Текст книги "Наблюдатель"

Автор книги: Дэвид Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Глава двадцать девятая

Макдермотт лишь мельком взглянул на фотографии жертвы. Он уже знал подробности: ранение в область правого виска, тяжелый удар по голове, многочисленные повреждения на теле. Кто бы это ни сделал, он явно не испытывал угрызений совести и действовал без промедления.

Он увидел все, что ему было нужно, и намного больше, чем хотелось бы.

Столетти собрала разложенные на его столе снимки и посмотрела на них. Она уже давно работала его напарницей и понимала, что Макдермотт испытывал некоторые сложности с расследованием убийств, жертвами которых становились женщины. Она была достаточно умна и догадывалась, почему происходит нечто подобное, хотя они никогда не обсуждали это.

Макдермотту приходилось нелегко. Он понимал, что должно пройти немало времени после смерти Джойс, после того ужасного дня, когда он обнаружил ее мертвой в ванной, прежде чем он снова сможет спокойно смотреть на трупы. Но черт побери, это же случилось четыре года назад, а ему все равно каждый раз становится не по себе, по крайней мере в тех случаях, когда убитой оказывается женщина. Эти бесконечные выезды на места преступлений, которые так не хочется посещать, и многочисленные фотографии, которые нет сил изучать…

По ночам ему удавалось избавиться от воспоминаний. Он мог прогнать их и днем, во время напряженной работы. Но на месте преступления было нечто особенное: запах или ощущение смерти настолько сильное, что картины из прошлого, слишком живые и яркие, воскресали в его памяти, и он не мог с этим смириться. Ее остекленелые глаза, неуклюже распростертое тело, скрещенные и закоченевшие ноги… Она лежала на боку, как опрокинутая статуя, а лужа крови растекалась к ванне, где неподвижно сидела маленькая Грейс, зажмурив глаза, закрыв руками уши и слегка покачиваясь.

Когда смотрел на эти жертвы, как, например, на женщину на фотографии, живо представлял реакцию ее родных – это было так похоже на то, что некогда пережил он сам. Это самое худшее, что только может случиться.

Макдермотт пытался избавиться от чувства вины. Временами он выплескивал свой гнев на Джойс, винил за то, что она ушла в себя, хотя в глубине души понимал: она не была такой уж одержимой.

Но в большинстве случаев он находил правильную мишень. Макдермотт понимал: будь он повнимательнее, раньше заметил бы произошедшие с женой изменения. Он должен был тщательнее следить за ее лечением.

В том, что случилось в ночь перед ее смертью и на следующее утро, ему некого больше винить.

Однако несмотря ни на что, он и не помышлял оставить работу. При желании он мог найти весьма веский аргумент: детектив, который занимается расследованием убийств, но не может находиться на месте преступления, подобен акробату, который боится высоты. Но он сын и внук полицейских. Он всегда хотел этим заниматься. Это единственное, что он умел делать. И у него здорово получалось. Как бы там ни было, он оставался хорошим полицейским.

Да, он хороший полицейский с крепкими нервами и прекрасной интуицией, но при всем при этом не заметил, как жена медленно сходит с ума.

– Все это, – проговорила Столетти, – не имеет смысла.

Макдермотт вздрогнул, словно только что вышел из транса:

– Что?

– Я ничего не понимаю, Майк. Это так странно…

Макдермотт вздохнул и уселся на стул.

– Ладно. Поговорим о деле.

Теперь он был на своей, хорошо изученной территории.

– Как он вел себя во время допроса Олбани? – спросил Макдермотт.

– Прекрасно. Просто замечательно. – Она замолчала. – Когда мы попытались разговорить профессора, он преуспел в этом деле намного лучше меня. Ему удалось узнать об аборте и беременности.

Макдермотт задумался.

– Думаю теперь, когда нам стали известны новые сведения, этот допрос предстает перед нами в ином свете.

В переговорную комнату вошел детектив Коэссл. Он распахнул свой блокнот:

– Майк, электропилу «Трим-метр» продают всего шесть розничных магазинов. Но за последние три месяца не продано ни одной.

– Спасибо, Том, – проговорил Макдермотт. – Но вы попросили сообщить, если кто-то попытается купить ее?

– Разумеется.

Когда детектив вышел, Макдермотт и Столетти вернулись к прежней теме.

– Постарайся не сосредоточиваться на личных эмоциях, – посоветовал он напарнице.

Столетти бросила на него подозрительный взгляд. Разумеется, она заслуживала лучшего обращения. Несмотря на ее предвзятое отношение к Полу Райли, Макдермотт считал, что Столетти – хороший полицейский. Впервые за время службы у него оказалась в напарниках женщина. Поначалу он был не в восторге от такого назначения, но Столетти стала самым лучшим его напарником за все время работы в полиции. Отсутствие тестостерона и адекватная самооценка позволяли ей сохранять ясность ума. Макдермотт не раз ловил себя на мысли, что полагается на ее интуицию не меньше, чем на свою собственную.

– Вопрос в том, – заметила Столетти, – связано ли новое убийство с предыдущими. Или это совпадение.

Он кивнул:

– В совпадение верится с трудом.

– Но это означает, что убийца – Пол Райли, – выдала она.

Детектив Бэкс заглянул в комнату:

– Шеф, у нас новости о Фреде Чианчио. Вы должны взглянуть на это.

– Мы продолжим позже. – Столетти посмотрела на Макдермотта. Они оба поднялись со своих мест. Макдермотт придержал ее за руку у двери.

– В лаборатории должны сохраниться результаты анализов, взятых у Бургоса, не так ли?

Столетти кивнула. У окружного отдела криминалистики имелся большой архив, который находился на западе города.

– Теперь у нас гораздо больше возможностей, чем в 1989 году.

Она одобрительно посмотрела на него.

– Вы хотите провести тест на ДНК у Терри Бургоса и его жертв?

– Да, – ответил Макдермотт. – И мы не будем ждать два месяца, Рики. Поторопи их. Сошлись на коммандера. Скажи, это дело первостепенной важности.

На пристани Гвендолин повернула большое колесо, прикрепленное к катеру. Я предложил ей помощь, но она отказалась. На ее лице появилось знакомое напряжение. Когда катер оказался на воде, она обернулась и посмотрела на меня так, словно хотела дать мне еще один шанс. Возможно, угадала, о чем я думаю, по выражению моего лица.

– Вы не любите воду?

Шелли вопросительно посмотрела на меня, стараясь скрыть улыбку. Она прекрасно знала, что у меня проблемы с плаванием. Проще говоря, я не умею держаться на воде. Я правильно двигаю руками и ногами и все равно постоянно иду ко дну. Однако в тот момент я был готов сделать что угодно, даже перелететь на дельтаплане через Анды, лишь бы разговорить Гвендолин.

Мы сели в катер, и она завела мотор. Катер был длинным, с плоской палубой, сиденья и перила по краям обтянуты белой кожей, спереди находились штурвал и приборная доска. К днищу катера было прикреплено нечто напоминающее большие лыжи, и он смахивал на гигантские водные санки.

– Это понтонная лодка, – пояснила она, выплывая из-под зеленого навеса. – Так, значит, вы осудили Бургоса? А теперь вы адвокат Гарланда.

Мне не понравилось, как она связала эти два имени. У меня возникло чувство неловкости. Примерно то же самое в свое время сказала мне Эвелин Пенри.

– Да. У него все хорошо, – добавил я, хотя она и не спрашивала.

– Не сомневаюсь, – пробормотала Гвендолин.

Я немного успокоился. Прохладный ветерок освежал, и жар от солнечных лучей уже не казался невыносимым. Мы заплыли на середину огромного озера, затем она остановилась и переключила мотор в нейтральную позицию. Вода зарябила сильнее, но понтон стоял ровно – без сомнения, это было одним из преимуществ данной модели. Я посмотрел на стоящие вдоль берегов коттеджи. На мостках и на большой водной горке играли дети. Крики людей, которые катались на водных лыжах или на катерах, вторили реву моторов и эхом разносились вокруг нас.

Поведение Гвендолин во время следствия вполне соответствовало тому, что говорил о ней Гарланд Бентли. Когда мы занимались делом Бургоса, имя Гвендолин пару раз всплывало на поверхность, но лишь потому, что нам не хватало свидетелей, которые хорошо знали Кэсси. Гвендолин была богатой испорченной девчонкой, Кэсси – невинной и одинокой. Но я так ни разу и не встречался с Гвендолин, поскольку она все время находилась за пределами округа.

И все же теперь я не заметил в этой женщине ничего злого или испорченного. Время меняет людей чудесным образом.

– У вас свой ресторан? – спросил я.

Она слегка улыбнулась.

– Община теряет свои магазины и рестораны. А мне хочется, чтобы у людей оставались места, где они могли бы собираться.

Я решил постепенно вывести ее на интересующую меня тему. Гвендолин подставила лицо солнечным лучам. Вид у нее был совершенно безмятежный. Я понимал, что таким образом она попыталась убежать от реальности.

Гвендолин предложила мне воду из кулера, но я отказался. Она села рядом со мной. Шелли сидела по другую сторону от меня и молчала. Она закатала рукава рубашки и штанины джинсов, закрыла глаза и откинула голову, позволяя солнцу светить ей на лицо. Какая все-таки Шелли умница: она хорошо знала, как себя вести. Беседа должна была протекать непринужденно, а когда два человека набрасываются на одного с расспросами, у последнего это лишь вызывает чувство дискомфорта. Нет, она просто собиралась слушать.

Ветерок донес до меня легкий кокосовый аромат средства для загара, которым пользовалась Гвендолин. У нее, как и у многих людей славянского происхождения, была бледная кожа, которая от солнца становилась ярко-розовой, поэтому ей требовались защитные средства.

Жара была изнуряющей. Я снял пиджак, закатал рукава и пожалел о том, что отказался от ее предложения выпить воды.

– Мне здесь нравится, – призналась Гвендолин. – Здесь люди говорят то, что думают, и думают то, что говорят.

Я посмотрел на мой портфель и вдруг вспомнил, что у меня нет ни ручки, ни блокнота, ни даже подходящей бумаги. Обычно записи вел кто-нибудь из моих сотрудников, а в суде каждое мое слово фиксировали репортеры. Но один лишь вид блокнота или диктофона часто сковывает речь собеседника. Поэтому я положил руки на внутреннюю обшивку катера, уперся головой в мягкий поручень и закрыл глаза, повернув лицо к солнцу. Я мог бы уснуть и проспать здесь не один час.

– Когда у тебя есть деньги, – сказала она, – ты уже ни о чем не думаешь. Ты все можешь получить. И начинаешь хватать все, надеясь, что рано или поздно натолкнешься на преграду. Но когда этого не происходит, ты заходишь все дальше, пока однажды… не теряешь голову окончательно.

– Значит, вы теряли голову? – поинтересовался я.

Лодка покачнулась на волне.

– Конечно. Я пила, употребляла наркотики, спала со всеми подряд.

Я с учтивым видом слушал жалостливую историю исцеления богатой девочки – испорченной светской львицы, которая порхала с одной вечеринки на другую, колесила по Европе и хотела лишь одного – чтобы ее любили.

– А что насчет Кэсси? – спросил я, хотя и не был уверен, что стоит перебивать ее.

– Кэсси… – Гвендолин на мгновение задумалась и посмотрела на банку с содовой у себя в руке. – У Кэсси было большое сердце. И щедрая душа. Но она совершенно не понимала, что делает. Не знала, что ей нужно: стать популярной или быть хорошей. – Гвендолин прикусила губу, и ее лицо покраснело. – Она была так напугана.

– Гвендолин, я пытаюсь понять, какую жизнь Кэсси вела в то время. Мне нужна ваша помощь.

Она медленно покачала головой:

– Думаю, вы прекрасно знаете об этом.

– Но ведь вам известно, что дело Кэсси не рассматривалось в суде. Так что у нас не было возможности хорошенько изучить его. – Я заметил, что взгляд Гвендолин стал напряженным. – И мы почти не занимались им. Вы ведь знаете, что дело Кэсси не рассматривалось в суде, не так ли?

Она пожала плечами.

Неужели она ничего не знала?

– А почему вы не рассматривали дело Кэсси? Я не могу понять.

Я быстро объяснил, что было принято решение изъять из дела одно из убийств, на случай если Бургосу повезет и его признают невменяемым. Тогда нам предоставился бы второй шанс обвинить его. Похоже, девушка не очень разбиралась в юридических тонкостях, но я не мог понять, почему она совершенно не интересовалась происходящим.

– Где вы были, когда это случилось? – спросил я. – Мы пытались связаться с вами.

Она снова пожала плечами.

– Я даже не знала, что вы пытались.

– Где вы были?

– Я могла быть где угодно. Но тогда это не имело значения. Где бы я ни была, по сути, я все равно находилась в одном и том же месте.

Я вздохнул. Это все равно что пытаться поймать солнечный зайчик. Я понимал: эту женщину нужно стащить с кушетки психоаналитика и поставить за кафедру для дачи свидетельских показаний. Но… не было возможности. Она могла спокойно послать меня куда подальше. Или столкнуть с лодки, и я бы тогда утонул.

– Возможно, на Ривьере, – сказала она. – Или на Карибах.

– Хорошо, тогда ответьте еще на один вопрос, – предпринял я новую попытку. – Когда в последний раз вы были в городе? Я имею в виду, еще до убийства Кэсси.

Она махнула рукой.

– Примерно за месяц до ее смерти. Но если вы скажете, что это случилось за три месяца, я вам поверю. Как поверю, если скажете, что это было за три дня.

– За три дня? – Я не смог скрыть недоверия. – Неужели вы даже не помните, сколько времени прошло между вашей последней встречей с Кэсси и той минутой, когда вы получили известие о ее смерти?

– А это уже другой вопрос. – Она откинула со лба прядь, но ветер тут же вернул ее на место, между глаз. – Я узнала об этом позже. Через несколько месяцев. Не думаю, что вы поймете меня, – добавила она, обратив внимание на мою реакцию. – Моя мать умерла. У меня никогда не было отца. Я уверена, что тетя Наталия пыталась связаться со мной, но не знала, где я нахожусь. Я не отвечала на звонки. А в те времена еще не было мобильных телефонов, мистер Райли. И я не оставляла адресов, где собиралась быть.

Я пытался посмотреть на происходящее с ее точки зрения. Возможно, мое первоначальное впечатление о ней было несколько предвзятым. Ее мать погибла в автокатастрофе, когда управляла автомобилем в нетрезвом состоянии, а своего отца Гвендолин, похоже, не знала. Я подумал, что даже все деньги мира не могли бы ее спасти.

– Похоже, вы были очень одиноки, – подала голос Шелли.

Гвендолин улыбнулась ей, а затем посмотрела на меня:

– Задавайте мне ваши вопросы, мистер Райли.

– Кэсси была лесбиянкой?

– Насколько я знаю, нет. – Грустная улыбка тронула ее губы. – Но если ты ходишь в женскую школу, все вокруг начинают считать тебя лесбиянкой.

Вполне справедливое замечание. Когда в Мэнсбери произошли убийства, в этом колледже как раз ввели совместное обучение.

– А вы уверены в этом?

Мои слова позабавили ее:

– Возможно. А возможно, и нет.

– Значит, у Кэсси был молодой человек?

– Не знаю, – ответила она. – Но это ни о чем не говорит. Я не помню, чтобы в то время Кэсси с кем-то встречалась. Она казалась ужасно робкой в отношениях с мужчинами. Довольно странно. Временами становилась общительной, пропадала на вечеринках до утра, но не думаю, что у нее кто-то был.

Я вспомнил текст песни и фрагмент из Второзакония о побивании камнями падшей женщины.

– Вы думаете, она оставалась девственницей? – спросил я.

– Я не знаю.

– И значит, вам неизвестно, была ли она беременна?

– Беременна? – Гвендолин откинулась на спинку сиденья. – С чего вы взяли?

Я не видел причины, которая помешала бы мне поделиться с ней этой информацией. Черт возьми, ведь ради этого я и приехал сюда.

– Одна из убитых работала репортером. И она задавала подобный вопрос о Кэсси.

Гвендолин медленно кивнула, словно хотела сказать «да», но затем покачала головой:

– Не имею ни малейшего представления. Но уверена: если это было действительно так, то Кэсси обязательно рассказала бы мне.

Отлично. Вся поездка представилась мне бессмысленной тратой времени.

– А что вы можете сказать о Брэндоне Митчеме?

Он был новичком в колледже Мэнсбери и дружил с Кэсси и Элли. Лайтнер напомнил мне о нем.

– Брэндон Митчем, – ее лицо просветлело, – как у него дела? – В ее голосе послышалось уважение.

– Вы знали его?

– Да, – кивнула она, и на ее губах появилась легкая улыбка. – Да, я знала Брэндона. Боже… – На минуту Гвендолин замолчала, погрузившись в воспоминания. – Милый парень. – Внезапно она нахмурилась. – Но ему, наверное, пришлось нелегко. Кэсси и Элли…

– Расскажите об Элли.

– Элли… – Она сосредоточилась. – Что сказать? Элли была похожа на меня. Любила тусоваться. И боялась его. – Гвендолин погрозила в воздухе пальцем. – Она очень боялась его.

– Кого боялась? Брэндона?

– Нет, не Брэндона.

Я посмотрел на Гвендолин, но ее лицо стало непроницаемым.

– Вы имеете в виду Терри Бургоса? – спросила Шелли.

– Она боялась, что он может сделать что-то дурное, – продолжала Гвендолин. – Всегда говорила, что решение суда ничего не значит для психопата. – Гвендолин осуждающе кивнула и повторила: – Она очень боялась его.

Легкий ветерок принес облегчение. Вся эта ситуация казалась мне странной. Я допрашивал свидетельницу на ее катере. Но думаю, Гвендолин чувствовала себя здесь на своей территории.

– Вы знали Бургоса? – спросил я.

Она нахмурилась и покачала головой.

– Боже, нет. Но Элли часто говорила о нем. Он сильно напугал ее.

– А что еще вы можете рассказать о Брэндоне?

– Ну… Я же сказала, что он был милым парнем.

– Красавчиком? Да, теперь я вспомнил. У них с Элли ничего не было?

Она лишь развела руками:

– Сомневаюсь, но точно не могу сказать. Мистер Райли, я проводила с ними время, когда приезжала в город, но бывала там нечасто. В основном жила в Европе, в Лос-Анджелесе или… Господи, да где угодно.

Я сделал паузу и мысленно прокрутил в голове список имен.

– Значит, Кэсси и Элли общались с одним профессором? И Терри Бургос посещал его занятия. Профессора звали Олбани.

Она неуверенно кивнула, затем наклонила голову набок.

– Профессор, говорите?

– Да, – кивнул я. – Это имя вам что-нибудь говорит?

Она посмотрела вдаль.

– Не знаю… возможно.

Возможно. Возможно, вся эта поездка была пустой затеей.

– А что насчет наркотиков, Гвендолин? – спросил я. – Кэсси или Элли принимали наркотики?

Она отвела взгляд и смиренно кивнула.

– Кокаин? Травка?

– Кокаин, – нахмурилась она. – А возможно, и то и другое. Это же колледж.

– Вы видели, как они это делают? Видели, как принимают наркотики?

Она поджала губы.

– Кажется, я принимала наркотики вместе с ними.

– Вам так кажется?

Она в гневе уставилась на меня. Ее начинал раздражать допрос.

– Вы никогда не пытались что-то забыть, мистер Райли? Долгое время отгораживаться от воспоминаний и в конце концов все забыть? Так, чтобы воспоминания перестали быть вашими? Спрятать их в тайнике своего сознания и запереть дверь?

Я поднял руки, показывая, что сдаюсь:

– Гвендолин…

– Да, – выпалила она. – Я уверена, что нюхала кокаин вместе с ними.

– «Они» – это…

– «Они» – это Кэсси, Элли… иногда Брэндон или даже Фрэнк. Да кто угодно, кто бывал с нами на вечеринках. Вы довольны?

Она встала – катер был достаточно тяжелым, чтобы поддерживать ее и не раскачиваться, – и закрыла ладонями свое красное лицо.

– У меня было тяжелое детство, – произнесла Шелли. – Я знаю, о чем вы говорите. Вы не просто перевернули страницу. Вы закрыли книгу и выбросили ее.

Гвендолин на минуту задумалась, затем кивнула:

– Вот именно.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы тревожить вас, – добавила Шелли. – Просто нам больше не к кому обратиться. Людей убивают…

– Что ж… – Гвендолин подняла руки, словно хотела что-то остановить, и посмотрела на озеро. – Мне очень жаль. Правда жаль. Но ко мне это не имеет отношения. – Она встала за штурвал и переключила какие-то рычаги. – А теперь я хочу вернуться в свой ресторан. К моей нынешней жизни.

Гвендолин включила скорость, и катер помчался к берегу. Она заплыла под навес и заглушила мотор. Затем повернула большой штурвал в противоположную сторону и причалила к пристани.

На прощание Гвендолин покорно пожала нам обоим руки и наградила меня удивительно мягкой улыбкой. Я понял, что подобная вспышка гнева была ей несвойственна и она сожалела об этом. Впрочем, иногда мне приходилось терпеть куда более грубое обращение.

Назад к машине мы с Шелли шли молча. Я завел мотор и поехал. Лишь когда пристань скрылась из виду, спросил ее мнение.

– Она напугана, – ответила Шелли.

Возможно. И она как минимум покривила душой. Сначала не могла вспомнить, кто такой профессор Олбани, а потом назвала его Фрэнком.

– Мне кажется, она хороший человек, – добавила Шелли. – Просто не могла решиться, что тебе сказать.

Вероятно, это что-то означало? Только вот что? Может, она покрывает кого-то?

– Скоро ты это узнаешь. – Шелли опустила окно и высунула голову навстречу ветру. – Она свяжется с тобой, когда будет готова.

– Правда?

– Поверь женщине. – Она игриво взяла меня за руку.

Мы молча добрались до шоссе. Я доверял мнению Шелли и думал, что в этот раз она права. Гвендолин производила впечатление искреннего человека. Она явно не из тех, кто станет увиливать. Но как же мне хотелось узнать, что она скрывает…

Я почувствовал, что Шелли снова пристально смотрит на меня, и повернулся к ней.

– Тогда с Кэсси случилось что-то нехорошее, – предположила она. – Ты ведь тоже так думаешь?

Я не стал рассуждать на эту тему. Вместо этого открыл телефонную книгу в моем мобильном. Когда я был прокурором, то много работал с Питом Сторино из Бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию. Несколько лет спустя он ушел в таможню и теперь занимал высокий пост в городском аэропорту, в отделе по иммиграции и таможне.

Я позвонил ему на мобильный, и минут десять выслушивал его жалобы. Когда с болтовней было покончено, я перешел к делу.

– Пит, мне нужна твоя помощь, – сказал я ему. – Пассажира звали Гвендолин Лейк.