Текст книги "Левиафан"
Автор книги: Дэвид Линн Гоулмон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
– Сообщите адмиралу Фукуа, что я хочу вернуть боевую группу «Нимиц» обратно домой. Мы не можем допустить больше никаких потерь из-за этих безумцев, пока не выясним, кто они, черт возьми, такие. Они хотели продемонстрировать, что против их техники мы в бою бессильны.
9
Комплекс группы «Событие», база ВВС
Неллис, Левада
Чарльз Хипдершот Элленшоу III сидел на перевернутом картотечном шкафу, опустив свои белые, как известка, ноги в перемешанную с сажей и пеплом воду выгоревшей ячейки. Члены его криптокоманды примолкли, закончив извлекать большую часть того, что осталось от старой субмарины, разложив детали на длинных столах для осмотра. Элленшоу тяжело вздохнул, переворачивая последнюю страницу первоначального дела – металлофизический анализ внутренних переборок подлодки, проведенный в 1967 году.
– Ничего выдающегося, просто сталь крепкая, конечно, но просто сталь, – бормотал он под нос.
Нэнси Птичья Песнь, студентка-индианка из университета Северной Дакоты, сидевшая рядом с профессором, деликатно отобрала у него папку и закрыла ее.
– Профессор, мы криптозоологи. Вам не кажется, что мы тут несколько выходим за рамки компетенции? В смысле исследований – да, методологией мы владеем, но анализировать обломки металла и остатки доисторических прототипов аккумуляторов, когда большинство из нас даже не догадывается, как работают современные аккумуляторы? – Элленшоу с улыбкой поглядел на девушку поверх очков. – Мы знаем, что вы отчаянно хотите внести свой вклад в поиски директора и остальных. Мы знаем, как вы к нему относитесь, по, может быть, мы можем помочь и в другой области? Привлеките сюда побольше технарей, не только чокнутого Чарли с его чудилами.
– А почему подколки и подначки со стороны научных отделов не трогают вас так же, как со стороны прочих?
Нэнси встала и улыбнулась:
– А вы не знаете? Мы относимся к вам так же, как вы – к директору Комптону. – Она забрала папку и двинулась прочь.
Элленшоу понимал, что она права. Надо не путаться тут у всех под ногами, дать технарям заняться делом с помощью аналитических методов. Он поглядел на часы. Может, инженерный корпус уже освободился от инспекции скальных пластов комплекса на предмет безопасности?
Окинув взглядом свой прилежный отдел, профессор встал, отчего полы его белого халата погрузились в грязную воду футовой глубины. И когда он уже сделал шаг вперед, чтобы объявить своей команде о приостановке поисков, его стопа соприкоснулась с чем-то двигавшимся по полу хранилища. Закатав свой уже мокрый рукав, он сунул руку в воду и вытащил предмет. Это оказался кусочек окаменевшего каучука. Профессор вертел его в руках, пока не опознал: это часть внешней оболочки одного из аккумуляторов, некогда размещавшихся в нижней части корпуса. Поглядев на столы перед собой, он увидел все, что осталось от трехсот батарей. По большей части огонь и взрыв обратили их в обугленные затвердевшие комья.
– Жаль того, кто изобрел подобные аккумуляторы за годы до эпохи электроэнергии. Ну просто жаль, – бормотал он, кладя оплавленный, чадный кусочек на стол.
– Не только это, каучук в те времена раздобыть было трудно. Должно быть, она из Юго-Восточной Азии, с плантации в Голландском Индокитае, э-э… гм, Вьетнаме, – заметила молодой техник, кладя папку «Левиафана» рядом с резинкой.
Как только смысл слов дошел до сознания, Элленшоу буквально оцепенел. Плантации? Он бросился к столу и схватил папку, обрызгав девушку грязной водой.
– Должно быть, эти батареи были сконструированы задолго до постройки лодки, как вы думаете? – спросил он, торопливо перелистывая открытую папку, и, пока он читал выдержки из отчета, его седые волосы зашевелились.
– Пожалуй… а вы что думаете?
– Я думаю, что для экспериментов и исследований должны были заказать огромное количество каучука, не считая ушедшего на их изготовление. – Он опустил папку. – Тут этого нет. – Он в глубокой задумчивости уставился в дальнюю стену.
– Чего там нет? – поинтересовалась девушка, подходя и останавливаясь рядом.
– Анализа корпусов аккумуляторов.
– Вы имеете в виду эбонит?
– Да. – Взгляд Элленшоу блуждал по внутренностям ячейки, ни на чем не задерживаясь.
Криптозоолог подошел к куску горелой резины и провел тонкими пальцами по ее грубой поверхности.
– На исследование и изготовление многих-многих батарей, установленных на судне, ушло несколько тонн каучука-сырца. Я уверен, это же так очевидно. – Он наконец посмотрел на свою ассистентку. – Прослеживаемый каучук, – и он впервые улыбнулся.
– Сомневаюсь, что вы сможете отследить каучук, профессор, – возразила она.
– Не каучук, мисс Птичья Песнь, – исследования и разработку, а также плантации, его производившие.
– Вы считаете, что можете проследить исследования и плантации настолько далеко в прошлое?
– На одно вы всегда можете рассчитывать – это на факт, что компании и университеты мира нуждаются в данных: отчетах о ходе работ, чтобы отчитаться за потраченные средства, а эти отчеты приходится подшивать.
– Но это было так давно…
Элленшоу не слышал ее слов, пулей вылетев из хранилища и скрывшись без следа.
Совещание в главном конференц-зале на седьмом уровне началось вовремя.
– Пока мы не начали: я тут краем уха слышал несколько разговоров о похищении наших работников. С этим надо кончать. Может, многим это покажется бездушным, но подобный настрой мыслей будет нам препятствовать и сбивать с пути. Он заставит вас стараться чересчур усердно, гнать побыстрей и, поверьте, все испортить. А теперь начнем.
Пит кивнул Уиллу Менденхоллу, повернувшемуся и открывшему дверь трем женщинам. Те, войдя в конференц-зал с двумя большими пластиковыми контейнерами, поставили их на стол для совещаний.
– Это профессор Анжела Варгас из отдела физики и ядерной энергетики. Она руководит делами в отсутствие Вирджинии, – пояснил Пит.
Когда молодая женщина-физик извлекла из первого ящика какой-то материал, Джек впервые заметил, что Чарльз Хиндершот Элленшоу III отсутствует: он так и не вернулся из выгоревшего хранилища. Кроме него, на встрече недоставало и доктора Джина Роббинса. Коллинзу оставалось надеяться, что оба где-то заняты собственными делами.
– Это защитный комбинезон нападавших, снятый с одного из трупов – жертв лейтенанта Макинтайр, – сообщила Варгас, сверившись со своими записями.
Эверетт украдкой бросил взгляд на Джека, но тот держался стоически и бровью не повел ни при упоминании имени Сары, ни при вести, что она убила одного из налетчиков.
– На первый взгляд он показался нам стандартным для спецназовского снаряжения, пока мы не положили его под электронный микроскоп согласно приказу доктора Голдинга заглянуть под каждый камень. Что ж, он оказался прав. – Она передала черный комбинезон Джеку. Тот не отреагировал на засохшую кровь. – Полковник, пощупайте материал. Каково ваше мнение?
– На ощупь как стандартная модель, может быть, с добавкой кевлара, то, что мы называли бы «Номекс IIIA».
– Очень хорошо, полковник, однако вы заблуждаетесь. Не номекс, не полиэстер и не кевларовая нить. – Она оглядела зал, выдержав паузу для пущего эффекта. – Это водоросли.
Начальники отделов загомонили, разглядывая материал.
– Совершенно верно, Callophycus serratus, очень редкие, очень дорогие. Эти водоросли также славятся тем, что убивают раковые клетки. Следовательно, если у кого-то такая уйма этих водорослей, что из них делают одежду, то у них на дне океана должна иметься богатая ферма неведомых размеров.
– Где эти водоросли обнаружены, профессор? – спросил Джек. И он, и многие другие лихорадочно делали пометки в блокнотах.
– Два известных района их распространения расположены рядом с Фиджи, а самый крупный – близ Папуа – Новой Гвинеи. Остальных водорослей в мире не хватит, чтобы соорудить бикини, не говоря уж о том, чтобы нарядить шайку пиратов.
– Очень хорошо, отличное начало, профессор. Что у нас есть еще? – поинтересовался Пит.
– Это, – она положила на стол диковинное оружие – короткое, выглядящее мощным, угольно-черное.
Карл Эверетт тотчас выпрямился, вглядываясь в оружие, которое профессор Варгас держала столь небрежно. Когда же она вдруг швырнула оружие ему, Карл поймал его обеими руками. Потом брови у него полезли на лоб, и он встал на ноги. Весь автомат, вкупе с магазином, весил не более трех фунтов.
– Оно легкое, слишком легкое, чтобы быть настоящим, – отметил Карл, передавая оружие Джеку.
– И не без причины, капитан. Оно сделано не из стали. Поверьте, когда я говорю, что ни один оружейник в мире ни разу не видел ничего подобного. Я сама постреляла из него в тире. Оно компактное и предельно точное.
– Ладно, вы нас удивили, профессор. Из чего оно сделано?
– Нам известно только, что это какой-то полимер. Пластик, по не похожий ни на один известный нам. Чтобы взломать его кристаллическую решетку для анализа, уйдут месяцы. Однако самое удивительное в новом оружии – отнюдь не новый пластик, а характеристики материала. Впервые в истории кто-то изобрел биоразрушимый пластик, распадающийся под воздействием только природных факторов за пятнадцать-двадцать лет после того, как его зароют в почву.
– Не может быть! – в один голос сказали сразу несколько человек.
– Наши эксперименты в климатроне задокументированы и доступны для просмотра, а также подтверждены «Европой». Так все записано, почитайте отчет. Мы не знаем, с кем имеем дело, но кто бы это ни был, он опередил нас в техническом отношении более чем на век.
В зале воцарилось молчание: все вникали в сказанное профессором. Надежды найти и остановить эту группу явно шли на убыль.
Оглянувшись на Джека, Карл встал:
– Я возвращаюсь к работе. За доктором Роббинсом надо присматривать.
Коллинз кивнул, и Эверетт покинул конференц-зал.
– Спасибо, профессор. Пожалуйста, проинформируйте меня, когда завершите испытания всех материалов, изъятых у наших нарушителей. – Пит потер лоб, стараясь расшевелить мозги, по слишком устал, чтобы думать. Снял свои очки с толстыми линзами и оглядел начальников отделов:
– Вас ждут задания. Некоторым отделам придется координировать действия с другими, с виду не имеющими с ними ровным счетом ничего общего. Рабочих рук у нас нехватка уже последние полтора месяца, и в ближайшую пару дней ничего не изменится. Мы обратились к бывшим членам группы, чтобы заполнить вакансии, но на это уйдет какое-то время. Спасибо. Встретимся снова, когда мы…
В этот миг двери распахнулись, и в зал вступил Элленшоу, демонстративно приподняв стопку бумаг и несколько компакт-дисков, держа все это обеими руками. И кивнул Питу в знак того, что располагает новостями.
Пит в ответ кивнул Элленшоу, а тот по очереди передал несколько дисков технику, обслуживающему аудиовизуальную аппаратуру, и включил главный голографический аппарат. Проектор использовал систему микрораспылителей тумана в потолке, чтобы создать трехмерный эффект без нужды в экране, и четыре проектора озарили водяной туман с четырех сторон, обеспечивая голографический эффект.
– Нуте-с, вот у нас картинка из ячейки 298907, законсервированной для последующих исследований 9 октября 1983 года. Это архивная запись из ячейки до пожара. У нас есть подробные картинки и списки всего обнаруженного на этой субмарине. Доктор Голдинг поручил мне задачу разгрести бардак в ячейке, пока технари были заняты укреплением пострадавших уровней. У меня возникла довольно причудливая фантастическая теория касательно субмарины и ее происхождения, которую я хотел бы представить, что, впрочем, с моей стороны не в диковинку.
Человек с седыми всклокоченными волосами обвел взглядом сидящих за длинным столом. Его белый халат был перепачкан и запятнан грязной водой, заполнившей хранилище, а одна штанина была закатана почти до правого колена. Он улыбнулся и поднял свои серповидные очки на лоб, в буйные космы.
– Как вам, возможно, известно, мы немало дискутировали в прошлом об этом странном судне и его происхождении. Будучи таким старым, скажем так, оно просто-таки напрашивалось на сумасшедшие домыслы, скажу я вам. И номером один среди большинства гипотез – а ведь все знают, что я сторонник упомянутой гипотезы, – та, что на написание романа «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна вдохновил вот сей самый артефакт. И предположение, что это просто совпадение, настолько притянуто за уши, что явно не проходит. Однако в данный момент важно не это. А важнейшую роль играет вопрос, почему современный умалишенный хочет уничтожить штуковину лет ста пятидесяти от роду и вроде бы никому ровным счетом ничем не угрожающую?
Элленшоу кивнул моряку-лаборанту, и тот сменил голографический кадр.
– Спасибо, Смитти. Как видите, это ячейка в нынешнем виде: все выгорело, большинство предметов не поддаются опознанию. – Профессор взял свой блокнот, подошел к микротуману и указал на предметы, лежащие на полу: – Батареи обуглились и почти неузнаваемы, превратились в крупные комья прорезиненной грязи из-за внутренней теплопродукции высохшей в них кислоты. Верно? – Он оглядел конференц-зал, но за пеленой тумана не увидел ни одного лица.
– Профессор Элленшоу, вы не могли бы побыстрее? – теряя терпение, попросил Пит.
– Хорошо, ну, мы прочесали обломки и девять часов просматривали все это хозяйство под микроскопом. – Ссутулившись, он в отчаянии вскинул руки: – Ни черта, ни одной завалящей зацепочки. Мы не знали, почему уничтожить эту штуковину настолько важно. Мы были в тупике.
Пит буровил его нетерпеливым взглядом.
– Но это не был тупик. – Профессор снова указал на аккумуляторные батареи: – Это то, что мы называем композитным материалом, состоящим в основном из каучука и графита. Во времена, когда, по нашему мнению, построена субмарина, натуральный каучук использовался повсеместно, а вот графит – нет. Это простое вещество на базе углерода, которое мы некогда использовали в карандашах, а сегодня используем в качестве электродов батарей. Мы знаем, что для постройки системы батарей, применявшейся на «Левиафане», потребовалось более тонны этого композитного материала. – Он улыбнулся. – С помощью «Европы» я смог отследить крупную партию графита и даже более крупную партию каучука с малайской плантации в 1837 году, закупленную через технический факультет университета Осло. На это ушло несколько часов, но «Европа» в конце концов откопала имя профессора, причастного к этому, – Франсис Н. Эрталль.
– Ладно, и куда это нас ведет? – осведомился Пит.
– Наш славный профессор не был, что называется, нормальным инженером; он был богат сверх всякой меры и университетскими лабораториями пользовался только из соображений безопасности. Его основной технической специализацией было судостроение, а сверх того, у него имелись ученые степени по биологии.
Пит замолк, усваивая эти сведения. Надув губы, он рассматривал голограмму, продолжая недоумевать все по тому же поводу: зачем кому-то понадобилось уничтожать ячейку ради сокрытия личности стопятидесятилетнего профессора?
– «Европа» это проверила? – спросила Лиз Патрик из технического отдела.
– Несомненно. Я уже передал результаты своего запроса доктору Роббинсу для дальнейших исследований.
– Еще что-нибудь есть, Чарли?
– Еще одно. Мы нашли в документах кое-что вызывавшее интерес лишь после выяснения места назначения этих больших партий. Морские желуди, обнаруженные на корпусе субмарины в 1967 году, представляли смесь видов ракообразных. Однако большинство из них родом из окрестностей южной цепочки Марианских островов, в частности Гуама. Cirripedia acrothoracica – новый вид усоногих раков, открытый лишь недавно, свойственный только этому району и этим островам.
Лаборант вновь сменил картинку по кивку Элленшоу. На голограмме появилась карта юга Тихого океана. Элленшоу снова ступил в облако тумана, извлек из нагрудного кармана лазерную указку и нацелил ее на Папуа – Новую Гвинею.
– Итак, мне дали отчет по водорослям чуть раньше, и если меня проинформировали правильно, эти водоросли, использованные для производства одежды плохих ребят, взяты отсюда, верно?
Джек внимательно вглядывался в карту, понимая, куда клонит Элленшоу. В ответ на вопрос Чарли Пит Голдинг кивнул.
Тогда Элленшоу провел лазерным лучиком от Новой Гвинеи на север к Гуаму, а затем резко к югу, к южной цепи тех же островов. Фигура сложилась в продолговатый треугольник.
– Осмелюсь сказать, предположение смелое, но как раз в этом криптокоманда и знает толк – в умении делать глупые ставки на проигранные дела.
– Погодите, а третья-то вершина что означает? – вставил Пит.
– Остров на южной оконечности Марианского архипелага принадлежал очень богатому семейству из Норвегии – Эрталлям.
– Вы говорите, что люди, которых мы ищем – или, по крайней мере, их предок, – частенько навещали этот регион? – уточнил Пит, снимая очки.
– Нет, я говорю, что это, более чем вероятно, и есть их логово – а точнее, было их логовом. Вдобавок вы можете спросить, как могло подобное судно бороздить воды в шестидесятых годах девятнадцатого века и обнаруживать себя более часто. Так ему и не приходилось – по крайней мере, в морях с оживленным судоходством близ индустриализованных наций. Ему пришлось бы базироваться в регионе, где суда практически не ходят, и есть ли для этого место лучше Марианского архипелага?
– Док, по-моему, вы в чем-то правы. Нутром чую, все сказанное вами не лишено смысла… в вашей, как всегда, чудной интерпретации фактов. Во всяком случае, документальные свидетельства дают нам хотя бы отправную точку.
Элленшоу поглядел на полковника Коллинза, взглядом и кивком поблагодарив за поддержку его гипотезы.
– Ладно, хорошая работа, Чарли, будем плясать от того, что имеем. А теперь посмотрим, что Бэгман и Робин могут сделать с «Европой» и вашей новой информацией.
Когда начальники отделов разошлись, Коллинз задержался. Поглядел на Элленшоу, потом на усталого Голдинга.
– Пит, ты вообще отдыхаешь? – Джек смотрел собеседнику в глаза – прекрасного голубого цвета, когда их не скрывают очки.
– Нет… но отдохну.
– Ты ведь знаешь, кто диверсант, правда, Пит? – спросил Джек. При этой реплике Элленшоу, собиравший свои бумаги, замер, выудил из них распечатку и застыл в ожидании.
Голдинг прикусил губу, повернул голову, чтобы поглядеть на собственную груду записок и материалов, и начал неспешно их собирать.
– Да, полагаю, да. Я хотел собрать побольше доказательств, потому что все, каким я располагаю сейчас, в лучшем случае лишь косвенные.
– Пит, на Теда Банди[9]9
Теодор «Тед» Банди (1946 1989) – знаменитый серийный убийца, прозванный «нейлоновым убийцей».
[Закрыть] располагали лишь косвенными уликами, но тем не менее известно, кто он и что сделал, – возразил Джек. – Кто бы это ни был, безнаказанно рыскать ему по комплексу мы позволить не можем. Этот тип повинен в гибели наших людей и похищении наших друзей.
Пит смиренно уронил бумаги обратно на стол и повернулся к Коллинзу и Элленшоу спиной.
– Кто, док? – упорствовал Джек, почти боясь услышать ответ.
– По крайней мере, сейчас комплекс, полагаю, в безопасности. Человека, которого я подозреваю, здесь уже нет.
Коллинз закрыл глаза, чтобы не видеть губ Пита, произносящих эти слова.
– Это Вирджиния, разрази Господь ее душу, Вирджиния Поллок устроила диверсию в хранилище и пыталась убить «Европу», впустив этих зверей в наш дом.
Коллинз был потрясен. Как только до каждого дошла эта информация, испоганившая все добрые мысли, в конференц-зале будто стало нечем больше дышать.
Сознание Джека отказывалось перекинуть мостик между этим именем и хладнокровным убийством.
– Во время обоих отказов «Европы» Вирджиния была единственной особой, находившейся в онлайне. Профессор Элленшоу подтвердил мои подозрения, упомянув фамилию «Эрталль». Одновременно с компьютерной атакой на «Европу» Вирджиния прокручивала на компьютере несколько запросов.
– Все равно не верится, – произнес Джек, просматривая компьютерный протокол авторизации.
Я все равно не хотел бы вытаскивать это на свет, потому что в суде это отвергли бы как вину по ассоциации, – промолвил Элленшоу, снимая очки и потирая глаза. – А помимо этого факта, доктор Поллок мне искренне нравится. Она мне близкий друг.
– Чарли, умоляю, – поглядел Пит на криптозоолога.
– Я прогнал эту фамилию через базу данных «Европы», отыскивая какую-либо корреляцию с фамилией Эрталль и каким-либо из лиц, работающих в комплексе, просто чтобы ничего не упустить. – Он швырнул распечатку, и Джек подхватил ее. – Вот список выпускников Массачусетского технологического 1981 года.
Взглянув на список, Джек тут же увидел имена, которые искал: Александрия Эрталль, а несколько ниже – Вирджиния Поллок.
Больше сказать было нечего.
«Левиафан», в 100 милях от побережья Ньюфаундленда
Найлза, Сару, Алису, Ли, Фарбо и Вирджинию проводили в обеденный салон вскоре после полудня. Добираться туда пришлось на лифте и на эскалаторе, но при том они еще не видели и четверти огромного судна.
Ступив в капитанскую столовую, они были снова изумлены на сей раз произведениями искусства. Здесь находились оригинальные полотна Пикассо, Рембрандта и даже Ремингтона, представленного неизвестным оригиналом – не на темы Дикого Запада, а о моряках девятнадцатого века.
Длинный стол был уставлен фарфором, украшенным логотипом корабля – уже знакомым ~L~, а столовое серебро всех приборов без исключения относилось к шестнадцатому веку. Прямо к сути дела перешел Фарбо, взявший одну из четырех бутылок вина, стоявших во главе застеленного белоснежной скатертью стола, где, как он полагал, обычно сидит капитан, потому что только там стоял стул с высокой спинкой. Француз рассмотрел старую, облезающую этикетку на бутылке.
– Сотерн из Шато д'Икем, тысяча семьсот восемьдесят седьмой, – выдохнул он, побледнев почти как плат, и крайне бережно поставил бутылку на место.
– Что это, полковник? – полюбопытствовала Сара, переводя взгляд с Анри на четыре бутылки вина и обратно.
– Сара, моя дорогая юная особа, эти бутылки вина, ну… мягко говоря, они должны бы лежать в одной из ячеек хранилища вашей группы. Сотерн из Шато д'Икем 1787 года… В году 2006-м единственную бутылку этого вина продали с аукциона за девяносто семь тысяч ваших американских долларов. Считалось, что таких сохранилось не более двух штук, а тут стоят сразу четыре вот так запросто, чтобы подать к ленчу.
– Никогда не придавала вину такого значения. – Ли заковылял к столу, опираясь на трость.
– Дорогой сенатор Ли, позвольте представить это в перспективе, более близкой вашему сердцу. Виноград для этих бутылок был собран в том же году, когда Джордж Вашингтон стал вашим первым президентом.
– Что ж, вот и отдайте это ему; не вижу в вине ничего такого.
Тут в дальнем конце салона открылась дверь, и светловолосый мужчина, которого они видели в центре управления, вошел и тихонечко прикрыл две широкие створки. На нем был темно-синий китель и галстук. Первый помощник «Левиафана» улыбнулся и встал перед сотрудниками группы.
– Добрый день, – первым он протянул руку Фарбо. – Я первый помощник Джеймс Грейди Сэмюэльс, бывший моряк Военно-морского флота Ее Величества.
Фарбо поглядел на человека, сказавшего это с легким английским акцентом, а затем на протянутую руку. И наконец пожал ее.
– Полковник Анри Фарбо, полагаю, в прошлом офицер французской армии? – осведомился Сэмюэльс.
– Да, – ответил француз. – А это лейтенант Сара Макинтайр, – он положил ладонь Саре на талию, позволив ей обменяться с офицером рукопожатием.
– Я прекрасно знаю о мисс Макинтайр и ее послужном списке. Ваши труды во время инцидента в Аризоне два года назад и на Окинаве в прошлом году прекрасно известны нашему капитану.
Ничего не сказав, Сара уступила ему дорогу.
Любезный офицер шагнул вперед и улыбнулся Алисе:
– «Левиафан» весьма польщен вашим присутствием, миссис Гамильтон. Я столько слышал и читал о вас, что мне вы кажетесь давней знакомой. – Он взял ее за руку и поцеловал. Потом снова улыбнулся и передвинулся к Ли: – Сенатор Гаррисон Ли, я не посмею даже начинать говорить вам комплименты, ибо с вашим послужным списком нам попросту не удастся сесть за стол. Сенатор, герой войны, генерал Управления стратегических служб, директор группы «Событие» – это честь…
Не утруждайся, сыпок. Я своими ушами слышал твои приказы в оперативном центре. Ты уж меня прости, но я воздержусь от рукопожатия с убийцей. – Ли поднял взгляд с протянутой руки первого помощника на его глаза и отступил в сторону.
Сжав ладонь в кулак, Сэмюэльс на мгновенье отвел глаза в сторону, но не ответил на обвинения Ли. Зато с прежним энтузиазмом переместился к Вирджинии:
– Доктор Вирджиния Поллок, изобретатель модуля опреснителя во время работы в отделе электрических лодок «Дженерал Дайнэмикс». Это честь, мэм.
– Прошу прощения… мистер Сэмюэльс, так, да? Но я разделяю мнение сенатора. Я нахожу и вас, и ваши деяния отвратительными. Вы уронили благородное дело защиты экологии, как никогда, низко.
Вид у первого помощника был откровенно подавленный, когда он повернулся и наткнулся на Найлза Комптона:
– Директор Комптон, хотя вы, должно быть, разделяете мнение вашего заместителя и бывшего наставника, я хотел бы поблагодарить вас за присутствие на борту. В ответ на серьезные обвинения, выдвинутые против моего капитана и его экипажа, вы должны понять, что мы считаем, что находимся в состоянии войны, и ведем себя соответственно. Все заявления были сделаны заранее. Здесь не было никаких убийств, кроме уже совершенных странами мира против самой планеты, на которой они живут.
Найлз надул губы, потом кивнул, но не обмолвился ни словом. Он заметил в словах первого помощника легчайшее колебание, словно слова застревали у него в горле.
– Значит, теперь вы просветите нас, почему убили моих людей, а нас похитили из нашего комплекса? – спросил Найлз.
– На ваши вопросы ответит капитан. А покамест, пожалуйста, прошу всех присаживаться; хозяйка присоединится к нам очень скоро. Капитан решила, что заставить вас есть свой ленч в каютах было бы нарушением флотского этикета.
Моряк едва договорил, когда в помещении зазвучал скрытый динамик:
– Внимание, приказы аппарата капитана! Мы получили подтверждение, что корректирующие меры, предпринятые на юге Мексиканского залива и в Северном море, проведены успешно. Однако им сопутствовали многочисленные жертвы. Капитан приказывает провести молебен по погибшим в двадцать ноль-ноль в часовне. Присутствие представителей каждого подразделения лодки обязательно. Спасибо.
В комнате воцарилось безмолвие, а первый помощник молча жестом пригласил гостей садиться.
Ли уже хотел было что-то сказать, когда Алиса медленно покачала головой, как бы говоря, чтобы он попридержал готовые сорваться с языка оскорбления или обвинения.
Двери распахнулись, и вошедшие стюарды начали разливать вино и воду по бокалам. Сэмюэльс кивнул и принялся раскладывать салфетку на коленях, усевшись за стол напротив пустующего капитанского стула. Он ждал.
Прежде чем персонал группы понял, что происходит, в комнату вошли два человека, оглядели их, а затем широко распахнули двойной люк. И оттуда, приковав всеобщие взоры, в салон ступила темная фигура, облаченная в блестящие темно-синие брюки и темно-синюю же водолазку с длинными рукавами под кителем того же цвета, обшитым золотым галуном.
Увидев капитана «Левиафана» впервые, Найлз вскочил на ноги. Вряд ли надо говорить, что он лишился речи.
Женщина оказалась высокой и ослепительно красивой. Ее черные как вороново крыло волосы плавно ниспадали с левого уха. Глаза, поражающие сияющей синевой, оглядели каждого гостя по очереди, прежде чем она продолжила путь, остановившись по левую руку от своего стула с высокой спинкой во главе длинного стола.
– Леди и джентльмены группы «Событие», позвольте представить вам капитана Александрию Оливию Эрталль.
Высокая женщина отвесила полупоклон; одежда ее в свете огней салона искрилась. Она снова оглядела каждого из гостей по очереди. И тогда впервые улыбнулась.
– Добро пожаловать на борт моего судна «Левиафан», – негромко произнесла Александрия, качнув головой. Как только она выпрямилась, один из дюжих мужчин, сопровождавших ее, отодвинул для нее стул, и она села – неспешно и аккуратно, одновременно беря льняную салфетку с монограммой и кладя ее на колени.
– Должен признаться, ваше судно – просто чудо… по крайней мере, в тех отсеках, которые мы видели, – сказал Найлз, отхлебнув воды из бокала.
Прикрыв глаза, капитан коротко кивнула в направлении Найлза и подняла свой бокал белого вина.
– Леди и джентльмены, за землю и ее многообразные удивительные биологические виды.
Найлз перевел взгляд с капитана Эрталль на собственных людей и покачал головой. Бокал, чтобы присоединиться к тосту, взял только Фарбо:
– Всенепременно! Я не упущу шанс отведать этого чудесного вина.
Александрия Эрталль пригубила из бокала, устремив свой магнетический синий взор на Анри Фарбо.
– Полковник, понравилось ли вам вино? – поинтересовалась она, поставив бокал, тщательно избегая чем-либо выказать, что хоть на йоту уязвлена реакцией Комптона и остальных.
– Да, но еще более я поражен, что оно не обратилось в уксус.
– Оно найдено в среде, не допускающей подобного.
– И где же это, капитан? – полюбопытствовала Сара, вдыхая букет вина из собственного бокала.
– На глубине двух с половиной миль в Атлантическом океане, лейтенант Макинтайр, в винном погребе шеф-повара на борту лайнера «Титаник». Оно никем не использовалось, а мы пару лет назад оказались в тех краях, вот и подняли его с глубины. Обычно я гробокопательством не занимаюсь, но бросить столь великолепное вино – чуть ли не преступление.
Двери снова распахнулись, и стюарды внесли салаты, поставив их перед каждым.
– Полагаю, овощи придутся вам по вкусу. Они выращены на борту «Левиафана» в нашей гидропонной оранжерее, которую вы еще увидите во время своего турне. На самом деле они выращены в течение одних суток.
– Генетика? – уточнил Найлз, воззрившись в собственную тарелку.
– Нет, доктор Комптон, низковольтный ток и удобрение из кораллов, всё из моря – вообще-то очень просто.
Все взялись за салат. Найлз посматривал на капитана, даже не попытавшейся притронуться к своей тарелке. Однако она взяла что-то у старшего стюарда и проглотила, запив глотком воды.
– Капитан, я заметил, что, когда ваше судно разгоняется, это практически не сопровождается вибрацией, а звука двигателя так и вовсе не слышно. Позвольте полюбопытствовать, каким источником энергии вы пользуетесь? – задал вопрос Фарбо.
– Конечно, мы хотим быть как можно более открытыми, полковник. – Отвечая на вопрос, она в упор смотрела на Вирджинию. Взгляды их надолго встретились, но доктор Поллок так и не отвела глаз. – Мы хотим, чтобы вы узнали все, что пожелаете. «Левиафан» использует атомную силовую установку, как и всякая субмарина во флоте крупнейших держав мира. В качестве привода мы используем теплодинамический двигатель, или ТДД. Мы используем перегретый пар из ядра реактора, прогоняя его через ряд насосов, смешивая с водородом и веществом вроде пищевой соды, тем самым получая паровой двигатель – экологически дружественный и вполне обеспечивающий движение «Левиафана».