Текст книги "Любивший Мату Хари"

Автор книги: Дэн Шерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Саузерленд заколебался, изучая веточку, которую случайно обломил:

   – Что ж, и верно, задача. Полагаю, она верит вам, не так ли? Вы прежде всего, в отличие от прочих, всегда оставались её другом.

   – Да и сейчас им являюсь...

   – Сделайте ей лучше, Ники, убедите работать на нашей стороне, и я устрою так, чтобы она ускользнула через заднюю дверь. Достаточно честно?

Они пошли, огибая зеркальный пруд и грядки заброшенных роз. Впереди лежала тенистая поляна, заросшая пастушьей сумкой и огнецветом. В другой жизни – какой она казалась сейчас – Грей часами мог делать наброски этих долго не увядающих цветов, чтобы уловить их вневременность.

   – Когда мне отправляться?

Саузерленд покачал головой:

   – Я не вполне уверен. Видите ли, она полагает, что находится на пути в Голландию, работая на французов, а нам надо снять её с корабля.

   – О чём вы говорите, Мартин?

   – Мы просто чувствуем, что ваше внедрение пройдёт легче, если она будет выбита из колеи, в незнакомых условиях. То есть ей больше не к кому будет обратиться.

   – Значит, вы сделали так, что французы послали её с каким-то поручением, являющимся ловушкой?

   – Она считает, что находится на пути в Голландию, но мы снимем её с судна в Фальмуте. Сложности, возникающие с вашим внедрением в Париже, нежелательны. Вы знаете, как она... осаждена там старыми друзьями. Вы должны остаться только вдвоём.

   – И не упоминать того факта, что у вас имеются дополнительные доказательства, будто она германская шпионка, верно? Очевидно, она не согласилась бы помогать Франции, забыв обо всём остальном, если бы не была каким-то двойным агентом, правильно?

   – Я так не считаю, нет.

   – Но Данбар считает.

   – Думаю, да.

На краю поляны стояли садовые стулья, обвалившийся столик и остатки тента. Грей сел и сунул в рот сигарету, позабыв прикурить.

   – Чего ещё вы мне не сказали, Мартин?

Саузерленд тоже отыскал стул, сел на него, сгорбившись, как бы в изнеможении.

   – То, что вы не первый, кого мы пытались внедрить.

   – О чём вы?

   – Об одном из людей Данбара. Некто Меррик. Он обычно присматривал за ней в Париже.

   – Господи.

   – Это было временным решением. Она приехала в Париж из Голландии внезапно. Нам был необходим кто-то, кто находился бы с ней рядом, и Меррик оказался под рукой.

Грей поднялся со стула, сделал несколько шагов, потом внезапно остановился и повернулся:

   – Он спал с ней?

   – Ники, вы должны понять, что...

   – Он спал с ней?

   – Да.

Грей отбросил незажжённую сигарету:

   – Когда Данбар прибудет сюда?

   – Завтра.

   – Я хочу поговорить с ним наедине.

   – Конечно.

   – Я не собираюсь работать с ним, но я хочу с ним поговорить.

   – Я понимаю.

   – И если кто-то из вас причинит боль Маргарете, не важно, какого рода, я убью вас. Вы меня поняли?

Дождь лил всю ночь и продолжал идти, когда на следующее утро прибыл Данбар. Грей сначала мельком увидел из окна второго этажа, как Данбар вышел из лимузина и пошёл по мокрым плитам дорожки. Даже сквозь спутанный плющ отсюда можно было сделать отличный выстрел. Пуля бы резко пошла вниз и разнесла в куски череп.

Они встретились в библиотеке, в комнате, обитой тканью в широкую полоску времён Регентства и с тяжёлым запахом кожи. Здесь по стенам тоже висели пейзажи и рисунки военных кампаний: Трафальгар, Крым, нападение конницы на африканский вельд. Данбар, когда Грей вошёл, сидел за столом, но немедленно поднялся и протянул руку:

   – Приятно видеть вас, Ники. Чертовски приятно вас видеть.

Но он боялся смотреть в глаза и всё время направлял взгляд на окружающие предметы: на авторучку с золотым пером, пачку бумаги, перетянутую красной резинкой, бутылку скотча на буфете.

   – Я полагаю, неплохо бы сначала прояснить ситуацию, – сказал он. – Поэтому, если есть что-то, что бы вы хотели узнать о происшедшем в Берлине, пожалуйста, чувствуйте себя свободно.

   – Нет, Чарльз, я не хочу говорить о Берлине.

   – Очень хорошо, как насчёт происходящего вокруг? Есть проблемы? Какой-нибудь особый вопрос?

   – Да, полагаю, такой имеется.

   – И какой же, Ники?

   – К дьяволу, кого вы думаете одурачить?

Скотч был разлит, и они пили молча, пока Грей рассматривал бледную, написанную маслом картину – пони под тёмными небесами.

   – Кажется, мне довелось видеть одну из ваших гравюр сухой иглой у Тати, – сказал Данбар.

   – Сомневаюсь, что мою.

   – О, ну, тогда это была Национальная галерея. – Он положил на стол пачку сигарет, сам закурил и перешёл к окну. – Ники, я не собираюсь вступать в полемику, но искренне считаю, что вы неверно судите о наших намерениях.

   – Что с того?

   – Я даже думаю, вы до некоторой степени недооцениваете эту женщину.

   – Её зовут Маргарета. Вы некогда любили её, Чарльз, вы помните? Поэтому прекратите играть. Её зовут Маргарета.

   – Очень хорошо, её зовут Маргарета. Однако остаётся фактом то, что, полагаю, вы сильно недооцениваете её. Например, помните истории, которые она имела обыкновение рассказывать? О том, как муж избивал её и тому подобное, привязывал к спинке кровати и избивал.

   – И что?

   – Ещё бывали истории, равным образом нелепые, о том, как храмовые жрецы секли её, приковывали к стене и били по бёдрам ивовыми прутьями.

   – Слушайте, давайте перейдём к сути дела.

   – Неужели вы не считаете занятным, что она всегда говорила о том, как скверно мужчины обращаются с ней? Давайте на мгновение предположим, что подсознательно она обижена на мужчин. Давайте далее предположим, что эта обида исходит из глубоко затаившегося страха перед ними, из боязни власти над ней, их явного физического превосходства. Да, конечно, это лишь предположения, но не думаете ли вы, что, возможно, я прав, и в действительности она всегда презирала мужчин? Особенно тех, кем она могла манипулировать и кого могла предавать?..

   – Боже, – сказал Грей, – неудивительно, что она вас бросила.

...Дождь прекратился, что позволило им выйти в сад: Данбар в классическом тяжёлом пальто, Грей в одолженном макинтоше. Ветер тоже стих, превратив водосточные канавы в зеркала. Они шли тем самым путём, который Грей выбрал днём раньше, но только до летнего домика. Там по всему кустарнику копошились птицы, в основном воробьи и синицы.

   – Я не собираюсь убеждать вас в её виновности, – сказал Данбар. – Но я полагаю, вы, по крайней мере, должны учитывать её намерения на данный момент.

Грей сделал глубокий вздох.

   – О чём вы?

   – Давайте предположим на мгновение, что вы солдат, вернувшийся с фронта. Вы заходите к Маргарете в номер, желая провести приятный вечер. Во что, вы полагаете, она одета? Наверное, во что-то восточное?

   – Бросьте!

   – Она наливает вам выпить, может, шампанского. Вы недолго болтаете. Она говорит вам, что ужасно беспокоилась о вашей безопасности. Может, она даже видела тревожные сны. Пытаясь успокоить её, вы начинаете рассказывать ей о том, каково там. Сначала это всё почти бессодержательно. Вы говорите о еде, о ваших друзьях. После нескольких стаканов вы обнаруживаете, что рассказываете о районе наступления, о мощности соединения, батальона...

   – О, ради Бога, оставьте это!

Данбар пожал плечами и подобрал ржавеющую ложку, ещё одно доказательство, что место забросили внезапно.

   – Очень хорошо, Ники, давайте попробуем иной путь. Давайте просто скажем, что нас чрезвычайно интересуют её нынешние связи.

   – Вроде её связи с Мерриком?

   – Меррик, как вам сказано, был временным решением. Нам нужен был кто-то в Париже, кто бы приглядывал за ней, покуда я координировал весь план.

   – И кто представляет весь план? Я?

   – Ники, вы должны осознать, Маргарета – только ступенька лестницы. Мы интересуемся не столько ею, сколько людьми вокруг неё, людьми, которых она даже может не знать.

   – Людьми, подобными Шпанглеру?

   – Мы полагаем, намного крупнее, чем Шпанглер. Вся германская сеть, нацеленная прямо в наше сердце. – Он говорил без улыбки.

Грей опустился на стул.

   – Слушайте, давайте прекратим всё это. Где и когда, предполагается, я должен её встретить?

Данбар тоже отыскал место, чтобы сесть.

   – Боюсь, всё не так просто. Тут присутствуют другие факторы, которые следует учитывать...

   – Вроде лягушатников?

   – Да, французы ассистируют нам.

   – Что это значит? Они тоже хотят насадить её голову на пику?

Данбар отбросил ложку – первый жест, выдавший его раздражение.

   – Несмотря на то что вы думаете, Николас, я на самом деле провожу расследование с... ну, с перевесом в её пользу. В министерстве действительно есть такие, которые считают, что я совершенно сошёл с ума, предполагая, будто эту женщину можно заставить изменить намерения... мне стали меньше доверять.

Грей покачал головой:

   – Я уверен, она будет вечно благодарна вам, Чарльз, за всё, вами сделанное.

   – Очень хорошо, Ники. Считайте как хотите. Но факт остаётся фактом, я, может быть, спасаю её жизнь... и вашу...

Грей поднялся, постучав пальцем по виску.

   – О, понимаю, маленькая игра, в которую мы играем, чтобы находиться подальше от окопов.

   – Пожалуйста, сядьте, Николас.

   – Конечно. Поймаем шпиона и спасём наши жалкие шеи.

   – Сядьте.

   – И самое смешное то, что она никогда не любила вас, Чарльз. Она часто чувствовала к вам жалость, потому что считала вас глупым. Но она недооценивала вас. Мы все недооценивали. Кто мог предположить, что вы можете быть столь мстительным...

Данбар только отмахнулся, как бы отметая бредни солдата, слишком много времени пробывшего на фронте.

Тем вечером, несмотря на рано наступившую жару, накрыли обильный ужин, по-видимому, чтобы укрепить сотрудничество. Затем, когда они уединились с Саузерлендом в гостиной, ему предоставили отпечатанные на машинке заметки по делу... очередная демонстрация доверия. Бумаги неплотно уложены в картонной папке и закреплены тесёмкой. Но даже, не тронув заметки, он увидел, что и там есть фотографии.

   – Вам нет необходимости изучать всё, – сказал ему Саузерленд. – Только ознакомьтесь с основной схемой её связей.

Грей взял папку.

   – Её связей?

   – С немцами, конечно.

Кроме того, здесь оказались ещё и деньги, две сотни фунтов в бледно-голубом конверте с гербом его величества.

   – Очевидно, это просто для того, чтобы пережить период затишья, – сказал Саузерленд. – Я прослежу, чтобы вы получали больше, когда начнётся операция.

   – И когда предполагается её начало?

Саузерленд пересёк комнату, чтобы налить второй стакан бренди.

   – Нам сообщили: она на корабле, идущем из Виго в Амстердам. Мы наметили арестовать её в Фальмуте и продержать несколько дней, допрашивая в Скотленд-Ярде.

   – По какому обвинению?

   – По подозрению в чём-либо, как бы приняв за другую... Цель – снять её с корабля, задержать и до того, как она снова сядет на корабль, ввести вас в действие.

   – А затем?

   – Послать её обратно на континент и наблюдать.

   – А если я ничего не обнаружу?

По стенам стояли книги, превосходно переплетённые в овечью кожу. Саузерленд наугад вытащил одну из них, посмотрел на форзац и отложил в сторону.

   – Послушайте, Ники, я буду с вами предельно честен. Вполне вероятно, вся эта история с Матой Хари только цирк, устроенный Чарльзом Данбаром. Тем не менее дело привлекло внимание некоторых очень влиятельных людей. И как результат, мы с вами должны какое-то время играть роли ловцов шпионов. Если она действительно замешана, тогда мы изо всех сил будем пытаться переманить её на нашу сторону. Если она невиновна, тогда мы превосходно убьём время за счёт налогоплательщиков. Честно говоря, я не могу представить более приятный способ вести эту войну, а вы?

Он улыбнулся, явно довольный собой.

Они оставили его наедине с ней по меньшей мере на шесть часов: сигареты на столике возле кровати, скотч на столе, дождь вперемешку с темнотой, встающей стеной, так, чтобы никто не мог помешать им. Долгое время он просто лежал неподвижно, уставившись на клочок неба, виднеющийся между занавесками. Наконец он обратился к досье. Тут были два классических этюда «ню» времён её пребывания в Мадриде – на первом она стояла в полный рост спиной к зрителю, так, что он не мог видеть её лица, только её стройные бёдра, маленькие ягодицы и гриву тёмных волос; на втором она сидела, сцепив за головой руки, открыв гладкие подмышки. Она, казалось, улыбалась кому-то за фотоаппаратом; её глаза светились ошеломляющей нежностью.

Зелле. О Господи, Зелле.

Глава двадцать четвёртая

Её арестовали в Фальмуте двенадцатого ноября, якобы приняв за знаменитую германскую шпионку Клару Бенедикс. Осуществлял операцию офицер Джон Рейд Грант, ему помогала жена Джанет. В 1965 году в интервью Грант скажет: «Из Скотленд-Ярда пришло послание, предписывающее мне задержать некую женщину, если она будет проезжать через Фальмут, и доставить её в главное управление для допроса». Чтобы легче было узнать, к приказу приложили фотографию Зелле. Снимок 1913 года, сделанный для рекламы. Она в наряде испанской танцовщицы. Рейду, однако, сказали только, что имя подозреваемой Клара Бенедикс, и посоветовали не обращать внимания на все отговорки.

Хотя интенсивный обыск имущества подозреваемой и личный досмотр (в обнажённом виде) не дали ничего изобличающего, Грант с женой тем не менее сняли Маргарету с корабля и сопроводили её на свою квартиру в деревне. Там, как расскажет Грант, она провела день в унынии: «Выпила ужасно много кофе, но совсем отказалась от еды». Около шести вечера компания погрузилась в поезд, следующий в Лондон, где Маргарету в конце концов передали главному инспектору Эдварду Паркеру.

В качестве примечания: Джанет Грант всегда будет утверждать, что они с Зелле стали довольно близки, конечно принимая во внимание обстоятельства их встречи, – примерно сорок лет спустя она всё ещё хранила крохотную стеклянную собачку, подаренную ей необыкновенной Матой Хари в знак симпатии.

Её продержали взаперти тринадцать часов, перед тем как начался первый круг допросов. Следователем был известный сэр Бэзил Томпсон, прославившийся позднее в связи с «Циммермановской телеграммой». Получив образование в Итоне и в Новом колледже в Оксфорде, сэр Бэзил был управляющим британских тюрем, прежде чем возглавил Скотленд-Ярд. Ему ко времени ареста Зелле исполнилось пятьдесят пять лет, и он был в зените своей власти.

Они встретились утром тринадцатого ноября в бетонной, лишённой окон комнате, поблизости от камер. Со времени ареста Зелле была одета в зелёную блузу и скромную синюю юбку с пиджаком. Сэра Бэзила сопровождал молодой служащий со стенографическим блокнотом. Она завтракала очень долго: варёным яйцом, хлебом и кофе.

Допрос начался по официальному образцу. Сэр Бэзил объяснил, что вменяется ей в вину, тогда как Зелле продолжала спокойно утверждать: она никогда не слышала о Кларе Бенедикс. Затем последовала серия вопросов, касающихся перемещений Зелле между Парижем и Нидерландами, и попытки разузнать, не бывала ли она в Южной Америке, где, как известно, действовала Клара Бенедикс. Зелле, к тому времени испуганная и утомлённая, продолжала твердить, что не виновна, но сражаться успешно у неё не было сил.

В тот день, после первого раунда допросов, она в камере набросала письмо, адресовав его в Голландское дипломатическое представительство в Лондоне. Оно было написано её смелым экстравагантным стилем, так часто не соответствовавшим тому, что она чувствовала.

«...Я обезумела, я заключена с нынешнего утра в Скотленд-Ярде и умоляю Вас прийти мне на помощь. Я живу в Гааге на Ньюве Ютлег, 16, и хорошо известна там и в Париже, где прожила долгие годы. Я здесь одинока, и, клянусь, всё абсолютно в порядке. Это только ошибка, но я умоляю Вас, помогите мне.

Искренне М. Г. Зелле».

Ночи проходили скверно, мешали звуки текущей воды и отпираемых замков, но по утрам было ещё хуже – будили взгляды через решётки. Днём ей разрешали двадцатиминутную прогулку в зарешеченном дворике среди кирпичных стен. Спала она, сколько могла. По большей части она лежала на кровати и вертела в руках кусок тесёмки. Ела очень мало. Временами она думала о Грее, стараясь направить свой ум, словно объектив фотоаппарата, так, чтобы припомнить какой-нибудь приносящий успокоение жест или замечание, но он виделся неясно...

Сэр Бэзил вернулся на второе утро и возвестил: его офис наконец удостоверился, что она не Клара Бенедикс. Но остаётся кое-что непрояснённым, и он приступил к допросу о её перемещениях между Парижем и Нидерландами. Она парировала его вопросы почти двадцать минут, прежде чем в конце концов признала:

   – Если честно, то я путешествую не сама по себе. Я путешествую по заданию французского правительства.

   – И кто посоветовал вам взяться за это задание?

   – Ладу, – ответила она. – Капитан Ладу из Второго бюро.

   – И какова цель этого задания?

   – Я не думаю, что я... ну, я не имею права это сообщить. – Она начала входить в роль.

   – Но, мадам, вы в настоящий момент находитесь не на свободе. – Он коротко улыбнулся, словно извиняясь за свою маленькую и безвкусную шутку.

Затем последовал обмен телеграммами: от сэра Бэзила к Ладу, от Ладу к сэру Бэзилу, от Данбара ко всем заинтересованным сторонам. Запись об этом, однако, скорее всего была подчищена; остался только отказ Ладу от того, что именно он первый завербовал её. НЕ ПОНИМАЮ, ответил он на запрос сэра Бэзила. И, в согласии с планом Данбара, продолжил: ОТОШЛИТЕ ЕЁ ОБРАТНО В ИСПАНИЮ.

Сэр Бэзил выждал три или четыре часа после получения телеграммы Ладу и вернулся к Зелле. Шёл уже четвёртый день, и она явно испытывала напряжение. Глаза покраснели от слёз, и появился сухой кашель. Она также жаловалась на желудочные колики, которые, говорила она, от плохого качества пищи. Когда сэр Бэзил сказал ей, что она может покинуть Англию, она смогла лишь кивнуть и тихо прошептать: «Спасибо».

Её освободили в тот же день, вернув драгоценности и багаж, и оставили одну на улице. И как бы ни хотел Скотленд-Ярд последить за ней, Данбар настоял – их агенты должны держаться в стороне, – он беспокоился, что может быть испорчен выход Ники Грея.

Итак, в некотором роде она вновь принадлежала ему: это случилось в воскресный день семнадцатого ноября, и по меньшей мере на какое-то время она опять была с ним. Он подошёл к ней в фойе «Савойя» с букетом роз и рассказом о том, как друг из Специального отдела рассказал ему о её аресте. Он говорил, а она продолжала смотреть на него, одной рукой сжимая розы, другая висела бессильно.

Пытайтесь исподволь внушить ей хорошее настроение, говорил Саузерленд. Дайте ей понять, что худшее позади.

Из фойе они перешли в её номер, продолговатую комнату, украшенную мягкими пастелями, развешанными на кремовых с позолотой стенах. Отсюда сквозь сетку ветвей вязов, растущих вдоль покрытого травою берега, открывался прелестный вид на саму реку. Рядом с кроватью лежали два или три романа, которые она никогда не прочтёт, и залистанная «Махабхарата». На крошечной лакированной тумбочке стояли две бутылки – шерри и джин, – она купила их по пути из тюрьмы.

Закажите шампанское. Пусть она знает, что ваше воссоединение истинно знаменательное событие.

Их первое общение наедине было угловатым, даже неловким. Она налила три стакана шерри и не знала, что делать с третьим. У окна она так дёрнула занавеску, что кусочки кружева остались в её руке. А затем она стала плакать, но молча, всё ещё глядя в окно.

Помните, должна быть вечеринка. Дайте ей понять, что хорошие времена только начинаются.

   – ...Что я могу сделать для тебя, Маргарета?

   – Ничего.

   – Не лучше ли тебе побыть одной?

   – Что? О... нет... нет...

   – Хочешь что-нибудь поесть?

   – Нет.

   – Что-нибудь меняется от того, что я всё ещё люблю тебя?

Тогда она упала в его объятия. Продолжая плакать.

Он думал, что она заснула.

   – Ники? – Потом ещё раз, так тихо, что могло показаться, донеслось из другой комнаты: – Ники! Мы должны поговорить.

Он поцеловал её в лоб – как прежде.

   – Нет, мы не...

   – Но ты не понимаешь.

Он поцеловал её ещё раз, теперь по-настоящему, уловив слабый аромат духов.

   – Нет, понимаю.

Она отшатнулась от него, превратилась в силуэт.

   – Ники, послушай меня, меня вовлекли в разные дела, опасные дела... в действительности я отчасти для того и отправилась в Амстердам... чтобы стать шпионкой. Это звучит странно, но...

   – Я знаю.

   – Ты знаешь? Откуда? Кто тебе сказал?

Он продолжал смотреть на неё молча ещё по крайней мере минуту, внезапно ощутив то самое безмятежное спокойствие, которое он всегда чувствовал, прежде чем лечь возле неё, или взяв в руки кисть, или нажимая на спусковой крючок.

   – Ники, кто тебе сказал?

А если она начнёт приближаться к истине, тогда, ради Бога, поменяйте предмет разговора.

   – Ники, я хочу знать, кто сказал тебе?

   – Те же люди, которые сначала тебя послали к Ладу, а теперь прислали меня.

Он ожидал, что она заплачет, и, как ни странно, почувствовал гордость, когда она не заплакала. Однако она стала пить – сначала ещё стакан шерри, затем джин. Свет из окна потускнел, из серого став синим. Коридоры наполнил шум постояльцев, спускавшихся в ресторан обедать.

   – Ты долго ждал меня? – спросила она.

   – Несколько недель.

   – И что они велели тебе делать? Они хотят, чтобы ты шпионил за мною?

   – Более или менее.

   – И спал со мною?

   – Если есть необходимость.

   – Женился на мне?

Он встал и подлил в её стакан джина, наполнил свой. Вновь послышались звуки с реки: лязг баржи, крики уток, тихий плеск весел.

   – Всё было подстроено, – сказал он. – Ничто с того момента, как ты выехала из Амстердама, не должно было происходить случайно.

   – И на кого, они считают, я работаю?

   – На Шпанглера... На Крамера...

   – Но я даже не виделась со Шпанглером. А Крамер... я думаю, он больше всего хотел переспать со мною.

Она стянула с руки браслет и принялась крутить его на столе. Они всё ещё не включали свет, но Грей и в темноте чувствовал её усталость.

   – Если они думают, что я работаю на немцев, почему тогда Ладу понадобилось посылать меня в Амстердам?

Браслет казался золотисто-синим.

   – Ладу просто старался доставить тебя сюда.

   – А зачем им понадобилось, чтобы я была здесь?

   – Чтобы я мог вступить в действие. Держать тебя под наблюдением.

   – Но почему ты?

   – Потому что я твой самый близкий друг.

Она заснула ненадолго, а он смотрел на неё из кресла, покуривая сигареты и потягивая джин. Раз или два он услышал, как она прошептала чьё-то имя или фразу, – но не мог разобрать. Когда она наконец проснулась, он стоял у окна. Она не сказала ни слова, но он почувствовал её взгляд.

   – Ты когда-нибудь видела Темзу? – спросил он.

   – Нет.

   – Это неплохая река, но на Сену не похожа. Лучше всего она в сумерках или на рассвете, но не ночью.

Она выскользнула из постели, накинув на плечи старое пальто. Послышался отдалённый звон колокольчиков, затем гудок очередной баржи.

   – Почему они отослали меня обратно в Испанию? – спросила она.

   – Потому что они считают, что ты приведёшь к людям, которые их интересуют.

   – Предполагается, что ты едешь со мною?

   – Да.

   – Чтобы шпионить?

   – Верно.

   – Заниматься со мною любовью?

   – Маргарета, послушай. Мы поедем в Испанию, проведём несколько недель в номере; я буду писать свои донесения, и наконец они поймут, что ты невиновна. Вот почему я взял на себя это задание. Чтобы помочь тебе доказать, что...

Она позволила пальто соскользнуть с плеч. Даже её неосознанные жесты были совершенными. Даже будучи в темноте, она двигалась, как танцовщица.

   – Ники, но как ты можешь быть уверен, что я согласилась сотрудничать с Ладу не потому, что я германская шпионка? Как ты можешь быть уверен, что я, как только мы достигнем Испании, не предам всё и вся?

   – О, Бога ради, Зелле, стань взрослой. Это не игра. Это – глупо, но ещё и опасно. Эти люди, уверяю, воспринимают себя серьёзно. Они смертельно серьёзны. Это – их жизнь. Теперь, пожалуйста...

Она, улыбаясь, отмахнулась от него:

   – Ники, Ники... Я играла в жизнь, как в игру, сколько себя помню. Так я живу и так выживаю. Ты, несомненно, можешь понять это...

Он подождал, пока она заснула, прежде чем спуститься в вестибюль. Если не считать ночных портье, никого не было. Он позвонил от конторки Саузерленду, представляя, как тот лежит в полудрёме на кушетке в своём кабинете, окружённый пустыми кофейными чашками и обрывками бумаг, касающихся Зелле.

   – Это я.

   – Да, где вы?

   – А как вы думаете?

Он мысленно увидел, что Саузерленд уже сидит, худой человек с синяками под глазами от недосыпания.

   – Как идут дела?

Грей мгновение колебался.

   – Прекрасно.

   – Нет непредвиденных трудностей?

   – Всё идёт прекрасно.

   – Есть что-нибудь, что бы вы хотели мне сейчас сообщить?

   – Нет.

   – Она обсуждала свои планы относительно Испании?

   – Она намерена ехать, если вы это имеете в виду.

   – И вы будете её сопровождать?

Грей вновь заколебался и представил себе, как Саузерленд с телефонной трубкой, всё ещё прижатой к уху, нащупывает зажигалку.

   – Да. Я собираюсь ехать с ней.

   – Тогда послушай меня, Ники. Нам необходимо видеть её в Мадриде. Вы понимаете? Если вообще она может принести нам какую-нибудь пользу, то только в Мадриде. Кроме того, именно там немцы столь активны.

   – Да, я понимаю. Мадрид.

Он должен был постоянно напоминать себе... если не он, будет кто-нибудь ещё. И конечно, это давало ему возможность оставаться рядом с ней.

Когда он вернулся в номер, она по-прежнему спала: её волосы на подушке казались тенью, одна рука свисала с постели. Перспектива казалась ясной, но после часа работы углём и карандашом он всё ещё не мог воспроизвести в точности это совершенство.

Чёрт её подери.