Текст книги "Наблюдатель"

Автор книги: Дэвид Эллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава двадцать вторая

Майк Макдермотт стоял, прислонившись к стене в гостиной, и смотрел, как Грейс читает своей бабушке. В последнее время он часто поступал подобным образом: молча наблюдал за своей семилетней дочерью и удивлялся, как он, человек, который расследует ужасные преступления, посещает места кошмарных убийств, может оказаться таким открытым и уязвимым и как эта маленькая леди может вселить в его сердце страх.

Учительница говорила, что Грейс очень хорошо читает. Она обладает интеллектом своей матери, ее критическим умом и прекрасными ораторскими способностями. За последний год ее поведение значительно улучшилось. У нее реже случались истерики. Она стала более общительной.

«Четвертый год» – так он охарактеризовал про себя этот период. Макдермотт измерял возраст дочери не от рождения, а с момента смерти Джойс. Грейс до сих пор мучили кошмары, она все еще задавала вопросы, на которые нельзя было ответить. Однако доктор Саттон сказал, что пока не обнаружил симптомов заболевания. Он сообщил, что биполярное аффективное расстройство передается по наследству лишь в одном случае из трех, а значит, вероятность того, что она не унаследовала это заболевание, равнялась семидесяти процентам. Макдермотт пытался спорить, опираясь на информацию, почерпнутую из книг о том, что «на ранних стадиях могут проявляться признаки обычной депрессии, которая в конечном счете эволюционирует в маниакально-депрессивный психоз», но врач заверил, что Грейс ведет себя как самая обычная девочка, которая пытается пережить серьезное потрясение.

Доктор сказал, что она во всем винит себя, и от этих слов у Макдермотта в горле образовался ком. На самом деле в этом нет ничего необычного. В конце концов, Джойс была ее матерью.

Макдермотт хорошо помнил, как, услышав эти слова, уставился на свои ботинки и ничего не смог ответить.

Поэтому он каждый день наблюдал за Грейс независимо от того, весела она или грустна, и все время искал признаки болезни. Каждый раз, когда она спорила или плакала, злилась или прыгала от радости, он делал пометки. Даже стал вести дневник. «Смеялась над мультиками». «Жаловалась на невкусную кашу».

– «Мэт, – читала с выражением Грейс, – много лет наблюдал за гостями, как они приходили и уходили, и знал, что они бывают двух видов…»

Мать Майка – Одри Макдермотт – сидела на полу рядом с Грейс, обнимала внучку и читала вместе с ней, заглядывая ей через плечо. Это зрелище так тронуло Макдермотта, что он едва не расплакался.

В этот момент зазвонил телефон. Они оглянулись, но Макдермотт жестом велел им не беспокоиться. Снял трубку после второго звонка и, выслушав звонившего, произнес лишь одно слово:

– Черт!

Макдермотт подъехал к жилому многоквартирному дому в девять часов вечера и остановился позади патрульной машины. Всего около тротуара было припарковано шесть полицейских машин, их сигнальные маячки мигали. Там же стоял новенький микроавтобус. Операторы и репортеры толпились вокруг него: делали какие-то пометки, устанавливали свет. Одна из репортерш встала против здания и показывала своему оператору наиболее выгодные положения для съемки.

Дом находился на севере города. Четырехэтажное строение с собственным двором напоминало большинство подобных ему многоквартирных домов: жилье здесь было дорогим, особенно если учитывать расположение, но довольно тесным. Возможно, Эвелин Пенри получала не слишком хорошо, работая репортером в «Уотч».

Макдермотт стал подниматься по широкой бетонной лестнице. Там уже работали криминалисты. Они посыпали порошком перила, чтобы снять отпечатки пальцев, хотя на общей лестнице наверняка остались сотни различных отпечатков и следов от ботинок. Убийца мог даже и не дотронуться до перил, не исключено что он не глуп.

На третьем этаже работала еще одна группа криминалистов, они искали отпечатки в холле около квартир. Они ходили с пластиковыми пакетами для улик, но слишком уж вяло, будто основную работу закончили. Макдермотт выглянул во двор, где собрались жильцы дома. Они осматривались по сторонам и обменивались сплетнями об убитой женщине. Возможно, кто-то из них знал Эвелин Пенри.

Рики Столетти в темной куртке и джинсах вышла из квартиры. Она отдала распоряжения полицейским, а затем обвела взглядом холл. Столетти кивком поприветствовала Макдермотта и еще одну женщину, которая поднималась по лестнице. Он тут же узнал ее. Хорошо уложенные волосы, дорогой костюм.

Ну конечно, мать убитой – Кэролин Пенри, телеведущая.

Столетти представила их:

– Детектив Майк Макдермотт, Кэролин Пенри.

– Миссис Пенри, мне очень жаль.

Макдермотт приехал сюда из-за Кэролин Пенри. Ему позвонил сам коммандер[10]10
  Воинское звание в армии США; соответствует подполковнику.


[Закрыть]. Кэролин Пенри была одной из самых известных телеведущих в городе, и расследованием убийства ее дочери должен заняться лучший детектив в управлении.

Он постарался быстро закончить разговор, потому что ему хотелось поскорее войти в квартиру.

– Я пойду с вами, – твердо сказала Кэролин.

– Понимаете, миссис Пенри…

«Будь деликатным. И ни в чем ей не отказывай», – велел ему коммандер.

– Будет лучше, если вы…

– Я уже видела ее. Я хочу знать, что вы думаете по этому поводу.

Макдермотт посмотрел на Столетти, которая ответила ему взглядом, ясно говорившим: «Что ты так смотришь, ты же босс?»

– Хорошо, – сдался он. – Пойдемте.

* * *

После ужина с Гарландом я должен был покинуть ресторан в скверном расположении духа. Гарланд хотел, чтобы я нашел «дипломатичный» способ положить конец расследованию Эвелин Пенри, и эта задача казалась мне невыполнимой. Однако настроение у меня было не таким уж и плохим. Скажу больше – после моего сегодняшнего свидания с Шелли я был готов летать от счастья. Да, я переживал из-за того, что позволил себе проявить слабость, но, черт побери, я не из тех, кого легко свалить одним ударом.

По дороге домой я подобрал Шелли. Мы говорили на ничего не значащие темы: «Как прошел день?» – «Отлично, а у тебя?» – и все в том же духе, хотя меня изнутри буквально раздирало на части.

Я стал срывать с нее одежду, едва мы вошли в прихожую. Подумал о лестнице, но там не было ковра, поэтому отнес Шелли в соседнюю комнату. В душе я по-прежнему оставался воинственным баскетболистом. Там, где не хватало таланта, я компенсировал этот недостаток бешеной энергией – бросался за мячом, перехватывал инициативу. В спальне я действовал с не меньшим энтузиазмом, хотя в данном случае это была гостиная, или салон, или как там называлась эта комната… Может, я и не рекордсмен, но продемонстрировал Шелли все, на что только способен Райли.

Теперь все было иначе, нежели днем. Шелли больше не сдерживалась. Ее язык яростно проник в мой рот, она обняла меня за шею и обхватила ногами за талию.

Нам нужно чаще расставаться.

– Вот теперь, – с трудом проговорил я, – это было действительно мило.

Я рухнул на нее, чувствуя, как бьется ее сердце; она дышала мне в шею. Я вдыхал прекрасный фруктовый запах, исходящий от ее волос, зарывшись лицом в ее локоны. Сказать, что эта минута была просто «милой», все равно что называть прыжки с парашютом интересными.

– Я боялась, – прошептала она. – Мне нужно было время.

Я обнял ее и прижал к себе покрепче.

– Я люблю тебя, – выдохнула Шелли.

Я пару раз вздохнул и еще раз напомнил себе о том, что нужно сохранять хладнокровие. Это необходимо, когда имеешь дело с фейерверком. Никогда прежде она не говорила мне таких слов.

Макдермотт вышел из квартиры Эвелин Пенри на свежий воздух. Это убийство ставило перед ним сплошные вопросы.

– Она не приехала на ужин, – сообщила Кэролин Пенри, прислонившись к перилам и глядя во двор. – Я звонила ей на работу, домой, на мобильный. Она всегда отвечала по мобильному.

– Как вы думаете, миссис Пенри, кто мог это сделать?

Эвелин Пенри пытали. На теле обнаружены множественные ножевые ранения, которые были нанесены прежде, чем ее убили ударом в висок. Орудие убийства – нож с выкидным лезвием – нашли в мусорном ведре на кухне.

Точно такое же зверское убийство, как и прошлой ночью, когда зарезали Фреда Чианчио. Только оружие было другим.

– Она писала в криминальную хронику. – Кэролин закрыла руками глаза.

– Знаю, – кивнул Макдермотт. – Я видел ее вчера.

Кэролин посмотрела на него, пытаясь прочитать мысли по выражению лица.

– Возможно, – предположил он, – имя Фреда Чианчио вам о чем-то говорит?

На мгновение она замерла, словно услышала звонок, а затем испуганно охнула. Закрыла рот рукой и стала отступать назад, пока не наткнулась на Столетти – напарницу Макдермотта.

– Вы знали его, – догадался он.

– Позвоните Полу Райли, – нервно произнесла Кэролин.

– Полу…

– Полу Райли. – Кэролин Пенри подошла к нему и взяла за руку. – Человеку, который выступал обвинителем по делу Терри Бургоса.

Глава двадцать третья

Я миновал кордон репортеров, поднялся по лестнице на третий этаж жилого комплекса и поздоровался с полицейскими, которые ожидали меня. По телефону со мной говорили довольно уклончиво – сначала полицейский по фамилии Макдермотт, затем Кэролин Пенри, которая вырвала у него трубку и сообщила некоторые детали случившегося.

Первой я увидел Кэролин – она разговаривала с полным мужчиной, лицо которого показалось мне знакомым. Он поднял руку, словно пытался успокоить ее. Она кивнула. Я обратил внимание на неприятный контраст в ее внешности: красивая прическа и одежда, правильные черты лица, искаженные горем, поникшие плечи.

Увидев меня, она воскликнула:

– Пол! – Кэролин подвела мужчину ко мне. – Это коммандер Бриггс. Пол Райли.

Мы обменялись рукопожатиями. Они подключили к расследованию крупных чинов. Коммандер приезжает на место преступления после десяти вечера? Ничего удивительного, ведь речь идет о дочери Кэролин Пенри.

По лицу Кэролин было видно, как сильно та страдает. Она коснулась моей руки:

– Спасибо… спасибо…

– О Господи, Кэролин! Я сделаю все, что смогу. Мне так жаль.

Она отвела меня в сторону, но в этот момент в дверях квартиры, где, вероятно, проживала Эвелин, появилась женщина, высокая, в бронежилете, на вид лет сорока пяти.

– Это детектив Столетти.

– Пол Райли.

– Я знаю, кто вы. – Она жестом пригласила меня войти.

Ну вот и познакомились.

– Только ничего не трогайте, – предупредила она.

Я ничего не ответил и последовал ее совету. Высокий краснолицый мужчина, примерно одного со мной роста, но более плотного сложения, представился как Майк Макдермотт. Он держался дружелюбнее, чем Столетти, но, судя по всему, тоже не обрадовался, увидев меня.

Я хотел напомнить, что и сам был не в восторге от перспективы ехать сюда. Полчаса назад я лежал в постели с прекрасной обнаженной женщиной и вообще никуда не собирался.

Он снова прочитал мне лекцию о том, что нельзя трогать улики. Глянув Макдермотту через плечо, я увидел, что они давно уже сняли отпечатки. Квартира напоминала мое прежнее жилище с крохотной кухней, где едва можно было развернуться, и гостиной с одним-единственным предметом мебели – угловой кушеткой. В гостиной – самой большой комнате в квартире – с пола убрали ковровое покрытие. Кухня находилась отдельно, там стоял длинный кухонный стол, засыпанный порошком.

Я зашел в гостиную, там все было чисто. Я предположил, что веселье началось в спальне, расположенной в другой части квартиры. Я почувствовал прилив адреналина: всегда испытываю нечто подобное, когда преследую преступников и решаю загадки.

Войдя в коридор между гостиной и спальней, я невольно замедлил шаг – сработал защитный механизм. И хотя знал: там будет Эвелин Пенри, – никак не мог предотвратить потрясение… Сейчас я увижу убитой женщину, которая еще вчера донимала меня вопросами.

Она лежала на ковре в одном белье, раскинув руки и ноги и наклонив голову вправо. На левом виске виднелся уродливый кровавый порез, напоминающий глубокую рану. Рот был открыт. Кожа уже начала терять цвет, как это бывает у трупов. Она выглядела так, словно ее застали во время какого-то важного события, словно она вдруг поняла нечто значимое или не завершила то, что хотела сделать.

Яркий свет в комнате казался ослепительным, он словно прожектор освещал тело мертвой женщины, которое лучше было бы спрятать от посторонних. Мне захотелось накинуть на нее одеяло и закрыть веки. Я посмотрел в ее пустые глаза, словно ожидая, что они вот-вот моргнут.

Я подошел поближе и склонился над ней. От тела исходил отвратительный запах мочи и фекалий – ее хрупкая нервная система не выдержала, пока она боролась с убийцей. Или с болью.

Помимо раны на голове, все тело Эвелин Пенри было изрезано ножом. Некоторые порезы казались поверхностными, другие – более глубокими. Из каждой раны вытекла кровь, а следовательно, их нанесли еще до того, как сердце перестало биться.

Ее пытали, прежде чем убить, проткнув ножом мозг.

Я посмотрел на детектива и заметил, что в комнате нет Кэролин. Меня это обрадовало, хотя совершенно ясно, что она уже все видела.

– Сначала он получил удовольствие, – сказал я, снова взглянув на труп и склонившись над ним. Я больше нигде не заметил следов крови. – Он напал на нее здесь и сразу принялся за работу.

Мои слова не особенно впечатлили детективов. Я не понимал, что им нужно от меня. До сих пор не мог понять, зачем меня сюда позвали.

– Как он вошел? – спросил я.

Сначала никто не ответил. Я не ждал, что они проникнутся ко мне симпатией, и меня это не тревожило.

– Как он вошел? – повторил я вопрос.

Макдермотт пожал плечами:

– Никаких следов взлома. Он либо открыл замок, либо девушка сама впустила его.

– Сексуальное насилие? – Я старался не смотреть на Кэролин, которая вошла в комнату.

Макдермотт покачал головой:

– Он просто хотел сделать ей больно.

Я встал и посмотрел на детектива.

– Вы же не думаете, что она сама впустила убийцу?

– Ванная. – Он оставил вопрос без ответа. – Мы нашли там кое-что.

Я повернулся и осторожно прошел в ванную. Свет уже был включен. Сначала я посмотрел на пол, затем на зеркало. И увидел свое отражение, а также дьявольскую фразу, написанную красной губной помадой:

Я не один.

Я отступил назад и покачнулся. Посмотрел на полицейских, которые, казалось, по-своему истолковали мою реакцию.

– Вам это о чем-то говорит? – спросила Столетти.

Я сделал паузу, постаравшись осознать увиденное. Внутри у меня все сжалось.

– Вам нехорошо? – спросил Макдермотт.

Я прошел мимо них и снова взглянул на Эвелин, затем осторожно присел на корточки, чтобы внимательнее осмотреть ее раны. Такая молодая. Не знаю, сколько ей лет, но у нее еще многое было впереди. Умная и амбициозная. Я вспомнил, что сказал ей во время нашей последней встречи, как попытался отделаться от назойливой журналистки. Мы всегда сожалеем, когда расстаемся с людьми нехорошо, говорим им неприятное. Но теперь у меня оказалось еще больше причин раскаиваться в том, что не выслушал ее.

– Нож с выдвижным лезвием, не так ли? – Я посмотрел на них. – Убийца использовал его?

– Верно, – отозвался Макдермотт.

– Откуда вы узнали? – подала голос Столетти.

– И это не первая жертва.

Никто ничего не ответил – по крайней мере вслух никто не произнес ни слова, – но мне было достаточно выражения на их лицах. Детективы переглянулись.

– Она вторая жертва, – сказал я. – Была и первая. Верно?

– Верно, – кивнул Макдермотт. – А какое оружие использовалось в том случае?

– Нож для колки льда, – ответил я.

Судя по его взгляду, я понял, что прав.

– Что за хрень… – пробормотал он.

Кэролин протиснулась между детективами:

– Это какая-то другая песня, Пол?

Я встал и посмотрел в ванную. Сердце в груди бешено стучало.

– Песня та же. Это второй куплет. Вторая строфа.

Народ против Терренса Диметриуса Бургоса

Дело № 89-CR-31003

Август 1989

Первый помощник прокурора округа Пол Райли вставил кассету в кассетоприемник, нажал кнопку воспроизведения и стал читать текст стихотворения. Он был напечатан на щитке, который установили в одном из специально организованных оперативных центров, где рассматривалось дело Бургоса. Тайлер Скай, лидер группы «Поджигатель», заорал под свирепые аккорды гитары так называемую вторую строфу песни «Некто».

Вторая строфа, несет проклятие она, гимн гнусной ненависти и извращенности…

После вступления гитара и ударные заиграли одновременно, а голос Тайлера Ская стал изрыгать, выплевывать непрерывный поток жестокой лирики с такой скоростью, что человеческий слух просто не мог разобрать слов.

Нож для колки льда, какая грустная судьба, он молился, чтоб смерть была быстра.

Финский нож так хорош, проткнет череп – и глазом не моргнешь.

Бритвой по горлу – чистое бритье, умоет кровью смерть ее.

«Трим-метр» – хорошая пила, мозгами болельщицы раскрашена стена.

Мачете по темени, у него не было времени, сам почему не знаю, но я все желаю, я все мечтаю, что мозги кому-то вышибаю.

Кухонный нож в сердце… и что ж, ни борьбы, ни желаний, ни ненависти. Я испытание прошел.

И на седьмой день успокоение нашел.

Вторая строфа заканчивалась самоубийством, как и первая. И снова мелодия в духе клуба «Микки-Мауса». «Кухонный нож в сердце… и что ж, ни борьбы, ни желаний, ни ненависти». Больше ничего, потому что он убил себя. Вариация на тему финального убийства из первого куплета: «Теперь всем скажем: „До свиданья!“ Дуло в рот – и конец страданьям».

Самоубийство. Но Бургос не убил себя. Вместо этого он прикончил Кэсси, и, возможно, был готов перейти ко второй строфе, если бы его не арестовали. Они нашли у него оружие, описанное во втором куплете, – нож для колки льда, опасную бритву, электропилу, мачете и кухонный нож. Все это хранилось в подвале у Бургоса. Они были чистыми, неиспользованными. На них не нашли ни отпечатков, ни следов крови.

Его схватили прежде, чем он успел перейти ко второй строфе.

Джоэл Лайтнер вошел, когда Райли сидел за длинным столом, глядя на стихотворение на доске и продолжая слушать музыку. Лайтнер удивленно приподнял брови, показывая свое отношение к стихотворению. По своему содержанию оно мало чем отличалось от первой строфы.

Они стали слушать припев вместе, он слегка отличался от припева первого куплета:

Этот некто – я, вы до сих пор не поймали меня, я предупреждал вас, вам не найти меня. Вам не понять: меня не удержать, вы будете дивиться – все скоро повторится!

Музыка, и без того громкая и злобная, взорвалась оглушительным напором ударных. Гитары завизжали, а Тайлер Скай закончил припев последней строчкой:

Я не один!

Райли выключил магнитофон. Долгое время они сидели молча. «Я не один» – возможно, эта строчка была самой ужасной из всего стихотворения. Эта музыка вполне могла стать руководством к действию для психопата.

– Мы можем быть уверены, что второго захоронения нет? – спросил Райли.

Лайтнер двусмысленно хмыкнул. Полицейские с собаками обыскали весь кампус в Мэнсбери. Обследовали каждый дюйм в доме Терри Бургоса, раскопали землю в его гараже и подвале, перекопали весь двор. Они искали повсюду, но ничего не нашли.

– У нас нет оснований так думать, – сказал Лайтнер. – Орудия убийства были совершенно чистыми. С мачете даже не сняли упаковку. Я думаю, старина Терри рассказал бы нам, если бы существовало еще одно подобное место. Он ведь не стеснялся содеянного.

Это правда. Бургос не испытывал ни малейшего стеснения во время беседы с психиатрами, которые начали обследовать его, после того как он отказался признать себя виновным и сослался на свою невменяемость. Он во всех подробностях описывал, как совершал преступления, и объяснял, почему сделал это. Он цитировал Библию и стихи Тайлера Ская, перечислял грехи жертв, из-за которых они навлекли на себя его гнев.

В прошлую пятницу, одиннадцатого августа, Райли сообщил суду, что обвинение намерено отозвать дело Кассандры Бентли. Не успели эти слова слететь с его губ, как одновременно были выпущены два пресс-релиза: один – из офиса окружного прокурора, другой – от пресс-секретаря семьи Бентли. Там говорилось, что Бентли хотели избежать грязных намеков и обвинений в беспорядочных связях, которые непременно высказали бы в адрес их дочери «оголтелые адвокаты», пытаясь доказать невменяемость подсудимого. В пресс-релизе было сказано, что признания Бургоса в убийстве Кэсси было вполне достаточно и теперь его будут обвинять в пяти других убийствах.

Райли постарался забыть об этом, когда покинул зал суда. Его это больше не касалось. Теперь его главная задача заключалась в том, чтобы опровергнуть выдвинутую защитой версию о невменяемости убийцы. Бургос попытается убедить всех, что не понимал, насколько преступны его деяния. Обвинение должно было обосновать, что Бургос не страдал от умственного помешательства и отдавал себе отчет в том, что совершает.

Бургос имел в своем арсенале весьма веский аргумент, доказывающий его помешательство. Несколько лет назад ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения». Разве можно признать вменяемым подобного человека?

Однако судебно-медицинская экспертиза – это совсем другое дело. Бургос наверняка попытается доказать, что не осознавал себя преступником, когда убивал тех девушек. При всем при том признание криминальных намерений зависело не столько от мнения мозгоправов, сколько от фактов. Оперативная группа сосредоточила особое внимание на сборе улик, и теперь его положение казалось абсолютно безнадежным. Бургос убивал девушек во время короткого перерыва между весенним семестром и началом занятий в летней школе. В этот период времени никому не пришло бы в голову проверить актовый зал Брэмхолла. Бургос подбирал проституток из разных районов города, а значит, во время своего кровавого кутежа не показывался дважды в одном и том же месте. Все эти поступки были весьма показательны для человека, который осознавал, что нарушает закон, и не хотел, чтобы его остановили. То есть человека, которого нельзя признать сумасшедшим.

Лайтнер подошел поближе и внимательно взглянул на Райли.

– Слушай, дружок, ты сегодня хоть раз перекусил?

Райли лишь отмахнулся, хотя жена говорила ему то же самое. За три недели Райли сбросил пятнадцать килограммов. За всю свою юридическую карьеру ему еще не приходилось вести столь значительного дела в качестве обвинителя; кроме того, он представлял самое крупное судебное учреждение в округе.

– Сходи в «Бебис» и купи себе большой жирный гамбургер, – посоветовал Лайтнер.

Райли посмотрел на часы: начало второго. Он находился в офисе с семи часов, и за все это время не съел ни крошки. Вместе с Лайтнером он прошел в свой кабинет, чтобы взять куртку, и обнаружил там секретаршу Бетти. Она сидела в его кресле и разбирала почту.

– Еще одно письмо от вашего поклонника, – сообщила Бетти, когда они появились на пороге.

Пока они занимались делом Бургоса, полицейские и представители обвинения постоянно получали странные письма с цитатами из Ветхого Завета, которые угрожали им Божьим гневом. Эти послания редко прославляли деяния Бургоса, но многие из них предупреждали «грешников» о том, что их поступки будут иметь последствия.

– Полный бред, – прокомментировала Бетти.

Райли взял письмо и прочитал его вместе с Лайтнером:

Деяния еретиков легко остановить, совсем другое, если любишь ад. Нужно одно хотение обратить решающим ответом. Шуты обожают мудрить. Но если начнешь убивать, жизнь навсегда остановит. Его щедрость еще окажется лучше божественного ореола. Новое идет.

Райли посмотрел на Бетти, но та лишь пожала плечами.

– Да, это письмо еще более странное, чем остальные, – согласился он. Большинство посланий просто цитировали Ветхий Завет или предсказывали жуткую судьбу людям, которые не следуют Божьему учению. Но все же их смысл можно было понять. – А где оригинал? Он у вас?

Бетти кивнула:

– Я пометила его и убрала на место.

Все письма, присланные в офис окружного прокурора, сохраняли. Это была дополнительная мера предосторожности. Их помещали в полиэтиленовые пакеты с ярлыками и с датами.

– Я даже не понимаю, о чем здесь, – признался Райли.

– Неверующих можно остановить, а тех, кто поклоняется дьяволу, – нет, – предположила Бетти, оглядываясь. – А Бог щедр с теми, кто исполняет его волю.

– Это что? Какое-то новое поветрие? – спросил Лайтнер. – Рай, ад. Сейчас я так голоден, что готов проглотить хоть черта. – Он кивнул Райли. – Ты идешь?

Райли еще раз перечитал письмо.

– Это письмо еще более странное, чем остальные, – повторил он.

– Ох уж эти юристы, – вздохнул Лайтнер. – Не стоит усложнять, Райли. Я умираю с голоду.

– И правда. – Райли на мгновение задумался. – Зачем все усложнять. – Он бросил копию письма в мусорную корзину и пошел обедать.