Текст книги "Доля секунды"

Автор книги: Дэвид Балдаччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

32

Когда Мишель и Кинг уселись в ее «лендкрузер», он с удивлением огляделся.

– Ты вычистила машину!

– Я просто забрала отсюда кое-какие вещи, – ответила она с невозмутимым видом.

– Мишель, здесь все сверкает, да и ничем не пахнет.

Женщина наморщила носик:

– Запах был от испортившихся бананов. Даже не знаю, как они сюда попали.

– Ты это сделала из-за меня?

– Ты шутишь? Просто у меня выдалось немного свободного времени.

– Я все равно тебе очень благодарен. А что ты сделала со всем этим добром? – спросил он улыбаясь. – Ты же еще не была дома?

Она смутилась.

– Наверное, тебе лучше не заходить в мой номер в гостинице.

Они добрались до Боулингтона и встретились с Тони Болдуином. С разрешения Тони и местного шерифа они осмотрели дом Лоретты.

– А на что жила ваша мать? На пенсию? – спросил Кинг, разглядывая красивые интерьеры комнат.

– Нет, она так и не дошла до пенсионного возраста.

– А она работала?

Тони покачал головой.

Дом был хорошо и со вкусом меблирован. Многочисленные ковры придавали комнатам уют. Бытовые приборы на кухне были намного моложе дома, а в гараже Кинг обнаружил «форд» последней модели.

Шон пристально посмотрел на Тони:

– Вы материально помогали матери?

– У меня четверо детей. Я едва свожу концы с концами.

– Тогда, может быть, она помогала вам деньгами?

Тони промолчал, и ему было явно не по себе.

– Ну же, Тони, – вмешалась Мишель, – мы просто хотим найти убийцу вашей матери.

– Ладно, ладно. Да, деньги у нее водились. Откуда – я не знаю и никогда не спрашивал. Когда надо кормить столько ртов, то не до расспросов, верно?

– А когда вы получили деньги в первый раз? – спросил Кинг.

– Несколько лет назад.

– Когда именно? Подумайте, прежде чем ответить, – это очень важно.

– Думаю, лет шесть-семь или около того.

– А когда ваша мама закончила работать в отеле «Фермаунт»?

– Он закрылся вскоре после убийства Риттера.

– А потом она где-нибудь работала?

– Постоянно нигде, а в последние годы вообще не работала. Она всю свою жизнь убирала грязь за другими. Она имела право на отдых, – заявил Тони, будто оправдываясь.

– Значит, ваша мать никогда не говорила с вами о том, откуда у нее деньги? Может, есть какие-нибудь друзья или родственники, с кем она могла говорить об этом?

– Я ее самый близкий родственник. Про друзей – не знаю. У нее был один настоящий друг – Оливер Джонс, но он умер.

– А мы можем поговорить с его семьей?

– Никого из семьи не осталось – он пережил их всех. Умер примерно год назад.

– Может, вы еще что-то вспомните?

Тони уставился в пол, задумавшись, и вдруг поднял голову:

– В прошлое Рождество мама произнесла одну странную фразу.

– Что именно?

– Последние пять или шесть лет она всегда посылала детям хорошие подарки. Но не в прошлом году. Моя маленькая дочка Джуэл спросила бабушку, почему та не прислала ей подарки, неужели разлюбила? Вы же знаете детей. И мама ответила: «Дорогуша, все хорошее когда-нибудь кончается». Что-то вроде этого.

Мишель и Кинг обменялись многозначительными взглядами, и Шон сказал:

– Наверное, полиция тщательно обыскала дом.

– Снизу доверху, но ничего не нашла.

– Никаких корешков от квитанций, чеков или старых конвертов, которые могли бы подсказать, откуда приходили деньги?

– Нет, ничего такого. Мама никогда не доверяла банкам и всегда предпочитала наличные.

Кинг выглянул в окно и бросил взгляд на небольшой сад на заднем дворике.

– Похоже, ваша мама очень любила ухаживать за цветами.

Тони улыбнулся:

– Она обожала цветы. Всегда с ними возилась. Я приезжал каждую неделю и помогал ей. Она могла сидеть часами и просто смотреть на них. Хотите взглянуть на цветы поближе? – Кинг хотел было отказаться, но Тони быстро добавил: – Понимаете, сегодня как раз тот день недели, когда я приезжал полоть сорняки. Конечно, мамы больше нет, но для нее это было очень важно.

Мишель, подтолкнув Кинга, понимающе улыбнулась:

– Я очень люблю сады.

– И я тоже, – поддержал ее Кинг без особого, впрочем, энтузиазма.

Пока Тони Болдуин выдергивал проросшие сорняки на одной из клумб, Мишель и Кинг обошли дворик, любуясь цветами.

– Тайный источник денег появился у Лоретты вскоре после убийства Риттера, – заметил Кинг.

– Да. Ты думаешь – шантаж?

Он кивнул.

– Хотя мне непонятно, как Лоретта могла кого-то шантажировать только потому, что увидела его в чулане.

– А этот кто-то мог спрятаться в нем по той же причине, что и она – от испуга?

– Должно быть что-то еще. Помнишь, когда мы осматривали чулан, я сказал, что Лоретта, наверное, забилась в проем у задней стены. А причина простая – она боялась, что сюда же может прийти прятаться человек с пистолетом… – Шон вдруг оборвал фразу и посмотрел на Мишель круглыми глазами.

– Что ты хочешь сказать? Что она действительно видела в чулане человека с пистолетом?

– А почему нет? Некто пытается спрятать в чулане пистолет непосредственно после убийства. Ведь оружие сразу привлечет внимание и автоматически сделает любого человека подозреваемым в участии в заговоре с целью убийства. Допустим, у кого-то есть при себе пистолет. Он боится выйти с ним из гостиницы, потому что его могут остановить и обыскать. Поэтому, когда началась паника, он бежит и прячет пистолет в чулане, не подозревая, что это видит Лоретта. Он засовывает пистолет в полотенца или еще какое-то белье и уходит. Лоретта выбирается из своего укрытия и находит оружие. Возможно, она сразу хотела отнести его в полицию, но потом передумала и занялась шантажом. Поскольку Лоретта работала в отеле, то могла вынести находку через какой-нибудь неохраняемый выход или перепрятать и забрать позже.

Мишель внимательно выслушала версию Кинга и какое-то время обдумывала ее.

– Что же получается, у Лоретты есть пистолет, и она видела человека, который его спрятал. Даже если она не знает, кто он такой, то может легко это выяснить. Лоретта анонимно связывается с ним – возможно, пересылает фотографию пистолета – и сообщает, где именно и что видела, и начинает вымогать деньги. Все стыкуется, Шон. Отличная версия!

– Вот поэтому убийца и разворошил весь ее дом. Он искал пистолет.

– Ты в самом деле думаешь, что Лоретта хранила его дома?

– Ты слышала, что сказал Тони – она не доверяла банкам. Лоретта, судя по всему, относилась к той категории людей, которые хранят свои ценности так, чтобы всегда были под рукой.

– Тогда возникает вопрос: где теперь пистолет? Не исключено, что убийце удалось его найти.

– Но не исключено, что не удалось.

Кинг машинально посмотрел на сад. Его взгляд остановился на кустах гортензий, высаженных в ряд. Шесть розовых кустов с голубым посередине.

– Красивые гортензии, – кивнул он на цветы, обращаясь к Тони.

Тот подошел, вытирая руки о тряпку.

– Да. Маме они нравились больше всего, даже больше роз.

– А она говорила – почему?

Тони был явно озадачен:

– Что почему?

– Почему ей гортензии нравились больше роз?

– Шон, неужели ты думаешь, что это важно? – вмешалась Мишель.

Тони потер подбородок:

– Вы напомнили мне… Она не раз говорила, будто этим гортензиям цены нет.

Кинг перевел взгляд на Мишель, потом долго смотрел на голубую гортензию:

– Конечно, это маловероятно, но чем черт не шутит! Тони, у вас есть лопата?

– Лопата? Зачем?

– Меня всегда очень интересовали розовые и голубые гортензии.

– Но в них нет ничего особенного. Некоторые люди считают, что это разные виды, но на самом деле это не так. Я хочу сказать, что вы можете их сделать голубыми или розовыми по своему выбору. Если повысить кислотность почвы, то розовые цветы превратятся в голубые, а если, наоборот, понизить, голубые станут розовыми. Есть специальный состав, чтобы повысить кислотность, называется, по-моему, сульфат алюминия. Или в землю можно закопать какие-нибудь железки – например консервные банки или ржавые гвозди. От этого розовый цвет тоже изменится на голубой.

– Я знаю, поэтому мне и нужна лопата.

Тони принес лопату из гаража, и Кинг начал копать вокруг голубого куста. Вскоре лопата наткнулась на что-то твердое, и Шон вытащил этот предмет из земли.

– А вот и источник кислотности почвы, – сказал он, держа в руках покрытый ржавчиной пистолет.

33

Оставив ошеломленного Тони в саду матери, Кинг и Мишель остановились у небольшого ресторанчика, чтобы наскоро перекусить.

– Должен официально выразить свое восхищение твоими детективными и садоводческими навыками.

– Нам повезло, что в состав стали входит железо, иначе мы никогда не нашли бы этот пистолет.

– Я все понимаю про пистолет и шантаж и почему убили Лоретту. Но я не понимаю, зачем надо было засовывать ей деньги в рот.

– Я как-то работал в объединенной с ФБР следственной группе в Лос-Анджелесе. Русские бандиты вымогали деньги у всех предпринимателей в одном из районов города и занимались финансовыми махинациями. У нас были свои информаторы, которым мы приплачивали: клин клином вышибают, так ведь? Так вот, наших информаторов нашли изрешеченными пулями, с кляпами во рту. Когда мы вытащили кляпы, то обнаружили: рот у каждого забит деньгами – может, даже теми самыми, что информаторы получили от нас. Смысл этой акции был ясен: если начнешь болтать, то умрешь, подавившись деньгами, полученными за предательство.

– Значит, купюры засунули Лоретте в рот именно за шантаж?

– Очень похоже на то.

– Подожди. Ее сын сказал, что деньги перестали поступать примерно год назад. Но если человек, которого шантажировала Лоретта, никуда не делся, почему же перестал платить? И почему она с этим смирилась? Я имею в виду, почему она тогда не обратилась в полицию?

– Ну, прошло уже семь лет или около того. Что Лоретта могла сказать полиции? Что у нее была амнезия, а потом память вернулась и она все вспомнила? Даже куда спрятала пистолет?

– Не исключено, что человек, которого Лоретта шантажировала, тоже это сообразил и потому перестал платить. Он решил, что оснований для шантажа больше нет.

– Так или иначе, но очень похоже на то, что этот человек совсем недавно выяснил, что шантажом занималась именно Лоретта, и тогда расправился с ней.

Мишель вдруг побледнела и схватила Кинга за руку:

– Во время нашего разговора Лоретта упомянула, что пряталась в чулане, но не говорила, что кого-то видела. Ты же не думаешь?..

Шон понял, что она имеет в виду:

– Да, вас могли подслушать. Но возможно, Лоретта позже рассказала об этом кому-то еще.

– Нет, ее убили почти сразу после нашей беседы. Но кроме нас, на крыльце никого не было. И все же кто-то наш разговор подслушал. Господи, неужели я стала причиной смерти Лоретты?

Кинг взял ее за руку:

– Послушай, мне очень жаль, что с Лореттой случилось то, что случилось. Но если она шантажировала человека, убившего ее, то сама виновата в происшедшем. Ей следовало обратиться в полицию много лет назад.

– Давай сейчас туда и обратимся.

– Конечно. Хотя серийный номер практически стерся, а сам пистолет в ужасном состоянии, экспертам из ФБР наверняка удастся из него что-нибудь вытянуть. В Шарлотсвилле есть отделение ФБР. Мы можем заехать туда по пути домой.

– А что сейчас?

– Если кто-то прятал пистолет в чулане «Фермаунта» в день убийства Клайда Риттера, то о чем это говорит?

– Что Арнольд Рамсей действовал не в одиночку?

– Вот именно! Вот поэтому мы поедем туда прямо сейчас.

– Куда – туда?

– В колледж Аттикус. Тот самый, где преподавал Арнольд Рамсей.

34

Элегантные, увитые плющом здания среди деревьев и чудесных мощенных камнем аллей небольшого колледжа Аттикус никак не походили на место, где взрастили политического убийцу.

– Я никогда не слышала об этом колледже до убийства Риттера, – заметила Мишель, медленно продвигавшаяся на «лендкрузере» по территории Аттикуса.

– Я понятия не имел, что он расположен так близко к Боулингтону. – Кинг взглянул на часы. – Мы добрались сюда за тридцать минут.

– А что Рамсей здесь преподавал?

– Политологию с упором на федеральное избирательное законодательство, хотя его личные пристрастия лежали в области радикальной политической теории.

Мишель взглянула на него с удивлением.

– После убийства Риттера, – пояснил Кинг, – я защитил диссертацию по Арнольду Рамсею. Лишив человека жизни, нужно хотя бы узнать его поближе.

– Ты говоришь как циник, Шон.

– Вовсе нет. Я просто хотел понять, как с виду почтенный и уважаемый профессор колледжа мог решиться поднять руку на кандидата в президенты, у которого и без того не было никаких шансов на победу, и заплатить за такой дикий поступок собственной жизнью.

– Мне кажется, что все это уже было тщательно проверено и перепроверено.

– Не так тщательно, как если бы речь шла о кандидате с реальными шансами на успех. Кроме того, все хотели как можно скорее забыть эту историю.

– И официальное расследование пришло к выводу, что Рамсей действовал в одиночку.

– Судя по тому, что нам удалось обнаружить, выводы были неверными. – Кинг посмотрел в окно. – Я, однако, сомневаюсь, что нам удастся здесь что-нибудь выяснить: прошло слишком много времени.

– Но раз мы уже находимся здесь, то должны этим воспользоваться. Вдруг нам удастся обнаружить нечто ускользнувшее от других. Как в случае с голубой гортензией.

– Но мы можем обнаружить и то, о чем лучше не знать вообще.

– А почему это должно нас смущать?

– Ты что же, всегда готова заплатить любую цену, чтобы узнать правду?

– А ты разве нет?

Кинг пожал плечами.

– Я адвокат, а не правдоискатель.

Их не раз переправляли от одного должностного лица к другому, пока они не очутились в кабинете Тристана Конта, худощавого мужчины среднего роста, лет пятидесяти. Очки с толстыми линзами и бледность кожи придавали ему вид типичного преподавателя. Он был другом и коллегой покойного Арнольда Рамсея.

Конт сидел за письменным столом, заваленным открытыми книгами и пачками распечаток, а возле ноутбука лежали старые блокноты и цветные карандаши. Полки вдоль стен кабинета провисали под тяжестью солидных фолиантов. Кинг с интересом разглядывал дипломы, развешанные в рамках по стенам.

– Вы не возражаете? – спросил Конт, доставая сигарету. – Личный профессорский кабинет – одно из немногих мест, где еще можно курить.

Шон и Мишель одновременно кивнули.

– Я весьма удивился, узнав, что вы интересуетесь Арнольдом и расспрашиваете о нем.

– Обычно мы созваниваемся и договариваемся о встрече, – начал Кинг.

– Но, оказавшись в ваших краях, мы решили воспользоваться предоставленной возможностью, – закончила Мишель.

– Извините, как, вы сказали, вас зовут?

– Я Мишель Стюарт, а это Том Бакстер.

Конт внимательно смотрел на Кинга:

– Прошу извинить еще раз, но ваше лицо мне кажется очень знакомым.

Шон улыбнулся:

– Я это часто слышу: у меня типичное лицо обычного американца.

– Удивительно, – заметила Мишель, – но я как раз хотела сказать, что где-то вас видела, доктор Конт, только не могу вспомнить где.

– Меня часто показывают по телевизору, особенно сейчас, когда приближаются выборы. Я не фанат публичности, но регулярные пятнадцать минут на экране телевизора все-таки тешат мое самолюбие. – Конт откашлялся и продолжил: – Насколько я понимаю, вы снимаете документальный фильм об Арнольде?

Мишель откинулась на спинку кресла и заговорила профессорским тоном:

– Не только о нем, но и об убийствах по политическим мотивам вообще, причем – под определенным углом. Существует гипотеза, согласно которой людей, выбирающих жертвой политиков, можно разделить на несколько групп. Например, психически неуравновешенных или имеющих личные причины ненавидеть своих жертв. Существуют и те, кто наносит удар в силу внутренних воззрений, или потому, что верит, будто совершает таким образом благое дело. Они даже могут считать, что убийство избранного на пост политика или кандидата является проявлением патриотизма.

– И вы хотите узнать мое мнение, к какой из этих категорий относится Арнольд?

– Как друг и коллега вы наверняка много об этом размышляли, – заметил Кинг.

Конт бросил на него внимательный взгляд сквозь клубы дыма:

– Что ж, не буду отрицать, что пытался понять причины, по которым Арнольд стал убийцей. Однако я бы не сказал, что личность можно поместить в какую-нибудь из обозначенных вами категорий.

– Возможно, если взглянуть на его прошлое или время, непосредственно предшествовавшее роковому выстрелу, мы сможем что-нибудь прояснить? – предположила Мишель.

Конт бросил взгляд на часы.

– Извините, – поспешила отреагировать Мишель. – У вас сейчас занятие?

– Нет, вообще-то я в творческом отпуске. Пытаюсь закончить книгу. Так что спрашивайте.

Она достала блокнот и ручку:

– Может, для начала вы расскажете немного о прошлом Рамсея?

Конт откинулся на спинку кресла и направил взгляд в потолок.

– Рамсей сделал хет-трик в университете Беркли: бакалавриат, магистратура, защита диссертации. И везде, кстати, был лучшим в классе. И еще каким-то образом находил время для акций протеста против войны во Вьетнаме, сжег свою повестку, участвовал в сидячих и лежачих забастовках, маршах в поддержку гражданских свобод, рисковал жизнью и все такое. Академические заслуги Рамсея были намного выше, чем у всех его коллег, и он быстро получил бессрочный контракт.

– Его любили студенты? – поинтересовался Кинг.

– В основной своей массе, думаю, да. Во всяком случае, гораздо больше, чем любят меня, – хмыкнул Конт. – Я во многом уступаю своему несчастному покойному коллеге.

– Полагаю, что его политические воззрения сильно отличались от тех, что исповедовал Риттер? – спросила Мишель.

– Само собой. Риттер был телевизионным проповедником, который обманом выманивал деньги у людей. Как мог такой человек претендовать на пост президента? Мне было стыдно за свою страну.

– Похоже, что взгляды Рамсея не были чужды и вам самому.

Конт закашлялся и попытался немного отыграть назад:

– Я, конечно, разделял мнение Арнольда о Клайде Риттере как кандидате в президенты. Однако я, безусловно, расхожусь с ним в том, как на это следует реагировать.

– Значит, Рамсей открыто говорил о своем отношении к Риттеру?

– Разумеется! – Конт загасил сигарету и тут же закурил новую. – Он расхаживал по моему кабинету и бил кулаком по ладони, возмущаясь обществом, которое позволяло людям, подобным Клайду Риттеру, заниматься политикой на национальном уровне.

– Но он должен был понимать, что у Риттера не имелось никаких шансов на победу.

– Дело было не в этом. Главное происходило за кулисами. Опросы общественного мнения показывали, что Риттер достиг той критической массы популярности, которая заставляла республиканцев и демократов сильно нервничать. Его рейтинг открывал ему доступ к федеральным избирательным средствам и позволял участвовать в национальных дебатах кандидатов. И что бы он собой ни представлял в моральном плане, оратором Риттер был от Бога. И не забывайте, что Риттеру удалось сплотить вокруг себя партийную коалицию, чьи кандидаты участвовали в выборах на разные посты во всех штатах. Это могло оставить не у дел многих кандидатов от ведущих партий.

– Каким образом? – поинтересовался Кинг.

– Во многих штатах его разгромная критика вносила раскол в ряды избирателей, традиционно поддерживавших ту или иную партию. В некоторых округах сторонники Риттера имели почти тридцатипроцентный электоральный рейтинг. С такой мощной поддержкой на политической арене…

– Ты можешь сам назначать себе цену? – подсказал Кинг.

Конт кивнул:

– И какую цену запросил бы Риттер, теперь остается только гадать. Но после смерти Риттера его сторонников уже ничто не объединяло. Основные политические партии могли только радоваться, что так легко отделались. И Арнольд имел основание считать: если сейчас не остановить Риттера, тот в конце концов обязательно разрушит все, на чем стояла Америка.

– А этого он допустить никак не мог, – заметил Кинг.

– Естественно, раз пошел на убийство, – сухо констатировал Конт.

– Он когда-нибудь говорил о своем намерении совершить нечто подобное?

– Нет, я так и сказал властям еще тогда, во время следствия. Он действительно выходил из себя, говоря о Риттере, но никогда не высказывал никаких угроз в его адрес. Я хочу сказать, что в этом-то и заключается свобода слова. Рамсей имел право на свое мнение.

– Он дружил здесь с другими преподавателями? – осведомилась Мишель.

– В общем-то нет. Здешние преподаватели его сторонились. Колледжи типа Аттикуса редко имеют в штате таких академических тяжеловесов.

– А у него были друзья вне колледжа? – спросил Шон.

– Насколько мне известно, нет.

– А среди студентов?

Конт пристально посмотрел на Кинга:

– Извините, но это больше похоже на изучение личности Арнольда, а не на документальный фильм об убийстве Клайда Риттера.

– Дело в том, – быстро вмешалась Мишель, – что трудно понять мотивы человека, решившегося на убийство, не зная его ближайшего окружения.

Конт немного помолчал, обдумывая эти слова, и наконец пожал плечами:

– Что ж, если Арнольд и пытался заручиться помощью какого-нибудь студента, то мне об этом ничего не известно.

– Он был в браке на момент своей смерти?

– Да, но со своей женой Региной они к тому времени уже разъехались. У них была общая дочь Кейт. – Он поднялся, подошел к полке, на которой было расставлено множество фотографий, и, выбрав одну, протянул Мишель. – Семья Рамсей. В лучшие времена.

Они вместе с Кингом стали внимательно разглядывать трех человек на фотографии.

– Регина Рамсей – очень красивая женщина, – заметила Мишель.

– Да, была.

– Была? – переспросил Кинг.

– Она умерла. Покончила с собой. Не так давно. На момент смерти Арнольда Регина жила в небольшом доме неподалеку.

– А права на опекунство Кейт у них были общие? – спросила Мишель.

– Да. После смерти Арнольда Регина, конечно, стала единственным опекуном.

– А почему их брак распался?

– Не знаю. Регина была очень красивой женщиной и в молодости потрясающе играла на сцене. В колледже она преподавала актерское мастерство. Ее артистическая карьера закончилась, когда она встретила Арнольда и влюбилась в него. Не сомневаюсь, что у нее было много поклонников и почитателей, но Регина страстно любила одного Арнольда. – Он помолчал и тихо добавил: – Я думал, что они были счастливы в браке. Но я ошибался.

– И у вас нет никаких версий, отчего они разошлись? – спросил Шон.

– Могу лишь заметить, что со временем Арнольд сильно изменился. Он достиг вершины своей академической карьеры, преподавание его больше не увлекало, и он впал в депрессию, которая, видимо, и сказалась на браке. Но когда Регина оставила его, депрессия только усилилась.

– Возможно, стреляя в Риттера, он хотел снова почувствовать себя молодым, – предположила Мишель, – изменить мир и войти в историю как мученик.

– Возможно. К сожалению, это стоило ему жизни.

– А как отреагировала дочь на такой поступок отца?

– Она была абсолютно опустошена. Я видел Кейт в тот день, когда это случилось, и никогда не забуду выражение ужаса на ее лице. А через несколько дней она смотрела передачу по телевизору… Эта проклятая запись в гостинице! На ней было все: как отец стрелял в Риттера, как агент Секретной службы убивал отца. Я тоже видел эту запись. Она была ужасной и… – Конт вдруг замолчал и пристально посмотрел на Кинга: черты его лица окаменели, и он медленно поднялся из-за стола. – Вы не так сильно изменились за эти годы, агент Кинг. Я не знаю, что здесь происходит, но мне не нравится, когда мне лгут. И я хочу знать прямо сейчас, в чем именно заключается цель вашего визита и всех этих вопросов.

Шон и Мишель обменялись взглядами.

– Доктор Конт, – сказал Кинг, – я не стану вдаваться в подробности, но недавно вскрылись факты, указывающие на то, что Арнольд Рамсей действовал в тот день не в одиночку. В отеле был еще один убийца или потенциальный убийца.

– Но тогда об этом давно стало бы известно!

– Совсем необязательно, – возразила Мишель. – Особенно если достаточно влиятельные люди хотели спустить все это на тормозах. Тем более что убийца был известен.

– И было известно, кто из агентов Секретной службы облажался при этом, – добавил Кинг.

Конт снова опустился в кресло.

– Я… я не могу в это поверить. О каких фактах вы говорите?

– Мы не можем вам рассказать о них сейчас, – ответил Шон. – Но я бы не стал приезжать сюда, если бы не считал эти факты достойными проверки.

Конт достал из кармана носовой платок и вытер лицо.

– Думаю, что удивляться уже ничему не следует. Взять хотя бы Кейт Рамсей.

– А что с ней случилось? – быстро спросила Мишель.

– Она училась в колледже Аттикус. Я был одним из ее преподавателей. Казалось, она ни за что не захочет учиться именно здесь. Кейт очень способная и могла бы поступить куда угодно. Но нет, она пришла именно сюда.

– А где Кейт сейчас? – осведомился Кинг.

– Учится в аспирантуре Центра публичной политики университета штата Виргиния в Ричмонде. У них первоклассное отделение политологии. Я сам писал ей рекомендацию.

– У вас не было чувства, что Кейт ненавидит своего отца за то, что он сделал?

Конт долго думал, прежде чем ответить:

– Она любила отца. Но вполне могла и возненавидеть за то, что он оставил ее, предпочел свои политические убеждения любви к ней. Хотя я не психолог, поэтому могу ошибаться. В любом случае она пошла по стопам отца.

– Что вы имеете в виду? – спросила Мишель.

– Она, совсем как ее отец, участвует в маршах и демонстрациях, направляет письма протеста, пишет разоблачительные статьи в альтернативной прессе.

– Значит, Кейт могла ненавидеть своего отца за то, что оставил ее, но теперь старается превзойти его?

– Похоже на то.

– А с матерью она ладила?

– В общем, да. Хотя и могла считать ее виноватой в том, что случилось.

– В том, что она ушла от отца? Она думала, что будь у них нормальная семья, он бы не решился на такой поступок? – предположил Кинг.

– Да.

– Значит, вы не видели Регину Рамсей после смерти ее мужа? – спросила Мишель.

Конт ответил, чуть помедлив:

– Видел, конечно: во время похорон и еще несколько раз потом, когда Кейт училась.

– А что было причиной ее смерти?

– Передозировка лекарств.

– Она больше не выходила замуж? – поинтересовался Кинг.

Конт немного побледнел.

– Нет. Не выходила. – Он взял себя в руки и заметил немой вопрос в их глазах. – Извините, мне очень больно об этом вспоминать. Они были моими настоящими друзьями.

Кинг снова внимательно посмотрел на фотографию. Здесь Кейт Рамсей было лет десять. Лицо умное и любящее. Она стояла между родителями, держа их за руки. Хорошая дружная семья. По крайней мере на фотографии.

Он вернул снимок.

– Вы можете нам сообщить еще что-нибудь полезное?

– Вряд ли.

Мишель дала ему свою визитку с номерами телефонов:

– На случай, если вдруг вспомните что-нибудь еще.

Конт взглянул на карточку:

– Если то, что вы говорите, правда, если был еще один убийца, то что он должен был сделать? Подстраховать Арнольда, если тот промахнется?

– Или в тот день должен был погибнуть не один человек, – задумчиво произнес Кинг.