Текст книги "Любивший Мату Хари"

Автор книги: Дэн Шерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Было ощущение, что под конец все эти ничего не значащие события вдруг сложились наподобие головоломки. Наступили холода, и полковник стремился проводить свободное время дома – с романами, которые никогда не дочитывал до конца, с разговорами, которые ни к чему не приводили. С прибытием офицеров британского Генерального штаба и началом стратегических переговоров Грей заметил ещё одну перемену в поведении полковника: тот больше нуждался в обществе, особенно в обществе Зелле.

   – Ролан ужасно расстроен из-за кайзера, – поведала она. – Он боится за всех нас...

Но из тихой комнаты над пивоваренным заводом Кравен видел совершенно иную причину для беспокойства.

   – Мы сделали так, что ваш любимый полковник получает доступ к стенограммам – или, по крайней мере, к разумным выборкам из них. Мы также позволили ему просмотреть новые документы с краткими резюме из Адмиралтейства, так что теперь всё только дело времени...

Но упоминаний о незнакомцах из-за границы не было, не было и признаков тайной встречи. Правда, однажды вечером после скромного ужина Грея небрежно пригласили провести неделю за городом.

Была прекрасная ночь с тихим дождём. Михард попросил Грея зайти после ужина в гостиную. Занавески раздвинуты. Свет лампы приглушён, два жёлтых конуса на потолке. Грей взял в руки подсвечник, восхищаясь лицом девушки, выгравированном на серебре. Михард поставил два стакана на подвернувшийся стол, но оказалось, ничего, кроме шампанского, не было.

Затем он внезапно спросил:

   – Скажите мне, Ники, вы умеете стрелять?

Вопрос захватил Грея врасплох.

   – Нет, не умею.

   – Тогда я буду иметь честь научить вас.

   – Научить меня?

   – Да. Поедемте с нами в Фонтенбло, и я научу вас стрелять.

Когда Грей вновь явился к ожидавшему его Кравену, в ту же комнату, там повсюду были разбросаны обрывки бумаги: на полу валялись рукописные заметки, схемы пограничных сооружений, фотографии деревенского chateau Михарда. И очень сухой шерри для Грея.

В это утро показалось, что зима внезапно отошла, уступив место сияющей весне. Свет был ясным и чистым, с зеленовато-серыми тенями в узких улицах. Утерянные цвета, казалось, вернулись к деревьям. Серые крыши чуть дымились.

   – Я думаю, что это по-настоящему прекрасно, – сказал Кравен.

   – Вероятно.

   – Я имею в виду лес в Фонтенбло. Думаю, вам понравится. И дом Михарда очень мило расположен, вид открывается изумительный.

Грей опустил занавески:

   – Откуда вы знаете, что Шпанглер покажется?

   – Потому что для него это самая подходящая ситуация. Он любит встречаться со своими агентами в удалённых местах. Он думает, так безопаснее.

   – И он прав?

Кравен улыбнулся, чуть-чуть протянул руку и вновь прикоснулся к плечу Грея:

   – Вам нет нужды беспокоиться, Ники. Если бы Михард о чём-то подозревал, он никогда бы не стал продолжать встречаться с вами. Кроме того, вы – часть его прикрытия: отдых в деревне с любовницей и другом-художником.

Карту, вырванную из записной книжки, Кравен положил на стол, придавив её края кофейными чашками и портсигаром.

   – Здесь мы сняли деревенский дом. Здесь у нас вдобавок наблюдательный пост. Но вы по-прежнему будете оставаться нашими глазами во всём, что касается Михарда. Понятно?

   – Как это происходит? Я хочу знать, когда Шпанглер встречается с агентом, как обычно развиваются события?

   – Всё устраивается заранее. Шпанглер проскальзывает в нужное место осторожно, часто переодетым. Сначала краткий обмен сигналами безопасности, затем встречи. Всё вместе занимает приблизительно шесть часов.

   – Чего мне ждать?

   – Мелочи. Для виду Михард будет проводить время, наслаждаясь удовольствиями деревенской жизни, но рано или поздно он соберётся ускользнуть куда-то один. Это послужит вам сигналом.

   – А затем?

   – Вот здесь – дорога из chateau в деревенский дом. Это приблизительно двадцать минут пешком по долине. Когда Михард сделает свой ход, вам надо лишь пройтись туда быстрым шагом и шепнуть нам словечко. Мои люди выполнят остальное.

Кроме того, ещё был револьвер. Грей пошёл обратно к креслу, а Кравен выложил его мягко на стол: чёрный и огромный, патроны размером почти с мужской палец.

   – Я не думаю, что он вам на самом деле понадобится, но...

Грей смотрел, не в силах даже двинуть рукой, чтобы прикоснуться к револьверу.

   – Знаете, Михард сказал мне, что ему снился сон о героической смерти, – произнёс он.

Кравен пожал плечами:

   – Это я слышал. Я говорил вам, что он тщеславен и глуп.

Осталось письмо Кравена к Мэнсфилду Каммингсу, шестнадцать страниц, написанных шифром. Обычный для Кравена подход к игре – письмо, полное мрачного юмора и опасного оптимизма. Там содержалось несколько дополнительных замечаний о Грее. Отвечая на более раннее предложение – чтобы для тактической поддержки был завербован француз, – Кравен написал, что мысль, будто несколько добрых английских парней не смогут захватить двух иностранных шпионов, почти оскорбительна.

Глава шестая

Имение в Фонтенбло тогда, как и сейчас, представляло собой место вполне пасторальное. Вдалеке темнела цепь низких холмов, поднимающихся от реки, мелкие лощины и дремучие леса. Пруст[12]12
  Пруст Марсель (1871—1922) – французский писатель, автор знаменитого цикла романов «В поисках утраченного времени» (т. 1—16, 1913—1927).


[Закрыть] позднее напишет об этом живописном уголке, вспоминая о протоках, кишащих головастиками. Хотя пейзаж и был несколько приглушён зимой, Грей тоже нашёл его очаровательным и запечатлел на акварели...

Он прибыл ранним утром. Михард послал экипаж встретить его на станции. Собиравшаяся буря так и не разразилась, а в саду оставались поздно расцветшие розы. Маргарета принесла в гостиную побеги боярышника и несколько выживших хризантем.

Первый вечер был невесёлым. За блюдом с холодным фазаном Грей разделил с Михардом бутылку портвейна. Маргарета сидела позади, перелистывая журнал у зажжённой лампы. От вина, а может быть, от усталости, оставшейся с дороги, каждая фраза Михарда казалась слегка запутанной. Пока Михард продолжал говорить о призрачном олене, которого он видел в лесу, Маргарета напевала песенки, услышанные в кабаре.

Был в этот вечер один красноречивый момент – краткий разговор с Зелле. Он случился, когда Грей поднимался по лестнице к себе в спальню. Несколько мгновений длилось молчание, затем внезапно она пошла за ним и взяла его за руку.

   – Я рада, что ты приехал, – прошептала она. – Особенно из-за Ролана.

Он улыбнулся ей в ответ натянутой улыбкой:

   – Я тоже рад.

   – Но тебе следует знать, что Ролан не в себе. Он не спал и едва ест.

   – Возможно, он просто устал...

   – Нет. Гораздо серьёзнее. Вот почему я рада, что ты здесь... и можешь помочь ему.

Он попытался вырвать свою руку, но она не отпускала её.

   – Я?

   – Да, он восхищен тобою. Я хочу сказать, он по-настоящему восхищен тобою.

Немного позднее Грей услышал, как они разговаривают за стеной. Михард вроде бы жаловался на плохой сон, а Зелле предлагала ему такого рода утешение, за которое любой мужчина убил бы.

С самого начала Грей предполагал, что это то, чего он всегда хотел, – конфликт, сведённый к совершенной простоте: три человека в изолированном загородном доме. Закрыв дверь своей спальни, он ещё несколько часов не мог заснуть: вертел в руках револьвер, бездумно кружил по комнате, до тех пор пока не понял, что с притворством покончено. Всё не имеет никакого отношения к Англии. Это – личное. Это, чёрт подери, из-за Зелле.

Он нашёл её утром на террасе. Стоял тёплый день, как напоминание об июле в начале декабря. Кофе в голубом кофейнике, печенье и итальянский виноград. Михард, казалось, находился в лучшем настроении. Зелле была счастлива. Она смеялась по любому поводу.

После завтрака она настояла на том, чтобы Грей сопровождал её в лес. Они выбрали узкий проход между папоротниками и речным берегом. Длинные зеленоватые лучи пронизывали заросли; на кустах от тепла вновь набухли почки. Когда шли вдоль оленьей тропы, она взяла его за руку – краткий миг, который он вспоминал потом долгие часы.

Но ночью душа болела как рана, которую разбередили: всё здесь напоминало, что она женщина полковника. «Налей старому солдату ещё стакан вина, – обычно говорил он ей и затем, повернувшись к Грею: – Взгляните в её глаза, Ники. Ну разве они не прекрасны?»

По утрам был туман. Он стелился низко, и казалось, что сосны стоят в воде. В полумиле от снятого им дома Кравен ждал, сидя на поваленном дереве, – образцовый английский шпион, умело приспосабливающийся к обстоятельствам. Он был в деревенских твидовых брюках и в руках держал трость. С собой он захватил фляжку бренди.

   – Ускользнули без проблем?

Грей пожал плечами:

   – Они всё ещё спят.

   – А кухарка?

   – Тоже спит.

Сначала слышны были только звуки леса, бегущей воды и крики невидимых птиц. Затем послышались шаги на пропитанных влагой листьях и голоса из чащи.

   – Ваши люди? – спросил Грей, внезапно ощутив тревогу.

Кравен кивнул:

   – Бедные парни сторожат день и ночь. Но они делают это с истинным рвением.

   – Я думаю, я видел их прежде, из ворот, за деревьями.

   – Да, естественно, мы...

   – А если их видел я, можете быть твёрдо уверены, их видел и Михард.

Сидя рядом на упавшем дереве, они начали попивать бренди. Кравен скорее делал вид, что пьёт, а Грей довершал вчерашнее возлияние.

   – Между прочим, мы полагаем, что вычислили место их встречи. Небольшой охотничий домик прямо в южной части имения. Возможно, Шпанглер уже в пути. Никакой определённости, но держите глаза пошире, ладно?

   – В каком виде он, по-вашему, придёт?

   – Как кто-нибудь незначительный, полагаю. Может, как поселянин, может, как лудильщик.

   – Верхом?

   – Возможно.

   – С оружием?

Кравен положил руку на колено Грея:

   – Как будто мы прежде не играли в такие игры, Ники. Оба моих парня имеют достаточный опыт.

Грей посмотрел на него:

   – У Михарда есть обрез. И он чертовски хорошо умеет с ним обращаться.

В полдень шёл дождь и дул холодный северный ветер. Пока Маргарета спала, Грей играл в шахматы с Михардом. Но из-за ветра и тиканья часов он, казалось, не мог сосредоточиться. Михард же фанатически любил эту игру.

   – Вам следует научиться использовать ладьи, Ники. Ладья – жизненно важна.

   – Наверное, вы правы.

   – А вы слишком сильно полагаетесь на ферзя. Знаете, ферзь не единственная возможность.

Ближе к сумеркам они сыграли вторую партию, Грей опять проиграл.

   – В первую очередь вам недостаёт военной смётки, – сказал ему Михард. – И ещё вам недостаёт должной агрессивности.

Вечер пришёл ещё более холодный, освещаемый внезапными всполохами молний. После ужина с шерри и холодной лососиной казалось, что каждый час длится словно маленькая вечность. Зелле медленно листала журнал, Михард чистил свой дробовик. Наконец, в отчаянии, Грей согласился сыграть последнюю партию в шахматы, ещё одну ужасающую партию.

   – Тебе не следует всё время давать Ролану выигрывать, – сказала ему Маргарета. – Он становится нестерпимым, если всегда выигрывает.

Но что было предельно нестерпимо – это её лицо при свете лампы, её дельфинья улыбка.

Рассвет принёс холод без ветра, но со снегом, усыпавшим всё вокруг, словно пеплом. Пробудившись от звука фургонных колёс, Грей обнаружил, что полковник болтает с мальчиком во дворе. Несколько мгновений спустя Михард вошёл в судомойню с только что застреленным кроликом, по-видимому подаренным соседом.

   – Для нашего сегодняшнего ужина, – сказал он.

Грей посмотрел на тушку, свисающую с руки, обтянутой перчаткой.

   – Выглядит прелестно.

   – А завтра я буду учить вас, как стрелять их самостоятельно.

   – Не могу дождаться.

Полдень принёс новые шквалы снегопада, который приглушал звуки по всему дому. Пожевав несколько кусочков сыра, Михард удалился в свою спальню, оставив Грея и Маргарету до середины дня одних. Им достались короткие разговоры и большое количество шерри. Но в конце концов, забеспокоившись о своём солдате, она пошла наверх посмотреть, как он. Вернувшись, сказала только: «Он устал. Очень устал».

Ночью была полная луна, которая наполнила пейзаж призрачными тенями. После позднего скромного ужина полковник уселся с романом в руках. Он подолгу шевелил рукой, чтобы перевернуть страницу. Затем, внезапно поднявшись с кресла, объявил, что собирается в постель.

Но кто мог уснуть в такую ночь?

Долго после того, как Грей вернулся в свою комнату, он тихо лежал на кровати, ухватившись рукой за спинку. Затем, услышав шаги в коридоре, он театрально сказал себе: «Вот и конец». Но то, что казалось шагами Михарда, видимо, было лишь скрипом рассыхающегося дерева.

Цветастое стёганое покрывало, голубое вышитое одеяло, Троица на ночном столике, кувшин с водой, стеклянные часы с боем... без четверти четыре утра. Он перевёл взгляд за занавески: полярный пейзаж без глубины и теней. Он закрыл глаза, чтобы в последний раз представить себе Михарда: так же недвижно лежащего на кровати, так же глядящего на деревья.

Пожалуй, это единственное логическое завершение событий, подумал он. Вот сейчас они вместе, в одном тёмном доме, сердца их бьются в унисон, и каждый тревожно ждёт чего-то, охваченный одинаковой страстью. Мы могли бы стать друзьями, внезапно подумал Грей, но знал, что это было неправдой. Что ж, по крайней мере, мы могли бы жить в мире – тоже неправда.

Он увидел, что пальцы его левой руки дрожат, и подумал, не дрожит ли рука и у Михарда. Он услышал шум ветвей под ветром и подумал: что, если это на самом деле звук тихо закрываемой двери. Послышались шаги на лестничной площадке, затем отчётливые шаги на лестнице.

Он сразу успокоился и почувствовал глубокое облегчение. Ролан Михард был предателем, и всё внезапно стало очень простым. Он скользнул из постели в кресло, размышляя, что за сигнал, что за незаметный условный знак из детской игры подсказали Михарду – это та самая ночь. Для нашего сегодняшнего ужина...

Он услышал мягкое постукивание каблуков внизу, щелчок ещё одной затворяемой двери. Подождал мгновение, потом раздвинул шторы. Сначала он ничего не увидел и подумал: всё это проклятая шутка. Но тут между рядами обнажённых деревьев появился Михард. Он был в чёрном, чётко выделявшем его на снегу. Он нёс дробовик на сгибе руки.

В ящике лежали дешёвые свечи, коробок спичек на ночном столике. Грей сунул их в карман пальто. Вот как ты ловишь шпиона. На бюро стояла лампа-молния, одна из классических моделей. Он проверил фитиль. Вот как ты спасаешь Англию. Наконец, там же в ящике оказался и револьвер, как ни странно, более лёгкий, чем он помнил, и каким-то образом более удобный в руке. Нет, так ты спасаешь Зелле.

Внизу комнаты были залиты изменчивым лунным светом, в то время как снег снаружи уже отражал бледное рассветное свечение неба. Грей открыл дверь и шагнул на гравий. Между кустами боярышника темнели следы, отпечатки ботинок полковника ручной работы. В одном месте было похоже по следам, будто Михард приостановился, прежде чем, поменяв направление, войти в лес. Дальше не было ничего, только нетронутый чистый снег на дорожке, ведущей к холму над долиной – к нанятому Кравеном деревенскому дому.

Он затаился в тенях между елями, низенький деревянный коттедж со свисающими дранками и разрушающимся крыльцом. В обоих окнах горел свет, но не раздавалось ни звука. Молчание было призрачно, слышны удары сердца в вакууме. Грей начал спуск. Снег оказался мягким и заглушал его шаги. Ветер на мгновение стих.

И тогда он услышал выстрелы: два чётких и отрывистых, третий и четвёртый – похожие на отражённое от дома эхо, затем пятый, странно глухой.

Долгое время он оставался неподвижным, стоя на коленях между ивовых кустов, покрытых льдом. Птица, явно встревоженная выстрелами, продолжала кричать с сосны. Он отложил фонарь в сторону и вытащил револьвер. Не могу представить, чтобы он вам понадобился, но...

Он пригнулся и снова бросился вперёд, вдоль борозды. Заснеженное поле с затянутыми льдом лужицами пересекали оленьи следы. Через двадцать ярдов он опять приостановился, ожидая услышать голос Кравена... или последний выстрел из окна над ним. Но было тихо.

Дверь, слегка приоткрытая, будто ожидала лишь слабого толчка. Он отворил её, надавив ладонью, но тут же шагнул обратно и прислонился спиной к деревянной обшивке. Свет шёл из комнаты наверху, но вход оставался тёмным.

Он медленно двинулся, нащупывая дорогу вдоль грубой штукатурки. Это была большая комната с неясно вырисовывающейся мебелью, холодной печью и очертаниями лестницы, ведущей на площадку второго этажа. Здесь уже были слышны звуки: тиканье часов, сочившаяся вода. Когда ветер из открытого окна мягко поднял занавеску, он наконец увидел Кравена.

Тот сидел в углу, наполовину скрытый тенью. Одна рука небрежно свисала с ручки кресла, другая лежала поперёк колена. Возле его ноги валялись кусочки разбитого стекла, и что-то явно было не то с его глазами: один буквально выкатился из глазницы, другой смотрел куда-то внутрь.

   – Гидравлическое давление, – мягко сказал Михард. – Физическая реакция на удар.

Грей медленно повернулся к возвышающейся над ним лестничной площадке. Фигура Михарда с упёртым в бедро дробовиком чернела в слабом свете масляной лампы.

   – Вы убили его... – Всё ещё не в силах поверить в это: – Вы на самом деле убили его.

   – Не только его, Николас. Я убил их всех... всех ваших проклятых английских охотников за шпионами.

Возглас, который испустил Грей, заполнил всю комнату. Он вынул револьвер и выстрелил не глядя.

Михард сделал шаг в сторону и тоже поднял свой дробовик. Первый выстрел разбил в щепки перила. Второй раз, когда Грей бросился обратно в чернеющий дверной проем, он лишь слегка промахнулся.

Грей критически огляделся. Было похоже на натюрморт. Комната представляла собою судомойню без окон, с кирпичными стенами и каменным полом. На полках стояли банки с консервами, лежало копчёное мясо и круг сыра. В углу тоже было нечто, бесформенная фигура с окровавленным торсом.

   – Вы не сможете убежать отсюда, Николас. Ваш единственный путь проходит через мою линию огня.

На дальней стене были кровавые пятна, и Грей понял, что Михард, должно быть, захватил их всех врасплох – три мертвеца. Он сбросил пальто и пригнулся к полу. Осталось четыре выстрела. Он пригнул голову к кирпичам – один выход наружу, на линию огня Михарда. Он закрыл глаза. Ничего не приходило на ум.

   – Николас, это бессмысленно... Николас, вы слышите меня?

Он схватил револьвер, пристально глядя сквозь дверь судомойни. Михард превратился в нечёткий силуэт среди теней. Он поднял револьвер, укладывая ствол на локте – так легко касаются холста кистью.

Но, прежде чем он нажал на спусковой крючок, Михард опять выстрелил из дробовика. Удар оторвал дверной косяк, но Грей вовремя откатился в сторону.

   – Николас, если вы не выйдете, я буду вынужден спуститься и доберусь до вас. Вы слышите? Я спускаюсь...

Кровь запеклась от разлетевшегося стекла, во рту медный привкус от страха. Он опустился на пол, выгибаясь, чтобы бросить ещё один взгляд – по-прежнему ничего, кроме неясных очертаний мебели и теней.

   – Николас, ваше положение безнадёжно. Вы слышите меня?

Он слышал, но не был вполне уверен, что согласен. Возможно, ему и недоставало солдатской смётки, но зато он обладал художественным чувством тени. Даже критики отмечали, что тени – его сильная сторона, а эти были особенно притягательны: с длинными синими углами, висящие коричневые овалы, чёрные сферы вдоль лестницы, где, ожидая, согнулся Михард.

Грей заколебался, последняя пауза перед финальным прикосновением, подпись, после которой можно назвать работу завершённой. Эй, полковник... что вы теперь думаете о моём портрете? Он потянулся, схватив своё пальто, и с силой швырнул его через дверь судомойни.

Ответ Михарда из обоих стволов на мгновение изумил Грея, ошеломил ударной волной и вновь посыпавшейся штукатуркой. Но даже полковник Генерального штаба не может перезарядить ружьё слишком быстро. Грей выстрелил дважды, сначала низко в деревянную стенную панель, затем повыше, в живот Михарда, и тот застыл, сидя возле стены.

Грей вышел из судомойни, медленно продвигаясь вперёд. Михард оставался неподвижным, глаза смотрели в какую-то не слишком отдалённую точку. Была кровь, много крови, но он, казалось, не особенно беспокоился об этом.

   – Итак, Николас, вы в конце концов стали воином. Поздравляю.

Грей подобрал дробовик и отбросил его подальше. Не сводя глаз с Михарда, он опустился в кресло, всё ещё держа наготове револьвер:

   – Я хочу знать, почему вы сделали это.

Михард почти улыбнулся:

   – Потому что я – солдат... плохой солдат, возможно, но тем не менее... Кроме того, я ненавижу Германию, всегда ненавидел. Англичан тоже... может, даже больше... проклятые спесивцы...

   – Где Шпанглер?

Михард пожал плечами:

   – Он получил моё предупреждение. Он далеко...

   – Ваше предупреждение?

   – Та затея с кроликом...

Слышались удары ставней, бьющихся на ветру. Лицо Михарда побледнело, покрылось бусинками пота.

   – Скажите мне, – наконец с трудом выдавил он. – Что они сказали вам обо мне? Что я был главным предателем французского народа, главным оборотнем века?..

   – Они сказали, что вы сделали это ради денег.

   – О да, деньги... деньги на шампанское, на маленькие подарки... для всех моих красивых женщин... Но я вправду наслаждался этим, я искренне наслаждался... Единственная проблема – я не мог позволить всё это на полковничье жалованье... – Теперь он стал ещё бледнее. – Вы сделали это из-за Маргареты, не так ли, Ники? Они предложили вам шпионить за мной во имя Бога и страны, но на самом деле вы это делали из-за Маргареты.

Грей кивнул, глядя на него в упор:

   – Да, я сделал это ради Маргареты.

   – Всё ради Маргареты?

   – Да.

Михард окинул взглядом стены, дверь, свой дробовик на полу:

   – Всё это – только чтобы вернуть её обратно?

   – Да.

   – Вы никогда не получите её обратно после того мира, который я показал ей.

Тишина – ничего, ни ветра, ни снега... ничего, кроме тиканья часов.

   – Знаете, даже Шпанглер сказал, что она чрезвычайно дорогая женщина, Ники. Одна краткая встреча, и он увидел, что она очень дорогая. Он тоже оказался под впечатлением, даже был заинтригован... Но взгляните правде в глаза, Ники, я превратил её в нечто, что всегда останется за пределами вашего понимания... слишком дорогая, слишком – для таких, как вы...

Больше никто из них не говорил. Пятнадцать секунд, двадцать секунд. Долгое молчание. Грей отвернулся от него, не желая слушать, верить. Когда он обернулся снова, Михард больше не дышал, а его рот раздвинула бессмысленная улыбка.

Грей оставил револьвер на полу, пальто в судомойне; он бросил всё там, где оно валялось, и вышел наружу, на снег. Солнце ещё не встало, но на соснах мерцал обманчивый свет. Возможно, подумал он, Маргарета слышала выстрелы, но нет, их глушил снег, и это маловероятно. Кроме того, она всегда спит крепко, с длинными непрерывными снами, снами невинных...