Текст книги "Наблюдатель"

Автор книги: Дэвид Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Суббота 19 июня 2005 года

Глава десятая

Лео полз на животе вверх по темной лестнице, распластавшись как паук. Он старался равномерно распределить вес тела. Лестница ни разу не скрипнула под ним. Ни малейшей вероятности споткнуться или поскользнуться. Он не застонет, не поскользнется и не споткнется.

«Ты даже не услышишь, как я войду к тебе».

Поднявшись наверх, он заглянул в спальню. Свет уличных фонарей проникал через окно, разгоняя кромешную тьму. Тишину в комнате нарушал лишь раскатистый храп Фреда Чианчио, словно его нос пытался соперничать по силе издаваемого звука с глоткой.

Лео медленно поднялся. Когда он вставал, под коленом скрипнула половица. Фред Чианчио даже не пошевелился. Громкий, сбивчивый, пьяный храп. Его лежащая на подушке голова была повернута направо.

«Оружие. Посмотри, где у него пистолет».

Теперь глаза уже привыкли к темноте. Но никакого пистолета не было. Ничего. Он не ждал Лео.

Лео вытащил из-за пояса брюк и зажал в правой руке свое оружие.

Чианчио зашевелился. Он словно почувствовал, что температура в комнате изменилась, когда там появился Лео, как будто ощутил тепло, исходящее от его тела.

Только тело Лео было холодным.

– Что?.. – Чианчио поднял голову.

Два широких шага, и Лео уже у кровати. Он бросился ему на грудь, прижал левой рукой голову Чианчио к подушке, зажал ему ладонью рот.

Он показал ему острие своего оружия, положив его Чианчио между глаз. Лео склонился над Чианчио, чтобы старик смог увидеть и узнать его. Острие скользнуло по переносице. Лео провел им по грудной клетке Фреда, ощущая под пижамой ребра. Он нащупал пространство между ребрами.

«Зачем ты звонил куда не следует, Фред? Теперь ты будешь умирать долго».

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Понедельник 21 июня 2005 года

Глава одиннадцатая

– Выше голову, Гектор, – напомнил я, когда дверь лифта открылась.

Репортеры, собравшиеся в вестибюле федерального суда, тут же обернулись в нашу сторону, когда я вышел из дверей лифта вместе с сенатором штата Гектором Алмундо, который только что заявил о своей невиновности по одиннадцати случаям мошенничества, вымогательства, подкупа и воровства. Сенатор, одетый в стильный серый костюм, последовал моему совету и быстро прошел мимо журналистов, выкрикивавших вопросы. Это было сродни ударам в уязвимое место. Такое непросто выдержать.

Мы ненадолго остановились у вращающихся дверей. Репортеры окружили нас и направили микрофоны прямо в лицо сенатору, но затем поняли, что говорить буду я. Как обычно в таких случаях, я заявил, что выдвинутые обвинения ложные и мы постараемся отстоять свои права в суде. Я, разумеется, не обмолвился ни словом, как часом ранее сенатор Алмундо всхлипывал у меня в кабинете и спрашивал, скольких человек ему придется сдать, чтобы самому избежать тюрьмы.

После этого совершенно бесполезного выступления мы вышли на улицу. Я посадил Гектора в ожидающую его машину. Когда он уехал вместе с женой и братом, я помахал рукой кучке репортеров. Датч Рейнолдс и Энди Каррас хотели обсудить подробности, но у меня не было настроения общаться с ними.

– Всем спасибо, на этом все, – подытожил я.

Одна из женщин-репортеров привлекла мое внимание. Ее лицо было мне незнакомо, однако выглядела она намного лучше остальных журналистов из печатных СМИ. Напоминала скорее человека, который привык выступать перед объективами телекамер. Высокая, хорошо сложенная, этакая телевизионная куколка с овальным лицом, прямым носиком и прекрасными синими глазами. На ней был ладно скроенный костюм небесно-голубого цвета. Я любезно взял ее под руку, но внезапно мой язык словно распух – я всегда немного тушуюсь в обществе красивых женщин. Если и существует такое понятие, как «битва полов», то это было самое нелепое и бесперспективное сражение, в котором я когда-либо принимал участие.

– Пол Райли? Я Эвелин Пенри из «Уотч».

«Печатные СМИ, – подумал я. – Газета».

Ее имя вызвало у меня смутные воспоминания.

– Никаких комментариев, Эвелин.

– Я хотела поздравить вас со счастливой годовщиной. – Она наблюдала за моей реакцией. – Прошло шестнадцать лет.

– Шестнадцать лет… с чего? А, ну конечно, я совсем забыл. – На этой неделе исполнилось шестнадцать лет с тех пор, как обнаружили тела. Я по-прежнему тряс ее руку, понимая, что мне пора идти. На какое-то мгновение постарался подавить свой основной инстинкт – по крайней мере на несколько секунд. Она репортер, а с ними всегда нужно держать ухо востро. – Я опаздываю на встречу.

– Готовитесь защищать Гектора? – Она явно заигрывала со мной. – Через три месяца он еще не так запоет.

Если бы она не была абсолютно права и к тому же так хороша собой, ее слова непременно вызвали бы у меня раздражение. Я указал на свои часы.

– Я подумала, вдруг вы уделите мне немного времени.

Мне понравилось, как она это сказала. В ее тоне прозвучало нечто двусмысленное, даже пикантное. Хотя во всем виноваты мои не к месту разыгравшиеся гормоны. Возможно, я счел бы ее слова провокационными, даже если бы она попросила моего совета в лечении геморроя.

– Вы предлагаете официальную или неофициальную встречу? – спросил я.

Легкая улыбка тронула ее губы. Она посмотрела мне в глаза:

– Решать вам.

Да, я окончательно поверил в то, что эта сногсшибательная женщина флиртует со мной. Циник, вероятно, использовал бы слово «манипулирует», но зачем делать жизнь циничнее, чем она есть?

– Вы не возражаете? – Она поднесла маленький диктофон к моей груди. Не дожидаясь ответа, вполне в духе акул пера, она включила его и сначала назвала дату, а также имена участников интервью.

– Вы уже пятнадцать лет занимаетесь частной практикой, – обратилась она ко мне. – Вскоре после того как осудили Терри Бургоса, вы открыли свою юридическую фирму, не так ли?

Я ничего не ответил, лишь улыбнулся своей фирменной улыбкой, которая покоряла сердца женщин во всех уголках земного шара.

– Когда Гарланд Бентли сделал вас своим личным консультантом по юридическим вопросам? – Она склонила голову, продолжая держать диктофон у моего подбородка. Я ничего не ответил, и она продолжила: – Я просто хочу разобраться в ситуации, Пол. Мы собираемся опубликовать материал о деле Алмундо. Это же открытый процесс.

Я вежливо кивнул и взглянул на диктофон.

– Вы дочь Кэролин Пенри, не так ли? – Наконец-то я понял, кто передо мной.

Она нахмурилась, услышав вопрос. Очевидно, эта женщина хотела проложить собственную дорогу в жизни, а не следовать по пятам своей мамы-телеведущей. Судя по всему, удивительная красота передавалась в их семье по наследству, хотя в последний раз, когда я находился поблизости от Пенри, мне пришлось счищать ее обед с моих ботинок.

– Извините, я опаздываю. – С этими словами я передал ей мою визитную карточку.

Эвелин вежливо преградила мне дорогу:

– Всего несколько вопросов, Пол. Я возьму на себя все расходы. Давайте, я угощу вас. Почему бы вам не выпить после работы стаканчик чего-нибудь не слишком крепкого.

Теперь она попыталась исправить свою ошибку и снова начала флиртовать. Похоже, в большинстве случаев у нее это получалось. Иногда ей, наверное, достаточно было одного взгляда. Но я не осуждал. Если бы я выглядел как Эвелин, то активно пользовался бы этим преимуществом. Однако парням вроде меня приходится полагаться лишь на свой интеллект.

– Я могла бы напомнить о Бургосе, – сказала она, когда мы шли вдоль здания.

Похоже, Эвелин была уверена, что ей удалось уговорить меня. Хотя, возможно, опасалась, что я оттолкну ее, запрыгну в такси и захлопну за собой дверь.

– Я думаю, – щебетала Эвелин, – людям стоит напомнить, что вы были обвинителем по делу самого известного преступника в городе.

Она права. Почти все потенциальные клиенты, с которыми я встречался, расспрашивали меня об этом деле. И я неизбежно ловил себя на том, что начинаю пересказывать им подробности той истории: ужасное место преступления, напыщенные речи адвоката, мое желание поскорее услышать вердикт коллегии присяжных… – и обязательно пояснял, что усугубляющие обстоятельства преступления перевесили смягчающие. Разумеется, я опускал тот факт, что дело Терри Бургоса, пусть и считалось громким и долгое время освещалось средствами массовой информации, по сути, оказалось одним из самых простых за всю мою карьеру.

– Кстати… вы ведь в близких отношениях с семьей Бентли? – спросила она. – Вы говорили с Наталией? Или с Гвендолин Лейк?

Ей еще стоило поучиться, как незаметно переходить от одной темы к другой. Зачем она притворялась, будто ей интересно дело Гектора Алмундо, когда было очевидно, что ей хотелось поговорить о Бургосе и семействе Бентли?

– Вы можете подтвердить, что Кэсси Бентли была эмоционально неуравновешенной девушкой?

Я остановился на углу здания суда и обернулся к Эвелин. Она тут же воспрянула духом и поднесла микрофон к моему лицу, нервно прикусив нижнюю губу. Мне показалось, девушка пытается сформулировать следующий вопрос. Но меня гораздо больше заинтересовало движение ее губ. В этом было нечто фрейдистское.

Гарланд Бентли был женат на Наталии Лейк – наследнице семьи, владеющей угольными шахтами. Сестра Наталии, Миа Лейк, и ее дочь Гвендолин жили на Хайланд-Вудс, а дом Наталии и Гарланда находился на противоположной стороне города. Два огромных поместья сестер Лейк обрамляли пригородную зону, где селились состоятельные люди. Миа Лейк умерла еще в начале восьмидесятых, и Наталия взяла на себя заботу о своей племяннице Гвендолин Лейк, став ей в буквальном смысле второй матерью. Впрочем, если верить слухам, эта семейка владела миллиардами долларов, и в любом случае никто бы из них не умер с голоду.

Наталия и Гарланд развелись вскоре после того, как Терри Бургос убил их дочь Кэсси. Наталия переехала в особняк, где когда-то жила ее покойная сестра и где, возможно, проживала Гвендолин Лейк. Других подробностей их жизни я не знал. Никогда не имел удовольствия встречаться с Гвендолин, хотя, судя по тому, что о ней слышал, это вряд ли доставило бы мне радость.

И я не имел представления, почему Эвелин спрашивает меня об этом. Мне не нравилась игра в кошки-мышки, за исключением тех случаев, когда я исполнял роль кошки. Но похоже, она пыталась сделать из меня мышку.

– Кэсси Бентли была молодой девушкой с блестящими перспективами, ее убийство стало настоящей трагедией, – ответил я. – Наталия Лейк вела себя как достойная и благородная женщина. Надеюсь, у нее и у ее племянницы Гвендолин все будет хорошо.

Эвелин замолчала. Я не понимал, что ей нужно. Чего она ожидает? Я адвокат. Мне постоянно приходится жонглировать словами.

Я широко улыбнулся Эвелин.

– А сенатор Алмундо невиновен, – добавил я.

Она сникла.

– Эвелин… – Я осторожно взял диктофон и выключил. – Когда я участвую в перекрестном допросе свидетелей, то люблю задавать беспорядочные и не относящиеся на первый взгляд к делу вопросы, чтобы человек не понял, чего я хочу добиться. Затем я складываю все факты воедино и стараюсь использовать в своих интересах, прежде чем противная сторона успеет исправить все свои ошибки. Но мы сейчас не в суде, я не под присягой и не хочу играть с вами. Поэтому сделайте одолжение – передайте привет вашей матери, и хорошего вам дня. Если же захотите поговорить со мной начистоту, у вас есть номер моего телефона.

Я махнул на прощание и оставил ее на углу здания суда.

– Хорошо, я буду играть честно! – прокричала она мне вслед.

Но я решил, что Эвелин заслужила наказание, – слишком уж неучтивым было ее поведение. Конечно, я перезвоню ей в ближайшее время, но точно не на этой неделе.

В офис я вернулся около трех. Ненадолго задержался в холле, чтобы полюбоваться на табличку с надписью «Шейкер, Райли и Флеминг». Когда поднялся на лифте в офис, то увидел те же самые фамилии, выгравированные золотыми буквами на мраморной стене позади секретаря. Приемная обставлена дорого и со вкусом: диваны здесь удобные и мягкие, – а сбоку оборудован миниатюрный зал судебных заседаний, напоминающий клиентам о наших выдающихся заслугах в области судебной юриспруденции. Этот «зал суда» стал самым удачным дизайнерским решением, после того как мы переехали в этот офис. Клиенты мгновенно попадались на удочку. И пускай в наши дни почти все дела удавалось уладить с помощью мирового соглашения, каждому клиенту хотелось, чтобы их защищали настоящие бойцы.

Я поздоровался с секретаршей, но даже не смог вспомнить ее имени. Издержки работы. Когда-то сотрудников компании можно было пересчитать по пальцам. Мы с судьей Шейкером основали эту фирму и стали работать с нашим единственным крупным клиентом – Гарландом Бентли. Нам помогали шесть голодных юристов. В те времена мы старались набрать как можно больше работы. Каждую среду вечером мы ели пиццу, прикидывали, какую выручку сможем получить в будущем, с нетерпением обсуждали новых клиентов, грядущие процессы и в какой выходной день мы все сможем выйти на работу, чтобы покрасить стены нашего офиса. По пятницам вечером мы собирались и вместе пили виски, перед тем как разойтись по домам. Мы даже участвовали в баскетбольных матчах, которые проводила ассоциация адвокатов.

Теперь на нас работает сотня юристов, у нас чудесный офис, мы платим приличные деньги ведущим юридическим колледжам за выпускников, которых они нам рекомендуют, и даже предлагаем работу самым лучшим из них. Однажды я зашел в конференц-зал, где собрались молодые юристы, и понял, что не знаю ни одного из них по имени.

Я поздоровался с двумя стажерами – молодыми привлекательными женщинами. Они поинтересовались, как у меня дела, и я ответил довольно безобидной шуткой: «Борюсь за правое дело». Они рассмеялись, и я пошел дальше. Тест на сообразительность: привлекательная молодая женщина смеется над твоими шутками, потому что: а) ты ей нравишься; б) она считает тебя остроумным; в) ты платишь ей зарплату.

– Вы пропустили планерку. В очередной раз.

Вот за что я ценю мою ассистентку Бетти: она никогда не дает мне спуску. Даже не посмотрела в мою сторону, пока я проходил мимо ее кабинки. Бетти либо научилась узнавать меня по звуку шагов, либо у нее припрятана скрытая камера или что-нибудь в этом роде, но она всегда знает о моем приходе.

– У меня была встреча, – объяснил я.

– А в четыре часа вы встречаетесь с мистером Отисом.

Совершенно верно. Отис – финансовый директор компании «Фортуна-500», чью деятельность одновременно расследуют Комиссия по ценным бумагам и биржам и Генеральный прокурор США. Фирму обвинили в подделке данных финансовой отчетности, после того как компания обнародовала свои доходы за третий квартал. Дело обещало быть весьма щекотливым. И все благодаря закону Сарбейнса-Оксли, который полностью подрывает отношения между клиентом и адвокатом, если речь идет о корпорациях. Теперь, если финансовый или генеральный директор фирмы или другое лицо, занимающее крупную должность, решит обсудить со своим адвокатом проблемы с отчетностью, адвокат имеет полное право сдать его федералам. В противном случае рискует сам оказаться под следствием. А эти коммуняки – я имею в виду Американскую ассоциацию адвокатов – одобрили эту идею. Потому я и покинул ассоциацию.

Перед встречей я должен был собрать кое-какую информацию и доделать кое-какую работу, в том числе отчет – его нужно было подготовить к завтрашнему дню – по делу одной из компаний Гарланда Бентли. Все эти бумаги стопкой лежали у меня на столе. На панели новенького телефона мигала лампочка о пропущенном сообщении. Но я решил, что прослушаю его позже, и принялся разбирать почту. В основном это были счета или прошения о пожертвованиях. И вдруг я наткнулся на чистый белый конверт, подписанный от руки. Похоже, это очень личное послание. Когда я раскрыл его, из конверта выпал сложенный пополам лист бумаги. На нем печатными буквами от руки было написано:

Придет опять мрак, очнется грех исчезнувший, может напомнить еретикам сызнова: ночь, она всколыхнет альков.

– Очередное послание от благодарного клиента, – произнес я вслух в пустой комнате.

Я снова свернул лист и бросил в ящик стола. В свое время я работал обвинителем, как в городском, так и в федеральном суде, и мне не привыкать к письмам от «поклонников», находящихся в местах, не столь отдаленных, и вынужденных «благодарить» меня за новое жилье. Обычно они угрожали оторвать мне что-нибудь. А иногда – это в основном были представители криминальных группировок, которых я упрятал за решетку, будучи федеральным обвинителем, – обретали истинную веру и желали выяснить, не сделал ли я то же самое. Однажды я даже написал ответ, сказав, что просто никогда ее не терял.

Я вытащил конверт из мусорной корзины. Местная почтовая марка. Письмо послано из города. Оно напомнило мне письма, которые мы получали, когда вели дело Бургоса, – многочисленные идиотские послания, обещавшие нам адские муки. Мы смеялись над ними, но порой они вызывали у нас ужас.

В кабинет вошла моя секретарша Бетти:

– С кем вы здесь разговариваете? Сами с собой?

– Вы и есть возрожденный грех, который должен явиться?

Она бросила на меня взгляд, скорее с неодобрением, чем с недоумением.

– Ночь, она всколыхнет альков, – сказал я ей.

Бетти взяла мою кофейную чашку, понюхала ее, затем удивленно вытаращила глаза и вышла из комнаты.

Лео стоял неподалеку от здания, где располагалась юридическая фирма Пола Райли. Он достал влажную салфетку, которую взял в ресторане быстрого питания, еще раз вытер ею конверт, бросил его в почтовый ящик и ушел.

Глава двенадцатая

– Пол Райли, – представился я человеку, сидящему за столом у входа в отель.

Он заглянул в список и нашел мое имя, а затем достал бирку с моей фамилией и передал ее мне. Хотя меня и раздражают подобные бирки, изготовлена она была на совесть: на карточке вычурным шрифтом были написаны имя и фамилия, а под ними – название фирмы. Когда присутствуешь на приеме у губернатора, где подают шампанское стоимостью пять тысяч долларов за бутылку, ты можешь позволить себе стильный «именной жетон». Слабое, но все же утешение для маленького человечка.

Стоящий рядом со мной Джоэл Лайтнер назвал свои имя и фамилию и зачитал их по буквам, поскольку он не был включен в список гостей. Вечером мы собирались вместе сходить куда-нибудь полакомиться стейком и пропустить несколько бокалов мартини. Джоэл, в прошлом полицейский, вместе со мной расследовал преступления Бургоса, а впоследствии использовал это дело как стартовую площадку, чтобы открыть собственное, очень успешное частное детективное агентство, где я считался самым лучшим клиентом. Джоэл не хотел идти на прием, даже не надел смокинг в отличие от меня и большинства присутствующих, но мне удалось уговорить его потратить на это мероприятие немного времени.

– Двадцать минут, не больше, – сказал он, ухватившись за мое обещание, когда мы направились в зал для приемов на втором этаже клуба «Мэритайм».

Белые стены здесь были обиты панелями из темного дуба, а под высоким, не меньше десяти метров, потолком клубился сигарный дым. Я махнул рукой кому-то из знакомых, а Джоэл указал на длинный бар, тянущийся вдоль стены сбоку от нас.

– Двадцать минут, – напомнил он мне. – Кстати, ее до сих пор нет.

– Я пришел не ради нее, – возразил я, но он лишь с издевкой отмахнулся.

Я не стал больше возмущаться и смешался с толпой похожих на пингвинов людей в смокингах – облеченные властью и жадные до денег, они обменивались неискренними улыбками и пошловатыми шутками. Я подошел к группе, где были мои знакомые: два корпоративных юриста и генеральный директор одной компании. Прекрасный момент, чтобы показать себя, посветиться немного на людях и дать им понять, что в случае необходимости они могут позвонить мне. На самом деле мне хотелось им сказать: «Позвоните, если вас обвинят в каком-нибудь криминале», – потому что я до сих пор предпочитал работать по уголовным делам, но моя частная практика все чаще и чаще сводилась к гражданским процессам с обилием бумажной работы и сбору бесконечных документов. Эта работа хорошо оплачивается, но смертельно скучная.

Я только что взял свой первый мартини у одной из бродящих по залу официанток, как вдруг увидел Гарланда Бентли в небольшой группе людей. Он обменивался рукопожатиями с губернатором Лэнгдоном Троттером.

Вот они, два исполина вместе. Избранный на второй срок губернатор, которому теперь прочили место в правительстве, и один из самых богатых людей в городе и во всей стране. Личное состояние Гарланда Бентли по самым скромным подсчетам составляет около полутора миллиардов долларов, он владеет отелями и домами, промышленными предприятиями и финансовыми корпорациями, и все они носят его имя. Любой адвокат пойдет на что угодно, даже на убийство, лишь бы заполучить подобного клиента.

На руке у Гарланда повисла его новая подружка – высокая длинноногая красотка в вечернем платье. У нее были правильные черты лица и пышные светлые волосы, волнами спадающие на плечи. Я за глаза назвал ее «подружкой месяца», но, думаю, переоценил постоянство Гарланда – наверняка он избавится от нее гораздо раньше. Не удивлюсь, если для таких случаев он установил в своей спальне турникет.

Когда я приблизился к ним, Гарланд Бентли ладонью подтолкнул губернатора в спину и осторожно развернул, чтобы он мог меня увидеть.

– Губернатор, – сказал он, – вы ведь знаете, что на меня работает лучший адвокат округа.

Я улыбнулся и пожал Троттеру руку. Во внешности этого крупного сильного мужчины было нечто хищное и привлекательное, легкий загар оттенял седые волосы и голубые глаза. Его рукопожатие было таким крепким, что оно напугало бы даже медведя.

– Рад видеть вас, Пол, – тепло поприветствовал меня он. Губернатор умел расположить к себе людей и обращался с собеседником так, словно тот был единственным человеком в комнате. Затем он повернулся к Гарланду: – Гарланд, не возражаешь, если я ненадолго украду его у тебя?

Собравшиеся вокруг губернатора люди учтиво рассмеялись, хотя и не были уверены, что поняли, о чем он говорит.

Гарланд Бентли выглядел не менее внушительно, хотя внешними данными уступал губернатору: средний рост (примерно пять футов десять дюймов), довольно заурядное телосложение. Он носил короткую стрижку, которая не скрывала, что Гарланд начал лысеть. Но несмотря ни на что, он был в буквальном смысле воплощением власти. На это указывало все – начиная от костюма стоимостью десять тысяч долларов и заканчивая точной, деликатной манерой изъясняться, которой он уделял так много внимания. Неудивительно, что собравшиеся вокруг люди находили больше интереса в общении с Гарландом, чем с губернатором.

Гарланд представил меня своей подружке Дженифер. Та протянула мне руку с идеальным маникюром и сообщила, что работает в области связей с общественностью. Кто бы сомневался.

Я поздоровался с остальными присутствующими, среди которых были два политика и крупный акционер с Юга, и заметил, что губернатор перешептывается с Гарландом. Тот похлопал одного из политиков по спине и сказал:

– Давайте оставим этих двоих ненадолго в покое.

Итак, я остался наедине с губернатором и пожалел, что не взял еще один бокал мартини.

– Как жизнь, Лэнг? – спросил я.

– Как в цирке, Пол. У меня всегда так. – Он тронул меня за плечо. – А у вас как дела, дружище?

– О, вы же меня знаете, губернатор. Я стараюсь ездить, не превышая скорости.

На загорелом лице губернатора появилась широкая улыбка. Я почти не сомневался, что однажды этот человек станет президентом.

– Мне грустно слышать об этом, – сказал он, и его лицо стало серьезным.

– Может, это даже к лучшему. – Я хотел, чтобы мой голос звучал убедительно, но поймал себя на мысли, что скорее всего поторопился с ответом. И все-таки кто-то должен был заполнить паузу.

– Я так не думаю. Но кто станет прислушиваться к моему мнению? Я же всего лишь губернатор. – Его лицо снова просияло. – Мне кажется, она не придет.

– Опять спасает мир? – машинально спросил я, надеясь, что в моем голосе не проскользнула нотка горечи.

Теперь уже двое, Лайтнер и губернатор, думали, что я здесь из-за нее.

– Вы же знаете нашу Шелли, – улыбнулся он.

«Нет, – подумал я. – Это ваша Шелли. Она уже не моя».

– А я, между прочим, не шутил. – Он слегка наклонил голову, словно хотел посоветоваться со мной. Затем украдкой обвел взглядом зал и снова посмотрел на меня. – Вы просто обязаны заявить о себе в этой области. Вы добились впечатляющих успехов в качестве обвинителя. Осудили Терри Бургоса и заработали много денег частной практикой – Гарланд, к примеру, никогда не нажмет на газ, не посоветовавшись с вами. Теперь самое время сделать новый шаг в карьере и надеть мантию судьи.

Он уже не раз говорил со мной на эту тему, но в сложившихся обстоятельствах его слова звучали как своего рода попытка посочувствовать мне. Наградить утешительным призом. Он словно говорил: «Извините, что моя дочь бросила вас. Не хотите стать федеральным судьей?»

– Это немного не мое, – признался я.

– И все же советую хорошенько подумать.

Типичное заявление человека, наделенного властью. Для них слово «нет» означает «возможно, позже». Он не мог раздавать должности на федеральном уровне, такими полномочиями располагает только президент. Но президент был республиканцем, как и Троттер, и потому губернатор обладал привилегией назначать федеральных судей в этом штате.

– Мне надоело сажать на эту скамью людей, которым я чем-то обязан, – продолжил Троттер. – Было бы неплохо для разнообразия сделать судьей того, кто обладает достаточной квалификацией, чтобы занимать это место.

Я улыбнулся, демонстрируя признательность за оказанное доверие, но ответ по-прежнему оставался отрицательным.

– Понимаю, это не совсем ваше, – кивнул он.

– Я стараюсь быть честным с вами, губернатор.

Ему понравились мои слова, и он так сильно хлопнул меня по плечу, что я даже пошатнулся.

– Да, издержки вашей работы. Вы должны быть честным. – Он рассмеялся и взял меня за руку. – Спасибо, что пришли, Пол. Дайте мне знать, если передумаете.

– Рад был видеть вас, губернатор, – сказал я, но он уже обменивался любезностями с кем-то из присутствующих.

Я взял еще один бокал мартини в баре, но осушить его не успел. Пришлось вступить в разговор с юристом, которого я уже встречал раньше, но забыл, как его зовут. Мы стали обсуждать групповые иски. В конце концов я вспомнил, кто он, и вдруг увидел ее.

Все-таки она пришла.

Шелли стояла в компании двух мужчин-юристов и женщины, работающей в консалтинговой фирме. Мужчины не сводили с Шелли влюбленных глаз, но чувствовалось, что они не в ее вкусе – слишком болтливы. Я никогда не видел Шелли в черном атласном платье с глубоким вырезом, подчеркивающим ее длинную шею и узкие плечи.

Я глубоко вздохнул – это было как ножом по сердцу.

Она пыталась вытрясти из них деньги для своей юридической консультации. Место для этого выбрано идеально, тем более что она дочь почетного гостя вечера. Шелли пошутила и взяла одного из мужчин под руку. У меня перехватило дыхание, словно кто-то ударил кулаком в горло. Она повернула голову и встретилась со мной взглядом. В этот момент я вдруг понял, что стою неподвижно, в полном одиночестве и не свожу с нее глаз.

Я поднял бокал, приветствуя ее, и попытался выдавить некое подобие улыбки. Она прищурилась, а затем обратилась к своим собеседникам с благостным выражением лица. Шелли контролировала свое поведение, но я знал, о чем она думает. Я для нее как муха в супе.

«Это было не самое лучшее время в моей жизни», – сказала она однажды. Как будто не подразумевала ничего личного. Как будто все было оплачено.

Я повернулся к бармену, чувствуя себя обманутым и взбешенным, и заказал еще один мартини, хотя понимал, что у меня скоро начнет заплетаться язык. Но мне нужно было еще немного взбодриться.

– Привет, Пол.

Я обернулся – она уже стояла передо мной. Я с трудом подавил желание обнять ее. Этот порыв казался мне таким естественным… Когда нас разделяло расстояние в семьдесят метров, мне было намного проще сдерживать себя.

– Обрабатываешь клиентов?

– Как и все, кто пришел сюда. – В руке она держала стакан с апельсиновым соком, наверняка без капли спиртного. Шелли вела здоровый образ жизни, занималась кикбоксингом, участвовала в марафонах и даже имела диплом инструктора по самообороне. Она была почти на тридцать сантиметров ниже меня, но за пару секунд могла без труда размазать меня по стенке.

Сейчас, с макияжем, прической, в жемчугах и вечернем платье, она выглядела иначе, чем я привык видеть ее, и мне даже стало немного обидно. Она не должна меняться.

– Как поживаешь? – спросила Шелли.

Я начал со стандартной фразы «Лучше всех», но в облике Шелли было нечто такое, что будило во мне самые острые переживания. К тому же я изрядно выпил, поэтому замолчал.

Она кивнула, заметив мои сомнения.

– Я знаю, ты защищаешь сенатора Алмундо по делу о злоупотреблении общественным доверием.

– Может, лучше поговорим о погоде? – Я поставил бокал на стойку бара. Приятная светская беседа. С таким же успехом она могла втыкать булавки в изображающую меня куклу вуду.

Шелли смотрела оценивающе, и меня не устраивало то, что она могла увидеть. Я не представлял, какую реакцию хотел у нее вызвать. Но явно не жалость. Я хотел поразить, увидеть, что ее раздирают внутренние противоречия.

Но тогда это была бы не Шелли. Я знал, что Шелли – необычайно милая, щедрая особа, которая помогает детям, имеющим проблемы с законом. Однако большую часть жизни она занималась тем, что лечила свои душевные раны и прекрасно умела контролировать свои эмоции. В умении держать мину при плохой игре ей не было равных.

– Ты ставишь меня в неловкое положение, – сообщила она.

– Ты права. Я бы с удовольствием сказал, что безумно рад видеть тебя, – я приблизился к ней, – но сейчас неподходящий момент. Если действительно возникнет желание пообщаться, ты знаешь мой номер телефона.

Она наградила меня едва заметной улыбкой, и я пошел искать Лайтнера. Он разговаривал с мужчиной, работающим в полиции штата. По его лицу было видно, что Лайтнер с большим удовольствием покинул бы этот прием.

– Ты нашел ее? – спросил меня Лайтнер.

– Я и не искал.

Лайтнер хлопнул меня по руке:

– Ты неисправим, Райли. Ну что, теперь мы можем пойти отужинать стейком?