Текст книги "Кобра"

Автор книги: Деон Мейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава 8

Тейроне сел в электричку, идущую в Кейптаун, развалился на сиденье поудобнее и стал смотреть в окно. Он любил электрички. Ездил всегда третьим классом. Там он отдыхал от работы. В третьем классе ездят бедняки. Кроме того, здесь можно помечтать о лучшей жизни. Когда ему бывало плохо, если у него выдавался особенно трудный день, он часто садился в поезд и куда-то ехал: в Лентегер, Бельвиль, Саймонстаун. Дважды проезжал до самого конца линии, до Вустера. Тейроне мечтал когда-нибудь съездить в Европу. В Барселону, «настоящую Мекку для щипачей», как всегда называл тот город дядя Солли.

Он знал, почему сегодня все время возвращается мыслями к дяде Солли – из-за спешки и напряжения. Он обманул сестру… да что там, он уже много лет лжет ей насчет своей работы, но сегодня он добавил еще одну толику неправды: «К декабрю я заработаю на половину следующего года обучения». Естественно, он все выдумал на месте. Конечно, доходы в сфере туризма в самом деле выросли на семнадцать процентов и экономика Кейптауна на подъеме. Только карманникам от всего этого мало пользы.

Почему? Да потому, что везде теперь камеры.

Когда дядя Солли девять лет назад начал обучать его ремеслу, все было по-другому. Да, в магазинах уже тогда вешали камеры видеонаблюдения, но они там не работали. «Тей, таскать товары с полок в магазинах – занятие для любителей и сопляков. Там слишком легко попасться, выход только один, а тебе всегда нужны запасные выходы. Не забывай об этом!» И не важно, что девять лет назад ему, Тейроне, было всего двенадцать лет и он не считался даже подростком. Дядя Солли считал: чем раньше начать, тем лучше.

Взять хотя бы номер с открытками – в те дни он еще вполне прокатывал. Тейроне фланировал между наружными столиками кафе «Моцарт» в торговом центре на Черч-стрит, подходил к туристам, широко, по-детски улыбался, внушал доверие своими правильными чертами лица, предлагал открытки, подобранные самим дядей Солли. Открытки были красивые: Столовая гора, Столовый залив, Пингвиний пляж, пара открыток с Мадибой.[4]4
  Так в ЮАР называют Нельсона Манделу (1918–2013). Мадиба – одно из клановых имен народа коса.


[Закрыть] Все открытки новенькие, блестящие.

– Мадам, вы уже послали своим близким открытку из Кейптауна? – спрашивал он звонким детским голоском.

– Ах ты умница! В самом деле, прекрасная мысль! Джордж, надо послать открытку Ширли… Ах, какие замечательные пингвины!

Тейроне выкладывал открытки на бумажник, сотовый телефон или паспорта, лежащие на столе, перебирал их пальцами, быстро и ловко, как карточный шулер, а сам тем временем незаметно вытягивал бумажник.

– Сколько? – спрашивал муж туристки.

– Всего пять рандов, – отвечал он. – Это мне на школу.

– Мы возьмем две штуки, – говорила туристка и тянулась к открыткам своими жирными пальцами, унизанными кольцами. Тут ее муженек спохватывался и начинал искать бумажник.

– Я уверен, что он лежал здесь…

Долго зарабатывать таким способом невозможно, слишком много камер развесили на всех перекрестках, а где-то в диспетчерской сидит полицейский, который смотрит на мониторы и по рации сообщает патрульным, что ты обворовываешь туристов. И тебе по нескольку раз в день приходится возвращаться в свою комнату в Бо-Капе и переодеваться. То надевать рубашку другого цвета, то менять бейсболку, надевать круглую шапочку или шляпу, чтобы на тебя не обратили особого внимания.

Что же делать?

При его роде занятий надо почаще бывать в таких местах, где есть лохи, причем лохи при деньгах. А это значит – иностранные туристы, потому что местные не носят с собой наличных, кроме жителей провинций Гаутенг и Фри-Стейт, которые приезжают в Кейптаун в отпуск. Они становятся легкой добычей, если удается настичь их вдали от камер, на Клифтон-Бич и Кэмпс-Бэй. Или в субботу утром в центре на бывшей фабрике печенья «Олд-Бискит-Милл». Вот где настоящий рай! Сувениры, кафе и бары с «органическими» продуктами, магазины… Но и там успеваешь взять всего два или три бумажника, а потом надо срочно уходить.

Иностранные туристы болтаются на набережной Виктории и Альфреда, в Сити, а там полным-полно камер, так что работать надо прицельно, всегда в толпе, передвигаться пешком между набережной и Лонг-стрит, между замком Доброй Надежды и фуникулером, потому что перемещаться на маршрутке слишком долго, а обычные таксисты сдерут с тебя три шкуры…

До ноября ему кровь из носу надо набрать двенадцать тысяч рандов, чтобы заплатить за текущий год обучения Нади. До конца января – еще девять тысяч, чтобы внести первый взнос за следующий год.

Итого получается двадцать одна тысяча. «Ну как бы ты поступил на моем месте, дядя Солли?» В такую мрачную зиму, когда дождь продолжается до сентября? К тому же в экономике спад, страна переживает не лучшие времена.

Как тут работать и не угодить за решетку?

Бенни Гриссел и Моивиллем Либенберг ничего не нашли.

Они не спеша и тщательно обыскали большой старый дом. Ни компьютера Морриса, ни его айпада, ни сотового телефона там не оказалось.

Приехал капитан Джон Клуте, возглавляющий отдел общественных связей УРОВП. Все они пошли совещаться в столовую, где расселись за большим столом.

– Бенни, Жираф сказал, что дело ведешь ты. – Клуте побарабанил по столешнице желтыми от никотина пальцами. Под глазами у него, как всегда, виднелись темные круги. Гриссел подозревал, что такую цену Клуте вынужден платить за то нечеловеческое напряжение, которое ему приходится выносить при его должности.

– Джон, похитили иностранца.

– Да, я слышал.

– Сначала придется связаться с его ближайшими родственниками. На это уйдет какое-то время.

– Может, лучше для начала сказать «предположительно британский подданный»?

Грисселу этого не хотелось. Похищение – дело щекотливое, сложное и опасное. Если похитители сегодня или завтра потребуют выкуп и предупредят, что СМИ ничего не должны знать, будет поздно, кое-какие сведения уже просочатся в прессу. Отыграть назад тогда уже будет невозможно. И главное, для акул пера подобные дела – все равно что кровь в воде. Они налетят стаями, пронюхав, что похищен иностранец. И все испортят!

– Пока мы почти ничего не знаем. Нет, лучше не упоминать о том, что он иностранец, тем более – англичанин.

– Неизвестный третий?

– Нет. О третьем – ни слова.

– Бенни, ты ведь понимаешь – все равно все выплывет наружу.

Гриссел кивнул. На ферме работает много народу, и они уже все знают. Полковник Ньяти так или иначе должен одобрить пресс-релиз, но пока нужно успеть сделать для следствия самое необходимое.

– Я попрошу владельца поговорить со своими сотрудниками. По-моему, сейчас следует сказать вот что: застрелен один рабочий с фермы и двое гостей. И больше ничего.

– Как только станет известно, что погибли два телохранителя, представители прессы пожелают узнать, кого они охраняли.

– Значит, не нужно говорить, чем занимались жертвы.

– Бенни, ты чертовски осложняешь мне жизнь…

– Понимаю, Джон, но на тот случай, если англичанин еще жив, мы должны действовать осторожно. Представь, что напишут о нас британские газеты, если их подданный погибнет по нашей вине!

– Тебе придется еще раз поговорить с представителями охранного агентства. Они должны сотрудничать с нами.

– Согласен.

Клуте вздохнул:

– Я скажу, что ведутся активные следственные действия и сотрудники проверяют рабочие версии. Мы сообщим подробности, когда будем уверены в том, что они не помешают следствию. На какое-то время мы заткнем им рты. Но они все равно догадаются, что мы утаиваем информацию.

– Спасибо, Джон.

– Подожди, пока Жираф одобрит.

* * *

В начале второго Христел де Хан и двое служащих ресторана принесли им еду – дымящиеся тарелки с ватербломметьибреди.[5]5
  Ватербломметьибреди – тушеная баранина с цветками апоногетона двуколосного. Блюдо кухни ЮАР. Цветки апоногетона двуколосного произрастают только в Западной Капской провинции. Южноафриканским летом это лилейное растение «впадает в спячку» в пересохших водоемах, а с наступлением сезона дождей оживает и в течение двух месяцев дарит гурманам вкусные бутоны и цветы.


[Закрыть] Гриссел поблагодарил управляющую гостевым домом и позвонил Вуси Ндабени и Франки Филландеру, пригласив и их тоже пообедать.

Потом он объяснил де Хан, что журналистам лучше не рассказывать о похищении.

– Вы можете попросить, чтобы никто из ваших сотрудников не беседовал с представителями прессы?

– Мы бы все равно попросили их об этом. Маркуса очень заботят наш бренд и репутация. Ведь наши вина продаются в Европе.

Он поблагодарил ее и позвонил Купидону.

– Бенна, я добыл его электронный адрес. Пол нижнее подчеркивание Моррис один пять. Только ни черта он нам не поможет. И в контракте нет ни малейшего намека на то, кто такой Моррис, и ближайшие родственники не указаны. Не понимаю, как в «Бронежилете» ведутся дела и как они до сих пор не прогорели. Даже наоборот. Видел бы ты, какой роскошный у них офис! Сразу видно, большие деньги.

– Где ты сейчас?

– На шоссе N1, в Сенчури-Сити. Еду к тебе. Ты что-нибудь нашел?

– Ничего. Вон, мы тут почти закончили, так что езжай на работу. Дай ЦУИ сотовые номера двух телохранителей. Пусть найдут нужную вышку сотовой связи и начнут проверять все звонки начиная с пятницы.

– Ловко придумано, Бенна…

– Это Улинда предложил.

– Он просто молодец. Совсем не дурак, несмотря на то что его долго лупили по башке! – Радебе был боксером-легковесом, перед тем как уйти из большого спорта, он проиграл четыре боя по очкам.

– Увидимся на работе, – сказал Гриссел и отключился.

После обеда они с Либенбергом, Ндабени, Радебе и Филландером обошли ферму по периметру, но ничего не нашли. Если следы и были, дождь успел их смыть.

В начале четвертого, после того как на месте преступления побывал патологоанатом и уехала последняя машина скорой помощи, они опечатали гостевой дом. Отправив остальных на работу, Гриссел поехал в центр города. Он решил еще раз переговорить с Жанетте Лау из фирмы «Бронежилет».

В машине он включил печку, чтобы избавиться от холода и сырости. Ему было не по себе оттого, что его назначили руководителем объединенной оперативно-следственной группы, поэтому он снова и снова все обдумывал, медленно и крайне сосредоточенно. Мысли в голове по-прежнему путались. Грисселу очень не хотелось выставлять себя на посмешище. Особенно после косых взглядов, которые он заметил сегодня. Выглядел он и правда паршиво.

Он вслух выругался. Ну и сглупил же он вчера ночью! Руководить объединенной ОСГ – это шанс снова прийти в норму. Он так напряженно трудился последние полгода, чтобы нагнать, чтобы вписаться в команду, усвоить новые методы работы, стать полезным винтиком в хорошо отлаженном механизме. Несмотря на то что он был самым старым детективом в отделе особо тяжких преступлений и привык к традиционным методам расследования.

И надо же было сегодня так облажаться!

Он не имеет права терять лицо.

Гриссел заставил себя сосредоточиться на деле, еще раз вспомнил все, что видел и слышал за утро. И пришел к тому же самому выводу. Чтобы двигаться дальше, им прежде всего необходимо выяснить, кто такой Моррис.

И как назло, в такой день… Надо ему было хоть сколько-нибудь поспать! Завтра он просто не имеет права выглядеть так плохо, как сегодня.

Больше всего его беспокоило, что он снова начал лгать. Он лгал Алексе, Ньяти, своим коллегам. В голове теснились дурные воспоминания десяти-одиннадцатилетней давности. Анна, в то время еще его жена, спрашивала:

– Бенни, где ты был?

– На работе, – отвечал он. А от самого разило спиртным, и он едва держался на ногах.

– Ты лжешь, Бенни, – со страхом в голосе говорила, бывало, Анна. Вот что он запомнил – ее страх. Что еще выкинет муженек? Что будет с ней и детьми?

Сейчас он без всякого труда обманул Алексу, а потом и Купидона… Старая привычка похожа на удобную одежду – в нее так легко влезть.

В ту пору он как-то оправдывал себя. Подыскивал веские причины для лжи. Стресс, психологическая травма, вызванная ежедневным столкновением с насилием, постоянное напряжение, бессонница, страшные сны, тревога за близких – вдруг и с ними случится что-то подобное…

Хватит!

Больше он не хотел лгать.

Глава 9

Когда он вышел из лифта на семнадцатом этаже офисного здания на Рибек-стрит, он увидел то, что Вон называл «роскошью» и «большими деньгами». Крупные буквы на двойных застекленных дверях гласили: «БРОНЕЖИЛЕТ». Под ними тонким курсивом: «Эксклюзивная личная охрана».

Он толкнул дверь. Стены и роскошный ковер были серыми; обстановка в минималистском стиле, мебель черного дерева. Строгий стиль слегка оживляли зеленые растения и хромированные детали. За черным столом, на котором ничего не было, кроме серебристого ноутбука «Эппл», тонкого зеленого телефона и алюминиевой таблички с надписью «Йолене Фрейлинк», сидела красавица – длинные черные волосы, ярко-красная губная помада, черные блузка и юбка, стройные ноги, черные туфли на высоких каблуках.

– Должно быть, вы из полиции, – негромко и серьезно произнесла красавица.

Он прекрасно понимал, как она его вычислила.

– Бенни Гриссел, – кивнул он.

Красавица потянулась холеной рукой к телефону, нажала кнопку, подождала секунду.

– Пришел детектив Бенни Гриссел!

Послушала ответ, косясь на него и слегка хмурясь.

– Можете войти. – Она показала на черные двери с хромированными ручками.

Жанетте Лау тоже сидела за столом черного дерева. Пиджак она сняла и повесила на вешалку в углу, слегка ослабила узел полосатого галстука. Сейчас она выглядела старше, чем утром. Наверное, от усталости?

– Здравствуйте, капитан, – кивнула она. – Входите. Садитесь, пожалуйста. – Он услышал в ее голосе скрытую враждебность. Сел в черное кожаное кресло. – Судя по словам вашего коллеги, у вас до сих пор нет никаких зацепок.

– Совершенно верно.

– Знаете, ваш коллега – настоящий козел. Учтите, я не расистка и его цвет кожи здесь совершенно ни при чем.

Гриссел вздохнул:

– Он очень хороший детектив.

Лау молча смотрела на него. Он не знал, как лучше к ней обратиться, и потому замялся.

– Вы тоже бывшая сотрудница? – спросил он наконец.

– Полиции?

– Да.

– Нет, – с отвращением ответила Жанетте Лау.

Гриссел так устал, что промолчал.

– Я была главным сержантом в женском военном колледже в Джордже, – сказала Лау.

Он кивнул. Если бы она раньше служила в полиции, с ней было бы проще иметь дело.

– Похоже, Морриса похитили, – сказал он.

– Так я и поняла.

– Что осложняет наши отношения со средствами массовой информации.

– Вот как?

– Трудность в том, что… насколько мы поняли, он – человек богатый…

Лау тут же сообразила, куда он клонит:

– Потому что ему по карману мои услуги!

– Вот именно. Возможно, похитители потребуют выкуп… К тому же мы пока ничего не знаем. Может быть, похитители уже вышли на связь с его родственниками. Обычно они требуют ничего никому не сообщать, ни прессе, ни полиции. В противном случае угрожают убить жертву.

– Понимаю.

– Если мы сообщим, что жертвами стали двое телохранителей, репортеры сразу же пожелают узнать, кого они охраняли.

– И на кого они работали.

– Да.

– А вы пока ничего не хотите разглашать.

Она была смышленой.

– Возможно ли, чтобы… Отнесутся ли родственники погибших с пониманием к тому, что мы… пока не будем разглашать их имена?

Лау откинула голову на спинку кресла, потерла внушительный подбородок и ответила:

– Если от неразглашения не пострадает репутация моей компании, я готова пойти вам навстречу. Но главное слово все равно остается за родственниками убитых. Я перед ними в долгу.

– Конечно.

– У Би Джея Фиктера остались жена и ребенок…

Гриссел молчал.

– Попробую, – сказала Жанетте Лау.

Приехав в Бельвиль, в штаб-квартиру «Ястребов» на углу Ландрост и Маркет-стрит, Бенни постучал в открытую дверь кабинета Золы Ньяти.

Полковник махнул ему рукой, приглашая войти, жестом велел садиться.

Чувствуя на себе неотрывный взгляд Ньяти, Гриссел постарался изложить события кратко и точно.

– Спасибо, Бенни. Молодец. Но у нас проблемы со СМИ.

– Да, сэр.

– Твое предложение я одобряю, но Клуте говорит, что репортеры как с цепи сорвались. По радио уже говорили о «резне» и «кровавой бане», ведущие на разных станциях занимаются домыслами. Намекают на разборки наркодельцов и передел территорий. Не знаю, долго ли удастся скрывать, что произошло на самом деле.

– Постараюсь действовать как можно быстрее, сэр. Консульство… Если бы удалось связаться с родными Морриса…

– Бригадир поговорил с заместителем комиссара, а тот попросил о содействии министерство иностранных дел. Так что в самом ближайшем будущем мы рассчитываем на ответ.

– Спасибо, сэр. – Гриссел встал.

– Бенни, погоди минутку, – очень серьезно произнес Ньяти. Гриссел снова сел. Он догадывался, что его ждет. – Бенни, не хочу совать нос не в свое дело, но ты ведь понимаешь, что для меня очень важно твое здоровье.

– Да, сэр.

– Могу я попросить тебя об услуге?

– Да, сэр.

– У тебя, кажется, есть наставник в «Анонимных алкоголиках»…

– Куратор, сэр. Но уверяю вас, что… – Он осекся, когда Ньяти поднял руку.

– Тебе ни в чем не нужно меня уверять, Бенни. У нас есть несколько часов до того, как начнет поступать информация от операторов сотовой связи и из консульства. Пожалуйста, поезжай домой, прими душ и поговори со своим куратором. Сделаешь это для меня, Бенни?

– Да, сэр. Но я хочу, чтобы вы…

– Прошу тебя, Бенни, ради меня.

Ехать домой не хотелось. Он позвонил Алексе.

– Представляю, как ты измучился, – полным сочувствия голосом произнесла она.

– Я приеду ненадолго, только принять душ и переодеться, – предупредил он.

– Да, Бенни, я все понимаю. Ты занимаешься убийствами во Франсхуке?

– Да.

– Я слышала о них по радио. Хочешь, я приготовлю что-нибудь перекусить?

– Спасибо, Алекса, у меня не будет времени. Приеду через полчаса…

Потом он позвонил доктору Баркхёйзену, своему куратору из «Анонимных алкоголиков».

– Док, мне нужно с вами поговорить.

– Сейчас?

– Около шести часов.

– Приезжай ко мне в приемную. Я подожду тебя.

Доктор Баркхёйзен никогда его не упрекал и всегда готов был выслушать.

Но ему Бенни тоже придется солгать.

Ворота перед большим домом Алексы на Браунлоу-стрит больше не скрипели. Наконец-то закончился капитальный ремонт, длившийся почти семь месяцев, навели порядок и в саду. Теперь дом Алексы был похож на жилище звезды поп-сцены.

Должно быть, она высматривала его у окна, потому что сразу же открыла дверь и обняла его.

– От меня плохо пахнет, – предупредил он.

– Мне все равно. – Она крепче прижалась к нему. – Я так рада, что с тобой все в порядке!

– Алекса…

– Знаю, знаю. – Она выпустила его и взяла за руку. – Вот что значит любить великого сыщика! Я сделала бутерброды, иди поешь.

Ему не нравилось, когда Алекса называла его «великим сыщиком». Хорошо, что удалось уговорить ее не представлять его таким образом своим друзьям.

– Большое спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста. А сюрприз оставлю на потом. Скажу, когда ты примешь душ.

Дни недели для карманника отличаются друг от друга. Самое лучшее время – пятница и суббота, когда горожане выходят на улицы, – они расслабленны и беспечны. Как говаривал дядя Солли, «лохи беспечны, у них полные карманы денег».

По вторникам, средам и четвергам работа так себе. Крупных уловов почти не бывает, но как-то перебиться можно. Тем более что в последнее время многие клубы стали работать по ночам. На улицах появились молодые люди с большими деньгами. Можно даже уверять себя, что делаешь доброе дело. Отбираешь у них деньги, которые они могли потратить на кокаин.

«Тейроне, помни, что день седьмой предназначен для отдыха. По воскресеньям ловить нечего даже в торговых центрах. Разве что перед Рождеством, но это уже другая история».

И понедельники обычно – полный отстой.

Он сделал петлю через Гринмаркет-сквер, просто чтобы проверить, не стоит ли у какого-нибудь сувенирного магазина туристический автобус и не толпятся ли у витрин туристы из Европы, охающие и ахающие над безделушками с «африканским колоритом», которые на самом деле сделаны в Китае.

Автобуса не было.

Он купил пирог с мясом на углу Лонг-стрит и Уэйл-стрит. Прошел по Лонгмаркет-стрит, покосился на самодельную вывеску «Фредерик-стрит». Неужели у правительства не хватает ума и денег на то, чтобы изготовить нормальную вывеску? Они такие же, как АНК.[6]6
  АНК – Африканский национальный конгресс.


[Закрыть] Совершенно ничего не делают. Задул прохладный северо-западный ветер. Ему предстоял долгий крутой подъем к своей комнатке в пристройке на Скотсе-Клоф, комнатке, которую он снимал у богатых мусульман за четыре пятьдесят в месяц. Вдоль одной стены стояли рабочий стол и раковина. Одну стену занимали встроенные шкафы. Рядом с узкой кроватью стояла тумбочка. Крошечный санузел был совмещенным. У входной двери висел аппарат внутренней связи, напоминание о том, что когда-то в пристройке ютилась прислуга. Старшая дочь хозяев, двадцатилетняя девица, время от времени звонила ему. Ругала из-за мусора или выговаривала, что он не закрыл как следует калитку. Низкорослая толстушка целыми днями сидела дома и скучала. Тейроне иногда даже жалел ее. Она так одинока!

Дома он послушает музыку на айпаде, вытащенном в декабре из рюкзака одного немца. Половина музыки была в жанре дэт-метал, но остальная – вполне ничего себе.

Ему нужно подумать.