Текст книги "Богоматерь лесов"

Автор книги: Дэвид Гутерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

III
Жена, облеченная в солнце
14-15 ноября 1999 года

Вечером в воскресенье священник занимался онанизмом. Это вышло случайно. Он сидел в кресле для чтения, пристроив на коленях открытую книгу «Человек с огоньком» и рассеянно поглаживая свою ногу, как вдруг его осенило, что это поглаживание может быть более целенаправленным. Прежде чем продолжить, священник, как всегда, обдумал нравственные и духовные последствия своего поступка, но решил пренебречь своими соображениями и не отказывать себе в постыдном удовольствии, которое, согласно катехизису, является извращением, противным человеческому естеству.

Когда все было позади, ему стало стыдно; он понимал, что священнику, давшему обет безбрачия, не пристало онанировать, потакая своим греховным прихотям. Наряду с этим он ощущал смутное сожаление, что извлек из процесса недостаточно удовольствия. Все закончилось слишком быстро, наслаждение могло бы быть куда более глубоким, если бы он отдался ему всей душой. Поскольку его половая жизнь сводилась к единичным эпизодам самоудовлетворения, подобные оплошности значили для него куда больше, чем для других людей. «Что ж, – подумал он. – Может быть, в следующий раз. Постараюсь быть более собранным». Он приводил себя в порядок, когда кто-то негромко, но настойчиво постучал в дверь. «Господи!» – воскликнул он. Вот и полиция нравов! В панике он поспешно заправил в брюки рубашку и проверил, не осталось ли на брюках пятен. «Я просто смешон», – подумал он.

На пороге стоял угрюмого вида мужчина, за его спиной девушка, которая утверждала, что видела Деву Марию, а позади нее еще один мужчина. Священник заметил машину с работающим двигателем и включенными дворниками. В резком свете фар он увидел, что лужа перед прицепом превратилась в настоящее море. Дождь моросил с мягкой настойчивостью, образуя туманную пелену, расплывчатую и невесомую, как снег.

– Вы отец Коллинз? – спросил тот мужчина, что стоял в дверях. – Отец Дональд Коллинз?

Священник окинул его взглядом. Мужчина был плотного сложения, с воинственно торчащими усами и сумрачным лицом фанатика. На нем была ярко-оранжевая непромокаемая куртка, из тех, что носят охотники. Позади зловеще маячил его спутник, мгла позволяла увидеть лишь его позу: он стоял, скрестив руки на груди на манер Супермена.

– Энн, – сказал священник, – рад тебя видеть.

– Эти люди подвезли меня, – сказала она. – Я…

– Никогда не садись в машину с незнакомцами. Это опасно. Мало ли на что способен мужчина. Полагаю, джентльмены, вы простите, что я это говорю, но, думаю, вы согласитесь, что на то есть основания. Не следует доверять незнакомым людям, запомни.

– Мы не опасны, – возразил мужчина с усами. – Я понимаю вас, святой отец, но мы заслуживаем доверия, можете не сомневаться.

Священник перевел взгляд на девушку.

– Куда подевалась твоя верная подруга? – спросил он. – Циничная председательница клуба поклонников Карла Молдена. Почему она тебя не подвезла? Кэролин, кажется? Где она?

– Может, верная, а может, и не очень, – заметил мужчина с усами. – Кто ее знает.

– Что? – спросил священник. – Простите?

– Я про Кэролин Грир. Женщина, про которую вы говорите. Ее зовут Кэролин Грир.

– Он прав, – сказал второй мужчина. – У нас есть некоторые подозрения. Впрочем, пока кое-что не прояснится, мы воздержимся от суждений в адрес Грир.

Священник почувствовал, что его волосы намокли от холодного дождя.

– Давай пройдем в дом, – сказал он Энн. – Вас же, джентльмены, я хотел бы от всей души поблагодарить. Спасибо за любезность. И за помощь.

– Пустяки, – ответил второй мужчина. – Идите в дом. Мы подождем здесь. Посидим в машине. У вас ведь нет черного хода, отец? Второго выхода?

Священник взял Энн за руку, увлекая ее за собой.

– Нет, – сказал он. – Дверь только одна. Доброй ночи, джентльмены. Благодарю вас.

Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь, надеясь, что его жилище не сохранило предательский запах извергнутого семени, который порой можно ощутить в спальне мальчишки-подростка. Священник в великом смущении вспомнил, что фантазии, которым он предавался всего минуту назад, были большей частью связаны с той самой девушкой, которая теперь стояла перед ним. В том, что спустя всего минуту после того, как он утолил свое холостяцкое желание, она предстала перед ним во плоти, тоже был какой-то остаточный эротизм. Это было своего рода сексуальное ясновидение. Словно его порочные мысли материализовались и он наколдовал предмет своего вожделения; так из глины или ребра Бог создал Еву – правда, Бог не предавался пороку.

– Насколько я помню, вчера ты была без телохранителей, – сказал он. – И все было нормально.

Энн ослабила тесемки капюшона, но не сняла его. Она была заметно бледнее, чем вчера, и он снова с тревогой подумал о ее здоровье.

– Эти двое появились совсем недавно, – ответила она.

– Хочешь сказать, они тоже видения? Может, так и следует к ним относиться?

Они сели, и она согласилась выпить чашку ромашкового чая.

– Ромашковый чай помогает при простуде, – сказал отец Коллинз.

– Мне кажется, это не простуда, – ответила Энн. – Похоже, у меня грипп.

– Ты принимаешь какое-нибудь лекарство?

– Судафед.

– И он помогает?

– По-моему, нет.

– Тебе нужно показаться врачу.

– Нет, святой отец.

– Самое главное сейчас – твое здоровье.

– Нет. Главное – построить новую церковь. Это важнее моего здоровья. Важнее всего на свете.

Священник извинился и вышел, чтобы поставить чайник. Это немного успокоило его перед лицом столь пугающей преданности долгу. Раскладывая на тарелке сухое печенье, он размышлял, как хорошо быть приходским священником, у которого есть собственный дом. Ему представились крохотные сандвичи со срезанными корочками, фигурные шоколадные кексы и стога сена в Уилтшире. Мистер Коллинз приглашен в гости к Беннетам. Его преподобие мистер Коллинз. Тезка отца Коллинза из «Гордости и предубеждения» [21]21
  Роман английской писательницы Джейн Остин (1775–1817).


[Закрыть].

Когда он вернулся в комнату, Энн по-прежнему сидела в капюшоне, плотно сдвинув колени, точно сдерживая желание помочиться.

– Это кажется невероятным, – сказал отец Коллинз, – но ты действительно похожа на провидицу. Ты точно рождена для этой роли.

– А как выглядят провидицы?

– Думаю, как Бернадетта из Лурда, которая увидела Пресвятую Деву, когда ей было четырнадцать. Или дети, что пасли скот в Фатиме. Или пастухи из местечка Ла-Салетт. Как и тебе, Энн, им всем бы не помешал душ. А одежда нуждалась в стирке.

Она еле заметно улыбнулась и откусила заусенец.

– Ты можешь помыться у меня, – сказал священник. – У меня есть стиральная машина и сушилка и полным-полно мыла и шампуня.

– Спасибо, – ответила Энн. – Но что с церковью? Нам нужно приниматься за дело.

– Но ведь это не помешает тебе принять душ? Прежде чем мы начнем замешивать раствор.

– Я должна делать то, что велела Пресвятая Дева, – сказала Энн.

– Звучит ужасно. Словно ты больше не принадлежишь себе.

– Так оно и есть.

– Понимаю.

– Я служу Пречистой Матери.

– Ты говоришь так, словно у тебя нет времени даже принять душ.

– Есть.

– Там висит чистое полотенце.

– Так как же с церковью?

– Что было сегодня? – спросил священник. – Расскажи мне про сегодняшний день, Энн. У тебя было видение?

– Да.

– На том же месте? В лесу?

– Да, на глазах у тысячи людей. Их тоже призвала Пресвятая Дева.

– Тысяча человек?

– Шериф сказал, что их было тысяча четыреста. Туристский городок набит битком.

– Шериф?

– Он тоже там был.

– Что он там делал?

– Следил, чтобы не было массовых беспорядков.

– Тысяча человек?!

– Наверное, больше.

– Ты не шутишь?

– Нет.

Отец Коллинз почувствовал, как у него екнуло сердце. В церкви говорили, что поглядеть на видение собралась толпа народа, но тысяча человек?! Тысяча?! «Что ж, – подумал он, – придется звонить епископу. Мне одному здесь не справиться. Здесь не обойтись без церковного расследования».

– Как туда попала тысяча человек? Ведь это место в глухом лесу!

– Они пришли пешком.

– Ясно.

– Как и вы.

Отец Коллинз положил ногу на ногу, словно готовясь к долгому разговору.

– И что же она сказала вам в присутствии тысячи человек?

– То же, что и раньше. Иисус сердится. Люди слишком много грешат. Верующие должны делать то, что она говорит, творить добрые дела. Она обещала, что явится еще два раза. Я должна все рассказывать вам. Надо начинать строить церковь.

Священник вздохнул.

– Церковь… – сказал он. – Что ж, давай начнем. Сначала нам придется встретиться с тем, кто владеет землей. Потом нужно купить землю, так? После этого надо найти архитектора. Такого, у кого будет время, чтобы сделать все необходимые чертежи и разработать проект здания. Архитектору понадобится на это примерно девять месяцев. Потом ему придется работать с инженером, и на это уйдет еще месяца три. Между тем нам нужно будет найти источник питьевой воды – на наше счастье, она здесь не слишком дорогая. Понадобятся дополнительные расходы на дренаж – почва глинистая. Проект нужно представить в муниципалитет на рассмотрение и утверждение, и тамошний чиновник не менее четырех раз заставит нас что-нибудь переделывать. На это мы потратим от девяти месяцев до года. Округ потребует, чтобы проект отвечал санитарным требованиям. Не обойтись и без экологической экспертизы. Это оценка воздействия проекта на окружающую среду. Приедут специалисты по природным ресурсам. Они начнут пересчитывать растения, орлиные гнезда, тисовые деревья, хохлатых дятлов, тритонов и полевок. Составят описание водно-болотных угодий. Если все будет нормально, то через год-полтора мы получим разрешение на строительство и право приступить к работам. Тогда мы сможем нанять дорожно-строительную компанию, потому что без дороги нам не подвезти оборудование. Дорожно-строительная компания включит нас в свой график работ. Строить дороги можно только когда сухо, а сухо в этих краях не бывает никогда. После этого нужно провести электричество, то есть проложить линию электропередач примерно в две мили длиной, что обойдется приблизительно в сотню тысяч долларов, цифру я беру с потолка. Электроэнергетическая компания тоже поставит нас на очередь. И когда у нас наконец будет электричество, разрешение и дорога, мы сможем взяться за строительство. В общей сложности понадобится пара лет, два-три миллиона долларов, море пота, крови и слез. Лишь тогда можно приниматься за дело.

– Откуда вы все это знаете?

– Я уже пытался построить новую церковь. Старая прогнила насквозь. Вся изъедена древоточцами и плесенью.

Энн пожала плечами.

– Значит, первым делом, – сказала она, – нужно встретиться с землевладельцем.

– Я позвоню ему. Завтра же утром. Или пойду к окружному инспектору, который занимается недвижимостью.

На кухне запел чайник.

– Извини, – сказал священник. – Посиди здесь. Отдохни. Успокойся. Отвлекись. Тебе не повредит отвлечься. Расслабиться. Помедитировать. Это пойдет на пользу твоей душе.

– Я не могу расслабиться.

– Это плохо.

– У меня слишком много дел.

– Всех дел не переделаешь.

– Я должна делать то, что приказала Пресвятая Дева.

– Прежде всего, – сказал священник, – тебе надо отдохнуть.

Однако Энн не послушалась, встала с дивана и последовала за священником на кухню. Пока он возился у плиты, заваривая чай, она стояла, прислонившись к дверному косяку. Она стянула капюшон, открыв болезненное, юное лицо.

– Еще кое-что, – сказала она.

– Я слушаю.

– Это личное.

– Что именно?

– На самом деле проблем несколько.

– Продолжай.

– Мне неудобно об этом говорить. Ужасно неудобно.

– Не смущайся, – сказал священник, – я же священник.

Она посмотрела на него испытующим взглядом, словно сомневаясь в его словах.

Священник взял пластмассовый поднос с чашками и красиво разложенным печеньем.

– Давай поговорим в гостиной, – предложил он.

– Понимаете, – сказала Энн, – я ужасная грешница.

– Думаю, ты заблуждаешься.

– Нет, это так.

– Ты хочешь исповедаться?

– Я не могу. Я некрещеная.

– Тогда сделаем вид, что в этом нет необходимости. Не стоит об этом беспокоиться. Считай, что я не священник, а просто твой… друг, добрый друг. Тогда крещение не обязательно.

Подносом он указал в сторону двери.

– Гостиная, – сказал он. – В моем доме исповедальней служит гостиная.

В гостиной она уселась на диван. Она сидела, не глядя на священника. К чаю она не притронулась. Он отхлебнул из своей чашки и отломил кусочек печенья. Он был терпелив и ждал молча. Наконец духовидица высморкалась и промолвила:

– Я попаду в ад.

– С какой стати? Зачем ты так говоришь?

– Я попала в лапы сатаны. Я буду гореть в аду.

Потеряв самообладание, священник по-отечески склонился к девушке, ощутив запах давно не стиранной одежды.

– Энн, – сказал он, – ты не должна так думать. Ты же не веришь в сатану?

– Святой отец, – выдохнула она, – я была наркоманкой. Я ела грибы, от которых бывают галлюцинации, и курила марихуану. Я лгала. Я воровала. Даже свой катехизис я украла. Я сделала аборт. Я сбежала из дому. Я заразилась… венерической болезнью. И я… понимаете… я все время трогаю себя. В тот день, когда я впервые увидела Пресвятую Деву, я делала это дважды.

– Но все это совершенно обычное дело, – сказал священник, в глубине души признавая, что особенно острое и мучительное любопытство у него вызвала склонность Энн к мастурбации. – Ты обычный человек, Энн. Любой человек совершает ошибки. Это случается со всеми.

– Но не всем случается увидеть Пресвятую Деву.

– Это не меняет характера твоих грехов. Большей частью это простительные грехи. Они не относятся к смертным грехам.

– Святой отец, – произнесла Энн, – вы должны помочь мне. Помогите мне избавиться от дьявола.

– Начнем с того, что никакого дьявола не существует. Если ты имеешь в виду черта с хвостом и рогами, то его нет – нет, и точка.

– Дьявол есть. Он должен быть. Если вы верите в Иисуса, Сына Божьего, вы должны верить в дьявола.

– Почему?

– Потому что иначе как объяснить все зло, которое есть на свете?

– Дьявол – это просто идея, – сказал священник, – отвлеченное понятие. Абстракция.

– Если это относится к дьяволу, значит, то же самое можно сказать и про Бога.

– Бог – это вечная тайна.

– Тогда почему дьявол не тайна?

– Дьявол – это тоже тайна.

– У меня странное ощущение, – сказала Энн. – Я чувствую, как он дышит мне в затылок. Словно он стоит у меня за спиной и наблюдает. Я хочу очиститься.

– Это нервы.

– Наверное.

– Ты одинока.

– Пожалуй.

– Почему ты убежала из дома? – спросил священник. – Твои родители знают, где ты?

– У меня нет родителей. Только мать. Но… ей теперь все равно.

Отец Коллинз потер подбородок, помня, что этот жест отличает педантов.

– Все равно? – спросил он. – Как это?

– Абсолютно все равно.

– Она знает, где ты?

– Нет, – сказала Энн, – но знает, что я жива.

– Этого мало.

– Может быть.

– Тем не менее.

Священник с огорчением подумал, что их разговор становится все более бессмысленным.

– Послушай, – сказал он, поднимаясь, – ты голодна, ты устала, ты нездорова, ты промокла, тебе следует принять душ. Тебе нужно успокоиться после всего, что случилось. Давай отложим этот разговор до завтра. Ты примешь душ, переоденешься, поешь, отоспишься. А завтра мы всё обсудим. Поверь мне, завтра все покажется иным.

Ее запах, а вернее сказать, зловоние, заполнил всю комнату. Ей явно требовалось мыло, зубная паста и шампунь.

– Отец, – сказала она, и это слово в ее устах опечалило его. Внезапно он понял, что тоже смертен, эту мысль вызвала у него ее стыдливая нищета, – ведь мысль о смерти стоит за всеми прочими сущностями, будь то секс, Вселенная или Бог. – Отец, – повторила она, – нужно действовать. Мы должны построить новую церковь.

Отправляя Энн в душ, священник до мелочей продумал, как организовать процесс, и его план был не лишен определенного своекорыстия. Он понял это, когда излагал его. «Какой позор! – подумал он. – Как нелепо! И неубедительно». Но духовидица сделала все, как он сказал. Она ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Там она разделась, осторожно приоткрыла дверь и выбросила наружу грязную одежду. Священник успел заметить тонкую белую руку и бледный сгиб локтя. Он прислушался и, когда в ванной зашумела вода, подошел поближе и обследовал вещи, лежавшие на полу у двери. Среди них не было ни бюстгальтера, ни трусиков, – то ли она была слишком застенчива, чтобы положить их в общую кучу, то ли попросту не носила нижнего белья. В любом случае мысль о застежке маленького бюстгальтера и резинке трусиков доставила ему огромное удовольствие, хотя оно было бы куда острее, если бы он мог увидеть все это воочию. Священник упрекнул себя за свой патологический интерес к ее нижнему белью, собрал лежавшие на полу вещи и всю дорогу до стиральной машины зажимал себе нос, так грязна и омерзительна была эта одежда, пропитанная острым запахом пота. Он вывернул карманы ее джинсов и обнаружил в одном из них скомканную обертку от буррито. В нагрудном кармане куртки он нашел с полдюжины леденцов, шелуху от семечек, судафед и фенатол в таблетках и три маленькие белые морские ракушки. Священник задумался. Он представил себе, как живет эта девушка, перебиваясь случайными заработками. Как она нашла эти ракушки. Как, поиграв ими, решила оставить их у себя. Он засыпал в машину стиральный порошок и установил режим – стирка в горячей воде. «Не повредит, – подумал он. – Лучше отстирается. Вот оно, очищение».

Зазвонил телефон. Священник покосился на определитель номера, который в девяноста процентах случаев сообщал ему: абонент неизвестен. После четвертого звонка включился автоответчик: «Вы позвонили отцу Дональду Коллинзу из католической церкви Святого Иосифа в Норт-Форке…» – священник подумал, что его голос звучит слабо и невыразительно, и это вызвало у него мимолетную досаду – после чего раздался более звучный голос: «Здравствуйте, говорит отец Уильям Батлер. Я звоню по поручению епископа Трэйси. Он попросил меня заняться историей с видением Девы Марии в вашем городе…» Отец Коллинз снял трубку:

– Да, – сказал он, – я слушаю.

– Отец Коллинз?

– Да, это я.

– Билл Батлер.

– Да, отец Батлер.

– Мы не встречались с вами раньше?

– Не думаю. Может быть.

– Мне знакомо ваше имя.

– Есть другой отец Коллинз. Он работает на федеральном уровне.

– Это не вы?

– Меня зовут Дональд Коллинз.

– Значит, мы не знакомы.

– Полагаю, нет. Имя Билл Батлер мне незнакомо. Хотя у меня скверная память на имена.

– У меня тоже.

– Вы хотели поговорить со мной?

– Эта девушка, там, у вас. Я звоню насчет нее. История просочилась в газеты.

– Это меня не удивляет, – сказал отец Коллинз. – Сегодня с ней в лес отправилось около тысячи человек. Я сам собирался позвонить вам завтра.

– Вы бы меня не застали. Завтра утром я буду в Норт-Форке. Где вас можно найти, отец Коллинз?

Отец Коллинз почувствовал в тоне собеседника скрытый упрек за недостаток активности. Отец Батлер разговаривал с ним свысока. Этот человек был явно старше и мудрее.

– Где меня найти? – переспросил отец Коллинз.

– Где мы можем переговорить?

– В церкви, я полагаю. Где-нибудь в девять тридцать. В любое время после девяти тридцати. В восемь я должен быть в тюрьме и в течение часа принимать исповедь.

– В тюрьме?

– Да.

– В городе есть тюрьма?

– Так штат пытается обеспечить лесорубов работой.

– Где находится церковь?

– У светофора поверните налево. Это единственный светофор. Церковь через два квартала.

– Повернуть налево у светофора.

– Норт-Форк-авеню.

– Если я опоздаю, значит, я задержался в дороге.

– В любом случае я буду ждать вас у себя в кабинете. У меня достаточно бумажной работы. Если вы задержитесь – не проблема, мне есть чем заняться.

– Так вы сказали, там была тысяча человек?

– Да. Хотя я в этом не уверен.

– Кто вам это сказал?

– Это только слухи. Скорей всего это преувеличение. Норт-Форк маленький, болтливый городишко. Думаю, там было не больше сотни человек.

– Я никогда не был в Норт-Форке в штате Вашингтон.

– В основном здесь занимаются заготовкой леса. Вернее, так было раньше. До того как построили тюрьму.

– Звучит мрачновато.

– Да, веселого мало.

– Наверняка такое соседство сказывается на городе.

– Город и до тюрьмы бы не в лучшем состоянии. Кроме того, вы не поверите, но за год здесь выпадает восемьдесят пять дюймов осадков.

– Я прихвачу плащ. Значит, после девяти тридцати.

– И резиновые сапоги.

– Без них никак?

– Если не хотите весь день ходить с мокрыми ногами.

– Мы куда-нибудь пойдем?

– В лес. Там, где ей являются видения. Примерно две мили ходу.

На другом конце провода воцарилось молчание. Отец Коллинз не стал заполнять паузу.

– В прошлом году, – вздохнул отец Батлер, – мне пришлось разбираться с одной историей: девушка рядом с городом Якима слышала голос Пресвятой Девы, он раздавался из оросительного канала на краю вишневого сада. Там была жуткая холодина, у меня просто зуб на зуб не попадал. Градусов двадцать [22]22
  Температура по Фаренгейту. Примерно минус семь градусов по Цельсию.


[Закрыть]. Думаю, у вас будет полегче.

– Сорок градусов [23]23
  Около плюс четырех по шкале Цельсия.


[Закрыть]и промозглая сырость, по моему скромному мнению, куда хуже двадцати в сухом климате. Здесь вы продрогнете до костей.

– Вы меня не радуете. Ладно. Теперь я знаю, к чему готовиться.

– Мне просто хотелось, чтобы вам было комфортно.

– Что-нибудь еще?

– Она совсем юная, – сказал отец Коллинз. – Подросток. Совсем ребенок, так что не удивляйтесь.

– «И малое дитя будет водить их…» – откликнулся отец Батлер.

– Вот именно, – сказал отец Коллинз. – Не будьте с ней слишком суровы.

Он повесил трубку и невольно принялся напевать старый гимн воббли [24]24
  Воббли – члены партии «Индустриальные рабочие мира», образовавшейся в начале XX в. Отличались радикальными взглядами и были весьма непопулярны среди высших слоев общества и среднего класса.


[Закрыть]«На чьей ты стороне?», задавая себе тот же самый вопрос. Тон отца Батлера показался ему недоброжелательным, и предстоящая встреча его совсем не радовала.

Отец Коллинз собрал небольшой пакет: спортивные шаровары, которые он почти не надевал, чистая белая футболка, джемпер с вырезом углом и толстые шерстяные носки. Все это выглядело вполне невинно. Выбрав эту просторную, бесформенную одежду, он не мог упрекнуть себя в чем-либо недостойном. Когда он услышал, что Энн выключила воду, он крикнул:

– Я принес тебе одежду, оставлю ее под дверью! Если что нужно, я на кухне. Там есть лосьон, видишь, где он? Надо было сразу тебе показать, извини. Он на полке. Примерно на уровне глаз. Двумя полками ниже ты найдешь зубную щетку, она новая, в упаковке. И зубная нить, ты ее сразу увидишь. Прямо возле раковины. Рядом с бутылкой зубного эликсира. Ладно, Энн, я оставляю одежду здесь. Как тебе душ?

– Хорошо.

– Иногда его трудно отрегулировать.

По приглушенным звукам за дверью он догадался, что в эту минуту она вытирает волосы полотенцем, поэтому ответа не последовало, а может быть, она просто не слышала, что он сказал, – впрочем, это не имело большого значения. Он немного помедлил, ему была приятно разговаривать с ней, представляя, как она стоит обнаженная там, за дверью, совсем близко от него, хотя он понимал, что это дурно.

– Ладно, – сказал он, – одежда лежит у двери. Я буду на кухне.

– Где?

– На кухне.

Отогнув уголок шторы, он полюбопытствовал, чем занимаются телохранители Энн. Верные стражи зловеще маячили за мокрыми окнами машины, как две черные тени. Он сел в кресло и с тревогой подумал, что его редеющие волосы становятся все более непривлекательными, – впрочем, есть же какие-то способы остановить облысение, к примеру «Рогэйн» или пересадка волос. Ему стало неловко, и он заставил себя посмотреть на проблему с точки зрения высших ценностей. Он специально сказал Энн, что будет на кухне: кухня была дальше всего от ванной, и ему хотелось, чтобы девушка не сомневалась, что он достаточно предупредителен, чтобы не нарушать ее уединения. Кроме того, хотя отец Коллинз и делал вид, что происходящее не имеет никакого отношения к плотским желаниям, упоминание кухни, как и прочие его действия, имело сексуально-чувственный подтекст. Разве есть мужчина, который способен обуздать свою плоть? Разве священник не человек? Он тоже подчиняется законам природы. Похоть есть неупорядоченное желание или неумеренность эротических удовольствий, гласит катехизис, однако, несмотря на то что любой мужчина испытывает похоть постоянно, Церковь умалчивает о том, как с ней бороться, она лишь требует освободиться от земных страстей и научиться владеть собой, что само по себе бесконечный и изнурительный труд: нельзя обзавестись подобным умением так же легко, как машиной, проездным билетом, герпесом или гепатитом; самообладание – это постоянный поиск, требующий неустанных усилий на протяжении всей жизни.

Священник задумался о своем безбрачии. Как сказано в Книге Иисуса, сына Сирахова, 1:22: «Либо человек владеет своими страстями и обретает покой, либо он позволяет им господствовать над собой и становится несчастным». Декрет о служении и жизни священников «Presbyterorum ordinis» гласит: «Соблюдая девственность или безбрачие ради Царства Небесного, Пресвитеры посвящают себя Христу в новом и возвышенном качестве». Святой Августин Аврелий писал: «Зачем, душа развращенная, следуешь ты за плотью своей?» В Послании к Римлянам, 11:32, сказано: «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать». «Этого материала хватило бы на проповедь», – подумал священник, который обычно писал проповеди во вторник, перечитывал и редактировал написанное в среду, давал рукописи отлежаться в четверг и пятницу, после чего еще раз переделывал ее в субботу. На самом деле как раз нынешним утром священник читал проповедь об общественной природе человеческого призвания и о стремлении человека прийти к Богу. На выборе темы безусловно сказалось влияние духовидицы, поскольку события в лесу стали настоящей встряской для его бедной заброшенной паствы. «Лишь одним путем, – сказал священник, сознавая, что завидует магнетизму духовидицы, – только через Бога человек может обрести счастье, к которому неустанно стремится, только Бог может исцелить его боль и положить конец вечной неудовлетворенности, наполняющей каждую секунду жизни». Отец Коллинз верил в это без иронии. Он верил, что его собственная постоянная тревога – это проявление вселенской тревоги, которую не могут утолить мирские сущности, но только Бог, понимаемый в самом широком смысле, и от этой мысли у него кружилась голова – такой она была возвышенной, отвлеченной, непостижимой и запредельной. «Понять, что есть Бог, невероятно сложно», – говорил отец Коллинз своим друзьям, толковым, жизнелюбивым атеистам, объясняя, в чем состоит его вера. Что именно он имеет в виду, спрашивали они, но в ответ он лишь загадочно качал головой, как умудренные тайным знанием евреи, которые изучают каббалу. Нет слов, чтобы описать Бога, произносить его имя запрещено, пытаться познать Бога при помощи средств, которыми располагает человек, все равно что ловить рукой солнечный луч. «Возможно, – подумал он, – мне следовало родиться евреем. Это причудливое еврейское сравнение имеет глубокий смысл». Так он размышлял, когда, одетая в его шаровары и джемпер, в комнату вошла духовидица с гладко зачесанными назад влажными волосами и следами лосьона на носу, и ему пришло в голову, что влечение – невероятно капризная штука.

– Ты просто сияешь чистотой, – сказал он.

– Да.

– Твоя одежда в стиральной машине.

– Спасибо.

– А теперь пришло время поужинать.

– А что с теми двумя, на улице?

– Я пойду поговорю с ними.

Он взял зонтик, обвисший с краю, где выскочила спица. Телохранители даже не включили радио. Они сурово и преданно несли свою вахту. Ветровое стекло затуманилось от их дыхания, хотя окна были слегка приоткрыты. Кто были эти люди, каким ветром занесло их в эти края?

– Джентльмены, – сказала священник, – давайте кое-что обсудим. Видите ли, я полагаю, что охрана нам больше не нужна. Сегодня Энн останется у меня. Вы намерены здесь сидеть и дальше?

– Мы подождем, святой отец.

– Мне бы этого не хотелось.

– Это не проблема.

– Нет, проблема. Это проблема для меня и для Энн, причем достаточно серьезная. Вы действуете нам на нервы. Из-за того что вы здесь сидите, мы чувствуем себя неловко. Вы не позволяете нам сосредоточиться на важной беседе. Мы постоянно думаем о вас. О том, что вы сидите под дождем, как привязанные.

– Не думайте о нас.

– Это невозможно.

– Мы взяли на себя обеспечение безопасности, святой отец. Мы не можем поставить нашу Энн под удар.

– Под какой еще удар?

– Допустить, чтобы ей угрожала опасность, – сказал тот, что сидел на пассажирском месте.

– О какой опасности вы говорите?

– О какой угодно, – ответил телохранитель, сидящий за рулем.

Начиная злиться, священник склонился к окну. Ему в лицо пахнуло лосьоном после бритья и сосновым освежителем воздуха для автомашин.

– Поймите, – сказал он, – вам придется просидеть здесь всю ночь, я не позволю ей вернуться в лагерь. Она не может спать в холодной, сырой палатке.

– Она простужена, и с вашей стороны это очень любезно.

– Мы готовы провести здесь ночь, не беспокойтесь.

– Но, – сказал священник, – как вы себе это представляете? Всю ночь торчать в машине?

– У нас есть мобильник. Через некоторое время нас сменят. На самом деле мы уже всё продумали. Как организовать круглосуточную охрану.

– Кто вы? – спросил священник. – Откуда вы такие взялись?

– Я Майк, – сказал водитель. – А это Билл. Я из Бьюта, Монтана, а он из Бойсе, Айдахо.

– Я не об этом.

– А о чем же?

– Я хотел спросить, как вы до этого додумались? У вас есть работа? Семья?

– Я приехал посмотреть, что происходит, – сказал Майк. – И внезапно меня осенило. Я понял, что был призван сюда, чтобы защитить ее.

– Я тоже, – сказал Билл. – Я тоже почувствовал, что призван.

– Люди по-разному приходят к пониманию своего предназначения, – сказал Майк. – И я понял, что это мой долг. Защищать тех, кто в этом нуждается. Обеспечивать их безопасность. Можно сказать, что я солдат армии Христовой. Так же, как и Билл. Солдат во Христе. Дождь нас не пугает. Если нужно, мы будем сидеть здесь всю ночь. Второе послание к Тимофею, глава вторая, стих третий: «Переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа».

– «Если терпим, то с Ним и царствовать будем. Если отречемся, и Он отречется от нас».

– «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».

– Такие речи опасны, – предостерег священник.

– Порой восстает нечестивый, и тогда праведнику приходится брать в руки оружие, – ответил Майк. – Для этого мы здесь.

– Я против этого, – покачал головой священник. – Не думаю, что Господу угодно насилие. Какое бы то ни было.

– Мы тоже так думаем, – в один голос ответили Билл и Майк.

– Я буду молиться за вас, – сказал священник и вернулся в дом.

Он сделал три глубоких вдоха.

– Ужин, – сказал он Энн, стряхивая воду с зонтика. – Сейчас мы поедим. Что-нибудь полезное, чтобы твоя простуда поскорей прошла. Вернее, грипп, извини. Твой грипп.

– Что они сказали?