Текст книги "Машина пробуждения"

Автор книги: Дэвид Эдисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

– Хрень!

Девушка швырнула в каменщика дохлую птицу, словно миниатюрное ядро. Тушка ударилась о его грудь и плюхнулась на плиточное покрытие пола.

– Колокола, Пурити! – Он вскинул руки так, словно сдавался.

– Хрень! – Она устало подняла взор к стеклянному своду и поднимавшимся над ним ветвям деревьев. – Хрень, хрень, гребаная хрень!

Пурити прерывисто вздохнула, пытаясь взять себя в руки, но глаза ее все еще дико сверкали.

– Мертвые боги, вытраханные и высушенные! – не стесняясь, выругалась Пурити. – Хотела бы я уйти с тобой.

– Не понял? – Замешательство Кайена достигло новых высот. – О чем это ты, Пурити?

– А разве непонятно? Ты же должен доставить новости своему отцу, городу… Ффлэн бросил нас гнить заживо, и остальных не должна постигнуть та же судьба.

– Пурити… – начал он. – Не думаю, что ты понимаешь…

– Я понимаю куда больше, нежели ты думаешь, камнеукладчик! У тебя свой долг, у меня – свой. Убийцу должно настигнуть справедливое возмездие. Я знаю, что могу остановить самоуничтожение Круга, принеся искупительную жертву. – Пурити обязана была принять это решение вне зависимости от того, хотела она или нет. – Но твой долг касается гильдий и людей… Как правило, в пылу междоусобных войн Круга меня не слишком заботит внешний мир, но назревает нечто очень серьезное, и я не думаю, что мы имеем право оставить город в том хаосе, в который его повергли прежние правители. Кроме того, не стоит отбрасывать и вероятность, что Убийца также вполне может выбраться наружу через эту твою гребаную канализацию.

Пурити направилась к выходу. Последовав за ней, Кайен было протянул к девушке руку, но тут же отдернул, опасаясь, как бы она не откусила ему палец.

– Нельзя же просто вот так слоняться по всему Куполу, когда Убийца на свободе. Это опасно! Надо держаться вместе и решать проблемы по мере их поступления. Аристократы и гильдии могут действовать сообща, как это и должно было быть с самого начала.

– Просто уходи, Кайен. – Пурити даже не обернулась, когда покачала головой. – За строительство нового прекрасного мира мы вполне можем взяться тогда, когда спасем от полного уничтожения старый.

– Пурити, я совершенно не…

– Иди. – Она повернулась в проходе, устало облокотившись об арку. Колокола, да она же оттягивала минуту расставания! – Кайен, ты все равно не сможешь защитить меня от Убийцы, хотя я крайне признательна тебе за твою отвагу и обязательно приму ее к сведению. Иди и помоги тем, кому способен помочь.

– Слушай сюда, Пурити Клу: заткнись! – Кайен обхватил ее за плечи, отлично понимая, что она может воспринять это как акт агрессии. – Закрой свой прекрасный ротик хотя бы на секунду! Первый Каменщик не отправил бы своего единственного сына в Купол только ради того, чтобы собирать сплетни барышень, какими бы симпатичными те ни были. Пурити, Неоглашенград нуждается в правительстве. И мой долг заключается в том, чтобы удостовериться, что из старого, порочного нет никого, кто мог бы помешать формированию нового.

Пурити замерла, широко распахнув глаза и рот. Она поднесла к губам обтянутую перчаткой ладонь, затем опустила руку на бедро и скривилась. Потом девушка осознала, что теплые лапищи Кайена все еще лежат на ее плечах, и снова прикрыла рот.

– Ты должен что? Ты… колокола колокольные, Кайен! Так это был ты? – Пурити медленно отступала назад, теребя пальцами губы.

– В смысле? Что значит – это был я?

– Ты тот самый ублюдок, кто не придумал ничего лучше, чем Убить конюших и Цзэнов! – Пурити взъерошила золотистые волосы и бросила взгляд на выложенный плиткой проход, уводивший прочь от птичьего двора.

– Пурити, – внутри у Кайена все похолодело, – о чем ты говоришь?

– Значит, я – раковая опухоль? – произнесла девушка уже из-за порога. – Мертвые боги, Кайен, да лучше быть бластомой, чем Убийцей!

Она развернулась и бросилась бежать к гнездовищу аристократов в Безумии Дендритов. Кайен не стал останавливать девушку, проводив взглядом ее маленький зад, колыхавшийся под бирюзовой юбкой. Он просто не был уверен, следует ли ему рассказать правду, или же Пурити безопаснее без него.

Направившись по следам торопившихся стражников и слуг, Пурити изумилась, когда осознала, что идет по направлению к библиотеке лорда-сенатора Братислава. И еще больше удивилась, когда увидела там леди Мальву Лейбович, внимательно осматривавшую трехэтажные офисы, заставленные книгами.

Почтенная мать Нини и Ноно, член Круга Невоспетых и обладательница прославленной в битвах секиры, леди Мальва устремила на девушку стальной взгляд, едва та вошла. Женщина указала пальцем на сердце Пурити и проскрежетала:

– Тебя, Пурити Клу, ожидают очень большие неприятности.

Тэм бежал по мощеному переулку, нагруженный уймой пакетов столь многочисленных расцветок, что ему могла позавидовать даже фея: гиацинтовый, кукурузный, виридиановый, цикламеновый, солнечный закат… Сегодня Лалловё Тьюи приказала доставить монету, но по пути забежать еще за тремя парами туфель, новым чемоданчиком, часовыми инструментами, кодовыми штифтами и камзолом, пошитым портным с Высот Амелии. Благодаря счастливому стечению обстоятельств ателье находилось неподалеку от лавки Нумизмата, не то бы Тэм умер от усталости.

Протискиваясь через толпу праздных зевак, разглядывавших витрины, он нос к носу столкнулся с мальчуганом: голый торс, красная ленточка вокруг пальца и ведерко красной же краски. Мелкий негодник прямо-таки налетел на него, и Тэм уже хотел было отвесить мальцу пинка, но, вспомнив о своих покупках, передумал.

Магазин Нумизмата – если это можно было так назвать – был довольно типичен для Высот Амелии, где городская интеллигенция и не самые бедные художники населяли удивительно маленькие комнаты в удивительно маленьких домах, громоздящихся друг на друге, словно какие-нибудь шляпные картонки. Расположенная на самом верху нескольких шатких лестничных пролетов, лавка оказалась совсем крошечной и настолько забитой бумагами, каталогами и заваленными журналами столами, что у Тэма ушла добрая минута на то, чтобы разглядеть старичка, устроившегося посреди всего этого беспорядка. Нумизмат Лапин сидел, сгорбившись над столом под стеной, которую обильно украшали сияющие медали, запечатанные в пластик и помещенные в картонные рамки, и вроде бы не замечал вошедшего покупателя. Старик носил морской китель с бронзовыми пуговицами, а волосы его были белее снега. Тэму казалось невероятным, что этот самый человек ответственен за каждую произведенную в Неоглашенграде привязку к телу. Монеты и тела, тела и монеты. Почему-то эти две категории всегда следуют вместе.

Тэм вежливо кашлянул, но никакой реакции не последовало. Он прочистил горло – и снова ни ответа ни привета. Тогда он решил представиться:

– Если я имею честь видеть торговца монетами Лапина, то к вашему вниманию взывает маркиза Теренс-де᾿Гис.

– Э? – Седая голова вздернулась. – Уж не за моими ли почками ты пожаловала? Помню-помню твои угрозы. – Старый козел обернулся, и Тэм увидел, что один глаз тому заменяет протез, а второй закрывает до идиотизма толстая линза, делая голубой зрачок невероятно огромным. – Так в чем дело, девочка? И зачем тебе понадобились мои видавшие виды потроха? Решила приготовить пирог с почками, нет? Кстати, я не голодный. – Лапин вновь вернулся к изучению своих монет, бормоча что-то о костном мозге и поджелудочной железе.

– Вообще-то я – мужчина, – слишком поспешно произнес Тэм. За окном сиял полдень, и небеса были такими же серебристо-блестящими, как и огромный глаз продавца монет. Тэму было приказано вести себя учтиво, а потому он постарался придержать язык. – Меня зовут Тэм, и я говорю от имени госпожи Неподобия.

– Уверен, что так уж хочешь говорить от имени такой госпожи? – поинтересовался Лапин, не отрывая взгляда от своего стола. Тэм же подумал о том, что встречал менее гротескных гаргулий, нежели этот старец с его лохматыми бровями. – Лалловё Тьюи прескверно вела себя в последний раз, когда заглядывала ко мне в гости. Дурное это дело, скажу я тебе, угрожать пожилому человеку… и особенно если этот пожилой человек подделывает привязку к телу. И кого она назвала козлом – меня?

Тэм не знал, что и сказать, – он не обладал должными полномочиями, чтобы извиниться за маркизу, но старик определенно ожидал сатисфакции.

– Феи – странные существа, – произнес Тэм. – Уверен, что моя госпожа не хотела вас оскорбить. Да и козлы… весьма благородные животные.

Он замолчал.

– Боюсь, я скорее баран, да еще к тому же и дряхлый.

Лапин снял линзы с глаз, которые все равно оказались распухшими и чрезмерно большими, но наконец-то внимательно смотревшими на посетителя. Все же второй глаз не был протезом. Просто старик носил приспособление из кожи и стекла, увлажнявшее его старые глаза.

Затем Лапин продолжил:

– Так какую монету владычица Неподобия решила добавить к своей коллекции на сей раз? Я бы предположил, что ей нужно нечто, отлитое из золота. Или же понадобилось привязать к телу свою служаночку?

– И то и другое, – вздохнул Тэм, решив не обращать внимания на подколки старика. – Полуцентовик, если можно, и одну привязку к телу.

Лапин вскочил на ноги и издал смешной восторженный вскрик:

– Ага! Что ж, девочка, пора приниматься за серьезную работу, и я рассчитываю, что ты станешь обращаться ко мне подобающим образом. Прости уж, но торговцы монетами идут по грязному сребренику за пучок, а я – Нумизмат.

– А я – не девочка. Я…

– Феечка, да? Ага, я вижу. Все дело в ушах, деточка. Острые, как сама смерть.

Перевесив все пакеты на одну руку, Тэм непроизвольно ощупал свои уши, но те были такими же закругленными и человеческими, как и всегда.

– Похоже, господин Нумизмат, вам пора поменять свои линзы. И все же мне нужна какая-то неправильная монета.

– Такие линзы называются лупами, – кивнул Лапин. – Что ж, давай поищем этот твой полуцентовик. Если я правильно тебя понял, мисс Тэм из поместья Теренс-де’Гисов, твоей госпоже нужно кое-что, что мы, Нумизматы, именуем браком. В данном случае – бракованный полуцентовик. Итак, нам нужна монетка со сдвинутым рисунком, повторной печатью, слепой штамповкой, нарушенным клеймом…

«Клеймо, – вот о чем она говорила. – Отсутствующее клеймо…»

– Разве не забавное совпадение было бы: монетка с отсутствующим клеймом в городе, где половину населения заклеймила Смерть… – Лапин, кажется, получал истинное наслаждение от своего хобби.

Тэм предпочел заговорить снова:

– Да, с отсутствующим клеймом, и желательно, чтобы она была с пеликанского подворья.

– Американского монетного двора, – кивнул Лапин и тут же повернулся к одной из шатких стоек, окружавших его рабочий стол. – Монеты центральных миров! Это мы запросто. У меня несколько десятков бракованных экземпляров только из той вселенной, и все не похожи один на другой. Вот чем мне нравятся бракованные монеты и миры, так это тем, что они разнообразнее даже тортов, а удовольствия от них получаешь много дольше.

– Монета?! – прорычал Тэм.

– Ее стоит назвать, прежде чем купить, юная леди.

При всем желании внешний облик и наименование монеты, заложенные в его память Лалловё, Тэм просто не смог бы забыть. Поэтому он быстро произнес необходимые цифры и буквы, смысла которых даже не понимал.

– О, достойный экземпляр! – Лапин захлопал в ладоши. – Да-да, американский полуцентовик образца тысяча восемьсот девятого года, когеновская шестерка^[26], правда перевернутая. Монеты того мира замечательно каталогизированы. Целые семьи посвящали свою жизнь их изучению. Эту, к примеру, описывает бедолага Брин, хотя он и видел одну лишь лицевую сторону, которую в итоге и изобразил. А мой приятель Теттенгорст…

Тьма небесная, это уже начинало надоедать.

– Так она у вас есть?

– Разумеется, – отрезал старик, прежде чем вновь погрузиться в воспоминания. – Брин ^[27] так и умер в тюряге. Педерастом был, бедняга. Его жена^[28] тоже успела прославиться, хотя и совсем иными делами. Но что-то я отвлекся. Монета. Не помню уже, как она попала мне в руки, зато помню саму коллекцию – крупнейшее собрание этого рода во всем мультиверсуме. Приобретение того стоило. «Коллекция Дэйви»^[29] – Брин назвал ее в честь своего младшего сына. Боюсь, нам никогда не узнать, что именно так связывало коллекционера с его сынишкой^[30]. Возможно, много путешествовали вместе. Или же потеряли друг друга. А может быть, оба прямо сейчас гуляют по поверхности одного и того же мира, сами того не подозревая. Жизнь, девочка, потерять столь же легко, как и монетку. Вот только монеты можно снова подобрать. В случае с жизнями все несколько запутаннее, поэтому-то я и решил заняться сразу и тем и другим. Тебе ведь интересно, да?

– Нет, старик. Маркиза самого богатого из уцелевших округов этого города прислала меня в этот сортир выслушивать бесполезные байки о никому не нужных монетах. И скажу прямо, я бы как-нибудь обошелся без этого. Но монета нужна твоему эрзац-губернатору. И тебе следовало бы подумать о том, что случится, если ты вызовешь ее неудовольствие…

– Фи! Да я куда больше внимания уделю любой сексуально озабоченной лахудре с эльфийскими ушами, если та вдруг решит, что ее проблемы важнее дела всей моей жизни. – Лапин рылся в одном из многочисленных ящичков, лениво перебирая подписанные и расположенные в сомнительном порядке картонные карточки, пока наконец не извлек на свет и гордо не продемонстрировал коричневый квадратик. – И еще, на Высотах Амелии никто не склоняет колен перед Лалловё Тьюи. Вот. Тысяча восемьсот девятый год, когеновская шестерка. Готов расстаться с ней в обмен на содержимое твоего кошелька.

Тэм швырнул кошель в дряхлого старика, стремясь как можно скорее покинуть душную лавку. Невзирая на возраст, Лапин весьма ловко поймал мешочек и ответным жестом метнул в посетителя картонный конверт.

– Могу я поинтересоваться, мисс Тэм, что пробудило внезапный интерес у столь благородной особы, как маркиза, к такому презренному увлечению, как нумизматика?

– Конечно же можете, сэр Лапин, – печально усмехнулся Тэм. – Вот только ответом будет разве что этот кошелек с мелочью; во всяком случае, именно его я получил сам, когда задал ей тот же вопрос. А у такой госпожи, как моя, было бы не слишком мудрым поступком переспрашивать.

– Кстати, – Лапин прищелкнул пальцами, – я же чуть было не отпустил тебя без связующего заклятия. Вообще, я предпочитаю производить эту операцию лично, но так я хотя бы не буду слышать угроз Тьюи и ее остроухих приспешников.

Старик извлек из ящика стола листок бумаги, а затем достал из кармана кителя ручку с зеленым пером.

– Это куда сложнее, чем им кажется, – заметил он, начиная что-то писать. – Поэтому-то я и оказался единственным, кто в наши дни оказывает подобные услуги. Эх, а ведь когда-то нас таких на Лысой горе было полно, но все мои коллеги с тех пор уплясали прочь, а я оказался здесь, ведь мое жилище захватили сумасшедшие головорезы. Вам понадобится капелька крови того, кого вы намереваетесь связать. Полагаю, для такой госпожи, как ваша, это не составит особого труда?

Лапин улыбнулся своей шутке и протянул Тэму листок, обращаясь с бумажкой намного бережнее, нежели с монетой.

– Разумеется, не составит. Я без ума от этой лисы. Впрочем, я даже рад, что вместо себя она прислала такую симпатичную феечку. – (При этих словах Тэм изумленно приподнял бровь.) – О, не сочтите за оскорбление, мисс Тэм. Но согласитесь, что, в конце концов, это лис трахает лисицу, а не наоборот?

– А это мы еще поглядим, господин Нумизмат. – По острому личику Тэма медленно расплылась улыбка. – Пока же, смею надеяться, вам хватит здравомыслия – будьте вы прокляты вместе с вашими каламбурами – держать рот на замке и продолжать пялиться в свою лупу туда, куда вам следует это делать. Хорошего дня.

Когда Тэм принялся протискиваться со своими разноцветными пакетами на узкую лестницу, Лапин согнулся в полупоклоне.

– Доброй охоты, маленькая гончая! – крикнул старик, едва Тэм оказался на верхней площадке.

– И тебе того же, старый козел! – отозвался посланник маркизы, а затем вышел на солнечный свет, растворяясь в уличной суете и унося с собой монету и чью-то жизнь.

На сей раз привидевшаяся ему белуха была покрыта морскими татуировками и носила залихватски заломленную матросскую бескозырку, странно смотревшуюся на ее голове. Животное лениво покачивалось в волнах серпантинного океана. На мгновение Куперу показалось, будто он вновь очутился в объятиях Клеопатры, но нет – каким-то образом он понимал, что что-то пошло не так, и произошло это в скором времени после того, как он вплотную познакомился с мультиверсумом.

– Насколько в скором? – спросил он вслух.

– В очень, очень скором, – услужливо подсказала белуха.

«Быть может, это просто совпадение?»

– Вовсе нет!

Похоже, белуха умела читать мысли.

– Ты не Марвин, – попытался Купер нанести ответный удар этому подводному психоаналитику-медиуму, купающемуся в волнах… гофрированной бумаги.

– Конечно же нет, дурачок.

Белуха взмахнула коротеньким ластом в жесте, какой был способен привидеться разве что обкурившемуся Диснею, и подняла бескозырку, словно юная танцовщица из водевиля, а затем раздалось громкое «Та-да!», когда из ниоткуда материализовался старый пианист, в следующую секунду уже вновь сгинувший вместе со своим инструментом.

– Но у тебя его татуировки.

– У каждого свои недостатки.

Если представить себе, что морское млекопитающее способно подло усмехнуться, то именно это выражение проступило на морде белухи.

– Но ты и не Клеопатра. – Купер сражался с серпантинным течением.

– Клеопатра! – закатила белуха черные глазки. – Эта жируха свое отквакала.

– Тогда кто ты? Мой тотемный зверь?

– Купер, это же сразу два таких различных вопроса.

– Ладно, тогда кто ты? Какое-то животное-гид?

Купер сдавил в кулаке губчатый мячик для снятия стресса, возникший в его ладони на счет три, затем увидел крокус из сада своей мамы в феврале, а потом все лишнее опять исчезло.

– А зачем тебе это знать?

– Понимаешь, последний раз, когда я тебя встречал, – точнее, это была вообще первая наша встреча – ты носила очки и разговаривала со мной в точности как психотерапевт. – Внезапно он вспомнил недавние события во всех подробностях: Марвина, Гестора и прекрасное создание, о котором не раз слышал в последние дни. – А теперь у тебя кожа того парня, который меня, как я понимаю, только что предал. И еще вся эта суета вокруг моего шаманического дара. Как-то все сильно совпало по времени.

– Вот тут ты прав, как никогда. Все действительно совпало как надо. – Белуха вдруг схватилась ластами за неведомо откуда взявшийся корабельный канат и повисла на нем всем весом.

– Но я не могу быть шаманом. Я – иудей.

– Мазл тов! – Над головой белухи прогудел свисток для празднования Пурима, и она отпустила канат.

– Не ехидничай. Сейчас я как хрупкий цветок.

– Давай это обсудим. Почему у тебя столько образов, связанных с цветами? Взять хотя бы тот крокус…

– Он из сада моей мамы. – Купер заложил руки за голову и откинулся на возникшую под ним кушетку фисташкового цвета. Кем он был? Гомосексуальным невротиком из Нью-Йорка, города, где на него не набрасывались из мультиверсума всякие китообразные. – Багряные цветы… мой любимый сорт. Они распускаются за несколько недель до всех прочих ранних растений, таких, как желтые нарциссы или церцисы. И вот посреди мартовских, а то еще и февральских холодов ты выходишь и видишь эти зеленые стебли, на которых уже раскрываются подобные карликовым тюльпанам цветы.

– И что, как ты думаешь, это…

– Моя мать, идиотка! Дом, безопасность, природа, уют и все прочее знакомое мне дерьмо, которого я полностью лишился или был лишен – если уж так хочется провести комплексный анализ. А если ты сторонница фрейдизма – хотя читали ли в вашем дремучем захолустье Фрейда? – то можешь добавить сюда еще и «насилие», ведь багряный цвет служит его олицетворением, хотя как по мне, так это уже явный перебор. Не требуется морская зверюга со свистком и дипломом психолога, чтобы понять, что в последние дни насилие стало постоянным спутником моей жизни, так ведь? И как бы то ни было – да, я скучаю по мамочке. Есть у тебя таблетка от этого?

Белуха пробормотала что-то себе под нос, обнажив крошечные белые зубки.

– Надо бы нам поработать над твоим воображаемым собственным образом, Купер. Понимаешь, ты ведь можешь быть чем-то большим, чем просто замерзшая камелия. Все просто, нужно только решиться.

Купер рассмеялся, что было довольно забавным, учитывая, что он находился под водой. Спирали пузырьков вырвались из его рта, обвивая его запястья и почему-то заставляя почувствовать себя кем-то вроде жертвенного быка.

– Да уж, тебе следовало бы вначале поспрашивать окружающих, потому как сказанное тобой явно противоречит общему мнению. Все они сходятся на том, что я не представляю собой ничего особенного.

– Тогда к чему вся эта шумиха? – недоуменно покосилась на него белуха.

– О чем это ты?

– Понимаешь ли, тебя выкрали и представили самой царице Египта. Затем «Отток» похитил тебя у нее ради некоего ритуального жертвоприношения, но ты решил сам занять место жертвенного барана.

– А, ты об этом… – Купер на мгновение задумался. – Но она же сказала, что я ничего собой не представляю, а остальные… В общем, мне просто не повезло.

– Ну-ну… – Белуху его слова явно не убедили, это было очевидно. – Я тут раздумывала над тем, что Сесстри говорила о тебе. Давай обсудим, что она там упоминала о шаманизме и твоем родном мире? Напомни мне.

Купер повиновался:

– Она сказала, что «настоящие шаманы не рождаются в постиндустриальных мирах, где умерла магия». После чего назвала меня говнюком.

– Следует признать, что она была не так уж и не права, верно?

– Да мать мою налево! Надеюсь, что ты действительно просто мое тотемное животное, потому что психоаналитик из тебя никакой.

Белуха одарила его терпеливой улыбкой.

– Ты не просто какой-то там говнюк, Купер, что на данный момент должно бы быть вполне очевидным. Но Сесстри была права, когда сказала, что настоящие шаманы не рождаются в постиндустриальных мирах, где умерла магия. Такого и в самом деле не бывает.

– Вот и замечательно. Мы наконец-то установили, что законы многочисленных реальностей и как минимум одного миража однозначно свидетельствуют: я не шаман. Ты, я, Сесстри и треклятая Клеопатра пришли к общему выводу: Купер – не шаман. Так же как он не является медсестрой, гробокопателем, самолетом или кексиком. Так почему, во имя всех миров, где никто и никогда не умирает, всем так хочется видеть во мне того самого шарлатана, каковым я не являюсь? Я уже перестал даже пытаться понять это.

– Все умирает, Купер.

– Ага, рассказывай это кому другому, морепродукт. Мне-то заливать не надо. – Кожу саднило, особенно на спине.

– Может быть, тебе следует попытаться рассказать окружающим о своих чувствах?

– Возможно. – Купер надул губы и сложил руки на воображаемой груди.

Белуха рассмеялась и радостно хлестнула длинным хвостом.

– Не стоит делать мне одолжение. Просто ведь дело в том, что если ты прямо выскажешь свои мысли, то люди могут и перестать приставать к тебе, требуя чего-то, что ты совершенно точно не собираешься делать.

– Эй, так нечестно! Я же еще ничего не решил.

– Верное утверждение, – заявила белуха, и на ее боках заиграли лучи света.

Купер чувствовал, что его обвели вокруг пальца, хотя не совсем понимал как.

– Ладно, я решил попытаться спасти эср. Вот мое решение.

– Верное утверждение, – повторила белуха совершенно нейтральным тоном.

– Постой-ка, эти два утверждения никак не могут быть верны одновременно. Либо я что-то решил, либо нет. Не сильна ты в логике, должен тебе сказать.

Белуха подняла плавники.

– Не я, Купер, пытаюсь поймать перемазанного жиром поросенка. Тебе выбирать – не мне. Так ты решаешься или нет?

Купер закатил глаза.

– Ты точно тотемный зверь американского засранца, вот только не уверен, что мой. И еще тебе бы следовало подыскать себе другую работу.

– Эй, на себя посмотри. Разбрасывается решениями направо и налево, будто на лодке по порогам сплавляется! Скоро тебе уже не понадобится помощь бедного старого морепродукта. – Серпантин забурлил, и Купер понял, что его прогоняют. Совсем скоро он должен будет вынырнуть из своих грез. Понимала это и белуха. – С радостью прописала бы тебе хорошее болеутоляющее, капитан. Ощущения будут не из приятных.

Купер поднялся, обливаясь кровью. Мертвые Парни образовали вокруг него неровный полукруг и изумленно разглядывали свою жертву; с «хвоста лича» в руке Марвина падали на пол куски кожи и жира, содранные со спины Купера. Со зрением творилась какая-то беда – вокруг Мертвых Парней играли красочные ореолы, все казалось будто бы размытым. Купер изрядно поплакал из-за своей изодранной спины, но никакие слезы не могли смягчить боль от той раны, что всегда была с ним. Купер вызвал в памяти образ крокуса, и это было даже лучше, чем мячик для снятия стресса или же доза опиатов. «Спасибо белухе», – подумал он, хотя, может быть, ему стоило поблагодарить свою маму. Он размял затекшую шею.

– Знаете, что до меня сейчас дошло? – спросил Купер, стараясь как можно подробнее представить себе этот крокус. – Гестор – удивительно смешное имя.

Мертвые Парни смотрели на него с благоговейным ужасом в глазах, время от времени обмениваясь взглядами и не понимая, что делать с нахалом, осмелившимся бросить им вызов. Они сами видели, как Марвин исполнил полученный от Тестера приказ. Чтобы их изумить, было достаточно того, что Купер остался стоять, так ведь он не только смог после всего этого заговорить, но еще и осмелился оскорбить их предводителя. Краски словно испарялись с их тел, и Купер несколько раз сморгнул. Марвин же повел руками в странном жесте, который одновременно мог означать начало нового раунда истязаний или же призывать к защите, но Купер так и не узнал этого, поскольку внезапно одна Погребальная Девка, обладавшая милым личиком и симпатичными рыжими кудряшками, растолкала толпу локтями и ошеломленно посмотрела на окровавленные лоскуты плоти, свисавшие с лезвий «хвоста лича».

– Гестор? Твое присутствие необходимо наверху, – заявила девушка.

– Делия, не будь такой кайфоломкой, – отозвался один из Мертвых Парней. – Сама же знаешь, что пока Гестор не призовет небесных владык, ничего не случится.

– Иди в пень, Фид. Ваши забавы обождут. У одного из небесных владык возникли вопросы касательно Леди.

Это привлекло их внимание.

– Наверх! – взревел Гестор.

Мертвые Парни ломанулись прочь, в ту же секунду позабыв о Купере. Один только Марвин, в чьих глазах явственно читалось чувство вины и обиды, немного замешкался. Его аура была окрашена в багровые и коричневые тона – цвета кровоподтеков и дерьма.

Купер же уставился на эср, беспокойно мечущуюся в углу. Она все еще содрогалась от предназначавшейся ему боли, и Купер понял, что только благодаря ей стоит на ногах и может говорить. Она прекрасно понимала, в каком положении оказалась, – теперь в том не было никаких сомнений – и пила его боль, чтобы спасти их обоих. Ему хотелось подбежать, подхватить ее на руки и вынести из этой темницы, но он знал, что это не выход.

«СсспасибоТебеее! – подумал он, все еще испытывая больше проблем с отправкой, нежели с получением. – ЕееслиУслыыышишьШуумБееегиии…»

Купер не был склонен переоценивать возможности анестезии, подаренной ему эср, но не знал, как тут лучше распорядиться. Поэтому он повернулся к Марвину и помахал у того перед лицом бутылкой:

– Слушай, мне бы тут повидаться с Мумм-Ра Извечным и обсудить с ним наш следующий танец, но придется немного пошаманить. Могут твои дела подождать? – Он снова поднес бутылку к губам, сделав большой глоток.

– Нет, – в голосе Марвина прозвучала горечь, удивительная для того, кто только что буквально свежевал себе подобного. – Когда небесные владыки приказывают, мы обязаны спешить на их зов.

Прямо на глазах у Купера аура Марвина в области шеи сменила цвет на багровый – татуировка словно бы пыталась проделать отверстие в его плоти. В воздухе повис мерцающий символ, вторящий сердцебиению Мертвого Парня, но Купер знал, что никто больше этого не видит.

– Послушай меня, Марвин, – умоляюще произнес Купер. – У тебя эта наколка в виде птицы на шее, и я думаю…

– Размечтался, козлина. Я не для того через все это прошел, чтобы ты просто слинял, когда появится большой шеф. – Марвин вытолкал его за дверь, заставив присоединиться к остальным куда-то спешащим Мертвым Парням. – Шевели своим жирным задом и не раскрывай хлебала, пока тебя о том кто-нибудь не попросит.

Все пленники взывали к ним, даже монахиня с прикрученным к черепу апостольником. Только эср хранила молчание, но Купер ощущал ее боль, гнев и страх, бурлившие под сияющей кожей.

На крыше царил сущий хаос, и Купер увидел кое-что, от чего чуть не испустил облегченный вскрик. Парочка Погребальных Девок удерживала Сесстри, в то время как еще четверо прижимали к полу Эшера. Настроение Купера сразу же поднялось. Друзья все же пришли за ним. Он не знал, как им удалось его отыскать, но, даже будучи плененными, Эшер и Сесстри меняли все, значительно повышая его шансы на выживание.

Но с Эшером что-то было не так – он судорожно вырывался из-под навалившихся на него тел, конвульсивно пытаясь до чего-то дотянуться. Его движения вторили барабанной дроби крови и приглушенной боли, отзывавшимся в спине Купера.

– Это она! Она! – вновь и вновь кричал серый великан.

Чтобы угомонить его, к четырем Погребальным Девкам присоединился еще и Мертвый Парень, прижавший его шею коленом.

«Неужели Эшер тоже ее слышит?» Эта мысль тревожила, и Купер с удвоенным старанием попытался представить себе крокус; только мысли об этом цветке позволяли не сойти с ума, хотя эср и взяла на себя его боль.

– Из Ля Джокондетт нет ни единой весточки! – Ядовитая Лилия направилась прямиком к Гестору, который одиноко стоял в сторонке, что-то бормоча себе под нос. – Леди исчезла!

– Нет, этого не может быть, – потряс головой Гестор, бросая через плечо быстрый взгляд на противоположный угол крыши, где, стекая с туч, собиралась тьма. – Она возглавит нападение на рассвете.

– Посмотрим, – оскалилась Погребальная Девка; одной рукой она обнимала изуродованную блондинку, прижимавшую руку к тому месту, где должна была бы находиться нижняя губа.

– Принесем рожденного, липового шамана, – предложил Марвин, мотнув головой в сторону Купера.

– И что это нам даст? – нахмурилась Ядовитая Лилия.

– Может, он и в самом деле адепт или же просто дурак, – пожал плечами Марвин, – но, как бы то ни было, он отвлечет внимание, и если Леди действительно исчезла…