Текст книги "Хроники черной луны (СИ)"

Автор книги: Денис Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава 23

Жрец еще не пришел. Самые нетерпеливые, наверно из новеньких, толпились у камня, сжимая в потном кулаке только что найденный камешек. Я прошел мимо, держась за стенку барака. Внутри было по обыкновению темно. Почти на ощупь пробрался в наш с Алексом угол. Его гнездо из обрывков старой одежды и веток было пустым. Живот свело судорогой от недоброго предчувствия. Я хватал лежащих и сидящих вдоль стен людей за плечи, за головы, пытался их растормошить, вызнать что случилось, но безрезультатно. Ничего кроме мычания выдавить не удалось. Пришлось выйти обратно и поговорить с новенькими, но лучше бы я этого не делал и навсегда остался в неведении.

Алекс умер на следующий день после моего ухода. Никто не знал, произошло ли это тихо во сне или он бился в агонии. Из еще умеющих изъясняться никто этого не видел, а старики не могли ничего рассказать. Вечером, собравшись в бараке, поначалу все думали, что мой друг просто спит. Спящих здесь никто никогда не трогает. Растормошить его попытались, только когда пришел жрец. С окоченевшим телом разобрались тут же – с похоронами в долине никогда не тянули. Сняли всю одежду, поделили кое-какие личные вещи, вроде браслета и костяного ножа, а тело унесли к бездонному оврагу и сбросили вниз.

– Управились еще до темноты. Оно же не долго, да ты ведь и сам все знаешь.

– Знаю. – Я стоял в полной прострации и почти не слушал сутулого мужичка, одного из тех, кто относил тело Алекса.

– Тут крутился один, Сива, кажется. Кричал, что непременно тебя надо дождаться. Но он же того, этот Сива. Кто его будет слушать. Ты прости, если что не так. Мы же все как заведено.

– Угу. – Я повернулся и побрел в сгущающийся к ночи туман.

– Слышь, подожди. Браслет то вот он. Я себе взял. Возьми, раз он твоим друг был.

– Можешь оставить. – Я оттолкнул протянутую безделушку.

– Ну, спасибо. А ты куда – сейчас жрец придет.

– Неважно. Мне это теперь неважно.

– Смотри. Тебе кошмары смотреть, не мне.

– А что ты знаешь о кошмарах?! – Моя боль и злость выплеснулись наружу. Я накинулся на сутулого с кулаками, стараясь попасть непременно по голове. Подскочили какие-то другие люди, разняли, оттащили и бросили у барака. Не давая встать, долго и от души пинали. Я как пес полз от них, прижимая сумку к груди. И только тогда, добавив к душевным страданиям физические, смог наконец заплакать.

Я сидел на краю оврага. Где-то там, глубоко внизу, лежало тело Алекса. Скоро его кости перемешаются с другими костями и мир навсегда забудет, как его звали. Туман сожрал еще одного человека, и ему нет никакого дела, кем он был. Я доставал редоний из сумки и кидал по камешку вниз. Я завидовал Алексу. А мечтал как можно быстрей очутиться там же, на дне. И всего-то, оттолкнуться и полететь головой вниз, но я не мог. Что-то сдерживало меня. И от этого было особенно противно. Я ненавидел себя за слабость. Слезы кончились еще по дороге, и внутри опять накапливалась боль. Боль и отчаяние.

– Вот ты где. Еле нашел. – Сива уселся рядом.

– Спасибо.

– За что?

– Что пытался их остановить. – Я закрыл глаза и откинулся назад. – Вот так бы просто уснуть и умереть.

– Каждый умрет, когда придет срок. Твоего друга уже пришел, а твой – еще нет. Сива знает. Сива умный.

– Почему он, а не я?

– Ты не прошел свой путь до конца.

Он порылся в сумке. Судя по шороху, зачерпнул горсть камней. Я открыл глаза.

– Из заброшенной долины?

– Оттуда.

– Вот значит, зачем Арвис со стражниками тебя ищет. – Я не стал говорить про кольцо. И расспрашивать, откуда Сива знает про заброшенную долину тоже не стал.

– Арвис ищет меня?

– Угу. Сива нашел раньше. Сива умнее. Уходи Семен. В глазах у Арвиса смерть.

– Ну и пусть. Я хочу умереть. – Я встал и направился в сторону бараков.

– Стой, Семен. – Что изменилось в голосе каторжника. Я обернулся, чтобы понять что. Передо мной стоял совсем другой человек. Сива, выпрямился, не дергались плечи. Пропал налет безумия в глазах. Все это оказалось лишь очень умелой маской.

– Неужели ты так запросто отдашь ему то, что он хочет? Разве он это заслужил?

– Нет. – Я моргнул, и за этот миг опять вернулся идиот Сива.

– Уходи, Семен. Уходи. Лучше умри там, в тумане, а не от руки поддонка Арвиса. То, что ты нашел, должно остаться там, за рекой. Ему не место в мире. Сива говорит тебе – уходи.

Он махнул мне рукой и заковылял обратно к баракам. Я постоял, взвесив все за и против. Потом вытащил из сумки кольцо жреца. Сумку сбросил в пропасть, а сам, стиснув зубы, побрел в сторону моста. Сива прав, лучше сгнить там. Арвис мог мне помочь и вылечить Алекса, но он этого не сделал. Вот пусть и остается ни с чем.

Они догнали меня, только когда я уже перебрался через мост. Запыхавшийся Арвис и два охранника жреца. Ступить на полуразрушенный мост они не пытались. Стемнело уже настолько, что я едва угадывал их силуэты. Арвис сложил ладони у рта и закричал.

– Скажи, ради всех святых скажи, ты нашел его?

– Да. Нашел. – Я не старался кричать громко, но он расслышал. Я не видел, но мог представить, как его затрясло от возбуждения.

– Семен, не дури. Я заплачу тебе, чем хочешь. Я вытащу тебя отсюда, если хочешь. Только отдай его мне.

– Ты мог его получить, но не захотел спасти человека. А теперь жри локти и рви волосы на спине, но ты его не получишь пока я жив

– Да ты рехнулся. Сдался тебе этот каторжник. – Арвис взобрался на край моста. – Я предлагаю тебе свободу. Свободу!!!

– Сдохни ты со своей свободой. – Я развернулся и нырнул в туман. Он еще долго орал и бесновался на берегу, но перейти мост не решился. Охранники тоже.

Прошла неделя. А может год. А может целая жизнь. Бродя в мире белой тишины, я растерял чувство времени. Чувство пространства тоже оставило меня, и теперь я мог часами топтаться на месте, думая, что прошел огромное расстояние. Туман принял меня вместе с моим страхом и болью. Я растворился в нем. Стал маленькой частичкой, капелькой среди миллионов таких же подвешенных в воздухе капель. Я спал там, где застанет ночь. Ел только тогда, когда было, что есть, и не искал пищи специально. От какого-нибудь волка или бродячего пса меня отличали только редкие проблески разума, а еще сны. Яркие, часто повторяющиеся сны без сюжета, и какой либо логики. Во снах ко мне приходили друзья и враги, совсем незнакомые мне люди, называвшие меня другими, незнакомыми мне именами. Сны заменили мне реальный бесцветный и такой ненужный мир.

Кольцо я носил на руке, плотно прикручивая его длинной тряпкой оторванной от рубахи. На одном месте носить его долго не получалось. Кожа под металлом покрывалась язвами и жутко чесалась. Приходилось кольцо передвигать, а расчесанные раны намазывать слизью от яблок. Она неплохо помогала заживлению. Кольцо не спасало от видений: крыс, бешеных собак, мертвых людей, змей, пауков. Но оно помогало удержать в голове знание, что все это нереально. Что все это лишь действие тумана на воспаленный мозг. В самые острые приступы, когда собаки разрывали меня на части, когда мертвецы орали на меня и требовали общения, я ложился на землю и закрывал глаза. Я не сопротивлялся иллюзии и она отступала. Вечерами, укладываясь спать, я смотрел, как они обступают меня со всех сторон. Ждут, надеются, что я сниму и или во сне выроню кольцо. Тогда я окажусь в их власти. Но зря они ждали. Перед каждой ночью я особо тщательно проверял свой золотой талисман. Мою единственную защиту. Я лучше бы остался голым, изведя на тряпки остатки балахона, чем допустил хоть малейший шанс свалиться кольцу с моей руки.

Единственная фантазия которую я ждал, и с которой с удовольствием общался, был Алексаниди. После той бойни за кольцо, он присмирел и больше не пинался. Мы часто сидели рядом и болтали. А иногда не болтали, а просто молчали, не думая ни о чем. Капитан здорово скрашивал мое одиночество, и не давал окончательно забыть человеческую речь. И пусть он был лишь отражением моего собственного я – это было лучше, чем разговаривать с самим собой.

В один из серых и липких дней, когда рваные куски тумана хоть чуть-чуть поднялись повыше, я набрел на большую лужу скопившейся в каменной яме воды. До этого я утолял жажду лишь росой и слизью яблок. Я встал на колени и припал к холодной, чуть затхлой воде. Напившись, поднял голову и впервые за долгое время увидел собственное отражение. Из глубины воды на меня смотрел абсолютно чужой человек. Через желтую прозрачную кожу просвечивают вены и кости. Огромные, на пол лица серые глаза. Волосы, брови, борода, ресницы – все вылезло и выпало, лишь на подбородке висело несколько длинных белых волосин. По оголившееся голове во все стороны разбегались жутковатого вида фиолетовые шрамы. Когда-то на темечке было что-то вытатуировано, но теперь под шрамами рисунок было не разобрать. Я разглядывал собственное лицо и не мог понять, что же меня так изменило. Туман или кольцо. Хотя какая разница. С волосами или без, не все ли равно как подыхать. Я шлепнул по воде ладонью, и пока отражение не вернулось, отвернулся и побрел дальше.

Ограда вынырнула из тумана неожиданно. Низкая, полуразрушенная, она едва доставала мне до колена. Больно ударившись ногой, я упал, тихо скуля. Потом, не поднимаясь с колен, пополз вдоль каменной кладки. Меня привлек звук, доносившийся из-за ограды чуть в стороне, и я решил проверить это очередная фантазия или кто-то как я блуждает в тумане. Я дополз до угла и осторожно выглянул. Увиденное меня откровенно поразило. Маленькая щуплая бабулька в каком-то невероятном балахоне, в вязанном платке на голове, мотыгой рыхлила грядку. Но появление старушенции я бы наверно смог пережить спокойно, не такого за последнее время навидался, но вот то, что бабуля просвечивала насквозь, было чем-то новым. Все мои фантазии были реальны – в полной плоти и крови. Это же был настоящий призрак. Первый виденный мной. Бабулька не просто ковырялась в земле. Перед ней был огород. Призрачные кустики с призрачными листьями, маленький призрачный пес трется о лодыжки. И через все это просвечивает стена дома. Рядом с призраком видна часть стены, какой она была когда-то очень давно – ровная, чистая наверняка выбеленная толченым мелом, но уже в шаге от этого места торчали лишь присыпанные ветками руины. Зря я не верил байкам каторжников в бараке – деревню на самом деле населяли призраки. Ну, или как минимум один призрак. Я подобрал камешек и для проверки запустил им в бабулю. Хотелось убедиться наверняка, что он пролетит насквозь. Или красиво пропадет на границе призрачного мира и вылетит уже с другой стороны. Проследить за его полетом я не успел. Меня отвлек вопль из-за спины.

– Ах ты безобразник. Ну, я тебе задам. Я тебе покажу, как камнями кидаться.

Я как ужаленный завертел головой. Привлеченный видом призрачной бабульки, я забыл обо всем на свете. Порыв ветра сдернул часть тумана, и я понял, что нахожусь на самом краю деревни. В месте, где ограда выходит к неширокой центральной улице. Вдоль нее вытянулся ряд полуразрушенных домов. Крыши некоторых уже провалились внутрь, где-то от вторых этажей ничего не осталось, только гнилые зубья дверных косяков. Улица завалена разным хламом. Старыми сгнившим бочками, ветками, остатками какой-то мебели. Через этот хлам ко мне пробирался огромный черноволосый мужик, с черной бородищей до середины груди. В руках он сжимал сучковатую дубину. Мусор на дороге просвечивал сквозь его ноги, и наверно он мог бы просто топать сквозь него. Но нет – призрак старательно изображал из себя настоящего человека.

– Чего застыл как истукан. Рот закрой и слушай сюда. Ты зачем в почтенную старушку камнем запустил?

– А просто так. – Я засмеялся собственной наглости. Так вот сходу стою, перечу призраку – красота. А чего он мог мне сделать.

– Просто так говоришь? – Детина подошел ко мне почти вплотную. – Ну тогда и получай. Просто так.

Он замахнулся и ткнул мне в грудь сучковатой деревяшкой. Я улыбнулся во весь рот. Представил, как это импровизированное оружие проскочит сквозь меня. И вдруг с ужасом понял, что палка в отличие от мужика не просвечивает. Что она вполне себе материальна. От удара я покатился по дороге. Вскочил, потирая грудь.

– Сдурел, придурок?!

– А что, больно? А бабульке думаешь не больно. – Призрак опять шел на меня.

– Да что ей будет, пролетел бы насквозь и все!

– Ну, значит, и тебе ничего не будет. Как ты там сказал – насквозь? – Взяв палку за середину, как копье, он метнул ее в меня. Я еле увернулся. Разозлился я не на шутку.

– Я тебе, гаду, задам.

Я подбежал к нему и, широко размахнувшись, врезал по улыбающейся роже. Кулак разрезал лишь воздух, а я уж во второй раз растянулся на дороге. Вдобавок изрядно расцарапав колени и локти.

– Ха-ха. Что? Выкусил? – Призрак за спиной по детски хлопал в ладоши от радости. – Хочешь еще раз попробовать. – Он наклонился и подобрал в земли дубину. – Если нет, то тогда может я?

Не дожидаясь очередного удара, я припустил по улице. Призрак и не думал отставать. Он несся сзади, взревывая и улюлюкая.

– Беги, беги, человечишка! Я тебя проучу. Забудешь дорогу в нашу деревню.

Он бросил выпендриваться и бежал прямо через хлам. Я так не мог – приходилось либо огибать, либо перепрыгивать. Добежав до конца улицы, я перепрыгнул через забор палисадника и шмыгнул во двор. Детина остался на дороге. Он махал дубиной и безобразно ругался, но заходить во двор не желал. Мне это было лишь на руку. Из-за этой пробежки я едва волочил ноги. Я хрипел, кашлял и никак не мог отдышаться. Двухэтажный дом сохранился намного лучше других. Мне надоело смотреть на ругающегося призрака, и, обойдя дом, я с черного хода зашел внутрь.

В большой общей комнате стоял стол, стулья. Корзины в углу. На всем толстенный слой пыли. Странно, но тумана в доме не было, и он не превратил пыль в грязь. Воздух внутри был сухим и чистым. Наверно, как и призрак боялся зайти. А вот я не побоялся. Чего бояться окончательно съехавшему с ума беглому каторжнику. Судя по большому количеству мебели, здесь жил отнюдь не бедный человек. Я обошел нижний этаж и не найдя ничего интересного по остаткам деревянной лестницы забрался наверх. Нескольких ступенек не было, пришлось, прижавшись к стене, ступать на выступающие каменные опоры. Почти все комнаты вдоль проходящего через весь этаж коридорчика были пусты. Задняя стена обвалилась и через дыру в коридор торчали ветки дерева. В крайней от пролома комнатке стояла небольшая кровать. Когда-то на ней лежал толстенный камышовый тюфяк, сейчас от него осталась лишь куча трухи и тряпок. Я с удовольствием плюхнулся в эту кучу. Гнилые доски не выдержали и подломились – я оказался на полу. Переждав боль в пояснице, я пристроился поудобнее, и закрыл глаза. Мне стало вдруг очень спокойно. Вытянув руку, я погладил сучки на обшивающих стены деревянных панелях. Где-то я их уже видел. Только не мог вспомнить где. Внизу за окнам ругался призрак, стуча палкой по ограде, но я его уже не слушал. Я спал.

Я открыл глаза, но тут же снова зажмурился. Солнце стояло высоко, и комната словно светилась изнутри. Приноровившись, приоткрыл только маленькие щелочки и огляделся. Она сидела в распахнутом окне, обняв худые колени и свесившись так далеко, что первое же дуновение сквозняка могло столкнуть ее наружу. Но ее это ничуть не заботило. Мир за окном был намного интересней, чем какое-то падение. Я сел на кровати, закутавшись в одеяло. Заслышав шорох, она повернулась. Тонкие черты лица, чуть вздернутый носик. Копна черных как ночь вьющихся волос, собранная в безумную прическу и стянутая голубой лентой. Красивые серые глаза изучали меня с каким-то неестественным обожанием. Ей с трудом можно бы было дать лишь шестнадцать – семнадцать лет. Ничуть не стесняясь наготы, она спрыгнула с подоконника, подошла и пристроилась на полу, положив голову на мои колени.

– Как же ты долго, я устала ждать.

– А ты ждала?

– Да. Очень. Ты даже не сможешь представить как.

– Где мы? – Она прижалась ко мне еще сильнее.

– Неважно. Главное ты пришел.

Ее руки скользнули под одеяло, и мне стало невыносимо жарко. Чуть позже, без сил прижимаясь щекой к ее влажной горячей спине, я прошептал:

– Хельга.

– Что, милый?

– Я нашел тебя.

– Смешной. – Даже не видя, я понял, что она улыбается. – Это я тебя нашла.

Жрец лежал здесь уже очень давно. Он лежал в траве лицом вниз, но запах разлагающейся плоти выдавал мертвеца с головой. В мантии было множество дыр с неровными краями. Убийца орудовал чем-то не очень острым, вроде заточенной палки. Хельга наклонилась над трупом и, нисколько не брезгуя, тыкала в каждую рану пальцем, измеряя глубину.

– Они все не смертельные. Он умер не от этих ран.

– А от чего?

– Помоги.

Я наклонился и помог ей перевернуть тело. И тут же отступил на несколько шагов. Хельга осталась сидеть рядом. Лица у трупа не было. Нос, рот, глазницы – все изодранно до костей. На темечке ужасная рана, через которую при желании можно бы было рассмотреть мозг. Хельга подняла одну из рук жреца, та вся была в крови.

– Видишь?

– Что? – Меня подташнивало.

– Это сделал он сам. Сам себя изодрал. Так всегда бывает.

Она встала и, подойдя ко мне, закрыла ладонями глаза. От нее шел чуть горьковатый запах полыни. Он почти перекрывал гадкий запах гниения, но только почти. Убрав руки, она заглянула мне в глаза.

– Ты все понял?

– Не знаю. Не получается. Все слишком запутанно.

Вокруг ее глаз рассыпались морщинки – Хельга нервничала. Стояла, сжимая и разжимая кулаки. Ветер трепал сильно поседевшие волосы, выбивал их из-под ленты.

–Пойдем. Здесь больше нечего делать. – Не оборачиваясь, пошла к дороге, на ходу вытирая слезы.

Вино приторно сладким комом каталось в пустом желудке. Тянуло выйти во двор и сунув пальцы в рот очистить желудок. Хельга сидела напротив, откинувшись на спинку скамьи и не морщась глотала это пойло. Уже третью кружку. Белые, искрящиеся в свете факела, волосы закрывали глаза, и я не мог понять ее настроения. За спиной бурлила жизнь – курман кишел людьми, пришедшими утопить вечер в кувшине.

– Зачем мы здесь.

– Мне надо подумать. – Хельга не желала разговаривать.

– Что не так? Я не могу понять твоих намеков. Может, просто расскажешь, как есть?

– Нельзя. Я не могу. Прости, но я не могу.

Я обернулся, пытаясь уже в который раз разглядеть окружающих людей, но не смог. Плюнул с досады под ноги. Наклонился вперед и стал разглядывать ее лицо. Нос стал тоньше и напоминал клюв хищной птицы. Под правым глазом глубокий, неровный шрам. От пухлых когда-то губ осталась лишь тонкая бесцветная линия. Сорок, пятьдесят, а может и все восемьдесят. Я не мог сказать, сколько ей сейчас лет. Она вдруг наклонилась вперед и поцеловала меня. Страстно, жарко. Потом прижалась щекой.

– Я люблю тебя. – Ее шепот был чуть слышен.

– Я тоже люблю тебя.

Мы сидели прямо на полу, прислонившись к стене. Хельга прижалась сбоку, положив голову мне на плечо. Непривычно маленькая, худая, почти невесомая. Я гладил ее по уже редеющим белым волосам. Перед нами у другой стены стояла маленькая кровать с пухлым тюфяком. На ней, закутавшись в одеяла, спала девочка – подросток, лет двенадцати тринадцати. Светало. Туман за окном наливался желтизной.

– Это ты? – Я почувствовал, как она вздрогнула.

– Да. Это я.

– Я помню, что будет дальше. Ты проснешься и пойдешь вниз. Там разговаривают жрец и твои родители.

– Я думала, ты не запомнил.

Она прижалась еще плотнее и заплакала. Я обнял ее за плечи. Прижал. Постарался успокоить.

– Я думала, все будет не так. Проще. Легче.

– Я не оправдал твоих ожиданий?

– Нет. Дело не в тебе.

Маленькая Хельга заворочалась. Что-то промычала во сне.

– Тебе пора.

– Я не хочу уходить. Я хочу остаться с тобой.

– Нельзя. Я сон. Я твой сон. А ты мой. Два сна не могут остаться вместе. Ты и так задержался.

– Что я там буду делать?

– Ты должен найти жреца. Должен поговорить с ним. Он уходит из долины через два дня, и это твоя последняя возможность узнать.

– Узнать что? Кто я? – Я напрягся всем телом и она это почувствовала. Отстранилась.

– И это тоже. – Повернула лицо ко мне. Возраст почти украл ее красоту. Но что мне до этого. Я вытер слезы из уголков ее глаз.

– А ты знаешь?

– Да.

– Расскажи.

– Прости. Я не могу. Я только сон. Я просто твой сон.

Девочка откинула одеяло и, щурясь, смотрела на стену.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя.

Я открыл глаза, повернулся на бок, подняв кучу пыли, и уткнувшись в ладони, заплакал. Сон таял, уходил, стирался из памяти, оставляя лишь боль потерянной любви. И еще оставляя цель и смысл жить дальше. Спустившись вниз, я выглянул из дверей. На улице никого не было. Обогнув дом, я дворами вышел на дорогу и, не оборачиваясь, пошел к мосту.