Текст книги "Вавилонские ночи (СИ)"

Автор книги: Дэниел Депп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Нет, Памми, – прервала ее сестра. – Давай уж, дослушаем господина Шпандау. А вы переходите к делу.

– Да, мэм, именно для этого люди вроде вас и нанимают меня. Не собираюсь понапрасну тратить ни ваше время, ни свое.

– Я не обязана вам ничего объяснять, господин Шпандау. Не обязана отчитываться.

– Да, мэм.

– Я могу показать вам эти снимки. Убеждена, они не оставят вас равнодушным. Уйма народу согласилась платить за такую честь.

– Не сомневаюсь, мэм. Но удивлен, что вы все еще их храните.

– О да, все еще храню. И время от времени вытаскиваю – когда хочу напомнить себе, каким же дерьмом могут быть мужчины. Глядя на фотографии, я лишний раз убеждаюсь, что никто и никогда больше не уболтает меня сделать то, чего я не хочу. Мои слова не разбивают вам сердце, нет? Вашу нравственность не оскорбляет то, как я зарабатывала при помощи своего тела?

– Нет, мэм. Вы красивы и хотите использовать этот козырь. Потом появляется кто-то еще и решает использовать его за вас. Это не делает вас невинной овечкой, скорее уж неудачницей в бизнесе. Впрочем, никто пока не назначал меня на роль главного арбитра Вселенной по части нравственности.

– Неужели вы сами ни разу не совершали ошибок? Не делали ничего такого, чего теперь стыдитесь?

– Делал, конечно. Бывает, ты предполагаешь, что события сложатся так, а они складываются совершенно по-другому. Но я ведь не говорю, будто не ведал, что творю. Очень даже ведал – просто не добился желаемых результатов.

– Вы случайно не иезуит, господин Шпандау?

– Нет, мэм. Но я прожил в Голливуде достаточно времени, чтобы понимать, что к чему.

– Как и я, вы хотите сказать?

– Ох, ребятки, – встревоженно вставила Пам, – кажется, у нас не слишком хорошо получается играть в одной песочнице.

– Да идите вы на хрен, господин Шпандау, вместе со своей грошовой этикой. Я уехала из Техаса, чтобы избежать нравоучений, и не готова выслушивать их от такого узколобого критикана и зануды.

– Может быть, господин Шпандау хочет извиниться…

– Нет, – отрезал Шпандау. – Не думаю, что он этого хочет. Господин Шпандау просто старается быть предельно ясным. Вы тратите жизнь на попытки сделать фантазию настолько реальной, чтобы люди пересекли черту и оказались в созданном вами мире. Как ни печально, некоторые из них потом не способны вернуться назад.

– Что вы такое говорите? Неужели мы при съемках каждого фильма должны беспокоиться, что среди миллиона зрителей найдется один чокнутый? Не я превращаю его в психа. Он псих, потому что не видит разницы между мечтами и реальностью. И таким его вовсе не я сделала. Он уже вошел в гребаный кинотеатр законченным психопатом, господин Шпандау. Все случилось до того, как он уставился на экран.

– Но ведь в кинотеатре это не заканчивается. Подумайте, сколько вокруг вас людей, которые помогают длить эту фантазию, переносить ее из кино в реальность. Ведь экраном все не ограничивается. Вот вы выступаете в ток-шоу, вот вы появляетесь на церемонии вручения «Оскара» или премии для иностранной прессы, вот вы мелькаете на страницах журналов, даете интервью. И после этого вы говорите, что все это – не часть фантазии? Утверждаете, что иллюзия должна ограничиваться экраном, а сколько вы при этом платите своему пиарщику, чтобы добиться обратного? Вы совершаете ошибку, а потом откупаетесь и замалчиваете последствия. Да вы сами не даете фантазии остаться на экране. Что-то в последнее время принципы у всех стали такими размытыми…

– Господин Шпандау, идите вы в задницу, – не сдержалась Анна. – Пам, попроси кого-нибудь выкинуть этого сукиного сына через забор.

И умчалась прочь.

– Вы что, с ума сошли? – спросила Пам.

– Сам часто гадаю, – ответил Шпандау.

– Потрясающе! – воскликнула она. – Я пыталась помочь сестре, обеспечить ей безопасность, а вы пришли и все испортили.

– Она отрицает, что ей нужна помощь, – возразил Шпандау.

– Все актеры отрицают, господин Шпандау. Это их манера поведения. Спасибо, что облегчили мне жизнь.

В дверях они столкнулись с Анной. Она вылетела им навстречу в махровом халате и запустила Шпандау в лоб щеткой для волос.

– Сукин сын! Да как ты посмел, сукин ты сын!

Она направилась прямо к нему, но Пам встала между ними и легонько оттолкнула сестру.

– Остынь. Он уже уходит.

– Я выдавлю твои вонючие глаза! – выкрикнула Анна, обращаясь к Шпандау.

– Анна, успокойся, – продолжала увещевать ее Пам.

– Да какое к черту «успокойся»?! Сукин сын!

Шпандау потрогал лоб, на пальцах остался кровавый след.

– Анна, сядь. Я серьезно. Сядь.

Анна рухнула на диван.

– Вы в порядке? – спросила Пам у Шпандау.

– Да, в полном.

– Ну, подай на меня в суд, подонок! – не унималась Анна. – Давай, если духу хватит.

– Анна, да заткнись ты, ради Бога.

– Все нормально, – вставил Шпандау. – Никто ни на кого в суд не подает.

– Только вот не надо мне одолжений! – бушевала Анна.

– Замолкни, Анна. По-человечески тебя прошу. – Пам взглянула на ссадину. – Хорошенько она вас приложила. Можно вызвать доктора.

– Нет, – ответил Шпандау. – Давайте я подпишу какую-нибудь бумагу с отказом от претензий, если так будет проще.

– Лучше давайте все успокоимся и обсудим ситуацию, – предложила Пам. – Нужно решить это дело полюбовно.

– Слушайте, со мной все в порядке. Простите, что расстроил ее. Это я виноват.

– Ага, как же! – сказала Анна.

– Посидите здесь, – велела Пам Шпандау, – нужно чем-нибудь обработать рану.

Она вышла из комнаты. Шпандау прекрасно отдавал себе отчет: сначала она позвонит адвокату, а уже потом будет искать аптечку. Он подумал, а не уйти ли по-тихому, но если уж начистоту – он сам облажался, и надо было это как-то исправить.

– Простите, – сказал он Анне.

– Похоже, у вас проблемы с головой.

– Я только пытался донести свою мысль. Хотите верьте, хотите нет, но это для вашего же блага. Хотя согласен, выглядело это непрофессионально. Я не справился с задачей. И поэтому искренне прошу прощения.

– Знаете, мне ведь было больно от ваших слов, – промолвила она.

– Да уж, представляю себе.

– Вы думаете, я никогда не беспокоилась о таких вещах? Что ж, вы правы, не беспокоилась. Мы переходим все границы, эксплуатируем свою известность. Но мы не делаем своих зрителей психами. Посмотрите на миллионы зрителей, у которых все прекрасно. Мы не в ответе за редкие исключения, за тех, кто и без того чокнутый. Понимаете меня?

– Да.

– Вот дерьмо, – сказала Анна. – Я ведь и сама иногда не вижу этой гребаной разницы.

– И я тоже, – подхватил Шпандау, не кривя душой.

Анна рассмеялась.

– У вас на лбу растет огромная шишка.

– Со мной все нормально.

– Так вы не собираетесь подавать на меня в суд?

– Нет.

– Через несколько минут с вами захочет поговорить адвокат по имени Майкл Стивич.

– Я уже догадался.

– Вы могли бы неплохо заработать. Я бы на вашем месте требовала как минимум двадцать тысяч. Как раз столько мы заплатили в прошлый раз. Адвокат предложит вам пять, а вы скажите ему, что у вас кружится голова.

– Мы с вами оба знаем, что я мог бы получить намного больше.

– Да, – кивнула она. – Это был бы уже не первый такой случай.

– Вам нужна защита, – сказал Шпандау. – У парня был при себе нож или бритва, и он сумел подобраться достаточно близко, чтобы дотронуться до вас. Он не исчезнет из вашей жизни просто так, как бы вы этого ни хотели.

– Вы это к чему? Откажетесь от иска, если я вас найму?

– Нет, – ответил Шпандау. – Вам нужен кто-то другой, не я. Я попрошу своего босса порекомендовать кого-нибудь еще.

– Теперь я совсем запуталась, – призналась Анна. – Чего вы все-таки хотите?

– Просто в своей особой манере даю вам понять, – сказал Шпандау, – что вам нужен кто-то, кто вам поможет. Но только не я.

– Теперь вы на меня злитесь, да? Мне действительно стыдно за щетку.

– Щетка тут ни при чем. Да и вы ни при чем, если уж на то пошло.

Он промокнул ссадину самым обычным хлопковым платком. Непослушные темные волосы, большие карие глаза и струйка крови, которая пыталась обогнуть правую бровь и стечь вниз, – больше всего он сейчас напоминал нашкодившего мальчишку, ожидающего своей участи возле кабинета директора школы. Анну захлестнуло желание приласкать и утешить его, но потом она вспомнила, куда подобные желания заводили ее раньше. Не то чтобы ей нравились неудачники, но это было очень трогательно и приносило невероятное облегчение: знать, что у самого высокомерного говнюка есть свои слабые места.

– Ох, лапуля, мне знаком этот вид, – пробормотала она.

Тут вернулась Пам с набором для оказания первой помощи.

– Господин Шпандау, если вы не возражаете…

– Передайте вашему адвокату, что у меня слишком кружится голова и я не могу подойти к телефону, – сказал ей Шпандау и встал.

– Нам нужно обо всем поговорить, – возразила Пам. На лице ее отразилась паника. – Я уверена, мы вместе сможем что-нибудь придумать…

– Пусть идет, – распорядилась Анна.

– Анна, ради Бога!

– Пусть бедняжка идет куда хочет.

Она поглядела на Шпандау и одарила его мягкой, понимающей улыбкой. Он вышел. Анна сидела на диване и разглядывала пальцы своих ног.

– Тебе нужно поговорить с Майклом, – напомнила Пам.

– В жопу Майкла, – ответила Анна.

– Майкл говорит, он тебя спровоцировал. Если парень вздумает судиться, сказал Майкл, мы сможем вчинить встречный иск и раздавить его.

– Он не пойдет в суд.

– Откуда ты знаешь?

– Лапуля, он не пойдет. Боже правый, ты что, забыла, из каких мест мы родом? Мы выросли среди таких же парней. Да черт побери, наш отец был таким же. Он не станет судиться. Ему это даже в голову не придет.

– Прости, – пробормотала Пам. – Мне сказали, он на хорошем счету. Я просто пыталась помочь…

– Ты видела его глаза? – спросила Анна.

– Мы найдем кого-нибудь еще.

– Нет, – отрезала Анна. – Я хочу именно его.

– Ты в своем уме? Он десять минут поливал тебя грязью, а ты чуть не убила его щеткой для волос.

– Интересное начало, – сказала Анна. – Но у меня возникло особое чувство…

– Ты уверена?

– Ох, лапуля, – вздохнула Анна, – я вообще ни в чем не уверена. Но в том-то и прелесть.

Анна встала и направилась к лестнице, напевая себе под нос и оставив сестру разбираться с адвокатами, исками и противоречивой мудростью человеческого сердца.

ГЛАВА 6

До агентства «Корен и партнеры» было рукой подать – чуть ниже по Сансет. Шпандау был одним из «партнеров», а потому ездил на взятом напрокат «БМВ», обходился без кабинета и секретаря и вообще имел не больше прав, чем крепостной в царской России. Когда Шпандау вернулся в офис, то первым делом увидел Пуки, сидевшую за столом в новом наряде.

– Он у себя? – осведомился Шпандау.

– Не-а. – Она была явно чем-то раздражена. – Что это с вами?

– На перекрестке Сансет и Суицер светофор висел ниже обычного.

Пуки воспринимала крылатую фразу «весь мир – театр» как руководство к действию. Каждый день становился для нее новым спектаклем, в котором она исполняла очередную, свеженькую роль и поэтому одевалась соответственно. Сегодня на ней были: красное платье в горошек, парик блондинки, алая помада, туфли на шпильках и старомодные шелковые чулки с соблазнительной стрелочкой сзади. Мэрилин Монро. Скорее всего, фильм «Неприкаянные»[18]18
  «Неприкаянные» (1961) – драма о красавице Розлин, тяжело пережившей развод, которая вместе с подругой знакомится с двумя ковбоями и отправляется на горное ранчо объезжать мустангов. Этот фильм стал последним в кинокарьере Мэрилин Монро и Кларка Хейбла.


[Закрыть]. Декольте было настолько глубоким, что глаза мужчин имели все шансы выпасть из орбит под действием гравитации. Всю прошлую неделю она провела в образе Одри Хепберн из «Забавной мордашки»[19]19
  «Забавная мордашка» (1957) – фильм с Одри Хепберн и Фредом Астером в главных ролях. Редактор и фотограф женского журнала ищут новое лицо для обложки, новый канон красоты и находят его – им становится продавщица книжного магазина интеллектуалка Джо.


[Закрыть] и смотрелась в черной водолазке очень по-мальчишески. Шпандау предпочитал не задумываться о причинах, вызвавших столь резкую трансформацию.

В любом случае, Пуки была достаточно миловидна и достаточно умна, чтобы эта игра с переодеваниями сходила ей с рук. Уолтер отослал ее домой всего один-единственный раз: когда она явилась в костюме Ям-Ям, героини комической оперы «Микадо». Да и то не из-за наряда, а из-за того, что она исполняла арию «Вот идет главный палач императора» всякий раз, как он входил в комнату. Когда тебя мучает тяжелое похмелье, даже Гилберт и Салливан[20]20
  Драматург Уильям Швенк Гилберт (1836–1911) и композитор Артур Сеймур Салливан (1842–1900) – английские авторы комических опер, в частности оперы «Микадо» (1885).


[Закрыть] быстро надоедают.

– А где он, не знаешь?

– Где бы он ни был, в нем сейчас примерно на три мартини больше, чем обычно.

– Господи, Пуки, а как же собрания «Анонимных алкоголиков» и все такое? Я думал, он решил завязать.

– Сходил туда два раза и заявил, что эти собрания – лучший аргумент в пользу алкоголизма.

– И в каком настроении он уходил?

– «Лез на стенку», как выразилась бы Холли Голайтли[21]21
  Отсылка к повести американского писателя Трумена Капоте (1924–1984) «Завтрак у Тиффани» (1958) и ее экранизации (1961). Героиня книги Холли Голайтли произносит: «Тоска бывает, когда ты толстеешь или когда слишком долго идет дождь… А когда на стенку лезешь – это значит, что ты уже дошел». (Перевод В. Голышева).


[Закрыть]. Бубнил что-то насчет откусывания голов у маленьких собачек, если, конечно, это хоть о чем-то говорит. А еще он продинамил клиентку, что тоже не очень-то хорошо. Она ждала его почти час, а он так и не явился.

– Посмотрим, может, я смогу его разыскать. Позвони мне, если он появится на горизонте, ладно?

– Мне кажется, стало даже хуже, чем раньше. Он в плохой форме.

– Думаешь, это та рыжая стерва так ему жизнь изгадила?

– Это уж точно, изгадила прямо вдоль и поперек. Она наставила ему рога в Рино, созналась, что трахалась с каким-то крупье, пока Уолтер играл в блэк-джек.

Шпандау взял трубку и набрал номер. Мужской голос ответил:

– «Панчо».

– Фрэнк, это Дэвид Шпандау. Ищу нашего старика.

– Ага, он тут, у нас. Хотите с ним переговорить?

– Не-а. Как он там?

– Скажем так, если вам надо с ним поговорить, лучше говорите прямо сейчас. Тут лотерея: либо он сам упьется до отключки, либо об отключке позаботится кто-то другой. Насильственно. Он тут уже всех успел достать. Даже со мной норовил драку затеять.

– Отлично.

– Может, приедете за ним? Я предлагал вызвать ему такси, но он отказался. Вы ж его знаете.

– Уже еду.

Шпандау нажал на отбой.

– Нужно съездить и забрать его.

– Битый небитого везет. Так, получается?

– В каком смысле?

– А в таком, что мне придется беспокоиться, как бы вы оба не надрались до потери сознания. Вы идете по той же дорожке, что и он. Честно говоря, я уже подустала прикрывать его и не хочу разгребать дерьмо еще и за вами.

– Сидишь на телефоне – вот и сиди.

– Прекрасно. Спасибо большое. Я оценила, до чего глубоко вы понимаете, чем я тут занимаюсь днями напролет.

– Извини, Пуки…

– Это вы меня простите, но возьмите лучше свои гребаные извинения и засуньте себе в жопу. Вам обоим не мешало бы привести себя в порядок. Мне жаль, что ваша личная жизнь в полном говне, действительно жаль. И я даже не возражаю против того, чтобы на время заменить вам школьного психолога и по совместительству мальчика для битья, особенно учитывая, что я верила, будто каждый из вас старается исправить ситуацию. Только вы не стараетесь.

– Спасибо за сочувствие.

– Да ладно вам! Чему тут сочувствовать? В городе полно женщин, подходящих по всем параметрам, а он нацеливается именно на тех, от кого больше всего вреда. И сам это знает. А вы, вы вообще ничего не предпринимаете. Болтаетесь, как говно в проруби, и чахнете из-за того, что вас бросила жена. А чему тут удивляться, она ведь бросила вас из-за этого вашего дурацкого подхода к жизни, вы никогда ни за что не боретесь, чуть что – норовите спрятаться в норке. В конце концов людям просто надоедает жить ради вас и вместо вас. Да проснитесь же вы, мать вашу! Вы оба!

– Послушай, Пуки…

– Не хочу вас в ближайшее время ни видеть, ни слышать. Обоих, – отрезала она. – Я серьезно.

Шпандау вышел. Она все-таки успела выставить его раньше, чем расплакалась.

ГЛАВА 7

Кремовый «БМВ» Уолтера был припаркован возле «Панчо». Шпандау подъехал к обочине, припарковался рядом и зашел в бар. Фрэнк стоял за стойкой, при виде Шпандау он покачал головой. В баре было трое парней, которые выглядели так, будто с ними лучше не связываться. Уолтер сидел в отдельной кабинке, пьяный вдрызг, и разговаривал с этими самыми парнями.

– …И я не к тому, что ребята в штанах, сползших до середины задницы, смахивают на пидоров, – вещал Уолтер. – Вовсе нет, господа, но давайте не забывать, что эта мода пошла из тюрьмы, чтобы показать, что ты не просто так петух, а чья-то личная подстилка. Кто-нибудь из вас, ребята, бывал в тюрьме? Я просто так спрашиваю, из чисто научного интереса?..

Шпандау и Фрэнк переглянулись. Фрэнк пожал плечами и снова покачал головой. Шпандау пересек зал и уселся напротив Уолтера.

– Какого хрена тебе тут нужно? – спросил Уолтер.

– Я приехал сюда как старый слуга вашего семейства, чтобы сопроводить вас домой.

– Ну и зря потратил время, приятель. Мне и тут хорошо.

– Да уж, вижу, вы стали неотъемлемой частью здешнего общества.

– Я пытаюсь подружиться. Просто разговаривал с местными ребятами насчет взрослых мужиков, которые демонстрируют жопу на людях. Правда, не уверен, что они поняли мои намеки.

– Слушай, а не заткнуться ли твоему приятелю на хрен, а? – выкрикнул один из тех, с кем лучше не связываться.

– Мне кажется, нам пора уходить, – шепнул Шпандау Уолтеру.

– Ну уж нет, я так не считаю. Господи, да что с тобой? Только не говори, что ты боишься какого-то жопоголового панка, с которого падают штаны, а шляпа сползает на затылок?

Парень, о котором шла речь, встал:

– Меня не колышет, что он пьян. Я сейчас из твоего дружка все говно вышибу.

– Нет, – возразил Шпандау. – Не думаю.

– Тогда забирай его отсюда.

– Что? – встрепенулся Уолтер. – Скажи ему, чтоб пошел и подрочил. Или чтоб занялся с остальными тутошними отбросами командной игрой. Пусть эти членососы приласкают друг друга.

Парень из местных уставился на Уолтера. Шпандау преградил ему путь.

– Это было бы ошибкой с вашей стороны… – произнес он.

– Уйди с дороги или первым получишь.

– Взгрей его, Дэвид! – возопил Уолтер, хохоча от восторга. – Спусти с него штаны! Отшлепай по попке!

– Господи, Уолтер, ты бы помолчал, а?

– Убью гада! – пригрозил парень из местных.

– Вас хоть немного успокоит, если я сам это сделаю? – спросил Шпандау.

– Спроси у него, не желает ли он потанцевать? – поинтересовался Уолтер.

Парень снова двинулся на Уолтера, и Шпандау пришлось оттолкнуть его. Когда рука Шпандау коснулась его груди, парень провел удар правой. Рука двигалась по широкой траектории, и Шпандау успел ее блокировать, но парень оказался быстрее и впечатал в подбородок противника джеб левой. Шпандау отступил на шаг назад и пригнулся, чтобы напасть снова, но внезапно сзади раздался оглушительный треск, и все замерли. Фрэнк шарахнул по барной стойке бейсбольной битой.

– Если кто из вас, говнюков, посмеет кого-то ударить, я размозжу ему голову. А если и это не сработает, у меня есть кольт сорок четвертого калибра.

– Грозите мне пушкой? – переспросил парень.

– Сынок, когда-то я был обычным лос-анджелесским копом и попаду в любого, в кого захочу. Так что лучше бы тебе и твоим ребяткам убраться из моего бара подобру-поздорову.

– Но мы же не бузили! Этот пьяный козлина первый начал!

– Да, но, к сожалению, этот пьяный козлина – мой друг.

– Задай им перцу, Панчо! – выкрикнул Уолтер.

– Закрой пасть, Уолтер, – велел Фрэнк. – Господи ты боже мой… – А потом обратился к парням, с которыми лучше не связываться: – Насчет своей выпивки не беспокойтесь. Пьяный козлина все оплатит. – Теперь он снова заговорил с Уолтером: – А ты, Уолтер, если еще хоть слово скажешь, я забью тебя этой битой как гребаного гренландского тюленя.

Парни, с которыми лучше не связываться, смекнули, что покутили на немалую сумму, и остались довольны раскладом. Они без шума ушли, и Шпандау снова уселся напротив Уолтера. Фрэнк в очередной раз покачал головой и убрал биту с глаз долой.

– Черт, а челюсть-то опухла, да? – подал голос Уолтер.

Фрэнк принес салфетки и лед в мешочке, чтобы приложить к подбородку Шпандау.

– Поговорите с ним, Дэвид, – попросил Фрэнк так, будто Уолтера здесь не было. В каком-то смысле это соответствовало действительности, он и впрямь не вполне осознавал происходящее. – Внуши ему, что нельзя наезжать на моих клиентов. Внуши ему, что это мой единственный заработок, и если он не может вести себя как следует, то пусть не приходит.

– Есть и другие чертовы бары, Панчо, – встрял Уолтер.

– Послушай, – сказал Фрэнк, – однажды ты вытащил меня из беды. За это я многим тебе обязан, но я не готов пожертвовать своим бизнесом. У меня есть кой-какое чувство ответственности, как и у всех остальных. Попробуйте вразумить его, Дэвид.

– Я? Да меня из-за него чуть не прибили.

– Я собирался поставить на тебя неплохие бабки, – изрек Уолтер.

– Вы собирались посмотреть, как мне жопу надерут – и всё ради вашего развлечения.

– Настоящий мужчина должен развлекаться, когда есть возможность, – возвестил Уолтер. – К тому же ты должен был заметить тот удар слева. Парень же медленно двигался, чуть ли не по почте тебе его прислал.

– Да кем вы себя возомнили? Говардом, мать его, Косселом[22]22
  Говард Коссел (1918–1995) – знаменитый американский спортивный комментатор.


[Закрыть]?

– Я только хотел сказать, что в те времена, когда я брал тебя на работу, ты бы ни за что не позволил дебилу вроде этого достать тебя. Вот и все.

– Ну простите, не могу же я всегда оставаться на высоте.

– А никто и не просил тебя вмешиваться, приятель, – сказал Уолтер.

– Мне бы следовало бросить вас тут.

– Следовало ему! – фыркнул Уолтер. А потом обратился к Фрэнку: – Маэстро, принесите этому парню целительный напиток.

Фрэнк покосился на Шпандау, тот кивнул. Бармен вернулся к стойке за выпивкой.

– Она вас бросила, так ведь? – спросил Шпандау у шефа.

– В точку.

– Я же пытался вас предупредить. Она была ненасытная, как уличная кошка.

– Но-но, ты говоришь о моей бывшей невесте. Хотя она и впрямь слишком плотно дружила с мужчинами. И часто.

– Без нее вам станет легче.

– Вот и управляющий казино тоже так говорил, после того как я попытался придушить их крупье. Они вышвырнули меня из заведения, но вели себя очень по-джентльменски. Номер в гостинице остался за Франсин.

Фрэнк принес выпивку.

– Нужно придумать тост, – сказал Уолтер. – Выпей с нами, Панчо.

– Вы же знаете, я алкоголь не употребляю. Обойдусь яблочным соком. За что пьем?

– За женщин.

– Это еще за каким хреном? – удивился Фрэнк. – С вашим-то послужным списком?

– Будьте же ко мне снисходительны, друзья. Я уже завязываю. Даю торжественный обет. Хватит с меня.

– Чего хватит: женщин или бухла? – уточнил Фрэнк.

– Женщин, конечно, – ответил Уолтер. – Алкоголизм – это то, что получается у меня куда удачнее.

Фрэнк налил себе яблочного сока, и мужчины подняли бокалы.

– За женщин, – провозгласил Уолтер. – Черт бы их побрал.

Они выпили. Уолтер попросил:

– Маэстро, пожалуйста, повторите еще разок.

– Вы уже достаточно выпили, – возразил Фрэнк.

– Слушай, Фрэнк, ты же отлично знаешь, что я сегодня вечером все равно нажрусь в хлам. И если мне вдруг понадобится встать и перебраться в какое-нибудь другое заведение, я ведь могу кого-нибудь и убить. Так что куда безопаснее дать мне надраться здесь, среди друзей. А Дэвид потом доставит меня домой. Разумно же?

– Что-то у меня от вашей логики голова разболелась. – Фрэнк перевел взгляд на Шпандау: – Вы за него ручаетесь?

– Возможно, это единственный способ уговорить его в итоге поехать домой.

– Да что за на хрен! – не сдержался Фрэнк. – Дайте мне ключи от тачек. Вы оба.

– А я-то почему? – удивился Шпандау.

– Да потому что я знаю, к чему все идет. Видел уже.

Фрэнк протянул руку, и оба посетителя уронили ключи от своих автомобилей в его ладонь.

Разумеется, Фрэнк был прав. Прошло совсем немного времени, а оба уже порядочно набрались. Они пили с одинаковой скоростью, но Уолтер, судя по всему, находился на неком стабильном плато и больше не пьянел, а скоро и Шпандау достиг такого же состояния. Пьянки Уолтера всегда проходили именно так. Он доходил до определенного уровня опьянения – близкого к той черте, за которой наступает отключка, – но, хотя продолжал пить и дальше, редко пересекал эту черту. Уолтер раз за разом повторял: нет смысла бухать, если большую и лучшую часть пьянки ты проводишь во сне.

Шпандау достиг состояния «слегка под хмельком» и быстро его миновал. Теперь почва начала уходить у него из-под ног, и он примерно мог представить, какие ощущения ждут его завтра утром.

– Ну что, закругляемся? – наконец спросил Шпандау у шефа.

– Я еще дышу? – осведомился Уолтер.

– Надеюсь, что да, – ответил Шпандау.

– Тогда продолжаем.

– Значит, мне надо отлить, – заключил Шпандау. Он с трудом поднялся и направился было к мужскому туалету, но остановился на полпути и обернулся к Уолтеру: – Вам ее не хватает?

– Кого из них? – спросил Уолтер.

– Франсин. Красотки, из-за которой вы в жопе.

– А, да. Конечно. Блин, да я по ним по всем скучаю. Вот в чем проблема.

Шпандау с серьезным видом кивнул, как будто эти слова подводили итог какой-то серьезной философской дилеммы, над которой они бились всю ночь. Он нетвердым шагом прошествовал в туалет и помочился, разглядывая картинку с влагалищем, накорябанную прямо над писсуаром. Энтузиазма у художника явно было больше, чем познаний в женской анатомии. Рядом автор рисунка подписал: «Ребекка – сучка». Шпандау поймал себя на том, что на душе у него погано. Он застегнул ширинку, вымыл и высушил руки, сражаясь с нахлынувшей грустью, которая грозила затопить его с головой и погрузить в ощущение полного одиночества, от которого нет спасения. Он нащупал мобильник и, заранее зная, что будет дальше, набрал ее номер.

– Алло, – ответила Ди. – Дэвид?

Он хотел поговорить с ней, но сказать было нечего. Или, точнее, сказать нужно было слишком многое, и все эти фразы скреблись внутри него, как скребутся кошки, пытаясь открыть дверь и выбраться наружу. Он понимал, что поступок его безнадежен и бесполезен, а то и вреден, но ему просто необходимо было почувствовать связь с ней, протянуть хоть самую тоненькую ниточку – и именно сейчас, прежде чем он почувствует себя окончательно сломленным. Он все стоял, онемевший, неспособный говорить, а телефонная связь казалась ему ветхим спасательным тросом, который может оборваться в любую секунду. Если бы можно было просто дотерпеть, продержаться до тех пор, пока что-нибудь не произойдет, какое-нибудь чудо, и тогда она возвратится к нему…

– Дэвид? – повторила Ди.

– Мне захотелось позвонить, – выдавил он наконец.

– Ты выпил?

– Мне захотелось поговорить с тобой.

– Так что ты хотел сказать, Дэвид?

Ничего. Сказать-то и нечего. Я люблю тебя, но не могу об этом говорить.

– Ты должен это прекратить, – мягко посоветовала Ди. – Не нужно звонить мне, Дэвид. Ты сможешь добраться до дома?

– Конечно. Все отлично. – Это была ложь.

– Я сейчас не могу, Дэвид. Поговорим позже.

– Ты сейчас с ним? Он там? – И тут на него накатило. Дошло, как жалко это звучит. Скажи «да», пусть меня это добьет, да и покончим с этим.

– Я не собираюсь это обсуждать, Дэвид. Просто отправляйся домой. Будь осторожен. И больше не пей.

Вот так все и кончилось. Он ждал, что провалится в забытье, но этого не произошло. Наоборот, пришла ненависть к самому себе, к своей слабости, к своей зависимости. Он хотел бы возненавидеть Ди, но не мог. Все это из-за него, и он не винил ее в том, что она ушла. Он просто ненавидел себя за то, что он такой, какой есть. Он принялся колотить туалетную кабинку, оставляя на металлической перегородке вмятины от костяшек пальцев. Словно пытался убить призрака самого себя, который продолжал бездарно спускать в сортир его жизнь. Вошли Фрэнк с Уолтером. Фрэнк оттащил его от кабинки, и Шпандау развернулся к нему, готовый к драке. Фрэнк сделал шаг назад и поднял ладони в останавливающем жесте.

– Какого хрена ты творишь? – спросил бармен.

– Это просто его «черный пес»[23]23
  Депрессия, черная меланхолия (выражение; возможно, ирландского происхождения).


[Закрыть] вырвался наружу и решил поплясать, Панчо. Иди лучше займись своим баром.

– Вы, ребята, меня когда-нибудь угробите, – буркнул Фрэнк и вернулся в бар.

– Ну, продолжай давай, – велел Уолтер Дэвиду. – Изметель хорошенько эту чертову перегородку. Я заплачу за повреждения.

Шпандау привалился спиной к стене и сполз на пол. Так и сидел, уткнув лицо в ладони. Уолтер опустился рядышком.

– Мы с тобой сидим на зассанном полу, – сообщил Уолтер. – Просто говорю на всякий случай, чтоб ты знал.

Шпандау ничего не ответил. По-прежнему сидел, спрятав лицо.

– Ты ей звонил? – спросил Уолтер.

Шпандау кивнул.

– Ну и очень глупо, – заключил Уолтер. – Уж я-то знаю, сам кучу раз так делал. Не помогло?

– Нет.

– Может, даже навредило.

– Я уже и сам ни хрена не понимаю, что делаю.

– Ну, это нормально, приятель. Не знаю никого, кто бы понимал. А с чего бы тебе чем-то отличаться от всех остальных? Хочешь об этом поговорить?

– Нет.

– Хорошо, – согласился Уолтер. – Все равно от этого никакой, на хрен, пользы.

После двух неудачных попыток и нескольких крепких ругательств Уолтер поднялся на ноги. И протянул ладонь. Шпандау в первое мгновение тупо пялился на нее, потом ухватился, и Уолтер помог ему встать. Оба при этом чуть не рухнули.

– Пошли, – сказал Уолтер. – Полюбуешься лицом Фрэнка, когда я наблюю в его машинку для льда.

И они, покачиваясь, зашагали обратно в зал.