Текст книги "Вавилонские ночи (СИ)"

Автор книги: Дэниел Депп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 19

Виньон с обмотанной бинтами рукой и заключенной в гипс сломанной ногой ковылял по больничному коридору, опираясь на костыли.

– Врач сейчас подойдет, – сказал он Анне и Шпандау.

– Он поправится? – по-французски спросил Виньон у врача, когда тот вышел из палаты Спеца. – Вот та женщина, которую он спас.

– Да, – ответил врач на безупречном английском. – Я об этом читал. Настоящий герой. Французское правительство решает, не наградить ли его медалью. Можете себе представить? По всем прогнозам он выживет, но вообще-то, конечно, чтоб после такого уцелеть, нужно обладать телосложением гориллы. Один из выстрелов пробил легкое. Его грудная клетка больше напоминает скотобойню – и снаружи, и изнутри. Кстати, не знаете, откуда у него все эти шрамы?

Виньон покачал головой.

– Можно мне к нему? – спросила Анна.

– Его накачали сильнодействующими препаратами. Вряд ли он вообще заметит ваше присутствие. И постарайтесь не задерживаться надолго.

Анна вошла в палату.

– Медаль, кто бы мог подумать! – сказал Виньон. – Боятся, что, если он выживет, то затаскает изрешетивших его полицейских по судам. Им куда выгоднее мертвый герой.

– Да, – согласился врач. – Так уж у нас, французов, заведено.

Спец лежал в кровати, почти незаметный под кучей повязок и трубочек. Он был жив, но за последние два дня ни разу не открыл глаза и не вымолвил ни слова.

– Спасибо, – сказала Анна. – Я знала, что не ошиблась в тебе.

Она сжала его безжизненную руку в своих ладонях и долго стояла так. По ее щекам струились слезы. Когда Анна наконец вышла из палаты, Шпандау ждал ее у дверей. Она тут же бросилась к нему в объятия.

– И что дальше? – спросила его Анна.

Они вернулись на виллу и теперь сидели в общей гостиной.

– Поедем домой, – сказал Шпандау. – Я вернусь к своей работе, а ты снова станешь любимицей журналистов и публики.

И это была чистая правда. После того случая к Анне вернулась мировая слава, ее имя и фотографии то и дело мелькали на страницах газет и на телеэкранах по всему миру. Вот и сейчас за воротами виллы толпились журналисты, не терявшие надежды увидеть ее. Телефон разрывался от звонков. Бедняге Спецу тоже досталось. Полиции пришлось выставить в больнице охрану, чтобы отгонять назойливых фоторепортеров, стремившихся запечатлеть его на смертном одре. Это была самая дурная разновидность славы; мало кого волновало, благодаря чему эта самая слава пришла, – главное, что человек знаменит.

– Я имела в виду нас с тобой, – уточнила Анна.

Для нее фестиваль уже закончился. Организаторы любезно освободили ее от обязанностей члена жюри. Андрей успел позвонить раз десять, а то и больше. Но она не ответила ни на один звонок.

– Не знаю, – признался Шпандау.

– Хватит уже этих штучек в духе Гэри Купера[83]83
  Гэри Купер (1901–1961) – американский актер. Известен главным образом по вестернам. Отличительной чертой его героев была скупая, отрывистая речь.


[Закрыть], – сказала Анна. – Тебе пора наконец принять хоть одно серьезное решение, а не отсиживаться под кроватью, как ты поступал до сих пор. Я долго пыталась припереть тебя к стенке, гонялась за тобой, как Вилма Флинтстоун[84]84
  Персонаж американского комедийного мультсериала «Флинтстоуны» (1960–1966), рассказывающего о жизни энергичного здоровяка Фреда Флинтстоуна, его жены и друзей в каменном веке.


[Закрыть] с гребаной дубинкой, но с меня довольно. Ты, как и я, отлично знаешь, что мы подходим друг другу, и это само по себе немало, учитывая, что оба мы – неотесанные деревенщины с запутанной личной жизнью. Это конец фильма, детка, и за тобой выбор, кого поцеловать: меня или свою лошадь.

– Это ты еще ни разу не видела мою лошадь, – усмехнулся Шпандау.

– Ты со всеми вот так же отшучиваешься?

– Уметь вовремя отшутиться – очень важно, – сказал он.

– Не сомневаюсь.

– Мы с тобой как Ник и Нора Чарльз[85]85
  Персонажи детективных романов американского писателя Дэшила Хэммета (1894–1961), супружеская пара, которая успешно расследует запутанные убийства.


[Закрыть], – сказал Шпандау. – Как Бернс и Аллен[86]86
  Американский комедийный дуэт: Джордж Бёрнс (1896–1996) и его супруга Грейси Аллен (1895–1964).


[Закрыть]. Как Бен и Джерри[87]87
  «Бен энд Джерриз» (Ben & Jerry’s) – марка мороженого.


[Закрыть], как Сакко и Ванцетти[88]88
  Никола Сакко (1891–1927) и Бартоломео Ванцетти (1888–1927) – американские анархисты итальянского происхождения, борцы за права рабочих. В 1920 г. в США им было предъявлено обвинение в убийстве кассира и двух охранников обувной фабрики. На судебных процессах в 1921 г. суд присяжных, проигнорировав слабую доказательную базу обвинения и ряд свидетельских показаний, говоривших в пользу обвиняемых, вынес вердикт о виновности Сакко и Ванцетти и приговорил их к смертной казни. 23 августа 1927 г. Сакко и Ванцетти были казнены на электрическом стуле.


[Закрыть], как…

– Ох, ну хватит. – Анна подошла и уселась к нему на колени.

– Я хотел сказать: как Том Микс[89]89
  Томас Эдвин (Том) Микс (1880–1940) – американский актер, звезда вестернов эпохи немого кино.


[Закрыть] и его чудесная лошадь Тони.

– Правда? – улыбнулась Анна. – Ну, тогда давай вместе уедем в закат, ковбой.

Виньон, по-прежнему передвигаясь на костылях, поднялся по ступенькам к двери Амалии. Он постучался и подождал. Когда они договаривались о встрече по телефону, голос девушки звучал очень отстраненно, поэтому Виньон вообще не был уверен, что застанет ее дома, но она открыла.

Теперь квартира выглядела совершенно иначе. Намного чище и светлее – как будто из-за отсутствия Ульбека в жилище стало проникать больше света. Амалия выставила на видные места все свои японские безделушки.

– Хотите чаю?

– Нет, спасибо, я всего на минутку. Я подумал, что вы захотите принять от меня одну вещь.

Он достал самурайскую повязку, которую Амалия сделала для Перека, и протянул девушке.

– Эта штука была у него в кармане.

– Знаете, он ведь не стал бы ее убивать.

– Анна тоже так считает. Впрочем, трудно предсказать чье-то поведение заранее.

– По-вашему, люди не могут измениться?

– Нет. Не могут.

– Тогда я вам сочувствую. Вы так ничего и не поймете, пока до вас не дойдет, что все меняется. Перемены – это самое главное, что у нас есть.

– Мне кажется, он был сумасшедший. Мне немного жаль его, но таким, как он, лучше не обременять собой этот мир.

– И вы думаете, он сам этого не знал?

Пауза.

– Пожалуй, я все-таки не прочь выпить чаю.

– Хорошо. У меня есть для вас сюрприз.

Он последовал за ней через весь дом в маленький садик. Она выложила чайные принадлежности на низенький столик, по сторонам которого лежали подушки. Рядом на печурке грелся металлический японский чайник. На столе расположились керамическая чаша в живописных трещинках, бамбуковая ложка с длинной ручкой и изящный венчик. Виньон не без труда опустился на подушку. Амалия, казалось, невесомо парила над своей.

– Знаете ли вы что-нибудь о японской чайной церемонии? – спросила она.

– Нет, – ответил Виньон. – Почти ничего.

– Говорят, если сделать все правильно, на тебя снисходит что-то вроде просветления.

– Это очень кстати, – заметил Виньон. – Я бы сейчас не отказался от любой помощи, пусть даже и свыше.

Амалия улыбнулась, глубоко поклонилась и залила измельченные листья зеленого чая горячей водой.

Была самая середина ночи, Спец лежал на больничной койке без движения, затерявшись среди трубок, датчиков и мигающей огоньками аппаратуры. В три часа ночи дверь отворилась, и в палату вошла некая фигура. Усевшись на стул рядом с кроватью, фигура несколько минут молча разглядывала Спеца. А потом произнесла:

– Ты задолжал мне сто сорок семь тысяч долларов и… – Локателли вынул из кармана пиджака клочок бумаги и сверился с ним – …пятьдесят три цента. Никаких процентов не накидываю – вижу, у тебя и без того проблемы.

Локателли подождал ответа, но его, судя по всему, не предвиделось. Тогда гангстер с некоторым усилием поднялся, подошел к вазе с фруктами и взял оттуда апельсин. Вернувшись к стулу, он с кряхтением снова уселся на него и начал чистить фрукт крошечным золотым перочинным ножичком.

– У нас есть два способа решить вопрос. Первый: я зову сюда двоих ребят, которые сейчас ждут в коридоре, и они копаются во всех этих проводках и приборах.

Локателли на некоторое время умолк, сосредоточившись на апельсине: он пытался снять кожуру одной длинной лентой. Покончив с работой, он гордо осмотрел ровную полоску кожуры и положил ее на соседний столик. Потом принялся делить апельсин на дольки.

– Есть и другой способ, – продолжил он, – мы с гобой заключаем сделку.

Веки Спеца вздрогнули, глаза открылись.

– В обмен на сто сорок семь тысяч долларов и… – он снова заглянул в бумажку – …пятьдесят три цента ты предоставляешь исключительные права на историю своих трогательных и героических приключений моей издательской компании «Коллатерал-пресс», для которой ты напишешь книгу. Ну, или кто-то другой напишет. Эта книга, в свою очередь, будет продана моей кинокомпании, «Коллатерал-пикчерс», а ты подпишешь договор о неразглашении, по которому обязуешься делать все, что мы тебе скажем, в противном случае попадешь под колеса мусоровоза, причем неоднократно. Ну, как тебе такое предложение? Засветишься в шоу Опры, попадешь в модную тусовку.

Рука Спеца задергалась, он жестом изобразил, будто что-то пишет. Локателли достал из кармана маленькую записную книжку в кожаном переплете и темно-бордовую шариковую ручку «Монблан». Он вложил ручку Спецу в пальцы и подсунул под нее записную книжку, открытую на чистой странице. Спец что-то быстро нацарапал. Локателли взял у него книжицу, надел очки и внимательно изучил страницу при свете лампы. Небрежная надпись занимала всю площадь бумаги, но разобрать буквы было можно:

поцелуй меня в ж – место исп продюс + проценты!!!

– Так-так, – сказал Локателли, – давай уточним, правильно ли я понял. Ты – дешевый сутенер из восточной части Лос-Анджелеса, которого за последнее время успели покромсать, как батон мортаделлы[90]90
  Знаменитая итальянская вареная колбаса из Болоньи.


[Закрыть], которому трижды выстрелили в грудь, и вот теперь ты лежишь в реанимации зачуханной французской больницы – не говоря уж о твоем должке размером в полторы сотни тысяч, – так вот, учитывая все вышеперечисленное, ты еще пытаешься со мной торговаться?

Локателли накрыл свой «Монблан» колпачком, сложил записную книжку и убрал то и другое обратно в карман. Потом снова уселся на стул и съел пару долек апельсина, вытирая пальцы шелковым носовым платком. После чего встал, закинул остатки апельсина в рот и, продолжая жевать, произнес:

– Добро пожаловать в Голливуд, малыш. Ты нам подходишь.

Локателли направился к дверям, задержался ненадолго, покачал головой, издал короткий звук, который при желании можно было принять за одобрительный смешок, а потом открыл дверь палаты и вышел.

Спец прикрыл глаза и улыбнулся. Он думал о Патси, о вине «От-Брион» и том барашке, которого ел в кафе отеля «Мартинес», и в итоге пришел к выводу, что Канны и Франция в целом не так уж и плохи, если дать им шанс. Он думал о том, что если не терять головы и не впадать в сентиментальность, а просто делать свое дело, то можно решить практически любые проблемы.

Закрыв глаза, он заснул крепким и сладким сном – не сном праведника, конечно, но сном искупившего свою вину грешника.

Добродетель обычно вознаграждается, зато жуликам и прохвостам чаще снятся эротические сны.

ПОЛГОДА СПУСТЯ

Донни Маскаллари посреди бела дня сидел в итальянском ресторанчике города Рино, штат Невада. Он ел лингуине с превосходным устричным соусом, хотя это всегда казалось ему немного странным: устричный соус в самом сердце пустыни. Правда, если бы эти гребаные моллюски мельтешили вокруг, было бы еще удивительней.

Народу в ресторане в это время набралось немного: парочка посетителей да хозяин заведения, Луи. Одного из посетителей Донни частенько встречал в квартале развлечений, а с ним сидела блондиночка в обтягивающей юбке леопардовой расцветки и в столь же обтягивающем черном топике с глубоким вырезом. Девушка была малость полновата, но Донни ничего не имел против пышечек, к тому же бюст у нее был что надо. По висящему над барной стойкой телевизору транслировали скачки. В состязаниях участвовала та самая лошадь, на которую он ставил в Санта-Аните, поэтому Донни крикнул Луи, чтобы сделал погромче. Пока он кричал, блондиночка, направлявшаяся в туалет, прошла мимо, одарив Донни широкой улыбкой. Он все еще пытался докричаться до Луи (тот был глух как тетерев), а девушка уже вернулась. По пути она споткнулась, сломала каблук и, потеряв равновесие, налетела на столик Донни. Чуть не угодила в его лингуине.

– Извини, солнышко, – промурлыкала она. – Чертовы каблуки!

– Без проблем, – сказал Донни. – Зато зрелище приятное. – Имелось в виду, что он успел разглядеть и оценить ее грудь. Девушка явно ухватила суть. Она игриво хлопнула его по плечу, подмигнула и, призывно покачивая бедрами, покинула ресторан. «Черт», – подумал Донни. Но все-таки оставались шансы вскоре увидеться с ней снова. Он отправил в рот очередную порцию намотанных на вилку лингуине, прожевал и снова заорал, обращаясь к Луису, но голос его внезапно оборвался.

Через секунду оборвалось и его дыхание.

А потом, сразу после этого, оборвалась и сама жизнь Донни Маскарелли.

Он упал лицом в пасту, и последняя его мысль была о том, что, возможно, он оказался прав насчет устричного соуса.

Последний час, проведенный в придорожной закусочной неподалеку от Покателло, штат Айдахо, Сэм Арнесс посвятил попыткам склеить эту рыжулю. Она была слегка навеселе, и Сэм решил, что дело на мази: она уже позволила себя поцеловать и потрогать сиськи, а в один прекрасный момент он даже умудрился засунуть руку ей под юбку и продвинуться довольно далеко.

Сэм попытался снова проделать тот же трюк, но на этот раз она отпихнула его руку и заявила:

– Попридержи коней, детка. А когда я вернусь, сможешь подержать кое-что другое.

Она соскользнула с барного табурета и, потянувшись за сумочкой, опрокинула остатки своего пива.

– Дай-ка мне салфеток, детка, – попросила она.

Сэм повернулся, взял стопку салфеток, и они вместе вытерли пивную лужу.

– Твою мать, – пробормотала она. – Я вроде как наклюкалась. Не вздумай этим воспользоваться.

– Конечно, нет.

– Ну и дурак, – сказала она, захихикала и направилась в сторону туалетов.

Сэм сидел у барной стойки, потягивая пиво, и ждал, когда она вернется. Он предвкушал приятный вечерок. Кажется, она была заводная цыпочка. А Сэм любил заводных. Да-а, вечер обещал быть чудесным.

Во всяком случае, он мог бы таким стать, если бы в этот самый миг вегетативная нервная система Сэма не вырубилась, отключив сердце, легкие, а также все остальное.

Сэм опрокинулся на табурет, где еще недавно сидела девушка и где ему предстояло пролежать около часа, прежде чем кто-нибудь сообразит, что он мертв.

Рыжуля вышла из закусочной с черного хода и, обогнув здание, направилась к парковке, где стояла ее машина. Девушка завела двигатель и укатила. Когда закусочная скрылась из виду, она стянула огненный парик, почесала в каштановой шевелюре и набрала номер на мобильнике.

– Алло, папочка? Миссия выполнена. Приготовь горячую ванну, твоя малышка едет домой.

Затем девушка включила плеер и выбрала музыку. Мария Каллас пела «L'amour est un oiseau rebelle»[91]91
  Буквально: «Любовь – непокорная птица» (фр.). В русском варианте соответствует словам «У любви, как у пташки, крылья».


[Закрыть] из оперы Бизе «Кармен», ария изливалась из салона и неслась вдоль шоссе, ведущего в Лос-Анджелес. Патси начала было подпевать, потом вспомнила про опустевший флакон и выкинула его в окошко, тот поскакал к обочине и разбился в зарослях высокой травы, больше никому не причинив вреда.

В восьмистах километрах оттуда Спец повесил трубку и поймал себя на том, что ощупывает грубые рубцы под рубашкой. Он думал об Анне, вспоминал, как в тот день у бассейна она рассказывала ему, что вдруг осознала, до чего сильно ей хочется жить. Тогда же она отдала ему упакованный в маленькую коробочку флакон – чтобы Спец от него избавился. Ну вот, наконец это произошло. Думал он и о Переке, темном ангеле, свихнувшемся коротышке, который при всей своей тяге к насилию каким-то образом сумел изменить жизнь окружающих к лучшему. Получилась этакая поучительная басня с вывернутой наизнанку моралью. Пожалуй, пора было уже стряхнуть с себя последние остатки веры в нравственность, да вот беда – Спец и раньше-то ни во что такое не верил. Зато твердо верил, что нужно как следует заботиться о своем бизнесе и не позволять врагам сорваться с крючка. Локателли, к счастью, это понял – вот почему он даровал Спецу привилегию творить собственное правосудие. Это стало не зафиксированной письменно частью их контракта.

К тому же Локателли никогда не считал, будто от этих двоих ублюдков много пользы.

Да, очень легко усложнить свою жизнь, замусорить себе все мозги, если постоянно думать об этом. К черту это философское дерьмо, мы все – лишь горстка гребаных мартышек с ключами от машин. Но как там говорится? Музыка способна укротить даже свирепого зверя?

Именно поэтому он провел остаток дня в собственном винном погребе, слушая Верди и размышляя, какую из бутылочек «бордо» класса «премьер крю»[92]92
  Класс высокосортных вин.


[Закрыть] стоит откупорить, когда его женщина наконец притащит свой клевый зад обратно в город.