Текст книги "Новый дневник грабителя"

Автор книги: Дэнни Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Несколько секунд он взирает на меня. На губах, вокруг которых топорщится несерьезная юношеская растительность, играет самодовольная улыбка. Беннет переводит взгляд на лестницу, затем вверх, на сигнализацию, и опять на меня.

– С годами ты немного расслабился, а, Бекс? – хихикает он, но я не могу оценить остроту, поскольку в ушах у меня до сих пор вата.

– А? Минуточку… – Я вытаскиваю ватные заглушки. – Чего? Будь добр, повтори.

Беннет смеривает меня скептическим взором и срывает с моего плеча сумку – гы-гы, в отместку, наверное.

– Хватит кривляться, Бекс, ты арестован! – Констебль хватает меня за плечо и конвоирует к патрульной машине. Напарник Беннета уже распахнул заднюю дверцу.

Глава 2
Остановка в пути

Соболь сидит за столом напротив меня.

– Не даем поспать? – участливо спрашивает он, глядя, как я зеваю.

Включает диктофон и делает вступительные комментарии:

– Двадцать девятое января две тысячи седьмого года, один час двадцать восемь минут ночи. Присутствуют: я, то есть детектив Хейнс, и…

– …Констебль Беннет, номер жетона четыреста восемнадцать, – произносит Беннет, довольный, что в этой пьесе у него есть роль.

– И… – Соболь смотрит на меня.

– Что? – хлопаю глазами я.

– Назови свое имя, – подсказывает он.

– Сам назови, тунеядец. Тебе же за это платят, а не мне. Может, я вообще сам себя допрошу, а вы двое пойдете по домам?

Соболь морщится, качает головой и сообщает диктофону:

– …и Адриан Бекинсейл по кличке Бекс. От услуг адвоката отказался.

– Не вытаскивать же Чарли из постели по каждому пустяку! Дайте хоть кому-нибудь выспаться, иначе завтра в этом городе начнется бардак, – замечаю я.

Соболь по-прежнему не замечает меня и общается исключительно с диктофоном.

– Мистер Бекинсейл был арестован констеблем Беннетом в ноль часов пятьдесят три минуты по подозрению во взломе и проникновении, после того как мистер Бекинсейл был задержан на территории частного владения, дом номер двадцать семь по Монтигл-лэйн.

Соболь выискивает на моем лице признаки нервного напряжения, однако если я таковое и испытываю, то лишь по той причине, что вынужден досматривать дрянную серию «Полицейских буден», вместо того, чтобы, погрузившись в сон, улепетывать от «Чужих».

– Хватит устраивать звонки в студию. Я, между прочим, здесь, – наконец, не выдерживаю я, разозленный тем, что меня игнорируют в пользу радиоканала «Чурбан FM». – И что это за хрень насчет взлома с проникновением? Допустим, со взломом я согласен, но проникновением там и не пахнет. Я всего-навсего пытался вырубить гребаную сигнализацию, которая не давала никому спать.

Меня не оставляет искушение подробно изложить роль Мэл в событиях сегодняшней ночи, но, поразмыслив, я отказываюсь от этой идеи. Чем больше людей втягиваешь в конкретную заварушку, тем круче она заваривается. В одиночку я еще смогу выпутаться, а вот если упомянуть Мэл, эти болваны тотчас поедут за ней, привезут в участок, зададут кучу вопросов, по второму кругу опросят меня, поглядят на нас обоих, потеряют протоколы, найдут протоколы, потом выяснят, что неправильно записали мою фамилию, начнут все сначала… Нет уж, лучше пока оставить Мэл на скамейке запасных. Позвоню ей, только если мне вздумают предъявить обвинения.

– Бекс, вообще-то тебя застали посреди ночи на лестнице, прислоненной к дому, который является чужой собственностью, – напоминает мне Соболь.

– Не забудьте уточнить для наших слушателей: в тот момент, когда меня арестовали, я был одет в пижаму. Скажите на милость, кто носится по улицам в пижаме, кроме придурочных ниндзя и моего восьмилетнего племянника?

– Ты, например.

– Послушайте, я перешел через дорогу, чтобы отключить сигнализацию. Если вам непременно нужно кого-то арестовать, займитесь хозяином того дома, где она установлена, – возмущаюсь я, однако, заметив, что брови Соболя ползут к переносице, добавляю: – Хорошо, была установлена.

– К нам поступил звонок от одного из соседей, который видел, как кто-то пытается проникнуть в дом, – говорит Соболь, сверившись с блокнотом.

Внезапно все становится на свои места, и я пытаюсь объяснить:

– Погодите, это же был я.

– А-а, значит, ты признаешь обвинение? – неправильно истолковывает мои слова Соболь.

– Да нет, я не вламывался в дом, я звонил! Анонимный звонок был от меня.

На лице Соболя мелькает легкое смущение.

– Ты позвонил и дал наводку на самого себя? – Сержант со смехом оборачивается к Беннету: – Терри, забудь про обнаглевшего грабителя. Обычный выпендреж.

Я бьюсь лбом об стол.

– Господи, это никогда не закончится…

Тем временем Мэл, не дожидаясь моего приглашения, самостоятельно решает ввязаться в эту идиотскую путаницу. По правде сказать, ей, как в свое время и мне, не удается преодолеть препятствие в виде живого дверного упора, который сидит за столом в приемном отделении. Нет, серьезно, я обеими руками голосую за равные возможности и все такое, однако это не касается экземпляров с мозговой комой, способных лишь моргать, разгадывать кроссворды и сосать из тюбиков сандвичи с беконом.

– Здравствуйте. У вас под арестом сидит мой приятель, – сообщает Мэл Атуэллу.

Любитель кроссвордов отрывает глаза от номера четыре по горизонтали и фокусирует взгляд на Мэл.

– Ясно, мисс, – вздыхает он, напряженно выискивая в памяти животное из трех букв, которое облизывает языком (и рифмуется со словом) рот, первая буква, вероятно, «к». – Я правильно понял, к вам следует обращаться «мисс»? Или «мэм»? – на всякий случай уточняет Атуэлл. – В наши дни лучше лишний раз переспросить.

– «Мэм» подойдет.

– Вот как? Хорошо, пусть будет мэм. – Атуэлл хмурит лоб, обеспокоенный тем, что имеет дело с очередной чокнутой феминисткой. – Гм, «мэм», говорите? Как-то странно звучит, правда?

Атуэлл так и эдак пробует слово в разных предложениях и названиях фильмов, пока Мэл не возвращает его к реальности:

– Я говорила о моем приятеле.

– Ах да. Вы позволите узнать вашу фамилию, мэм?

– Вы что, шутите? – подпрыгивает Мэл.

Атуэлл непонимающе глядит на нее.

– Я приходила сюда всего две недели назад, – напоминает она. – И за три недели до того.

Выражение лица Атуэлла не меняется.

– Да я тут у вас почти прописалась!

В глазах Атуэлла по-прежнему не вспыхивает искорка узнавания.

– Меня зовут Мелани Джонсон, черт побери! А моего бойфренда…

– Как пишется «Джонсон»?

– Боже, как всегда писалось, так и сейчас: Д-Ж-О…

– Постойте, тут не предусмотрен вариант «мэм», – перебивает Атуэлл, пробегая глазами бланк с обеих сторон. – Что предпочтете: мисс или миссис?

– Это имеет значение?

– О да. В документах все должно быть четко и ясно. Очень важный момент.

– Пишите что угодно.

Атуэлл смеется. Весь его мирок перевернулся от этого абсурдного заявления.

– У нас нет графы «что угодно», – скалится он с высоты своего административного коня.

– Ладно, посмотрим, какие варианты остались, – не выдерживает Мэл.

Атуэлл переворачивает лист вверх ногами, Мэл изучает ассортимент обращений.

– Вот это.

Сержант знакомится с ее выбором.

– Преподобная, – печально, без тени удивления читает он. В конце концов на дворе 2007 год, в мире творится немало странных и страшных вещей. Мужики переодеваются в женщин, женщины – в мужиков, повсюду специальные перила для паралитиков, а в банках работают черномазые, так отчего не быть бабе-викарию? Чем больше причуд, тем веселее. Вздохнув про себя, Атуэлл заключает: – Наверное, в последнее время женщины-священники не редкость. Среди них даже встречаются хорошенькие вроде вас, – прибавляет он, демонстрируя Мэл широту своих взглядов, и ставит галочку в соответствующей графе.

– Итак, преподобная Джонсон, что у вас там стянули? Кошелек?

Немного спустя Соболь открывает дверь моей камеры и уведомляет, что я свободен. Для меня это известие – некоторая неожиданность.

– Правда? Вы ведь даже еще не успели подкинуть мне наркоту!

– К сожалению, у нас закончились запасы. Всякий раз думаешь, что заказываешь достаточно, и, как обычно, не хватает.

– Так в чем же дело?

– Совет на будущее: постарайся как-нибудь получше скрывать удивление, когда твоя история оказывается правдивой. Идем.

Соболь ведет меня через коридор в предвариловку и протягивает бумагу, чтобы я расписался в получении моей подозрительно легкой сумки.

– Разумеется, вопрос нанесения ущерба чужому имуществу остается открытым. После того как мы найдем хозяина дома и сообщим ему о разбитой сигнализации, возможно, он подаст на тебя в суд, – говорит он.

Завеса тайны развеяна: мои инструменты забрали в качестве вещдоков.

– Вполне допускаю, – соглашаюсь я. – Также возможно, что ему совсем не захочется до конца своих дней регулярно находить в почтовом ящике собачьи какашки.

Соболь косится на меня, но ничего не отвечает.

– Кроме того, мы можем возбудить дело о телефонном хулиганстве.

– Чего-чего?

Уж не ослышался ли я?

– Ты заявил, что видел человека, который пытается проникнуть в дом, тогда как на самом деле там никого не было. Строго говоря, ты ввел в заблуждение правоохранительные органы. Придется иметь дело с прокуратурой, – на полном серьезе продолжает Соболь.

– А, наши бравые парни в синем! Интересно, они догадываются, почему еда, которую им доставляют в контору, странновата на вкус?

Я потрясенно качаю головой, хотя Соболь, как всегда, в своем репертуаре. Просто не может допустить, чтобы полночи его работы пошло псу под хвост.

Я закидываю пустую сумку на плечо и следую за ним в приемное отделение.

– Одного не пойму: с чего это вы отпустили меня, если имеете право продержать всю ночь в каталажке?

Соболь останавливается и смотрит мне в глаза.

– Знаешь, что больше всего нравится мне в моей работе?

– Полицейский шлем?

– Соединять влюбленных голубков.

Моя влюбленная голубка томится в ожидании у конторки дежурного, и едва я выхожу из дверей, вскакивает со стула и начинает орать на меня, точно на съемках «Большого брата»:

– Урод пустоголовый! Сколько мне еще не спать по ночам, вытаскивая твою задницу из тюряги? – вопит она, схватив меня за руку и волоча за собой к автомобильной стоянке.

Соболь за моей спиной хихикает и желает счастливого пути. Я уже собираюсь запустить в окно полицейского участка мусорной урной, чтобы меня опять задержали, но тут Мэл тихонько шепчет:

– Подыграй мне. Не надо им знать, что это я во всем виновата. – Повысив голос, она выдает коду: – Мудак!

Зная, что моя подружка играет на публику, я не сержусь.

– Спокойной ночи, преподобная, – доносится вслед голос Атуэлла.

– Спокойной ночи, сержант, – отзывается Мэл и театрально осеняет себя крестом. – Благослови вас Господь.

Я предпочитаю не задавать вопросов.

– Спасибо, милый, ты такая умница, – говорит Мэл дома.

– Нет проблем. – Я делаю благодушный взмах рукой. – Ты же знаешь: все, что угодно для любимой женщины.

– Неужели? Если хочешь совсем вскружить мне голову, имей в виду, что кухня до сих пор не оштукатурена. – Она кивает на мешки с сухой смесью, которые загромождают прихожую.

– Я сказал, что люблю тебя, а не работаю на тебя, – уточняю я.

– Ладно, идем спать. Теперь-то нам ничего не мешает, – зовет Мэл, а я вдруг застываю на месте.

– Черт!

– Что случилось?

– Лестница. Так и стоит у стенки того дома. Надо сходить и забрать ее.

– Хорошо, только постарайся не греметь, – зевает Мэл. – Я так устала, что вряд ли дождусь, пока ты вернешься. Буду спать.

Что ж, отлично. Если у Мэл больше нет препятствий для отхода ко сну, то мне определенно не дает уснуть еще кое-что. А именно роскошный особняк через дорогу, в котором отключена охранная сигнализация.

Глава 3
Подкрепление

Через двадцать минут Олли подгоняет фургон и спрыгивает из кабины на землю. Мягко говоря, энтузиазма на лице товарища я не вижу.

– Ночь-полночь, без четверти три! Что за срочное дело, которое не может подождать до без четверти трех часов дня, когда я обычно просыпаюсь? – ворчит он.

– Извини, старик, возможность вроде этой подворачивается раз в сто лет. Уж поверь, когда добро само плывет в руки, я не стану стоять перед распахнутой дверью, тем более что за эгоистичным козлом, который там живет, остался небольшой должок.

– Чего?

– Большой трам-тарарам в доме через дорогу, хозяев нет. Благодаря мне и диджею Кувалде, сигнализацию замкнуло накоротко, – объясняю я.

– В доме? Я думал, ты присмотрел контору или склад. Ты же говорил, мы больше не работаем в домах, так?

– Послушай, Ол, нас ждет не убогая старушечья квартирка, а здоровенный особняк на пять спален. Кроме того, хозяин должен поплатиться за мою бессонную ночь и штраф, который с меня сдерут. По меньшей мере ему следует отдать мне свой DVD-проигрыватель.

– Погоди, кажется, я что-то пропустил. Кто и что тебе должен? – прищуривается Олли, пытаясь поспеть за ходом моих мыслей.

Нет уж, лучше сразу брать быка за рога. Я давно понял, что вводить Олли в курс дела – бесполезная трата времени.

– Эй, мы можем всю ночь тут проторчать, голосуя за повышение гонораров. Ты со мной или нет?

– Ну, если ты так ставишь вопрос, я, конечно, с тобой, – вздыхает Олли.

– Отлично, тогда вперед, – тороплю я, пока он не зацепился еще за какую-нибудь фигню.

– Черт, Бекс, надо ж тебе было позвонить, когда я прекрасно проводил время в постели с Белиндой, – продолжает хныкать он по дороге.

– Дождался своей очереди? – фыркаю я.

Олли хватает меня за рукав, пихает в грудь и тычет в лицо пальцем.

– Не смей говорить о ней плохо, понял? Она давно не такая!

– С каких это пор ты бросаешься на защиту Белинды? Раньше сам ржал над шуточками и погрубее, – замечаю я. На днях в пабе этот благородный рыцарь вполне нормально отреагировал на мое высказывание о том, что Белинда перевидала больше мужиков, чем лодочная регата Оксфорд-Кембридж.

– Да, но не могу же я смеяться над такими вещами, когда она сидит сзади!

Я оглядываюсь на фургон: Белинда, в лучах всей своей дурной славы, машет мне ручкой с заднего сиденья.

– Какого хрена она здесь делает?

– Захотела пойти со мной. Что мне оставалось – сказать, что на ограбление допускаются только джентльмены?

– Конь ты педальный, она же нам все дело завалит!

– Не завалит. Белинда – отличная девчонка, – глупо лыбится Олли. – И вообще, раз она уже тут, что теперь делать?

Могу сказать, что именно мне хочется сделать, просто не хочу пачкать тапочки – кровь, знаете ли, выбитые зубы, да и соседей перебужу… Скрипя зубами, я соглашаюсь принять Белинду в игру.

– Черт с вами. Только пусть она носу не высовывает из фургона, а ее доля вычтется из твоей.

– Хорошо, – соглашается Олли.

– И даже не пытайся трахнуть ее где-нибудь в укромном уголке ради острых ощущений, как только я отвернусь!

– Не буду, если ты не будешь.

– Ты же сказал, она давно не такая?

– Не такая.

– Вот и ладно, – киваю я.

– Вот и ладно, – эхом отзывается Олли, потом делает серьезное лицо. – Все равно не пытайся.

При нашем приближении Белинда перелезает на водительское сиденье и опускает ветровое стекло. Пока мы с Олли дискутировали, она успела намалеваться а-ля Коко Бордель и убить весь кислород в кабине при помощи туалетной воды «Эсте Лаудер».

– Привет, Бекс! – восторженно щебечет Белинда. – Мы идем на дело? Как интересно!

– Да, и тебе отводится самая главная роль, – хмуро говорю я. – Будешь на стреме.

– Отлично. Не сомневайся, я справлюсь, – обещает она. – Что нужно делать?

– Оставайся в фургоне и смотри в оба.

Белинда энергично кивает, потом задумывается.

– А если кто-нибудь придет?

– Ничего не предпринимай, сиди тихо, как мышь.

– А вдруг это будут полицейские? Что, если они оцепят дом? – беспокоится наша красотка.

Видя, что ей непременно нужен алгоритм, я провожу инструктаж и говорю, что если подобное произойдет, она должна трижды просигналить и сразу же уехать.

Белинда согласно трясет головой и начинает бибикать, так сказать, для тренировки. Я шлепком отбрасываю ее руку с клаксона и интересуюсь, что, черт побери, она вытворяет.

– Проверяю, все ли в порядке с сигналом, – отвечает она с таким выражением, будто глупее вопроса не слышала.

– В порядке, блин, все с ним в порядке! Просто сиди тут и ничего не трогай, – велю я ей и подталкиваю Олли в сторону особняка. – Вот идиотка!

– Не называй ее идиоткой! – опять вскидывается Олли.

Я собираюсь сказать ему, что эта вытертая подстилка нас уже не слышит и можно больше не строить из себя сэра Галахада, как вдруг резко останавливаюсь, вперив взгляд в фасадную стену дома.

– Обалдеть.

– В смысле? – не понимает Олли.

– Лестницы нет!

– Да, это ужасно, – печально вздыхает мой напарник. – На пять минут ничего нельзя оставить.

– Давай-ка обойдем вокруг, посмотрим.

Сбоку особняк погружен в темноту, поэтому мы включаем фонарики. Олли топчется на месте, направляя свет себе под ноги.

– Блин, на что это я наступил? – хнычет он.

– Тихо, деревянная башка. Ты на пару со своей Белиндой всех соседей на ноги поднимешь, – рычу я. – Стеклорез взял?

Олли таращится на меня так, будто я спросил, надел ли он галстук-бабочку.

– А что, должен был?

– Нет, если ты умеешь испускать из глаз лазерный луч и плавить оконные стекла. Как ты мог забыть стеклорез?

– Я не знал, что нужно его взять.

– Какого черта каждый раз набирается целый список вещей, которые ты не взял на дело? Неужели нельзя хоть раз нормально подготовиться, а?

– Войдем через остекленные двери, они для того и существуют, – успокаивает меня Олли, потом дергает за ручку и констатирует: – Заперто!

– Ах ты, боже мой! Посреди ночи, когда никого нет дома, и вдруг заперто? Видать, хозяин – страшный аккуратист! – язвительно замечаю я, но Олли меня не слышит, так как слишком занят: светит фонариком через стекло.

– Он оставил ключ в замке с той стороны, – радостно улыбается мой напарник. – Типичная ошибка. Смотри и учись!

Олли достает из сумки небольшую плоскую отвертку, вставляет ее в замочную скважину, сосредоточенно там ковыряется, убирает инструмент. Ключ выпадает из замка на ковер.

– Отлично, – говорю я. – Уже можно аплодировать, или фокус еще не закончен?

Мой тупоголовый друг увлеченно продолжает представление: вытаскивает из кармана сложенный лист газеты.

– Разворачиваем, подсовываем под дверь и – оп! – ключ у нас в руках, – торжествующе объявляет он.

Я вижу маленький изъян в этой превосходной методе (сплошь состоящей из изъянов), однако скромно помалкиваю. Пускай Олли сам сообразит, глядишь, в другой раз не облажается.

– Давай, приятель. Проверим, сколько времени тебе потребуется, чтобы вычислить свою ошибку. – Я направляю луч фонарика на циферблат своих наручных часов и слежу за движением секундной стрелки.

Олли озадаченно хмурит брови, потом опускается на коленки и подпихивает газетный лист под дверь. Через несколько мгновений я прямо-таки слышу «дзынь!» – в голове Олли наконец перещелкивает.

– Черт, бумагу нужно было совать с самого начала! – с досадой восклицает он, поднимаясь на ноги, и с надеждой глядит на меня.

– Четыре секунды. Результаты улучшаются! Ладно, идем.

Я разворачиваюсь и едва не налетаю на Белинду.

– Смотри куда идешь! – кудахчет она.

От неожиданности я отскакиваю назад почти на полтора метра и нечаянно угождаю локтем прямо в чертовы стеклянные двери. Раздается оглушительный звон. Пока мелкие осколки печально звякают, осыпаясь на бетонированную дорожку, мы втроем перемахиваем через изгородь и со всех ног несемся прочь, пока не находим укрытие в темном узеньком проулке.

Очутившись в безопасности, я свечу фонариком Белинде в лицо и свирепо спрашиваю, что, блин, она здесь делает.

– Я же велел тебе сидеть в фургоне!

– Мне стало скучно, – пожимает плечами Белинда.

– Скучно? Ты и пяти минут не провела в машине! Мой пес и то выдержал бы дольше, – шиплю я.

Олли тут же бросается на защиту своей прекрасной дамы:

– Эй, я тебя предупреждал…

Ну нет, сделать из меня виноватого у него не получится. Невзирая на присутствие Белинды, я вправляю Олли мозги.

– Вот поэтому мы не берем на дело баб, Ол. От них одни проблемы и неудобства.

– Я не собираюсь доставлять вам неудобств, просто хочу войти в дом вместе с Олли, – поясняет Белинда.

– Ты уже причинила кучу неудобств! – говорю я. Белинда жеманно хлопает ресницами.

– Неправда, – возражает она.

– Да ладно тебе нудить, Бекс, давай возьмем ее с собой. Три пары рук и все такое. Быстрее управимся, – канючит Олли.

Черт, в какое положение он меня ставит? Конечно, я могу рявкнуть «нет» и отправить Белинду назад в фургон, но в этом случае, во-первых, останусь тут один и, во-вторых, мне даже не с кем будет попить пивка в ближайшие полгода, пока Олли не забудет, из-за чего со мной поссорился. В общем, я бросаю ему кость и мысленно беру на заметку отвести мерзавца в ветеринарную клинику на кастрацию.

– Будь по-твоему, только потом не говори, что я тебя не предупреждал! Особенно если нас посадят в камеру вместе с каким-нибудь квадратноголовым боксером сомнительной ориентации!

– Нет проблем, амиго, – пожимает плечами Олли. – Мне по хрену.

– Имей в виду, тогда придется поволноваться за другие органы, – мрачно обещаю я и веду сладкую парочку обратно к особняку.

Невероятно: никто из соседей так и не проснулся. Что с ними случилось? Все скопом умерли в своих постелях или, может, у меня развился бионический слух? Ублюдки ленивые! Стоп, мне же это на руку, так чего возмущаться?

Я вытаскиваю последние осколки из рамы, просовываю руку внутрь, дергаю за дверную ручку и обнаруживаю, что изнутри двери заперты, в точности как снаружи.

– Жалко, что мы протолкнули ключ, да? – подает голос Олли.

– Угу, совсем чуточку, – саркастично отзываюсь я. Главное, «мы» протолкнули. Каково, а?

– Эй, все сюда! – во все горло орет Белинда. – Тут есть открытое окошко!

– Тише ты, труба иерихонская! – яростно шикаю на нее я. – Совсем не соображаешь?

– Чего? Ой, прости, – извиняется Белинда на полтона ниже. – Идите же скорей, кто-то забыл закрыть окно! – Она машет рукой и скрывается за углом.

Мы с Олли следуем за ней. Так и есть: маленькое боковое окошко открыто, хотя, судя по выбоинам вокруг защелки, распахнулось оно не от ветра.

– Поработали фомкой, – констатирую я.

– Может, как раз от этого сигнализация включилась? – высказывает предположение Олли.

– Нет, если бы Беннет увидел это, когда меня сгреб, мне бы точно пришили «проникновение». Очевидно, здесь побывало какое-то юное дарование.

– А что, если он до сих пор здесь? – с опаской произносит Белинда.

– Ну тогда пусть считает, что приобрел трех партнеров. Ол, подсади-ка меня.

Олли подставляет ладони, но едва я собираюсь воспользоваться «ступенькой», как он вдруг отдергивает руки. Я машу руками, теряю равновесие и «целуюсь» с кирпичной стеной.

– Ты что, сдурел, идиот паршивый?

– Э-э… ты тоже в это наступил, – смущенно говорит Олли, потом брезгливо нюхает свои пальцы и вытирает их о штаны.

– Хватит тупить, давай подсаживай! – Я сую под нос партнера кулак.

– Сперва вытри ноги, – упирается он.

Я вытираю подошвы о траву, а Олли опять обнюхивает свои пальцы, после чего объявляет, что липкая субстанция, по всей видимости, – это раздавленные нами слизняки.

– Я сейчас тебя самого раздавлю, как слизняка, если ты не займешься работой!

Мы принимаем исходное положение, и на этот раз «стремянка» выполняет свое предназначение и помогает мне влезть в окно.

Внутри дома царит кромешная тьма, а фонарик у меня в кармане, поэтому я осторожно проверяю ступнями, насколько безопасно приземление. Пальцы левой ноги моментально намокают, и я с тяжелым сердцем сознаю, что стою в унитазе.

– Вот непруха! – вырывается у меня.

– Бекс, а Бекс, ты что там делаешь? – доносится со двора голос Олли.

– Что делаю? Носки, блин, стираю! Если ты уже закончил выкрикивать мое имя, двигай к стеклянным дверям и жди меня.

Я выжимаю тапок, удаляя почти всю воду (по крайней мере хочется верить, что это вода), прохожу через коридор и отпираю створчатые застекленные двери. Олли и Белинда терпеливо дожидаются меня снаружи, словно гости, приглашенные на ужин.

– Мы по объявлению, – юморит Олли. – Прочли в газете, что вам требуется парочка грабителей.

– Входите поживее!

– Зануда, – ухмыляется мой товарищ.

– Ладно, поглядим, чем тут можно разжиться. – Я вытаскиваю из кармана фонарик и приступаю к делу.