Текст книги "Богоматерь лесов"

Автор книги: Дэвид Гутерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Отец Батлер, – произнесла она как во сне, – добро пожаловать, мир вам.

– А вы, должно быть, та самая девушка, о которой мы слышали и читали в газетах.

– Отец Батлер, – повторила Энн, – я рада, что вы здесь. Меня зовут Энн Холмс. Пожалуйста, проходите и присаживайтесь. Вы тоже, отец Коллинз.

Отец Батлер немного растерялся.

– Вы чрезвычайно любезны, – сказал он. – Я уж и не припомню, когда меня в последний раз приглашали в подобный фургон. Здесь все так… рационально устроено… Как вы считаете, уместно ли здесь слово «рационально»?

– Немцы, – сказала Кэролин. – Lebensraum. Жизненное пространство.

Священники уселись за откидной столик, и теперь все четверо напоминали компанию подростков, распивающих содовую в кафе. От отца Батлера пахло чем-то вполне земным – то ли ивовыми листьями, то ли трубочным табаком, Кэролин не могла определить, чем именно. А может быть, это был просто лосьон после бритья.

– Тепло, светло и мухи не кусают, – сказал он.

– Да, здесь уютно, – согласилась Кэролин. – Кому-то уютно, кому-то тесно – зависит от точки зрения. Стакан наполовину пуст или наполовину полон. Кстати, надеюсь, никто из вас не заразится от Энн гриппом. Может быть, открыть окно?

– Нет необходимости, – ответил отец Батлер. – В Новой Гвинее я ежедневно работал среди больных, но Господь помогал мне пребывать в добром здравии. Должен сказать, что, когда бы я ни отправлялся в страны третьего мира, Господь всегда хранил меня. Помню, как мне пришлось работать в Попондетте, недалеко от Порт-Моресби. Несмотря на то что там свирепствовали тиф, малярия и всевозможные виды тропической лихорадки, я чувствовал себя просто прекрасно, ел простую пищу, ложился спать на закате, вставал с рассветом, играл в футбол и бадминтон, и никакая хворь меня не брала.

– Вы счастливчик, – заметила Кэролин. – Не то что я. Стоит мне услышать, что кто-то заболел, и я тут же слягу. Или скажете, что вам было плохо на прошлой неделе, и у меня сразу же возникнет ощущение, что я серьезно больна.

– Ого, – сказал отец Батлер, – да у вас ипохондрия. Хотя в данный момент вы выглядите вполне здоровой, мисс Грир. Должен отметить, для человека, который оказался в гуще подобных событий, вы держитесь очень неплохо. Для того, кто имеет столь непосредственное отношение к этим, прошу прощения, предполагаемым видениям. Да еще живет в таком, с позволения сказать, тесном помещении с не вполне здоровой подругой. Это напомнило мне службу на флоте. Там нам приходилось спать на койках по очереди.

– Предполагаемые или нет, – пожала плечами Кэролин, – зачем трепать себе нервы?

– Самообладание, достойное всяческого восхищения, – сказал отец Батлер. – Оно отличает мучеников, которые знают, что им предстоит встреча с Господом.

– Я не из их числа.

– И тем не менее вы идете на определенные жертвы, мисс Грир. Вы могли бы избежать этих хлопот. А вы так самоотверженно помогаете Энн. Как подруга и наперсница.

Кэролин принялась теребить апельсиновую кожуру, отдирая внутренний белый слой. Ей показалось, что отец Батлер видит ее насквозь. С другой стороны, откуда ему знать, что под его досточтимым задом находятся четыреста сорок пять долларов, которые она умыкнула у его братьев-католиков. Прошлой ночью, поплотней задернув занавески, она методично пересчитала все мелкие купюры, которые благородно пожертвовали последователи Энн, и спрятала б о льшую часть денег в пустом резервуаре неиспользуемого биотуалета, прямо под той самой скамьей, на которой восседал отец Батлер.

– Вам виднее, – сказала она.

Отец Батлер улыбнулся, развернул носовой платок и принялся протирать очки. Он делал это невыносимо медленно, дыша на стекла и время от времени поднося очки к свету, чтобы критически оценить плоды своих трудов.

– Известно вам это или нет, – сказал он, обращаясь к Энн, – но ежегодно только в этой стране делается значительное количество – порядка сотен – заявлений, касающихся Пресвятой Девы: фермер увидел ее лицо на свеже-выкопанной картофелине, тестомесу из пиццерии в городе Сиракьюз привиделся ее силуэт в изгибах корки. Но все это частности, и меня они не интересуют. Остриженная овечья шерсть, коровьи лепешки, сугробы, дети, страдающие эпилепсией, странствующие евангелисты, припадочные монахини, сбежавшие из дому подростки, пристрастившиеся к марихуане, – выбор богатый. Подобным заявлениям нет числа, они встречаются сплошь и рядом, – будьте уверены, не вы первая и не вы последняя. Такие истории стали настолько обычным делом, что в церковных кругах разговоры о них считаются общим местом. Я не стану сейчас называть имен, чтобы не уходить от темы, главная мысль заключается в том, что ваш опыт общения с Девой Марией, моя милая, ни в коей мере не является для Церкви чем-то новым и исключительным. Подобное происходило тысячи раз, и каждый раз кто-то вроде меня отправляется выяснять, в чем дело. Хотя, надо заметить, исключительность вашего случая состоит в том, что вам удалось привлечь к себе внимание куда более широкое, чем в большинстве подобных случаев. А события, получившие такой отклик, требуют скрупулезного расследования, чтобы выяснить истину относительно ваших притязаний. Церковь никогда не позволяет себе относиться к подобным заявлениям пренебрежительно и подходит к их рассмотрению со всей серьезностью.

В его голосе появились новые нотки: он звучал все более сурово и торжественно, что напомнило Кэролин о сожжении Жанны Д'Арк. Ее познания о религиозных гонениях были весьма скудными, но вполне возможно, речь шла именно об этом.

Отец Батлер оторвался от своих очков и посмотрел на Энн, которая молитвенно сложила руки и сказала:

– Задавайте же ваши вопросы, святой отец. Я рада, что все это вызвало у вас интерес. Спасибо вам.

– Я приветствую такое отношение.

– Я счастлива, что вы здесь.

– Возможно, некоторое время спустя ваше отношение изменится.

– Уверена, что этого не произойдет, – ответила Энн.

Отец Батлер вернулся к очкам и после тщательного итогового обследования наконец водрузил их на нос, где они выглядели чем-то чужеродным и делали его лицо еще более суровым.

– На ваше счастье, – сказал он, – я не психолог. Я не оперирую научными понятиями. Иначе я отделался бы от вас глазом не моргнув, попросту заявил бы, что в данном случае налицо бредовые фантазии. Подобное объяснение всегда наготове у тех, кто имеет дело с наукой. Но для священника все далеко не так просто и ясно. На самом деле нет ничего простого и ясного, Энн. Что представляет собой Божий промысел, в чем его суть? Как можно познать милосердного Господа? – Отец Батлер покачал головой, точно сокрушаясь об изначальной тщетности любых попыток метафизических изысканий. – Передо мной стоит невероятно серьезная и сложная задача. Как я могу решить, что истинно, а что нет?

– Не знаю, – ответила Энн.

– Мне не на что опереться, – сказал отец Батлер. – Это все равно что парить в пустоте.

Снаружи слышался гул толпы. Энн поплотнее укуталась одеялом. Она была безразличной и вялой и при этом горела в лихорадке. У нее в душе шевельнулось недоброе предчувствие. Она видела, что тон вступления встревожил и отца Коллинза. Он беспокойно ерзал и поглядывал на нее с тайным состраданием, точно говоря: «Он мне не друг, но ничего не поделаешь, так уж складываются обстоятельства». Энн заметила, что отец Батлер приподнял занавеску и выглянул наружу, делая вид, что ошеломлен происходящим. Однако на самом деле это была игра, и она поняла это сразу. В действительности он был проницательным и невозмутимым. Он уже приготовил для нее старую, испытанную ловушку: никто не может говорить с Богом, кроме самого Папы.

– Пока мы рассуждаем на отвлеченные темы, – сказал отец Батлер, – тысяча исполненных религиозного рвения паломников ждут вашего появления.

– Их больше тысячи, – возразила Кэролин. – И все это верующие люди.

Отец Батлер опустил занавеску.

– Верно, – сказал он, – больше тысячи. Я употребил слово «тысяча» метафорически. Так или иначе, мы здесь. Вновь размышляем об извечной притягательности образа Божией Матери. Притягательности, которую так удобно… эксплуатировать.

Он лучезарно улыбнулся Энн и поднял руки, точно проповедующий Иисус.

– Разумеется, – сказал он, – в своей работе мне приходилось сталкиваться с чудесами. Не всегда речь идет о проделках жуликов. И одно из таких чудес – это признание нашей Церковью того обстоятельства, что, поскольку Господь, могущественный и непостижимый, общался с людьми в прошлом, такое общение возможно и в будущем, через Его явление людям. То есть Он вполне может открыться внутреннему взору человека, такого как, скажем, Авраам или Моисей, а тот в свою очередь призван донести послание Господа до своего народа. Возможно, нечто подобное произошло и с вами. Такие откровения были одним из мощнейших средств Господа для связи с верующими, так сказать божественный прием, который, по мнению Церкви, может не ограничиваться только Богом, но распространяться и на Пресвятую Деву, что было засвидетельствовано в случае с Бернадеттой из Лурда, чьи видения Церковь считает заслуживающими доверия, с Лючией де Сантос и ее кузенами Джакинтой и Франческо Марто в Фатиме, со святой великомученицей Екатериной, с Мелани Кальва и Максаменом Жиро. Рассказы этих людей, Энн, были очень похожи на ваш, и все перечисленные случаи тщательно изучались, проверялись местными епархиальными комиссиями, утверждались облеченными надлежащими полномочиями епископами и в конечном счете были признаны Церковью заслуживающими доверия. Но эти случаи, моя милая, можно пересчитать по пальцам, а ведь расследовались тысячи таких происшествий; и тем не менее всякое бывает, а значит, есть необходимость в людях, которые, подобно мне, уполномочены вести такие дела.

– Значит, наши шансы невелики, – сказала Кэролин. – Все козыри у Церкви.

Отец Батлер сцепил пальцы.

– Козыри, – сказал он, – неподобающий образ. Лучше сказать, что последнее слово остается за Церковью, поскольку речь идет о сфере, которая в ее компетенции. Не забывайте, Церковь ведома Святым Духом.

– Да, решать должна Церковь, – согласилась Энн.

Отец Батлер попытался откинуться назад и вытянуться, но в фургоне было слишком тесно. Он напоминал крысу в мышиной норе или взрослого, который забрался в детский домик для игр.

– В этих вопросах, – пояснил он, – Церковь чрезвычайно осторожна. Она учитывает все обстоятельства и принимает взвешенные решения, стремясь избежать ошибок. Она всегда очень осмотрительна в конечных формулировках и подходит к вопросу распознавания весьма взыскательно. Каждый раз нам приходится определять, идет ли речь о случае, которым должны заниматься ученые-психологи, или о подлинном видении. Хотя остается и третий вариант: подобный эпизод может оказаться проделками сатаны. – Отец Батлер сделал паузу, явно для пущего драматизма. – Я догадываюсь, о чем вы сейчас думаете, – сказал он. – Что концепция сатаны… устарела. Ждете, что я начну разглагольствовать о дьяволе. Впрочем, смеяться над моей старомодностью – ваше право.

– Я не собираюсь смеяться, – покачала головой Энн.

– Кажется, его называют еще князем тьмы, – сказала Кэролин.

– Неважно, как мы его называем, – заметил отец Батлер. – Но вполне вероятно, что силы зла, определим их так, стремятся ввести нас в заблуждение, а значит, занимаясь расследованием, мы не должны сбрасывать со счетов и эту возможность. Алчность, тщеславие, стремление к личной выгоде – мы вольны называть эти злые силы по-разному, мисс Грир. Вы можете определить их сообразно вашим убеждениям. Как вам будет угодно или как диктуют обстоятельства. Люцифер имеет бесчисленное множество имен, но цель его ухищрений одна: разрушать, ниспровергать моральные устои, нести хаос и анархию и мостить дорогу для ада на земле.

– Великий обманщик, – сказала Кэролин. – Вы хотите сказать, что Дева Мария, которую видит Энн, на самом деле может оказаться замаскированным дьяволом?

– Я хочу сказать, – промолвил отец Батлер, – что это возможно. Что нельзя упускать из виду и такой вариант.

– Должна признаться, разговоры о дьяволе меня не слишком вдохновляют.

– Просто давайте не забывать о его существовании.

– Думаете, это пойдет нам на пользу?

– Наши основные усилия направлены на расследование в целом. В самом широком смысле, разумеется. И пока мы будем продвигаться вперед в других областях, можем временно позволить себе оставить в стороне вопрос о дьяволе.

– «Мы», – сказала Кэролин. – Вы изъясняетесь как коронованная особа.

– Я говорю не только о себе, – возразил отец Батлер. – Я имею в виду и отца Коллинза.

Отец Коллинз смущенно улыбнулся. Кэролин заметила, что ему хочется возразить, сказать что-то в свою защиту, отделить себя от отца Батлера, но в эту минуту раздался спасительный стук в дверь, и, распахнув ее, Кэролин увидела охранников-добровольцев в дождевиках и резиновых сапогах и женщину с волосами, укутанными полиэтиленом, которая стояла между ними как театральная прима между статистами.

– Я пришла, – сказала она, – от имени остальных, – с этими словами она вручила Кэролин клочок бумаги, на котором, как она пояснила, были изложены просьбы собравшихся. – Они хотят увидеть вас, Энн, – добавила она. – Вы должны их выслушать.

– Энн пора отправляться в лес, – отрезала Кэролин. – Пожалуйста, попросите их освободить дорогу, иначе мы не сможем пройти.

Она закрыла дверь, обернулась к священникам и решительно взяла мегафон.

– Видите, – сказала она, – как увлекательно. Сейчас мы отправимся в лес, на место тех самых видений. Но, возможно, вы откажетесь присоединиться к нам, чтобы не сложилось впечатление, что вы решили санкционировать происходящее?

– В данном случае впечатление роли не играет, – заметил отец Батлер. – Нас интересует суть. Для нас важна истина.

– Согласен, – отважился вставить отец Коллинз. – Нам нужна только истина.

– Смело! – фыркнула Кэролин.

Отец Батлер поднял руку:

– Как бы вы к нам ни относились, – сказал он, – нам хотелось бы продолжить беседу с Энн. Можем ли мы встретиться сегодня вечером? Скажем, часов в семь? Вам это удобно? В церкви отца Коллинза? В городе в семь часов?

– У нас впереди длинный день, – сказала Кэролин. – Давайте в девять.

Энн отбросила в сторону одеяло. По ее тонким рукам и выпирающим косточкам на запястьях было видно, как она истощена. Ее бледность стала пугающей.

– Отец Коллинз, – прохрипела она, – я прошу вас еще раз, я умоляю вас именем Пресвятой Девы: помогите мне построить церковь.

Они вышли в лес в одиннадцать тридцать – их задержали размеры толпы, и хотя Энн из-за болезни передвигалась с трудом, в лесу ей стало легче. Дорогу облегчало и то, что за ночь добровольцы расчистили тропу к месту видений. Энн шла, опираясь на Кэролин, которая держала в руке мегафон. Непосредственно за ними следовали два священника, далее шли четыре телохранителя, которые несли ведра с пожертвованиями, позади двигались пять тысяч паломников. К штатной охране шериф добавил трех безработных лесорубов, увеличив наличный контингент до девяти человек; кроме того, полицейский департамент выделил ему в помощь двух служебных собак – пару ленивых и толстых немецких овчарок – и полдюжины патрульных офицеров, отглаженная форма и широкополые шляпы которых придавали им отдаленное сходство со служащими канадской конной полиции. В лесной чаще их начищенные ботинки выглядели до крайности нелепо. Очень быстро все они промочили ноги.

Фотографы рвались вперед, пытаясь занять выгодную позицию для съемки, но запечатлеть на снимке размеры толпы мешали деревья. Телохранители делали все, чтобы отрезать путь журналистам, и все же одному из них удалось подобраться к Энн и спросить:

– Скажите, у вас есть веб-сайт или адрес электронной почты?

– Да, у нас есть сайт, – не моргнув глазом, ответила Кэролин. – Пишите. Энн Норт-Форк точка ком. Всё в одно слово. Энн через два «н». Регистр не имеет значения. Там вы найдете адрес электронной почты. Присылайте свои вопросы, мы с вами свяжемся.

– Мне кажется, вы лжете.

– Да, я действительно лгу.

– Не могу ли я задать пару вопросов прямо сейчас?

– Думаю, сейчас не лучший момент.

– Ваше отношение к происходящему? – обратился он к Энн.

– Сейчас в самом деле не время для разговоров.

– Предполагали ли вы, что соберется такая огромная толпа?

– Она не отвечает на вопросы, сэр, – отрезала Кэролин.

– Кто вы?

– Кэролин Грир. Ее представитель.

– Представитель?

– Что вас так удивило?

– Мисс Холмс, эта женщина действительно ваш представитель?

– Да.

– Оставьте мне свою визитку, – сказала Кэролин.

Бревно, переброшенное через Сковородный ручей, лежало на прежнем месте, но теперь необходимость в нем отпала. В пятидесяти ярдах ниже по течению кто-то соорудил мост. Он был сделан из толстых брусьев, на которые были набиты шершавые поперечины, и имел не только перила, но и фанерные пандусы для инвалидных колясок. На берегу ручья перед мостом паломников поджидали двое мужчин. Один их них был в зеленой шерстяной куртке, какие носят лесные объездчики, на другом был плащ из шотландки. Сунув руки в карманы, они наблюдали за приближением процессии.

– Мое почтение, – сказал тот, что был в плаще из шотландки. – Меня зовут Ричард Дивайн. Я из Лесозаготовительной компании Стинсона. А это Ричард Олсен.

– Значит, вас обоих зовут Ричард, – подытожила Кэролин.

– Простите, с кем имеем честь говорить?

– Кэролин Грир.

– Насколько мы понимаем, рядом с вами ваша подруга, у которой бывают видения?

– Может, и так, – сказала Кэролин.

Телохранители Энн безмолвно и грозно сделали шаг вперед. Заметив это, Ричард Дивайн раздраженно потер висок. У него были жесты аристократа, а его рука у виска, хоть и испещренная старческой гречкой, выглядела изящной и ухоженной.

– Понимаю, – кивнул он. – И вы привели с собой толпу. Что-то вроде средневекового войска.

– Вы очень наблюдательны, – сказала Кэролин. – Хотя не заметить пять тысяч человек довольно трудно.

Другой Ричард, жизнерадостный и коренастый, лет тридцати на вид, – Кэролин подумала, что лысина от самого лба и полукруг рыжих волос делают его похожим на монаха нищенствующего ордена, – вытащил из кармана куртки аккуратно сложенную карту и не спеша принялся ее разворачивать.

– Это, – сказал он, – карта владений компании. Она проверена представителями округа и согласована с местной администрацией. Думаю, вам будет небезынтересно взглянуть.

Тем временем паломники ринулись брать ручей приступом: кто-то переходил его по бревну, другие прыгали по камням. Ричард Дивайн наблюдал за ними с горькой усмешкой.

– Боюсь, они вторгаются в наши владения, – заметил он, поморщившись.

– Это видно по карте, – подтвердил Ричард Олсен. – Земля по ту сторону ручья принадлежит Стинсонам.

– В принципе мы не имеем ничего против, – сказал Ричард Дивайн. – Но такой толпы хватит, чтобы заполнить футбольный стадион. К тому же вы проложили через наши владения тропу. Вы нанесли серьезный ущерб подлеску и оставили горы мусора.

– Насколько я понимаю, – сказала Кэролин, – проблема в том, что мы оставили в лесу немного мусора и чуточку вытоптали подлесок. Обещаю, что мы немедленно уберем весь мусор и создадим комиссию для поддержания порядка на вашей территории. К тому же теперь, когда у нас есть тропа, мы больше не будем портить подлесок. Мы назначим специальных наблюдателей, и они будут следить, чтобы никто не сходил с тропы.

– Но вы устраиваете в лесу религиозные собрания. Ваши люди разбредаются во все стороны, расхаживают по лесу и при этом наносят ему колоссальный ущерб.

– Непоправимый ущерб, – сказал Ричард Дивайн. – Мы осмотрели территорию сегодня утром. Для нас это равносильно разорению. Нарушен поверхностный слой почвы, уничтожено огромное количество растений. К тому же весьма остро стоит проблема нечистот. Мы не уверены, что наш лес оправится от подобного нашествия.

– Но речь идет о совсем небольшой территории, – сказала Кэролин. – Ваши владения наверняка составляют десятки миллиардов акров. Почему бы не уступить пару акров Деве Марии?

– Мы говорим об экосистеме, – объяснил Ричард Олсен. – В ней одно соседствует с другим. Все взаимосвязано и взаимозависимо. Пара акров может вызвать волновой эффект.

– Избавьте меня от подробностей, – сказала Кэролин. – В конце концов, вы лесозаготовительная компания, а не «Сьерра-клаб». На самом деле вас волнуют только потери древесины, так что нечего разводить болтовню об экосистеме и окружающей среде.

– Наша компания стремится получать прибыль, – сказал Ричард Олсен, – но само по себе это еще не является злом. Мы распоряжаемся этой землей и стараемся беречь ее.

– Беречь? – переспросила Кэролин. – Насколько мне известно, на совести вашей компании самые грандиозные и опустошительные вырубки в этом штате. Об этом вы предпочитаете помалкивать. Но сверху видно всё. Любой, кто пролетает над этим лесом на самолете, видит, что вы творите. На месте бывших лесов благодаря вам теперь расстилается пустыня. Настоящий Вьетнам после ковровых бомбардировок. Просто слезы на глаза наворачиваются. Если вы заботитесь о бережном отношении к лесу, то я Джулия Робертс. Это что-то новенькое. Война – это мир. Свобода – это рабство. Стинсон печется о благе леса. Я больше не желаю слушать ваши лживые и лицемерные заявления.

Ричард Дивайн снова потер виски, словно у него начинался приступ мигрени.

– Прошу вас, – сказал он, – давайте не отклоняться от темы. Сейчас мы обсуждаем один-единственный вопрос; нарушение границы наших владений. Все просто и ясно.

– С вашей точки зрения просто, – сказала Кэролин. – Кстати, а где свора ваших адвокатов? Прячется за деревьями?

– Нам не нужны адвокаты, – сказал Ричард Олсен. – Нам нужен здравый смысл. И спокойствие.

Кэролин подняла мегафон:

– Передайте тем, кто идет сзади! – обратилась она к паломникам. – Мы делаем небольшую остановку! Остановка на десять минут! Передайте дальше!

– Приятно слышать, – сказал Ричард Дивайн, – что, по вашему мнению, мы можем решить эту проблему всего за десять минут.

– Мы решим ее в два счета, – отрезала Кэролин, – потому что я отлично знаю язык, на котором вы говорите. И этот язык – деньги.

– Мы хотим обсудить всего один вопрос: нарушение границы наших владений, – сказал Дивайн. – Впрочем, не совсем так. Мы не собираемся это обсуждать. Мы просим вас не делать этого.

– Вы просите нас не делать этого, потому что боитесь потенциального ущерба. Но ведь ущерб всегда можно компенсировать, верно? Выложить, так сказать, деньги на бочку? Сделаем так: мои люди встретятся с вашими людьми, и мы обо всем договоримся. Но сейчас мы уже здесь. И едва ли кто-то захочет вернуться домой. Все они пришли сюда, потому что Пресвятая Дева решила открыться людям на вашей земле. Можете ли вы игнорировать это обстоятельство? Тот факт, что Матерь Божия оказала честь именно вашей собственности? Не кажется ли вам, что по сравнению с этим чудом вопрос о нарушении границы владений столь мелок, что неловко даже говорить об этом? Будьте реалистом. За моей спиной стоят пять тысяч человек, преисполненных решимости перейти этот ручей.

– Я прекрасно вас понимаю, – сказал Ричард Дивайн. – И тем не менее прошу не вторгаться в пределы наших владений. Я уверен, что с помощью мегафона вы сумеете убедить своих последователей не нарушать закон штата, который запрещает подобное вторжение. В конце концов, мы имеем дело с верующими людьми, а не с хулиганами или бесчинствующей толпой.

– Ну и ну! – возмутилась Кэролин. – Просто в голове не укладывается! Вы что, не слышали, что я сказала? Вы явно стремитесь к конфликту. Что ж, подойдем к делу иначе. Извините, но мне придется начать все сначала. Держу пари, в кармане вашего умопомрачительного плаща найдется маленький, изящный сотовый телефон, и я не сомневаюсь, что, нажав всего одну кнопку, вы можете связаться с генеральным директором или вице-президентом, который ведает нарушением границ владений, или с отделом, который выдает разрешения на подобное вторжение, или еще не знаю с кем, кто принимает соответствующие решения, и я хочу, чтобы, соединившись с этим человеком, вы позволили мне поговорить с ним.

– Решение уже принято. Мне некому звонить. Разве что шерифу.

Кэролин улыбнулась:

– Хотите поговорить с шерифом? Нет ничего проще. – Она зло сверкнула глазами и поднесла ко рту мегафон: – Шериф Рэндольф Нельсон, – сказала она, – вызываем шерифа Рэндольфа Нельсона.

Она опустила мегафон и небрежно пожала плечами:

– Видите ли, без шерифа мы не ступаем ни шагу. Он обожает сопровождать нас и ни на минуту не оставляет нас своим вниманием.

– Очень удобно! – откликнулся Дивайн.

– Людям придется подождать, – сказала Кэролин и села рядом с Энн, прислонившись спиной к большому камню.

Огромная толпа паломников расположилась вдоль тропы: кто-то присел на корточки, другие устроились на бревнах или под деревьями; все они оживленно беседовали, ели, пели и молились.

– Что касается погоды, вы были абсолютно правы, – заметил отец Батлер, обращаясь к отцу Коллинзу, – здесь действительно холодно и сыро.

– И все же, – сказал отец Коллинз, – лес потрясающий. Здесь я ощущаю присутствие Бога.

– Вот как? – сказал отец Батлер. – Что ж, это прекрасно. Пока вам не привидится Пресвятая Дева.

В этот момент показался шериф, за ним с каменными лицами следовали два его помощника, все трое были вооружены.

– В чем дело? – спросил шериф. – Сейчас в лесу пять тысяч человек.

– Дело в этом господине, – сказала Кэролин, – по имени Ричард Дивайн. По-моему, он вообразил себя наместником Господа Бога.

Дивайн протянул шерифу свою визитку.

– Мы пытаемся добиться элементарной вещи, – сказал он. – Мы просим не нарушать границы наших владений.

Шериф мельком взглянул на визитку и рассеянно вернул ее Дивайну.

– Здесь пять тысяч человек. Около пяти тысяч.

– В этом-то все и дело, – ответил Ричард Дивайн. – Если бы здесь было пять человек, все было бы иначе. Скорей всего, мы не обратили бы на это внимания. Но пять тысяч?! Это совсем другой разговор. Разница не только количественная, но и качественная. Мы не можем впустить на нашу землю эту чудовищную толпу.

Нельсон озадаченно потер подбородок. Потом по привычке заложил большие пальцы за пряжку ремня, расстегнул молнию куртки и застегнул ее вновь.

– Положение непростое, – мрачно вымолвил он. – Перед нами пять тысяч человек, которые хотят добраться туда, куда направляются, а против них я, мои уполномоченные и горстка патрульных офицеров в начищенных ботинках. Если каждый из нас наденет наручники на одного человека и силой заставит его выйти из леса, здесь останется четыре тысячи девятьсот восемьдесят пять человек, которые перейдут ручей и ринутся вперед, – иными словами, я не располагаю материально-технической базой для надлежащей охраны вашей собственности.

– Иными словами, – промолвил Ричард Олсен, – все решает толпа.

Шериф Нельсон нахмурился.

– Это христиане, – сказал он. – Они не станут портить ваш лес.

– Независимо от их религиозных убеждений, – возразил Олсен, – они представляют опасность для экосистемы. Они угрожают состоянию леса.

– К тому же, – добавил Ричард Дивайн, – хотя вы и не располагаете средствами для защиты нашего права собственности, у этой девушки они определенно есть.

Жестом инспектора манежа, представляющего артистку, которой предстоит сунуть голову в пасть льву, он указал в сторону Энн. Пока шли дебаты, та стояла, натянув капюшон и потупив взор, но теперь она подняла глаза на фактотума компании, румяное старческое лицо которого оттенял венчик ухоженных серебристо-седых волос.

– Это вполне в ее силах, – сказал Дивайн, перехватив взгляд Энн. – Несколько слов в мегафон – благоразумных, взвешенных слов – и вопрос решен. А если она не согласится сотрудничать, арестуйте ее, как только она ступит на мост. Таким образом, шериф, мы уладим все проблемы.

– И заодно спровоцируем мятеж, – ответил Нельсон. – Вы представляете, что здесь начнется, если я арестую эту девчонку и на глазах пяти тысяч почитателей потащу ее в полицию?

– Не говоря уж о реакции прессы, – вставила Кэролин.

Ричард Дивайн принялся растирать пальцы. «Должно быть, у него артрит, – подумала Кэролин, – а для артрита нет ничего хуже холодного ноябрьского утра в сыром, дождливом лесу».

– Зря вы не взяли перчатки, – заметила она. – Кашемировые перчатки на меху.

– Это не повод для шуток. У меня артрит. Я уже немолод.

– Мы будем молиться за вас, – тихо сказала Энн. – Чтобы вы не страдали от артрита.

Дивайн насмешливо фыркнул.

– Молиться о моем артрите? – спросил он. – Отличная идея!

Где-то далеко в лесу, в задних рядах, запела большая группа паломников. В этих звуках было нечто неземное, чарующее, словно их издавал ветер или хор лесных нимф. Энн вглядывалась в даль, пытаясь разглядеть поющих. Мелодия звучала так тихо, что было трудно определить, исполняют ли невидимые певцы торжественный гимн или погребальную песнь. Но ее слабый отзвук достиг своей цели. Казалось, этот хор дриад или ангелов был предназначен лишь для ушей Энн.

– Меня зовет Матерь Божия. Она ждет меня. Умоляю, позвольте нам пройти.

Ричард Дивайн с шумом подул на свои ладони, издав резкий, свистящий звук.

– Простите, что вы сказали?

– Пречистая Матерь благословила вас и избрала ваш лес, чтобы явиться людям. Она взывает к вам.

– Кто вы такая, чтобы с ней беседовать?

– Никто. Обыкновенная девушка.

– Почему вы считаете, что я пойду вам навстречу?

– Я умоляю вас именем Пречистой Матери, нашей радости, нашей жизни и нашей надежды.

Энн сделала шаг вперед и положила свою маленькую ладошку на правую руку Дивайна.

– Она подобна свету в лесу, – сказала Энн. – Как луч надежды в темном, дремучем лесу. Пресвятая Дева, Матерь Божия взывает к вам. Взывает через меня.

Ричард Дивайн двумя пальцами убрал ее руку с таким видом, точно это была маленькая ящерица.

– Перестаньте. Я уважаю вашу… искренность. И ваш религиозный пыл. Но, на мой взгляд, это просто психическое отклонение. Не хочется вас обижать, но, может быть, вам стоит показаться психиатру? Полагаю, он сумел бы вам помочь.

– Вы говорите оскорбительные вещи, – сказала Кэролин. – Вы должны немедленно извиниться перед Энн.

Шериф Нельсон бросил на нее уже знакомый ей взгляд: «Помолчи!» Этот взгляд был исполнен такого отвращения, что, несмотря на сложность ситуации, которая требовала безраздельного внимания, Кэролин невольно принялась размышлять о своей женской привлекательности, пытаясь понять, как повел бы себя шериф, если бы она была хороша собой. В этом отношении у Энн было неоспоримое преимущество – ее незаслуженная красота. Безупречная кожа, изящные, точеные ноги, маленькая, упругая грудь. Все это досталось ей по наследству, без каких-либо усилий с ее стороны. Кэролин всегда мечтала быть красивой, понимая, что подобное желание является унизительным, мелочным, жалким, неуместным и бесконечно постыдным. «Я уродина, – подумала она, – и это мне очень мешает. Ну, не совсем уродина. Но не хорошенькая. Жизнь – несправедливая штука».