Текст книги "Вор и Книга Демона"

Автор книги: Дэвид Эддингс

Соавторы: Ли Эддингс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 51 страниц)

– Ты уверен?

– Доверься мне, Бхейд. Никто не сможет выпустить в тебя тучу стрел или расколоть тебе череп боевым топором. Лейта мне все мозги перепилит, если с тобой что-нибудь случится. Твои люди уже на местах?

Бхейд кивнул.

– Они смешаются с этой толпой вместе с местными повстанцами. – Он с сожалением вздохнул. – Мне не хотелось, чтобы мы делали это таким способом, Альтал. Мне это кажется нечестным.

– Ну и что? Разве не лучше контролировать толпу моим способом, чем так, как это делал Марвейн?

– Не могу поспорить, – согласился Бхейд.

– Они идут, – предупредил Альтал, указывая на противоположную сторону площади, откуда только что появились несколько человек, вооруженных вилами и граблями. – Мне сейчас лучше скрыться. Я буду у окна. Оно находится прямо за твоей спиной и примерно в четырех футах над твоей головой. Если что-то пойдет не так, я тебя вытащу. Давай повторим все еще раз: это сложный танец, так что давай убедимся, что мы усвоили все шаги.

– Мы повторяли его уже десятки раз, Альтал, – сказал Бхейд.

– Ну ради меня, брат Бхейд. Когда Арган и Коман подходят к крыльцу, ты идешь им навстречу, как бы приветствуя. Элиар будет стоять у дверей храма. Арган и Коман пройдут через площадь и начнут тебе угрожать.

– При этом Коман будет ловить каждую мою мысль, – добавил Бхейд.

– Нет, не будет. Лейта заслонит тебя от него. Она наполнит его вторую пару ушей шумом. Так вот, отсюда начинается самое сложное. Арган требует, чтобы его впустили в храм, и ты приглашаешь его войти. Затем ты снова отходишь вправо, открывая им дорогу.

– Да, я знаю, и тогда Элиар открывает дверь в храм и отходит в левую сторону крыльца.

– Надо же, помнишь, – сухо сказал Альтал. – Странно. Главная цель нашего маленького танца – сделать так, чтобы Арган с Команом оказались с одной стороны от Элиара, а толпа – с другой. Эмми не хочет, чтобы толпа ворвалась в храм, когда она будет работать. Потом ты произносишь перед толпой свою проповедь, говоришь: “Аминь” – и присоединяешься к девушкам в храме. Не теряй времени, Бхейд. Без тебя Эмми не может начать развеивать Аргана по ветру. Ты все запомнил?

– Мы столько раз это повторяли, что я мог бы проделать это даже во сне.

– Лучше не надо, брат Бхейд. Смотри и слушай внимательно. Если возникнет что-то непредвиденное, нам, возможно, придется что-то изменить, и если я скажу тебе: “Прыгай”, значит, прыгай. Я не собираюсь вступать с тобой в долгие дискуссии.

– Не слишком ли ты банален, любовь моя? – раздался тихий голос Двейи.

– Иногда Бхейда полезно держать в узде, Эм, – ответил он. – У него бывают приступы творческой активности. Как держится Лейта?

– Она знает: то, что ей предстоит сделать, абсолютно необходимо. Помоги ей чем только можешь, Альтал.

Он кивнул и занял место у окна.

Во главе надвигающейся толпы виднелись одетые в красное сторонники Аргана, в то время как площадь перед лестницей храма наполнялась нетерпеливыми простолюдинами. Затем Арган и Коман выехали вперед.

– На храм! – крикнул Арган.

– Стой спокойно, Бхейд, – сказал Альтал своему другу. – Они не могут добраться до тебя, что бы они ни делали.

– Отлично, – ответил Бхейд.

Затем Альтал слегка повернул голову.

– Тебе лучше начинать подходить, – сказал он Элиару. – Постарайся быть незаметным.

– Я знаю, что делать, Альтал, – ответил Элиар, натягивая капюшон серой рясы, которая была на нем.

Затем он открыл дверь рядом с окном и шагнул через порог, чтобы занять свое место у входа в храм.

Арган и Коман подошли к подножию лестницы храма.

– Уйди с дороги, если тебе дорога жизнь! – крикнул Арган Бхейду.

– Чего вы хотите? – спросил Бхейд до странности официальным тоном.

– Это и так уже должно быть ясно, старик, – с ехидной ухмылкой ответил Арган. – Мы собираемся взять храм. А теперь отойди, пока не поздно. Орден Красной Рясы теперь стал Церковью Перкуэйна.

Воинственная толпа заревела и хлынула вперед.

– Ты уверен, что хочешь войти в этот храм, Арган? – спросил Бхейд.

– Я в него войду! Магу в моих руках, и я буду править Перкуэйном из этого храма.

Бхейд ответил легким поклоном.

– Я к вашим услугам, – сказал он. – Храм ждет вас.

Он отступил вправо, освобождая путь к распахнутым перед ними дверям храма.

Арган и Коман начали подниматься по лестнице, а вслед за ними шли священники Красной Рясы.

Бхейд слегка обернулся и кивнул Элиару.

Молодой арумец положил руки на створки массивных дверей храма и широко распахнул их. Затем он отошел влево, склонив голову в притворном раболепии.

Арган и Коман отпрянули. За дверью храма пылал огонь, и глухие, отчаянные крики эхом отозвались на площади перед храмом. Народ отступил, на лицах людей отразился ужас.

– Ну что же вы не входите? – спросил Бхейд у испуганной толпы.

– Это обман! – заявил Арган дрожащим голосом. – Это всего лишь иллюзия!

– Вы ведь уже бывали в Нагараше, брат Арган, – сказал Бхейд. – Вы знаете: то, что вы видите, – реальность, а не иллюзия.

Элиар незаметно пробирался между колонн в левую часть крыльца. Когда он дошел до места, которое Альтал отметил краской на мраморном полу, он бросил взгляд в сторону окна и кивнул.

– Читай проповедь, Бхейд, – скомандовал Альтал.

Бхейд кивнул и вновь встал на свое прежнее место, оказавшись между толпой и двумя приспешниками Генда. Он возвысил голос и обратился к напуганной толпе, собравшейся на площади.

– Берегитесь того, что открылось вам, дети мои! – предостерег он. – Сама геенна огненная ожидает вас, и демоны уже среди вас!

Он сделал знак Элиару, тот подошел и встал рядом с ним у переднего края крыльца.

– Оглянитесь вокруг, дети мои, – нараспев произнес Бхейд, – и узрите вы истинные лица служителей Красной Рясы.

Элиар достал Кинжал и выставил перед собой, медленно поворачивая, чтобы вся площадь могла его видеть.

Арган и Коман неистово закричали, прикрывая глаза дрожащими руками.

В толпе раздались и другие крики, и одетые в алые рясы подручные Аргана в агонии отпрянули назад, а их неприметные лица стали таять, как воск.

Альтал поморщился.

– Неужели они на самом деле так выглядят? – спросил он у Двейи.

– И даже хуже, любовь моя, – спокойно ответила она. – Это всего лишь внешняя сторона их сущности.

Твари, одетые в красные рясы, были уродливы. Их кожа была покрыта чешуей и слизью, изо рта торчали длинные клыки, а сами тела их раздулись до огромных размеров.

– Вот они, посулы Аргана, дети мои! – гремел Бхейд. – Идите за ним, если хотите, или придите к ордену Серой Рясы. Мы будем направлять вас и оберегать от демонов Нагараша и несправедливости тех, кто называет себя вашими хозяевами. Выбирайте, дети мои! Выбирайте!

– Это экзарх Бхейд! – заявил переодетый священник Серой Рясы. – Он святейший из людей.

– Слушайте его! – закричал другой. – Единственные наши друзья – это члены ордена Серой Рясы!

Слух быстро распространился в испуганной толпе, в то время как демоны один за другим стали исчезать.

Элиар обернулся, по-прежнему держа перед собой Кинжал, и начал наступать на орущих Аргана и Комана, стоявших перед дверью в храм.

С отчаянным криком Коман отвернулся и, закрывая глаза, ринулся прямо в храм, и Арган немедленно последовал за ним.

Но как только они переступили порог храма, они исчезли.

И Кинжал запел песнь, исполненную радости, ибо он снова вернулся домой, и храм Двейи освятился вновь песнью Кинжала. И стены храма убрались цветами, и легли на алтарь дары из хлеба, фруктов и золотых пшеничных колосьев перед гигантской мраморной статуей Богини плодов, урожая и возрождения.

Альтал, который все еще стоял у окна в Доме на Краю Мира, пытался отбросить нахлынувшие на него при виде храма поэтические чувства.

– Это просто здание, – пробормотал он про себя. – Оно сделано из камня, а не из поэтических строк.

– Перестань, Альтал! – Голос Двейи раздраженно прозвучал в его мозгу и, что странно, казалось, он раздался со стороны мраморной статуи, стоящей позади алтаря.

– Ну должен же кто-то из нас придерживаться реальности, Эм, – ответил он.

– Это и есть реальность, любовь моя. Не пытайся ее опошлить.

И бледная Лейта с глазами, до краев наполненными слезами, бросила умоляющий взгляд в сторону окна.

– Помоги мне, отец! – крикнула она Альталу, который смотрел на нее. – Помоги мне, или я умру!

– Ты не умрешь, дочь моя, покуда я дышу, – заверил он ее. – Открой мне свой разум, чтобы я мог помочь тебе свершить твою многотрудную задачу.

– Так-то лучше, – прошептала Двейя голосом, похожим на легкий весенний ветерок.

– Насколько я понимаю, ты собираешься настаивать? – холодным тоном выдавил из себя Альтал.

– Доверься в этом мне, возлюбленный мой. Гораздо лучше, когда тебя направляют нежной рукой, нежели когда тянут силой.

– Мнится мне, что я замечаю оттенок угрозы в голосе твоем, Эмеральда, – молвил Альтал.

Если Двейя затевает какую-то игру, ему ничего не стоило ей подыграть.

– Вскоре мы поговорим с тобой об этом, Альтал. А теперь всеми мыслями своими и заботами обратись к своей бледнолицей дщери. Ибо велика ее нужда в тебе, дабы могла она свершить свое ужасное деяние.

И стало так, что разум Альтала незаметно слился воедино с разумом его нежной и строптивой дочери, и мысли их стали едины.

И вознеслась радостно песнь Кинжала.

И когда слились их мысли, разделил Альтал боль своей дочери, и в краткий миг стало внятно ему то время, когда бледнолицая Лейта впервые встретилась с той пустотой, что окружает других людей и которая прежде была ей неведома.

И тогда наконец пришло к нему понимание, и узрел он истинный ужас страшной задачи, стоявшей перед его дочерью.

– Иди ко мне, возлюбленное мое дитя, – молвил он ей, – я позабочусь о тебе.

И мысли ее, на него нахлынувшие, были исполнены благодарностью и любовью.

И тогда склонили они свои сплетенные мысли над несчастным Команом. И наполнился разум Комана звуком, который не был звуком, ибо разум Комана никогда не знал молчания.

Шепот… Шепчущие мысли тех, кто были за пределами храма, обрушились на Комана, подобно мыслям других людей, которые пели под сводами его разума с тех пор, как он сделал свой первый вздох.

И тогда бледная Лейта подошла к служителю Генда, и он осторожно склонил пред ней свой разум, оставив позади беспорядочные мысли толпы, доносившиеся из-за стен храма.

И опечаленная Лейта тихо закрыла эту дверь позади осторожного Комана.

И тогда Коман в изумлении бросился вперед, ища своим разумом звук, который был с ним всегда.

Но звук этот был ему уже недоступен, и разум Комана отпрянул в ужасе от тишины. И тогда мысль его вцепилась в разум Аргана, несмотря на то что великое презрение испытывал он к лишенному сана священнику.

Но бледная Лейта со слезами, струящимися по ее щекам, бросила вперед свою хрупкую мысль, и дверь, открытая между разумом Комана и сознанием Аргана, так же неслышно закрылась.

И вскричал Коман, ибо еще большая пустота окружила его.

И повалился он на пол священного храма Богини Двейи, и прилепился он в испуганном отчаянии мыслью своей к мыслям той, что закрывала перед ним все двери, которые всегда были ему открыты.

И сердце Альтала разрывалось от жалости.

– Молю тебя, отец мой возлюбленный, – в муке мысленно вскричала бледная Лейта, – не презирай меня за сие жестокое деяние. Это не моя жестокость, но жестокая необходимость.

– Прощай, мой несчастный брат, – всхлипнула Лейта и с нежной решимостью вытащила мысль свою из разума служителя Генда.

И вот разум несчастного Комана погрузился в бесконечную пустоту и вечное молчание, и лег он на гладкий пол храма. И крик его был криком абсолютного отчаяния, ибо он был одинок, каким никогда не бывал раньше. И тогда поджал он члены свои и свернулся калачиком, словно еще не рожденный, и голос его умолк, и разум умолк тоже.

И заплакала Лейта, стеная в ужасе, и Альтал не раздумывая окутал ее своей убаюкивающей мыслью, чтобы защитить ее от ужаса того, что ею содеяно.

И теперь на лице светловолосого Аргана отразилось полнейшее непонимание, равно как и сотоварищ его навсегда лишился своего разума.

Но с алтаря раздался голос Двейи. И молвила она сурово:

– Само присутствие твое, Арган, служитель Генда, оскверняет мой святой храм.

И вдруг то, что было холодным мрамором, стало горячей плотью, и гигантская Двейя опустилась на того, кто уже не был больше священником.

И был Арган смят и не способен шевельнуть даже пальцем.

И снова заговорила Богиня:

– Ты был выброшен, Арган, из рядов духовенства, и все храмы были для тебя закрыты, ибо был ты нечист. Но теперь я должна очистить этот святой и освященный молитвенный дом от скверны твоей.

И посмотрела Божественная Двейя на супостата, который, дрожа, стоял пред ней.

– Сдается мне, это не будет сложным делом, – задумчиво произнесла она, поджав губы. – Ты всего лишь прах, отступник, а прах легко убрать.

И тогда протянула она свою округлую руку и подняла ее, как будто поднимала вверх то, что не имеет никакого веса.

И вот Арган, отступник с соломенными волосами, вознесся ввысь и повис в одиночестве перед Богиней, которая взвесила его на весах своего правосудия и нашла слишком легким. И тогда обратился служитель Генда в мелкие, сверкающие пылинки, которые все еще стремились сохранить форму того, кого когда-то звали Арган.

– Подойди к окну, Бхейд, – скомандовал Альтал. – Оно целиком твое, или оно – это ты. Сон Эмми был немного труден для понимания.

Бхейд, бледный и дрожащий, подошел к окну и встал рядом с Альталом.

– Что я должен делать, Божественная? – смиренно спросил он.

– Просто открой окно, Бхейд, – приказала она. – Нужно проветрить храм.

Бхейд послушно открыл окно, и тогда прямо за его спиной поднялся великий ветер, завыл над его головой и ворвался через окно в храм Двейи.

И сверкающие пылинки того, что было когда-то Арганом, унес сильный ветер, оставив позади лишь слабое эхо его отчаянного крика, смешавшееся с пением Кинжала.

И лицо Двейи исполнилось удовлетворением, и так молвила она:

– И снова храм мой очистился от скверны. И песнь Кинжала взлетела ввысь с неописуемой красотой, ибо это была молитва во славу сего священного места.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ГЕР

ГЛАВА 41

Альтал сидел в одиночестве в башне Двейи, в какой-то задумчивости глядя на пляшущие сполохи Божественного огня за краем мира. Насколько ему было известно, Божественный огонь не служил никакой полезной цели, зато был очень красив на вид. Однако смотреть, как он играет в северном небе, было до странности расслабляющим занятием, а Альталу сейчас требовалось некоторое расслабление.

С исчезновением Аргановых Красных Ряс крестьянское восстание в Перкуэйне сошло на нет, тогда как Бхейд с удивительной и неожиданной для него быстротой продвинул служителей Серой Рясы, которые заняли властные посты. Свойственная Бхейду привычка мучительно размышлять над каждым принимаемым решением словно улетучилась, и он начал пробивать себе дорогу, переступая через головы оппозиционеров, почти как экзарх Эмдаль в молодости. Поначалу перкуэйнская знать увидела в лице Бхейда своего защитника, но он довольно скоро рассеял их заблуждения. Перкуэйнские аристократы были немало поражены, обнаружив, что служителей Серой Рясы не интересуют взятки и не пугают угрозы.

По мере того как зима стала отступать и приближалась весна, перкуэйнская знать начата осознавать, что экзарх Бхейд одержал победу. Время посева стремительно приближалось, и крестьянам повсеместно были отданы указания о том, что ни одно зерно не должно упасть в землю без разрешения Бхейда, а Бхейд, похоже, был не расположен что-либо разрешать. Сначала знать шумно негодовала. Бхейд не обратил на них никакого внимания.

В Южном Перкуэйне наступила ранняя весна, знатные жители этих районов стали все более приходить в отчаяние, поскольку поля их так и оставались невспаханными и незасеянными. Их призывы к экзарху Бхейду становились все более и более настойчивыми.

Бхейд ответил на это рядом “рекомендаций”.

Когда аристократы об этом услышали, они еще больше пришли в негодование.

Бхейд пожал плечами и вернулся в Магу, чтобы выждать время. Лейта лукаво назвала это “бхейдить” время. Альталу казалось, что иногда чувство юмора Лейты бывает каким-то извращенным.

По мере приближения весны изначальные “рекомендации” Бхейда постепенно превращались в “требования”, и знатные жители южного Перкуэйна один за другим начали капитулировать. Пользуясь наступлением весны, Бхейд вымогал у охваченных паникой аристократов уступку за уступкой. Таким образом он неумолимо продвигался на север, оседлав весну, словно боевого коня, и покоряя все на своем пути. Несколько высокомерных господ отказались выполнить требования Бхейда, считая их “оскорбительными”. Бхейд только улыбнулся в ответ и выставил их в качестве “примера”. Вскоре стало совершенно очевидно, что когда экзарх Бхейд говорил об “окончательном предложении”, он именно это и имел в виду. В этом году большое количество огромных территорий в Центральном Перкуэйне оказались под паром.

Несколько недель спустя Бхейд уже не пытался объяснить, каким образом ему удается быть одновременно в трех или четырех местах, и о новом экзархе по окрестностям поползли невероятные слухи. К началу лета почти все в Перкуэйне относились к “пресвятому Бхейду” с благоговейным трепетом. Знать была недовольна тем, как Бхейд нарушает “установленный порядок”, однако из предосторожности никто не высказывал своего несогласия вслух.

– Цель оправдывает средства, насколько я понимаю, – пробормотал про себя Альтал.

– Папочка, мы что, уже сами с собой начинаем разговаривать? – спросила Лейта, стоя в дверях на верхней площадке лестницы.

– Просто мысли вслух, – ответил он.

– А-а. Если бы все мыслили вслух, я бы лишилась работы, не так ли? Двейя говорит, что пора ужинать, – ее голос звучал приглушенно.

Альтал поднялся и посмотрел на светловолосую девушку.

– Тебя все еще мучает то, что произошло в Магу? – участливо спросил он ее. Она пожала плечами.

– Это необходимо было сделать, – ответила она. Просто мне бы хотелось, чтобы это сделал кто-то другой.

– Со временем это пройдет, Лейта, – успокоил он.

– Но сейчас мне от этого не лучше, – ответила она. – Лучше пойдем ужинать. Ты же знаешь, как сердится Двейя, когда мы опаздываем.

– О да, – согласился он, когда они подходили к лестнице. – Бхейд поспал хоть немного? Сегодня утром, когда он вернулся из Магу, он выглядел совершенно нездоровым.

– Он отдохнул, – ответила она. – Не знаю, много ли он спал. Сейчас у него голова забита всякими заботами.

– Не сомневаюсь. Однако рано или поздно ему придется научиться распределять полномочия. Он не может все делать сам.

– Пока что он это еще не совсем осознал, – заметила Лейта.

– Жаль, что сержанта Халора нет с нами, – сказал Альтал. – Вероятно, он мог бы объяснить это дело лучше, чем кто-либо из нас.

– Не думаю, что стоит предлагать это Двейе, папочка. Когда она отправляла Халора домой, она дала ему весьма конкретные рекомендации относительно матери Элиара, и если ты попросишь ее вернуть его назад, это не прибавит тебе популярности.

– Просто я поинтересовался, почему он так рано нас покинул.

– Теперь ты знаешь. На твоем месте я бы не стала совать в это свой нос.

– Слушаюсь и повинуюсь, – напыщенно сказал он.

– Да перестань! – огрызнулась она.

В тот день на ужин Двейя приготовила запеченную ветчину, и это, как всегда, было бесподобно вкусно. Насколько Альталу было известно, кухня в Доме отсутствовала. По вполне очевидным причинам, кухня была Двейе не нужна.

Экзарх Бхейд по-прежнему выглядел совершенно измученным из-за событий в Перкуэйне, но Альтал решил пока не вмешиваться со своими советами Очевидно, Бхейд сам должен был до этого дойти.

Гер, как обычно, жадно проглотил свой ужин и теперь нетерпеливо ерзал на стуле, поскольку железное правило Двейи запрещало вставать из-за стола, пока все не поели.

Альталу тоже было совершенно нечего делать, поэтому он отодвинул от себя тарелку и стал лениво перебирать свои воспоминания в поисках чего-нибудь такого, что могло бы отвлечь Гера от озорства.

– Гер, я когда-нибудь рассказывал тебе историю о моем плаще с волчьими ушами? – спросил он изнывающего от скуки мальчика.

– По-моему, нет, – ответил Гер. – А это хорошая история?

– У меня все истории хорошие, Гер, – заверил его Альтал. – Пора бы тебе это знать.

– А это правдивая история? – спросил Гер. – Или ты выдумал ее на ходу? Мне больше нравятся правдивые истории, хотя выдуманные тоже ничего.

– А как ты их отличаешь, Гер? – спросила Лейта. – Альталу стоит только начать рассказывать, и он уже не может остановиться.

– И что же это за история? – с нетерпением спросил Гер.

Альтал откинулся в кресле.

– Ну вот, случилось это давным-давно – даже раньше, чем я впервые услыхал о Доме Эмми на Краю Мира, и о Книгах, и обо всем остальном, с чем мы встретились здесь впоследствии. Я отправился в нижние земли, чтобы поглядеть на цивилизацию, а главное, на богатых тамошних жителей. В те времена богачи обладали для меня бесконечной притягательностью.

– Это было в то самое время, когда на тебя натравили собак и когда ты впервые узнал о существовании бумажных денег?

– Да, это было именно то путешествие. Итак, как вы, наверное, догадываетесь, когда я покинул цивилизацию и отправился обратно в свой родной Хьюл, на душе у меня было невесело. Ни одна из моих попыток реализовать свои планы в нижних землях не увенчалась должным успехом, и я был весьма сердит, если не сказать больше. – Альтал мимоходом оглядел сидящих за столом и заметил, что Гер был не единственным его слушателем. Приятно осознать, что он еще не потерял сноровку. – Так вот, – продолжал он. – Мой путь в Хьюл лежал через Арум, но это меня совершенно не беспокоило, поскольку я всегда был с арумцами в хороших отношениях. Итак, к концу лета я добрел до предгорий Южного Арума и, проходя мимо придорожной таверны, решил зайти туда и выпить пару кружек доброго крепкого меда. По-видимому, жители нижних земель не умели варить мед, потому что там подавали исключительно вино, а от вина у меня во рту остается горечь – почти такая же горечь, какую оставили у меня в душе все мои злоключения.

– В конце концов, Альтал, ты собираешься переходить к сути дела? – вмешалась Двейя.

– Это моя история, Эм, – почтительно ответил он, – поэтому я буду рассказывать ее так, как следует. Если не хочешь, можешь не слушать.

– Продолжай, Альтал, – в нетерпении сказала она.

– Как скажешь, Эм, – ласково ответил он. – И вот, Гер, случилось так, что в таверне был какой-то полупьяный бездельник, который все время бормотал что-то о вожде клана, который якобы был самым богатым человеком в Аруме. Я не обратил особого внимания на его россказни, потому что в Аруме всегда найдутся четыре-пять десятков “самых богатых людей”

– Такая тема часто возникает в разговорах, – подтвердил Элиар.

– Я буду первым, кто признается в том, что деньги кажутся ему весьма занимательной темой для разговора, – признался Альтал, – но в тот раз меня гораздо больше заинтересовал плащ из волчьей шкуры, который носил тот кабацкий гуляка. Так вот, в те далекие времена то, что люди носили одежду, сшитую из шкур диких животных, было делом обычным, однако этот плащ был не совсем обычен. Тот, кто его шил, в первую очередь оставил на шкуре волчьи уши, они задорно торчали над капюшоном плаща, и это выглядело эффектно и даже элегантно. Ну вот, а тот парень, который носил этот плащ, был совершенно типичным арумским завсегдатаем таверн и гулякой – пьяным, глупым, да к тому же неряхой. Вся передняя часть плаща была заляпана пролитым на нее соусом, и, по всей видимости, хозяин не чистил его с тех самых пор, когда впервые надел. Этот плащ был явно слишком хорош для такого человека, и я решил, что, возможно, смогу как-то исправить положение.

– Бьюсь об заклад, я точно знаю, что ты тогда задумал, – хихикнул Гер.

– Не забегай вперед, Гер, – одернул его Альтал. – И вот, как я уже говорил, парень в плаще к тому моменту и так уже был наполовину пьян, и я купил ему достаточное количество доброго крепкого меда, чтобы довести это дело до конца. И когда стемнело, он был уже пьян вдрызг. Тогда я решил, что пора идти дальше, и предложил ему выйти и подышать свежим воздухом, чтобы проветрить мозги. Он подумал, что это прекрасная идея, и мы вышли на улицу. Всю дорогу от таверны он то и дело спотыкался. Я быстро огляделся, чтобы убедиться, что никто нас не видит, а потом пару раз шмякнул его рукоятью меча по голове, и он свалился наземь, словно его подкосили.

Гер довольно рассмеялся.

– Это действительно хорошая история, Альтал, – с жаром сказал он. – И что же было потом?

– Мы, профессионалы, называем это “передачей собственности”. Сперва я стянул с него мой замечательный новенький плащ, а затем взял его кошелек. Вообще-то кошелек у него был не так уж увесист, но мой был намного легче. Потом я внимательно посмотрел на его башмаки. Даже при большом воображении их нельзя было назвать новыми, однако мои были уже в таком плачевном состоянии, что просвечивали насквозь, если посмотреть через них на солнце. После того как я собрал все свои новые приобретения, горечь, оставшаяся у меня во рту от цивилизации, начала таять.

– А что потом случилось с этим плащом? – спросил Гер.

Альтал вздохнул.

– Мне пришлось бросить его, – печально сказал он. – Дальше на моем пути в Арум мне попадались люди, которые рассказывали всякие истории о том самом богатом вожде клана.

– Значит, история еще не закончена? – с нетерпением спросил Гер. – Мне ужасно нравятся истории с продолжением, как эта.

– Большинство молодых ребят любят такие истории, – согласился Альтал, – и даже те, кто не так молод. Некоторые истории имеют начало, середину и конец. А другие никогда не кончаются, может быть, потому что эти истории все еще живут.

– Вот такие я и люблю, – заявил Гер. – А что же произошло потом?

– То, что случилось потом, можно было бы назвать совпадением, но в присутствии Эмми слово “совпадение” практически никогда не описывает того, что происходит на самом деле. По странному совпадению, как оказалось, этот богатый вождь клана, о котором рассказывал бывший владелец моего плаща, был в те времена вождем клана Альброна. Его звали Гасти Большое Брюхо, и у него, как мне рассказали в одной маленькой деревенской таверне, был мост, представлявший для него настоящую золотую жилу: за проход по нему он брал мзду.

– Ты когда-нибудь слышал об этом Гасти, Элиар? – с любопытством спросил Гер. – Раз он когда-то был вождем твоего клана, ты наверняка слышал о нем какие-то истории.

– О да, – сказал Элиар. – И чаще всего все рассказывают ту, которую, похоже, собирается нам поведать Альтал. Во всех наших историях Альтала называют подлецом. Но его версия, наверняка, будет несколько отличаться.

– Так вот, – сказал Альтал, возвращаясь к своей истории, – куда бы я ни пришел в Аруме, кто-нибудь непременно рассказывал мне о несметных богатствах этого Гасти, и в той маленькой деревенской таверне я наконец решил, что мне стоит нанести визит этому богатому толстяку и проверить, насколько правдивы все эти истории.

– А потом ограбить его? – с нетерпением спросил Гер.

– Может быть, если представится такой случай. И вот я пришел в крепость Гасти и, разговорившись с одним человеком, проник внутрь. Это было очень давно, а в те времена все было несколько грубовато. Дом Альброна – это настоящий замок с каменными стенами и мраморными полами. Гасти Большое Брюхо жил в бревенчатой крепости с грязными полами, а в столовой он держал свиней.

Андина чуть не подавилась от отвращения.

– В этом была некоторая практичность, Андина, – объяснил Альтал. – Если свиньи живут у тебя в столовой, тебе не нужно таскать для них помои из выгребной ямы.

– Да перестанешь ты наконец? – огрызнулась Андина.

– Прости, – сказал Альтал. – Так вот, всю зиму я занимался тем, что рассказывал Гасти всякие байки да ел с ним за одним столом, и, конечно же, исследовал местонахождение его кладовой и изучал строение ее замка.

– Естественно, – с ухмылкой знатока сказал Гер.

– И вот, когда пришла весна и на дорогах растаял весь снег, я решил, что пора распрощаться с Гасти и его любимыми свиньями, и однажды ночью я зашел в его кладовую и испытал самый сильный удар в моей жизни. Как оказалось, все разговоры о его несметных богатствах были лишь разговорами. Никакого золота в кладовой не было – только медяки и несколько потертых латунных монет. Я потерял целую зиму и теперь уходил ни с чем. В общем, я взял у Гасти столько медяков, сколько мог унести, и ушел, не дожидаясь рассвета.

– И какое это имеет отношение к тому, что ты выбросил плащ?

– Я к этому как раз и веду, Гер. На самом деле Гасти был всего лишь толстяком, который возглавлял совсем небольшой клан, и ему отчаянно хотелось славы и признания. Я дал ему ровно то, что ему было нужно. Он распустил слух, будто какой-то очень умелый вор только что ограбил его казну и унес дюжину мешков с золотом. Он посулил награду за мою поимку, а в портрете, который он разослал по всему Аруму, мой прекрасный плащ был описан с точностью до последнего волоска. В тот момент у меня не было другого выбора. Мне пришлось избавиться от своего плаща.

– Трагическая история, – пробормотала Лейта.

– У этой истории не очень-то счастливый конец, – заметил Гер.

– Не у всех историй бывает счастливый конец, мой мальчик, – философски сказал Альтал, – и эта одна из них.

– Почему бы нам просто не поправить ее так, чтобы она заканчивалась, как надо?

– Думаю, в следующий раз, когда я буду ее рассказывать, я смогу сделать ее немного лучше, – согласился Альтал.

– Я вовсе не это имел в виду, Альтал. Я говорю не о том, чтобы просто изменить рассказ. Я говорю, что надо изменить тогдашние события, чтобы история и все, что в ней происходит, закончилась так, как мы хотим. – Гер слегка нахмурил брови. – Все это произошло еще до того, как ты встретил Генда, верно?

– Да. Я встретился с Гендом только после того, как наконец-то выбрался из Арума и пришел в лагерь Набьора в Хьюле. В то время я даже не знал о существовании Генда, но догадываюсь, что он уже тогда знал обо мне. Когда он пришел в лагерь Набьора, он сказал мне, что следовал за мной по пятам в течение многих месяцев. Но какое отношение имеет к этому Генд?

– Ты сказал, он следовал за тобой?

– Так он мне сказал.

– Тогда моя идея должна в конце концов сработать. Раз он следовал за тобой, мы могли бы использовать его, чтобы улучшить нашу историю.

– Гер, – болезненно поморщившись, сказал Бхейд, – мне бы хотелось, чтобы ты определился. Ты говоришь об “истории” или о “реальности”?

– А разве это не одно и то же, мистер Бхейд? Хороший рассказчик всегда немного приукрашивает свою историю, а поскольку у нас в Доме есть такие двери, то мы можем то же самое делать с реальностью, разве нет?