Текст книги "Кобра"

Автор книги: Деон Мейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Глава 10

Доктору Баркхёйзену шел семьдесят второй год. Он носил очки с толстыми линзами, часто хмурил кустистые брови, а длинные седые волосы собирал в задорный «конский хвост», который обычно перетягивал голубой лентой. Его лукавое лицо напоминало Бенни одного из семи гномов из «Белоснежки». У него была приемная в кейптаунском районе Бостон. В шестьдесят пять лет доктор вышел было на пенсию и попробовал пожить в Витсанде, но долго не выдержал. Теперь по будням он снова принимал пациентов как врач общей практики.

И еще он был алкоголиком.

– Док, я держусь четыреста двадцать два дня, – первым делом сообщил Бенни.

– Выпить хочется?

– Да. Но не больше, чем обычно.

– Так почему ты не даешь мне спокойно посмотреть «Красоток в Кливленде»?

– Кто такие красотки в Кливленде?

– Бенни, это комедийный сериал. Такие сериалы нормальные, пожилые, прошедшие курс реабилитации алкоголики смотрят по вечерам с женами, чтобы избавиться от скуки и от тяги к бутылке.

– Извините, док, – вздохнул Бенни, хотя и понимал, что Баркхёйзен его просто дразнит.

– Как дети?

Он понимал, что должен терпеливо ответить на все вопросы. Торопить доктора бессмысленно. Его куратор повсюду искал признаки опасности и требовал подробностей.

– Если в целом… Фриц решил в следующем году поступать в киношколу. Поверил в себя после того, как снял несколько музыкальных клипов с Джеком Пэроу, лидером своей группы. Теперь он страстно хочет «снимать кино». А в киношколе, док, такая высокая плата за обучение… Придется заложить дом, которого у меня нет. Но, наверное, учиться в киношколе все же лучше, чем болтаться по улицам или записаться в полицию…

– А как Карла? Все еще встречается со своим регбистом?

– Да, док, боюсь, что да.

– Судя по твоему голосу, ее парень тебе по-прежнему не нравится.

Больше всего Грисселу не нравились татуировки Калле Этзебета – так звали парня дочери. Он считал, что татуировки делают только гангстеры. Но он заранее знал, что ответит Баркхёйзен: что у него предубеждение.

– Док, его исключили из команды за драку.

– Я читал об этом в газетах. Но признай, все-таки неплохо, что в двадцать лет парень уже играет за «Водаком»!

– По-моему, он агрессивен.

– Он что же, бьет Карлу?

– Пусть только попробует – засажу пожизненно!

– Имеешь в виду – он агрессивно ведет себя на поле?

– Да.

– Бенни, ему по-другому нельзя.

Гриссел только покачал головой.

– Ты зачем приехал? – спросил Баркхёйзен.

– Мои коллеги думают, что я снова запил.

– С чего они взяли?

– Вчера я ночевал на работе. К тому же не выспался. Поэтому сегодня выглядел паршиво.

– И все?

– На той неделе я две ночи ночевал на работе.

– У тебя так много работы?

– Нет, доктор.

– Ты расскажешь, что случилось, или из тебя все нужно вытягивать клещами?

Гриссел вздохнул.

– Дело в Алексе, – не терпящим возражения тоном продолжал доктор Баркхёйзен. В свое время он возражал против того, чтобы Гриссел жил с ней; он считал, что от двух алкоголиков, живущих вместе, только и жди беды. «А если один из них к тому же еще и артист, вот тебе рецепт для крупных неприятностей».

– Док, Алекса не пьет уже сто пятьдесят дней.

– Но?..

– Мы съехались.

– Ты переехал к ней?

– Да.

– Господи, Бенни. Когда?

– Три недели назад.

– И что?

– Мне трудно, док. Клянусь, дело не в выпивке. Мы… Так даже проще, она все понимает, мы с ней поддерживаем друг друга.

– Ты знаешь, как я отношусь к союзу двух алкоголиков… Ерунда! Продолжай!

Всю дорогу к доктору Гриссел обдумывал, что ему скажет. В начале его реабилитации Баркхёйзен всякий раз ловил его на лжи, он прекрасно знал все уловки, к каким прибегают алкоголики. Гриссел решил остановиться на полуправде, так спокойнее. Но теперь не мог подобрать нужных слов.

– Понимаете, доктор…

– Бенни, ты не хочешь брать на себя лишние обязательства? Или до сих пор скучаешь по Анне?

– Нет. Просто… Ну да, наверное, все дело в обязательствах, вроде того…

– Вроде того?

– Док, я уже привык жить один. Я жил один два года. Уходил и приходил когда хотел. Если мне утром хотелось выпить апельсинового сока из бутылки, поиграть на бас-гитаре вечером или просто послать всех подальше…

– Так какая муха тебя укусила? Зачем ты переехал к ней? Погоди, не говори, я сам догадаюсь. Она предложила!

– Да, док.

– А тебе неудобно было отказаться.

– Да нет, мне и самому хотелось.

– А теперь ты ночуешь на работе, чтобы можно было хоть немного побыть одному?

– Более-менее…

– Господи, Гриссел, какой же ты идиот!

– Да, док.

– Ты уже сдал свою квартиру?

– Да.

– Полный кретин.

– Да.

– Ты знаешь, что нужно сделать.

– Нет, док.

– Знаешь, только признаваться не хочешь! Ты должен откровенно поговорить с ней. Объяснить, что тебе нужно личное пространство. Но она почувствует в твоих словах угрозу, она испугается, потому что она – артистка, певица, творческая натура. Начнет спрашивать, в самом ли деле ты ее любишь. А потом она будет плакать, снова потянется к бутылке, а ты будешь чувствовать себя виноватым. Вот в чем твоя беда. Ты не хочешь иметь дело с трудностями. Ты вообще не слишком хорошо справляешься с трудными ситуациями.

– Вы правы, док…

– Скажи, сколько еще времени ты намерен ночевать на работе, прежде чем начнутся осложнения?

Гриссел уставился в пол.

– Ты об этом не думал, верно?

– Верно.

– Бенни, зачем ты ко мне приехал? Ты ведь точно знал, что я тебе скажу.

– Мне велел мой командир.

– Ты сказал ему, что не пьешь?

– Пытался сказать, но он…

– Что ты намерен делать?

– Не знаю, док.

– А ведь тебе придется что-то сделать.

– Завтра Алекса уезжает в Йоханнесбург – до четверга. Я обо всем подумаю, док. Когда она вернется…

Доктор Баркхёйзен посмотрел на Бенни из-под кустистых бровей. Потом сказал:

– Ты ведь знаешь, что мы сами виноваты в девяноста пяти процентах всех наших бед.

– Да, док.

– Хочешь, я позвоню твоему командиру?

– Да, док, пожалуйста.

– Хорошо. И не волнуйся, я буду тактичен.

Его телефон зазвонил, когда он вышел на крыльцо вместе с Баркхёйзеном. Неизвестный номер. Он ответил, пока доктор запирал свой кабинет. Дул пронизывающий ветер.

– Капитан, говорит Жанетте Лау.

– Здравствуйте, – ответил Бенни, по-прежнему не знавший, как к ней обращаться.

– Я изложила вашу просьбу ближайшим родственникам погибших. С ними будет нелегко. Родные все знают, некоторые из них уже летят в Кейптаун, чтобы оказать моральную поддержку… и на похороны.

– Всецело вас понимаю, – ответил Гриссел.

– Они сказали, что постараются не говорить журналистам ничего лишнего, но трудно гарантировать, что в прессу ничего не просочится.

– И все-таки у нас появляется небольшая отсрочка, – заключил он. – Спасибо вам большое!

– Капитан, они согласились пойти нам навстречу по одной причине – чтобы убийц поскорее схватили.

Он не ответил.

– Вы их найдете, капитан?

– Сделаю все, что от меня зависит.

Жанетте Лау долго молчала, а потом сказала:

– Если я чем-нибудь могу вам помочь… Чем угодно…

Глава 11

Тронувшись с места, Гриссел посмотрел в зеркало заднего вида на тщедушную, сутулую фигурку доктора Баркхёйзена, который стоял под уличным фонарем. Его сердце переполняла жалость к старику, за строгим, несгибаемым фасадом пряталась добрая душа.

Грехи тяжко давили на него.

Именно доктору ему меньше всего хотелось лгать. Их отношения были священными. Если в самом деле хочешь бросить пить, не обманывай своего куратора из «Анонимных алкоголиков». Программа реабилитации построена на взаимном доверии, куратор – твой единственный спасательный круг в бурном море жажды. Если вы с куратором не доверяете друг другу, битва проиграна заранее. Последние несколько лет доктор Баркхёйзен был единственной постоянной величиной в жизни Гриссела, Бенни ничего от него не скрывал.

До сегодняшнего дня.

Вот почему ему все больше делалось не по себе. Как только начинаешь говорить полуправду и скрывать серьезные проблемы, ты быстро скатываешься по скользкому склону рецидива. Он все знал. Он это уже проходил.

Он не в состоянии признаться в том, что его больше всего тревожит, умолчал и о других вещах, из-за которых утратил покой. Почему?

Потому что док скажет: «Ты знаешь, что делать».

И будет прав.

И что ему ответить? Он может сказать: «Я боюсь, что Алекса поймает меня на лжи, боюсь, что рано или поздно она поймет, что со мной происходит. И тогда она меня бросит. И хотя мне в самом деле нужно какое-то личное пространство, я не хочу, чтобы она меня бросала. Потому что я люблю ее и, кроме нее, у меня в самом деле никого нет. Я очень боюсь, док».

Надо было хотя бы объяснить, с чего все началось, где исток проблемы. Все началось давно, когда они с Алексой только познакомились.[7]7
  См. роман «Тринадцать часов».


[Закрыть] Он расследовал убийство ее мужа. Не сразу он узнал в ней бывшую знаменитую певицу. В свое время она произвела настоящую сенсацию… При виде Алексы он испытал смесь восхищения и горько-сладкой ностальгии. Когда он узнал, что она алкоголичка, еще больше проникся к ней симпатией и признался, что тоже алкоголик. Бенни с самого начала верил в ее невиновность, он раскрыл дело. Потом он привез ей в больницу цветы, они говорили о музыке.

А потом она решила, что он замечательный.

Бенни не раз пытался убедить Алексу в том, что она ошибается. Но у него не очень получилось, ведь он сразу подпал под ее обаяние. Бенни помнил, кто она, восхищался ее талантом, ее славным прошлым и желанием во что бы то ни стало снова встать на ноги. И ее женственностью… Несмотря на уже не юный возраст и многочисленные удары судьбы, она оставалась настоящей красавицей. Неожиданно для себя он влюбился в нее. А влюбленные хотят видеть в предмете своих чувств только хорошее и скрывают свою подлинную сущность. И Алекса слышала только то, что хотела слышать.

С тех пор прошло несколько месяцев. Кое-что в их отношениях изменилось, док Баркхёйзен назвал бы перемены «динамикой». Алекса обращалась с ним так, словно он был хорошим человеком, достойным доверия. Более того, она считала его настоящим героем. Всем делилась с ним, спрашивала его совета. Представляла его «великим сыщиком». К ужасу Бенни, пару раз она даже назвала его своей опорой.

Это он-то, Бенни Гриссел, – чья-то опора? Это он-то достоин доверия? Это он-то герой?

Он полный идиот и к тому же мерзавец. Ему было неловко слышать ее похвалу, он понимал, что ведет себя как мошенник, ее отношение ему нравилось. Ему приятно, что Ксандра Барнард, бывшая звезда, при виде которой прохожие на улицах и сейчас еще замирают, считает его нормальным человеком. Впервые более чем за десять лет кто-то, кроме его дочери Карлы, думает и говорит, что он во всех отношениях нормален. А он из-за своей слабости не хочет положить этому конец.

И что же?

Он привык, совсем запутался и погряз в своих грехах.

Дело не в том, что он больше не может по вечерам играть на бас-гитаре. Дело в том, что, репетируя, он стыдился своих желаний, стыдился того, какие произведения ему хочется исполнить.

На прошлой неделе по пути домой он слышал по радио Нила Даймонда, Song Sung Blue из альбома Hot August Night. Вначале звучала акустическая гитара, а бас-гитара вступала лишь на половине первого куплета, внезапно придавая песне ритм, глубину и доверительные интонации… Ему очень захотелось исполнить песню дома. Но потом он вспомнил, что теперь живет с Алексой. Может быть, она не считает Нила Даймонда достаточно интересным исполнителем… Лучше он сыграет что-нибудь другое, ему надо поддерживать образ…

Ему приходилось изображать того, кем он не является. И это только начало, только верхушка айсберга.

И потом, денежные вопросы… После мужа Алекса получила неплохое наследство, в числе прочего ей досталась звукозаписывающая компания «Африсаунд», более-менее постоянный источник авторских гонораров. Фирма переживала не лучшие времена, но Алекса неожиданно проявила недюжинное деловое чутье. Новый альбом самой Алексы, «Горькая сладость», продавался лучше, чем ожидалось, раскупались все билеты на ее концерты.

Она богатая женщина. А он – всего лишь полицейский.

Алекса подарила ему айфон. И новый усилитель для бас-гитары. Она покупала ему одежду – куртку, дорогие джинсы, которые он не хотел надевать на работу, чтобы не выслушивать насмешки Вона Купидона. Не говоря уже о новой зимней пижаме. Ее подарки его смущали, он казался себе орангутаном, напялившим модный костюм. Раньше он спал в старых тренировочных штанах и футболке, и ему было удобно. Но когда он надел новую пижаму и вышел к Алексе, чувствуя себя полным идиотом, она широко улыбнулась и сказала:

– Иди сюда, Бенни! – Она крепко обняла его и целовала, пока у него не подогнулись колени…

Чем ему поможет доктор, если он все это расскажет?

Вот почему он старался избежать всяких намеков на главную проблему, мучившую его. Он ни за что не расскажет о ней ни Баркхёйзену, ни кому-то другому. В очередной раз он облажался. Разбираться придется самому, а он не мог, совсем не мог – не знал даже, с чего начать.

И как будто этого ему было мало, сегодня Алекса снова озадачила его.

Когда он, приняв душ, переодевался в их общей спальне, вошла взволнованная Алекса и села на кровать. Видимо, она больше не могла скрывать свой «сюрприз». Она начала с того, что бас-гитарист Скалк Яуберт собирался аккомпанировать Лизе Бекман на концерте в Дурбанвиле, который состоится в следующую пятницу.

– Но Скалку нужно срочно лететь в Нью-Йорк – у него там концерт. И я сказала Лизе: «Как насчет Бенни? Он знает все твои песни наизусть, и он не только великий сыщик, он замечательно вырос как музыкант». А она ответила, что это блестящая мысль. Бенни, ты будешь играть с Лизой Бекман – я так горжусь тобой!

Сначала он испытал облегчение, что сюрприз оказался не тем, что он подозревал.

А потом до него дошел смысл ее слов, и он похолодел. Пусть Алекса считает, что он вырос, пусть он без устали играет в составе квартета «Ржавчина», состоящего из четырех ветеранов. Они исполняли так называемые каверы старых хитов. Время от времени их приглашали выступить на золотых и серебряных свадьбах, их с удовольствием слушали зрители среднего и пожилого возраста. Но теперь речь идет о Лизе Бекман, певице, в присутствии которой он неизменно терял дар речи, ошеломленный ее огромным талантом, ее тихой красотой и, наконец, ее аурой.

Что ему было делать? Алекса смотрела на него радостно, выжидательно. Она ждала, что он обрадуется ее подарку. Он натужно улыбнулся, произнес: «Ух ты!» – хотя никогда так не говорил. Потом сказал:

– Спасибо, Алекса, но, по-моему, я не гожусь.

Он заранее знал, что она ответит.

– Ну что ты, Бенни, конечно годишься! Я не вчера начала выступать с разными группами. За прошлый год ты очень вырос как музыкант! – Одно из ее типичных выражений, с которыми ему трудно было смириться. – Лиза перешлет мне свой репертуар, вам нужно будет несколько раз порепетировать, но это будет только на следующей неделе, ты сумеешь как-то договориться на работе… Надень новую синюю рубашку, она тебе так идет!

И он надел синюю рубашку.

Опять он облажался. По меньшей мере в двух смыслах.

Объединенная оперативно-следственная группа ждала его в ЦУИ.

– Выглядишь уже получше, – заметил Купидон, оторвавшись от монитора, в который он смотрел вместе с другими сотрудниками из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. – Красивая рубашка, напарник…

Все, кто находился в зале, уставились на него.

– Мы довольно быстро получили оба разрешения по двести пятой, – сообщил капитан Филип ван Вейк, командир ЦУИ. Он имел в виду статью 205 Акта об уголовном судопроизводстве, по которой «Ястребам» предоставляли разрешение на детализацию телефонных звонков. – Похоже, дело привлекло внимание начальства…

– Все потому, что похищенный – иностранец, – сокрушенно вздохнул Купидон.

– …но важнее всего данные, полученные от трех базовых станций сотовой связи, – продолжал ван Вейк. – Правда, во Франсхуке выходные – время напряженное. На то, чтобы проанализировать все материалы, понадобится время.

– А я заранее уверен, что вы найдете много международных звонков, – сказал Купидон. – Половина этих винодельческих ферм принадлежит иностранцам.

– Согласно журналам интернет-провайдера, который предоставляет связь ферме «Ля Пти Марго», начиная с пятницы по этому адресу зарегистрировано семь компьютеров и три айпада. Чтобы понять, с кем общался Моррис, нам придется для начала отсечь трафик служащих фермы.

Гриссел напрягся, вспоминая, чему его учил ван Вейк.

– Значит, нам придется конфисковать их компьютеры.

– Ну да…

– Им это вряд ли понравится.

– Пошлю к ним Шепелявого. Он быстро управится и постарается никого не обидеть.

– Может быть, имеет смысл отправить с ним Улинду – эти иностранцы не поймут ни слова из того, что будет говорить Шепелявый, – озадачился Купидон.

– Я уже ждешь, – сказал Реджиналд Дэвидс по прозвищу Шепелявый, тщедушный компьютерный гений с лицом подростка, которого ван Вейк недавно забрал к себе из экспертно-криминалистической службы. Дэвидс с достоинством качнул пышной прической «афро». – Ведешь шебя так, будто меня ждешь нет!

– Слушание откладывается, – отмахнулся Купидон.

– А я пока позвоню во Франсхук, – предложил Радебе и потянулся к телефону. – Что-то новенькое… Мне в первый раз придется переводить на английский речь цветного брата!

– Гошподи, – вздохнул Шепелявый, хватая свой старый рюкзак с компьютерными причиндалами и вставая.

– Что удалось выяснить насчет Пола Энтони Морриса? – спросил Гриссел.

Кто-то из подчиненных ван Вейка ответил:

– Капитан, мы начали поиск в Гугле. Сочетание имен достаточно распространенное, и есть много ссылок без фотографий. Но мы работаем.

– А что со змеей на гильзах?

– Довольно трудно пробить по базам данных, – ответил ван Вейк. – Мы не сдаемся, возможно, придется что-то уточнить. Но пока ничего.

Вошел Ньяти, и все замолчали.

– Бенни, только что звонили из консульства Великобритании. У госпожи генерального консула есть новости насчет паспорта, она просит нас с тобой немедленно приехать.

Все удивленно посмотрели на Ньяти. Купидон многозначительно покосился на часы:

– В двадцать минут восьмого вечера? Не иначе как похищенный Моррис – член королевской семьи!

В машине Ньяти сказал:

– Твой куратор мне звонил. Спасибо за доверие, Бенни. Надеюсь, ты меня понимаешь.

– Конечно, сэр, – ответил Гриссел, потому что в самом деле понимал: «Ястребы» – сплоченная команда. Успех определяется самым слабым звеном. А сейчас самое слабое звено – он.

– Все остальное у тебя в порядке? Как здоровье? Как семья?

– Все в порядке, сэр. Спасибо.

Полковник медленно и задумчиво кивнул лысой головой с видом человека, ставшего на один шаг ближе к истине.

Они ехали молча, пока не повернули на шоссе N1.

– Клуте едва успевает отбиваться от журналистов, – заметил Ньяти. – Нам нужно получить отсрочку, и как можно скорее! – Помолчав, он спросил: – Как ты думаешь, Бенни, похитители потребуют выкуп?

– Да, сэр.

– Тебе уже приходилось расследовать дела о похищении с требованием выкупа?

– Три или четыре раза, сэр. Но среди похищенных еще ни разу не было иностранцев.

– А мне еще ни разу не приходилось сталкиваться с похищением, – признался Ньяти.

– Все такие дела очень тяжелые, сэр.

Они припарковались на Рибек-стрит. Сначала нужно было найти вход в «Нортон-Роуз-Хаус». В такое позднее время здание пустовало.

Британское консульство находилось на шестнадцатом этаже. Они остановились перед пуленепробиваемыми стеклянными дверями, оснащенными внушительной системой охранной сигнализации. Сначала у Гриссела и Ньяти проверили документы. Затем к ним вышла секретарша, которая отвела их в кабинет генконсула.

Величавая дама среднего возраста представилась – Дорин Бреннан. Она оказалась не одна. С ней сидела женщина помоложе, с короткими темными волосами и чувственными губами. Она поправила очки в черной оправе.

– Это Эмма Грейбер, вице-консул. Прошу вас, господа, садитесь.

После того как с любезностями было покончено, Бреннан положила на стол увеличенное фото из паспорта Морриса и извиняющимся тоном произнесла:

– К сожалению, это подделка.

Сердце у Гриссела упало. Значит, они по-прежнему не знают, кто ближайшие родственники Морриса.

– Вы уверены? – спросил Ньяти.

– Да. Паспорт с таким номером принадлежал семидесятишестилетней жительнице городка Бексхилл-он-Си, которая скончалась тринадцать дней назад. Скорее всего, подделали именно ее паспорт, но, чтобы убедиться наверняка, нам нужен оригинал.

– Нет, паспорт Морриса совсем новенький, – возразил Гриссел, пытаясь справиться с разочарованием.

– А можно нам взглянуть на его паспорт? – подала голос Грейбер. – У нас имеется внушительная база поддельных документов; возможно, по ней удастся найти оригинал.

– Конечно, – кивнул Ньяти. – Не сомневаюсь, рано или поздно его личность будет установлена…

– Ну да, – задумчиво произнесла Грейбер. – Конечно, мы всего лишь хотим помочь следствию. Насколько я понимаю, обычно самыми важными являются первые семьдесят два часа.

– Да, вы совершенно правы. И мы высоко ценим ваше предложение, – ответил Ньяти.

– Мы в самом деле очень мало знаем о преступлении, в котором был замешан этот человек, – продолжала Грейбер. – К сожалению, детектив, который принес фотографии, беседовал с кем-то из клерков. Если можно, расскажите обо всем поподробнее.

Ньяти замялся, а затем вежливо улыбнулся:

– Мне очень жаль, но мы оказались в весьма щекотливом положении. А судя по вашим словам, Моррис может оказаться и не британским гражданином… От всей души надеюсь, что вы меня понимаете…

– Конечно, – ответила Грейбер, улыбаясь в ответ. – Мы просто хотели вам помочь. Кстати, а в чем он замешан? В ограблении или в чем-то более серьезном?

– Я не уполномочен разглашать такие сведения.

Гриссел, который до сих пор слушал вполуха, вдруг осознал, что в комнате воцарилась напряженная тишина. Ньяти искоса бросил на него многозначительный взгляд. Наконец до него дошло, что его собеседники затеяли нечто вроде партии в шахматы. Грейбер очень хотела заполучить оригинал паспорта и больше узнать о преступлении. Ньяти очень не хотелось делиться с ней подробностями. И он вспомнил реакцию Купидона: «В двадцать минут восьмого? Не иначе как похищенный Моррис – член королевской семьи».

Он сразу же оживился, совершенно забыв об усталости.

Где-то в высокой траве затаилась змея. И полковник хочет, чтобы он помог ее поймать.