Текст книги "Больны любовью (ЛП)"

Автор книги: Дейдра Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Джулиан

Ноябрь, Год 1

Я прячусь в кабинете для диктовки и крепко сжимаю телефон у уха.

– Да, мам, мой рейс во вторник.

– Джулиан, если ты пропустишь День благодарения, клянусь...

– Я уже купил билет. Буду дома.

– Само по себе плохо, что ты пропускаешь Рождество. Кто вообще работает на Рождество?

Я тяжело вздыхаю.

– Мам, младенцам плевать на праздники.

Её тон становится укоризненным.

– Твои сёстры ждут встречи с тобой. Говорят, ты даже не пишешь им.

– Я работаю по девяносто часов в неделю.

Она фыркает в трубку.

– Отправить сообщение занимает семь секунд, сынок.

– Мам, мне надо идти. Я вообще-то на работе.

– Даже не думай пропустить этот рейс, Джулиан!

– Пока.

– Джулиан…

Я отключаюсь и прикрываю лицо ладонью, пытаясь найти каплю терпения. С тех пор как отец умер, когда мне было два, мама всю жизнь посвятила детям. А теперь, когда я живу далеко, её гиперопека особенно давит.

Сёстры всё понимают, а мама до сих пор не признаёт, сколько труда стоило мне оказаться здесь. Хотя я выбрал эту профессию именно из-за неё – когда мне было пятнадцать, её чуть не потеряли из-за массивного кровотечения. Я тогда впервые в жизни так испугался.

В юности я был маменькиным сынком.

Хотя кого я обманываю? Я им до сих пор и остался.

Боже, ну когда это закончится?

Я опускаю взгляд на телефон.

Я: Мама опять давит на жалость.

Тори: Ты, наверное, заслужил, БиБи.

Чёртово прозвище. Сначала было Baby. Потом Bebe. Теперь вот просто БиБи.

Тори: О, она мне тоже писала.

Тори присылает скриншот переписки с мамой. Та, как всегда, строчит ей подряд мои «преступления»:

Мама: Джулиан бросил трубку

Мама: Думаю, он не приедет на День благодарения

Мама: Пожалуй, продам его мебель

Мама: Виктория, ты там?

Мама: Твой брат нас бросил

Мама: Купишь яйца, когда приедешь?

Мама: Как думаешь, у него есть девушка?

Тори: Куплю яйца.

Мама: Надо её пригласить на ужин.

Сдерживая стон, я убираю телефон в карман халата. Мама любит молчаливые обиды – типичное пассивно-агрессивное поведение, когда ей кажется, что её обидели. С одной стороны, это облегчение. С другой – чувство вины точит изнутри.

Придётся потом перезвонить.

Телефон снова вибрирует, и я игнорирую сообщение от Ребекки, той самой интернистки, которую Грейс наслала на меня пару месяцев назад. Ребекка цепкая, как клещ, и понемногу меня дожимает. Чувствую, скоро придётся идти на это нелепое свидание, всё благодаря Грейс Роуз.

Когда-нибудь я найду способ отплатить ей той же монетой.

Увидев на подоконнике маленький кактус с красным цветком, я щёлкаю его на телефон и отправляю Грейс с подписью:

Нашёл. Сразу о тебе подумал.

Колючая и красная – идеальное описание Грейс Роуз.

Старшая резидентка Сарабет Стайнер – невысокая, круглолицая, приятная женщина – заглядывает в кабинет.

– Сантиииини, закончил болтать?

– Да.

– Пошли на обед. – Она поправляет очки и машет мне рукой.

В ординаторской мы с ней кривимся от вида обеда.

– Ненавижу рыбную пятницу, – морщится она.

Я киваю.

– Сделаю себе сэндвич.

Комната небольшая, почти всю площадь занимают круглые столы с разномастными стульями. У сэндвич-стола я сталкиваюсь с Алешей.

– Как дела, Сантииини? – Она широко улыбается, заправляя за ухо прядь синих волос.

Я киваю на её волосы.

– Новый цвет?

Она кидает мне взгляд.

– Как будто я когда-нибудь оставлю один и тот же надолго.

Я успеваю только усмехнуться, как по спине пробегает холодок. Это как шестое чувство. Или суперсила.

Вместо телепатии или телекинеза мне достался Грейс-радар.

Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда она сворачивает за угол, уставившись в бутылку в руках.

– Алеша, там только шоколадное осталось. Это… – Она поднимает взгляд, и наши глаза встречаются.

Что-то внутри сжалось.

Я натягиваю свою стандартную пустую улыбку.

– Привет, Сапфир.

С ней что-то не так. Может, ресницы подкрасила... В общем, выглядит красиво. Жесткий больничный свет ей не мешает. Большие ореховые глаза сегодня кажутся более зелёными, чем карими. Она моргает три раза, прежде чем ответить.

– Меня зовут Грейс.

– Верно. – Я постукиваю по виску, пока внутри меня злорадный чертёнок радуется её раздражению. – Всё время забываю.

Её взгляд становится колючим.

– Как там Ребекка?

Я сквозь зубы.

– Спасибо, что спросила. В постели она хороша.

– Забавно. Она говорила совсем другое. – Грейс протягивает бутылку Алеше. – Надеюсь, шоколад подойдёт. Мне надо наверх.

Алеша машет ей.

– Пока, Грейси-бу.

Я смотрю, как Грейс уходит, её волнистые волосы рассыпаются по спине. До сих пор помню тот случай, когда случайно вдохнул их запах. Чёртова отрава. Мой организм уже на уровне подсознания на неё реагирует.

Хотя этот запах принадлежит самой настоящей фурии.

Когда за ней закрывается дверь, я оборачиваюсь к Алеше, которая смотрит на меня прищурившись и ухмыляется.

– Ты же не всерьёз встречался с той девушкой, да?

– Нет. От одной из них хочется выцарапать себе глаза.

Она ухмыляется шире.

– С какой именно?

– Выбирай любую.

– Бедный Джуджу. Все его обижают. – Она склоняется ближе. – Ты ведь знаешь, что Грейс на самом деле классная? Если бы ты перестал с ней спорить...

Я поднимаю руку.

– Я не спорю. Это она спорит.

– А ты подначиваешь.

В этот момент телефон вибрирует. Грейс прислала фото гнойного абсцесса с подписью:

Нашла. Сразу о тебе подумала.

Ха. Ловко.

Сарабет подходит к сэндвич-станции.

– Это была Грейс? На каком она сейчас блоке?

– Реанимация, – отвечает Алеша. – Там её загружают по полной.

– Ага, слышала, – кивает Сарабет, выбирая мясо.

Мы с Алешей переглядываемся. Она наклоняется ко мне.

– Что слышала?

Сарабет пожимает плечами.

– Что к ней придираются. Типа, как она вообще сюда попала и с кем переспала.

Лицо Алеши каменеет.

– Она ни с кем не переспала.

– О, – невозмутимо говорит Сарабет.

– Всё это враньё, – твёрдо добавляет Алеша. – Сплошные сплетни.

– Жаль, конечно. – Сарабет кладёт сыр на сэндвич. – Но говорят же, что в каждой сплетне есть доля правды.

Ух. Лицо Алеши – само воплощение ярости.

– Ну, они идиоты.

Я беру свой сэндвич и иду за Сарабет к столу.

– Так из-за этого её так прессуют?

– О, нет. Думаю, дело в том, что она пока слабовата.

Алеша резко выпрямляется на стуле рядом со мной.

– В смысле, она не справляется? Она же блестящая.

– Может, и так, но это не значит, что у неё получается применять знания на практике, – отвечает Сарабет, прожёвывая сэндвич. – Знать ответы на занятиях – это одно. А вот использовать их в реальной жизни – совсем другое. Ей ещё многому надо научиться, прежде чем переходить на второй год. Возможно, её оставят на дополнительный год.

Что? Даже я, при всём своём отношении к Грейс, чувствую, как внутри что-то ёкает. За неё. За всех интернов вообще.

– Это несправедливо. Она справляется не хуже нас. Мы только начали. Никто из нас не идеален.

Сарабет разводит руками.

– Эй, я с ней не работала. Просто говорю, что слышала.

Алеша зло тычет вилкой в тарелку.

– Не верится, что её прессуют из-за глупых слухов, которые даже не правдивы.

– Нам стоит... что-то сделать? – тихо спрашиваю я, откусывая кусок индейки, хотя в животе неприятно сжимается узел.

Алеша отодвигает тарелку.

– А что мы можем? Я уже говорю всем, что это неправда, каждый раз, как всплывает. А ты?

Я киваю, хотя вспоминаю, как в прошлый раз радиолог хмыкнул в ответ и спросил, не сплю ли я с ней тоже. Если бы в комнате не было куча старших врачей, я бы, возможно, врезал ему прямо там.

И, может быть, всё равно врежу при случае.

– Это уляжется, – говорит Сарабет. – В больницах всегда ходят слухи.

* * *

– И потом она сказала, что это была лучшая презентация по острой гипоксической дыхательной недостаточности, которую она когда-либо слышала, – говорит Ребекка с кокетливой улыбкой. – Представляешь? А я ведь почти ничего в этом не понимаю.

Она отпивает глоток своего персикового беллини, пока я пытаюсь не выдать на лице весь свой испанский стыд.

Господи, как же меня корёжит от этой фальшивой скромности. Она вообще понимает, как самодовольно сейчас звучит, пока рассыпает по этим хлебным палочкам своё самолюбование?

Как мы вообще оказались в этом ресторане?

А, точно...

Она просто давила, пока я не сдался.

Надо признать – упорная.

Я тереблю салфетку, превратив её в мокрый скрученный комок у себя на коленях.

– Уверен, ты понимаешь больше, чем думаешь.

Она заливается фальшивым смехом.

– Я вообще с трудом в этом разбираюсь.

Всем известно, что Ребекка – одна из самых толковых ординаторов её потока. Что, она прикидывается дурочкой ради меня? Думает, я тот самый дурацкий DO, который и по-английски толком не говорит, не то что в дыхательной недостаточности разбирается?

Или она решила, что я из тех мужчин, которых пугают умные женщины?

Ошибается в обоих случаях.

– Думаю, ты лучше разбираешься в этом, чем тот парень. – Я киваю на случайного мужика за другим столиком.

Она смеётся так, будто я отпустил шутку века, и несколько человек оборачиваются на её громкий голос.

– Ты такой смешной!

Нет, вообще-то не смешной. Совсем.

Я глотаю пиво и провожу пальцем по пятну от воды на красно-белой скатерти. Где, чёрт возьми, наша пицца? Разве её готовят так долго? Тесто, соус, сыр, духовка. Им помощь нужна? Я готов помочь.

– В общем, – продолжает она, пока я молчу, – доктор Шарма попросила меня прочитать эту лекцию ещё раз для студентов. Так странно.

– Да, странно. – Хотя на самом деле не странно. Это нормально – ординаторы учат студентов.

– Как думаешь, стоит согласиться?

– Эм. – Я моргаю. – А у тебя вообще есть выбор? Она ведь твой руководитель, верно?

Она пожимает плечами, как будто это пустяк, и самодовольно улыбается.

– Я её любимая. Она сделает так, как я хочу.

Ну окей, странное хвастовство, но ладно. Я снова оглядываюсь в поисках официанта и вдыхаю чесночный аромат. Бог Пиццы, пожалуйста, спаси нас.

Когда я снова смотрю на неё, она неотрывно на меня пялится. Прямые светлые волосы лежат слоями на открытых плечах, голубое платье подчёркивает фигуру. Глаза красивые, карие, если бы не были такими... пронизывающими.

Она красивая. Красивая.

Но совсем не привлекательная.

Почему я её не хочу?

Она буквально кидает в меня сигналы, как конфетти.

– Я... – Горло пересохло, я откашливаюсь. – На твоём месте я бы согласился.

– Наверное, соглашусь. – Она снова отпивает и склоняется ближе. Я пытаюсь не уставиться, но взгляд всё равно скользит вниз...

Не смотри!

И всё равно смотрю.

Я мужчина.

Это на уровне ДНК.

Но внутри – пустота. Ничего.

Почему она мне не нравится?

– У тебя есть кот? – спрашивает она.

Вот и ответ.

– Эм... – Мозг сбоит. Почему она думает, что я фанат котов? Чую, тут не обошлось без Грейс Роуз. – Нет. На самом деле, нет.

К счастью, на стол ставят пиццу, и я с радостью прячусь за ней от её взгляда. Она ковыряет кусочек, а потом начинает рассказывать мне всю свою биографию. Я киваю, закидываю еду в рот и просто слушаю.

Она говорит.

И говорит.

Если она замечает, что я молчу уже десять минут, то никак не показывает. Её это устраивает. Смотри, как она разошлась: рассказывает про сестру, родителей, друзей (все врачи), про свои планы на будущее.

– Я хочу быть кардиологом. Романтично, правда? Работать с сердцами. – Смеётся над собственной шуткой.

Я доедаю половину пиццы.

О себе она ничего не спрашивает. И я не знаю, что с этим делать. И не уверен, что вообще хочу.

Только когда мы едем в моей машине, она вдруг меняет тему.

– А чем ты вообще развлекаешься?

Я усмехаюсь.

– Какое ещё развлечение? Я только работаю.

– Да ладно тебе. – Она игриво толкает меня в плечо. – Должно же быть что-то.

– Ну... у нас с ребятами будет Friendsgiving (*Это дружеское застолье в честь Дня благодарения, которое устраивают друзья, часто в дополнение или вместо семейного праздника.) на выходных. Думаю, будет весело.

Она ахает, и я в панике оглядываюсь, ожидая, что что-то случилось. Но она просто говорит:

– О, как классно! Я бы с удовольствием присоединилась.

Эм.

Отмотать назад!

– Ну, вообще-то... это только для нашей OB-группы, – я мямлю. – Нас там всего пятеро.

Плечи у неё опускаются.

Держись, не поддавайся. Не говори, что как-нибудь потом встретитесь. Не надо!

– Жаль, что у нас в потоке такого нет, – вздыхает она.

– У вас просто тринадцать человек, сложнее организовать.

Она кивает.

– Это да.

Я останавливаюсь у её дома, выхожу, чтобы открыть ей дверь. Всегда боюсь, что это покажется ей неправильным.

Это сексизм или нет? Я уже не понимаю.

Жду, что она сейчас заорёт: «Я и сама могу открыть дверь, Джулиан!» – но она только улыбается и спокойно выходит.

У дверей она открывает замок, приоткрывает дверь и оборачивается с каким-то странным выражением.

О господи...

– Ты не хочешь... – начинает она.

– Ладно, спокойной ночи, – перебиваю я с самой радушной улыбкой.

Она ищет что-то в моём лице.

– Я... тебе тоже спокойной ночи.

Она делает шаг ко мне, я в этот момент поднимаю руку, чтобы пожать ей руку. В итоге моя ладонь неловко упирается ей в живот.

Я резко убираю руку, но она только улыбается и входит в мою личную зону.

Это так странно.

Как сказать «нет» и не обидеть её?

Она ведь ничего плохого не сделала. Просто я идиот.

Она тянется, чтобы поцеловать меня. Проходит четыре мучительных секунды, прежде чем мои губы неловко касаются уголка её рта.

И всё внутри меня сжимается.

Это неправильно.

Она не та.

Почему я это знаю, понятия не имею. Но это чувство невозможно игнорировать.

Я не знаю, чего хочу. Но абсолютно точно – не этого.

* * *

Поздним вечером я дремал на диване под выключенный звук матча, когда в дверь начали отчаянно стучать. Я вздрогнул, расплескав пиво из бутылки себе на руки.

– Чёрт.

Стук стал громче.

– Джулиан!

Я замер на пути на кухню за полотенцем.

Грейс?

– Джулиан, я знаю, что ты там. Твоя тачка на парковке.

Вздох. Ну конечно. Могло ли этот вечер стать ещё хуже?

– Подожди немного, ладно?

Не спеша мою и вытираю руки, наслаждаясь её нетерпением за дверью. Наверняка там сейчас топает своей вечно недовольной ножкой.

Открываю дверь, и в квартиру врывается холодный ноябрьский воздух.

– Да?

Её бесконечные волосы собраны в узел на макушке, но пряди всё равно липнут к вспотевшему лицу. На щеке пятно муки, а на ней потрёпанный фартук с надписью Kiss the Cook. Мой взгляд, как обычно, сначала цепляется за веснушку над губой, а потом встречает её глаза.

В них мелькает какая-то лихорадочная искра. Она выглядит... безумной. И впервые за всё время улыбается мне искренне, счастливо.

– Слава богу. У тебя есть сахар?

– Эм. Нет.

Улыбка тает, и вся её фигура будто оседает.

– Нет? А что ты кладёшь в кофе?

– Пью чёрный.

– Боже! – Она топает ногой, в голосе рвётся ярость. – Ну ты и Упивающийся смертью.

Я облокачиваюсь о косяк.

– Могу и хуже быть, если захочу. Ты сегодня особенно мила. Зачем тебе сахар?

– Для кексов, Джулиан. Алло? Завтра Friendsgiving. Ты тоже что-то должен принести.

– Я приношу пиво.

У неё загораются глаза&

– Ты принесёшь хороший IPA?

– Нет. Только крепкие. Это же День благодарения. – Говорю так, будто она глупая, раз вообще посмела предположить IPA в такой святой день. Хотя сам-то знаю, что IPA лучше всех, и все об этом знают.

Она сверлит меня взглядом, скрещивает руки на груди, прижимая грудь друг к другу.

Чёрт. Не смотри, Джулиан. Почему ты всё время смотришь?

Этот её фартук и футболка слишком глубокие для сорока градусов на улице. Спорим, соски у неё...

Стоп.

Что со мной не так вообще?

– Ты как злодей из фильма. Передай привет Таносу на следующем заседании по уничтожению мира. – Она резко разворачивается и уходит по лестнице вверх, оставляя меня таращиться на муку, припорошившую её задницу.

– О, ты бы точно попала под щелчок, – бормочу себе под нос и вздыхаю, потому что уже знаю, что сейчас сделаю.

Проводя рукой по лицу, хватаю ключи. Всё равно нужно купить пиво. Что мне, сложно что ли заодно взять сахар?

В магазине моя тяга к справедливости велит взять только крепкое, но я, скрипя сердцем, кидаю в корзину упаковку любимого IPA. Говорю себе, что это для меня. Хотя на самом деле – чистой воды подстава: сделать что-то хорошее, чтобы сбить её с толку.

На обратном пути ставлю пакет с сахаром у её двери, фотографирую и ухожу. Уже у себя отправляю ей фото с подписью:

Нашёл. Подумал о тебе.

Никто не видит мою дьявольскую улыбку, когда я чувствую, что игра начинает разворачиваться в мою пользу.

Ответ прилетает почти сразу – фото кружки в виде Шрама из «Короля Льва» с подписью:

Нашла. Подумала о тебе.

* * *

Алеша живёт в крохотном бунгало в пятнадцати минутах от моей квартиры. В её стиле – всё яркое, эклектичное, с абстрактным искусством на стенах. Обычно дом пропитан запахом пачули, но сегодня, стоило переступить порог, как меня обдала волна индейки и шалфея.

Из темноты коридора появляются её два кота и сверлят меня светящимися глазами.

Последний из всех, я пробираюсь через гостиную в самую гущу хаоса. Алеша кивает мне, торопливо возясь на крошечной кухне, где каждая свободная поверхность завалена блюдами, специями и соусами. Рэйвен с Каем накрывают на стол. Грейс стоит в стороне, держа башню из контейнеров с кексами.

Я пробираюсь к холодильнику, ставлю туда пиво.

– Помочь чем-то?

Алеша сдувает синий локон со лба.

– Я уже сама не знаю.

Грейс раскладывает кексы на маленькой консоли у окна.

Я косо смотрю на идеально закрученные шапочки шоколадной глазури.

– Смотрю, сахар ты всё-таки нашла.

Она высокомерно задирает нос, а по губам расползается хитрая улыбка.

– Да, спасибо соседу сверху. Ты с ним знаком? Его зовут Волдеморт.

Я невольно усмехаюсь.

– Нет, но я недавно встретил одну злую ведьму в муке, которая, по слухам, живёт этажом ниже. Наверняка печёт из детей пироги.

Она берёт один из кексов, проводит пальцем по глазури и с громким чмоком слизывает её.

– Дети, говоришь? Вкуснятина.

– Эй, Сантини! – окликает меня Алеша.

Я отвожу взгляд от её рта, встречаясь глазами с Алешей, которая машет мне с кухни.

– Помоги с индейкой.

Мы вместе ставим тяжёлый противень на плиту.

– Ты что, настоящую индейку сделала?

Она ухмыляется, взмахивая ножом.

– День благодарения, Джуджу. Что я должна была приготовить? Рыбу?

Рэйвен высовывается между нами.

– Ой, как пахнет... Можно уже есть? Я умираю с голоду.

– Слышу тебя, – отзывается Кай из столовой. – Давайте быстрее, у меня через два часа смена. Вагины сами себя не зашьют.

Грейс, неторопливо попивая мой IPA, направляется к столу. Хотел сказать, что я его для себя купил. Чтобы увидеть, нахмурится ли она, поспорит ли. Может, плеснёт мне его в лицо. Интересно, что заставит её окончательно сорваться.

Она чуть заметно поднимает бутылку в тосте и садится.

Посреди стола стоит праздничная композиция из осенних листьев и неприличного количества блёсток, из-за чего все блюда вынужденно теснятся по краям. Мы впятером кое-как умещаемся за маленьким круглым столом на четыре персоны, с трудом располагая индюшачьи бумажные тарелки.

– С Днём друзей! – тянет Рэйвен, протягивая руку к тарелке.

Кай отшлёпывает её по руке.

– Варвар! Сначала благодарности!

Рэйвен вздыхает.

– Ну ладно.

– Я благодарна, что успела всё приготовить до вашего прихода, – Алеша вытирает лоб и делает глоток пива.

– А я благодарен, что мы вообще нашли время собраться вместе, – говорит Кай. – Даже если мне одному работать на выходных.

Рэйвен улыбается.

– Я просто благодарна, что учусь на акушера. Иногда тяжело, но это то, о чём я мечтала.

Мы все соглашаемся, чокаемся.

Грейс ставит пиво и улыбается, её белоснежные зубы сверкают на фоне красной помады. Может, это зубы как бритвы, чтобы перегрызать нам глотки. Может, помада – кровь её жертв.

Почему я всё время смотрю на её рот? Как это раздражает. Она ведь меня ненавидит. Несправедливо. Я же ничего ей не сделал.

Она глубоко вздыхает.

– Я благодарна вам, ребята. Честно. Не знаю, что бы делала без вас. У меня всегда были проблемы с социализацией, а вы помогаете мне справляться. – Её глаза светятся в свете свечей. И когда взгляд падает на меня, что-то нехорошее поднимается в груди. Она склоняет голову и добавляет с остринкой в голосе: – Даже тебе.

Ах ты, лгунья.

Сердце учащённо стучит.

– Я благодарен за то, что Сапфир продолжает меня ненавидеть. Без этого моя жизнь была бы скучной.

Она хмурится.

– Наверное, ты бы умер от переизбытка эго, Золотой мальчик.

Где-то внутри меня собирается шторм.

– Я золотой? Потому что я нормальный человек, и люди меня любят? Может, тебе стоит попробовать.

Щёки её наливаются краской.

– Я нормальная!

– Но не со мной.

Почему так приятно её злить?

– Боже упаси, чтобы кто-то тебя не обожал, Джулиан.

– Ребята! – Алеша машет руками. – Friendsgiving не для ваших перепалок.

Грейс чуть не искрит от возмущения.

– Никаких перепалок. Просто взаимное презрение.

Кай свистит сквозь зубы.

– Кто-нибудь ещё не понимает, смущаться сейчас или заводиться?

Эм. Что?

Я бы что-нибудь сказал, но не могу отвести взгляд от Грейс. Она беззвучно говорит:

Я тебя ненавижу.

Я не реагирую, просто смотрю в её глаза. Её брови медленно разглаживаются. Ни один из нас не моргает.

Раздражающие привычки – это одно, но когда она злится, становится... красивой. Я умею эту злость выводить на поверхность. Может, именно ради этого и делаю всё? Чтобы увидеть, как румянятся её щёки, как дергаются губы? Как дыхание становится прерывистым, как я себе это представляю, когда…

– Джулиан! – Алеша тычет мне в руки миску с картошкой.

Я откашливаюсь и принимаю её, старательно не глядя на Грейс до конца ужина.

Вскоре Кай встаёт, чтобы поехать на смену, но Рэйвен его останавливает.

– Стой. Мы ещё не вытянули имена.

Мы с Каем переглядываемся.

– Имена для чего? – спрашиваю я.

– Тайный Санта, – вздыхает Рэйвен, качая головой, будто мы оба идиоты.

– Ах да, – Алеша встаёт, берёт лист бумаги, рвёт его на пять частей. – Все пишем свои имена.

Протягивает мне листок.

Я кривлюсь.

– Обязательно?

Она бросает на меня строгий взгляд.

– Обязательно.

Вздыхаю и пишу. Когда она подносит миску с бумажками, мне даже не нужно заглядывать – радар сработал мгновенно.

Её почерк, плавный, не похожий на наш каракули-медиков. Элегантный, как перчатка хирурга.

Грейс.

* * *

Путешествие во Флориду в ноябре – настоящее испытание терпения из-за пенсионеров. Эти снежные птицы совершенно не чувствуют времени, но, по крайней мере, я не проходил через аэропорт Орландо вместе с толпой, летящей в Дисней.

Когда я, наконец, добираюсь домой и валяюсь под пляшущими тенями пальмовых листьев, закрыв глаза, мне хочется только пива и сна. Вместо этого взгляд цепляется за красно-бело-чёрных пауков, плетущих паутину на крыше нашего патио. И почему-то я сразу вспоминаю Грейс Роуз.

Пока пять женщин одновременно засыпают меня вопросами, я держу оборону как могу, но мамины уговоры вернуться домой невозможно игнорировать.

Я тру лицо ладонями и пытаюсь не сорваться.

– Мам, я не могу всё бросить. Через несколько лет закончу и найду здесь работу. Обещаю.

Она обмахивается, её светлые волосы убраны вверх и слегка растрёпаны ветром, пока она покачивается в кресле-шезлонге.

– Если ты встретишь какую-то девушку и уедешь ещё дальше, у меня случится инфаркт. Этого ты хочешь, Джулиан?

Тори, ухмыляясь, достаёт пиво из уличного холодильника и бросает мне.

Я открываю банку и протягиваю её маме.

– Я никого не встречу, ясно? Перестань паниковать. Ты драматизируешь.

– Да, ма, – вставляет Лорен, моя старшая сестра. – Дай БиБи пожить спокойно. Он теперь крутой врач.

Её двое детей – мои единственные племянники – плещутся в бассейне с её мужем Беном. Те визжат от радости, когда Бен запускает их в воздух, и брызги долетают до нас. Лорен смотрит на них, сияя от счастья.

Она рано вышла замуж, а вот остальные три мои сестры – настоящие свободные духи. Тори – одиночка, массажистка с побочным бизнесом по аренде гидроциклов для туристов в сезон. Близняшки Бетани и Сабрина – бармены в дайв-барах у пляжа, которые могут привести домой как очередного парня или девушку, так и очередного щенка.

Бетани вдруг визжит и прыгает в бассейн к детям. Вынырнув, подплывает ближе ко мне.

– А ты не скучаешь по дому?

– Меня сюда не взяли, Бет, помнишь?

– Помню. Просто... не хочу, чтобы ты полюбил Техас. Тогда мы тебя вообще не увидим.

Полюбить Техас? Она меня с кем-то путает?

Сабрина развалилась на шезлонге, глаза скрыты под солнцезащитными очками.

– Я посмотрела статистику. Во Флориде очень высокие страховые взносы по врачебным искам. Не позволяй этому тебя пугать, БиБи.

– Господи, – я массирую виски. – Зачем мы вообще об этом говорим?

Потому что ты их любишь, Джулиан. Запомни это.

Тори плюхается рядом, обнимает меня за плечи. Её шелковистые каштановые волосы щекочут мне лицо.

– Потому что мы тебя любим и хотим задушить своей любовью.

– Уже почти получилось, – я отмахиваюсь от её волос.

Она смеётся, потом шепчет на ухо.

– Я отвлеку их, а ты сбежишь поспать. Договорились?

Настроение сразу поднимается.

– Серьёзно?

Она кивает.

– Но ты мне должен.

Я целую её макушку и под видом того, что мне нужно в туалет, ускользаю в дом. Рухнув на свою старую кровать, с облегчением вздыхаю. Тут же вибрирует телефон. В груди что-то подскакивает от имени на экране.

Открываю сообщение и вижу селфи Грейс в голубом хирургической форме, с радужными ручками в кармане, сидящей в нашей комнате для диктовки. Она держит чёрную кружку с надписью белыми буквами: DO делают лучше всех (DOs ‘DO’ it better). Рядом с её красивой улыбкой кружка выглядит особенно эффектно.

Через секунду приходит ещё одно сообщение – простая фраза, от которой у меня по коже расходится тепло.

Сапфир: Нашла это. Подумала о тебе.

Я увеличиваю фото, задерживаясь на её лице, на веснушке над губой... и нахожу пятно крови на её форме. Обвожу его на экране и отправляю обратно.

Я: У тебя кровь на форме.

Сапфир: Надеюсь, ты медленно сдохнешь от отравления пальмой.

Смех срывается прежде, чем я успеваю сдержаться. Я утыкаюсь лицом в подушку, как ребёнок, и тихо хихикаю.

Это, наверное, ненормально – получать столько удовольствия от её раздражения, но мне плевать. Разозлённая Грейс Роуз – самое яркое, что есть сейчас в моей жизни.

Представляю, что было бы, если бы...

Нет. Обрезаю эту мысль на корню.

Осторожно.

Там, дальше, водятся монстры.