Текст книги "Богоматерь лесов"

Автор книги: Дэвид Гутерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Я действительно опасен.

– Не говори мне это.

– Я с удовольствием надрал бы ему задницу.

– Не делай этого, Том. Послушай меня, не делай этого. Если ты устроишь ему взбучку, расхлебывать эту кашу придется мне. Пока я просто делаю тебе предупреждение. Если же ты набросишься на него и изобьешь до полусмерти, этот индус нажалуется моему начальству. Меня вызовут на ковер и устроят хорошую выволочку. В результате задницу надерут мне.

– Кругом сплошное дерьмо.

– Я должен показать, что соблюдаю правила. Это Америка. Свободная страна. Послушай, что несет всякий сброд, вроде того ниггера по имени Снуп Догги Дог: «Убивай копов, даешь свободу слова!» Где уж тут пообломать твоего хозяина!

Том покачал головой:

– Господи, ну и дерьмо! – сказал он. – Черт!

– Успокойся, – сказал Нельсон. – Держи себя в руках. У меня нет времени мотаться по таким вызовам. И без того дел по горло. В следующий раз не швыряйся визитками.

– Я не могу платить тысячу баксов за право торчать в этой дыре.

– Если ты ограбишь банк, мне придется арестовать тебя, Том.

– Неужели нет никаких законов насчет уведомления или чего-нибудь в этом роде? Что он должен предупредить меня за месяц и только потом поднимать плату?

Нельсон усмехнулся:

– Брось! – сказал он. – Сбавь обороты. Это ты швырялся визитками. Эта грязная мартышка не сделала ничего противозаконного. У нас свободная страна, я же сказал. Он может назначить любую плату. Это его мотель.

Том затушил сигарету каблуком.

– А не мог бы ты депортировать его, Нельсон? Почему бы тебе не проверить его вид на жительство? Пусть убирается восвояси.

Нельсон встал, заправил выбившуюся рубашку и огладил живот.

– Боюсь, Том, если его цена тебя не устраивает, убраться придется тебе.

– Понятно, – сказал Том. – Я вижу, на чьей ты стороне.

– Я выполняю свой долг. А значит, не всегда могу поступать так, как мне хочется.

– Вот-вот.

– Ничего не поделаешь.

– Ты не лучше него.

– Почему бы тебе не поговорить с ним? Извинись. Попробуй договориться.

Том закинул ноги на стол и сцепил пальцы на затылке.

– Черта лысого я буду перед ним извиняться, – сказал он.

– Остынь, – сказал Нельсон. – Прошу тебя, Том, успокойся. Просто на тебя слишком много всего свалилось. Постарайся взять себя в руки.

– У его жены смачная задница.

– Я это заметил.

– Мне надо спокойно подумать.

– Неплохая мысль, – кивнул Нельсон.

Когда Нельсон ушел, Том посидел еще минут пять и начал укладывать вещи. Это занятие принесло ему спасительное облегчение. Бросить всё и уехать – вот что нужно сделать. Это так просто – побег, отступление. Вещей у Тома было немного. Ему нравилось путешествовать налегке. Бродяга и его бренные пожитки. Нельзя сказать, что он упаковывал вещи очень аккуратно, однако не был и небрежен. Как обычно, его ярость была направлена вовне, как луч прожектора, который слепит глаза всем вокруг. В то же время он чувствовал себя оленем, который мчится по шоссе перед фарами автомобиля. Еще миг – и он будет раздавлен. Он был ослеплен собственной яростью. Тому приходилось попадать в переделку, но такого с ним еще не случалось. Но какой смысл терять или ломать из-за этого бинокль или спиннинг? Он дорожил своими вещами не меньше того, кто попал в кораблекрушение.

Разложив все свое имущество на кровати, он направился к сараю для инструментов, предварительно заперев дверь домика. Может быть, Пин наблюдает за ним из окна? Пусть смотрит. Пусть думает что хочет. Рядом с домиком номер пятнадцать под замшелым карнизом стояла тележка Джабари с ведрами и тряпками. Что ж, пускай себе намывает туалеты, воротя нос от американского дерьма. Пускай вспоминает жильца, пропахшего никотином, который пожирал ее взглядом. Наверняка ей уже все известно. И все же она бесстрашно продолжает свое дело, несмотря на то что где-то поблизости рыскает Том Ужасный, кровожадный тигр-людоед, что терзает женщин, исполинский крокодил, который коварно поджидает, когда крестьянка выйдет к реке постирать свое сари. Интересно, есть ли в Индии крокодилы? В школе Норт-Форка этого не проходили. И по каналу «Дискавери» об этом не рассказывали. Пин, в отличие от жены, как крыса отсиживался в своей норе. Вряд ли он отважится высунуть свою карамельную физиономию. В сарае для инструментов Том взял кусок брезента и моток бечевки. Конечно, это было воровство. Это были чужие вещи. Но кому они нужны, кроме Тома? Пин и не знал о существовании этого брезента. Том пользовался им во время работы. Кражей это было лишь формально. На улице дождь, и брезент ему пригодится. Том аккуратно свернул его и по-хозяйски сунул под мышку.

Том включил стеклообогреватель. Он припарковался перед своим домиком, перекрыв выезд соседнему «крайслеру». На глазах у Пина, если, конечно, тот наблюдал за происходящим, Том уложил удочки и оружие на сиденье, чтобы на них не попадал дождь. Сюда же он положил коробки с патронами, катушки с леской, бинокль, ножи, бутылку виски и охотничьи сапоги.

На столе он оставил записку: «Это деньги за матрас. Думаю, он стоит долларов пятьдесят». Три десятки и двадцатка. Он не вор, воровством он себя не унизит. Пусть порадуются. Что он мог добавить? «Мне все время хотелось трахнуть твою жену, Пин, и могу поспорить, ей тоже этого хотелось»? «На самом деле, мы занимались этим каждый день в домике номер девять, пока ты пялился в телевизор»? Том расстелил на полу брезент, предварительно уложив под него бечевку, снял с кровати матрас вместе с разложенной на нем одеждой и остальными пожитками и запаковал все это – матрас и свои вещи – в брезент. Обмотав брезент джутовой веревкой, он соорудил из нее подобие ручки. Плоды его трудов напоминали сверток из фильма ужасов или находку, сделанную при археологических раскопках. Тюк был увязан на совесть, было видно, что его запаковал тот, кто привык держать вещи в порядке, кто любит инструменты и машины и знает в них толк, кто убежден, что у всего в этом мире должно быть свое место, и не представляет, что можно жить по-другому. Только так, а не иначе. Это всегда стоит потраченных усилий. Том почувствовал первобытное удовлетворение.

Лагерь был свернут. Последняя проверка. Отопление выключено. Шторы задернуты. Шкаф и ящики пусты. Под кроватью тоже пусто. Дощатые сосновые стены и кабельное телевидение. Он приходил, снимал шляпу, ложился на кровать. Холостяцкая хандра? Это куда лучше, чем оказаться бездомным. На минуту у Тома сжалось сердце. Он презирал себя за то, что дал волю чувствам. «Ну и черт с ним, – подумал он, – будь проклята эта дыра!» Он уложил тюк в кузов пикапа, закрыл дверь домика и дважды повернул ключ в замке. Как всегда в его взрослой жизни, все несущественное было в полном порядке.

Тому было не обойтись без тента для пикапа, и он направился прямиком к своему бывшему дому, где в свое время бросил тент гнить на заднем дворе. Разумеется, он помнил про запретительный приказ, который не позволял ему появляться в доме или вторгаться на прилегающую территорию, но сейчас ему куда больше мешала «королла» Хейди Джонстон, которая, как назло, перекрывала въезд во двор. Том надеялся за пару минут осторожно пробраться под деревьями, незаметно взять тент, вручную закрепить его болтами и испариться. Отъехав подальше, он затянет гайки как следует. Если бы не эта «королла». Часто, проезжая мимо своего дома, он видел незнакомые машины и воображал – главным образом ради мучительного наслаждения, но отчасти как муж, лишившийся своих прав, – что Элинор завела себе множество любовников, что все в городе знают о ее выходках, но в его присутствии держатся как ни в чем не бывало, хотя ему было прекрасно известно, что все эти машины принадлежат волонтерам из Комитета содействия семье Кросс. В основном это были женщины из церкви, которые приходили ухаживать за Томми – менять ему одежду, мыть голову, брить его, подмывать задницу, накладывать лубки на его руки и ноги, давать таблетки, готовить ему еду и мыть за ним посуду, расчесывать ему волосы, подстригать ногти, менять повязки на горле, куда была вставлена дыхательная трубка, и промывать мочеприемник. Каждое утро они массировали ему живот, чтобы он мог опорожнить кишечник на пластиковый лоток, и убирали его экскременты. Отец Коллинз превозносил этих женщин на все лады, без этого не обходилась ни одна месса: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте». Или: «Так мы, многие, составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены». Или: «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов». Или: «Будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом». Еженедельно отец Коллинз перечислял членов КССК поименно: Констанция Педерсен, Джулия Корн, Джулия Нидерхофф, Тина Ван Камп, Хейди Джонстон, Кэролин Мейерс, Кэрол Бойл, Мэрилин Дэвис, Грэйс Уивер, Беатрис Макмиллан, Лия Лонг и Эннабел Флетчер, чей дед был первым поселенцем на территории Норт-Форка и страдал болезнью Паркинсона. Эннабел написала о нем книгу. Она называлась «Тени кедров и картошка в прериях». Ради интереса Том прочел ее. Внучка, судя по всему, боготворила деда. В книге были сплошные небылицы. Все знали, что старый Флетчер был отъявленным пройдохой. Он владел значительной частью речной долины. По воскресеньям он ходил, вырядившись как денди с Восточного побережья.

Другие женщины были ничем не примечательны, одинаково скучны и глупы, кроме Джулии Нидерхофф, которая гибкой шеей и сильными икрами напоминала молодую кобылу. У нее были темные волосы и красиво очерченный подбородок.

С того дня, когда Томми привезли домой, они принялись помогать по хозяйству, и покою Тома пришел конец. Теперь в доме галдело сразу несколько женщин, к тому же Тина Ван Камп была дважды разведена и постоянно подначивала Элинор последовать ее примеру. Разумеется, все женщины беспрестанно выражали свое сочувствие. Некоторые из них сами были замужем за лесорубами, и их жалобы были хорошо знакомы Тому. Дом превратился в женский клуб, место для посиделок и пересудов за чашкой кофе, дешевое ток-шоу для недалеких слезливых домохозяек. Изменился даже запах в доме: на обогревателе, испаряясь, шипел антисептический освежитель воздуха. Следы помады на кофейных чашках – то, что он никогда не выносил. И пучки сухих цветов в туалете. Язык Элинор внезапно изменился: «Мне кажется, ты недооцениваешь мои слова, Том»; «Мне кажется, ты не уважаешь мои чувства, Том». В конце концов он, не выдержав, взорвался: «Пошла ты куда подальше, и эти ведьмы тоже, чтобы духу их не было в моем доме!» Но, как ни крути, они ухаживали за Томми. Без них все пошло бы кувырком – Том понимал это. Почему они не могли ограничиться ролью добрых самаритянок и не встревать в его семейные дела? Почему они вмешивались в его жизнь и лезли в смятенную душу его жены, убеждая ее, что он – полное ничтожество? Придя домой, он заставал Элинор сидящей за столом, скажем, с Мэрилин Дэвис, на столе диетическая кола, морковка, открытая Библия. Обе поглощены беседой. «Эй, – окликал их он, – как Томми?» Вместо ответа обе с заговорщическим видом смолкали, а когда он поднимался наверх, разговор возобновлялся. Иногда он видел, как жена и ее подруги молились, точно монахини, держась за руки, склонив головы и прикрыв глаза: «Больных исцеляйте… Дай нам сил… Молись за нас, грешных, и ныне, и в час смерти нашей…» В другой раз кто-то читал вслух Библию: «И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот…» Том проскальзывал мимо них с банкой пива, принимал душ и, растянувшись на кровати, включал телевизор. Когда в комнату входила Элинор, он не давал себя разжалобить, ее появление означало начало новой схватки.

Что же делать? Он может открыть дверь «короллы» Хейди Джонстон, поставить коробку передач в нейтральное положение и, осторожно подталкивая машину передним бампером своего пикапа, откатить ее с дороги. Можно прокрасться в запретную зону пешком, потихоньку обогнуть дом, как Арнольд Шварценеггер в фильме про неандертальца, и, схватив тент, убежать. Можно смиренно постучать в дверь и униженно объяснить Элинор, что ему хотелось бы забрать свой тент и он очень надеется, что она не станет возражать. Один вариант хуже другого. Такие муки – и все лишь для того, чтобы просто установить на грузовик тент. До чего он дошел! Связан по рукам и ногам, приперт к стене, шагу ступить не может по собственной воле. Кругом сплошные сложности. Том подавил в себе настойчивое желание протаранить «короллу». Он припарковал машину и, глядя в зеркало заднего вида, пригладил волосы – хорошо выглядеть было своего рода местью, а ему хотелось причинить Элинор боль.

Стоя в дверях, она сказала:

– Запретительный приказ, Том. Не заставляй меня звонить в полицию.

Выглядела она неважно. Изможденная, усталая, ожесточенная. Она уже не казалась ему привлекательной. Перед ним стояла женщина, с которой он был близок не меньше трех тысяч раз, а ему не хотелось даже притронуться к ней. Том удивился, насколько глубоким, неодолимым было его отвращение. Элинор высохла, в уголках глаз и на лбу появились морщинки, пылкая набожность тоже не прибавила ей женственности. У нее возникали все новые недостатки. Он представил ее с вязальными спицами в узловатых пальцах – сама мысль о таком будущем была невыносима. Но оно уже наступило. Элли носила растянутые спортивные шаровары, ее дряблые зад и живот совсем обвисли.

– Извини, – сказал он. – Я знаю, что это запрещено. Но я хотел только взять тент для пикапа. Мне даже не нужно заходить внутрь, я никого не потревожу, Элли. Я просто зайду во двор и заберу тент.

Он стоял под дождем, а она под крышей. Он понимал, что она боится, – как-никак он был тяжелее ее на восемьдесят пять фунтов. Ее пугал вспыльчивый противник, который в любой момент мог дать волю своей ярости.

– Девять-один-один, – сказала она. – Меня предупредили, что, если ты появишься, я должна позвонить туда.

– Я не собираюсь входить в дом. Я только заберу тент, больше ничего. Возьму тент и уйду. Пожалуйста, позволь мне зайти во двор.

– Нет, Том.

– Да, Элли.

Элинор вздернула подбородок.

– Еще мне сказали не вступать с тобой в спор, если ты явишься несмотря на все запреты. Я не собираюсь с тобой разговаривать, ясно? Так что до свидания.

– Погоди.

Она попыталась захлопнуть дверь, но он просунул в щель ногу.

– Погоди, – сказал он, – Элинор, не упрямься. Позволь мне забрать тент.

За спиной Элинор появилась Хейди Джонстон. Ростом Хейди была чуть больше пяти футов, однако по весу отставала от Тома всего фунтов на пятнадцать, это была расплывшаяся женщина с чудовищной грудью и лилово-красным ртом. Из породы тех мужеподобных особ, что в изобилии населяли Норт-Форк, – располневшие, лишенные признаков женственности самки, покупающие смесь для торта в супермаркете или торгующие лотерейными билетами в закусочной.

– Хейди, – сказал он, – как поживаешь?

– Осторожно, Хейди, – предупредила Элинор, – он опасен.

– Я не опасен.

– Нет, опасен.

– Брось! – сказал Том. – Я просто приехал забрать тент. Неужели это проблема? Тент для грузовика.

– Да, для Элинор это проблема, – возразила Хейди. – Для нее это очень важно.

– Разве ее здесь нет? – сказал Том. – Пока что Элинор в состоянии говорить сама.

– Да, в состоянии. Но ты ее не слушаешь.

– Я весь внимание.

– Непохоже.

– А на что это похоже?

– Не знаю.

– Тогда отвали. Это не твое дело.

– Я бы пошла позвонить, – сказала Элинор, – но боюсь рисковать. Нет, я все-таки пойду позвоню.

– Конечно иди, – подзадорила ее Хейди. Она стояла, сверля Тома звериными глазками-бусинками.

– Элинор, – сказал Том, – не глупи. Я не преступник. Я просто хочу забрать тент.

– Этот тент, – заявила Хейди, – является общим имуществом супругов. Нажитым во время совместной жизни. А значит, во-первых, он больше не принадлежит тебе, а во-вторых, уже просто явившись сюда, ты идешь против запретительного приказа, то есть нарушаешь закон.

Обычно в этой роли выступает мужчина. Смазливый новый приятель, который выставляет за дверь злополучного бывшего мужа. Том приоткрыл дверь пошире и продвинулся внутрь.

– Послушай, Элинор. Мне нужен только этот чертов тент. Если ты отдашь мне тент, можешь забрать себе дом. Думаю, против такой сделки не стал бы возражать даже твой адвокат. Дом в обмен на паршивый тент, Элли. Пользуйся моей добротой.

– Девять-один-один, – сказала Элинор.

– Не делай глупостей, – сказал Том.

Он вышел на улицу, рывком открыл дверь «короллы» и переставил рычаг в нейтральное положение.

– Не трогай мою машину! – завопила Хейди, но он не обращал внимания на ее крики, несмотря на то что она надвигалась на него, как разъяренный питбуль.

– Не ори, как будто тебя насилуют, – сказал Том. – Твоя машина загораживает дорогу, и мне придется ее подвинуть.

Хейди ускорила шаг, но в десяти футах внезапно остановилась. Ее глаза увлажнились от избытка адреналина.

– Это моя машина, – сказала она.

– Мне нужно ее подвинуть, – ответил Том. – Она стоит посреди дороги, я ее подвину.

– Ты не посмеешь это сделать.

– Еще как посмею.

– Если ты притронешься к моей машине, я тебя посажу.

– Мне казалось, ты верующий человек.

– Я подам на тебя в суд, и тебя посадят.

– Разве Иисус не учил быть милосердным к страждущим?

– Отойди от моей машины. Предупреждаю, Том.

– Ты что, угрожаешь пристрелить меня?

– Я сказала: отойди от моей машины.

– Твоя машина находится на моей земле, – сказал Том. – Я имею право ее подвинуть.

Упираясь руками в багажник, он откатил машину на десять футов. Все это время Хейди осыпала его проклятиями и кричала: «Всем известно, кто ты такой! Ты грешник, ты настоящий бандит! Всем известно, что твой сын парализован из-за тебя! Как только ты сам себя можешь выносить?! Все знают, что ты подонок, мразь, ничтожество, ты путаешься с Тэмми Бакуолтер, ты опустился до того, что живешь в мотеле! Убери свои грязные лапы от моей машины, я не шучу, не трожь мою машину!»

Том подъехал на пикапе поближе и уже пристраивал тент на место, когда Элинор открыла окно у него за спиной и сказала:

– Сейчас здесь будет полиция, Том, они уже выехали.

– Я просто забрал свой тент.

– Дело не в этом.

– Именно в этом.

– Ты всегда считал, что ты умнее всех.

– Мне просто нужен тент.

– Том, ты жалок.

– Я люблю тебя, дорогая.

– Ты не в себе, – сказала Элинор.

Времени затягивать болты уже не оставалось. Том бросил тент в кузов, придавил его парой поленьев и развернулся, чтобы выехать на улицу. Он увидел, что Хейди загородила ему дорогу своей «короллой» и стояла рядом с машиной, глядя на него со смесью торжества и самодовольства. Толстозадая свинья. Подлая стерва. Его подмывало дать полный газ и с разгона врезаться в ее машину, но вместо этого он развернулся и, подмяв заросли ежевики, которые на мгновение закрыли ему обзор, выскочил на улицу. Там он опустил стекло и крикнул Хейди:

– Счастливо оставаться, старая сука!

– Исчадие ада! – ответила Хейди. – Тебе самое место в преисподней, вместе с твоим папашей!

IV
Заступница
15 ноября 1999 года

Одна из почитательниц Энн постучала в дверь фургона и вручила Кэролин стопку свежих газет, термос с чаем, пакет апельсинов, упаковку тайленола и четыре коробочки йогурта.

– Помолитесь за меня, Энн, – умоляюще сказала она, пытаясь заглянуть внутрь через плечо Кэролин. – Меня зовут Элизабет Хойнс, я всегда к вашим услугам.

– Она постарается, – заверила ее Кэролин. – А пока, прошу вас, идите с миром. Энн нужно побыть одной.

Но паломница замешкалась, и Кэролин увидела у нее за спиной целую толпу людей, которые окружили фургон, точно рок-н-ролльные фанаты. Заметив, что дверь приоткрыта, они начали наперебой выкрикивать свои просьбы, на все лады выражая свою любовь. «В крайнем случае можно будет отогнать их перцовым аэрозолем», – подумала Кэролин.

К счастью, вокруг фургона боевым порядком выстроились охранники-добровольцы. Накануне вечером их ряды пополнились новыми энтузиастами. Утром Кэролин бросилось в глаза, что туристский городок стал похож на лагерь беженцев: повсюду бродили сомнительного вида неумытые личности, судя по всему бездомные. Ее фургон напоминал грузовик с гуманитарной помощью Организации Объединенных Наций – с какой-нибудь соевой мукой для голодающих. Было уже десять утра, дождь прекратился, но, по-видимому, ненадолго, с ветвей капало, по небу плыли низкие серые облака. Гнетущая пелена, омрачая все вокруг, бросала тень на лица исполненных надежды паломников, делая их похожими на мрачных, промокших узников или колонию гниющих грибов. Чудаковатые странники, готовые терпеть лишения. Изможденные беженцы, спешащие навстречу ими же придуманному Богу. Или просто в никуда, как Кэролин, – разве что навстречу богу солнца, языческому властелину экваториальной зоны. Неприглядный облик туристского городка вызывал у Кэролин страстное желание поскорее оказаться в Сан-Лукасе. Там она будет спать голой, есть рис и фрукты, пить «Маргариту», вставать в девять утра и курить травку. Покупать лаймы и тоник и читать книги о путешествиях, лежа под пальмой. Последние четыре зимы ее девизом и мантрой было: «Все может подождать до завтра». А пока… пока завтрак и газеты, которые приносят лакеи.

– Прошу, помолитесь за меня, – повторила паломница. – Я надеюсь, вам понравится завтрак.

Кивнув с видом вдовствующей королевы, которая не ожидает иного обращения, Кэролин указала на случайно затесавшегося в толпу фотографа и сказала:

– Он должен подчиняться тем же правилам, что и остальные, пересекать черту нельзя.

Один из охранников тут же выступил вперед, схватил незадачливого фотографа за шиворот и, недолго думая, ударил кулаком прямо в объектив камеры. Кэролин окинула взглядом толпу просителей, ожидающих аудиенции, и, обращаясь к услужливой паломнице, промолвила:

– Будь добра, передай им, что сейчас Энн молится.

Паломница повернулась к толпе и объявила:

– Она молится! Соблюдайте терпение и спокойствие, и да хранит вас Господь!

– Спасибо, – сказала Кэролин, – пока всё.

Охранник закрыл за ней дверь фургона. Внутри, за задернутыми шторами, Кэролин могла расслабиться. Интерьер ее жилища изменился: она поставила свечи, повесила на зеркало заднего вида распятие, а на приборную доску положила Евангелие. Пока все складывалось наилучшим образом. Чай и утренние новости, вместо того чтобы искать под дождем грибы и влачить жалкое существование, едва сводя концы с концами. Интересно, не вызвало ли это у кого-нибудь желания позлословить? Кэролин ела йогурт и просматривала заголовки газет: «Провидица-малолетка может погубить город лесорубов», «Беглянке являются духи», «Явление Девы Марии привлекло толпы паломников», «Тысячи людей собрались в лесу, чтобы увидеть Пресвятую Деву», «Епископ намерен расследовать историю с видениями», «Сборщица грибов утверждает, что видела Пресвятую Деву», «Наплыв паломников – тяжкое испытание для городской инфраструктуры. Местный шериф в растерянности», «Духовидица исцеляет больных. Местные жители настроены скептически». Кэролин безумно хотелось увидеть в новостях собственное имя, хотя она сознавала, что подобное желание отдает ребячливостью и дурным вкусом. «Что есть, то есть, – думала Кэролин. – Я продала душу материальному миру с его бесчисленными соблазнами. Загробной жизни, вратам рая, Элизиуму и нирване я предпочитаю земную жизнь». Одна из заметок сообщала: «Миссис Карлтон заявила, что примерно спустя три с половиной часа ее бородавки исчезли». Кэролин читала с растущим интересом: «Кассир супермаркета „МаркетТаймс“ Сью Филипс, 27 лет, охарактеризовала мисс Холмс так: „Тихая, кроткая, из тех, кого не всегда заметишь“. Фил Пек, пресс-секретарь Лесозаготовительной компании Стинсона, подтвердил, что в понедельник компания сделает заявление. По словам представителя епархии, епископ озабочен проявлениями массовой истерии и намерен заняться расследованием данного случая в самое ближайшее время. Шериф Нельсон размышляет о проблемах безопасности и здравоохранения. Сборщик грибов Стивен Моссбергер, 29 лет, говорит: „Духовидица в основном держалась особняком, никто из нас не ожидал, что возможно нечто подобное“. Мисс Холмс родилась в Медфорде, штат Орегон, бросила школу и была объявлена в розыск десятого сентября. В неофициальной беседе мэр Кэнтрелл проявил осторожный оптимизм, предположив, что Норт-Форк справится с растущим наплывом паломников. Лайман Сильвестр, президент Торговой палаты Норт-Форка, определяет происходящее как „спасительную инъекцию пациенту с остановкой сердца“. Отец Коллинз отказался комментировать историю с видениями, предложив корреспондентам обратиться в офис епископа. Безработные лесорубы в баре „Бродяга“ встревожены наплывом приезжих. „Мы не против туристов, – сказал Дэйл Рэймонд, 41 год, родился и вырос в Норт-Форке, – но если люди приезжают в наш город, следует считаться и с нами. Они должны понимать, что мы здесь живем. Не делать вид, что нас не существует“».

Энн села, подложив под голову подушку, и медленно открыла термос. Ночь она провела на раскладном диване у священника, а в восемь охранники увезли ее в туристский городок. Ее одежда была чистой, аллергию подавила двойная доза фенатола, однако лихорадка не прекращалась. К тому же ее смущала неподатливость отца Коллинза. Как заставить его увидеть Пресвятую Деву? Как сделать так, чтобы Дева Мария протянула ему руку? Утром на въезде в туристский городок Энн поджидали репортеры и операторы с камерами – их прислала телекомпания, выпускающая программу новостей. При виде представителей СМИ Энн помрачнела, но, заметив толпу просителей, которые скандировали ее имя и возносили хвалу Господу, склонила голову и сложила руки у подбородка. Из фургона немедленно появилась Кэролин и на глазах у всех заключила Энн в свои объятия.

– Провела ночь со своим священником? – шепотом спросила она. – Сейчас я прогоню репортеров, они настоящие стервятники, дай им палец – откусят руку.

Она проворно втолкнула Энн внутрь, захлопнула дверь и, как опытный представитель по связям с прессой, обернулась и с нажимом сказала:

– Сегодня утром никаких интервью, простите, больше никаких комментариев. К тому же нам хотелось бы определить границы территории, куда нет доступа представителям СМИ. Наши друзья обозначат этот участок флажками, чтобы репортеры нам не мешали.

В фургоне она с небрежным изяществом очистила апельсин и снова уткнулась в газету.

– Эй, – воскликнула она, – смотри-ка! Здесь цитируют мои слова: «Грир, которая называет себя ученицей духовидицы, сказала, что, по ее оценке, в воскресенье количество паломников составляло около двух тысяч, а сегодня их, по всей вероятности, станет еще больше, что вызовет „соответствующий рост нагрузки на местные инфраструктуры“». Видишь, теперь я стала кем-то вроде твоего пресс-секретаря. Судя по тому, что пишут в газетах.

– Ты понимаешь, что значит быть учеником?

– Я должна верить всему, что ты несешь?

Энн не ответила. Она налила себе чаю.

– Быть твоей помощницей, – сказала Кэролин, – распространяющей твое учение. Преданной последовательницей святой Энн из Норт-Форка. Хочешь половинку апельсина?

– Нет, спасибо.

– Но тебе полезно. В нем много витамина С.

– Святой Энн?

– Это плохая шутка. Извини. Тебе нужно принять тайленол, таблетки три. Если ты уже не проглотила парочку утром, после того как переспала со своим священником.

– Я спала на диване.

– Все так говорят.

– Что ты хочешь сказать?

– Остальные его подружки.

– Он священник. У него нет подружек.

– Смотрела «Поющие в терновнике»? Помнишь Ричарда Чемберлена? Как он флиртовал с Рэйчел Уорд?

– Нет.

– Он же не закован в наручники.

– Кэролин!

– Чем же вы тогда занимались?

– Мы разговаривали.

– О чем это?

– О церкви.

– О какой еще церкви?

– О церкви, которую нужно поскорее начать строить. Церкви Пресвятой Девы.

– Ясно, – сказала Кэролин. – Церковь, говоришь? Я тоже про нее думала.

Она кивнула в сторону пластикового ведерка на пять галлонов, до половины наполненного монетами и мелкими купюрами:

– Видала? – спросила она. – Вот она, твоя церковь. Деньги, которые станут церковью. Если ты будешь более настойчива, денег будет больше, и это позволит твоей церкви материализоваться.

– Сколько здесь?

– Точно не знаю.

– Может, нужно их пересчитать?

– Потом пересчитаем. Лучше не забывай напоминать об этом своим почитателям. Повторяй, что без их взносов, вкладов, пожертвований, десятины, поборов и так далее ты не сможешь выполнить волю Матери Божией.

Кэролин поставила ведро на стол.

– Посмотри, что я здесь написала, – сказала она: – «Фонд церкви Матери Божией Лесной».

– Матери Божией Лесной?

– Звучит неплохо, как ты считаешь? У нас есть еще три таких же ведерка.

Раздался робкий стук в дверь, вежливый и почтительный. Кэролин убрала ведро.

– Ни минуты покоя, – проворчала она.

На сей раз это была другая паломница, женщина в парке, залатанной клейкой лентой; ее затейливую прическу, похожую на сахарную вату, защищал от дождя прозрачный полиэтилен.

– Здесь священник, – сказала женщина. – Он говорит, что его прислал епископ. С ним еще один священник, из Норт-Форка. Они хотят поговорить с вами.

– Вот как? – сказала Кэролин. – Очень любопытно.

– Можно их пропустить?

– Мы это обсудим.

– Что мне им сказать?

– Скажите, пусть подождут.

– Как долго?

– Как получится.

– Нет, – сказала Энн, – я рада их видеть. Пусть заходят.

Женщина отступила в сторону, и в дверях фургона появились отец Коллинз в пальто и кожаных перчатках и представитель епископа в черном одеянии с белым воротничком. С седой стрижкой ежиком и в очках с тонкой металлической оправой он напоминал школьного учителя физкультуры, нарядившегося священником на Хэллоуин, или Гарри Трумэна.

– Здравствуйте, – сказал отец Коллинз, – всем доброе утро. Сегодня толпа стала еще больше. Я просто потрясен таким количеством народу. Это мой… коллега, отец Батлер.

– Доброе утро, – сказал отец Батлер. – Извините, что помешали вашему завтраку. К сожалению, пришлось явиться без приглашения. Да, толпа действительно чудовищная.

– Вас прислал епископ, – кивнула Кэролин. – Так сказали мои помощники.

– Да, я от епископа. Все верно. Давайте сразу перейдем к делу. Епископ прислал меня выяснить, что здесь происходит. Оценить ситуацию.

– Оценить ситуацию?

– Именно.

Духовидица сидела, откинувшись на подушку. Одной рукой она держала чашку чая, другая покоилась на коленях. Она была прикрыта одеялом – так обычно изображают пациентов санатория начала двадцатого века, не хватало только термометра во рту и бутылки с горячей водой в изголовье. Бледность делала ее похожей на призрак, а ее нежная кожа была столь безупречна, что казалась ненастоящей. Она напоминала персонаж театра кабуки, страдающего анорексией, девочку с Запада, которую окунули в рисовую пудру.