Текст книги "Вор и Книга Демона"

Автор книги: Дэвид Эддингс

Соавторы: Ли Эддингс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)

– Ну, не совсем, мой вождь, – сказал Элиар. – Она всегда рада меня видеть и никогда не отказывает тем, кто заходит в ее дом.

– Я и сама хотела бы познакомиться с этой женщиной, – сказала Астарель. – Может быть, заглянем к ней на минутку и пригласим на нашу свадьбу?

– Прекрасная мысль, – с готовностью сказал Альброн. – Элиар, почему бы вам с сержантом Халором не пойти к твоей матери и не предупредить, что мы собираемся ее навестить? Было бы невежливо всей оравой врываться к ней в дом непрошеными гостями.

– Сейчас мы ее предупредим, мой вождь, – с готовностью ответил Элиар.

Однако сержант Халор выглядел при этом немного хмурым.

Дом Алайи был небольшим, аккуратным зданием, построенным из тщательно отесанных квадратных бревен и увенчанным треугольной крышей с отвесными скатами. Он стоял невдалеке от деревни, которая тесно примыкала к каменным стенам крепости Альброна, а дверь кухни открывалась на небольшой садик.

Мать Элиара оказалась довольно высокой женщиной лет под сорок. У нее были каштановые волосы и синие-синие глаза.

– Она красавица! – нервно шепнула Андина Лейте.

– Я это заметила, – ответила Лейта.

– Как я выгляжу? – спросила Андина с некоторым испугом.

– Ты выглядишь прекрасно, дорогая, – успокоила ее Лейта. – Не волнуйся.

– Она же мама Элиара, Лейта, и я очень хочу ей понравиться.

– Ты всем нравишься, Андина. Ты прямо-таки излучаешь очарование.

– Да перестанешь ты когда-нибудь меня дразнить, Лейта? – воскликнула Андина.

– Наверное, никогда. Это мое любимое занятие.

– Вождь Альброн, – поприветствовала Алайя главу клана изящным и изысканным реверансом, – вы оказали мне честь, посетив мой дом.

Голос ее был глубоким и бархатистым.

– Это вы оказали нам честь, Алайя, – с поклоном ответил Альброн.

– А это, мама, моя Андина, – представил Элиар эрайю Остоса.

Лицо Алайи как солнце озарила улыбка. Она, может быть даже безотчетно, протянула руки к миниатюрной девушке.

Андина подбежала к ней, и они горячо обнялись.

– Милая, какая же ты маленькая, – нежно произнесла Алайя. – Элиар говорил мне, что ты невысокая, но я не ожидала, что ты такая миниатюрная.

– Будет лучше, если я встану на цыпочки? – предложила Андина.

– Ты хороша такой, какая ты есть, Андина, – сказала Алайя. – Оставь все как есть. Элиар рассказал мне, что ты взяла на себя непосильный труд кормить его.

– Теперь это дело моей жизни, – ответила Андина.

– Это слишком тяжело для такой хрупкой девушки.

– Я стараюсь его опередить, Алайя. Я обнаружила, что если всегда держать наготове еду, чтобы засунуть ему в рот, то можно помешать ему начать есть мебель.

Они обе рассмеялись и с нежностью посмотрели на молодого человека.

– Мне кажется, нам нужно поговорить, Альтал, – предложила Лейта. – Тебе нужно кое о чем узнать.

– Хорошо. Это срочно?

– Может быть, нет, но лучше поговорить об этом прямо сейчас. Это не займет много времени, к тому же не думаю, что нас скоро хватятся.

– Ты снова говоришь загадками, – сказал он, когда они потихоньку вышли из дома.

– Не будь таким старым брюзгой, папочка, – сказала она ему с упреком.

Они пересекли маленький садик Алайи и вошли в небольшую рощицу из высоких деревьев в излучине реки.

– Ладно, Лейта, – сказал Альтал, – что тебя беспокоит?

– Сержант Халор чувствует себя весьма неловко, Альтал.

– Ты хочешь сказать, что ему не нравится мать Элиара?

– Нет, как раз наоборот. Как говорят, он и Алайя “дружили”, пока он не познакомил ее с отцом Элиара, Агусом.

– Правда?

– Ты слышал, как все это описывал вождь Альброн. Когда Агус с Алайей познакомились, это была любовь с первого взгляда. Халор очень проницателен, и он сразу увидел, что происходит. Он любил Алайю – и любит до сих пор, – но они с Агусом были как братья, поэтому он скрыл свои чувства и отошел в сторону.

– Одна из грустных историй?

– Все гораздо хуже. После того как Агуса убили в какой-то незначительной войне в нижних землях, Халор подумал, что у него появилась надежда, но Алайя была совершенно раздавлена смертью своего мужа и все эти годы прожила практически в полном заточении. Когда Элиар начал готовиться стать воином, Халор взял его под свое крыло. Если присмотреться к ним повнимательней, ты, наверняка, заметишь, что они скорее похожи на отца и сына, чем на сержанта и капрала.

– Теперь, когда ты об этом сказала, мне кажется, что Халор действительно не спускает глаз с Элиара. А Алайя испытывает к Халору какие-нибудь чувства?

– Она думает о нем как о своем старинном друге, но я уловила с ее стороны кое-какие намеки на то, что все может развиться и дальше, если только Халор не будет столь церемонным.

– Только этого нам сейчас и не хватало! – проворчал Альтал. – Думаю, мне было бы лучше, если бы ты не рассказала об этом, Лейта.

– Я пытаюсь сделать так, чтобы ты не попал впросак, папочка, – сказала она ему.

– Как это понимать?

– Скорее всего, эта ситуация будет весьма интересна для Двейи, как ты думаешь? И если ты не привлечешь к ней ее внимания, она может немного рассердиться на тебя за это, верно?

– Я бы не знал об этом, если бы ты не притащила меня сюда и не рассказала мне эту печальную историю.

– Ну что ты, папочка, – с притворным изумлением сказала она, – неужели ты думаешь, что у меня могут быть от тебя какие-то тайны? И потом, если бы я тебе не рассказала то, без сомнения, сама бы попала впросак. Я нежно люблю тебя, папочка, но не настолько. А теперь, когда я передала это дело в твои руки, тебе придется об этом позаботиться самому. Ты не испытываешь гордости за то, что я такая ловкая?

– Мне было бы гораздо лучше, если бы ты перестала называть меня “папочкой”, Лейта, – жалобно сказал он.

Внезапно она бросила на него какой-то отчаянный взгляд и заплакала, закрыв лицо руками.

– Ну что еще? – спросил он.

– Оставь меня в покое, – всхлипнула она. – Уходи, Альтал.

– Нет, Лейта. Я не уйду. Что случилось?

– Я думала, ты не такой. Уходи. – И она продолжала рыдать.

Даже не задумываясь, он обнял ее. Она немного посопротивлялась, но затем со стоном прижалась к нему, безотчетно всхлипывая.

Ее смятение было явно слишком велико, чтобы говорить связно, и Альтал с неохотой решил проделать это “другим путем”.

Мысли Лейты были хаотичными, когда Альтал очень осторожно проник в ее сознание.

– Уйди! Уйди! – молча умоляла она его.

– Я не могу, – вслух сказал он, продолжая искать.

Перед ним проплыли мириады воспоминаний о деревеньке Петелейе в Квероне, и бесконечное одиночество девушки пронзило его, как нож. Несмотря на свой “дар”, Лейта росла практически в полной изоляции. Отец ее умер еще до ее рождения, а мать была сумасшедшей – может быть, не буйнопомешанной, но “со странностями”. Остальные дети в Петелейе немного побаивались Лейты и ее сверхъестественной способности узнавать то, что они думают, поэтому в детстве у нее не было настоящих друзей, и она росла почти в полной изоляции и страхе. Тень сурового священника, брата Амбо, по-прежнему мрачно и грозно нависала над всеми ее воспоминаниями, ибо с каждым годом его похотливая ненависть к ней становилась все сильнее. Ее попытки избежать его оказались безуспешными, поскольку он преследовал ее везде, куда бы она ни пошла, и ужасная картина, встававшая в ее воображении, наполняла ее страхом – страхом, который лишал ее способности думать и действовать.

Несмотря на то что ей были известны его намерения, она была совершенно беззащитна, и со временем он начал осыпать ее обвинениями и насмешками, которые он называл “испытаниями”, а затем неизбежно последовал приговор к сожжению на костре.

И вот Бхейд пришел в Петелейю, разбудив землетрясения и горные лавины, чтобы спасти ее от огня.

– Это была не совсем его идея, Лейта, – вслух сказал ей Альтал. – Нас послала Эмми, к тому же здесь был задействован Кинжал.

– Теперь я это знаю, папочка, – ответила она, – но в тот день я была по некоторым причинам связана слишком уж крепко. Потом, когда Элиар показал мне Кинжал, я уже была не одинока. Внезапно я оказалась в семье, и все благодаря Бхейду – по крайней мере, так я подумала.

– А теперь ты любишь его?

– Мне казалось, это совершенно очевидно, папочка.

– Опять ты называешь меня этим словом.

– Ты что, не слушаешь меня, Альтал? Разве это не часть того, что означает слово “семья”? Когда мы еще были в Векти и Элиар не мог видеть, ты беспрестанно твердил мне про “семью”, про “братьев и сестер” и приводил все остальные разумные доводы, которые придумал, чтобы сломить мои бастионы и пустить Элиара в мое сознание. Неужели ты не понимал, что при этом ты выступаешь в роли моего отца? Мне действительно нужен отец, и ты вызвался быть им. Теперь поздно отступать.

– Мне кажется, в том, что ты говоришь, Лейта, есть какая-то извращенная логика, – сдался он. – Хорошо, если хочешь называть меня “папочкой”, пусть будет “папочка”.

– Как хорошо! – воскликнула она с притворным энтузиазмом. – Итак, что же мы собираемся делать с бедным братом Бхейдом?

– Об этом заботится Эмми.

– Нет, папочка, она не заботится. Она ждет, что ты поймешь наконец, что это твоя обязанность.

– Откуда тебе взбрела в голову такая странная мысль?

– У меня свои источники, папочка. Поверь мне. – Вдруг лицо ее стало задумчивым. – Приближается тот день, когда нам с Бхейдом предстоит совершить с некоторыми людьми ужасные вещи, и нам обоим нужна чья-то поддержка. Мне кажется, ты только что получил задание.

– Ты не могла бы выразиться конкретнее, Лейта? “Ужасные вещи” – слишком расплывчато.

– Пока что я не могу сказать больше, папочка. Двейя знает и пытается скрыть это от меня, но я улавливаю кое-какие намеки. Ты должен привести Бхейда в чувство, Альтал. Он должен быть работоспособен. Я не смогу совершить это в одиночку!

И она снова расплакалась, а Альтал безотчетно обнял ее и не отпускал, пока она не перестала.

– Мне нужно вернуться в Дом, – сказал Альтал Элиару, когда они со всей свитой возвращались из домика Алайи в замок вождя Альброна.

– Это срочно?

– Возможно. Мне нужно поговорить с Эмми. Она снова играет с нами, и это начинает меня раздражать.

– У тебя будут неприятности, Альтал.

– Мне не впервой. Когда мы туда придем, я думаю, тебе лучше будет подождать в столовой.

– Это один из тех случаев?

– Вероятно, да, и тебе не стоит находиться рядом, когда я начну.

Когда вождь Альброн и остальные проходили через деревню, Альтал с Элиаром отстали от них и зашли на небольшую аллею, где Элиар открыл дверь, которую мог видеть только он.

– Удачи, – сказал Элиар Альталу у подножия лестницы, ведущей в башню Двейи.

Альтал хмыкнул и зашагал по лестнице наверх.

– Какой приятный сюрприз, – любезно произнесла Двейя, когда Альтал со стуком распахнул дверь башни.

– Перестань, Эм, – отрезал он. – Ты знала, что я приду, и знала зачем.

– Боже, какие мы сегодня грозные.

– Оставь. Почему ты не сказала мне, что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Бхейд был еще не готов, любимый.

– Тем хуже. Сейчас я его приготовлю. Вы вдвоем чуть не убили Лейту, но я этого не позволю!

– Ты всерьез принимаешь то, что она называет тебя “папочкой”, Алти?

– Да, это правда. А теперь скажи мне, где Бхейд?

– Ты не сделаешь ему больно?

– Это зависит от того, насколько он будет упрям. Возможно, мне придется несколько раз шмякнуть его о стенку, но я до него достучусь. А потом у нас с тобой будет длинная и приятная беседа.

Ее зеленые глаза сузились.

– Мне не нравится твой тон, Альтал.

– Переживешь. Где Бхейд?

– Вторая дверь вниз по коридору, от столовой налево. Впрочем, не думаю, что он тебя впустит.

– Как он может помешать мне? – Альтал повернулся и, перескакивая через две ступеньки, скатился по лестнице.

– Только не бей его! – крикнула Двейя ему вслед. Альтал добрался до двери Бхейда и на мгновение остановился, чтобы унять свой гнев.

– Бхейд, – позвал он, – это я, Альтал. Открой дверь.

Ответа не последовало.

– Бхейд! Открой! Сейчас же!

За дверью по-прежнему стояла мертвая тишина.

В последний момент Альтал решил не использовать слова из Книги, чтобы открыть дверь. Вместо этого он разбил ее вдребезги.

Бхейд, с невидящим взором, небритый, сидел съежившись в углу похожей на тюремную камеру комнаты и ритмично бился головой о каменную стену.

– Прекрати это, – сказал ему Альтал, – и поднимайся.

– Я погиб, – стонал Бхейд. – Я убил.

– Я заметил, – ответил Альтал, пожимая плечами. – Это было не слишком аккуратно, но дело сделано. Если ты собираешься приобрести к этому привычку, тебе надо немного поупражняться.

Бхейд недоуменно захлопал глазами.

– Ты что, не понимаешь? – спросил он. – Я же священник. Убивать запрещено.

– У тебя не было таких проблем, когда ты нанимал убийц, чтобы убрать кантонского эрайо.

– Там все было по-другому.

– Правда? В чем же разница?

– Я лично не убивал эрайо.

– Это чистая софистика, Бхейд, и ты это знаешь. Грех – если ты так это называешь, – заключается в намерении, а не в том, кто именно вонзает нож в жертву. Яхаг убил Салкана, и ты поступил совершенно правильно. Ты должен убивать тех, кто убивает твоих друзей.

– Но я священник.

– Я заметил. Но какой религии? Ты можешь обсудить это с Эмми, но мне кажется, ее взгляды на мир несколько отличаются от точки зрения ее брата. Впрочем, все это к делу не относится. Если ты не откроешь дверь своего сознания Лейте, я сделаю с этой дверью то же самое, что сделал, чтобы войти в эту комнату. Твое дурацкое упоение сознанием собственной вины и жалостью к самому себе убивает Лейту, идиот ты безмозглый. Мне наплевать, скольких людей ты убил, Бхейд, но если ты еще раз обидишь Лейту, я схвачу тебя за глотку и вырву тебе сердце!

– Салкан был убит по моей вине.

– Да, ну и что?

Бхейд в ужасе уставился на него.

– Ты что думал, я буду тебя оправдывать? Что сделано, то сделано. Здесь нет ни наказаний, ни наград, Бхейд, – только следствия. Ты совершил ошибку, теперь тебе придется жить с этим – в одиночку. Если ты собираешься есть себя поедом, делай это в свое свободное время и где-нибудь наедине.

– Я убийца, – заявил Бхейд.

– Но не слишком хороший. Ладно, кончай причитать и возвращайся к работе. – Альтал оглядел неприбранную камеру. – Убери всю эту грязь и сам помойся. Мы с тобой возвращаемся в замок вождя Альброна. Ты должен совершить обряд венчания.

– Я не могу!

– Можешь, брат Бхейд, и сделаешь – даже если мне придется стоять у тебя за спиной с дубинкой. Давай, пошевеливайся!

В день свадьбы Альброна и Астарель рассвет был ясный и холодный. Соответственно времени года убранство замка свелось практически к украшениям из ветвей вечнозеленых деревьев и разноцветных лент.

После традиционного мальчишника с вождем Альброном, организованного накануне вечером, многие вожди кланов, генералы и высокопоставленные гости чувствовали себя наутро несколько нездоровыми, и вождь Твенгор почему-то нашел это чрезвычайно забавным.

Алайя так или иначе взяла на себя заботу о молодых леди из свиты невесты, которые, насколько мог понять Альтал, всю неделю, предшествующую свадьбе, были заняты в основном шитьем платьев и хихиканьем.

Вождь Гуити и бывший вождь Делур тоже прибыли на церемонию в замок Альброна, поскольку свадьба одного из вождей кланов традиционно предполагала присутствие всех вождей Арума. Во время празднования Гуити в основном молчал. Решение Андины не отдавать на разграбление город Кантон расстроило планы этого человечка со сплюснутым лицом, и он, очевидно, не находил особых причин для веселья.

Церемония была назначена на полдень. Насколько понял Альтал, это был старинный арумский обычай, изначально предназначенный для того, чтобы дать празднующим время прийти в себя после развлечений предшествующего вечера и в то же время не слишком мешать торжествам после церемонии. По-видимому, арумцы весьма серьезно относились к своим праздникам.

Во время свадьбы произошел небольшой спор по поводу религии, поскольку бог арумцев – это горный бог Бхергос, тогда как плакандцы поклоняются Хердосу – богу овечьих отар.

– Церемонию будет совершать брат Бхейд, – безапелляционно объявил Альтал, сразу же положив конец всем обсуждениям.

Итак, с приближением полудня Бхейд стоял, облаченный в свою черную рясу, перед входом в главный зал вместе с вождем Альброном, сержантом Халором и вождем Креутером, ожидая появления невесты в сопровождении ее свиты – Андины и Лейты.

Альтал стоял вместе с остальными гостями в зале, и, как только в глубине зала распахнулась дверь и из нее появилась Астарель со своими свидетельницами, он уловил какой-то очень знакомый аромат. В изумлении он обернулся и лицом к лицу столкнулся с Двейей.

– Что ты делаешь? – спросил он ее хрипло, так как горло перехватило.

– Все в порядке, любовь моя, – ответила она. – Меня пригласили.

– Я не об этом. Я не думал, что ты можешь принимать свой истинный облик вне Дома.

– Откуда у тебя такая нелепая мысль?

– Раньше ты никогда такого не делала. Ты всегда превращалась в кошку Эмми. Я думал, что твой реальный облик возможен только в Доме.

– Никто не может указывать мне, что я могу и чего не могу, дурачок. Мне казалось, тебе это известно. – Она поджала свои совершенные губки. – Признаюсь, я не так часто это делаю, – согласилась она. – Похоже, в своем истинном облике я привлекаю слишком много внимания.

– Почему бы это, – прошептал он.

– Не сердись, Альтал. – Она помолчала. – Ты уже перестал брюзжать?

– Брюзжать?

– В последний раз, когда ты заходил в Дом, ты показался мне немного ворчливым.

– Я выплеснул все свое брюзжание на Бхейда.

– Ты ведь не стал по-настоящему шмякать его об стенку?

– Не сильно. А вот и Астарель.

Астарель вся светилась, когда подошла к входу в центральный зал, а на лице вождя Альброна отразилось беспредельное обожание.

– Дай мне свой платок, Альтал, – тихонько всхлипывая, сказала Двейя.

Он резко взглянул на нее.

– Ты что, плачешь, Эм? – спросил он в изумлении.

– Я всегда плачу на свадьбах, Альтал, а ты?

– Я не так уж часто присутствовал на свадьбах, Эм, – признался он.

– Тебе, возможно, пора к ним привыкать, милый. С моей точки зрения, свадьбы играют очень важную роль. А теперь просто стой спокойно и дай мне свой носовой платок.

– Слушаюсь, дорогая, – ответил он.

ГЛАВА 37

– Тебе действительно нужно ехать, Альтал? – спросил два дня спустя вождь Альброн.

– Боюсь, что так, Альброн, – ответил Альтал, откидываясь в кресле. – В Перкуэйне начинается заварушка, и мне не хочется, чтобы она вышла из-под контроля. Если все в порядке – и, возможно, даже если не все в порядке, – я собираюсь оставить при себе сержанта Халора. Он может пригодиться мне в дальнейшем, и у меня, вероятно, не будет времени, чтобы вернуться за ним.

– Я не против, Альтал. Для меня ведь важно отдать тебе то, что я должен.

– Ты мне что-то должен?

– Не скромничай, Альтал. Ты сыграл не последнюю роль в том, чтобы устроить мою свадьбу с Астарель.

– Это решило многие проблемы, – пожимая плечами, ответил Альтал.

– А что именно происходит в Перкуэйне?

– Крестьянское восстание – во всяком случае, с виду.

Альброн скорбно покачал головой.

– Жители нижних земель не понимают нужд простого народа, да?

– Не имеют ни малейшего представления. Аристократия проводит так много времени в самолюбовании перед зеркалом, что не обращает никакого внимания на людей незнатных. Насколько я слышал, такие бунты возникают примерно каждые десять лет. Можно подумать, после пяти или шести таких бунтов аристократы начнут осознавать, что они делают что-то не так.

– Надеюсь, этого не произойдет. Если жители нижних земель начнут вести себя как разумные люди, арумские кланы останутся без работы.

– Альброн, я хотел бы попросить тебя еще об одной услуге.

– Тебе стоит лишь сказать.

– Ты не мог бы оставить у себя на время Андину и Лейту?

– Конечно, но зачем? Ведь в Доме они были бы в безопасности?

– Мне хотелось бы, чтобы Лейта была пока что подальше от брата Бхейда. Сейчас он переживает своеобразный кризис, и я думаю, будет лучше, если он пересилит его в одиночку. Не стоит впутывать в это дело Лейту. Бхейду и мне – вместе с Элиаром и сержантом Халором – придется довольно часто проходить через Дом, так что будет лучше, если девушки побудут пока где-нибудь в другом месте.

– А Гер тоже? – спросил Альброн.

– Нет, думаю, Гера я возьму с собой. Иногда у него возникают очень интересные идеи.

– Правда? – улыбнулся Альброн. – Ах да, еще одно. Если в Перкуэйне разыграются беспорядки, пошли ко мне Элиара. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как моя армия окажется в коридорах Дома Двейи.

– Я буду иметь это в виду, вождь Альброн, – сказал Альтал, вставая. – Но тебе лучше бросить людей на строительство конских загонов. Как только Креутер вернется в Плаканд, он начнет собирать там приданое для Астарель. И очень скоро тебе будет некуда девать лошадей.

– Спасибо за напоминание, – холодно произнес Альброн.

– Не стоит благодарности, великий вождь, – Альтал засмеялся, выходя из комнаты.

– Перкуэйнцы в основе своей – потомки треборейцев, – говорила Двейя Альталу и остальным в тот же вечер в башне. – В начале восьмого тысячелетия Остос послал корабли на запад, чтобы создать новые поселения и открыть новые земли для земледелия, а кантонцы пришли по суше, чтобы создать там свои поселения. Более или менее постоянные войны между Кантоном и Остосом не сильно волновали перкуэйнцев, так что они оставались в стороне и занимались заботами об урожае и приумножении своих богатств. Беспорядки в Треборее ослабили некоторые социальные ограничения, поэтому треборейское крестьянство оказалось намного свободнее, чем крестьяне Перкуэйна. Перкуэйнские крестьяне не то чтобы крепостные, но очень близки к этому.

– А что такое крепостные, Эмми? – озадаченно спросил Гер.

– Это невольники, Гер, – они являются принадлежностью земельного участка. Когда кто-то покупает участок земли в стране, где крепостничество – часть социального устройства, он становится владельцем не только земли, но и живущих на ней людей.

– Значит, они рабы? – спросил Элиар.

– Не совсем, – ответила Двейя. – Они принадлежат земле, вот и все. Быть крепостным лучше, чем быть рабом, но не намного.

– Я, конечно, уж не стал бы терпеть подобное, – сказал Гер. – Я перешел бы горы раньше, чем кто-либо заметит мой побег.

– Иногда такое случается, – подтвердила Двейя. – И все это одна страна, – спросил сержант Халор, – или там есть всякие баронства, герцогства и тому подобное? хочу сказать, есть ли там централизованное управление?

– Теоретически Магу является столицей, – ответила она, – но никто не обращает на это особого внимания. В основном власть в Перкуэйне находится в руках церковников.

– Да, – согласился Бхейд, – и духовенство Перкуэйна худшее из всех. Там господствует Коричневая Ряса, а священники ордена Коричневой Рясы гораздо больше интересуются богатством и привилегиями, нежели благосостоянием низших классов. Орден Черной Рясы – мой орден – имеет там представительство, то же самое можно сказать и о Белой Рясе, но они занимают минимальное место в общей социальной структуре. На протяжении веков между тремя орденами выработалось негласное соглашение о том, что мы не будем вторгаться на территорию друг друга.

– Недавно я был в воровской таверне в Магу, – рассказал им Альтал, – и воры обсуждали там ситуацию, сложившуюся в Южном Перкуэйне. Очевидно, Генд собирается извлечь выгоду из положения перкуэйнских крестьян. В прибрежных городах действует группа священников, самостоятельно присвоивших себе сан, которые проповедуют революцию и сеют смуту среди крестьян.

– Самостоятельно присвоивших себе сан? – резко спросил Бхейд.

– Воры были абсолютно уверены, что эти смутьяны на самом деле никакие не священники. Они носят красные рясы и читают проповеди о социальной справедливости, о жадных аристократах и коррумпированном духовенстве. К сожалению, они во многом правы – особенно что касается Перкуэйна. Крестьяне живут плохо, а священники Коричневой Рясы поддерживают знать в угнетении бедняков.

– Не существует ордена Красной Рясы, – усмехнулся Бхейд.

– Существует, брат Бхейд, – не согласилась Двейя. – Церковники Неквера носят алые рясы. Мой братец всегда был падок на яркие цвета.

– Ты хочешь сказать, что перкуэйнские крестьяне обращены в веру, которая поклоняется демону Дэве?

– Вероятно, нет, – ответила она, пожимая плечами. – Пока, во всяком случае. Возможно, это конечная цель, но на сегодняшний день служители Красной Рясы, похоже, сосредоточились на социальных изменениях. В общественной системе, которая основана на аристократии, очень много несправедливости – вероятно потому, что аристократы считают плебеев людьми низшего сорта. В прошлом совершалось множество революций, и они никогда не приносили результата, в основном потому, что лидеры этих революций стремились только к тому, чтобы завоевать то же положение и привилегии, которыми пользовалась отвергаемая ими знать. Единственное, что действительно изменялось в результате революции, это терминология.

Альтал задумался.

– Бхейд, а кто главный в ордене Коричневой Рясы? – спросил он.

– Экзарх Алейкон, – ответил ему Бхейд. – Главный храм Коричневой Рясы раньше находился в Дейке, в Экуэро, но после падения Деиканской Империи они обосновались в Магу. У них довольно величественный храм.

– Спасибо, – сказала Двейя, слегка улыбнувшись.

– Что-то я тебя не совсем понимаю, – озадаченно признался Бхейд.

– Это же мой храм, Бхейд. Коричневые Рясы присвоили его себе несколько тысяч лет назад.

– Никогда об этом не слышал, – сознался Бхейд.

– Служители Коричневой Рясы не любят в этом сознаваться. Их почему-то раздражает идея о том, что Богом может быть женщина.

– Крестьянам действительно живется так трудно? – спросил Халор. – Всегда найдутся недовольные, которые только и знают, что ворчать, но их недовольство вызвано, как правило, либо жадностью, либо завистью.

– Вот окно, сержант, – сказала ему Двейя. – Подойдите и посмотрите сами.

– Пожалуй, я так и сделаю, – ответил Халор. – Мне нужно знать, с чем же мы столкнулись на деле.

Вид, открывавшийся из южного окна, затуманился и постепенно стал светлеть, превращаясь в заснеженные поля, возвышавшиеся над серым, неласковым морем.

– Южный Перкуэйн, – определила Двейя, – неподалеку от морского порта Эньи.

– Почему там все еще светло, когда у нас уже темно? – с любопытством спросил Гер.

– Мы находимся ближе к северу, – ответила Двейя.

– Ну и что? – спросил мальчик.

– Альтал может объяснить, – сказала она с легкой улыбкой.

– Ты не права, Эм, – возразил Альтал. – Я могу рассказать ему, что происходит каждый год, но почему это происходит, я пока не знаю.

– Я же давным-давно объясняла это тебе, милый.

– Знаю. Но я все равно не понимаю.

– Ты же говорил мне, что понял.

Он пожал плечами.

– Я соврал. Это легче, чем слушать, как ты объясняешь по третьему разу.

– Мне стыдно за тебя, – с упреком проговорила она.

– По-моему, у них сейчас уже наступает вечер, – заметил сержант Халор, взглянув на западный горизонт. – Что эти крестьяне делают там, на полях, зимой?

– Ничего особенного, – ответила Двейя. – Знатный владелец этих полей любит, чтобы его крестьяне были при деле, вот и все.

Крестьяне были одеты в какое-то ветхое тряпье из мешковины, подвязанное бечевкой, кроме того, они были худые и грязные. Они устало тыкали мерзлую землю грубыми мотыгами под неусыпным взглядом верхового надсмотрщика с мрачным лицом и кнутом в руке.

Затем к надсмотрщику подъехал богато разодетый господин.

– Это настолько они продвинулись за сегодняшний день? – спросил он.

– Земля замерзла, милорд, – объяснил надсмотрщик. – Вы же знаете, это пустая трата времени.

– Их время принадлежит мне, – заявил господин. – Если я прикажу им копать, они будут копать. Им не обязательно знать зачем.

– Я понимаю, милорд, – ответил надсмотрщик, – но мне бы это знать не помешало.

– Повсюду снуют агитаторы, Алкос, – сказал господин. – Мы будем так загружать своих крестьян работой, чтобы у них не оставалось времени на слушание речей.

– А-а, – протянул надсмотрщик. – По-моему, это разумно. Только неплохо бы, если бы вы их получше кормили. Дюжина из них свалилась у меня сегодня.

– Чепуха, – фыркнул знатный господин. – Они притворяются. У тебя для этого есть кнут, Алкос. Пусть работают до темноты. Потом отпусти их поесть. И скажи, чтобы завтра с рассветом снова принялись за работу.

– Милорд, – возразил надсмотрщик, – им нечего есть. Большинство из них питаются травой.

– То же самое делают коровы, Алкос. Не спускай с них глаз. Мне пора возвращаться в свой особняк. Время к ужину, и я совершенно изголодался.

– Это ты все выдумала, Эм? – молча упрекнул ее Альтал.

– Нет, милый, – печально ответила она. – Мне ничего не пришлось выдумывать. Это действительно происходит, и положение становится все хуже.

Вид за окном снова затуманился, и Альтал вместе с остальными неожиданно увидели роскошно обставленную комнату, где на мягком диванчике возлежал какой-то знатный человек с мешками под глазами, рассеянно поигрывая ножичком с позолоченной рукояткой.

Раздался стук в дверь, и вошел дюжий солдат.

– Он сказал “нет”, милорд, – сообщил он.

– Что значит “нет”? – воскликнул господин.

– Он очень упрям, милорд, и, кажется, весьма привязан к своей дочери.

– Тогда убей его! Я хочу, чтобы эта девчонка была у меня в комнате к вечеру!

– Верховный судья говорит, что мы не можем больше убивать крестьян, милорд, – сказал солдат. – Эти смутьяны хватаются за каждое случайное убийство и используют это, чтобы возмущать остальных крестьян.

– Никогда не слышал ничего смешнее!

– Я знаю, но если я убью этого старого упрямого дурака, Верховный судья арестует вас еще до завтрашнего утра. – Вдруг солдат прищурил глаза. – Но есть иной путь, милорд, – сказал он. – Отец девчонки – калека. В прошлом году он во время пахоты свалился с лошади и сломал ногу. Он не может работать, и у него еще восемь детей, кроме этой красивой дочки.

– Ну и что?

– Почему бы просто не сказать ему, что если он не отдаст вам свою дочь, вы выгоните его из этого убогого шалаша, где он живет? Сейчас зима, и вся его семья погибнет с голоду – или замерзнет насмерть – без крова и пищи. Думаю, он изменит решение.

– Блестяще! – ухмыльнулся благородный господин. – Вперед, сержант. Скажи ему, чтоб укладывал вещи. Если его дочь не появится здесь до наступления темноты, завтра на рассвете он должен убраться.

– Ты можешь найти дверь к этому месту, Элиар? – сурово спросил сержант Халор.

– Сию минуту, сержант, – с металлом в голосе ответил Элиар. – Я прихвачу с собой меч?

– Да, пожалуй.

– Не сейчас, джентльмены, – сказала им Двейя. – Мы еще не закончили.

Окно снова поплыло, и Альтал вместе с остальными увидели еще один дом. За столом, заваленным бумагами, сидел тощий неулыбчивый господин и о чем-то совещался с одетым в коричневую рясу священником.