Текст книги "Машина пробуждения"

Автор книги: Дэвид Эдисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Купер ничего не стал говорить.

– Готов ощутить все могущество «Оттока»? – пробасил Гестор, снимая очки и убирая их в карман куртки. Позади него из теней лестничного пролета возник тощий юноша, выделявшийся длинными волосами цвета бургундского. – Позволь кое о чем тебя спросить, Купер.

Тот посмотрел на унылое черное небо.

– Ладно.

– Какой сорт вина ты предпочитаешь?

– Что? Вино? – изумленно воскликнул Купер.

Присоединившийся к ним Мертвый Парень встал возле Гестора и что-то зашептал тому на ухо.

– Да, – засмеялся предводитель. – Так какой?

Купер обвел взглядом город, что распростерся за покрывалом тьмы: очередная ночь уже подходила к концу, но Купол все еще сиял своим внутренним светом, и в домах то там, то сям горели огни, а дальше на севере проявлялись очертания неприступных скал. Метафора города, обветшалая и проржавевшая, несущая груз своей истории на сломанной спине. «А может, не метафора, а какой-то дух? – задумался Купер. – Шаманы же беседуют с духами».

– Какое вино… кхм… Похоже, мистер Гестор, вы поймали меня врасплох в момент перемены предпочтений.

– В смысле? – уточнил Гестор, хотя Марвин и длинноволосый Мертвый Парень кивнули.

– Еще три дня назад я бы с легкостью ответил на этот вопрос. – Купер прикрыл глаза, вспоминая последнюю песню, игравшую на его лаптопе. Тот мир был так далек. – Тогда я принадлежал только одному городу, а теперь разрываюсь сразу между двумя. Что я пил в то время? Дешевое бордо, а порой неплохой лафит, когда отец присылал мне его в подарок на день рождения. Знаете, я скучаю по отцу. Не знаю, волнуют ли подобные проблемы хоть кого-то из вас, – он специально выделил слово, – полагаю, в вашей среде не принято говорить о таком, да? И все же я скучаю по нему и рад, что испытываю это чувство. Ведь так мне будет проще объяснить вам, Гестор, что мое вино есть мультиверсум, разлитый по кубкам, что суть миры. Он наполняет их, словно тот самый лафит, или вионье, или то тошнотворное пойло, которое вы, как я догадываюсь, собираетесь залить в мое горло.

Гестор смотрел на Купера так, словно рожденный шаман вдруг отрастил вторую голову. Купер сомневался, что кто-нибудь прежде позволял себе такой тон в разговоре с этим человеком.

– Так что… – он повел по крыше босой пяткой, – вот такое оно, мое гребаное вино.

Гестор прикусил губу, чтобы скрыть улыбку. Затем он кивнул длинноволосому:

– Сомелье Вейч заведует нашей самой лучшей выпивкой. Я позволю ему продемонстрировать тебе тот драгоценный приз, что ожидает тебя.

Губы Вейча растянулись в узкой напряженной улыбке; взгляд его, казалось, никак не может сфокусироваться.

– Забудь про мультиверсум, Купер, – произнес он, отворачиваясь. – Мои винные погреба завладеют твоей душой намного сильнее и на куда больший срок.

Марвин взял Купера за руку, и сомелье повел их к лестнице, убегающей в полные водяных бликов глубины здания.

Вейч спустился с ними по наклонному коридору, вдоль одной стены которого тянулись порталы, и звон в ушах Купера усилился. Из каждого прохода, запечатанного овальным люком, словно они находились не в здании, а на каком-нибудь корабле, доносились вздохи, стоны и звуки, полные чистого животного отчаяния, отражавшиеся эхом от мрачных стен, которые изгибались над головой, образуя нечто вроде схлестнувшихся волн, которым никогда не суждено обрушиться. Куперу порой начинало казаться, что он вот-вот утонет, но воды не станут спешить убить его; он будет погружаться в бездонные пучины, вначале синие, потом серые, а потом все станет черным-черно. Такой крошечный в этой тьме, но живой, беззащитный перед многочисленными ужасами пустоты…

После того как они прошли мимо дюжины или около того камер, из каждой из которых доносились звуки страданий, Вейч-сомелье остановился возле одного из люков, положил на него ладонь и прислонился так, словно устал. Спустя мгновение вышли два охранника из Мертвых Парней. Один был тощим скучающим блондином, а второй, брюнет, усмехался, торопливо застегивая штаны.

– Ты серьезно, Флеб? – усталым тоном поинтересовался Вейч.

Брюнет только пожал плечами и вместе со своим напарником замер на страже открытого люка. Купер следом за сомелье вошел внутрь.

В комнате, закованные в цепи или же просто слишком ослабевшие, чтобы сопротивляться, сидели узники, всего числом порядка десяти. Все они не походили друг на друга ничем, кроме как своим жалким состоянием. Парочка напоминала людей, но облик остальных в большей или меньшей степени был чужеродным; все они были напуганы.

«Так вот где она», – осознал Купер, разглядывая измученных экзотических созданий. Она не пела, не рыдала и даже не кричала с той самой минуты, как он оказался под темным покрывалом башен, но находилась где-то здесь – ему не было нужно шестое чувство, чтобы знать это. Рядом, приподняв бровь, молча замер Марвин.

Вейч-сомелье произносил названия сортов, двигаясь вдоль выгнутой литерой U стены, и голос его был холоден и равнодушен, словно у лектора. Обозначив очередного узника, он переходил к следующему.

– Дрожащие Пальчики, Пятый Пол, – наиболее любопытный представитель царства фей из оказавшихся у нас в гостях, хотя меньшие его сородичи тоже содержатся в соседних гаремах. Говорят, что залы наслаждений небесных владык занимают целых семь башен, ты знал?

Трехпалое существо напоминало печального мима; непропорционально большие ступни и ладони судорожно хватали воздух. Существо пребывало во власти галлюцинаций, которые, как надеялся Купер, были менее неприятными, нежели эта тюрьма. Огромные глаза сверкали на голове акулы-молота, но зубы были сточены; из пасти безвольно свесился язык, усеянный длинными жгутиками, блестевшими в сыром воздухе.

– Почтенная кастелянша Майя-Ланд, непорочная невеста кого-то или чего-то. Это позволяет предположить, что муж вряд ли заявится ее спасать. Какой-то там бог, да?

Кастелянша была женщиной бальзаковского возраста, абсолютно обнаженной, если не считать апостольника, прикрученного болтами к ее черепу. Глаз у нее не было, и, если судить по шрамам, украшавшим пустые глазницы, она сделала это сама.

Рядом, обняв колени и вперив взгляд в пол, сидел мужчина со спутанными светлыми волосами. Подойдя к нему, сомелье подмигнул Куперу и широким взмахом руки указал на пленника:

– А это, разумеется, Курт Кобейн.

Купер отвел взгляд.

Тем временем Вейч повернулся и перешел ко второй половине «выставки».

– А здесь вы можете увидеть трио Первых людей – жемчужины в короне нашего гарема.

Марвин толкнул Купера, чтобы тот подошел ближе. Гестор, охранники и еще несколько сопровождавших их Мертвых Парней набились в комнату.

Тем временем Вейч продолжал:

– Онишимекка, фолиоформ, чье пленение, если спросите меня, не стоило вложенного труда.

То, что казалось простой стопкой бумаги, зашелестело страницами и поднялось в воздух на пару футов, образуя нечто вроде сферического оригами. Затем листы развернулись перед Купером наподобие лепестков бумажного цветка, и, прежде чем существо бессильно упало обратно на пол, оно успело издать скрежещущий звук, в котором угадывалось единственное слово.

Куперу показалось, что Онишимекка произнес: «Она».

– А вот здесь мы имеем две шестых Морриган, кусочек девятикратного существа, успевшего сократиться до шести к тому моменту, как мы ее нашли. Похитить ее оказалось довольно просто, хотя она и пытается уверять, что нельзя похитить агента судьбы, пришедшего возвестить о ней мирам. Но когда мы выкачиваем из нее жизнь, визжит она не хуже прочих, так что, мне кажется, она заблуждается.

Увидев выражение на лице Купера, Марвин стиснул его плечо.

– Все они либо преступники, либо опасные сумасшедшие.

Купер стряхнул руку, заскрежетав зубами; волны страха накатывали отовсюду, захлестывая необоримым потоком. Оставалась последняя узница; теперь, когда Купер пришел, она замолчала.

Вейч-сомелье слегка поклонился ей.

– И конечно же, наш самый известный и крепкий сорт вина, не желающая – или не способная – представиться. Безымянная она или нет, но дает в десять раз больше сока, нежели иная одалиска, хотя и успевает запечататься, стоит нам выпить слишком много.

В гнезде из сырой кожи рыдало, опустив плечи, создание столь прекрасное, что Куперу не верилось, что такая сияющая красота способна существовать на свете. Золотой свет играл переливами на опаловом теле, а крылья и конечности казались сверкающими протуберанцами, скрывая подробности анатомии своим неземным блеском. Единственный глаз, смотревший с украшенной гребнем головы, был одновременно алым, изумрудным и голубым, как льды айсберга. Даже в столь униженном положении создание оставалось образцом великолепия. Вокруг него плясали лучи света, вырывавшегося из полипов, росших по его бокам и на груди.

– Нам бы не удалось достичь и половины нынешней численности или же так продвинуться в захвате территорий, если бы мы не пили ее жизнь, – шепотом признался Марвин. – Ее, Купер, ты попробуешь первой.

Вейч-сомелье извлек что-то из-под своего потрепанного балахона.

– Представляешь? На вкус она напоминает молоко. Только молоко, обжигающее, словно огонь. Жидкий свет. Сказать, что я ее обожаю, было бы преуменьшением.

В руках он держал нечто вроде плети – с длинной рукояти свисали переплетающиеся кожаные ремни, завершающиеся загнутыми лезвиями. Вейч с жадным нетерпением во взгляде посмотрел на сверкающее существо.

– Она – эср, – вслух высказал свою догадку Купер.

– Вы знакомы? – Сомелье резко повернул к нему голову, явно раздраженный тем, что его спектакль прервали.

Купер покачал головой.

– Она удивительна.

– Создание света и музыки, – пояснил Марвин, вставая между Купером и разозленным смотрителем гарема. – Более редких существ просто не бывает. Для того, кто испытывает голод до жизни, эсры вкуснее крови, вкуснее душ, вкуснее даже, чем икра винного карпа, – облизнул губы в неприкрытом предвкушении Мертвый Парень.

У Купера все похолодело внутри. Разумеется, беззащитному порождению старинных легенд не стоило ожидать от «Оттока» ничего хорошего.

– Вы же не собираетесь причинить страдания… ангелу, принадлежащему к почти вымершему виду? – Чувство самосохранения прямо-таки ощутимой волной покинуло его тело. Что они собираются сделать с ним?

– Страдания? – Гестора определенно забавлял гуманизм Купера. – Какое жалкое слово для того, что мы делаем. Но нет, мы ничего такого не сделаем.

– Небесные владыки нашли ее много лет назад, – пояснил Марвин, пока в комнату набивались все новые и новые Мертвые Парни. – Она окукливалась в одной из башен, наполовину обернувшись в кокон из собственной слизи. Она питает наши силы, Купер, дает нам куда больше, нежели все остальные, и делает нас теми, кем мы являемся. Мертвыми Парнями. Погребальными Девками. В ней таится причина роста нашей численности и того, как нам удалось захватить такую территорию. А скоро мы завладеем вообще всем. В благодарность за это Гестор станет одним из небесных владык, ты присоединишься к нам, – глаза Марвина сверкали огнем амбиций, – а я возглавлю стаю.

Создание света подняло одноглазую голову и попыталось заговорить, но закашлялось, отхаркивая сверкающую кровь.

– Чара… – едва выдавило оно, глядя на Купера.

Тот развернулся к остальным, гнев застлал ему глаза красной пеленой. Он ткнул пальцем в грудь Марвина:

– Какого рожна? Это твой преступник? Ты не культист, а просто старый дохлый педераст, истязающий беззащитных существ! А чем занимаешься в перерывах? Долбишь в задницу единорогов?

Прежде чем Марвин успел что-то ответить, Гестор отвесил Куперу звонкую оплеуху. Несмотря на звезды, вспыхнувшие перед глазами, тот все же устоял на ногах.

– Я больше не боюсь тебя, Гестор, – солгал он. – Можешь сколько угодно трясти своим гребнем и летать на каких тебе вздумается метлах, но не жди, что я буду повиноваться тебе, и держи свои лапищи подальше от меня.

Гестор расхохотался прямо ему в лицо. Стоявшие за его спиной парни схватились от смеха за животы, демонстрируя невысказанный факт: у Гестора было полным-полно «лапищ», и самое главное, все они с нетерпением ждали возможности проявить свой подлый нрав. Купер понял, что ответ на его вспышку не заставит себя ждать.

«Дерьмо».

Вдруг эср закашлялась.

– Мама… – умоляюще прохрипело несчастное создание, прежде чем снова отключиться.

И тут до Купера наконец дошло, что его больше не сковывают земные правила. Он воззвал к страху, все еще бурлившему внутри него, покатал его в своем сознании, словно камушек на кончике языка, и направил на измученную эср. Он визуализировал связной луч, вырывающийся из его лба и бьющий прямо в единственный глаз существа.

«ЯЯЯХочуХочуХочуПомочьПомочьТебеТебеТебе».

Она вздрогнула, лишь отчасти придя в сознание, но распознав его вторжение в свои мысли.

«Алло?» – снова попытался он, и эср опять вздрогнула, но так и не ответила.

– Мы хотели оказать тебе честь, Купер, – осторожно произнес Марвин.

Гестор нетерпеливо скрестил руки на груди, наблюдая за тем, как в комнату набиваются все новые и новые Мертвые Парни. Все взгляды были обращены к Куперу, когда Вейч протянул ему свое оружие.

– Я… вам не следует. У меня и без того целые тонны этой вашей чести.

– Эта – особенная, – сплюнул Гестор.

– И что же это за честь? – поинтересовался Купер, хотя, разумеется, прекрасно все понимал, – вариантов было не особенно много, но он обязан был спросить. В глубине души он все еще надеялся, что Мертвые Парни не могут быть настолько отъявленными мерзавцами. Он давал им последний шанс.

Марвин кивнул на эср:

– Пролив ее кровь, ты докажешь, что стал одним из нас. Она безумна, Купер, и даже не помнит собственного имени.

– Внешняя привлекательность, быстрота и освобождение от цепей круга жизней – вот что дарит нам эср, – произнес Гестор. – Глупцы снаружи пытаются убедить, что Смерть – дар, который следует еще и заслужить. Мы отвергаем этот догмат, заявляем, что существование принадлежит нам по праву рождения, и своими ритуалами посвящения повергаем во прах их фальшивые иконы, то, что они считают чистотой, а теперь еще и одного из основателей их города. Пролей ее кровь – и никогда больше не будешь одинок. Раздели с нами общую судьбу, Купер.

– Но я не хочу.

– Не находишь, что для этого уже несколько поздно? – спросил Гестор, поглаживая пальцами острые шипы плети. – Возьми «хвост лича».

– Ударь ее, – ободряюще кивнул Марвин.

Купер сохранял самообладание. Он не побелел от страха, не отшатнулся, не закричал, не бросился бежать, не зарыдал и даже не стал умолять остановиться, хотя ему того очень хотелось. Сесстри и Эшер были слишком далеко, и вариантов у него оставалось мало. Он знал, что слишком легко отделался, когда Марвин спорол с него одежду ножом. Эх, если бы все могло закончиться одними только поцелуями. Но что будет, если он сейчас откажется? Обратного пути уже не было, они бы этого не допустили. Нет, Гестор и его парни жаждали крови, Купера или эср – не суть важно. И они бы ее получили при любом исходе.

– Нет, – заявил Купер; он произнес это слово уверенно и твердо.

– Ударь ее, Купер, – умоляюще простонал Марвин.

– Я же сказал – нет.

– Тебе не понравится, Купер, как мы поступаем с теми, кто швыряет нам в лицо наши дары, – угрожающим тоном сказал Гестор, забирая плеть с заржавленными лезвиями из рук своего лакея и протягивая оружие Марвину. – Ты же не хочешь поменяться с эср местами?

Лидер улыбнулся, наблюдая за тем, как на лице Купера проступает печать понимания.

– Мои Мертвые Парни так мечтали посмотреть, как рожденный шаман будет хлестать священную корову эср. Они хотят крови. И с моей стороны было бы эгоистично лишать их такого удовольствия.

«Зачем ты это делаешь?» – мысленный шепот Марвина был усилен его страхом до громкости крика. Купер даже не подумал отвечать, обеспокоенный тем, что каким-то образом случайно установил с ним ментальную связь. Неужели какой-то дикий панк вроде Гестора мог заставить Марвина забить человека плетью? Купер лишь надеялся, что Мертвый Парень не намеревается превратить его в груду окровавленных лент.

– Так или иначе, Купер-Омфал, но мы примем тебя в «Отток», – пообещал Гестор, и его клоунская рожа расплылась в больной ухмылке. – Ты сошел в подземный мир, поднявшись в наш поднебесный мир, и теперь мы пробуждаем тебя обратно к жизни. Познав всю силу нашей свободы, ты будешь умолять о том, чтобы вкусить ее снова. Похоже, ты неглуп, Купер. Вполне понятно и мудро твое нежелание присоединиться к нам, не разобравшись прежде в наших путях. Да, думаю, ты станешь куда более сильным Мертвым Парнем, если вначале ознакомишься с альтернативой. – Гестор опять улыбнулся, и Купер едва не набросился на него. – Поверните его!

Когда Марвин занес «хвост лича», Купер ничего не сказал. Он просто забился в угол и закрыл голову руками, когда град лезвий обрушился на его плечи. Сидевшая рядом эср вскрикнула, и откуда-то из глубины его подсознания всплыло понимание: каждый поврежденный нейрон сейчас отзывается в ней отраженной, будто в зеркале, агонией. Боль была неистовой и всепоглощающей, и когда Купер повалился на пол, последней его отчетливой мыслью было, что если он переживет эту пытку, о которой столь часто предупреждала Сесстри, и вернется из путешествия в миры смерти и боли, то, пробудившись, точно станет шаманом.

Глава девятая

Беснуются они в выси и бездне,

Бушуют, силятся сожрать;

В трудах людские тают дни,

И часа отдыха им не дано видать.

Хинто Тьюи. Соверен: дважды рожденное дитя

«Раковая опухоль на теле человечества». Кайен сам был шокирован тем, как легко сорвалась подобная гадость с его уст. Вокруг валялись два десятка трупов, воздух пропах кровью, стекавшей с клювов птиц, но самое сильное отвращение у каменщика почему-то вызвали собственные слова.

Пурити посмотрела на него, подумав, что, должно быть, нашла в нем союзника, насколько это вообще возможно в проклятой клетке. Одного ее приказа хватило бы, чтобы его задержали и посадили на кол за шпионаж, разве от этого его нервы не должны быть сейчас натянуты как струны? Как он мог столь безрассудно признаться ей в том, кто он такой? Да ведь если Круг найдет выход из Купола, происходящее станет уже не просто ужасным, а «мать его, не подлежащим исправлению». Ее сородичи и впрямь заслужили свое заточение – хотя бы на достаточный срок, чтобы горожане смогли самостоятельно избрать себе подобающее правительство.

Она стояла рядом с Кайеном, который склонился над телом юного портного и бережно опустил его голову на плитки цвета морской волны, не в силах заставить себя посмотреть на нее. Мальчишка устремил невидящий взор к вихрю пернатых, все еще горланивших над ними. С тем же печальным жестом, что и недавно, Пурити нагнулась и закрыла его глаза навсегда. Где-то далеко отсюда юноша сейчас пробуждался вновь под новыми небесами, но этот мир отныне был для него закрыт.

– Это называется верой, – произнесла Пурити, покачнувшись на пятках и схватившись за плечо Кайена, чтобы не упасть. – Тот, кто впервые родился именно в этом городе, с таким не знаком. Ведь все они, если не ошибаюсь, погребены на Апостабище. Но я от всей души желаю ему удачи в его первом па.

– Па?

– В пляске жизней. – Приподняв рубашку мертвого паренька, Пурити продемонстрировала Кайену пупок. – Сегодня кто-то лишился сына.

Кайен моргнул, останавливая слезы, и вновь склонился над трупом.

– Как видишь, даже в душах лордов и леди смерти, какими бы метастазами бытия они ни являлись, имеется капелька сострадания.

– Пурити, – поморщился Кайен, – прости меня. Я не хотел быть настолько груб, я только…

Она прижала к его губам палец.

– Знаешь, это ведь все равно не изменит моего мнения о твоих выводах, да и к тому же у нас совсем нет времени спорить о социальной справедливости.

Внезапно с неожиданной для нее силой девушка дернула каменщика за плечо и повалила на пол.

– Что… – начал было Кайен, но Пурити уже запрыгнула на него сверху и прижалась к нему.

– Заткнись! – яростно прошептала она ему прямо в ухо, а затем безвольно обмякла на нем.

Кайен все понял, едва услышал четкий ритм, выбиваемый сапогами марширующих преторианцев. Он старался не двигаться, не дышать и даже не думать о гибком стане той, что разлеглась сейчас на его могучей груди.

«Колокола, а она решительная».

Когда преторианцы приблизились, Кайен затаил дыхание, но, к его изумлению, они не остановились на птичьем дворе – даже темп их шагов не замедлился: сирены все еще вопили. Птицы все так же кружили в воздухе, не решаясь спуститься.

Пурити испуганно вздохнула и немного приподнялась, оглядываясь, а затем посмотрела на Кайена.

– Знаешь, я как-то ожидала, что они хотя бы капельку внимательнее осмотрятся.

Кайен покраснел и попытался отползти, да только куда он мог деться? Руки Пурити надежно держали его за плечи, она восторженно ощупывала его мышцы. Он оказался таким невинным! Наконец она скатилась с него и поднялась, разглаживая перепачканное и местами порванное платье.

– Атлас для таких нагрузок не самая подходящая ткань. Знаешь, Кайен, очень советую тебе научиться действовать более решительно.

Вначале он что-то промямлил, но затем собрался с мыслями и спросил, садясь:

– Почему стража не остановилась?

– Потому что вся эта бойня была лишь отвлекающим маневром.

– Но тогда…

– Кайен, я…

Сигнал тревоги внезапно смолк. Пурити прижала ладони к ушам раньше, чем успела сообразить, насколько глупо это смотрится. И все же неожиданная тишина, казалось, оглушала сильнее, чем завывание сирены.

– Какое все-таки облегчение, – с несколько преувеличенной выразительностью произнес Кайен, отряхивая штаны, а затем неосторожно повернулся к своей спутнице боком.

«Ну ничего себе!» – закатила глаза Пурити.

Прочистив горло, она заставила себя проглотить смешок.

– Мне следует отвернуться, пока вы ищете новый комплект нижнего белья, мистер каменщик?

Кожа его загорелой шеи приобрела темно-ржавый цвет, напоминающий небо во время аммиачных дождей.

Смилостивившись, она решила переменить тему и спросила:

– Раз уж стражникам нет до нас никакого дела, может быть, все-таки расскажешь, что в действительности делаешь в Куполе, а, Кайен, мастер шпионажа и дипломированный каменщик? Не думал же ты, что я забуду задать этот вопрос после того, как нас прервала сцена какой-то там бойни?

«Наконец-то он улыбнулся», – покачала головой Пурити. Этот парень относится к правилам приличия с куда большей щепетильностью, нежели большинство ее сородичей. Из него бы вышел неплохой лорд, сложись обстоятельства иначе.

– Я всего лишь специалист второго разряда, мисс Клу, но мой отец – Первый Каменщик.

Девушка как-то небрежно кивнула.

– Ты и понятия не имеешь, что это означает, так ведь? – спросил он.

– Кайен, я не такая дура. Разве мы с тобой не обсуждали мою образованность, особенно в том, что касается проблем управления городом? Буду премного благодарна, если перестанешь пытаться вешать мне лапшу на уши.

– Что? – Казалось, он искренне не верит собственным ушам. – Я не вру!

Она ехидно изогнула бровь и отвела его под сень огромного фигового дерева, подальше от вони птичьего помета и трупов.

– Первым Каменщиком, Кайен, является Базиль Прук – или, во всяком случае, являлся, когда нас заточили в этой уютной тюрьме. Мне известно, что шпионы частенько пытаются придать своей персоне излишнего великолепия, но тебе не удастся провести девушку, чей отец возглавляет «Гилдворкс Юнайтед».

Кайен, казалось, колеблется.

– Понимаешь, с «Гилдворкс Юнайтед» такое дело…

– В смысле?

– Мне… мне не полагается рассказывать.

– Сдается мне, Кайен, что для тайн уже малость поздновато. – Она провела пальцами по молотку, заткнутому за его пояс, а затем стряхнула белую пыль. – Тебе так не кажется?

Кайен тяжело сглотнул, но кивнул:

– Конечно. Да. И есть ли у меня выбор? – При этих его словах Пурити покачала головой и, дернув за пояс, притянула каменщика ближе. Кайен старался не терять самообладания, продолжая свой рассказ. – Но… Слушай, могу я попросить тебя дать слово, что ты не передашь мои слова ни одной живой душе?

– Постой, бычара, тебе не кажется, что ты не тот момент выбрал, чтобы начать из себя целку строить? – Она стиснула его руку, и между пальцев ее сжатого кулака высунулось смертоносное жало.

– Каменщики не любят болтовни, – произнес Кайен. – Поклянись.

– Да во имя всех мертвых и сгинувших, хрен с тобой! – Пурити подняла руку. – Я, Пурити Чингиз Амптелле Гиацинт Клу, младшая из рода барона Эмиля Клу и наследница Круга Невоспетых, клянусь своей кровью и наследием, что даже под страхом Смерти и расчленения сохраню в тайне тот секрет, что ты собираешься мне поведать. Доволен? Или мне надо еще и вскрыть себе артерию?

Он несколько неуверенно посмотрел на нее, пытаясь сорвать с ветки неспелую фигу.

– А это точно настоящая клятва?

– Разумеется, Кайен! – солгала она. – Ты осмеливаешься ставить под сомнение мою честь?

– Ладно. Да, Базиль Прук и в самом деле был Первым Каменщиком, когда твой отец возглавлял «Гилдсворк Юнайтед», но…

– Но?

– Видишь ли, это было пять лет назад. С тех пор многое изменилось.

Девушка уперла руки в бока и принялась сверлить собеседника полным скепсиса взглядом.

– Что еще тебе известно?

– Так и быть. – Кайен прочистил горло. – В общем, дела обстоят следующим образом. «Гилдсворк Юнайтед» просуществовали менее года с момента подписания Указа об обществе, после которого вас заперли. Без поддержки со стороны Круга и Первый Каменщик, и главы прочих гильдий утратили свое влияние. Мой отец, Сесил Роза, стал новым Первым Каменщиком, когда повел за собой остатки организованных каменщиков, объединившихся с трубопроводчиками, – теперь гильдии каменщиков и трубопроводчиков образуют единственное нормальное представительство рабочих в этом городе. Во всяком случае из тех, что действительно функционируют, хотя, конечно, портовики максимально близки к нам, пока мы поддерживаем в порядке их драгоценные каналы и не даем цепям разрушить водные пути.

– И какое же, – встряла в его монолог Пурити, – все это имеет отношение к тому, что происходит?

Он успокаивающе поднял свою широкую ладонь.

– В общем, посреди всей этой неразберихи мой отец и глава трубопроводчиков Григали решили обратиться к помощи разведки. И в ходе довольно продолжительных споров и даже нескольких конфликтов согласились отправить одного из своих людей – то есть меня – в Купол, чтобы… кхм… немного осмотреться на месте.

Пурити почувствовала себя так, словно ее тело вдруг полностью онемело. Она прикусила губу и быстро заморгала, и каменщику даже на минутку показалось, будто она впала в какой-то странный транс.

– Прости, Кайен, я, кажется, что-то упустила. Твои слова прозвучали так, словно бы тебе удалось пробраться в Купол уже после того, как тот был запечатан.

– Чуть менее года тому назад, если быть точным. – Каменщик изучал собственные ботинки.

Кайен не был готов к тому, что Пурити столь внезапно взорвется, прижмет его к стене и сдавит его шею своими изящными руками.

– ЧТО? – Она была куда сильнее, чем могло показаться, а ее голос сейчас гремел, словно свихнувшиеся колокола. – Хочешь сказать, что знаешь пути выхода из этого ада?

– По правде говоря, всего один путь, – произнес он, отцепляя ее руки от воротника своей рубашки, ради чего пришлось разжимать изящные, но крепкие как сталь пальцы один за другим. – И вообще-то я в скором времени надеялся им воспользоваться, чтобы убраться отсюда сразу же, как появится мой сменщик.

Глаза Пурити расширились еще сильнее.

– Так вы, ублюдки, еще и посменно работаете? – Она отдернулась, растрепала пальцами прическу и испустила полный отчаяния стон. – Да ты хоть понимаешь, через что я прошла за эти пять лет, пытаясь выбраться отсюда? Колокола, Кайен, я же целых две недели подряд вспарывала самой себе горло, точно поросенку на бойне, пытаясь разрушить заклятие привязки к телу! Я мечтала умереть, лишь бы вырваться и продолжить свой путь, а теперь ты заявляешь, будто со своими треклятыми собратьями-камнеукладчиками мог все это время в припляс мотаться туда-сюда?

«До чего же очаровательные кудряшки!» – подумал Кайен, прежде чем ответить:

– Ну не совсем в припляс. Да и не все мы, а только я.

– Как?

– Вот этого я тебе сказать не могу. Просто не могу, Пурити.

– Ладно. Разберемся. – Она вновь закатила глаза, но все же улыбнулась, хоть и против воли. Клу любила загадки и не имела ничего против того, чтобы продемонстрировать свои таланты парнишке, который будет лобызать ее ноги еще до исхода дня. – Итак, некая группа каменщиков и трубопроводчиков, или как вы там себя еще называете, успела изучить каждый вход и выход, а стало быть, речь идет о чем-то значительном. О чем не вспомнят слуги и о чьем существовании даже не подозревает знать. И раз уж даже Ффлэн не наложил на этот проход свою печать, стало быть, это должно быть нечто настолько древнее, что и он успел забыть. Очень древнее. Этого более чем достаточно, чтобы разгадать загадку, но я не стану прерываться. – Пурити натянуто улыбнулась. – Значит, что-то древнее и необходимое. Если следовать логике моего обратившегося в раковую опухоль вида, речь идет о чем-то, без чего немыслимо само наше существование. Еда, жилье, одежда – всем этим мы вполне себя обеспечиваем без всякого контакта с городом. Быть может, речь о воде? Нет, ее полно в источниках Рощи Сердца и Дендрических цистернах. Цистерны!

У Кайена встал ком в животе. Он не должен был ничего ей говорить, но Пурити Клу разгадала его тайну, словно заправский детектив. Он поскреб щетину на щеке, надеясь, что отец простит его. Если, конечно, предположить, что они проживут достаточно долго, чтобы вновь встретиться. Было бы весьма неприятно воссоединиться с семьей только лишь для того, чтобы оказаться привязанным к телу и замурованным заживо за предательство.

– Вода, – заявила девушка так, словно услышала от него ответ. – Мы получаем свежую воду, но есть кое-что еще. Кое-что, в чем я не настолько хорошо разбираюсь. Нечто… нечто вроде… экскрементов. Вода вливается, вода выливается. – Пурити плюнула на пол. – Деловые тайны водопроводчиков и камнеукладчиков. Эх, Кайен-Кайен, неужели ты хочешь сказать мне, что прополз по чему-то столь абсурдно очевидному, как канализационные трубы?

Кайен старательно разглядывал свои ботинки.

– Но я проверила все шлюзы… Очевидно же, что этот путь следовало разведать в первую очередь. Однако комплекс запечатан герметично!

– Весь? – Кайен прижал ладони к вискам. – Это древнее строение, Пурити. До смешного древнее.

Она отошла от него на пару футов, ловким движением поймала в полете королька и изящной рукой свернула ему шею.