Текст книги "Хроники черной луны (СИ)"

Автор книги: Денис Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 29

Солнечный зайчик прыгал по обшитой досками стене от сучка к сучку. Это было так знакомо. Я вытянул руку и попытался его поймать. Посидев на моей ладони, он ускакал куда-то под потолок. Тело невыносимо болело, ломило в мышцах, живот горел огнем. Голова раскалывалась на миллион частей, каждая из которых болела как-то по-своему. В глаза будто кто-то песка насыпал – я едва мог держать их раскрытыми. Приподнявшись на кровати, я заметил стоящий на низеньком столике затертый до дыр кувшин с отколотыми ручками. Только в этот момент я понял, какая же меня мучает жажда. Когда я остановился, на дне кувшина едва ли осталось на два пальца воды. С трудом подняв руки, осторожно ощупал кольцо. Оно было на месте. Обессиленный, снова упал на кровать. Протрещала тысячей сверчков прикрывавшая дверной проем циновка и в комнату прокрался Мумр.

– Ага, пришел в себя наконец-то. Горазд ты спать, убийца отмороженный. Вас этому наверно специально в Храмовой школе учат, я про дрыхнуть спокойно, нарезав гору трупов.

Он был в прекрасном расположении духа. Темная, лоснящаяся от пота рожа была довольна как никогда. Небрежно спустив кувшин на пол, он уселся прямо на столик. Тот испуганно икнул. Я с трудом улыбнулся.

– Только этому там наверно и учат. Это самое важное в жизни жреца. Долго я спал? И где мы? На Иредосе?

– Вопросы, вопросы! Нет бы, спасибо сказать!

– Спасибо. Если бы не ты, кормить бы мне рыб.

– То-то. Помни мою доброту и ... Ладно, помни и все. Ты уже две недели дрыхнешь. Я даже нюхаю тебя иногда, думаю, вдруг издох.

– Две недели?! – я хотел это прокричать, но получился лишь тихий сип.

– Угу – Даже позы гад не поменял.

– Как нормальный человек может так долго спать?

– А никак конечно. Но если кормить его грибами, знаешь, есть такие зеленые с крапинками белыми, растут в трюме, то может и дольше проспать.

– Ты кормил меня этими грибами?! Да от них даже крысы дохнут! – Наверно если бы у меня были силы, я бы задушил Мумра прямо там, не дав ему даже со стола слезть. Но сил не было. Оставалось испепелять его взглядом. Ему же на мой испепеляющий взгляд было глубоко наплевать.

– Я ему жизнь спас, а он еще что-то против имеет. Ладно, не дергайся. Если бы со мной был мой мешок, кормил бы тебя другой отравой. А так, что под руку подвернулось. У тебя вон от ран весь живот загноился, ты от боли ревел так, что команда собиралась тебя за борт выбросить. И плевали при этом на все наше золото. Пришлось принять меры. – Я чуть успокоился.

– Сильно меня?

– А ты как думаешь. Не знаю в чем тот урод свое копье держал, может в кучу навозную втыкал по вечерам, может чем специально намазал, но раны не хотели заживать ни в какую. Я думал все, конец тебе – но нет, выкарабкался.

– И не такое видал, что мне отравленное копье. – Я идиотски похихикал, вспомнив долину. – А чего ты с тем типом то сделал? Никогда такого не видел.

– Да это у меня не получилось. Я хотел его с ума свести, чтобы он на своих набросился, но чего-то в темноте не то накрутил, а может с перепугу слова напутал, вот его и разнесло. Эффектно, да?

– А главного жреца сможешь так?

– Неа. Не смогу, даже если очень захочу. Я даже не помню, чего я там в лодке нес. Испугался жуть. И за тебя и за себя.

– Да уж. Я сам чуть со страху не обделался, не то что они. – Мы посмеялись. Потом я обратил внимание, что руки Мумра как-то неестественно лежат на коленях. Спрятанные под грубыми перчатками они выглядели как неживые, как посторонний шаману предмет.

– Что с руками?

– Плохо с руками. – Он аккуратно стянул перчатки. Некогда красивые белые мизинцы сейчас обуглились и скрючились. Остальные пальцы были целее, но тоже сильно обожжены.

– Перестарался?

– Ага. Совсем чуть-чуть, но сам видишь. В моем деле чуть-чуть не считается. Ничего. Заживут. Мизинцы, правда, придется искать другие. Этими только собак кормить, да и то побрезгуют. Так что я пока шаманить не могу, за услугами к кому-нибудь другому обращайся. – Он невесело улыбнулся.

– Ты из-за этого меня грибами лечишь?

– А ты думал. Да не грызи себя, это не высокая плата. Главное живыми ушли.

Помолчали, думая каждый о своем. Боль в животе накатывала все сильнее. Я постарался этого не замечать.

– Ты не сказал где мы сейчас.

– Это Митра. Деревушка на берегу. Я попросил капитана высадить нас здесь, а не в столице.

– Что значит Митра? Мы не на Иредосе?

– Нет. Я заплатил капитану приличную сумму, и он в Иредосе только запасы пополнил, потом сразу в море. Утром зашли в порт, в обед уже отплыли. До столицы отсюда дней десять пешком, может чуть больше. Так что выздоравливай, и в путь. Как живот?

– Болит.

– Тебе нужно еще поспать.

Вынув откуда-то из-за пазухи мешочек, высыпал его содержимое прямо в кувшин. Разболтал, понюхал, потом протянул мне.

– Пей. Только сразу глотай, а то вырвет.

Сделав, как он велел, я поморщился, откинулся на подушку и почти сразу отключился.

От старой императорской дороги осталось лишь громкое название. Плиты разошлись, и в трещины местами пробивалась жухлая трава. Украшавшие обочину через каждую шестую лигу скульптуры императоров упали и затерялись в мусоре и песке. За когда-то самой красивой дорогой в империи давно уже никто не следил. Порывшись в без преувеличений бездонной памяти я к удивлению не нашел воспоминаний кто же построил прямой как древко копья и абсолютно никому не нужный тракт. Видимо сам факт строительства был столь несущественен, что не нашел отражения в хрониках жрецов. Я сказал об этом Мумру, на что он сделал несколько весьма нелестных замечаний о нашей империи, императорах и белых людях вообще. Пришлось попросить его заткнуться. Большинство акведуков над оврагами и просто между крутыми обрывами холмов еще стояли, но мы не рисковали на них забираться, обходили по низу, благо тропа была уже набита.

В столицу можно было попасть двумя путями, вдоль побережья, идя сначала на север, а потом на восток вдоль глубоко забравшегося залива и напрямую по старой императорской дороге. Местность вдоль побережья была хорошо обжита, имела множество курманов и предлагала вполне приятное и необременительное путешествие. Каменный же путь напрямую не предлагал выбравшим его дуракам ничего кроме уединения и отсутствия любопытных глаз. Мы, не сговариваясь, выбрали этот вариант. Лишний интерес к нашим персонам был ни к чему. Курманов здесь не было и приходилось ночевать в каких-то богами забытых деревушках, а порой и просто на земле – но это нас ничуть не смущало.

Бредя по белым изъеденным ветром плитам, мы болтали обо всем на свете: о моих приключениях в долине, о жизни Мумра на острове. Нам обоим было что вспомнить.

Однажды, перебираясь через очередной овраг, Мумр задал мне вопрос:

– А что с твоей памятью? Ты говорил, что помнишь все, что помнил жрец.

– Примерно так. Но знаешь, в последнее время меня это все больше и больше беспокоит.

– Почему?

– Не уверен, сможешь ли ты понять. По началу, как только я вставил себе это кольцо, память жреца прорывалась в меня по маленьким крупицам. В нужный момент я задумывался о чем-нибудь, что не мог знать в принципе и вдруг находил ответ. Потом, уже после пустыни память потекла тонким ручейком. Целые эпизоды из жизни, какие-то куски хроник. Со временем этих кусков стало так много, что я начал путать, где же моя собственная память, а где память жреца. Мне кажется я начинаю сходить с ума. Еще чуть-чуть и личность Двадцать Шестого восстановиться во мне полностью. Я перестану быть Семеном. Может и Двадцать Шестым не стану, но и перестану быть собой. Только желание поквитаться с Первым жрецом удерживает меня от желания выдернуть кольцо из головы, и пусть даже умереть, но прекратить этот ужас.

Мумр долго молчал, переваривая сказанное. И вдруг уже под вечер поведал мне свои размышления.

– Твоя голова, Семен, как кувшин. Только вот воды собственных воспоминаний плескалось в нем на самом донышке. А тут появился такой благодатный источник как кольцо. Естественно кувшин пытается заполниться. Но не бойся растворится в этой новой памяти. Ведь человек это не только воспоминания, это и характер и привычки, и отношение к окружающим в данный момент людям и много еще чего, что кольцо не сможет залить и растворить.

– Ты так думаешь?

– Я в этом уверен.

– Хотел бы и я немножко этой уверенности. Может мне стоит убить тебя и съесть твой мозг? – я сделал притворную попытку кинуться на шамана. Он же состроил самую испуганную из всех своих рожиц и завизжал как уличная девка:

– Не прикасайся ко мне, грязный извращенец.

Мы оба заржали, выпуская наружу вдруг накатившее уныние.

Это был самый большой курман из всех виденных мною раньше. Большая общая комната занимала весь первый этаж. Люди сидели за низенькими столиками, на расстеленных вдоль стен коврах, прямо на полу, подложив за спину собственные тюки. Наше появление заинтересовало многих. Нас звали присоединиться, рассказать новости, просто пообщаться. Утомленные долгой дорогой люди разомлели и были рады любому новому человеку. Всем пришлось вежливо отказать, сославшись на усталость. В дальнем углу курмана нашелся хозяин. Комнату на втором этаже удалось снять лишь за очень кругленькую сумму золотом. Подешевле же предлагалось заночевать прямо здесь, притулившись где-нибудь у стены, и то – если спать дадут веселящиеся соседи. Но мы не скупились, взяли небольшую комнатку с одной кроватью. Мумр согласился поспать на полу.

До столицы было всего полдня пути. Курман был распложен крайне удачно. В нем останавливались на ночлег все, кто хотел попасть в город засветло. Ложась пораньше, они выходили в путь ночью, и с первыми лучами солнца были у ворот. Вблизи города курманов тоже хватало, разного вкуса и размера, но там было еще дороже. Вдобавок только этот курман был на перекрестке всех дорог. Отсюда уходили караваны и на неизведанный и такой будоражащий умы восток и на жаркий и пыльный юг, на жестокий и непокорный север. Часть сделок происходило прямо здесь, товары переходили в руки перекупщиков, а довольные скорой, пусть и не такой большой, как в столице наживой, торговцы отправлялись домой.

Добравшись до низенькой кровати, я рухнул на нее как подкошенный. Недавние раны давали о себе знать, я очень быстро уставал, особенно на солнцепеке. Мумр же, как будто не шел со мной весь день рядом. Он кружил по комнате, осмотрел все углы, повыглядывал из узенького окна на толпящихся внизу лошадей и верблюдов. Наконец замерев у изголовья кровати, выдал:

– Скучно мне, и спать неохота. Спущусь ка я вниз, пообщаюсь с торгашами. Может узнаю чего полезного.

– Думаешь, это безопасно? – Самому мне думать было лень. Сон почти подобрался к моей голове и беседу я поддерживал с трудом.

– Конечно безопасно. Да и просто поговорить охота. А то за неделю с тобой уже совсем от людей отвык.

– Ну, иди, иди. Общительный ты наш. – Я думал, что он как всегда разобидится, но энергия Мумра переполняла его, затмевая все возможные обиды.

– Спи, я скоро приду.

Я запер за ним дверь, положил мешок с золотом под голову и мгновенно уснул.

Шаман заявился посреди ночи, чуть не выбив дверь пока я шел открывать. Вбежав, опять замельтешил по комнате. Мне же стоять было недосуг, и я лег обратно на кровать. Мумр тут же пристроился в ногах, подогнув под себя мосластые икры.

– Ну и что ты узнал. – Последнее слово я растянул наверно на целый выводок "а", зевота напала страшенная.

– Много чего полезного. Но главное, я нашел попутчиков. Скоро выходим и засветло будем в столице.

– Ничего себе. И зачем это нам?

– Не нам, а мне. С ними иду только я, ты же выйдешь утром и придешь в город спокойно к обеду.

– Так. Ничего не понимаю. Объяснись. Ты что, предлагаешь разделиться?

– Ага. Но слушай по порядку. Я в зале потерся со всякими, послушал новости, и тут увидел двоих вроде как наших. Не такие черные как я, но и не белые. Подсел, поставил кувшин вина, разговорились. Оказалось они торговцы, тоже из джунглей, но с берега океана. Везут в столицу всякие лечебные травы и корешки. Вот они и предложили идти с ними. И главное! Я так сяк навел разговор – они знают, где достать мне пару черных мизинцев.

– Ого!

– Вот и я про то. И просят совсем немного.

– А почему ты идешь с ними только один?

– Понимаешь, Семен, они пустынников недолюбливают. Те их караваны в пустыне до нитки обдирают. А если сказать, что ты не пустынный наемник, а жрец, они и вовсе сбегут. Так что, я лучше один, а в городе встретимся.

– Ладно. Чего уж тут. Где встречаемся?

– Я столицу не знаю, ты предлагай, чего тебе там чужая память советует.

Задумался я ненадолго, в голове проплыл ворох картинок, звуков, обрывки разговоров.

– В порту есть плавучий курман. Все его зовут Зеленым. Триера бывшая, стоит намертво на якорях. Комнаты там не из дешевых, зато посетители лишних вопросов не задают. Я, как приду в город, сниму в нем комнату, и предупрежу о тебе. Сделаешь свои дела и добирайся туда. Если меня не будет, дождешься.

– А как я его найду?

– Возьми лодку, скажи куда, довезут. И не жалей денег лодочнику, в столице это не принято. – В дверь постучали.

– Это за мной.

– Беги. Увидимся завтра.

– Увидимся.

Он выбежал за дверь, громко хлопнув напоследок. Идея Мумра мне не нравилась, но и отговаривать его не хотелось. Хотелось закрыть глаза и расслабиться. Да и что могло случиться в городе с этим пронырой. Я закрыл глаза и провалился в сон.

Храм давил на голову своей громадой, проникал сквозь тонкую ткань плаща, через кожу, кости и заглядывал в самое нутро, пытаясь понять, кто же это притащился под его стены. Как огромный живой организм он возвышался надо мной, подпирая верхними площадками небеса. И как живой хищный организм он пытался разобраться с новой враждебной сущностью. Я стоял прямо посреди лодки и смотрел на него, смотрел в глаза его многочисленных арок, окон, трещин. Смотрел и шептал: «Я пришел. Ты не ждал меня – но я пришел».

Лодочник ничуть не удивился моему желанию остановиться. Видимо многие, так же как и я, впервые попав в город, пялились на это чудовище, сожравшее половину горизонта. Но меня одолевали совсем другие чувства, чем банальное восхищение выходцев из провинции. Я был беспредельно рад. Наконец-то моя цель совсем рядом.

Ном – столица империи, столица мира. Великий Номинус, первый из императоров строил город именно как столицу. Уже тогда главный храм был в центре и возвышался даже над башнями императорского дворца. Великий Евкадий, через шестьсот лет бросил город, отдав его наступающему морю. Вода затопила улицы, площади, дома, местами полуразрушенная крепостная стена едва виднелась над волнами, но главный храм устоял. Жрецы оставили нижние этажи, но продолжали возносить молитвы Талею на самых верхних. Еще двести лет и море отступило, ужаснувшись собственной наглости. Смирилось. Дома появились из воды, и, хотя улицы превратились в каналы, а площади в гавани для грузовых галер, Ном воскрес. И главный храм опять потянулся вверх, к небу. Его корни стали опираться на затопленные галеры с камнем, на отнятые у патрициев или просто подаренные дома. Воду из подвалов откачали. Храм вернул былое величие. Вернул былое величие и Ном. Последний из великих императоров потратил половину жизни, чтобы построить высокую дорогу с берега до главных ворот, превратившихся в огромный причал. Все картинки летописи проскочили перед моими глазами, восхваляя былое величие империи, было величие Нома, города на воде.

Тихо закашлял лодочник, привлекая мое внимание и отрывая от созерцания главного храма. Я подал ему еще одну медную монетку, компенсировав вынужденную задержку.

– Куда дальше господин?

– Плавучий курман в порту. Его еще зовут Зеленым. Знаешь такой?

– Конечно.

Он сноровисто оттолкнулся длинным шестом от проступающей где-то внизу под зеленоватой водой мостовой. Узкая длинная лодка быстро понеслась между затопленными в этом квартале чуть выше первого этажа домами.

Курман был не таким приличным, как отложилось в чужой мне памяти. Видимо мое понятие о приличии с понятиями бывшего владельца кольца сильно разнилось. Когда-то это было огромной триерой. Длинное широкой судно сейчас было намертво закреплено несколькими бронзовыми цепями уходящими в непрозрачную затхлую воду порта. Название курману дало огромное количество зеленых водорослей, обвивших крутые борта. В корме бывшей галеры была прорублена двойная дверь и сделан довольно широкий подвесной причал. Лодка прижалась к нему вплотную, и я легко соскочил на почти не качающиеся доски. Попросив лодочника подождать, я быстро снял простенькую комнату на двоих. Предупредил о Мумре, чтобы, если он вдруг явиться раньше меня, его проводили прямо туда. Платил я золотом, и лишних вопросов не задавали. Комнату я даже не стал смотреть. Выпил кружку отвара и спустился обратно к воде. Лодочник добросовестно меня ждал. Усевшись, я приказал вести меня к императорской библиотеке. Лодочник крайне удивился, но не стал переспрашивать. Да я бы и не стал ничего объяснять.

Каналы были забиты разнообразнейшими судами. От маленьких плетенок рыбаков, до больших грузовых дирем. Из-за узкости улиц они не могли идти на веслах и их медленно тащили целыми сворами маленьких лодочек.

Кое-где были пришвартованы жилые галеры, и по роскоши отделки было понятно, что владеют ими весьма состоятельные горожане.

Библиотека располагалась на дворцовой площади, сейчас забитой лодками. Мы долго протискивались к главному входу. Мой лодочник громко ругался, проклиная всех встречных, не дающих прохода. Пару раз чуть не дошло до драки на шестах, но слава богам – обошлось.

Библиотека приняла меня благодатной прохладой. Сюда пускали только благородных. Пришлось опустить капюшон и показать знак жреца. Это возымело действие, меня пропустили. Жрецов в столице боялись. Что и не удивительно – Главный храм был виден с любого из каналов, и все знали о сырых подвалах, где заканчивали свою жизнь все, не высказавшие достаточно уважения.

Один из помощников хранителя помог мне найти нужные свитки, стоило лишь объяснить цель визита, а нужны мне были хроники благородных семей. В них записывались все рождения и смерти, браки и разводы, награды и подарки сделанные императором. Все, что могло повлиять на статус и положение семьи. Странно, но именно этих сведений в моей голове не было. Сколько я ни пытал обостренную редонием память, не всплыло ни одного упоминания. По каким-то причинам жрецы не пытались сохранить этих достаточно важных знаний. И даже причины я вспомнить не смог. Я долго проглядывал хроники, изредка возвращался к уже прочитанным. Иногда проходил вперед выискивая свиток упоминаемого семейства. Я знал только имя и примерное время смерти, но я был твердо уверен, что мои поиски не напрасны.

Пыльный, давно никем не тревоженный список нашелся в самом дальнем углу. Дальше него были только свитки семей, в которых умер последний представитель. В моем списке тоже давно уже не делали никаких записей. Я спросил жив ли благородный патриций Ксандро Нивьели Скромено, на что помощник хранителя необычайно возмутился. Он очень популярно и импульсивно объяснил, что если бы почтенный Ксандро умер, здесь бы была пометка, а сам свиток переместился бы на полку дальше, так как Ксандро последний представитель семьи Скромено.

Поблагодарив моего сопровождающего, я спустился к воде и нанял торчащую без дела лодку. Вернувшись в курман обнаружил, что Мумр еще не приходил. Я поужинал в общей зале, присев за низенький столик у глухой покатой стенки, потом прошел в комнату и уснул вытянувшись на узенькой жесткой кровати. Утром, проснувшись в пустой комнатке, я остро осознал, что с моим другом случилась беда.

Найти человека в таком огромном городе очень сложно. Но не в моем случае. Если твой друг черен как грозовое небо, то он мог застрять не по своей воле только в трех местах: в застенках стражи, в подвалах главного храма и на рынке рабов. Первые два варианта я отмел сразу. Если бы Мумр попал к стражникам или к жрецам, он бы уже выложил все что знал, и пришли бы за мной. Оставался рынок невольников. Забросив за спину сумку с золотом, я отправился туда. Благо на крыльце курмана в ожидании клиентов торчали несколько свободных лодок.

– И как тебя угораздило здесь очутиться? – Я присел прямо на доски настила, чтобы мое лицо было на одном уровне с лицом Мумра.

– Ты пришел поглумиться надо мной, или все-таки освободить?

– Думаю и то и другое – Я показал ему мою самую глумливую рожу.

Мумр сидел на полу клетки, просунув руки и ноги наружу. С этой стороны они были крепко связанны вполне себе толстой веревкой. Вдобавок на сложенные кисти рук был надет мешок и тоже крепко прикручен. Тот, кто привязывал Мумра, веревок не пожалел. Остальные жители клетки столпились в самом дальнем углу, тряслись от страха и о чем-то перешептывались.

– Бояться тебя тут. – Я показал пальцем на веревки потом на людей в углу.

– Ага. Еще и побили изрядно. – Он повернул голову и показал огромную шишку. На голой голове она смотрелась как небольшой рог. Я не смог не захихикать.

– Хватит ржать! – Мумр взбесился. – Доставай уже меня отсюда.

Я встал и, прихрамывая на отсиженную ногу, побрел к хозяину клетки. Рынок располагался на нескольких, притопленных камнями в трюме, грузовых триремах. Между ними для удобства покупателей были перекинуты широкие мостки. Кто-то держал своих рабов просто привязанными к прибитым к палубе бронзовым кольцам. Те, у кого товара было много, собирали деревянные клети с крышей, в ней рабы и жили в ожидании покупателя. Люди попадали сюда по-разному. Если на рынках Димеи и Яла были в основном пленные с кораблей, то здесь преобладали должники, воры, неугодные городскому совету или императору торговцы. Пленных же было мало – империя почти ни с кем не воевала. Только в одной из клеток, разыскивая Мумра, я видел крепких высоких северян, из тех, кто до сих пор не желает признавать власть императора.

Рынок только открылся, народу было немного, спросив всего пару раз я легко нашел хозяина клетки в которой сидел Мумр. Он, сидя на корточках, пил горячий настой обсуждая какие-то новости с другими торговцами. Маленький пузатый мужичок с редкими жирными волосами в грязных прядках – он вызывал стойкое отвращение. Но пришлось сделать вежливую рожу, все-таки покупатель.

– Уважаемый, хочу купить у вас раба. – Я легонько притронулся к его плечу. Мужичок вскочил, морда его расплылась в премерзкой улыбке.

– Какого именно? У меня большой выбор. Пройдемте, я покажу.

– Я уже выбрал. Мне черного, который к прутьям привязан. – Улыбка пузатого сменилась крайне растерянным выражением.

– Никак не могу, простите. Выберите любого другого, я вам даже скидку сделаю.

– Но я хочу именно этого. – Я сделал ударение на слове «хочу», и торгаш дернулся как от удара палкой.

– Пройдемте. – Он отвел меня от общей кучи торгашей к низенькому гнилому борту. Доверительно наклонившись ко мне, противно зашептал, брызгая слюной:

– Понимаете, господин, этот раб скорее всего шаман. – Он уставился на меня, ожидая эффекта от сказанного, но, так и не дождавшись, продолжил – Мне его так и продали – сказали шаман. А на счет них есть четкое указание стражи. Продавать только жрецам в храм. Они якобы знают, как и что с ними делать.

Разговор мне надоел. Изо рта торгаша воняло гнилью и кислятиной, хотелось как можно скорее от него избавиться. Я наклонился и приподнял край капюшона. Торгаш даже присел от неожиданности.

– Да, да, тогда конечно да. Простите, господин, не знал.

– Сколько за него?

– Две серебряные монеты.

Мне не хотелось торговаться. Я порылся в мешке и положил монеты в протянутую потную ладошку.

– Я буду ждать вон в той лодке. Приведи его побыстрее.

– Конечно, конечно. – Толстяк трусцой побежал в сторону клеток, на ходу подзывая подручных.

Мы отплыли от рынка, и я развязал моего неудачливого друга. Он с остервенением стал растирать онемевшие запястья.

– Рассказывай.

– Да что тут рассказывать. По дороге они со мной много не болтали. Ночь – чего болтать. Как пришли к воротам, один отошел, якобы за проход заплатить, а вернулся уже с толпой стражников. Скрутили. И не убежишь ведь – кругом одна вода. Потом на рынок привезли и скотине этой плешивой продали. Нашел бы – придушил бы обоих.

– Да уж. История твоя, мой друг, оригинальностью не блещет.

– Смешно тебе, оригинальность все подавай. Сам бы в клетке сутки отсидел. Даже ходить и то пришлось под себя. Хорошо по большому не приперло.

– Может без подробностей. Мне их мой нос уже рассказал.

– Хоть какая-то от него польза. Куда мы? Вроде не в порт. – Он закрутил головой, осматривая окружающие дома.

– В квартал благородных. Хочу кое-кого навестить.

– А хоть к императору, лишь бы подальше от рынка.

Дом Ксандро был еще из старых, построенных до затопления города. Под водой угадывались арки окон первого этажа и большой дверной проем с широкой лестницей. Лодочник высадил нас на небольшой плот заменявший причал, и мы постучались в низкую дверь, бывшую когда-то угловым окном. На наш стук выглянул маленький сухой старик, завернутый в поношенную тогу. Увидев, кто на пороге, чуть не закрыл дверь обратно, но я успел просунуть в щель сандалию. Ногу стиснуло как в тисках.

– Убери ногу, пустынный козел, не то я кликну охранников. Они вас прямо у крыльца утопят. – Старик не на шутку рассердился.

– Мы хотим видеть почтенного Ксандро.

– Хозяин никого не принимает. Я хоть бы и принимал – о тебе я бы ему не сказал ни слова, убирайся. – Он скатился на визг. Из глубины дома послышался приближающийся топот.

– Передай хозяину, что я знаю как погиб его сын. – Я выдернул сандалию, чуть не разодрав ремешки, и дверь захлопнулась.

– Что теперь? – Шаман смотрел на меня с усмешкой.

– Ждать. Если я прав – нас примут.

Я оказался прав. Через некоторое время дверь открылась и злой привратник, молча, приглашающее махнул рукой.

Когда-то дом был красив, если не сказать роскошен. Но время и наводнение взяли свое. Из абсолютно пустой комнаты мы попали в узенький коридор. Он вывел нас в атриум второго этажа. Широкая лестница без перил уходила вниз в воду и терялась в черной воде. Вдоль стен атриума стояли постаменты с бюстами предков. Многие были изрядно попорчены – видимо пролежали долгое время в воде. На стене напротив лестницы когда-то была большая мозаика. Сейчас же многие кусочки вывалились, и не было возможности понять, что же было изображено. Открыв высокую узкую дверь старик пригласил нас в темную комнату, с плотно занавешенными окнами. Хозяин дома сгорбившись сидел на низкой скамье, завернувшись в дорогую, но немного устаревшую белую тогу патриция. Низ тоги украшала желтая полоса, и это говорила о многом. Не каждый советник императора может позволить себе такую роскошь. У ног его лежала собака, при виде нас оскалившая клыки, но не издавшая ни звука. Перед патрицием была еще одна скамья, куда нам и предложили присесть. Кроме этих скамей в комнате больше ничего не было. Ни на полу, ни на стенах. Только когда мы уселись, Ксандро оторвал от пола голубые, невероятной насыщенности глаза. Худое его лицо и скрюченные артритом руки, торчащие из складок тоги, казались на их фоне бесцветными. Перед нами сидел не человек – мертвец с украденными у кого-то глазами, непонятно чем цепляющийся за жизнь.

– Что вам известно о моем сыне? – Голос напоминал шелест истлевшей на солнце бумаги.

– Я знаю как он погиб, и я знаю, кто в этом виновен.

– В этом виновен лишь он сам, он не смог пройти испытание! – голос Ксандро сорвался и он закашлялся. Вытерев рот краем тоги, он испачкал ее почти черной кровью. Мы оба вздрогнули. Но я собрался с духом.

– Это не так. Он прошел испытание. Но его убили.

– Откуда ты можешь это знать? – голос его стал еще глуше.

В ответ я просто снял капюшон.