она сбежала из дома с единственным желанием – никогда больше туда не возвращаться. Надела на лицо искреннюю улыбку и постучалась в кабинет.
– Здравствуйте. Я креативный директор клуба «Эго», – выдумала она себе должность посолиднее. – Мы договаривались с Вами по телефону. У нас задумана романтическая вечеринка на субботу, мы подумали, может Вас это заинтересует. Ваша радиостанция могла бы оказать нам рекламную поддержку, а ваши ведущие могли бы провести у нас конкурсы на лучшую пару.
– Давайте обсудим условия! – деловито улыбнулась женщина.
Забежав домой между радио и клубом, Наташа мимоходом заметила Макса. Как всегда, если он не спал, то был на кухне рядом с бутылкой.
– Опять?! – простонала девушка из прихожей.
Нервно прошла в его комнату. На постели – сошедшая на пол лавина простыней, обе подушки – грязные, исковерканные, пустая бутылка из-под водки торчит горлышком под кроватью… Джинсы и майка почему-то тоже на полу. Промахнулся по стулу, что ли? Телевизор работает неизвестно кому. Занавеска небрежно задрана. Хорошо, что обе створки окна нараспашку, а то от этого амбре можно было бы задохнуться. Наташа подняла бутылку и понесла ее Максу.
– Тебе самому не надоело? – начала она сразу с наездом. – У тебя комната, как у алкоголика со стажем! Во что ты превращаешься?! Макс, я не собираюсь это терпеть! Я знаю, есть женщины, которые мучаются с пьяницами годами, но мне и недели хватило!
– Отстань, – прошептал он таким естественным голосом, как будто был совсем трезвый.
Наташа от неожиданности аж засмотрелась на его припухшие глаза.
– Ты что, плакал? – она отставила пустую бутылку в сторону и присела возле Максима на корточки.
Поставив локти на стол, он прятался за кулаком в ладони, и только бросил на Наташу посторонний взгляд из своего укрытия.
– Катя кушала? – решила Наташа сменить тему.
– Не знаю, – последовал равнодушный ответ. – Я тут накричал на нее…
Казалось, он осознает свою вину, но это для него на втором плане. Как меняется человек… Ему уже наплевать на любимую дочку…
– Пойду, посмотрю, как она, – предупредила девушка и ушла в комнату.
Катюшка лежала на своей кровати, свернувшись клубочком, и спала. Она наревелась и уснула, это было ясно по растрепанной прическе и волосам, мокрым, прилипшим к щекам. Наташа и сама плакала. Не знала, будить девочку, чтобы она поела, или пусть спит, лишь бы не видела своего отца? Не отвезла до сих пор Катю к бабушке только по одной причине: чтобы она не рассказала родителям Макса, в каком состоянии находится их единственный сын… Стояла, обессилено повиснув на лестнице, ведущей к Кате на кровать, и молила Бога, в которого не верит, чтобы этот кошмар хоть когда-нибудь закончился.
Наташа поделила дубликаты ключей и договорилась с мамой, что в клубе они дежурят по очереди. Евгения идет туда после работы, то есть в шесть вечера, а Наташа приезжает к десяти и остается до утра.
В четверг Наташа все же решилась на крайнюю меру: собрала Катю и повезла подальше от папы.
– Я не хочу, чтобы Катя видела его в таком состоянии,? – объясняла она родителям Максима, стараясь не обидеть их чувства. – Я не представляю, сколько это еще продлится, поэтому пусть Катя пока у вас на неопределенный срок останется… Если бы я знала, как обращаться с человеком, у которого такой непроходимый запой… А я впервые Макса таким вижу.
– Конечно, Максим страдает! – фыркнула Мария Анатольевна недовольно. – Там такая любовь была!
Наташа закусила губу, чтобы не расплакаться от обиды, но это не помогло – мимика выдавала ее с потрохами.
– Маш, нельзя так! – строго упрекнул жену Виктор.
У Наташи зазвонил сотовый – клубные дела, и она с радостью отошла в комнату поговорить. А потом вернулась и, раз уж свекровь ее так не любит, выдумала, что нужно спешить на работу.
– Я провожу до двора, – вызвался Виктор.
А уже на улице приобнял девчонку за плечи.
– Не злись на Машку, – попросил он. – Она у нас такая. Она же не моряк, вот и не привыкла быть командой. Побывала бы она на корабле в открытом море! Ведь если случается неприятность, представь, например, корабль тонет, и ты решаешь: бросить корабль и пытаться в одиночку доплыть до берега, или остаться со всеми и попытаться устранить неисправность. И шанс выжить есть именно у тех, кто остался с командой. А тот, кто пошел на берег вплавь – утонет. Сил не хватит, – и улыбнулся: – Забыл, к чему это я… А, про Машку! Вот Машка сама за себя, она не может быть с командой. Она бы прыгнула за борт. А про Макса – не переживай. У каждого мужика запои бывают. Потерпи. Он руки на тебя не поднимает?
