Текст книги "Новый дневник грабителя"

Автор книги: Дэнни Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Дэнни Кинг
Новый дневник грабителя

Часть 1
Грабим склад

Глава 1
Укрыться от неприятеля

Казалось бы, что особенного: сидит себе человек в пивной, читает. Так нет, окружающих к нему как магнитом тянет. Видят же, что у меня книжка перед носом, и все равно с расспросами пристают – как дела да как дела. За последние полчаса четверо поинтересовались, причем даже не приятели, а так, полузнакомые типы. Уверяю вас, если бы я просто таращил глаза в потолок или обливался слезами, никто и не поглядел бы в мою сторону, а стоит только раскрыть книгу, газету или пакетик с арахисом, и сразу нет отбоя от желающих поболтать.

– Нравится? – спрашивает Норрис, кивая на обложку моей книги и усаживаясь напротив.

– Что именно? Что толпа неучей постоянно отвлекает меня от чтения? Если честно, просто бесит, – отвечаю я, не поднимая глаз.

Мой сарказм не достигает цели. Норрис нырком уходит из зоны обстрела, словно истребитель-невидимка – из-под огня ракетной установки. Умение уворачиваться развито у Норриса великолепно – ну еще бы, ведь в какую бы дверь он ни позвонил, всю жизнь только и слышит: «Проклятие, опять этот долбаный Норрис!»

– Нет, я про книжку… – Он читает название: – «Гарри Поттер», хм. О чем пишут?

– Тебя не назовешь книголюбом, верно? – отваживаюсь предположить я.

– Меня? Да ну, скукота, – морщится Норрис и переходит от светских разговоров к делу: – Послушай, ты ведь знаешь ту цыпочку, ну, с которой встречаешься?

– Угу, слегка. А что?

– А чувиху, которая с ней вместе работает – такая тощая, бровастая?

Я неохотно отвожу мысленный взор от Хогвартса и переношусь в офис Мэл; быстро припоминаю, как выглядит Рэйчел, и убеждаюсь в том, что знаком с интересующим Норриса объектом.

– Ты в курсе, что они вместе работают? – допытывается он.

Я высказываю догадку:

– Это танк?

– Чего? – Норрис озадаченно глядит на меня.

– Извини, я думал, мы играем в «двадцать вопросов».

– Да я просто спрашиваю у тебя про эту девицу, и все, – сообщает подполковник авиации Норрис. Он ловко уклоняется от новых залпов заградительного огня, намереваясь пробить выставленную мной оборону из язвительности и вступить в рукопашный бой.

Я откладываю книгу и уже готовлюсь выбросить белый флаг, как вдруг понимаю, что способов отделаться от Норриса всего два: либо задать ему вопрос в лоб, либо снять носок и напихать туда пару-тройку красных шаров с бильярдного стола.

– Чего тебе надо, Норрис? Решил обчистить ее квартиру? На твоем месте я бы не беспокоился, там одни голые стены.

– Что ты, дело совсем не в этом! – машет он руками. Можно подумать, его уже застукали с поличным. – Мне просто интересно, спит ли она с кем-нибудь.

– Твое-то какое дело? – настораживаюсь я.

– Мое? Не догоняешь? Я вовсе не пекусь о ее счастье. Наоборот, сам хочу попользоваться, если на горизонте никого нет. Вдуть ей, понимаешь? Она, конечно, из себя ничего, но, прямо скажем, вряд ли может похвастаться кучей поклонников: очки на носу, да еще эти обувные щетки вместо бровей! – Норрис чмокает губами, предвкушая легкий успех.

– По крайней мере на стене в сортире про это ничего не написано, – заверяю его я.

– Стало быть, она не откажет?

– Откуда мне знать? Я с ней общаюсь на уровне «привет-пока», а не обсуждаю днями напролет глупые девчачьи фильмы и ухажеров.

– И все-таки, раз ты с ней немного знаком, скажи, – настаивает Норрис, – какие, по-твоему, у меня шансы?

– Смехотворно малые.

– Послушай, Бекс, замолви за меня словечко, уж я в долгу не останусь, – в конце концов просит он.

Я мгновенно хватаюсь за предложение:

– Отстегнешь полтинник?

– Полсотни фунтов? Ты что, сутенером заделался? Я имел в виду, с меня выпивка.

– Согласен. Поставишь мне пинту «Боллинджера» урожая семьдесят восьмого года и пакетик свиных шкварок, – говорю я. – Впрочем, нет. Пусть «Боллинджер» будет семьдесят шестого года, а то урожай семьдесят восьмого хуже сочетается со шкварками.

– Бекс, я серьезно…

Норрис скулит и скулит, пока я не вскидываю ладони.

– Короче, так: сейчас допью пиво, раскрою книжку и не буду обращать на тебя внимания, покуда не уберешься.

Норрис бросает на меня угрюмый взгляд, потом скрещивает на груди руки и откидывается в кресле.

– Вот, значит, как. Здорово. Ладно, когда-нибудь я отплачу тебе той же монетой, – грозит он.

– В смысле, притворишься, что не замечаешь меня в кабаке? Страх-то какой.

Норрис на секунду задумывается и уже открывает рот, чтобы пояснить, что он имел в виду, но в этот момент наконец появляется Олли и перебивает его радостным: «Бекси, дружище, привет!», словно восторженная интонация каким-то образом способна сгладить тот факт, что чертов увалень опоздал на целых полчаса.

– Привет, Ол! – расплывается в улыбке Норрис.

– Пф-фф, – отзывается Олли.

– Ну, и сколько сейчас времени? – гневно вопрошаю я. – Ты должен был прийти полчаса назад. Полчаса, блин! По твоей милости я вынужден тут прокисать, слушая бредни Капитана Харизмы. Где тебя носило?

– Честное слово, Бекс, я прилетел сразу как только… поднял задницу. – Хихикнув, Олли уточняет: – Шучу, конечно. – Внезапно он нахмуривает лоб: – А что за «капитан Призма»?

– Ни хрена ты не шутишь, Ол! – взрываюсь я. – Ты на самом деле притащился только тогда, когда соизволил поднять задницу. Мы договаривались встретиться в девять, черт тебя подери! Уговор был на девять, а ты заявляешься в половине десятого, при том, что живешь в десяти минутах ходьбы отсюда. Получается, в девять двадцать ты преспокойно сидел дома – ковырял грязные пальцы на ногах, жонглировал апельсинами или занимался какой-нибудь другой фигней!

Олли страдальчески закатывает глаза и бессильно опускает плечи, всем своим видом демонстрируя, каким жутким занудой я порой бываю.

– Господи, ты сейчас похож на моего надзирателя из Службы пробации. Тот тоже все воспитывает. Не понимаю, чего ему от меня надо… – вздыхает он.

– Да уж, и чего ему только надо? – сочувственно говорю я и поднимаюсь, чтобы надеть куртку.

Норрис чует новую возможность потягаться силами с Франкенштейном и спрашивает у Олли, знает ли тот телку, которая работает вместе с Мэл.

– Какую из них? Ту, что с зубами, или ту, что с волосами? – уточняет Олли. Пожалуй, его принцип сортировки коллег Мэл пришелся бы по душе менеджерам той компании, что выпускает игрушку «Мистер Картофельная Голова».

– Не-е, у этой ни зубов, ни волос, – поправляет Норрис.

– Не знаю, как ее зовут, но по описанию – просто красотка! – Я беззлобно толкаю Олли в бок.

– Погоди, это, наверное, та, что с мохнатыми бровями? – осеняет его.

– Угу, она самая. – Я подвожу черту под разговором и засовываю книжку в карман. – Идем! Надеюсь, ты пригнал фургон?

– Конечно, – кивает Олли. – Ты велел мне пригнать, я и пригнал.

– А еще, если помнишь, я просил тебя прийти в девять, так что извиняй, если не выдвину твою кандидатуру на олимпийские соревнования по пунктуальности.

– Да пригнал я этот гребаный фургон, пригнал, – трясет головой Олли.

– С начинкой все в порядке? – на всякий случай спрашиваю я.

У Норриса моментально вырастают ослиные уши.

– О какой начинке вы говорите? – жадно интересуется он.

– Топор да веревка, – недвусмысленно намекаю я. Норрис сникает. Насмешками его броню не пробить, но открытая угроза пока что производит нужный эффект.

– Идем же, – тороплю я Олли и залпом допиваю свое пиво, что называется, «на ход ноги».

– Эй, Бекс, подожди, – не отстает Норрис и в последний раз закидывает удочку: – Так ты поговоришь с той пташкой?

– Обязательно поговорю, старик. Предупрежу ее насчет тебя. – Я грохаю пустой кружкой о стол перед носом этого придурка. – Заметь, совершенно бесплатно.

Норрис бормочет мне в спину какие-то ругательства – воздушный ас промахнулся и теперь вынужден кружить над темной пучиной своего несовершенства, выжигая топливо перед посадкой. Лучше бы, конечно, морская пучина была настоящей, но тут уж как есть.

– Я пытался до тебя дозвониться, – на улице сообщает мне Олли.

– Я вырубил телефон. Мэл вышла на тропу войны, так что не могу рисковать. – Вслед за Олли я сворачиваю за угол и двигаюсь через переулок к фургону.

– Чего злится?

– Не знаю, но в последние несколько дней она рвет и мечет, – пожимаю я плечами и рассказываю приятелю, как сегодня вечером принес домой еды из китайского ресторана, а схлопотал так, будто приперся с китайской шлюхой.

– А какую еду ты принес?

– Не важно. Главное, что Мэл готова меня задушить, а я понятия не имею, из-за чего. Короче, я опрокинул в себя хавку, словно бегемот, и по-быстренькому сделал ноги, пока эта припадочная не изрубила меня в капусту.

– Наверное, ты ее чем-то огорчил, – предполагает Олли.

– Да нет же, клянусь! То есть, конечно, я периодически ее огорчаю, но на этот раз ничего такого не было. Корова бешеная!

– В чем же причина?

– Не имею ни малейшего понятия. До Рождества ведь еще далеко?

– Надеюсь, иначе мы все здорово влипли.

– Тогда вообще не понимаю. Убрался, значит, я из дома, и посреди дороги Мэл выдает мне по мобильнику свою фетву. Что поделаешь, пришлось поскорее отключить трубу.

– Может, спросить у нее самой? – предлагает этот большой наивный ребенок.

– Ага, и признать, что я ни сном ни духом не подозреваю, чем провинился? Нет, такая перспективка мне не улыбается. Лучше уж надеть шоры, заглушить сигнал и подождать пару деньков, пока Мэл не перебесится. Предпочитаю этот способ.

– Гм, неплохой план, – одобряет Олли.

– Спасибо. Сам придумал.

Если разобраться, чего вообще хотят женщины? (Под женщинами я подразумеваю Мэл, но, как правило, люблю обобщать, чтобы всегда была возможность развернуть дискуссию и держаться в рамках политкорректности, особенно когда речь заходит о таких острых социальных вопросах, как «чего вообще хотят эти чертовы бабы?») Вместо того чтобы прямо высказывать нам свои мысли, они прибегают к фирменным приемчикам – дуют губы, хлопают дверями, бьют посуду, заставляя нас мучительно напрягать извилины и ненароком извиняться за дюжину вещей, о которых наши подружки даже не догадывались. Мэл полностью соответствует этому шаблону. Раз в два-три месяца она накрепко захлопывает раковину, что твой моллюск, а я ломаю голову, что же именно натворил. При этом абсолютно не имеет значения, насколько мило я вел себя до того и какие нечеловеческие усилия предпринимал, чтобы ее порадовать – раз уж Мэл впала в дурное настроение, пиши пропало, смягчающих обстоятельств не существует.

К примеру, вот последний случай. Сразу внесу ясность: с родственничками Мэл я вижусь не часто. Не будет преувеличением сказать, что они меня на дух не выносят, однако ради Мэл я стараюсь держаться с ними любезно – прошедшим летом даже согласился пойти на идиотский пикник, который ежегодно устраивает ее папаша. Думаете, заработал несколько лишних очков, и это помогло мне продержаться в милости у Мэл до тех пор, пока у нее в следующий раз не снесло крышу? Как бы не так. Противная злючка не разговаривала со мной почти неделю! Видите ли, я опозорил ее перед всей семьей. Каким образом? Этого мне сообщить не соизволили, а сам я не помню, поскольку в тот раз изрядно надрался.

Ладно, что было, то прошло. Теперь, однако, мне опять грозит стать участником аттракциона «битье тарелок о голову Бекса», так что предпочтительней переждать бурю в безопасном месте – провести ночь-другую на диване Олли, а там, глядишь, Мэл сточит зубы о большую плитку молочного шоколада, которую я оставил в холодильнике (шоколадка вообще-то принадлежит мне, точней, супермаркету «Сэйнсбери», но готов поспорить, что записочку, которую я прилепил к обертке, Мэл даже не заметит).

Глава 2
Цена всегда занижена

По пути к фургону я размышляю на эту тему, отчасти чтобы профильтровать события последних дней, отчасти чтобы не слушать очередную байку Олли из серии «я тут ни при чем». Неожиданно мне в глаза бросается его оттопыренный карман.

– …втираю ему: «Эй, чувак, я понятия не имею, о чем ты. На кой мне сдался твой телефон?» А он…

– Стоп, стоп, – говорю я.

– Чего?

– Ты спер из кабака пепельницу?

– Чего? – хлопает глазами Олли.

– Чтоб ты скис, клептоман-переросток! Совсем не соображаешь? Не можешь держать себя в руках? У нас полный фургон товара, а ты воруешь дрянную пепельницу, рискуя привлечь внимание копов!

– Мне ведь нужна пепельница, – резонно замечает Олли. Стандартный ответ на все случаи, когда чье-то добро оказывается у него в кармане.

– Что, прежняя наполнилась доверху? А вдруг хозяин пивной видел тебя и уже позвонил в полицию? Копы через минуту прилетят сюда, а ты припарковал фургон в двух шагах от кабака, тетеря!

– Брось, Бекс. Копам наплевать на дешевую пепельницу. – успокаивает Олли.

– Зато им очень даже не наплевать на двадцать пять новеньких калориферов, которые лежат у нас в фургоне, – шиплю я.

За калориферы нам действительно могут припаять не маленький срок. Полицейские в этом районе знают нас как облупленных, просто не имеют права без веских оснований обыскивать наш фургончик каждые полчаса, иначе мы неплохо нагрели бы руки на исках о возмещении ущерба в связи с причинением беспокойства и посягательством на неприкосновенность личности. В то же время, дай только повод, и Соболь со своими прихвостнями распотрошит наш фургончик и с мясом вырвет «дворники» еще до того, как мы успеем подать заявление об угоне. И эта дурацкая пепельница, облезлая грошовая штамповка, вполне может послужить таким поводом.

Я жду, что Олли начнет нести обычную пургу – дескать, все будет нормально, его никто не видел и вообще он профессионал своего дела, как вдруг эта легенда криминального мира выдает фразу, из которой я делаю вывод, что сегодня вечером он разжился не только пепельницей.

– Там не двадцать пять калориферов.

Я останавливаюсь как вкопанный и закатываю глаза.

– О господи! Сколько же ты стырил?

Олли изображает праведное негодование:

– Нисколько. Как у тебя только язык повернулся!

– Тогда их должно быть двадцать пять. Я сам пересчитывал.

– Ну, может, ты обсчитался.

– Гораздо вероятнее, что ты придержал несколько штук для себя в качестве подставок для памятных вещиц из кабака! Или, по-твоему, я не умею считать до двадцати пяти?

– Я тебе не профессор математики и знать не знаю, до скольких ты там умеешь считать, – пыхтит Олли.

Скажу вам по секрету, играть с ним в карты – одно удовольствие, потому что он не может блефовать и одновременно дымить сигаретой. Олли знает, что мне известна эта подробность, поэтому всякий раз, когда мы играем в покер, непременно тушит сигарету, если у него на руках плохие карты. И хотя сейчас он не спешит выбрасывать окурок, правда читается на его физиономии так же ясно, как предупреждение Минздрава на сигаретной пачке.

Я решаю не углубляться в дальнейшее выяснение обстоятельств. Олли понимает, что я вижу его насквозь.

– Значит, так: недостающую часть навара я вычту из твоей доли…

Олли идет в контратаку.

– Может, сперва расскажешь, куда на прошлой неделе ушла система автосигнализации? – Видимо, на горизонте перед ним замаячила планка высоких моральных устоев – где-то в невыносимой дали от нас обоих.

– Говорю же, сперли, – со вздохом повторяю я.

– Знаю, что сперли, я сам помогал тебе ее спереть. Меня интересует, куда она подевалась потом.

– Не знаю, возможно, исчезла вместе с тем таинственным незнакомцем, который увел у меня отличный фонарик. Забрался в фургон, вытащил фонарик из-под сиденья и аккуратно запер за собой дверцу, не оставив никаких следов взлома. Припоминаешь?

– Не-а, – бурчит Олли, мысленно рисуя образ себя любимого. – Уверен, он тут ни при чем.

В это мгновение автостоянку прорезает свет фар. Фургон Электрика кружит вокруг нашего авто, словно акула, учуявшая жертву, потом останавливается позади, бампер в бампер.

– Смотри, Электрик уже здесь, – замечаю я. – Не спеши трясти бумажником, переговоры – мое дело.

– Можно подумать, когда-то было по-другому, – бурчит Олли. Во рту у него, наконец, набирается достаточное количество слюны, и он делает глубокую затяжку.

Электрик открывает дверцу фургона, сползает с сиденья и приземляется на пораженные артритом ноги. Морщится, захлопывает дверь и обходит фургон со стороны кузова.

– Как поживаете, ребятки? Прекрасный вечерок выдался, – вполголоса восклицает он.

Начало довольно неожиданное – настолько, что даже объяснять не стану почему; назову лишь главную особенность Электрика: «разговоров о погоде» этот человек не заводит в принципе. Болтовня по пустякам для него примерно то же, что анестезия для приговоренного к побиванию камнями – нечто совершенно лишнее и неуместное. Единственная причина, по которой Электрик интересуется, как мои дела, или сетует на капризы природы, проста: он старается усыпить мою бдительность, чтобы вместо наличных всучить мне чек.

Ладно, если Электрику охота потрепаться, не отказывать же старику в удовольствии.

– Да-да, мы с Олли только что говорили об этом, – подхватываю я. – Погода не по сезону мягкая. Во многом напоминает золотые осенние деньки моего детства, долгие и теплые, когда бархатный занавес ночной тьмы уже опустился, но действо еще не кончено, и воздух напоен ароматом пастилы, тысячи липких кусочков которой нанизаны на тысячу палочек и протянуты к огню…

Я выжидающе смотрю на Электрика. Теперь его очередь.

– Товар привезли? – хмурит брови он.

Хвала Всевышнему, наконец-то перед нами прежний Электрик – старый знакомый, легкий в общении. Я мотаю головой в сторону нашего фургона.

– Сколько?

Перевожу взгляд на Олли.

– Кгхм… восемнадцать, – с глупой улыбкой отвечает тот.

– Восемнадцать? Ах ты, жадный паршивец! Заныкать один или два прибора – еще куда ни шло, но целых семь штук – это уж чересчур!

– Семь? – Олли что-то высчитывает в уме. – Э-э… значит, осталось семнадцать.

Затевать ссору в присутствии партнеров по бизнесу не годится, поэтому я ограничиваюсь сердитым взглядом и сквозь зубы цежу, что мы разберемся с этим вопросом позднее, после того как ночью сходим на дело.

– Есть планы, ребята? – осведомляется Электрик.

– Да, крупный склад в промзоне. У нас уже все на мази. Завтра притараним тебе телики. Широкий экран, все прибамбасы.

– Отлично. Я всегда придумаю, что делать с теликами, – удовлетворенно кивает Электрик.

– Угу, например, заплатить нам за них вдесятеро меньше положенного, – иронизирую я.

Лицо Электрика искажается гримасой боли, как будто одна мысль о чем-то подобном пронзает его грудь острым кинжалом. Выразить свою сердечную муку он не успевает, поскольку в беседу опять встревает обладатель звания «Лучший мозговой донор года».

– Бекс, ты мне про это не говорил, – обиженно сопит он.

– Олли, дружище, ты, как всегда, все прослушал. Я говорил тебе об этом деле на прошлых выходных, а вчера вдобавок напомнил эсэмэской.

– Да? – Мой напарник достает мобильный телефон и таращится на экран. – Мне ничего не приходило…

– Кстати, по случайному совпадению, точно такое же название носит твоя автобиография, – хихикаю я, радуясь собственному остроумию.

Не правда ли, первоклассный образчик двойной подколки?

Олли тупо смотрит на меня.

– А?

– Проехали, – вздыхаю я.

– Через двадцать минут я должен встретиться с Белиндой, – возражает он.

Я неумолим!

– Что ж, советую принять ледяной душ и вспомнить, как твою собачку переехал грузовик, потому что романтическое свидание придется отложить.

– Но Белинда не любит откладывать свидания, – жалобно произносит Олли, и это он еще мягко сказал.

Белинда (в прежние времена, когда мой приятель еще не успел в нее втрескаться, больше известная как «Блин, дай, а?») – бывалая штучка, на своем веку прошла огонь, воду и медные трубы, что, между прочим, совсем не плохо. Лично я ей не судья, и вообще, если на то пошло, мне было бы гораздо интересней прожить жизнь в мире, сплошь населенном Белиндами, и тащиться от их грязных трусиков, чем прозябать в старости на тоскливой планете Библиотекарей. Электрик в данном вопросе более категоричен, но, думаю, это все потому, что для людей его поколения до сих пор считается нормальным вымазать в смоле и обвалять в перьях свою благоверную только за то, что она осмелилась поднять глаза на разносчика угля.

– Я слыхал, она слаба на передок? – выгибает бровь Электрик.

– Вроде того, – соглашаюсь я в пику Олли. Это моя маленькая месть за его сегодняшнее опоздание. – Последние пять лет номер телефона Белинды не сходит со стены сортира в «Барсуке», несмотря на то что заведение дважды ремонтировали. Постоянные посетители строго-настрого запретили рабочим стирать или закрашивать его.

– Горячий номерок, – усмехается Электрик.

– И не говори! Даже из Королевской комиссии по культурным памятникам приходили подивиться на это чудо, правда, Ол?

– Белинда уже не такая, – зардевшись, лукавит Олли, словно сэр Галахад Непорочный после счастливого соития с Аби Титмус.

– Не порти малину, подыграй мне, – шепчу я ему и делаю второй дубль: – Даже из Королевской комиссии по культурным памятникам приходили подивиться, верно, Ол?

Галахад тяжко вздыхает.

– Да, они все тоже ее трахали, – бормочет он без всякого выражения.

А ведь в этой фразе вся соль!

– Не знаю, что с тобой стряслось. Испортил свою же любимую шутку! – разочарованно качаю головой я.

– Я любил эту шутку до того, как мы с Белиндой начали встречаться, – неожиданно вскидывается Олли.

– Пошли ее куда подальше, сынок. Она тебе не пара, – советует Электрик.

Тоже мне святоша!

– Ты-то откуда знаешь? – Олли гневно сверкает глазами.

– Знаю, парень, знаю, – произносит Электрик с видом человека, который отведал, подцепил, вылечил, подцепил снова, да еще заразил жену. – Была у меня когда-то одна такая. Фантастика, конечно: грязная, развратная девка, просто восторг. Только по большому счету я ей не доверял, ни на грош не доверял. У женщин этого сорта нет ни чести, ни приличия. Как можно верить бесстыднице, которая за спиной у собственного мужа крутит шашни с его братом?

Мы с Олли молча моргаем.

– Очень познавательно, – наконец говорю я. – Калориферы берешь или нет?

– Да, всю партию! Как договаривались – по пятерке за прибор?

– Эй, эй, не торопись, – придерживаю сделку я. Блин, сговорились они все сегодня, что ли? – Откуда взялась эта смешная цена? Еще вчера ты обещал по десятке за штуку!

– По десятке? Да вы с ума сошли! За десять фунтов я себе глотку перережу! – ломает комедию Электрик.

– Плачу десятку, чтобы посмотреть на это, – хихикает Олли.

– Прикуси язык! – рявкает Электрик.

Я не собираюсь уступать.

– Вчера ты говорил, что заплатишь по десять фунтов. Помнишь, когда твой прыщавый приятель дал нам наводку? Ты еще сказал, что в вагоне будет по меньшей мере пятьдесят калориферов, а не жалких двадцать пять.

– Семнадцать, – поправляет Олли.

– Ах да, семнадцать!

– Спрос и предложение, друзья мои, все зависит от спроса и предложения. Цены то поднимаются, то падают, – разводит руками Электрик.

– Как интересно! За все время, что я с тобой работаю, цена ни разу не поднялась. Я прав, Ол?

Олли глядит на меня, как баран. Очевидно, его разум занят более низменными вещами.

– Насчет чего?

– Охо-хо. Иногда обращаться к нему – все равно что разговаривать с собственными ботинками, – сетую я. Электрик сочувственно кивает. – Вот скажи, когда вообще цена увеличивается?

– Когда товар пользуется хорошим спросом. На ваш товар спроса почти нет.

– В начале-то зимы? Эти приборы, на минуточку, называются обогревателями. Или ты предпочел бы сейчас крупную партию электроморожениц?

Электрик считает, что переговоры слишком затянулись, и пытается отвлечь мое внимание, вытаскивая из кармана пачку наличных.

– Вот вам сотня; берите или проваливайте со своим товаром. – Прямо перед моим носом он отделяет от толстенькой пачки десять десяток.

Я понимаю, что препираться можно до самого утра, поэтому перехожу к сути дела и называю реальную цифру, на которую, уверен, Электрик должен согласиться.

– Сто двадцать пять, и точка. – Я нахожу среднее между пятью и десятью фунтами за штуку и клянусь, что скорее вывалю товар в канаву, чем уступлю еще хотя бы пенни.

Электрик клюет.

– Сто двадцать пять, говоришь? – бормочет он, мусоля в руках еще несколько банкнот.

И все было бы хорошо, если бы чертов финалист шоу «Кто хочет стать олигархом» не раскрыл свой чертов рот.

– В крайнем случае, сто десять, – твердо заявляет Электрику мой напарник.

Не веря своим ушам, я трясу головой, а Электрик проворно прячет две бумажки и пользуется моим замешательством, чтобы засунуть остальные банкноты в нагрудный карман Олли.

– Идет, – охотно соглашается наш покупатель.

– Погоди, сперва надо пересчитать. – Я быстренько выхватываю деньги из кармана Олли. – А то вдруг ты обмишулился в нашу пользу.

Пока я пересчитываю банкноты, Олли, вытянув шею, наблюдает из-за моей спины. По окончании процедуры следует неизбежный вопрос:

– Ну что, дал больше? – Олли с надеждой смотрит на меня.

– Эти несмышленыши такие милые, правда? – говорю я Электрику.

Как правило, я предпочитаю заниматься делом вдали от любопытных глаз. Отсюда соответствующий антураж: пустынные парковки, тайные встречи и черные шерстяные шапочки. Все это неотъемлемая часть игры, в которую я играю. В некоторых видах бизнеса дела ведутся в зале заседаний или на поле для гольфа, а участники сделок носят звучные имена вроде Джеральда или Отто. Я же преимущественно проворачиваю бизнес на безлюдных стоянках у обочины, а моих партнеров зовут Электрик, Грег-Сучий Потрох или Беззубый Фредди. Однако намерения у нас одинаковые, что у меня с Электриком, что у ребят на поле для гольфа: получить свой навар и выйти сухими из воды. Охотно признаю: с точки зрения морали, самым безупречным в мире человеком меня не назовешь – моя обычная ночная работа заключается в том, чтобы украсть некоторое количество предметов бытовой техники и затем продать их на черном рынке. Я делаю деньги, Электрик делает деньги, конечный покупатель приобретает новомодный бытовой прибор (не иметь которого просто стыдно) всего за некоторую часть от магазинной цены (хотя, зная Электрика, можно предположить, что эта часть составляет девять десятых) – короче, все в выигрыше, пожалуй, за исключением прежнего владельца всей этой техники. Но даже он готов к такому повороту: предъявляет страховку и вдобавок поднимает цены на прочий товар. В итоге нагрузка по возмещению ущерба ложится на массы, на так называемых добропорядочных, законопослушных граждан.

Что скажете? Зная ситуацию в целом, чью сторону вы примете – ловкачей или проигравших?

Разумеется, такое положение вещей очень неприглядно, однако факты – упрямая вещь. Лично мне чувство собственного достоинства не позволяет встать в один ряд с неудачниками. Я имею в виду, нас с вами и без того ежедневно обдирают все кому не лень – правительство, табачные и пивоваренные компании, интернет-провайдеры, взимающие с абонентов плату за просмотр программ в реальном времени. Моя работенка всего лишь позволяет частично компенсировать утраченное самоуважение, чтобы в конце каждого дня не чувствовать себя жертвой обмана. Это борьба против гигантских конгломератов, борьба за «маленького человека» (хотя, если «маленькие люди» по рассеянности оставят незапертой заднюю дверь, я непременно их обчищу). Не волнуйтесь, я могу привести хренову тучу оправданий тому образу мыслей, который записывал на картонных подставках для пивных кружек, в то время как весь остальной мир усердно трудился. В конце концов, может, у меня просто активная жизненная позиция?

Логично было бы предположить, что подобный энтузиазм высоко расценивается в нашем капиталистическом рыночном обществе, но это, увы, не так. Скорее, как раз наоборот, из чего и вытекает необходимость вести дела без посторонних. Однако иногда все равно случаются проколы, и пара любопытных глаз засекает твои действия, несмотря на то, что ты выбрал самый пустынный переулок и соблюдал всяческую осторожность. Возможно, сразу этого и не почуешь, но последствия не заставят себя долго ждать. Прямо как сегодняшней ночью.