Текст книги "Машина пробуждения"

Автор книги: Дэвид Эдисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Кайен поблагодарил всех мертвых богов за существование прачек, какое бы те ни вытворяли непотребство с несчастными юношами, которым не повезло заглянуть на одну из вечерних попоек. Он потянул воротник, покраснев. «Клянусь своим румяным задом, – подумал Кайен, – эти бабы способны за раз опустошить целый погреб винных бочек!» Если бы он сейчас наткнулся на одну из тех большегрудых женщин, что держали его в плену своих рук и бедер на протяжении трех ночей подряд, Кайен бы, пожалуй, просто умер от стыда. Впрочем, его вины в том не было – колокола, юное тело так манит к себе зрелых дам!

Он уже прошел добрую половину самого длинного из коридоров, опоясывавших этаж придворных, когда его пронзил ледяной ужас от осознания того, что он потерял свой молоток. Неторопливо наклонившись и сделав вид, будто завязывает шнурки, Кайен лихорадочно пытался вспомнить свой путь. Он же не мог быть настолько туп, чтобы оставить свои инструменты в чертовых княжьих апартаментах? Воспоминание о смеющихся прачках и грудях, в которые погружается его лицо, заставило Кайена признать, что порой он и в самом деле ведет себя весьма глупо. Он поспешил обратно тем же путем, каким пришел, напоминая себе, что для окружающих выглядит просто широкоплечим рабочим, полным энергичного задора, которым люди его положения отвечали более ленивым классам. Не какой-то там полный сомнений и страхов шпион, спешащий как можно скорее возвратиться в самое запретное из всех помещений грандиозного Купола, чтобы забрать символ своего ордена из-под самого прославленного и самого хрупкого из сокровищ города.

Сокровища, которое он так и не осмелился уничтожить, невзирая на полученные приказы.

Колокола, он действительно оставил молоток возле Красок Зари. Да за такой проступок его следует замуровать заживо, как одного из тех непокорных каменщиков прошлого. Его следует… впрочем, что следует, а чего не следует делать с ним, решит его отец, когда Кайен выберется из этого золоченого лабиринта. Если только ему дадут выбраться.

«Хватило бы мне смелости разбить эти старые окна – и я уже был бы почти дома».

Мысль о том, что гильдиям удалось обвести вокруг пальца и Ффлэна, и его лордов, заставила Кайена усмехнуться – но он тут же стер это непрошеное и неприемлемое выражение с лица. Князь-то думал, что его расфуфыренные пташки надежно заперты в клетке, да и сами лорды разделяли это убеждение. И только гильдии каменщиков и трубопроводчиков помнили ту простую истину, которую брезговали познать как аристократы, так и их глуповатые слуги: канализация работает в обе стороны. Разумеется, Ффлэн запечатал все шлюзы и трубы современных систем, а следом и покрытые известковыми отложениями остатки водоотводов двух предыдущих эпох. Вот только пусть князь и правил удивительно долгий срок, но даже он страдал некоторыми провалами в памяти, особенно когда речь заходила о таких делах, как канализация и прочность конструкций. Этим и объяснялось то, что невероятно древняя центральная цистерна осталась незапечатанной, – немножко запачкавшись и поползав на брюхе, вполне можно было проникнуть на двенадцатый подземный уровень Пти-Малайзон.

На этой глубине лежали остовы зданий тех же времен, к каким относилось и каменное убранство личных покоев князя, – Кайену даже казалось, что все остальное сооружение было возведено вокруг этих древних конструкций, подобно защитному каркасу или строительным лесам, скрывающим под собой разрушающуюся древнюю статую. Увы, точный возраст построек установить ему бы не удалось, – когда был возведен Купол, не знали даже каменщики, хотя их гильдия и поддерживала его в порядке с незапамятных времен.

Рыская по Куполу, Кайен разжился кое-какими забавными сведениями. Если его отец – Первый Каменщик – удивился, узнав о том, что лорды Убивают друг друга, то как же он был шокирован, когда услышал, что теперь они живут в постоянном страхе перед неведомым Убийцей, затесавшимся в их ряды. Убийцей, чихавшим на все порядки и законы Круга Невоспетых. Буквально прошлым вечером Кайен проходил мимо ребят с конюшен, шептавшихся о том, что очень многие из их товарищей бесследно исчезли и не появлялись даже в обычных для них злачных местах, да и тел там, где от них, как правило, избавляются преступники, также никто не находил. Слуги подозревали, что их обманывают, и Кайен видел, что, вопреки полученной всей местной культурой прививке от любых суеверий и относительной образованности, необходимой в их работе, многие тайком чертили защитные знаки.

Но у гильдий, похоже, были куда более важные заботы; даже сообщение об Убийце не заставило их изменить задание Кайена – казалось даже, что нестабильность, правившая под Куполом, вынуждала их спешить еще сильнее. Но Кайен боялся. Выполни он приказ – и его собственное будущее было бы весьма неопределенным: разрушение Красок Зари стало бы непоправимым террористическим актом и, как уверял отец, демонстрацией законного отчаяния людей.

«Да тут уже и сам закон в отчаянии», – угрюмо нахмурился Кайен, стряхивая белую пыль с обуви.

А еще не следовало забывать, что он будет мертвее богов, если его поймают и опознают, прежде чем он успеет исполнить последнее распоряжение отца. Лорды могут даже воспользоваться новым оружием, чтобы отправить его прямиком в небытие. Нет, эти мысли следовало отбросить; вряд ли кто-то мог успеть спуститься к Краскам Зари и найти там забытый молоток, – по правде сказать, каменщик сомневался, что кто-то, кроме него, вообще сумел бы пробраться в тайные чертоги под княжескими палатами. Лорды Круга Невоспетых могли зайти туда, только получив приглашение, но того, кто мог бы его послать, сейчас не было; с другой стороны, преторианцы имели право заходить, когда им заблагорассудится, но у них на то не было никаких причин, – во всяком случае, Кайен надеялся на это. Да и кто еще мог оказаться достаточно умен или глуп, чтобы пролезть туда?

Он заставил себя успокоиться, отодвигая деревянную панель, скрывающую потайной проход в стене, и стал подниматься по узкой растрескавшейся лестнице, высеченной в камнях дворцового комплекса. Этими путями пользовались относительно часто, хотя и не сказать, чтобы движение там было оживленным; как правило, ими ходили каменщики, отвечавшие за текущий ремонт Купола. Следующий тайный туннель был не таким удобным, представляя собой всего лишь лаз длиной в сорок шагов, и Кайен с трудом протиснулся в него.

Вскоре каменщик оказался в помещении, на которое прошедшие века и отложения солей наложили такой отпечаток, что оно казалось естественной пещерой во всем, кроме дыры, проделанной молотком Кайена. За конусообразным проломом в ослепительно-белом камне виднелась стеклянная матовая лестница, ведущая к сверкающим чертогам Ффлэна и скрытым под ними Краскам Зари. Колокола, да для Кайена уже за одну только порчу стены следовало выдумать новую пытку!

Он выбрался на парящие ступени, радуясь тому, что оплавленные временем складки миллиардника надежно скрыли лаз, пробитый им в сияющих камнях, – по правде сказать, Кайен не ожидал, что покои князя окажутся освещены настолько ослепительно ярко. А еще чего он не ожидал, так это того, что, возвратившись, увидит симпатичную блондинку, замершую перед Красками Зари с его собственным молотком в руках и застывшей на лице гримасой ненависти и страха.

– Стой! – завизжала девушка, заметив Кайена. – Я это сделаю, не подходи, а то я сделаю это!

Каменщик промолчал. Она была до смерти напугана, а Кайен обладал достаточным опытом общения с противоположным полом, чтобы знать, насколько может быть опасна напуганная женщина, размахивающая оружием.

– Я разобью Краски Зари, если подойдешь еще хотя бы на шаг, – процедила девушка сквозь стиснутые зубы.

– Честно сказать, мешать не стану, – произнес он настолько спокойно, насколько мог, поднимая руки, словно собирался сдаться в плен. – И причина даже не в том, что ты с моим молотком смотришься куда импозатнее, нежели я.

Кто бы мог подумать, что с этой штуковиной будут так сочетаться изящные руки и узкая талия!

Его равнодушный тон только усилил ее тревогу.

– Так это твой молоток?

Пурити услышала предательскую дрожь в своем голосе. Колокола, до чего же тяжелой была эта штуковина в ее руках!

– Боюсь, что так, – кивнул Кайен. – Но, раз он тебе так нравится, можешь оставить его себе. Очень хороший молоток, конечно, но там, откуда я пришел, таких еще полно.

Пурити выпустила оружие, и то с благословенно приглушенным стуком ударилось об пол. Ее руки словно налились свинцом, а плечи уже болели. Как долго она так стояла? Она совсем потеряла счет времени, разглядывая потускневшие от лет цветные стеклышки.

– Кто ты такой? – требовательно спросила Пурити.

Кайен позволил себе усмехнуться:

– Знаешь, я как раз собирался задать тот же самый вопрос. Девушка вытянулась во весь рост.

– Я – Пурити Клу, а мой отец – барон, и он Убьет тебя, если ты… если ты… прикоснешься ко мне… или хотя бы подумаешь… о…

– Ну, на этот счет можете не беспокоиться, госпожа Клу. И полагаю, нам обоим не следует распространяться об этой нашей встрече. – Он неторопливо подошел к ней и протянул руку. – Кайен Роза, специалист из гильдий каменщиков и трубопроводчиков.

По не вполне понятным ей самой причинам Пурити пожала его ладонь. «Ого, какие у него широкие плечи!» – подумала она.

– Кхм. Приятно познакомиться.

Кайен приподнял бровь и с трудом сдержал улыбку.

– Никогда прежде не здоровалась за руку со слугами, – пояснила она. Строго говоря, это было даже правдой – она спала даже с преступниками, но вот жать руки тем, кто ниже по сословию, ей пока не доводилось. – Хотя о чем это я, вы же, господин специалист, не относитесь к прислуге? – Пурити удалось вернуть себе толику самообладания.

– Совершенно верно, госпожа Клу. Так уж вышло, что обычно я представляюсь специалистом второго разряда из братства гильдии каменщиков, но сегодня… сегодня меня, похоже, следует называть шпионом.

Кайен учтиво склонил голову, и Пурити увидела каменную пыль, припорошившую его коротко остриженные черные волосы и смуглую кожу шеи.

– Но, во имя миров, зачем ты мне об этом рассказываешь? – В ее горле вновь застрял комок страха.

– Поймите, я же не зря сказал, что вам не следует волноваться. – Кайен старался говорить так мягко, как только мог. – Теперь нам обоим известны друг о друге кое-какие компрометирующие подробности.

Кайен очень надеялся, что то, как он ей подмигнул, выглядело скорее заговорщически, нежели неподобающе. Впрочем, он был совсем не прочь немножко понарушать этикет с этой красоткой. Груди ее были достаточно маленькими, чтобы уместиться в его ладонях, а платье туго облегало весьма соблазнительные бедра.

Отвернувшись, Пурити посмотрела на прозрачную стену, выходившую на первобытный лес, росший в самом центре Купола. Благодаря заклинаниям, наложенным на стекло, с той стороны их никто бы не смог увидеть, но девушке от этого было не легче. Она судорожно сцепила пальцы; Роща Сердца, где звенели птичьи голоса, раскинула свои ветви совсем рядом.

– Госпожа Клу?

– «Мисс» звучит правильнее. И лучше – Пурити. – Она повернулась с таким выражением на лице, словно что-то задумала. – Зови меня Пурити. Кажется, нам следует отбросить лишние церемонии, мистер Роза?

Кайен покачал головой. Натруженные мышцы его тела излучали приятный жар, а ясные карие глаза были лишь на полтона светлее его кожи. Для столь могучего и огромного человека он обладал удивительно добродушным, круглощеким лицом.

– Ну, раз уж ты хочешь, чтобы я называл тебя Пурити, тебе самой следует называть меня просто Кайеном. Так будет честнее.

– Хорошо, Кайен. А теперь объясни, пожалуйста, что ты здесь делаешь и зачем разбрасываешь свои молотки где ни попади?

Подражая своей матери, Пурити нахмурила брови, будто бы обвиняя собеседника в незаконном проникновении, словно самой ей здесь было самое место.

Кайен досадливо прикусил губу.

– Последнее – просто небольшое упущение с моей стороны, мисс Пурити. Что же до моих намерений, полагаю, они не так уж сильно отличаются от твоих, учитывая…

Его прервал оглушительный рев тревоги. Пурити прижала ладони к ушам и скорчила гримасу.

– Бежим! – воскликнул каменщик, хватая ее за локоть и увлекая за собой к лестнице.

– Нет! – Пурити высвободилась, пытаясь перекричать завывающую какофонию. – Она не для нас!

– Тогда для кого же, во имя всех миров? – Судя по выражению его лица, шум причинял Кайену вполне физическую боль. – Какого-нибудь глуховатого бога?

Пурити покачала головой:

– Этот сигнал вообще никогда не должен бы раздаваться. Сработала тревога максимального уровня, она оповещает о том, что опасность грозит самому князю.

– Уф-ф… – произнес Кайен, потирая уши. – Но мы же в его личных покоях и…

– Нет. Сигнал о незаконном проникновении звучит совсем иначе и точно локализуется. Чувствуешь? – Пурити приложила ладонь к толстому оконному стеклу. Оно вибрировало, вторя сиренам, а над лесом кружили перепуганные стаи птиц. – Видишь, как переполошились эти пернатые? Тревога максимального уровня звучит повсюду.

Она сунула в рот костяшки пальцев, но тут же отдернула руку, так и не прикусив их. Скверная привычка.

– Да, с нашей стороны вполне разумно было бы уйти, но этот сигнал поднимет на уши всю преторианскую стражу разом. Как я уже говорила, он звучит только в том случае, если опасность грозит непосредственно князю. Но его же нет.

Вместе с Кайеном она поднялась до середины лестницы, где толща сверкающего камня немного приглушала рев.

– Я хотел тебя еще кое о чем спросить…

Кайен обратил внимание на то, что они вдруг поменялись ролями и что произошло это пугающе быстро.

Мисс Клу надула губки, словно ее голову посетили те же мысли.

– Понимаю. Пожалуй, Кайен, у нас обоих полным-полно вопросов. Возможно, когда сирена не. будет так отчаянно завывать во всех коридорах, мы сможем где-нибудь расположиться и уже тогда спокойно поговорить.

Кайен моргнул, но даже не попытался сдержать улыбку.

– Мисс Клу, ты всегда столь обворожительна, когда злишься?

Она откинула со лба прядку светлых волос.

– Только когда по ушам бьет сигнал тревоги, а я вместе со странным молодым человеком затеяла измену родине.

– По мне, так небольшая измена порой отменно бодрит дух, – пожал плечами Кайен, гадая, удастся ли ему вообще дожить до конца этого дня. – Стало быть, тревога ложная? Ведь если князя здесь нет… – Он начал протискиваться в проделанный им спасительный лаз.

– Хотела бы я в это верить, – нахмурилась Пурити. – Но вряд ли. Лорды и леди Круга Невоспетых прекратили Убивать друг дружку, правда, предварительно успели напугать нас всех до смерти и показать свое истинное лицо. Если они вновь взялись за старое, то было немыслимой глупостью вовлекать в это дело еще и преторианцев. Но, буду откровенна, прошлая бойня чуть не свела ряды аристократии на нет, и я даже представить себе не могу, которая из сторон опять решилась на такое.

Кайен почесал в затылке, прикидывая, как много может знать эта девчонка.

– Если только речь не идет о… скажем, Убийце.

– Что? – Пурити вздрогнула и рефлекторно спрятала руки за спину. – Мы только дурачились, как все девушки. Не думаю, что кто-нибудь станет поднимать шум из-за того, что нескольких девчонок придушили или обезглавили, ведь мы все привязаны к телам и весьма быстро воскресаем… Постой… ты же не о моих приятельницах говоришь?

Взяв ее за руку, Кайен покачал головой, очаровательно и смущенно улыбаясь.

– Я говорю вовсе не о вашем кружке юных дам, мисс Клу. О вас и без того известно даже судомойкам. Нет, я говорю об Убийце с большой буквы «У», о котором все так боятся говорить. – Пурити поникла, и Кайен ошибочно решил, что она огорчена, а вовсе не мечтает провалиться под землю от стыда. – Жаль тебя расстраивать, но кто-то тайно Убивает людей. Только за эту неделю через Последние Врата прошли два Цзэна и уйма конюших.

«Даже судомойкам?» – подумала Пурити, наконец лицом к лицу столкнувшись с тем, чего так старательно старалась прежде не замечать. Она покраснела и стремительно зашагала вперед, одновременно пытаясь выуживать у Кайена информацию и изображать непринужденную беседу.

– Кому могло прийти в голову Убивать слуг? Еще и двух Цзэнов? Уверен? – Все до единого Цзэны были не более чем безобидными паяцами.

– У прислуги длинные языки, Пурити. И хотя лорды стараются не подавать виду, они напуганы.

«Разумеется, болван». Пурити не нравилось все усложнять, но если Кайен прав и Убийца принялся охотиться на благородных жертв…

– Возможно, кто-то действительно Убивает, – неохотно согласилась она. – Но если Круг тут ни при чем, если лорды решат, что им угрожает кто-то неизвестный, кто-то извне… Разумеется, я не думаю, что это так, но все же… тогда они действительно могли позвать преторианцев. Колокола, да они мамочек звать начнут, если что-то станет угрожать их идеально упорядоченной жизни.

– Кто-то полез Убивать без очереди. – Кайен помог ей преодолеть несколько высоких ступенек, вырубленных им в сверкающем камне. Лучше воспользоваться не известной никому дорогой, чтобы не столкнуться с преторианцами, выставившими свои патрули по всем коридорам. – Держись рядом. Не думаю, что здесь безопасно. Надеюсь, ты не будешь против того, чтобы немножко поползать в грязи.

Пурити улыбнулась, решив получить хоть какое-то удовольствие от творящегося вокруг хаоса, и опустилась на четвереньки. Она решила предложить Кайену себя взамен уничтожения Красок Зари; впервые за пять долгих лет она снова сама решала свою судьбу. Ей даже не требовалось прерывать свою жизнь ради перемен – перемены пришли к ней сами.

– Напротив, неожиданный друг мой каменщик. – Пурити одарила Кайена ослепительной и, как она надеялась, обворожительной улыбкой. – Я обожаю все грязное.

День надругался над голубым небом, и столь многообещающее утро разродилось болезненно-желтым куполом, простершимся над миром, – солнца-близнецы исходили жаром, словно мирящиеся в постели любовники; их сближающиеся короны окрасились оранжевым, а между ними метались струи пронизанной черными полосами багровой плазмы. Небо над Неоглашенградом очередной раз примерило новый наряд.

Удобно расположившись в кольце длинных рук Эшера, Сесстри смотрела в окно своей спальни, пытаясь понять, что же она делает. Где-то там, среди всей этой невероятной, немыслимой неразберихи Неоглашенграда, нуждался в срочной помощи Купер, а она никак не могла выбраться из объятий раненого пьяницы. Только перечисление недостатков Эшера помогало ей не сорваться в пучину наслаждений, что несли его прикосновения, его дыхание, тепло его тела, прижимающегося к ней…

Он уютно посапывал, раскинувшись и повернув набок голову. Сесстри пыталась собраться с мыслями. Она припомнила слова старой рассказчицы Развеянных, устроившейся возле обрушившейся колонны посреди Апостабища: «Если Последние Врата закроются, мы все утонем».

Эшер перевернулся, и Сесстри обняла его и обвила ногами, ощущая, как ее груди прижимаются к его крепкой спине. Она никак не могла решить, стоит ли просто расслабиться и наслаждаться остатками времени, отпущенного ей до того мгновения, когда ее поглотит сварнинг. Когда канализация мультиверсума засорится окончательно, все Умирающие, лишенные Смерти, если так можно выразиться, хлынут обратно по трубам и потоки энергии, соединяющие миры и людей, будут загрязнены. Заражены. Приведены в беспорядок.

«Быть может, именно поэтому я так себя… чувствую?»

Возможно, это и послужило причиной того, что она оказалась в одной постели с Эшером? Все случилось так просто. Сесстри не хотелось списывать произошедшее на помешательство, но также она не могла и принять влюбленность как частицу самой себя.

– Ты? – чуть ранее спросил Эшер, когда они еще только стояли у лестницы и еще не касались друг друга. Он вновь вспомнил про Алуэтт. – Тебе хоть что-то удалось узнать?

– Слишком много и в то же время слишком мало. – Сесстри была в отчаянии. – Надо было идти к этой твоей шлюхе.

– Не к моей шлюхе, если быть точным, – поправил Эшер, кашлянув, – но да – она подарила Куперу видения. Это все, что я знаю.

– Но где же он, Эшер? Он казался таким… заурядным.

– Полагаю, он становится кем-то вроде шамана. Не совсем то, что я от него ожидал, но… Как он поможет вернуть Умирающим способность достигнуть Истинной Смерти? Понятия не имею.

– А на что он способен? – прикусила губу Сесстри.

– Скорее важен вопрос: чему он способен научиться? Начнем с того, что сейчас он может слышать чужие страхи…

– …что весьма странно, если не сказать: прямо указывает на рождение сверхсущества.

– Благодаря этому он получает доступ ко многим тайнам, как осознанным, так и подспудным. К примеру, ему каким-то образом удалось узнать… то, что ему знать не следовало. – Эшер тяжело вздохнул, прежде чем закончить. – Сесстри, я не хочу, чтобы нас и дальше разделяли бесполезные секреты.

Сесстри держалась спокойно. Она все еще считала Купера придурком, но теперь уже придурком с даром шаманического провидения. Двери начали открываться, а он, судя по всему, оказался чем-то вроде катализатора.

Глаза Эшера, вдруг оказавшиеся слишком близко, были подернуты влагой.

– Ладно, – произнесла Сесстри. – Я не против. Рассказывай.

Его передернуло, он словно боролся со слезами, хотя Сесстри и сомневалась, что он на такое способен.

– Когда-то у меня был ребенок. Дочь. И… обстоятельства сложились не лучшим образом…

– Понятненько.

На самом деле она ничего не понимала. Какое это вообще имело отношение к происходящему?

– Вины ребенка в том нет, да только мы с ее матерью… не захотели жить вместе. Нас заставляли. – Он опустил плечи, попытавшись сжаться, что было весьма непросто для столь огромного человека. – Я так хотел любить свою дочь. – Голос Эшера дрожал. – И мы пытались забыть о том, как она появилась на свет, но я не мог этого сделать, видя ее мать… Чара, она нашла выход… теперь они Мертвы.

Вот тогда-то это и произошло; Сесстри протянула руку, чтобы дотронуться до Эшера, и поняла, что даже не пытается себя остановить. Он стоял чуть отвернувшись, и ее рука легла ему на колено. Она решила, что они оба заслуживают правды.

– Я знаю, каково это, когда тебя принуждают, Эшер. Это всегда непросто. – Она покраснела, когда решилась заговорить, заметила, как напрягся ее собеседник, и кивнула, указывая на пространство между его лопаток, где тоже были шрамы. – И тут они. – «Как же я хочу выпить!» – Когда-то и у меня была дочь. Была. Не от того случая, когда меня убили в первый раз. – Сесстри спешила выговориться, наполовину спрятавшись за спиной серого человека. – Салли я родила во время своей второй жизни, на Пике Десмонда. Я была плохой матерью.

– И где она сейчас? – спросил Эшер, поворачиваясь; в глазах его одновременно читались печаль и надежда.

– Разве это не то, что положено знать хорошим матерям? – пожала она плечами.

В комнате повисла тишина, и Сесстри с Эшером сели рядом; ладонь женщины лежала на колене серого великана, обхватившего себя за плечи. Оба были потерянными и печальными, но хотя бы не одинокими.

И тогда Сесстри произнесла то, что они оба понимали.

– Если мы не поможем Куперу, этого не сделает никто.

– На свете нет ничего, – Эшер чуть наклонился, – чего бы я не принес в жертву за один лишь миг с тобой. Надеюсь, ты это понимаешь.

Она кивнула.

– И я позабочусь о том, чтобы никто больше не причинил тебе боль, – добавил он.

– Сам тоже не причиняй. – Она утерла глаза.

Он наклонился еще ближе и поцеловал ее. Губы над его колючим подбородком оказались такими нежными…

– Купер. Да. Человек, которого мы должны спасти.

Эшер кивнул, не прекращая целовать.

– Всего мгновение для нас самих, пускай нас и подгоняет то, что близится конец всего сущего, а друзьям грозит опасность…

– Для нас самих, – выдохнула она. – Всего мгновение. Но, ох… да.

Эшер хрустнул костяшками пальцев и обхватил ее лицо своими огромными теплыми руками.

– Оптима Манфрикс разгадала очередную загадку.

Сесстри сердито посмотрела на него, пытаясь скрыть смущенный румянец, – серый человек никогда прежде не обращался к ней по ее научному званию. А затем они снова поцеловались и не прерывались, пока она полностью не отдалась воле его рук, таких могучих, невзирая на раны, и не позволила отнести себя наверх.

Купер понял, насколько могущественны мертвые владыки, в то самое мгновение, когда пересек границу их территорий: кипящие тучи объяли все небо, все вокруг – и землю, и воздух – пропитал особый запах нежити. Он словно шагнул в другой мир; кварталы вокруг по-прежнему были залиты солнечным светом, но на пространство, над которым кружили тучи, словно бы набросили покрывало, и день сменился ночью. Прежде Куперу никогда не доводилось сталкиваться с нежитью, но он ощущал энергию нежизни, подобно дождю, струившуюся с небес. На секунду тошнотворная песня мертвых владык заглушила золотой голос женщины, что рыдала где-то в этом мраке. Небо просто кишело этими существами – черные силуэты кружили на фоне темных туч. Если смерть служила ответом на жизнь, то нежить была вопросом, заставлявшим пересмотреть выводы, приведшие к этому ответу. Это было существование, питаемое теми энергиями, что приводят все живое к концу. Смерть, переписанная под жизнь.

«Это свобода?»

Стремительные фигурки Мертвых Парней и Погребальных Девок стекались к скоплению башен, возвышавшихся прямо под закрученными в спираль черными тучами, и когда Купер продолжил свой путь, женский голос снова вернулся. Теперь он гремел, словно громовые раскаты. Запрыгнув на одну из балок, Купер прижал руки к ушам.

Затем он поскользнулся и свалился. Высота была небольшой, и груда мусора смягчила удар, но он все равно был оглушен и мог лишь слушать, как состязаются две мелодии. Напоенная солнечным светом ария вступила в поединок с симфонией могильной грязи и теней. Мимо проплывала череда лиц Мертвых Парней и Погребальных Девок – озабоченных, любопытных или насмешливых, – но у Купера никак не получалось сфокусировать взгляд. Он следил за мотивами жизни и смерти, пока те не достигли крещендо, а затем Купера скрутила судорога.

В следующую секунду он покинул свое тело.

Его сознание, будто из пушки, со скоростью ядра вылетело из тела – зрение и слух не были больше привязаны к черепу и теперь уносились прочь, за пределы изменчивого неба, пронзая грань мира и погружаясь в лишенное измерений непространство, пустую полноту, обволакивавшую вселенные, подобно покрывалу, и скрывавшую их друг от друга. Лишенный объема, призрачный Купер пролагал путь сквозь соединительную ткань мультиверсума. Освобожденное от оков тела сознание мчалось мимо совершенно невозможных мест, и время было его возлюбленной, – пронзая небытие, он мог побывать где угодно, пока в реальном мире проходили лишь пикосекунды.

«Реальный мир? – возмутилось бесплотное сознание Купера. – Не существует никакого реального мира».

Возникли семь сияющих сфер, обращающихся вокруг общего центра. Так же как он понимал здесь все остальное, Купер понимал и то, что эти сферы являются таковыми только в самом абстрактном смысле и что их орбиты обладают не столько настоящим, сколько наглядным характером, а общий центр – скорее образ.

И все же для него они имели все параметры, свойственные материальным объектам, и он восторженно наблюдал за шарами, излучающими цвета жизни: желтый солнечный, зелень листвы, дрожащие отблески на поверхности воды. Это были миры, вселенные, реальности – семь разделенных пластов бытия, каждый из которых служил домом для одной из культур, и все же соединенных цепями куда более прочными, чем законы физики.

«Откуда мне это известно? – удивился Купер, хотя уже знал ответ. – Так вот что значит быть шаманом, да? Путешествовать между вселенными, навещая на благо живых миры за гранью смерти».

Он бы обиделся и на мертвых владык, и на их пленницу, если бы они вернули его сейчас обратно в тело.

Купер подплыл поближе к Семи Серебряным, чье название просто всплыло в его сознании, но тут ощутил, как что-то повисает на нем, цепляясь за его… ноги? Нет, не ноги – здесь Купер не обладал плотью, а был скорее потоком информации, закодированной в эфире. Сигнал – вот верное слово. Он был сигналом. И к тому же сигналом, который только что был уловлен приемником, каким-то прибором, подобно мощному магниту затягивавшим его в ближайшую из сфер. Не в силах ни помешать этому, ни контролировать свое движение, Купер видел тот мир, куда попал, лишь мельком: коричневое небо, рассеченное всполохами сине-зеленых молний; огромный темный провал, напоминающий метеоритный кратер; свернувшаяся кольцами змея с телом женщины; гнездо, полное механических суетливых существ; чьи-то черные, будто из обсидиана выточенные, когти, которые были настолько тонкими, что сквозь них можно было видеть небо.

Ее величество Цикатрикс, Regina Afflicta, матрона Семи Серебряных, чайлд Воздуха и Тьмы, королева Двора Шрамов, за прошедшие века заменила значительную часть своего тела на неорганические системы. А ведь когда-то все начиналось с незначительных усовершенствований, казавшихся скорее механическими украшениями из бронзы и угля. Мода эта родилась из иронического подражания самому слабому из достижений смертных, науке, но со временем она изменила свою природу, превратившись в инструмент более могучий, нежели любое из тайных искусств, а затем и полностью впитала их в себя.

Цикатрикс приподняла увенчанную тяжелым шлемом голову и принюхалась к запахам, витавшим в воздухе. Это была ее родная стихия, но в последнее время ветра были напитаны незнакомыми ей энергиями. Сейчас она не чувствовала иных запахов, кроме ароматов сухой глины и разнотравья, что небольшими скоплениями росло в ее пустынном убежище.

Двор Шрамов был срыт, чтобы вместить все увеличивающееся в размерах тело королевы; не было больше ни лиан луноцвета, ни огромных рододендронов, некогда украшавших беседки в саду, и дикорастущий кресс, в былые времена ковром устилавший землю, был давно скошен пластинами царственного панциря. Сохранилось только кольцо высоких дубов, росших по центру ее обиталища, но деревья иссохли и лишились своей листвы. Перемены, казалось, коснулись даже неба, где прочерчивали ровные линии сталкивавшиеся под прямыми углами молнии, словно даже облака были пронизаны электрическими схемами.

Лежа в своем гнезде, Цикатрикс вот уже десять тысяч лет повелевала союзом семи вселенных, государством из населенных феями миров, что объединились под ее флагом благодаря ее харизме, талантам и силе, способной гасить звезды. Сегодня никто из сюзеренов не признал бы в ней былую красавицу, некогда завоевавшую их миры не речами, но своей жестокостью и пролитой кровью, – она лежала, свернувшись подобно охраняющему свою груду сокровищ дракону, черный графен и винил соединялись заклепками и промышленным клеем, хрупкое тело танцовщицы было рассечено на части и помещено внутрь брони, выполненной в виде огромного змея. Хватательные придатки, располагавшиеся вдоль всего корпуса, зашевелились, хотя обычно королева приносила двигательную активность в жертву своей технологической зависимости – всегда находился какой-нибудь новый механизм, который она вживляла в очередное чудище.