Текст книги "Больны любовью (ЛП)"
Автор книги: Дейдра Дункан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Джулиан
Январь, Год 2
Я потерян.
Опускаясь на колени, я медленно провожу руками по её гладким бёдрам. Я думал, что её запах сводит с ума, но прикосновение её кожи – это зависимость, от которой я никогда не избавлюсь. Я буду жаждать этого всю жизнь.
Холодная?
Как можно держать в объятиях эту женщину и назвать её холодной? Её неуверенность – не холод. Её стремление доставить удовольствие – не холод.
Она – сбивчивый комок нервов с боязнью не справиться, но за последние месяцы я научился успокаивать её бури. Синяк на моём плече, туда, где она вонзила зубы, чтобы заглушить крик, – доказательство того, что я наконец пробрался внутрь неё.
Я стою на коленях перед ней, пока она сидит на краю моей кровати, в одном только кружевном бюстгальтере и трусиках, тихо подталкивая меня вперёд. Я целую её колено, двигаясь медленно, на случай если она захочет меня остановить.
Пожалуйста, не останавливай.
Её пальцы скользят в мои волосы, ногти царапают шею, пока не добираются до воротника моей рубашки и не стягивают её через голову. Она бросает её на пол, а я возвращаю руки к её телу, скользя ладонями мимо бёдер, талии, рёбер. Я подтягиваю её ближе к краю кровати, и её ноги обхватывают меня. В её взгляде – жажда. Нижняя губа прикушена, ореховые глаза потемнели от желания.
Мои пальцы скользят к застёжке бюстгальтера, и он падает на постель, а она бросает его рядом с рубашкой. Она не прикрывает себя. Вместо этого хватает меня за лицо, целует жадно, без остатка, сбивая все мысли, отправляя их в самые тёмные уголки сознания.
Мои руки не могут остановиться, они блуждают по её телу, сжимают, притягивают её ближе, и она отвечает мне тем же. Её тонкие пальцы скользят по моей груди, потом опускаются ниже, расстёгивая мои штаны и облегчая то мучительное напряжение, что сковывало меня всё это время.
Я должен довести её до вершины. Если она сейчас тронет меня, я не выдержу. Мои пальцы поддевают тонкое кружево, скрывающее её от меня, и она послушно приподнимается, позволяя мне снять их с её ног. Я бросаю их куда-то в угол комнаты.
Мы встречаемся глазами.
– Всё ещё думаешь, что ты холодная? – спрашиваю я.
Она кусает губу.
– Я боюсь, что ты так подумаешь.
Как? Как я могу считать её холодной, когда держу её в объятиях? Пусть мир рухнет, пусть моря поглотят сушу, пусть наступит вечная зима и бесконечная тьма – я всё равно буду чувствовать её тепло.
– Ты горячая, как чёртова Сахара, Грейс. – Я лёгким нажимом укладываю её на спину. – Я никогда не подумаю, что ты холодная. – Прикусываю её внутреннюю сторону бедра, вызывая сладкий стон. – Чёрт, я люблю тебя.
У неё не остаётся шанса ответить, её слова тонут в моём языке и резком вдохе, что застревает в её груди. Остаток ночи – это размытая мозаика из горячей кожи, смятых поцелуев и новых способов свести её с ума от удовольствия.
Как я и ожидал, первый раз – это быстрая вспышка сбывшихся желаний, но во второй и третий я успеваю довести её до стонов и тихих рычаний, до того, как она прижимает меня к себе, словно моё тело – благословение, которое она не хочет отпускать.
Почти три утра, когда реальность пробирается в этот сонный рай.
Я сказал ей, что люблю её.
Я даже самому себе в этом не признавался. Я никогда не говорил этого никому.
Она спит у меня на груди, её пальцы сплетены с моими, а я смотрю в тёмный потолок.
Она...
Она так и не сказала этого в ответ.
Февраль, Год 2
Следующие несколько недель сливаются в хаотичный водоворот смеха и секса, бессонных ночей и смен в больнице. Мы проводим вместе каждую свободную минуту.
Я болен этой любовью, а она...
Она всё ещё не сказала это.
Я клялся себе, что не буду давить на неё. Что буду следовать её ритму. Не попрошу большего, чем она готова дать. Но, чёрт побери, как же это трудно. Она всё ещё держит дистанцию, осторожная, насторожённая, отстаёт от меня на шаг в этой игре чувств с самого начала.
Подсознание пыталось меня уберечь. Оно знало, что именно она способна меня сломать. Месяцами пыталось удержать меня на мелководье.
Будь осторожен с ней, Джулиан. Она настоящая.
А я наплевал на все предупреждения и прыгнул с головой в самое глубокое место. Как теперь спросить, плывёт ли она рядом, не выглядя при этом отчаянным идиотом? Как не оказать на неё давление?
Когда это я стал тем, кто держится слишком крепко?
В начале февраля я сжимаю в потных ладонях распечатку с результатами CREOG.
– Ваш балл значительно упал по сравнению с прошлым годом, доктор Сантини.
Сидя в кресле напротив стола доктора Чена, я молча смотрю на него. Открытые жалюзи его углового кабинета обрамляют вид на больницу. Рядом с табличкой с его именем стоит плюшевая игрушка TCU Horned Frog. За ними – куча разбросанных бумаг и большой пакет с конфетами, занимают почти всё свободное место на столе.
Чен протягивает мне мини-Сникерс.
– Что-то случилось?
– Нет. Ну... да. Вернее, нет. Ничего не случилось.
Она всё ещё не сказала этого.
Чен прищуривается сквозь очки.
Я тру глаза под своими очками.
– Я просто отвлёкся.
– Сосредоточенность важна, доктор Сантини. Если вы плохо сдадите этот тест, можете не сдать итоговый экзамен.
– Этот результат пока ни на что не влияет. До экзамена ещё два года.
Взгляд Чена пронзает меня насквозь.
– Два года пролетят быстрее, чем вы думаете.
Вздыхая, я киваю.
– Да, сэр.
Он протягивает мне шоколадку Reese’s.
– Поступайте правильно, доктор Сантини. Свободны.
Выходя из кабинета, я фотографирую свой результат, тут же рву бумагу в шредере и отправляю фото Максвеллу.
Максвелл: Ты не в форме, братец.
Я: Это всего лишь тест.
Максвелл: BrOB-GYN собирается вечером. Ты с нами?
Я: Нет. Буду с Грейс.
Я уже еду домой, когда приходит ответ.
Максвелл: Ты не думаешь, что проводишь с ней слишком много времени?
Я: Такого не бывает.
Последние четыре недели с Грейс были почти раем, несмотря на мой дурацкий график второго года ординатуры. Несколько друзей уже догадались о нас, но мы всё ещё держим это в секрете. Прячемся в квартирах, выбираемся только в те места, где нас вряд ли кто-то увидит.
Иногда вообще не вылезаем из постели.
Это рай, но я задыхаюсь под его тяжестью – настолько увлечён, что проваливаю национальные экзамены. Мысли скачут от одной к другой, но всегда возвращаются к ней.
Я по уши влюблён.
Такого я ещё не испытывал... этой нехватки воздуха. Этой одержимости. Этой всепоглощающей потребности быть ближе. Когда её нет рядом, моё тело всё равно помнит её прикосновения. Когда я один в постели, я чувствую её вкус.
Я хочу вдохнуть её в себя, и что-то первобытное проснулось во мне. Говорит мне – забери её. Сделай своей. Так, чтобы ни у кого другого не осталось шанса.
Это дико. Хаотично.
Я врач. Я понимаю, что происходит с человеческим телом. Я знаю, какие химические процессы запускаются, когда человек влюбляется: выброс дофамина, эйфория, слепота ко всему остальному.
Эта эйфория когда-нибудь утихнет. Эта нездоровая одержимость пройдёт. Но Грейс всё равно останется во мне. Как кулак, сжимающий моё сердце.
Её смех. Её доброта. Её бесконечная тяга к учёбе. Как легко её можно вывести из себя. Её застенчивая улыбка, когда она ловит мой взгляд. Звук её голоса, когда она кончает. Тот вопрос в её глазах в первый раз, когда она обвила меня своими губами, без слов спрашивая – всё ли я делаю правильно.
Она владеет мной.
И всё ещё не сказала этого в ответ.
* * *
Она ждёт меня в квартире, когда я возвращаюсь домой. Книги и распечатанные презентации раскиданы по кофейному столику. В руке маркер, взгляд сосредоточенно скользит по строчкам.
Из колонки звучит женский голос.
Это Дуа Липа?
Нет.
Лана Дель Рей.
Хотя…
Они ведь вообще не похожи.
– Кто поёт? – спрашиваю я.
Она не отрывает взгляда от книги.
– Халси.
Ага. Мимо во всех вариантах.
Я целую её в макушку.
– Почему ты снова учишься?
Когда я сажусь рядом, она встречает меня быстрым поцелуем – целится в щёку, а попадает в уголок глаза.
– Мой балл за CREOG вырос не так сильно, как хотелось бы.
– О нет. Срочно нужны новые карточки.
Она кивает.
– Знаю. Я уже начала... – Поворачивается ко мне и прищуривается. – Ты же издеваешься надо мной?
Я поддеваю её нос своим.
– А что выдало?
Этот запах под её ухом – мой личный наркотик. Стратегический химический яд, созданный только для меня. Он проникает сквозь любую защиту, наполняя тело электрическим гудением. Я поворачиваю её лицо и ловлю её губы своими.
Её сбившееся дыхание даёт мне сигнал брать больше. Поцелуй становится глубже, и я укладываю её на себя. Она садится верхом, прижимаясь ко мне всеми мягкими изгибами.
Вот так гораздо лучше, чем учёба.
Она вдруг замирает.
– О! Я совсем забыла спросить. Как ты сдал?
Нет уж. Мне сейчас не нужен этот ушат холодной воды. Я крепче сжимаю её бёдра и встаю.
Она смеётся, обвивая меня ногами.
– Джулиан! Куда ты меня несёшь?
Чтобы трахнуть тебя так, чтобы я забыл собственное имя, не говоря уже о CREOG.
– В постель.
После она обмякает на мне, горячая и взмокшая.
– Ты потрясающий в этом.
Я перебираю пальцами её волосы.
– Ты сама это упрощаешь. Потому что я тебя люблю.
Она зевает.
– Я рада, что у нас всё это, Джулиан.
– Что именно? Секс или отношения? – Скажи это.
Её тихий смех щекочет мне грудь.
– И то, и другое.
Между нами повисает небольшая пауза, и я, словно сам себе вонзаю нож в сердце, спрашиваю:
– Почему?
Она поднимает голову и смотрит мне в глаза. Между её бровями появляется маленькая складочка.
– Почему что?
– Почему ты рада, что у нас всё это?
Её улыбка мягко касается губ, взгляд тёплый, открытый, а взгляд притягивает родинка на губе.
– Потому что я счастлива. А ты нет?
Я всматриваюсь в её лицо, не находя там ни упрямства, ни тайн. Киваю и притягиваю её ближе. Она устраивается у меня на груди.
Через несколько минут её дыхание выравнивается. Я держу её, слушая, как она спит, и глушу в себе ощущение, что стою на линии огня, и что каждый удар моего сердца уже отсчитан.
Что я натворил? Я не могу это отменить. Не могу разлюбить её. Не могу уйти.
Почему она так и не сказала этого в ответ?
Что ты скрываешь, Грейс?
* * *
Я распахиваю дверь офиса ординатуры через неделю и почти врезаюсь в Алешу. Она замирает, как олень в свете фар.
Прижимает руку к груди.
– Ч-что ты здесь делаешь?
Держу дверь открытой, отмечая её новые бирюзовые волосы и повседневную одежду.
– Забираю чек на компенсацию расходов. А ты что?
– А, – плечи её расслабляются. – Тоже самое.
Я опускаю взгляд на её пустые руки. Ни сумки, ни карманов, ни чека.
– Правда?
– Ну да. Просто... эм... он ещё не готов.
Я усмехаюсь, не веря ни на слово. Точно не чек. Может, она влипла во что-то? Превысила рабочие часы или получила жалобу от персонала? Что бы это ни было, она явно не хочет, чтобы я знал, так что я не давлю.
– Ладно, – говорю я. – Будем считать, что я тебе поверил. Проходи.
Она глядит на телефон, потом пожимает плечами.
– Уже почти пять. Моя смена закончилась. Пойду с тобой.
Мы направляемся к стойке регистратора.
– Давно не болтали, – она бросает мне лукавую улыбку, прежняя неловкость испаряется.
– Был занят.
– Ну конечно, и чем же таким, Джу-Джу?
Я игнорирую её и называю женщине за стойкой своё имя. Она перелистывает стопку конвертов и вручает мне мой чек. Каждый ординатор получает ежегодную компенсацию на книги, конференции и оборудование. Каждый ординатор покупает книги на Amazon, распечатывает чек, а потом отменяет заказ, чтобы обналичить компенсацию.
Это вообще считается мошенничеством?
Если да, мне плевать. В прошлом году я зарабатывал меньше минималки, а когда пытался забрать домой отвратительную бесплатную еду из больничной столовой, на меня орали.
По дороге к выходу мы проходим мимо Стивена Лэнгстона. Я сдерживаю раздражённый взгляд, а Алеша кивает ему сдержанно.
– Ты ведь его ненавидишь? – спрашиваю я.
Она отмахивается.
– У него неблагодарная работа.
– Он главный операционный директор больницы. Его благодарность – это его жирная зарплата.
Она смеётся.
– Я слышала про твой CREOG.
Я пару секунд молчу, пока мы заходим на лестницу.
– Как ты всё всегда узнаёшь?
– Слухи разносятся быстро. Просто ты не следишь за ними. – Она указывает на меня пальцем. – Тебе ещё повезло, что обсуждают это, а не то, как ты спишь с Грейс. Я знаю, вы всё ещё держите это в секрете.
Я наклоняю голову.
– Точно. Она держит меня в статусе грязной маленькой тайны.
Автоматические двери выпускают нас в холодный февральский воздух.
– Ты когда-нибудь задумывался, почему? – спрашивает она.
Задумывался.
– Есть пара теорий.
Мы идём к дальнему углу парковки, где разрешено ставить машины ординаторам.
Алеша обвивает мою руку своей.
– Просветишь?
– Думаю, из-за слухов. – Я украдкой гляжу на её лицо, пытаясь понять реакцию. – Думаю, она боится, что, если все узнают, слухи начнутся заново.
Алеша хмурится.
– Ты правда так думаешь? Мне кажется, ей уже не так важно.
Я пожимаю плечами. Грейс последние полтора года смеялась над этими разговорами и закатывала глаза, но я-то помню тот день, когда впервые встретил её – её слёзы и злость, когда она узнала, что про неё говорят. Но я знаю Грейс. Она скорее уничтожит все свои учебные карточки, чем покажет, как сильно её это задевает. Так что я не спорю с Алешей. Спорить – значит раскрыть то, что Грейс, возможно, хочет скрыть.
– А тебя бы задело? – спрашивает Алеша после паузы. – Если бы вы были вместе официально, и про неё опять начали бы говорить?
Мы подходим к моей машине. Её Prius стоит в четырёх местах от моей, но она усаживается на мой бампер.
Я бросаю на землю сумку.
– Я наивно надеюсь, что если все узнают, что у неё есть парень, слухи поутихнут. Но да, мне бы это не понравилось. Мне всегда было обидно, что она вынуждена с этим мириться. А тебя не бесит?
Она сжимает губы и смотрит в землю.
– Она всегда говорила, что ей плевать.
– Поверь, ей не плевать.
Она всматривается в меня.
– Для тебя это не просто интрижка, да?
Я фыркаю и наклоняюсь за сумкой, отмахиваясь.
– Джулиан.
Её серьёзный тон останавливает меня, но я не поднимаю взгляд.
– Ты её любишь? – тихо спрашивает она.
Что-то застревает в горле, и я не могу ответить. Вместо этого я затягиваю ремень сумки и уставляюсь в небо.
– Забей, – вздыхает она. – Глупый вопрос.
Глупый вопрос. Конечно, я её люблю. Настоящий вопрос в другом…
– А она тебя любит? – тихо добавляет Алеша.
Я резко смотрю на неё, ловлю её серьёзный, спокойный взгляд.
– Не знаю.
На её губах дрожит почти незаметная тень улыбки.
– Мне кажется, любит.
От нервов я вытаскиваю жвачку и засовываю в рот. Корица не перебивает вкус горечи.
– Почему ты так думаешь? – спрашиваю я.
Алеша встаёт и кладёт руку мне на плечо.
– Я вижу, как она на тебя смотрит. Как смотрит уже целый год. Она влюблена в тебя, Джу-Джу. Просто боится сказать.
– Не-а. – Я целую её в щёку и говорю нарочито весело: – Она просто пытается меня мягко отшить.
Она закатывает глаза, уходя.
– Как скажешь.
На полпути домой в наушниках прерывается музыка, и голос телефона сообщает:
– Сообщение от Грейс: «Мне сегодня не очень, Дж. Проведи вечер с ребятами.»
Я тут же звоню ей.
– Привет, милый, – поёт она в трубку.
Я улыбаюсь.
– Голос у тебя совсем не больной. Ты что, прогуливаешь свидание со мной?
Она смеётся.
– Алеша сегодня поменяла мне ВМС. Моя матка бастует. Я отправляюсь прямиком к грелке и сериалу «Бриджертоны».
Ага. Очередная причина номер четыре миллиона, почему быть мужчиной проще.
– Бедная Сапфир. Мне жаль тебя.
– Пф. Оно того стоит – ни месячных, ни детей Сантини.
Дети Сантини? Грудь сжимается, когда перед глазами за долю секунды проносится вся возможная совместная жизнь. Я подавляю это усилием воли.
Я слишком глубоко в этом увяз.
Глухо усмехаюсь.
– Оставь дверь открытой, я заскочу попрощаться. Уложу тебя.
– Ладно. Пока, милый.
* * *
Когда я захожу на задний двор Ашерa тем же вечером, меня встречает дружное:
– Сантини!
Костёр уже вовсю пылает, почти у всех в руках напитки. Я поднимаю свою бутылку в ответ и сажусь рядом с Максвеллом.
Он толкает меня локтем.
– Думал, ты занят, братец.
– Передумал.
– Правильно. Иногда нужно отвлекаться.
Это не побег, будто она – тюрьма, в которую я вернусь, когда закончится время свиданий. Она сама почти выпроводила меня сюда. Но как только я погружаюсь в эту привычную атмосферу, чувство товарищества, которое я давно не ощущал, накрывает с головой. Почему я так давно сюда не приходил?
Разговор справа привлекает моё внимание. Лиам Хини и Грег Келли, третьекурсники, спорят, с кем из девушек в программе они бы переспали и в каком порядке. Оценивают, конечно же, по размеру груди.
Ага. Вот почему.
Трудно вырасти с сёстрами, а потом столкнуться с реальным миром и понять, что вот так мужчины говорят о женщинах. Помню, как на одной студенческой вечеринке Тори подслушала, как парни обсуждали её внешность. Она, будучи навеселе, в шутку потребовала, чтобы они сняли штаны, чтобы она тоже могла выбрать, основываясь на размере. Тогда это было смешно, но в итоге Тори окрестили шлюхой, а парни остались чистыми.
– Господи, я терпеть не могу Лекси, но её грудь... – говорит Грег, делая жест «пальчики оближешь». – Я бы первым делом её, если бы только можно было заклеить ей рот.
Лиам смеётся, но Ашер бросает на Грега отвратительный взгляд.
– Бро. Ты вообще слышишь себя? Это называется изнасилование.
Грег закатывает глаза.
– Да не это я имел в виду.
– Конечно. Лекси бы с тобой согласилась. – Ашер встаёт и уходит, оставляя Грега злиться в одиночестве.
Хм. Значит, не все тут идиоты. Хотя мне совсем не хочется начинать уважать Ашера. А он всё ещё хочет Грейс? Чёрт его знает.
Макс трогает меня за руку, возвращая к разговору.
– Рад, что ты выговорился.
– Что?
Он указывает на меня.
– Ну, ты понимаешь. Эта штука. – Беззвучно шевелит губами: Грейс.
Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять подтекст.
– Эта... штука?
– Да. – Он опирается локтями на колени и делает глоток виски. – Она у тебя в голове с самого начала.
– Что?
– Ты помнишь, зачем ты вообще сюда пришёл? Все эти страстные статьи про здоровье женщин, материнскую смертность. Ты хотел изменить мир акушерства.
Я прекрасно помню, зачем. Я никогда не забуду, что произошло с женщинами в моей семье.
Максвелл пожимает плечами и смотрит на огонь.
– А потом появилась красивая девушка, которая хлопнула ресницами, и ты обо всём забыл.
Желудок сжимается, и я ставлю бутылку на землю между нами.
– Я не забыл.
– Ты теряешь хватку, братец. Твой CREOG. Ты не думаешь, что это из-за неё?
Конечно, думаю.
– Я всегда плохо сдавал тесты. А она всё время хочет только учиться.
Это не её вина, что я не могу думать ни о чём, кроме неё.
Он фыркает.
– Ага, конечно.
– Максвелл, отвали. Ты не знаешь, о чём говоришь.
Он вздыхает.
– Ладно. Может, я ошибаюсь. Извини, хорошо?
Я молчу. А вдруг он прав? Я зациклен на ней, но это пройдёт.
Или нет?
Максвелл смотрит на меня.
– Это не моё дело. Просто... будь осторожен, ладно? То, что про неё говорят...
Гнев мгновенно убивает все сомнения.
– Прекрати. Это всё бред, и ты это знаешь.
Максвелл качает головой, будто жалеет меня, и внутри меня всё каменеет.
– Скажи, что ты в это не веришь, – требую я.
Он глубоко вздыхает, смотрит в стакан.
– Нет. Не верю. Не совсем. Она слишком правильная для всего того, что про неё болтают. Просто... – он колеблется, – она у тебя в голове, а ты у неё – я не уверен.
Эти слова падают на меня, как бетонная плита.
– Почему ты так думаешь?
Он что-то слышал? Она что-то сказала? Неужели я как дурак, который всё выдумал сам? Может, мне начать слать ей мемы с котиками?
Я ненавижу себя таким – нуждающимся, неуверенным.
– Я не знаю, – говорит Максвелл. – Обычно видно, когда люди влюблены. А у неё... не вижу этого. Она... не знаю. Холодная.
Холодная?
Последнее слово, которое я бы связал с Грейс. Она чувствует. Да, она прячет свои эмоции, но я вижу их в её глазах. Просто она никогда не говорит, что чувствует.
Максвелл бросает на меня взгляд.
– Помнишь первый день? Она влетела на L&D полная злости на старшего ординатора, не понимая иерархии. Будто ей что-то должны. Потом ты отвёз её на рождественскую вечеринку, просто чтобы поддержать, а она, когда я её об этом спросил, отмахнулась, будто ей стыдно, что её с тобой видели. Даже в первый день, когда мы её встретили, она обвинила нас в том, чего мы не делали. Она думает только о себе. О том, как её воспринимают, что она чувствует. Больше ничего не важно. – Он делает глоток. – Просто будь осторожен.
Я вспоминаю другое. Грейс, которая делала для меня карточки. Грейс, которая прислала фото кружки с надписью про DO, чтобы подбодрить меня. Грейс, которая утешала меня, когда умерла пациентка. Грейс, которая вставала в четыре утра, чтобы помочь мне обойти пациентов.
– Я хочу, чтобы твои дни были хорошими.
Она не холодная. Она добрая, заботливая, ранимая. Но она не пускает людей ближе, потому что когда-то её уже ранили. Она слишком тщательно выбирает, кому доверять. Почти как будто... боится.
Я чувствовал это давно. Я даже спрашивал её об этом в ту ночь у себя дома. Помню, как сбивчиво она рассказывала о прошлом парне. Там было гораздо больше, чем она сказала.
Теперь у меня две версии. Либо она меня не любит – и это худший вариант, о котором я не хочу думать, – либо её прошлое мешает ей признаться в этом.
Стоит ли мне снова следовать своим правилам и ждать, пока она сама решится, или попробовать надавить немного сильнее?
Я не знаю, что делать.
– Мне нужно домой, – говорю я.
Максвелл морщится.
– Не уходи, братец. Я не хотел тебя разозлить...
– Я не злюсь. Просто... мне нужно домой.
Что он отвечает, я уже не слышу. Иду к машине, несколько секунд смотрю на руль, прежде чем завести двигатель.
Вернувшись в дом, я почему-то иду не в свою квартиру, а к двери Грейс. Будто она – мой север, мой дом.
– Заходи! – отзывается она на мой стук.
Я толкаю дверь.
– Ты всегда пускаешь незнакомцев в свою квартиру?
– Я знаю твой стук, Джулиан, – отвечает она из спальни.
Улыбка появляется мгновенно. Вот она, её привычная, чуть надменная интонация.
Она свернулась калачиком в кровати, окружённая подушками, с влажной косой, спадающей на грудь. На небольшом телевизоре над комодом играет Бриджертоны.
Она ставит сериал на паузу.
– Я думала, ты проводишь вечер с ребятами.
Я пожимаю плечами.
– Я больше хотел побыть с тобой. Можно я останусь на ночь?
Её широкая улыбка тут же распутывает узел в моей груди.
– Иди, обними меня в мой час нужды.
Смеясь, я раздеваюсь до боксёров и забираюсь под одеяло рядом с ней.
Позднее, в темноте, она глубже прижимается ко мне, почти засыпая.
– Спасибо, что пришёл, Джулиан, – её голос сонный, ласковый.
Я сильнее сжимаю её в объятиях, пряча лицо в её шее.
– Я тебя люблю.
Следующая тишина становится острой, режет изнутри. Она оставляет глубокие раны, разрезанные до живого.
Почему ты не отвечаешь?
