Текст книги "Богоматерь лесов"

Автор книги: Дэвид Гутерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Толпа возбужденно гудела, напряжение нарастало. Более тысячи человек заполонили пространство между деревьями, вытаптывая подлесок. Кэролин Грин отметила место видений гирляндами розовых флажков, но его было нетрудно определить и без флажков, по прислоненному к дереву пластмассовому распятию, свечам, медалям, четкам, бутылкам с водой, изображениям Непорочного Сердца Марии, апельсинам, аккуратно разделенным на дольки, носовому платку с горстью грецких орехов и жестяной походной кружке с леденцами. Все эти сокровища покоились на подстилке из сорванных листьев папоротника, что делало этот клочок земли похожим на место поклонения новообращенных анимистов [19]19
  Анимизм(от лат.anima, animus – душа, дух) – вера в существование душ и духов, управляющих материальным миром.


[Закрыть]. Или на жертвенник с разложенными вокруг амулетами и фетишами, древнее святилище, где выставлены племенные тотемы.

Разглядеть то, что происходило впереди, становилось все труднее. Самые бесцеремонные расталкивали соседей, обороняя от посягательств отвоеванное пространство, – есть люди, которые убеждены, что в толпе дозволено все. Однако в лесу у всех были равные права. Даже самые невоспитанные не могли удержаться на захваченных позициях: «Простите, мы пришли сюда первые, мы здесь уже сорок пять минут, вы не можете вот так взять и втиснуться прямо перед нами», – но со всех сторон подтягивались новые и новые паломники, которые отвоевывали место для себя, не обращая внимания на претензии тех, кто пришел раньше. В итоге мало кто видел, что происходит в центре событий. Постепенно нарастала давка. Земля была слишком влажной, чтобы сидеть, тем не менее самые неприхотливые уселись, не обращая внимания на сырость, кое-кто сел, расстелив плащ, однако большинство продолжало стоять. Группа женщин решила утешиться чтением Розария, завершив его фатимской молитвой: «О мой Иисус! Прости нам грехи наши, избавь нас от огня преисподнего и приведи на небо все души, особенно те, которые более всего нуждаются в Твоем милосердии».

Вынести ожидание было нелегко. Один из паломников начал возбужденно разглагольствовать, невзирая на то что окружающие демонстративно не обращали на него внимания: «Тайный сговор в Ватикане! – возвестил он. – В Австрию отправили итальянского актера, там лучший пластический хирург Вены изменил его внешность, сделав его неотличимым от папы Павла VI. Этот подлый заговор затеяли кардинал Касароли и кардинал Виллот, они объединились с масонами, с международными банковскими воротилами Ротшильдами и их сообщниками в Брюсселе, и теперь из-за них разразится Третья мировая война, после которой все мы заплатим за свои грехи, – земля столкнется к кометой невиданных размеров, почище астероида Армагеддона! Будьте уверены, мы еще увидим, как разъяренные епископы будут преследовать Энн из Орегона, стараясь привлечь на свою сторону сатанинские силы. Ведь после сегодняшних событий в Ватикане непременно полетят красные шапки, а за ними и фиолетовые. Дьявол хитер! Не дайте сбить себя с пути истинного! Папа, которого вы видите, самозванец, настоящий Папа томится в римском подземелье, одурманенный наркотиками, и ждет, когда мы отправимся в крестовый поход и вызволим его! Символы дьявола, которые…»

Одна женщина вытащила из рюкзака несколько резиновых мячиков и принялась ловко жонглировать ими. Было видно, что она настоящий мастер своего дела, так небрежно, играючи, она выбрасывала мячики то из-за спины, то из-под ноги, но кто-то возмущенно заметил, что подобные забавы уместны разве что на ярмарке и она должна немедленно прекратить свои фокусы, поскольку подобное поведение оскорбляет Пресвятую Деву. Жонглирование прекратилось. Несколько паломников уселись играть в карты. Другие разглядывали фотографии, сделанные поляроидом, – снимки облаков, очертаниями напоминающих Иисуса, небесные врата или ангелов. Самые набожные, собравшись группами, горячо молились. Одна женщина заметила бабочку, окружающие стали спорить, что это за вид – репейница, адмирал, махаон или траурница, – конец спорам положил бородатый паломник, который, назвав себя энтомологом-любителем, заявил, что перед ними Nymphalis califomica, и с усмешкой добавил, что это название вполне подходящий эпитет для многих голливудских проституток. «Вспомните Нив Кэмпбелл, – сказал он, – или Кэмерон Диаз. Nymphalis califomica». «Думаю, ваш тон неуместен, – упрекнул его другой паломник. – Бабочки – предвестники Девы Марии».

Какая-то женщина сказала, что чувствует запах роз, который тоже предвещает появление Девы Марии. Скептики немедленно возразили, что в осеннем лесу неоткуда взяться розам. «Вот именно, – заметила женщина. – В этом-то и соль. Это не обычные розы. Это благоухание Пресвятой Девы. Я говорю не о простых розах. Вам известно, что в Сан-Дамиано, где Дева Мария явилась провидице Розе Кваттрини, с неба дождем посыпались розовые лепестки? Пречистая Матерь предстала перед ней, держа в руках четки из белых роз – белый цвет символизирует милосердие Божией Матери – и крест, увитый красными розами: красный – символ страданий. – Но никто этого не знал. – В Сан-Дамиано исцелилось множество больных, – не унималась рассказчица. Божия Матерь озаряла все вокруг неземным светом. Осенью зацвело грушевое дерево, на которой стояла Приснодева Мария, и ветвь сливового дерева, к которому она прикоснулась. Потом это подтвердили даже американские летчики. Розу благословил падре Пио, знаменитый капуцин со стигматами. С небес снизошли свет и радость. И на земле воцарились благодать и покой».

Два не по годам развитых старшеклассника из католической школы в Олимпии залезли на дерево, чтобы взглянуть на собравшихся сверху.

– Знаешь, – сказал один, – есть кретины, которые считают, что все неприятности у христиан из-за ересей. Или из-за групп вроде Джизуса Джонса, только из-за того, что он тезка Христа.

– Мне это тоже непонятно. Что плохого в его имени? В Латинской Америке встречаются чуваки по имени Хесус. Но никто не считает, что из-за этого они отправятся в ад.

– Вот именно.

– Пусть из-за этого дергаются гринго в Эль-Норте.

– Это просто бред.

– У нас лучшие места в заведении.

– Да, здесь круто.

– Точно.

– Кажется, там что-то происходит.

Энн уединилась в небольшом овражке, поросшем нефролеписом. Она обессилела от дороги, ее знобило, а тело покрылось липким холодным потом. Она выпила воды и приняла судафед и две таблетки фенатола. Прислонившись спиной к бревну, она подтянула колени к подбородку, – природная гибкость позволяла ей легко принять эту позу, недоступную для большинства взрослых. Кэролин сидела рядом. Тут же, сложив руки на животе и жуя резинку, стояли охранники-добровольцы – восемь резких, неприветливых мужчин в шапочках с козырьками. По дороге они постепенно образовали отдельную группу, которая превратилась в эскорт.

– Ну, давай же, – шепнула Кэролин, обращаясь к Энн. – А то, по-моему, все уже заскучали.

– Я не могу это ускорить. Это ведь не цирк, где дают представление в полдень и в четыре часа. Все будет так, как пожелает Пресвятая Дева. Я здесь не командую.

– В определенном смысле это тоже представление. Вспомни выступления Билли Грэхема в Мэдисон-сквер Гарден. Или Джима Бэккера, или Орала Робертса. Они тоже своего рода шоумены, Энн. Ты наверняка можешь что-то сделать. Как это называется? Воззвать к ней? Как вызывают духов. Давай-ка, преклони колена и прочти Розарий. И постарайся сделать это с душой. Начинай.

– Здесь начинаю не я, а Пресвятая Дева.

– Осмелюсь с тобой не согласиться. Это улица с двусторонним движением. Ты ждешь Деву Марию, так пригласи ее. Открой ей дверь. Впусти ее. И сними капюшон, радость моя. В доме не носят головной убор, особенно когда к тебе приходят гости.

– Ты же не веришь в Пресвятую Деву, Кэролин.

– Это не относится к делу.

– Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь.

– Я здесь, потому что я люблю тебя, девочка моя. – Она взяла руку Энн и прижала ее к своей щеке. – Не бойся. Я не лесбиянка.

– Я тоже. Я никто.

– Мы просто две девушки, которые держатся за руки. Секс тут ни при чем. Не надо искать здесь подтекст, – сказала Кэролин, обращаясь к охранникам. – Мы просто взялись за руки. Ничего более.

Она силой заставила Энн подняться. Толпа распевала гимн «В этот день, о Пресвятая Дева…» на манер тибетских монахов, что монотонно твердят: «Ом мани падме хум» [20]20
  Бумийская мантра.


[Закрыть]. Их слиянное пение разительно отличалось от суммы отдельных составляющих хора. «Очень трогательно», – подумала Кэролин. Она обхватила Энн за плечи и нежно привлекла к ее себе. Ее куртка с капюшоном напомнила Кэролин плащ старухи с косой, и это показалось ей забавным.

– Ты такая хорошенькая, – прошептала она, – просто куколка. – Она нежно поцеловала Энн в щеку. – Но тебе не помешает принять душ и прополоскать рот.

– Кажется, я заболела по-настоящему, – ответила Энн.

Они приблизились к алтарю из папоротника, с его безделушками и приношениями. Со всех сторон их окружала огромная толпа, плебс, заполнивший Колизей. Впрочем, Кэролин чувствовала себя больше похожей на верховного жреца майя. Внезапно Энн упала на колени, словно покоряясь невидимой силе, скинула капюшон с видом узника, которому объявили приговор, и вытащила из кармана четки. Все увидели ее юное лицо, изнуренное и бледное. Паломники с радостью обнаружили, что она еще ребенок, что ее волосы подстрижены как у Жанны д'Арк и что она – воплощение смирения и покорности. «Вот она, – вскричал кто-то, – избранница Господа!» Голоса певцов перешли в крещендо. По толпе прокатился возбужденный ропот, она осязаемо содрогнулась, паломники возобновили борьбу за удобные места. Кэролин спряталась за дерево. Один из охранников, мужчина в ярко-оранжевой охотничьей куртке, бросил на нее хмурый взгляд. Она заметила: по рукам пошли ведерки для пожертвований, и люди охотно опускают туда деньги. «Ура! – подумала она. – Или это неподходящее слово?» Сейчас ей было безразлично все, кроме денег. В конце концов, все останется позади. Сколько скверных фильмов заканчивалось тем, что их герои отправлялись наслаждаться жизнью на тропическом солнышке, со смехом потягивая «Маргариту». Кэролин знала, что она из их числа. Конечно, можно было поставить перед собой более осмысленную цель, хотя она, несомненно, была бы куда более унылой. Кэролин понимала, что пристрастие к маслу для загара и диско-музыке стран третьего мира не может заменить основы мировоззрения. Культ плотских утех ведет к эгоизму и безнравственности, он вызывает преждевременное разочарование в жизни и потребность в пластических операциях. Но если выбрать иной путь, ее ожидают мешковатые платья в цветочек и работа продавщицы в маленьком магазинчике где-нибудь в Таксоне или в Бока-Ратон. Куда лучше искать приключений где-нибудь в экзотических местах, где кругом полно молодых лиц, а не среди дочерна загорелых сонных стариков, которых пруд пруди в Кей-Ларго и Палм-Спрингс и которые отправляются на тот свет, почти не портя пейзаж, если не считать оставшиеся после них кондоминиумы и запах масла какао. «Брр…» – подумала Кэролин. Да, фильм может закончиться дождем денег, креслами на пляже и коктейлями, украшенными яркими маленькими зонтиками, но продолжаются ли эти восхитительные фантазии после того, как по экрану пробежали титры и киноманы отправились по домам, чтобы на скорую руку приготовить ужин и просмотреть счета, перед тем как улечься в постель? Что ждет экранную звезду, когда придет забвение и никто не будет видеть, как день ото дня на ее лице появляются новые морщины? «Что потом? – подумала Кэролин. – Старая склочница с увядшим от солнца лицом? Одинокая старая дева с раком кожи?»

Повторив в очередной раз «Радуйся, Мария…», Энн впала в транс. Она замерла, как охотничий пес, конвульсивно содрогаясь, осела на землю, потом наклонилась вперед и застыла в такой позе, точно собиралась нырнуть с трамплина. Это вызвало среди ее последователей настоящую бурю. В этом зрелище было что-то жутковатое, подобное впечатление производит индуистский мистик на доске, утыканной гвоздями, или йог, что свернулся кренделем, закинув ноги за голову. В неестественной, противоречащей законам физики позе девушки было нечто неземное. Она подняла глаза к макушкам деревьев и простерла руки, как Иисус во время Нагорной проповеди. Те, кто стоял рядом, увидели, что у нее хлынули слезы, словно она переживала глубочайшее очищение. Она кивала головой и шевелила губами, поддерживая беседу, в которую была посвящена она одна, время от времени лицо ее вспыхивало. Кто-то выкрикнул: «Аллилуйя!» – и голос из толпы откликнулся: «Дева Мария Заступница, искупи наши грехи!» Мальчики на дереве были так захвачены происходящим, что на какое-то время забыли о своем цинизме. Каждый из них в глубине души задумался, не стать ли ему священником. Оба размышляли о том, что могут попасть в ад, о своих бесчисленных грехах, о власти над покорной, содрогающейся толпой и о том, что духовидица ужасно сексапильна. В экстазе девушки было нечто непристойное: казалось, предаваясь религиозной страсти, она отдается мужчине, Богу, который овладевает ею на виду у всех. Так выглядят вялые, расслабленные модели в журналах, позы которых призваны подчеркнуть их худобу, нескладность, странные, неестественные изломы конечностей, ввалившийся живот, впалые щеки, безжизненные глаза – ни дать ни взять сидящие на героине наркоманки с Сорок второй авеню или Патти Смит на обложке своей первой пластинки «Horses», исполненная жажды сделать людей человечнее и ответственнее, – есть ли что-то более притягательное, чем порок, пятно портвейна на бедре, небрежные пряди волос, асимметричная грудь, родинка на шее и торчащие лопатки? Все это было в Энн. С обнаженной головой, без капюшона, взъерошенная, пылающая и возбужденная, она поднялась на ноги. Сжигающее ее духовное пламя было осязаемым, она трепетала, точно плавясь после соития. Дождь прекратился. Из-за туч показались солнечные лучи. «Свет небесный!» – закричал один из паломников и начал лихорадочно щелкать поляроидом.

– Пресвятая Дева просила передать, – внезапно сказала Энн, – что она рада приветствовать всех, кто собрался здесь сегодня…

– Громче! – выкрикнул кто-то. – В этой глухомани ничего не слышно! Мы не слышим ни слова!

Из-за дерева проворно выскочила Кэролин с мегафоном. Она поднесла его к губам, воскликнула «Оп-ля!», с почтительно-комическим реверансом водевильной актрисы передала мегафон Энн и вновь отступила в сторону.

– Здравствуйте, – тихо сказала Энн. В ее слабом, простуженном голосе не было ничего неземного, он звучал как у старшеклассницы, которая, безумно волнуясь, исполняет трагическую роль в самодеятельном спектакле. При этом Энн хрипела и шмыгала носом. – Если позволите, я начну. Извините, что вы меня не слышали.

Сзади послышались крики: «Не робей! Выше голову! Молодчина!» Ораторским жестом Энн вытянула перед собой руку, в другой руке она крепко держала мегафон.

– Возрадуйтесь, – сказала она. – Я приветствую всех паломников, которые пришли сегодня в это прекрасное место в лесу. Всех учеников Христа, аминь. Матерь Божия просит, чтобы вы служили ей, были милосердны и вершили добрые дела. Она просит алчных и корыстных немедленно изменить пути свои, иначе ее сын, наш Господь Иисус Христос, ввергнет мир во тьму, и нам придется испытать невиданные страдания. Если мы не изменим свое поведение, нас ждет тьма. Иисус не перестанет гневаться, пока алчные и корыстные не искупят свои грехи. Пока за нас заступается Пресвятая Дева, Матерь Милосердная, мать бедных и мать всего мира, жена, облеченная в солнце, как написано в Библии. Лишь она может избавить нас от страданий и уберечь от ловушек дьявола, оградить от сатаны, который не оставляет нас ни на минуту, даже сейчас, в лесу. Пречистая Матерь дарует мир и покой, она милосердна, как любая мать. Она прижимает вас к своей груди и утешает вас в горе. Идите с ней. Соберитесь с духом и ступайте. Потому что она – чудо из чудес, она Матерь Божия и раба Божия, она Царица Небесная, она сидит по правую руку от Господа и приходит сюда, чтобы предостеречь вас: не позволяйте сатане обмануть вас, у него есть множество личин. Не дайте сбить себя с толку! Но следуйте за ней, женой добродетельной, которая по доброй воле стала рабой Божией!

Энн сделала паузу. На глазах у нее были слезы.

– Так же как Ева выбрала неповиновение, Мария сказала Богу: «Поступай со мной по воле своей», – и исполнилась Божья воля! И теперь она стоит, как мать перед своими детьми, здесь, на земле, а Бог Отец смотрит с небес, и впереди у нас Страшный суд! Она должна стать для вас путеводной звездой, она укажет вам путь к вратам рая, Матерь Скорбящая, которая видела, как распинают ее единственного сына. Это она удерживает руку Господа, потому что исполнена святой, небесной силы. Без ее милосердия и понимания не было бы Святой Троицы. Она – Пресвятая Непорочная Мария, и на этом самом месте нашими руками, нашим трудом и нашим потом будет воздвигнута посвященная ей церковь. Давайте дружно примемся за это важное дело. Воспряньте духом, возрадуйтесь и следуйте за мной! Именем Иисуса, аминь.

Энн умолкла и натянула капюшон, надвинув его на лоб, – ее речь была окончена. Наступила оглушительная тишина. Кэролин проворно выступила вперед и встала рядом с Энн. «Речь была хороша, – думала она, – и по-женски эмоциональна, в духе „Умеренных феминисток за католицизм“, немного феминистской идеологии пойдет всем только на пользу». Она посмотрела на Энн с притворным благоговением. Впрочем, нельзя сказать, что это было притворство от начала до конца, она не могла не признать, что в звенящем голосе Энн было что-то сверхъестественное, точно та и вправду была рупором чужого ума и красноречия. Она заметила, что ноздри Энн до сих пор возбужденно раздуваются, а ее пунцовые губы продолжают дрожать.

– Остынь, – сказала Кэролин. – Остальное я беру на себя. Теперь моя очередь, Энн.

В эту минуту из толпы вышла женщина, что заставило двух охранников насторожиться. Энн подняла руку, успокаивая их. Это бывшая барменша, вспомнила Кэролин, женщина, которая упомянула «Кодакром» Пола Саймона и беспрерывно курила, пока они шли по лесу в пятницу, та, что преклонила колена вместе с остальными, следуя прагматическому подходу Паскаля.

– Простите меня! – закричала женщина хриплым голосом заядлой курильщицы. – Но я должна возвестить о чуде, я свидетельствую о чуде! В пятницу я отправилась вместе с Энн из Орегона в лес, чтобы своими глазами увидеть явление Девы Марии, и тогда она помолилась обо мне. Должна признаться, я отнеслась к этим молитвам весьма скептически, прямо как Фома неверный, но вы знаете, что случилось дальше? Как вы думаете? У меня исчезли бородавки, все до единой! Кроме того, я бросила курить, потребность в никотине как рукой сняло, а ведь до этого я пробовала никотиновый пластырь, жвачку, всё на свете, но Энн помолилась за меня, и вот, представьте себе, случилось то, о чем она просила, – я избавилась от бородавок и перестала курить! Она творит чудеса, и я тому свидетель. Я никогда не была особенно верующей, но пришла сюда, чтобы рассказать вам о своем чудесном исцелении. Энн из Орегона исцелила меня!

При этих словах толпа пришла в неистовство. Люди восторженно кричали, плакали, махали руками, прыгали, выкрикивали отрывки из Писания, отовсюду слышалось: «Радуйся, Мария, полная благодати; с тобою Господь, благословенна ты в женах, и благословен плод чрева твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Бога, молись за нас грешных, даже и в час смерти нашей». В поднявшейся суматохе бывшая барменша незаметно растворилась в толпе, вернувшись на свое место. Всех охватил порыв благочестия, конвульсивный приступ благоговения, должно быть, такой же шум стоял у подножия горы Синай, когда народ увидел Моисея со скрижалями завета в руках, или на Голгофе, когда Иисуса распинали на кресте. Однако среди всеобщего возбуждения некоторые паломники притихли и сосредоточились, мысленно вознося молитву. Эти созерцательные натуры не имели склонности к истерии и даже боялись ее. Нарастающий ажиотаж казался им делом рук дьявола, подобный пароксизмам восторга, который охватывал немецких бюргеров во время спектаклей Третьего рейха.

Энн почувствовала, что от безысходности у нее сводит затылок, ей захотелось спрятаться. Неужели Божия Матерь желала подобной вспышки низкопоклонства? Она положила на землю мегафон, помахала рукой и вернулась в овражек, поросший нефролеписом. Там она села и уткнулась лицом в колени, как дремлющий на техасском тротуаре мексиканец из вестерна. Взглянув на нее, Кэролин посерьезнела. «Во что я ее втравила?» – с тревогой подумала она. Она села рядом с Энн, взяла ее за руку и шепнула: «Ты произнесла отличную речь, молодчина».

Начало смеркаться, день подходил к концу, и люди засобирались в обратный путь. Правда, фотографы и журналисты не торопились уходить, они не верили, что темнота представляет для них угрозу, ведь любые проблемы можно решить с помощью мобильного телефона. «Она не будет говорить с репортерами, – сказала Кэролин охранникам. – Скажите им, пусть идут своей дорогой. Скажите, чтобы оставили ее в покое».

Репортеры получили соответствующее уведомление и удалились. Паломники начали в беспорядке разбредаться по лесу. Многие оставляли охранникам записки с просьбами, которые в итоге были отданы Кэролин. Маленькие клочки бумаги, что-то вроде лотерейных билетов: «Помолись за меня, я страдаю слизистым колитом, это ужасно неприятная штука. Сюзанна Бек»; «Меня зовут Лесли Уизерз, я из Кента. Доктора говорят, что у меня волчанка»; «Меня зовут Стив, исцели мою дочь Чэстити Фергюсон, она родилась два года назад с муковисцидозом»; «Лори Свенсон, ишиас»; «Помолись, чтобы моя боль утихла. К тому же у меня бурсит плечевых суставов. Том Кросс. Помолись за моего сына. Он парализован».

В туристский городок Норт-Форка Том возвращался пешком вместе с шерифом, который утром выступил с обращением к приезжим, и его помощником Эдом Лонгом. С Нельсоном Том познакомился еще в школе, во время соревнований по борьбе среди старшеклассников. Тогда, на соревнованиях, Том вывихнул Нельсону плечо, и эта травма до сих пор отбрасывала тень на их отношения. Надо сказать, что шериф снискал себе репутацию задиры и хвастуна, и с ним предпочитали не связываться, – хотя он потерял форму и утратил былую гибкость, он был невероятно силен и крепок. Даже по его походке было видно: он считает, что его грузная мощь должна не только устрашать преступников, но и служить веским аргументом против любого неугодного ему мнения. Он был туповат и неизменно убежден в своей правоте. Том подумал, что было бы неплохо вывихнуть Нельсону второе плечо – возможно, это поколебало бы его уверенность в собственной неуязвимости и поубавило его гонор.

Том шел, слушая разговор шерифа и его помощника.

– После всей этой болтовни насчет лесорубов, – сказал Нельсон, – у нас, кажется, появилась настоящая приманка для туристов.

– Надо бы сделать въезд в город платным, – откликнулся Эд Лонг.

– Проблема в том, – заметил Нельсон, – что они вторгаются в пределы частных владений.

– Но это земля Стинсонов, – сказал Лонг. – Разве им не все равно?

– Пока не знаю. Но я с ними обязательно переговорю.

– Они же разрешают людям охотиться.

– Там прошло тысяча четыреста человек. Они вытоптали на своем пути всё. Это тебе не охотники.

– Ты прав.

– Кому-нибудь удалось в этом году подстрелить оленя?

– Никому.

Некоторое время они беседовали об охоте.

– Я учу сына стрелять из пневматической винтовки, – сказал Нельсон. – И приемам кунг-фу. Парочка захватов, кое-какие удары руками и ногами. Ему уже пять. Схватывает на лету.

– Полезная наука, – одобрил Лонг.

Нельсон кивнул.

– А лучше купи ему сорок пятый калибр, – добавил Лонг. – Сэкономишь время и силы.

Оба рассмеялись.

– Кросс, – сказал Нельсон, – как Томми?

– Парализован, – ответил Том. – По-прежнему парализован.

– Он как тот парень, который играл Супермена.

– Да, – сказал Том. – Как тот парень.

– Знаешь, он жив до сих пор. Даже написал книгу. И сыграл в ремейке по Хичкоку. Я читал в журнале. В очереди к зубному.

– Да.

– Сначала он хотел покончить с собой.

– Да.

– И вроде бы его жена… в общем, он ее все равно удовлетворяет. Не понимаю, каким образом.

– Я тоже.

– Как такое возможно?

– Не знаю.

– Не каждый здоровый мужик способен удовлетворить жену.

– Да уж, – сказал Эд Лонг. – Не всем же быть суперменами, верно?

Нельсон бросил на Лонга испуганный взгляд.

– Черт, – сказал он, усмехнувшись.

– Это связано с нервной системой, – сказал Лонг. – Это бессознательная штука. Эрекция.

– Пошел ты, Эд.

– На крайний случай есть «Виагра».

– Я же сказал: пошел ты.

– Может быть, тебе попросить эту девчонку, Рэнди? Чтобы она помогла тебе все наладить.

– Что она может наладить, идиот? Она всего лишь тощая наркоманка, подсевшая на грибы. Ест грибы, которые вызывают глюки.

– Мне нравятся худенькие девчонки, – ответил Лонг.

– Это сплошное вранье. Настоящий лохотрон, – сказал шериф. – И эта, вторая, ее подружка. Которая залезла на «фольксваген». Хитрожопая рыжая хиппи с мегафоном. Они просто пудрят людям мозги. Вот что здесь происходит на самом деле.

Нельсон дотронулся до руки Тома, делая ему знак остановиться.

– Посмотрите туда, – сказал он. – Стоп! Притормозите.

Из леса, размахивая руками, к ним ковыляли мужчина с походным рюкзаком и две женщины с рюкзаками поменьше. Одна из женщин держала в руках череп.

– Здравствуйте! – закричал мужчина. – Эй! Шериф!

– Вы только посмотрите! – сказал Нельсон. – Похоже, у нас завелись охотники за головами.

Троица поравнялась с шерифом и его спутниками. Нельсон натянул резиновые перчатки. Том вспомнил, что точно такие же перчатки использовали в тюрьме, обыскивая раздетых заключенных, которые могли спрятать посторонние предметы во рту, анальном отверстии или в промежности.

– С тех пор как появился СПИД, нам приказано пользоваться перчатками, – сказал Нельсон и вместо приветствия забрал у женщины череп. – Где вы его нашли? – спросил он. – Надо было оставить его там, где он лежал. Там, где вы его нашли.

– Извините, – смутился мужчина, – мы не знали.

– Простите нас, пожалуйста, мы не знали этих правил, – сказала женщина. – Но верхняя челюсть, как видите, прекрасно сохранилась. Все премоляры на месте. Если проверить записи дантистов по тем, кто находится в розыске, опознать человека несложно.

– По-моему, вы слишком много смотрите телевизор, – сказал Лонг, заложив большие пальцы за брючный ремень. – Это вам не «Закон и порядок», а реальная жизнь. Есть правило – не трогать место преступления.

– Извините, пожалуйста, – повторила женщина. – Мне искренне жаль.

Она поправила рюкзак. Спортивные брюки из эластика туго, точно колбасная оболочка, обтягивали ее полные ноги. Ее спутница пила воду из пластиковой бутылки. На лбу у нее свирепствовала экзема.

– Мы двигались на юго-запад. Примерно сорок – сорок пять градусов.

– Не слушайте его, – сказала женщина с экземой. – Он совершенно не умеет ориентироваться, может заблудиться в трех соснах. Никогда не соображает, куда идет.

– Всю дорогу я брал азимут, – сказал мужчина. – Я продумал маршрут, а по пути делал записи. – Он вытащил из-под рубашки компас, который висел на шнурке у него на шее. – Если хотите, могу вас туда отвести.

– Меня интересует только одно, – нахмурился шериф. – Я хочу знать, где вы это нашли.

Женщина с экземой рассказала, что из-за мужчины с компасом – ее мужа – они заблудились. Они совершили классическую ошибку неопытных туристов: продолжали безрассудно рваться вперед, даже когда поняли, что сбились с пути. Тогда женщина с экземой взяла туалетную бумагу и отправилась по своим делам в кленовый лес. Стволы кленов так густо поросли мхом, что ей стало не по себе, – казалось, кто-то пытался задушить их заживо. И вот под одним из таких деревьев она заметила высохшую и позеленевшую кость. Сначала она подумала, что это кость лося или оленя. Она взяла ее с собой и показала остальным. Другая женщина, та, что была одета в спортивный костюм из эластика, в свое время училась в медицинской школе при Университете Джонса Хопкинса. Она определила, что их находка не что иное, как человеческая бедренная кость, очень маленькая, вероятно кость ребенка. Они внимательно осмотрели место находки и обнаружили позеленевший череп.

– Еще мы нашли вот это, – сказал мужчина.

Он пошарил в кармане рюкзака и извлек оттуда сначала походный фильтр для воды, потом пакетик со смесью орехов и сухофруктов, после чего, наконец, нашел то, что искал. Он протянул Нельсону длинную позеленевшую кость, полуистлевшую непромокаемую накидку и пластмассовую заколку для волос.

Лицо Нельсона приняло страдальческое выражение, которое было известно Тому еще со времен занятий борьбой. Когда тренер показывал новое сложное движение, которое Нельсон никак не мог усвоить, его лицо слегка искажалось, словно понять урок было выше его сил. В данный момент шериф явно был ошарашен. Он стоял молча, поджав губы, и моргал, держа в одной руке маленький череп, а в другой прочие находки: кость, накидку и заколку для волос.

– Ли Энн Бриджес, – сказал Лонг.

– Похоже на то, – ответил Нельсон.

Том уселся на пень и сунул руки в карманы.

Девчонка, что собирает грибы, говорила именно об этом, она сказала Бриджит Бриджес, что Ли Энн умерла в лесу. Ему стало не по себе. Неужели она действительно обладает даром ясновидения? К тому же она избавила ту женщину от бородавок и пристрастия к никотину. Том вспомнил наклейку на машине: «Соблюдай дистанцию – Господь видит всё». «Может, так оно и есть, – подумал он. – Я боюсь, как ребенок». В мысли о том, что в конце ждет лишь тьма и вечный покой, было что-то умиротворяющее, в отличие того, к чему он не был готов: небеса, ад или иная жизнь. Его католицизм был не верой, а чем-то вроде острой тоски по неведомому. Разговоры со священником в исповедальне были пустой болтовней, и при этом на карту ставилось все или ничего. Но что теперь? Как быть? Кто подскажет ему, что делать? Миллион раз прочесть «Радуйся, Мария…» и «Отче наш». Проклятый священник ни черта не смыслит. Слова ему не помогут. Положение Тома слишком серьезно.

Мужчина с компасом вытащил карту. Женщина, которая выражала сомнения в его способности ориентироваться, уткнулась в карту вместе с ним. Лонг и Нельсон отошли в сторону посовещаться. Та женщина, что произнесла слово «премоляры», забыв о хороших манерах, жадно поедала сухофрукты с орешками, запивая их лимонадом.

– Как поживаете? – с улыбкой спросила она Тома.

– Лучше всех, – ответил Том.