Текст книги "Люськин ломаный английский"

Автор книги: Ди Пьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Послушай, Зайка…

– Где мы, Блэр?

– В Ереване.

– А где это, блядь?

– В Армении.

– В ебаной, блядь, Армении! Да, оттянемся мы здесь просто пиздец как. Нет, Блэр, честное слово.

– Мне нужна доза, Заяц, у меня все прошло.

– Ну, не буду тебе мешать. Господи боже, Блэр, давай уже…

– Пакетики в отделении над головой. Сейчас нельзя, посадка идет. Я хуй вообще не чувствую, а это плохой знак. Мне страшно, Заяц.

– Так тебе, мать твою, и надо. Нет, ты послушай. Мы летели больше пяти часов, и один хуй знает, когда мы теперь домой доберемся. Да нас здесь просто укокошат. Козел ебучий.

Самолет прорвался через облако в низко стелющийся туман, который висел в воздухе, словно замороженная водка. Вибрация прекратилась, самолет выровнялся, снижаясь с тихим свистом, прожекторы рассекали воздух. Нос самолета задрался задолго до того, как появилась посадочная полоса, похожая на тонкую серую борозду, вырезанную в толстом слое льда и снега.

Новый холодный запах наполнил салон.

Блэр был тих и бледен, выходя из самолета. Он быстро, короткими дрожащими шажками продвигался в направлении терминала. Зайка шел следом, шаркая ногами. Когда близнецы дошли до зала прибытия, Блэр быстро осмотрел голое бетонное пространство. По всему залу были разбросаны люди в камуфляжных куртках и меховых военных шапках. Они стояли, держа в руках автоматы. Между ними крутился конвейер с багажом. Два маленьких магазинчика со скучающими продавщицами предлагали сотни спиртных напитков в одинаковых на вид бутылках. По местному времени было за полночь. Не было ни одного другого прибывающего или отбывающего рейса. Зайка и Блэр оказались в числе жалкого десятка пассажиров, которые прилетели в Ереван. Только двое из них – девка с рыжими волосами, одетая, как оказалось, в шкуру барана, и высокий, заспанного вида мужик, увешанный фотоаппаратами, казались англичанами или хотя бы людьми с Запада.

Факт, что близнецы оказались в этом промерзлом, напоминающем бункер месте, ударил резким контрастом по воспоминаниям об их путешествии через рай. Красные, белые, синие формы. Акценты Восточной Англии, Северной, Западной. Чай. Свежее масло. Песочное печенье.

Блэр шарил в сумке в поисках пакетиков с коктейлем. Казалось, нигде поблизости воды купить было нельзя, поэтому он засыпал порошок прямо в горло. Кристаллы взорвались на языке, он закашлялся.

– Ну, – выдохнул он, оглядываясь.

– Чо ну? – спросил Зайка. – И сколько теперь ждать самолета обратно? Я умираю, как курить хочу, надеюсь, здесь хоть какого-нибудь дешевого курева купить можно. – Он обвел глазами грустную картину. – Думаешь, у них в магазине нормальные деньги принимают? Нужно ведь хоть что-нибудь здесь купить, чтобы доказать, что мы это сделали.

– Хм, – сказал Блэр, осторожно проводя по члену. – Думаю, времени у нас для этого вагон, Заяц.

– Не может же быть, чтобы мы сюда одни прилетели, да? – спросил Зайка, глядя, как два последних пассажира пропали в тумане. – Ведь все на борту не могли остаться, а? Блэр?

Ими заинтересовался один солдат. Видя, что они избегают его взгляда, он подошел поближе и махнул автоматом в сторону кассы. Они подошли туда. Оказалось, что это касса для иммигрантов. Блэр попытался объяснить мужчине, что они транзитом.

– Транзит! – орал он женщине на кассе. – Мы едем дальше.

– Обратно в Англию, – добавил Зайка у него из-за плеча.

Блэр махнул рукой:

– Тише, Заяц. Я с ними разберусь.

– Просто скажи ей, что мы щас улетим и визы нам не надо.

– Да, но дело в том… В общем, обратно мы не летим, Заяц.

– Чего?

– Мы едем дальше.

Зайка повернулся и уставился на брата, опустив плечи. Сумка снова упала у него с плеча.

– Говори только за себя, друг. Я еду домой.

Когда он это сказал, через двери терминала донесся вой турбин. Блэр судорожно улыбнулся, расширив глаза, как ему казалось, обнадеживающим образом. На самом деле выглядело это так, как будто вдруг развеселился затянутый в кожу череп.

– Ну, дело в том, билет у нас дальше, на Кавказ, на российскую территорию. Там цивилизация куда круче, Заяц. Нет, ты послушай, ты же не думаешь, что я тебя кину в такой дыре, в самом дальнем углу от цивилизации? Где до хуя солдат. Да я бы лучше тебя дома оставил, а не с солдатами вооруженными. Мы едем в правильное место, там нас встретят с самолета и окажут всевозможные почести. Всего несколько часов осталось, и ты привыкнешь, по магазинам пробежишься. Вот, покури пока сигаретку, щас мы тут в магазинчике водички купим. Классный оттяг получится, все как надо.

– Я, блядь, поехал домой.

– Ну, Заяц, самолет уже в Ташкент улетел.

Зайка поднял очки и уставился на Блэра тяжелым взглядом. Он постоял, казалось, даже не дыша. Затем выдохнул:

– Ты еще скажи, что ты от этого охуенный кайф ловишь.

19

– Ну и где эта ваша дочь? – спросил Абакумов, ходя по кругу в большой комнате лачуги. – После всех причитаний, оказывается, что у вас достаточно богатая семья, если вы дочь в состоянии на каникулы отправить.

– Да не знаем мы, где она, – ответила Ирина, зыркнув на Ольгу, которая сидела, поскрипывая, в темноте у окна. – В ее жизни сейчас черная полоса, потому что ее нареченный был убит на разъезде, я же вам сказала. Ее это известие сразило словно пулей, и у вас нет ни стыда ни совести, если вы смеете утверждать, что она на каникулах, – эта новость ее просто убила.

Максим был снаружи, забрасывая тело Григория снегом. Старухи молились, чтобы он вдруг не ввалился в лачугу с ружьем в руке.

Любовь выпятила подбородок со словами:

– Это ужасно, я про известие о смерти молодого Букинова. Но что более важно, мне нужно спросить, где мои Григорий и Карел и где этот ваш чертов мальчишка с трактором?

Вслед за этим вопросом наступила тишина, прерываемая тихим потрескиванием и шипением печки, а также редкими искрами.

– Ну, – поерзала Ольга на своем стуле, – если нам сказать больше нечего, я лучше свои старые кости потащу в постель.

– Ну уж нет, – встал у нее на дороге Абакумов. – Потому что, хотя вы и приложили усилия, наполнив лачугу дымом, вам так и не удалось заглушить вонь гниющей плоти. А это заставляет меня предположить, что тело старика по-прежнему находится в вашей комнате – а это факт, указывающий еще на одно преступление. – Он повернулся, охватывая взглядом Ирину и Ольгу, и медленно упер руки в бока. – Я пытался быть с вами честным. Я дал вам массу возможностей правильно повести себя в создавшейся ситуации. Но вы доказали свою истинно варварскую сущность, и ни намека на человеческое понимание. И на этом основании, без дальнейших разбирательств, я полагаю, что вы обе абсолютно не подходите для опекунства над таким маленьким ребенком. И я полагаю, что ваши личности и занятия не слишком подходят для вашего пребывания около границы и для владения здесь землей. – Он помолчал, чтобы новости как следует улеглись у них в головах. – Поэтому, не без сожаления, вынужден заставить вас выехать отсюда на временное место жительства. Младший ребенок отправится в более подходящий дом. – Инспектор повернулся к Любови. – Ну так что, хоть один из ваших сыновей появится наконец или нет? Мне понадобится помощь в переселении такого рода жильцов.

Как только он это сказал, снаружи послышались голоса. Любовь подошла к двери и выглянула наружу.

– Черт! Только вы про них вспомнили, инспектор, и вон они, кажется, идут.

– Ты успокоишься или нет? – спросила мать Ивана, прикрепляя большой, якобы персидский, медальон на драпировку платья, и вытянула лицо, словно ящерица, глядя в зеркало в ванной.

– Я абсолютно спокоен! – рявкнул Иван от двери. – Не торопись, это ведь всего лишь клиенты, гости! Насрать, что у них, без сомнения, есть друзья, которые дома ждут рекомендаций о качестве наших услуг. Насрать и на американца, который страждет услышать об их победах. Пускай ждут себе в аэропорту Ставрополя, на морозе, с тысячами долларов налички в кармане!

– Ты хуже, чем попользованная невеста в первую брачную ночь!

– Да, и на всех праздношатающихся в ставропольском аэропорту неприятных личностей – плевать. Нам ведь неважно, что они могут попытаться что-нибудь сказать нашим клиентам и заманить их в свои такси и избавить их от излишков денег, которые они в противном случае потратили бы на нас, на поиски настоящей любви и счастливой семейной жизни.

Анна выскочила через дверь в ванной и сильно ударила своего сына.

– Нужно было дать тебе девчачье имя, когда ты родился, – прорычала она. – Машина-то за нами уже подошла?

– Ты хочешь сказать, она еще не ушла? – закатил глаза Иван. – Она еще не ушла, или Сергей еще не умер от старости, стоя на морозе с ключами, и машина еще не вмерзла в лед?

– Не создавай геморроя – мы даже не знаем, где эта Людмила находится, твой дебильный брат ведь выкинул ее на улицу!

– И только поэтому надо похерить все дело? Нужно оставить английских миллионеров сидеть на своих чемоданах из крокодильей кожи и ждать обратного рейса? Оксана бегает по городу, у нее инструкции не останавливаться, пока не найдет Людмилу. Думаешь, зеленоглазой девке с гор легко потеряться в Кужниске? Я бы ее с завязанными глазами нашел, просто выискивая обиженных ее речами. И вообще, если по какой-то причине она не найдется, что ж, любовь – капризная штука, уверен, что им понравится какая-нибудь другая из наших жемчужин, да пусть даже и сама Оксана – она, в конце концов, похожа на фотографию, которую мы послали.

– Ха-ха! Частично похожа. Тебя послушать, мы просто на крыльях должны лететь в Ставрополь. Ну и цирк ты тут устроил!

– Нет, ей-богу, тебе бы только языком трепать! Если ты не начнешь шевелиться попроворнее, у нас не будет времени показать им завод!

Мать Ивана остановилась поправить прическу кончиками пальцев.

– А что, это неделя аппликаторов сандвичей или неделя оборонного завода? Американец никого не посылает смотреть на завод.

– Ну а я откуда знаю? А если вдруг послал, им нужно показать, что мы там производим.

Когда Иван с матерью отправились на машине Сергея в Ставрополь, погода резко испортилась. Ехать приходилось по колее, проложенной только проехавшей машиной. Старая «Волга» стонала и громыхала всю дорогу, а с ней и Иван с матерью. К тому времени, когда они доехали до первых расчищенных дорог и увидели поднимающийся над Ставрополем пар, они решили, что вечеринка в «Леприконе» – на самом деле бар принадлежал матери Ивана – в данной ситуации будет самое то. Они проедут мимо завода Освобождения на обратном пути и таким образом выполнят все положенные элементы программы. После этого вечеринка пройдет на ура, в присутствии Оксаны и ее подруг. В конце концов, англичане устанут и, разумеется, отложат поиски счастливой семейной жизни на завтра. Более того, девки, которых Анна подобрала им для компании, покажут гостям, что здесь есть из чего выбрать.

Иван подъехал к аэропорту. Он опоздал и стал яростно высматривать клиентов. Помимо двух дрожащих мужчин в черных костюмах – на одном под копной волос были надеты солнцезащитные очки, а другой был брит почти наголо – он увидел только привычные местные физиономии.

– Только вот эти два священника, – сказал Иван, протирая со своей стороны ветровое стекло, чтобы лучше видеть.

– Да нет, не может быть, – буркнула Анна. – Посмотри на этого, слева, на его глаза. Это ж ненормальный евангелист или как их там называют. А этот второй… Знаешь, твой дядя Игорь, когда лежал в гробу, выглядел куда лучше.

Прошло еще два часа. Людмиле становилось все труднее не обращать внимания на потную женщину, которая ходила туда-сюда, что-то бормотала и громыхала посудой за стойкой. Котлы и ковши гремели, как канонада, в провонявшем жиром воздухе.

Наконец женщина резко выдохнула и уперла мощные руки в бока.

– Ну что, еще кофе закажешь или просто водички для экономии? Или вообще воздухом подышать? Ну так что, подать чашечку ароматного воздуха?

Людмила повернула запавшие глаза в сторону женщины.

– Нет, не закажу. У тебя сегодня с кофе и так выручка нехилая. И я искренне благодарна за возможность посидеть здесь в самый трудный день в моей жизни. Я не навсегда здесь останусь и ничего от тебя не прошу. Но, пожалуйста, пойми, что при нынешнем раскладе вещей эти чашки кофе куплены на деньги, отложенные на мои похороны.

– Тогда не хочешь потратить еще немного? Потому что ты тут сидишь всю ночь, а купила только четыре чашки кофе – это самые дешевые похороны в мире.

Глаза Людмилы потемнели, но она не сбавила оборотов:

– А какой суп тут есть, но чтобы в нем не только вода была?

– Картофельный, – ответила женщина. – Но картофельный суп продлит твое пребывание здесь только на сорок минут. Или на час, если купишь хлеба. Нужно же совесть иметь!

Людмила дернула подбородком в сторону стойки:

– Тогда я возьму суп со сметаной, луком и хлебом или еще кофе и рассчитываю до прихода следующего поезда не услышать в своей адрес ни одного взвизга.

– Взгляни на меня, – указала женщина на свое лицо. – Вчера вечером тебе тут сказали, когда ждать поезда. Не думай, что если ты, как дура, отослала деньги хлебным поездом, ты стала членом клуба и купила себе здесь прописку. Нет! Сторож, может, вернется, а может, и нет, и я не хочу ничего об этом знать. Я тебе вот что говорю: ты не первый человек в мире, кто потерял деньги на хлебном поезде и пришел поплакаться об этом мне на кухню!

– Я не ищу денег, мне нужно доехать до Увилы или до разъезда в Иблильске. Мне нужно найти мужа, он солдат, который изо всех сил охраняет покой в твоем кафе, чтобы ты могла продолжать трепать языком и беззастенчиво оскорблять покупателей. За те деньги, которые я заплатила сторожу, он с радостью возьмет меня на поезд.

– Да скорее ананасы на снегу расти начнут. Так ты ешь суп, а потом выметаешься ждать на улице или сразу пойдешь?

– Неси суп.

– Деньги плати.

Абакумов и Любовь вышли на крыльцо лачуги, всматриваясь в темноту в поисках источника голосов. Казалось, голоса скорее удалялись, чем приближались.

– Карел? Григорий? – крикнула Любовь.

– Кто здесь? – позвал голос из темноты.

– Идите сюда, кто там говорит? – рявкнул Абакумов. – Выйдите на свет!

– Нет! Это вы выходите! – Луч света осветил снег за забором. – Выйдите к дому! – крикнул голос.

Щелкнул затвор автомата.

Абакумов и Любовь вышли во двор и остановились, не зная, поднимать руки или нет.

– Это Любовь Каганович, со склада? – крикнул человек с фонарем в руке.

– Да, я.

– Тогда расслабьтесь. – Луч скользнул, осветив двух солдат ибли, одетых в тулупы и с автоматами на спинах. – Советуем как можно быстрее сваливать отсюда – на фронте собираются силы, гнезвары идут по нашим следам с целью захватить всю имеющуюся в горах собственность.

20

– Нет, ну какого хуя ты это затеял?

– Да ладно, Зайка, заткнись, Христа ради. Подумай об этом как о приключении. Старый добрый оттяг.

Блэр положил пакет из дьюти-фри на колени, дернувшись, когда тот проехал по кончику члена. Зайка связывал и развязывал все три халата, которые нацепил для тепла. Близнецы сидели рядышком на заднем сиденье «Волги», которая скакала и дергалась, как склянка на льду, Иван крутил баранку, а Анна выкрикивала разные заклинания и в ужасе хваталась за вещи. Поездка в Кужниск была жестким балетом, и вонь «Вейпораба» дела не облегчала.

– Нет, ну какого, скажи на милость, хуя ты это затеял?

– Ну это ж не конец света. У тебя еще коктейль остался, выпей, если надо.

– Каждый раз, когда я просыпаюсь после этих ебаных коктейлей, мне кажется, что я еще глубже ушел в дерьмо.

– Ну да, но оглядись, Заяц, – это ж каникулы на снегу! Горнолыжный курорт, альпийский загар. Да все парни удавятся ради альпийского загара!

– Во-первых, друг, слово «альпийский» указывает на присутствие Альп. Во-вторых, я тебя щас сам, мать твою, удавлю.

Блэр втянул щеки и пошевелил лежащим на коленях пакетом, снова дернувшись. Пакет из ереванского аэропорта – пухлый от армянского бренди в парадной упаковке и двух гравированных стаканов – наконец привлек внимание Ивана, после трех кругов по ставропольскому аэродрому. Он по-прежнему сомневался насчет близнецов, даже после того, как мать подтвердила их личности, визгливо крича ему что-то, сидя в машине. «Должно быть, они очень богаты, – подумал Иван. – Невероятно богаты, если думают, что молодые девки будут на них вешаться, при такой-то внешности».

– Нет, ну на хуя ты так поступил, а?

– Слушай, давай оторвемся, у нас еще два пакетика осталось, – пробормотал Блэр и начал преувеличенно бодро оглядываться с видом школьника, впервые оказавшегося в поезде. Ему по-прежнему нравилось ощущение свободы, которое давал «Порох», но он заметил, что эффект каждый раз был слабее и слабее. Он нахмурился и снова стал оглядываться.

Иван время от времени смотрел через плечо, показывал на пакет из дьюти-фри и потом большим пальцем себе в рот. И начинал ржать. Близнецы кивали, хмыкали и вопросительно поднимали брови. Блэр улыбался изо всех сил, чтобы показать Зайке, что они находятся на близкой по духу земле. Пришепетывая от волнения, он даже сказал, что жесты Ивана были прекрасным примером того, как люди разных культур становились добрыми друзьями, несмотря на языковые отличия, что во всем мире люди склонны шутить, несмотря на ситуацию, и заявил, что эта черта указывает на будущие добрые отношения. Нужно ожидать, считал Блэр, что и дальше будут толкания плечом, подмигивания и жесты большим пальцем.

Зайка в ответ только щелкнул языком.

– Нет, ты послушай, – сказал Блэр, подмигивая водителю в ответ, – теперь широкие отношения – моя профессия. Это моя карьера, Заяц. Ты же не хочешь встать на пути моей карьеры?

– Да в жопу ты себе свою карьеру забей. Ты – маленький грустный алкаш, которому пришлось лететь пять часов на самолете, чтобы найти девку потрахаться.

– Заяц, Заяц, Заяц, – вздохнул Блэр. – Заяц, Заяц, Заяц, Заяц. Ну и что нам с тобой делать? Что нам делать со стариной Зайцем?

– Где карта? – спросил Зайка, нахмурив брови.

– Какая карта?

– Кредитная. Отдай ее мне.

– Зачем? – быстро спросил Блэр, прижимая рукой карман брюк.

– Отдай ее мне. Я им скажу, чтобы сворачивали, везли нас обратно в аэропорт и купили мне билет домой. А ты можешь делать, что пожелаешь.

– Ну извини, но ты не можешь просто взять и съебаться. А как же дружба? Оттяг? А, друг?

– Оттяг – это торчать в Испании, жрать пиццу и нарочно коверкать местные слова, Блэр. Ехать в полной жопе в условиях вечной мерзлоты, по стране третьего мира, по улицам, где полно жутких морд, словно у старого «Ситроена», это ни хуя не оттяг.

– Ну, я так не считаю.

– Отдай мне эту блядскую карту.

Анна настороженно зыркнула на близнецов:

– Это не полная жопа, вы привыкнуть. Красивые женщины есть. После вотка вы привыкнуть.

– Видишь! – прошипел Блэр, протягивая руку к бренди. – Христа ради, не обижай их так уж сразу.

Он наполнил оба стакана и передал один на переднее сиденье. Иван одобрительно хмыкнул и опрокинул в себя содержимое стакана. Анна отказалась, хмуро глядя на Ивана. Братья отпили по глотку.

– А теперь отдай мне ебаную карту. – С этими словами Зайка полез в карман Блэра.

Солнце уже село, когда «Волга» въехала в Кужниск. Свет фар падал на снег у дороги. Выхлопные газы бодро загрязняли атмосферу.

В машине все поняли, что Зайка хочет обратно в Лондон. На заднем сиденье то и дело раздавалось шипение на английском, а на переднем – на русском языке. Шипение в «Волге» не прекращалось ни на секунду в течение часа. Близнецов эта поездка вывела из себя не хуже колючих шерстяных штанов, которые они некогда носили в «Альбионе». Остановились в дороге только два раза, когда Анне нужно было пописать, «поссать», как она говорила. После второй остановки, под разномастное шипение, она попыталась привлечь внимание Хизов к аспектам общего дела.

– Итак, – сказала она, – нам нужно сделать расход за двоих, теперь поздно решать обратно.

– Конечно, – ответил Блэр.

– Вы когда заплатить наличными, мы вам двадцать процентов скидку тогда.

– Да-да, разумеется.

Машина повернула к городу и поехала по дороге, пробираясь через сугробы. Иван выключил двигатель, и через несколько секунд стало совсем тихо. Близнецы выглянули и увидели, что находятся рядом с большим складом. В пустых окнах гулял ветер, сооружение скрипело и, казалось, качалось под порывами ветра. Табличка над железной дверью гласила: «Глобал Либерти Солюшнз».

– Смотри, Заяц, – показал пальцем Блэр.

Парочка сидела и ждала чего-то, но оказалось, что есть проблема. Анна носовым платком соскребла лед с окна, смотрела в крошечную дырочку и что-то бормотала по-русски.

– Ха, – сказал Иван.

На переднем сиденье разгорелась дискуссия, посыпались упреки, забрызгала слюна. Особенно старался Иван, потом он выскочил из машины и жестами поторопил близнецов за собой. Внутри он начал орать на мрачного вида сторожиху. Женщина в ответ на его слова и глазом не моргнула, даже вид Зайки в купальных халатах ее не тронул. Она указала пальцем на большую дверь и не опускала его, пока близнецы не поняли, что им туда. Внутри царил настоящий ад, что-то шипело и гремело, и было жутко жарко.

– Что, мы уже приехали? – заорал Зайка.

Блэр потянулся к стоящей у двери коробке и вытащил патрон. На нем был отпечатан крошечный знак: то ли орел, то ли черт, готовящийся взлететь. Пока он изучал его, следом за ними в комнату ворвалась Анна. Сзади на чем свет стоит ругался Иван. Близнецы повернулись друг к другу, краем глаза они заметили, как Анна дала сыну пощечину.

– Нет, ну какого хуя ты это затеял?

Иван пнул дверь, выпятил в их сторону подбородок, чтобы шли следом. Блэр положил патрон в карман и поскакал обратно к машине, растопырив руки, как канатоходец. За ним неслись клубы пара, завивались, образуя замысловатые узоры в свете прожектора за спиной.

– Нет, ты послушай. Я обоссусь со смеху, глядя, как ты попытаешься одну из этих хуйнюшек на сандвич приспособить.

– Отъебись, Зайка.

«Волга» резко сорвалась с места, Анна повернулась к близнецам, демонстрируя заляпанные помадой зубы.

– Когда вы сразу заплатите наличными, скидка будет больше, – сказала она, ерзая, чтобы удобнее было разговаривать с близнецами.

– Да, конечно, – ответил Блэр. – Но послушайте, нам нужно снять деньги с карты, мы на пути сюда в банк не успели.

Анна нахмурилась. На переднем сиденье послышалось карканье на русском, потом злобные выкрики. Затем она снова поерзала, повернувшись к братьям.

– Скоко у нас наличных есть?

– Пятерка, кажется. А у тебя, Заяц?

– Шестьдесят один пенс. Просто заебись, можно хоть месяц жить.

Блэр с улыбкой повернулся к женщине.

– Кажется, у нас только пять фунтов стерлингов.

Снова ссора на русском, послышались странные звуки, точно канонада. Они становились громче, словно артиллерийская очередь гремела в темноте, раздавались как будто позывы к рвоте, затем наступила очередь звуков глотательных, словно на граммофоне заело иглу.

– Еще бренди? – спросил Блэр и помахал бутылкой между сиденьями.

– Нет! – последовал ответ на русском.

– У нас проблема, – снова повернулась Анна. – В Кужниске карт не принимаем. Ни мы, ни никто. Денег с карты не снять. Карты принимаем в ставропольский аэропорт и наличные выдаем, но у автомобиля нет топлива ехать до Ставрополя.

– Понятно, – задумался Блэр. – То есть вы хотите сказать, что…

Анна подняла руку и закрыла глаза. Близнецы смотрели на сомкнутые веки, похожие на половинки пережженных гренков.

– Мистер Заэц ехать в ставропольский аэропорт – одно решение ехать с ним и взять наличные с карта.

Зайка похлопал ее по руке:

– Правильно, дорогая. Мы едем обратно. Я возьму себе билет, ты получишь наличные, а мистер Бларр может…

– Нет, Зайка, она же сказала, что у нас ебаного топлива на поездку нет.

– Тогда я могу только одно сказать: какого хуя ты это затеял, Блэр?

– Ой, отъебись, а!

Зайка задрал на лоб очки. Громко говоря прямо в лицо женщине, он решил выяснить, как вернуться в аэропорт. В это время Блэр налил бренди в стакан и высыпал в него пакетик солипсидрина. Он накрыл стакан рукой, чувствуя, как в ладонь бьет невидимый фейерверк.

– От Кужниска до Ставрополя только поезд есть, – бормотала Анна. – Для поезд нужны наличные.

Блэр наклонился к уху Зайки:

– Разве не чуешь, что рассвет забрезжил?

– Дай сюда. – Зайка выхватил стакан.

Женщина стояла у Людмилы за спиной, пока та медленно ела суп.

– Что? Горячий очень!

– Знаешь, если бы положила сметану, а не смотрела на нее, как баран на новые ворота, он бы остыл быстрее. Может, тебе забесплатно еще сметанки в супчик подложить, а, детка?

– Послушай меня: разве я только что не заплатила за целый обед, включая стоимость стола, за которым я ем?

– Это ты послушай: ты бездомная кошка, бездомная и нищая, а у меня и так дела не лучшим образом идут, а тут еще ты словно клещ расселась. Вот что я тебе скажу: даже если сторож с поезда припрется сюда, пока ты будешь есть, я тебя выставлю, чтобы говорила с ним в другом месте. Мне глубоко наплевать на твое положение!

– Позволь мне объяснить, в чем твоя беда. Дело в том, что ты неправильно думаешь. – Людмила вытерла рот тыльной стороной руки. – Ты видишь только одну плоскость вещей и думаешь: она сидит здесь всю ночь, а взяла всего четыре чашки кофе и суп. Извини, конечно, но это неправильный взгляд на предмет. Потому что на самом деле ты здесь всю ночь не сидела, я видела, что в кухне на полу полночи спала другая девка. Поэтому с чего ты взяла, что я тут вообще была? Дальше: была я тут или нет, коли уж вы открыты днем и ночью, чтобы получать прибыль от рабочих с завода и с железной дороги, нужно также быть готовыми к тому, что клиенты приходят сюда и по другим делам. Для тебя должно быть важно то, что я сделала пять заказов, то есть я – самый важный клиент на сегодняшний день. Я пять раз облагодетельствовала твое кафе, и не важно, выходила я отсюда или нет. И я нанесла гораздо меньше урона твоему магазину и имуществу в нем – особенно двери, – чем последняя смена, которая забрела сюда с завода Освобождения.

– Ты лучше суп быстрее уплетай!

– Ха! Я твой лучший клиент, так что слушай!

– Ты только четыре заказа сделала, да и походы в туалет идут на мой, а не на твой счет. Ты просидела здесь всю ночь и полдня в кафе, ты настоящая нищенка.

– Ха, ладно. – Людмила выгнула брови дугой, осторожно опираясь на спинку лавки. – Я желаю растянуть этот прием пищи на множество отдельных блюд. Будучи платежеспособным клиентом, я намерена скушать каждый кусочек картошки в виде отдельного сандвича, чтобы каждый кусочек на отдельном куске хлеба лежал. И я начну прямо сейчас, чтобы ты увидела какой-то прогресс.

– Пошла вон! – рявкнула барменша, показывая на стеклянную дверь.

Людмила подняла кусок хлеба к глазам и начала отрывать первую тонюсенькую полосочку.

– Вон! – заорала женщина, выхватывая хлеб у Людмилы из рук и вытягивая из-под нее стул.

– Тогда у меня предложение, – сказала Людмила, хватая сумку и поднимая с пола булочку, которую вытерла о пальто, пока женщина тащила ее к двери. – Тебе нужно смазать тут все жиром и засунуть свое вонючее кафе себе в задницу, где место останется еще для пруда с лебедями!

«Волга» оставляла глубокие борозды по дороге к кужнискому вокзалу. Последнюю сотню метров пришлось ехать по жутким сугробам. Все посидели в молчании, пытаясь размять затекшие мышцы. Затем Анна вздохнула и повернулась к сыну:

– Ну, значит, ты оставайся с глазастым, а я поеду со вторым, с пещерным отшельником, в Ставрополь.

– Что? – У Ивана отвисла челюсть. – Езжай с обоими! Что я с ними делать-то буду, я ж ни хуя не понимаю, что они лопочут.

– Да послушай ты! У них нечем заплатить за железнодорожные билеты, и у нас денег тоже нет. Ты что, сам, что ли, будешь обоим билеты оплачивать? Сначала ты закладываешь задницу матери в угоду своего ебаного компьютера, а потом, когда приезжают клиенты, мы должны в них еще бабло вбухивать?

Иван поднял руку и покачал пальцем у матери перед лицом.

– Но это не инвестирование, а движение наличности! И именно ты у нас по-английски балакаешь, так что именно тебе нужно было убедиться, что все в порядке, до того как мы уехали из аэропорта! Ты же не думаешь, что в остальном мире живут на наличные? Да у них просто столько карманов нет, чтобы все уместить. Везде в ходу кредитки. Тебе нужно бы это знать, ведь ты равноправный партнер в нашем предприятии!

– Ну, я тебе вот что скажу, Иван Ильич! – сказала Анна, выскакивая из машины и тыча в сына пальцем. – Я поеду с ними обоими, но это последний раз, когда я хоть что-нибудь делаю ради твоих дебильных предприятий! С тобой, блядь, возни больше, чем с новорожденным козлом!

– Ха! – заорал Иван.

– Вот тебе и ха! – заорала в ответ мать, маша руками близнецам, чтобы вылезали.

Блэр вышел из машины. Холод выветривал стойкую вонь «Вейпораба». Он упер руки в бока, наклонился вперед-назад и шумно вдохнул запах навоза, глядя на покрытую туманом улицу, обрамленную цепочкой шипящих уличных фонарей. Низкие облака пролетали над головой, словно цеппелины. Со стороны Кужниска мир казался тусклым, словно через чулки нянечки.

Зайка вышел из машины, освеженный порцией бренди. Он глубоко вдохнул и выдохнул плотный сгусток тумана в темноту. Снова захотелось курить. Он полез в карман в поисках «Ротманс».

За платформой начиналась чехарда железнодорожных путей. Анна потянула Блэра за рукав, и троица направилась к поездам.

– Если он едет слева направо, это не ваш поезд! – заорал Иван им вслед.

– Да знаю я, какой поезд нужен! – рявкнула Анна. – Я на этих поездах ездила еще до того, как ты ползать начал!

В отдалении раздался глухой гудок, группа побежала через железнодорожный мост на манер статистов из фильма «Броненосец «Потемкин». Платформа была пустая, когда они поднялись наверх. Выйдя на бетонное покрытие, Блэр услышал крик из темноты на другом конце платформы. Он оглянулся.

В глазах у Людмилы стояли слезы. Она чувствовала, что толстая барменша орет ей вслед, и быстро пошла по переулку, прижав к груди сумку, злобно откусывая куски булки.

Поезд с шипением проехал по платформе, и, когда она ускорила шаг, у нее перед носом прошли три фигуры. Один был определенно священником, укутанным в рясу. Он продолжал идти, в то время как второй мужчина в черном костюме застыл, повернувшись к ней, и не сводил с нее глаз. Она сделала еще несколько шагов, откусила еще пару кусочков булки и посмотрела на него. Раньше ни один мужчина на Людмилу так не смотрел. Она прищурилась в надежде узнать его, ожидая, что он что-нибудь предпримет. Ничего не произошло. Она опустила глаза и направилась к краю платформы. Поезд со скрипом остановился.

– Людмила! – заорал рядом мужской голос.

Она обернулась. Священник и старушка остановились, глядя туда же, куда смотрел мужчина. Старушка показалась Людмиле знакомой, она вышла из тени по направлению к ней.