Текст книги "Люськин ломаный английский"

Автор книги: Ди Пьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Врешь!

– Я пошла будить старика.

Киска появилась из спальни и с тихим нытьем подбежала спрятаться в юбки матери. Макс грозно встал на пути у Любови, над глазом у него висела прядь черных волос. Любовь повернулась к кухонному окну и сложила ладони рупором:

– Григорий! Карел! – позвала она.

В хибаре появились двое молодцев, лица которых были словно вырублены топором. Жуткие уроды. У одного из них было ружье. Любовь ткнула пальцем в сторону спальни:

– Притащите старика.

– Ты не имеешь права! – крикнула Ирина. – Я на тебя весь район напущу!

– Ха! Да я каждый день с этим районом дело имею. – Любовь нетерпеливо махнула парням рукой.

Макс, нахмурившись, встал у них на пути.

– Ни с места, пока я не разбил что-то, подозрительно похожее на…

Хрясть! Григорий ударил его прикладом ружья.

12

– Вот так вот, – сказал Блэр. Он пощекотал сосок девушки прядью ее волос. – Просто еще один консультант мирового рынка в Сити.

– Ха, – сказала девушка. – Ты большой человек. Богатый, умный парень.

Блэр хмыкнул и посмотрел через стол, где сидели его брат и Дональд Лэм. Он пристально взглянул на них, затем отвернулся, пытаясь впитать в себя глазами запах девушки, выдавить его, как соус на кусок белого хлеба.

Она убрала руку Блэра со своего бедра и наклонилась вперед, соблазнительно показав краешек узких трусиков. На мгновение мелькнула незагорелая полоска на попке.

– Потанцевать с тобой, Умный Мистер?

Зайка издал странный писк со своего места. Прикусил губу и оглянулся вокруг, стараясь отвлечься. Бар для членов «Уорлд энд Ойстер» представлял собой затуманенную комнату из зеркал, кожи и молодых девок в крошечных трусиках, от которых несло разнообразным парфюмом. Размер комнаты впечатлял. Воздух содрогался от ритмичной музыки, пьяный свет лился в бесконечность.

– Ты не любишь танцевать? – спросила девушка, проведя пальцами по груди Блэра.

Он быстро обежал зал глазами и придал голосу интригующие нотки:

– Ну, я хочу сказать, я не танцую там, где есть посторонние.

– Ты хочешь, чтобы я была только твоя? – Она провела пальчиком под резинкой своих трусиков. – Чтобы никого не было, только ты и твоя крошка? Мы можем пойти в отдельную комнату, вдвоем, только ты и я.

– Да, Наташа, мне бы этого очень хотелось. Даже словами не передать.

– У-у, ты очень необычный, – сказала Наташа, закатив глаза. – В России таких мужчин, как ты, нет. Русские мужчины только пьют, пока не упадут, и бьют женщин. Если бы я увидела в России такого мужчину, как ты, я бы никогда не приехала в Англию.

Блэр сжал ее руку.

– Ну, теперь-то ты нашла меня. – Он наклонился вперед и засунул нос в ее волосы. – Мы больше никогда не должны расставаться.

У Зайки начали дергаться плечи. Рука дернулась к лицу, чтобы скрыть усмешку, но даже через пальцы можно было услышать стоны.

Блэр подскочил со своего места.

– Послушай, я, блядь, через минуту до тебя доберусь.

– Эй, спокойно, – нахмурился Лэм с другого конца стола. – Нам лучше пойти вниз, в наше отделение, а то мне за вас голову снимут.

Зайка замахал руками, у него из-под очков потекли слезы.

– Отъебись, Зайка! Хорошо, хватит. Ну все, тебе пиздец.

Лэм привстал.

– Тихо, успокойся.

– Нет, ты только посмотри на него! Это ни в какие ворота не лезет!

Девушка нахмурилась и, поправив на бедрах трусики, откинулась на спинку подальше от скандала.

Лэм встал и за руку отвел Блэра в сторону.

– Тихо, успокойся, это всего лишь прикол. Извини, я недопонял ситуацию. Мы пойдем вниз и присоединимся к группе «Витаксис».

– Ну извини, но это не просто прикол. У меня здесь такое намечается, а этот ублюдок…

– Ради всего святого, попытайся вспомнить, где ты. Я заплатил сотню баксов за то, чтобы эта девчушка с тобой поболтала, и не надо воображать себе всякую хуйню-муйню.

– Но она, она…

– Она стриптизерша, Блэр. Ты ее знаешь десять минут.

Лэм сжал руку Блэра и посмотрел ему прямо в лицо. Он увидел его глаза, глаза младенца, которого бросили в лесу. Дональд Лэм явно просчитался.

Девушка встала со своего места. Взгляд Блэра скользнул к ее юбке, по бедрам, животику и двум полным сочным грудям. Но ее лица он так больше и не увидел. Она повернулась и ушла с безразличием кошки.

– Наташа! – позвал он.

– Оставь, – сказал Лэм.

– Наташа!

Девушка исчезла за дверью бара. Лицо Блэра сморщилось. Он оглянулся, будто был в трансе. Затем у него на глазах показались слезы. Пульсирующая музыка больше не заставляла сердце зажигаться радостью. Теперь она пронзала его, словно копье.

Лэм обнял Блэра за плечи и повел к Зайке, остановился рядом и посмотрел на них обоих, прищурившись. Хизы сидели рядышком, черные костюмы сливались в одно пятно, одно лицо смеялось, второе плакало – живое воплощение известных масок комедии и трагедии. Постепенно их лица приняли одинаковое выражение. Зайка водил круги по спине брата. Его смех начал ломаться. К пятому кругу он напоминал уже скорее немой вопль, а к седьмому превратился в стон. Он начал что-то бормотать и шипеть.

Лэм опустил глаза в пол.

Соприкосновение Хизов с новым миром было шокирующим, словно столкновение грузовика и детской коляски.

13

– У тебя такой вид, словно кто-то насрал на твою могилу, – сказала Оксана.

– С чего это ты взяла? – спросила Людмила, качнув головой. – Здесь замешана любовь, а не твои глупые шмотки. Настоящая любовь и жизнь, ожидающая меня на Западе.

– Боже мой. Но он ведь не прямо щас придет, да? И вообще не было смысла глядеть всю ночь на бар из окна, он ведь закрыт. Выпить еще хочешь? Уверена, тебе это поможет.

– Давай. Вот это что такое, блестящее? – Она ткнула пальцем в напиток, который сиял, как арктический маяк из бара.

– Джин, – ответила Оксана. – Он сияет из-за фиолетовой подсветки. Он дорогой. Должно быть, с Украины.

– Ха! Водопроводная вода из Чернобыля, так, что ли? И вообще, я не стану пить ничего украинского. – Людмила нахмурилась, обозревая ряд бутылок. – Или московского. Только не после местной водки. Не говори, что пробовала хорошую водку, если не знаешь этого наверняка.

– Не надо снова жаловаться, – сказала Оксана. – Посмотри – вот он.

Людмила наклонилась, хмуро проследовав глазами за пальцем Оксаны.

– Кто?

– Мой кузен, владелец «Леприкона», и у него есть другой бизнес, о котором я тебе говорила.

– «Леприкона»?

– Это бар такой, дурочка. У тебя что, в ушах бананы?

– Ему нужен администратор?

– Ух ты! Ты что, не помнишь, что я о нем говорила?

– Он богатый иностранец?

Людмила наблюдала за бесформенной тушей, напоминавшей большой палец с нарисованными чертами лица. Он беззаботно болтал в конце бара с двумя сильно накрашенными женщинами, приглаживая напомаженные волосы ладонью, а затем вытирая ладонь о блестящие черные брюки.

– Нет, дурочка! Он технолог международной фирмы. У него сотни богатых серьезных мужиков из Америки и Швеции, которые ищут жен.

– Ха! Так вот почему ваши улицы просто забиты богатыми иностранцами. Послушай, кстати, о птичках: может, все-таки выпьем? Мой мужчина – солдат, и он может появиться в любое время дня и ночи.

– Да, выпить можно. – Оксана кивнула бармену.

Он подскочил к ним и наполнил водкой две стопки. Денег не взял.

– Послушай, – продолжила Оксана, – в этих странах не осталось достойных девушек, деньгами там никого не увидишь, вот женщины и стали ленивыми и вульгарными. Эти мужчины богаты и отчаянно хотят нежности и романтики. У них есть дома, они присылают подарки и деньги. Когда Иван тебе расскажет все подробности, ты его расцелуешь в благодарность, хоть он и толстый. Я знаю, что так и будет. – Она стиснула руку Людмилы и соскочила со стула, чтобы привести своего брата.

– Эй, да послушай же! – сказала Людмила. – Я тебе пытаюсь втолковать уже который час, что у меня есть мужчина!

Но Оксана уже ушла. Она пронеслась вдоль стойки бара, отвлекла толстяка от разговора, махнув рукой и усмехнувшись. Он наклонился к ней, проследил взглядом за ее пальцем в сторону Людмилы, затем улыбнулся бармену, указав на пустые стопки на стойке около девушек, кивнул на прощание двум женщинам и прошел за Оксаной к ее стулу, останавливаясь около каждого клиента, чтобы обменяться улыбкой и рукопожатием. Людмила пьяными глазами наблюдала за его приближением. Он казался огромным черным существом, своего рода живое перекати-поле.

– Ну, помоги мне Господь, – сказал он, разжав пухлую руку. – Еще одна из Осетии.

– Из Иблильска, – фыркнула Людмила в свою стопку.

Дыхание мужчины ударило ей в лицо, она почувствовала, что его глаза ползают по ней, словно тараканы. Он махнул бармену, взял ее за руку и осторожно сжал кончики пальцев.

– Я Иван, – представился он.

– Забытое богом имя, никогда такого не слышала.

– Что?! – взревел он. – Что ты хочешь сказать – забытое богом?

– Видишь, я же тебе говорила, – хихикнула Оксана.

– Настоящая горная девка, но какая сочная.

– Послушай меня, – сказала Людмила, подняв на него свой самый злобный взгляд. – Я не собираюсь в гости к тебе или твоим шведским друзьям. Мой мужчина – солдат, и он больше, чем трое таких, как ты, вместе взятых, поэтому почему бы тебе не вернуться к двум курочкам, с которыми ты только что болтал?

– Ха-ха! – взревел Иван. – Да ты просто жемчужина! Ну, я вижу, что ты любишь говорить прямо, поэтому позволь сказать тебе кое-что. Я начну с откровения, и это очень хороший ход с моей стороны. Оксана, тебе, наверное, стоит в туалет прогуляться. – Он подождал, пока до Оксаны дошло, что он сказал, она встала и пошла в глубь бара. Затем он радостно зашептал Людмиле в ухо: – Давай начнем нашу дружбу с правды. Мое откровение такое: пока ты сидишь здесь, наливаясь иностранной водкой, и зыркаешь глазами в поисках мелкой прибыли, твоя мать и, возможно, ее родители сидят сейчас в лачуге из жести и картона и размышляют, чем приправить червяков на ужин. Надвигается война, которая их прикончит, и не только их, возможно, даже твоих детей, если только ты не пошлешь им достаточно наличных, чтобы можно было скрыться. Твой дружок-солдат тут не поможет, на самом деле скорее ты найдешь золотой слиток в своей тарелке с супом, чем снова увидишь его. Ты пробовала банан раза два в своей жизни, у тебя все ноги волосатые, как у обезьяны, потому что в пределах тысячи километров от твоей дыры нет ни одного салона красоты, и ты тыришь спитые чайные пакетики из мусорных баков у ближайшего склада, чтобы использовать как прокладки, и после этого твоя семья еще не раз и не два заваривает их в чай.

– Только когда ждут в гости такого, как ты.

Иван в ответ на это и глазом не моргнул. Он продолжил как ни в чем не бывало:

– Поэтому не надо трясти сиськами и делать вид, что у тебя охуенно много возможностей. Этот город кушал таких горных девок еще до того, как в вашем роду первый детеныш вылупился.

Иван отодвинулся от лица Людмилы, не сводя с нее хмурого взгляда. Затем, когда она подняла стопку со стойки и допила водку, его брови поползли вверх и лицо озарилось оптимизмом.

– Я и больших уродин делал миллионершами, – радостно прошептал он. – Я не вру, могилой своей клянусь, и я это говорю не для того, чтобы выпендриться. Говорю тебе, в понедельник вечером я брал к себе девок, и вполовину не таких сочных, как ты, и к утру вторника они уже ехали покупать машины, дома и бриллианты. И знаешь что? – Он пихнул ее локтем, наклоняясь к ее уху. – Они даже замуж не выходили и вообще ничего такого не делали!

– Да, я сразу поверила в это, как только увидела твое лицо, – сказала Людмила. – Это называется мародерством. В горах такое случается постоянно.

– Посмотри мне в глаза, женщина, – снова подтолкнул ее Иван. – Возьми ружье и пристрели меня, если то, что я сказал, не стопроцентная правда. Оксана оказала тебе самую большую услугу в твоей жизни. Потому что я владелец и управляющий самой известной интернет-сети в этом районе, а может, и во всей стране. Мужчины со всего мира будут присылать доллары и евро, чтобы произвести впечатление на куда менее симпатичных девок, большинство из которых не выходят за них замуж. Ты вообще слышала, что я тебе сказал? И не думай, что я охочусь на них и чешу репу, размышляя, где бы их найти: у меня связи с Америкой, с человеком такой власти, что он может любой девке за час визу сделать.

Людмила жестко взглянула Ивану в глаза. Она запомнила информацию про визу, чтобы сказать потом Мише; это заставило ее чувствовать себя причастной к их общему делу. Она отвела глаза, воображая, как будет шептать о своем открытии ему в ухо, возможно, за чашкой кофе или даже кофе с пирожным.

Иван щелкнул пальцами около ее лица.

– Ха, видишь! Ты начала мечтать об этом, хотя я и рассказывать не закончил. Невероятно, говоришь ты себе. Невероятная возможность! Да, это правда! Щедрые мужчины приезжают из тех стран, где женщины стали эгоистичными и распущенными, приезжают, чтобы почувствовать хоть отдаленно аромат настоящей женщины, и они готовы заплатить за это любые деньги. И не сомневайся, они приедут с туго набитыми кошельками – сюда из любой точки мира добраться недешево, не то что мотаться по разным частям их жалких стран, где самолеты летают каждую минуту и билеты стоят не дороже пирожка. Чтобы добраться до Кужниска, нужно сначала попасть в Москву, или Тбилиси, или Ереван, затем лететь на другом самолете, заплатив еще больше денег, чтобы добраться до Минеральных Вод или Ставрополя. И обратно то же самое. Добраться сюда стоит не меньше четырехсот североамериканских долларов, даже из Лондона. Думаешь, эти мужчины тратят такое бабло, чтобы приехать и жить в нищете?

– Ну, явно не на то, чтобы смотреть, как у нас на улицах чулки сушатся.

– Да, они тратят их на моих девушек! Самое большее, что им здесь светит, – это сидеть за столом в компании с переводчиком и компаньонкой и слушать о твоей любви к простой жизни. Представляешь себе, какие тут есть возможности, при таком сочетании нежности и богатства?

– Я не такая, чтобы обманывать слепых.

– О чем ты? Каких слепых?

– Если бы у них были глаза, они бы увидели, что романтику можно найти и в более безопасных местах.

– Ну, во-первых, у нас здесь не Иблильск, в Кужниске совсем другой мир. Последний артиллерийский снаряд упал здесь больше года назад, он даже границу города не затронул, а взорвался себе в пустом поле. И ты забываешь о главном для этих мужчин, и отчасти ты права, называя их слепыми, они действительно ослеплены – любовью! Им плевать на географию, и мы не спешим раскрывать им все детали. Когда ты говоришь американцу о России, он думает только о Москве.

– Ха! Они приезжают в Кужниск и думают, что это Москва?

– Ну нет, но мы и не даем им прочувствовать все от и до – их забирают из самолета и привозят в гостиницу. Или ты думала, что мы заставляем их пехом по дороге переть? И вообще, у моего американского партнера здесь бизнес, и если он посылает сюда людей, те прекрасно понимают, что здесь такое. Это в основном сотрудники его собственных предприятий, даже руководители, и вместо премий он награждает их счастливой семейной жизнью. Представляешь, что это за человек, который делает подарок в виде счастливой семейной жизни?

Людмила сидела молча. Иван был отвратителен, в ямке на подбородке у него застыла капля пота. Она обратится к нему за визой только в самом крайнем случае и только при полной поддержке со стороны Миши. Краем глаза она видела, как вернулась Оксана и пошла вдоль стойки бара, преувеличенно виляя бедрами из-за невероятно высоких каблуков.

Прежде чем Оксана дошла до своего стула, дыхание Ивана снова приблизилось к уху Людмилы.

– Я ждала ночи и дни, чтобы снова ощутить твое дыхание, чтобы оказаться в твоих мужественных объятиях, – томно сказал он. – Но моя бабушка смертельно больна, и я должна тащить ее в Москву на санях, потому что у меня нет денег на автобус. – Он помолчал для пущего эффекта. – Мой милый рыцарь, я так хочу быть рядом с тобой, но государство не позволит мне уйти с фабрики по производству чая, если только я не заплачу восемьдесят тысяч рублей, и тогда они сказали, что отпустят меня. Ах, если бы у меня только были эти деньги!

– Ух ты! – хихикнула Оксана, усаживаясь рядом с ними.

Людмила повернулась к Ивану и минуту смотрела на него. Затем выпятила в его сторону подбородок.

– Ха! Скорее у меня в жопе свекла заколосится!

– Ольга Александровна! – заверещала Любовь из глубины лачуги. – Я не могу разбудить вашего мужа!

– Я тебе говорила, что он очень устал. Я тебе говорила, что он вымотался и сон у него очень глубокий, и теперь, заявившись сюда, как гангстер и бандит, ты должна знать, что делать, Любовь Каганович. Выходи, пока не убила старика Александра, и оставь меня на милость личинок в сырой земле!

– Мама, – позвал Макс, согнувшись под кухонным окном, – там свет.

Ирина отпрянула от окна, уставившись из угла на оконную раму. Фары разорвали туман на двести метров вниз по холму. Она спрятала Киску в юбки и тихонько погладила ее по голове. Фары потухли, их сменил скачущий свет фонаря.

– Ну, если вы хотите, чтобы у вас вообще был муж, – проорала Любовь, – я бы посоветовала его немедленно отвезти в больницу!

– Тсс! – прошипела Ольга, наблюдая в окно, как кто-то приближается к дому. – Еще какие-то гангстеры на нашу голову, на машине.

– Что? – Любовь вышла из спальни. – Григорий, посмотри.

Тот, который побольше, протопал к кухонному окну. Он встал, огромный, высоченный, прямо посередине окна и прогудел через плечо:

– Кажись, инспектор.

– Люцифер! – Любовь выскочила из спальни, захлопнув за собой дверь.

Ирина и Макс бросали друг на друга резкие взгляды. Потом они посмотрели на Ольгу, та поежилась.

– Так, у него есть фонарь, и он светит им в окно, – сказал Григорий, наблюдая, как пятна света скачут по его шинели.

– Ложись! – рявкнул Макс.

Он потянул парня за эполет, но Григорий только немного повернул голову, хмуро взглянул на Макса, затем нагнулся к окну посмотреть, как мужчина в меховой шапке направился к ступеням.

Под дверью появилась полоска света.

– Он у двери! – заорал Григорий.

– Слушайте меня очень внимательно, – прошептала Любовь. – Вам нужно показать ваучеры нового образца и немедленно разбудить эту старую сволочь.

– Он не проснется, – ответила Ольга. – И вообще, его пальцы уже ни на что не годны.

В дверь постучали, пар внутри комнаты начал колыхаться.

Через пару секунд Ирина спросила:

– Кто там?

– Инспектор Абакумов по районам тридцать девять и сорок один! – крикнул звонкий голос на русском.

– Сейчас открою! – крикнула Ирина, махая рукой на остальных и шлепком отправляя Киску в спальню.

Та проворно проскользнула в тень и исчезла.

Любовь взяла заросший щетиной Ольгин подбородок в свои руки и прошептала на корявом ибли:

– Ты должна подписать ваучер за него. Тащи его сюда и немедленно подписывай.

Ольга откинула назад голову:

– Ты просишь меня стать такой же преступницей, как и ты, Любовь Каганович, просто чтобы спасти твою шкуру?

– И твою шкуру тоже, – прошипела Любовь, – потому что это твой ваучер.

– В моем доме все в порядке, и я не собираюсь вставать на путь преступлений по твоему приказу, – ответила Ольга, поднявшись со стула.

– Я его впускаю, – прошептала Ирина от двери. – Убери ствол, и брысь отсюда!

Парни рванули в спальню и прикрыли дверь, оставив только щелку.

– Посмотри на меня, Ольга, – сказала Любовь, двигаясь вместе со старухой к столу. – Этот Абакумов мягко стелет, да вот спать жестко. Я это тебе прямо говорю.

– Тьфу! – сплюнула Ольга.

Ирина расправила платье и открыла дверь. Снаружи стоял невысокого роста мужчина с поросячьим лицом, весь в пятнах. Свет от фонаря придавал грязный оттенок его светлым, аккуратно подстриженным волосам. Он посветил фонарем в комнату, остановив луч на Ольге, затем на Ирине, затем снял меховую шапку, засунул в нее включенный фонарь и устроил эту конструкцию на скамейке, чтобы осветить комнату. Через несколько секунд у него начало покалывать в глазах от навозного дыма.

– Субагент Каганович? – спросил он, дико вращая глазами.

– Да, инспектор! – Любовь резко вышла из тени. – Не стоило вам сюда ехать, я уже занимаюсь документом.

– Так он у вас есть?

– Я этим занимаюсь.

– Тогда давайте возьмем его – я его заберу с собой. Я просмотрел ваши книги, и оказывается, последний раз вы были у Александра Васильевича Дерьева почти четыре года назад. Сегодня вечером я проверю эту информацию и завтра утром позвоню в отдел, или я здесь еще на неделю застряну.

– Отлично! – сказала Ольга по-русски. – Самое подходящее время дня для того, чтобы заглянуть к беднякам. Когда они спят. Завтра утром вы должны идти на склад, где, должно быть, хранятся ваши книги. Мы можем прийти туда в любую рань.

– Да я вижу, вы и сейчас не спите, – ответил Абакумов. – Я не займу у вас много времени, все зависит от товарища Александра. Приведите его сюда, пожалуйста.

– Но именно в этом проблема, – сказала Ольга. – Он лежит совсем зеленый в своей постели и не просыпается.

– Ну, давайте будем откровенны. – Абакумов сверкнул крупными зубами, сделав вежливое выражение лица. – Любого, кто лежит дома в кровати, можно побеспокоить на предмет подтверждения простых фактов.

– Да, но проблема в том, что ему нужно в больницу, а нам не на чем туда добраться.

– И сколько он так лежит?

– Давно, со вчерашнего дня. Он лег и лежит, наверное, с ним что-то совсем скверное.

– В таком случае, – спросил Абакумов, – как же он подписал ваучер?

– В том-то и дело, именно из-за своего состояния он подписал не тот ваучер. Он уже был в забытьи, он звал свою мать, когда его подписывал.

– Тогда мы должны немедленно отвезти его в больницу. Субагент Каганович, проводите меня к старику.

* * *

– Ты продаешь их, как хлеб на складе! – выдохнула Людмила, глядя на сотни разнообразных лиц, проносящихся по экрану компьютера.

Иван выключил свет в кладовке над баром, чтобы лица на экране сияли еще ярче. Радио на подоконнике играло модную мелодию, строчки песни доносились из радиоприемника в такт сменяющимся на экране картинкам.

– И ничего я их не продаю, – ответил Иван. – Это они торгуют мечтою. Они продают адрес, куда можно слать страстные и отчаянные письма, на которые наши переводчики отвечают ничего не значащей чепухой. Эти девочки на фотографиях сейчас сидят дома и ожидают конвертов с наличными.

– Видишь? – улыбнулась Оксана, покусывая ноготь. – Я тебе говорила, что это просто. Понимаешь теперь, что это твой самый счастливый день в жизни?

– Да уж, – ответила Людмила. – Для вас счастливый.

– Вот что мы сделаем, чтобы результат был стопроцентный, – сказал Иван, наклоняясь к Людмиле и водя руками над ее головой, словно гипнотизер. – Завтра мой помощник подберет тебе в магазине новую одежду. Как тебе мысль? Потом пойдешь в салон, где с твоим лицом и волосами произойдут поистине волшебные изменения. Затем сделаем профессиональные снимки, и к обеду тысячи мужчин по всему миру будут умирать от любви к тебе.

Людмила сидела, глядя на лица на экране. Широкие лица, глаза, как фары у трактора, как у белуги, расписные матрешки, Светланы, Оксаны, Марины, Татьяны. Людмилы.

– Господи Боже мой! – ткнула она пальцем в экран. – Эта девушка заезжала в наш город. Ее дядя – брат сигнальщика из Зимовников!

– И, – продолжил Иван, проведя пальцем по волосам Людмилы, – только из-за твоей ситуации и дружбы с маленькой Оксанкой, так как ты почти член семьи – по крайней мере, в каком-то смысле ты должна себя так ощущать, – тебе это будет стоить всего три тысячи вонючих рублей.

– Ага, – протянула Людмила с улыбкой, откидываясь на спинку стула и глядя исподлобья на Ивана. – Вот и вылезло шило из мешка!

– Ты на этом минимум в двадцать раз больше заработаешь!

– Тогда, – сказала Людмила, – почему бы тебе не привести сюда мужика и не забрать три тысячи из двадцати, которые он тебе даст?

– Посмотри на меня, – сказал Иван, двумя пальцами показав на свои глаза, – и подумай, смогу ли я что-нибудь для тебя сделать, пока ты не заплатишь. Ты думаешь, что вещи, салон и фотограф ничего не стоят?

– А где последние двадцать тысяч, которые пришли от последнего иностранца?

– Эти деньги принадлежат девушке! – возмущенно воскликнул Иван. – Ты думаешь, я забираю деньги, принадлежащие ей по праву?

– Ага, теперь я поняла: это благотворительность. Ну конечно же, тебя послали ангелы, чтобы присматривать за деревенскими девчонками.

– Нет, но заметь – мои комиссионные очень малы, все уходит на оплату электричества, огромные операционные расходы, например, на обслуживание такого огромного компьютера. Ты думаешь, такое количество лиц поместилось бы в маленьком аппарате? Ничего подобного!

– И какие же у тебя комиссионные?

– Очень, очень маленькие, – сказал Иван, плотно сжимая большой и указательный пальцы.

– Тогда желаю тебе удачи в твоем нелегком благотворительном начинании для деревенской общины. Я пойду ждать своего настоящего мужчину, да и выпить бы не мешало, – сказала Людмила, поднимаясь с компьютерного кресла.

– Ты с ума сошла! – крикнул Иван. – Ты сжигаешь конвертируемую валюту, доллары, которые теперь пойдут на силиконовые губы или вонючие духи для толстой и глупой заграничной девки, которая по сравнению с тобой просто ничтожество.

– Господи! – сказала Оксана. – Это на самом деле потрясающая возможность – я видела, здесь все работает как часы.

– Ну, я никакой работы не видела, – ответила Людмила. – Приведите сюда мужчину, и посмотрим вместе, работает ли это.

– Но одежда, салон… – сказал Иван.

– А я что здесь, голая сижу? И мои волосы – с ними-то что не так? Они у меня из головы растут, как и у всех.

– А фотограф?

– Я своего фотографа найду. Затем, когда придет ленивый мужик, уставший от раскрашенных девок, он заплатит тебе комиссионные. Именно так ведутся настоящие дела. Ты, наверное, думал, что я глупая деревенская девица, которая поверит в твои сказочки про деньги. – Людмила встала от экрана и изящной походкой направилась к двери.

Иван остался стоять, уронив челюсть, а потом начал дико хохотать, не забыв, однако, отвесить Оксане подзатыльник.

– Господи, ты находишь настоящих упрямиц. Надеюсь, ты объяснила ей условия проживания?

– Точно! Ну, я не думала, что придется, я никогда не видела настолько шизанутых девиц.

– Ну что еще? – спросила в потолок Людмила.

– Я просто хотела сказать, может быть, ты уже догадалась, – Оксана несколько раз взмахнула ресницами, – что мой дядя сдает комнату только для девушек, участвующих в проекте.

Людмила проснулась на следующее утро с привкусом железа во рту, и кислотный свет, бьющий через занавеску, дела не облегчал. Она увидела, что лежит на кровати в обнимку с Оксаной. Обе были одеты, не хватало только одной туфли на высоком каблуке. Вторая свисала с ноги лежащей на животе Оксаны. По углам комнаты были раскиданы Людмилины ботинки.

Людмила отодвинулась от Оксаны, презрительно скривив губы, и встала, растирая щеки. Затем скинула туфлю с Оксаниной ноги, та с грохотом упала на полированный каменный пол и разбудила ее.

– Как для чая воду вскипятить? – спросила Людмила.

Оксана застонала и глубже зарылась в постельное белье.

Людмила щелкнула языком и оставила девушку досыпать. Она пригладила волосы, побрызгала шею ее духами и вышла из квартиры, отправившись на поиски еды и чашки чая, однако не в бар «Каустик» и не в «Леприкон».

Проглотив кофе с булочкой, она пошла, съежившись на морозе, к деловой части города, чтобы найти работу, которая не была бы связана с оборонкой. Миша сильно задерживался. Он придет, как и обещал, и она будет ждать его. Она пошлет домой деньги за трактор, решила она, прямо сегодня, если получится, – и чтобы снять с себя груз вины, и чтобы порадовать домашних, и чтобы утереть им нос их поганым решением выслать ее из дома, в то время как ее брат, самый талантливый молодой чистильщик пропеллеров, которые только появлялись на свет, обладающий уникальной технологией очистки, бестолково мотался от дома до забора.

Она начала осуществление своего плана, нахмурившись сильнее обыкновенного, выискала самые большие здания, разумно решив, что там наверняка нужно больше секретарей и администраторов. В тот день она обошла девять зданий, ждала бесконечно долго, пока не появлялась возможность поговорить с кем-нибудь из потенциального начальства. К девятому зданию руки у нее опустились.

У дверей последнего в тот день здания, когда солнечный свет уже превратил белый снег в розовый сахар, полная старушка, толкавшая тележку с почтой, подслушала ее разговор с привратником.

После того как Людмиле было отказано и здесь, женщина подкатила к ней, задыхаясь от собственного веса, большая часть которого располагалась пониже талии.

– Милочка, – прокашляла она, опираясь на свою тележку, – послушай старую мудрую женщину и возвращайся домой, где ты нужна.

– Я пилот аэропланов, – сказала Людмила, распрямив плечи. Она сама не знала, зачем сказала это. – Я просто ищу возможность немного побыть на земле.

Женщина открыла рот и внимательно всмотрелась в лицо Людмилы.

– Послушай старую женщину. Взгляни, взгляни сюда. – Она указала в прогал между двумя зданиями.

На соседней улице в лучах холодного света молодая женщина с младенцем сидела на пороге здания и просила милостыню.

– Ну, извините меня, конечно, – сказала Людмила, осмотрев шаль и шарф нищенки, – она же гнезварка.

– Она девушка, – ответила старушка. – Пилот аэропланов, ищущая возможность немного побыть на земле. С мечтами и кучкой голодной родни где-то далеко, и они не знают, где ты, но каждую минуту ожидают твоего триумфального возвращения на большой сияющей машине. Большая черная машина, вот где ты кончишь, лежа плашмя на сиденье. Знаешь, почему я так уверена? Потому что это единственная нищенка в Кужниске. Представляешь? Трагическая юная душа, она пришла в слишком бедный город для того, чтобы поддерживать нищих.

– Да, но у меня есть навыки, – ответила Людмила.

– Я знаю, – хмыкнула женщина. – Ты пилот аэропланов.

– Мне нужно послать немного денег домой, подарки на дни рождения. Вот и все, всего несколько рублей.

– Ну, удачи. Не посылай ничего почтой, вот что я скажу, даже в Новосибирск.

– Я говорю об Иблильске.

– Ни в Новосибирск, вообще никуда, милочка. В административные районы нужно посылать хлебными поездами и отдать только в руки охраннику.

– Но наш склад даже хуже, чем почта.

– Если пошлешь поездом, все будет хорошо. Я знаю этот поезд, охранник никогда не привезет хлеб туда, где воруют его посылки. Хотя ему придется заплатить. Сто рублей. И все же, поверь мне, лучше езжай домой на этом поезде, пока тебя здесь не закружило. Послушай совета старой женщины из Кужниска.

II

АРГУМЕНТЫ НОВОГО МИРА

14

К Блэру приблизилась фигура. Как только Лэм вышел позвонить, в тусклом свете клуба появился полированный мужчина, словно лилия, разбившая поверхность озера. Он мог быть только американцем. Его походка выражала уверенность в себе и достоинство, его костюм был нечеловечески чистый и прямой. Близнецы подняли глаза и протерли их руками. Перед ними сиял превосходством огромный первоклассный самец с мощной челюстью и с кривой усмешкой, которая намекала на то, что он знает гораздо больше, чем они. Он сжал губы и замер, прежде чем заговорить, как будто ожидая, чтобы в его горле зародились правильные фразы.