Текст книги "Спасти демона (СИ)"
Автор книги: Дарья Ву
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Кольцо укатилось, – жалобно пискнула я.
– Помочь? Как выглядит?
– Не надо, – я выставила перед собой руки. – Уже нашла.
– Тогда, как насчёт похода в «Бурёнку»? Или ты опять занята?
– Свободна.
Моргану не пришлось дважды повторять приглашение в трактир. Я с радостью взялась за предложенную руку и направилась со старшекурсником. Морган весь путь не отводил от меня фиалковых глаз, а я мило улыбалась, пока скулы не заныли. Если Жан прав, то Морган ведёт со мной игру, причём нечестную! И потому я решила, что если уж провалила школьное состязание, то сейчас победа будет за мной. Только как вытянуть из старшекурсника правду?
В «Бурёнке» доверилась вкусу Моргана и оставила его в очереди, а сама спустилась в подвальный зал. Заняла дальний от лестницы круглый столик и в ожидании разглядывала помещение. Наверняка, широкие балки, подпирающие потолок и стены, круглые столики и чёрно-белые стульчики с круглыми спинками, а также картины на стенах должны добавлять уюта. Тусклое жёлтое освещение в маленьких, подвешенных на медных цепочках, светильниках задумано так, чтобы привносить романтичный настрой в мысли и сердца посетителей. Лишь некоторые столики заняты и почти не слышно голосов. Я вспомнила первое задание школьного состязания, скорее всего, и здесь звуки заглушают каким-то магическим способом. Иначе объяснить отсутствие вечного гомона, стоящего возле касс и лент с едой, невозможно.
Старшекурсник спустился ко мне с полупустым подносом. Он взял для нас два лимонада и творожный пирог, украшенный лесными ягодами. Общение с Морганом было весьма приятным, пока старшекурсник не напомнил, что с понедельника начинается сессия. Моя первая сессия, а я успела почти полностью забить на учёбу, позабыв, что таким образом рискую умереть. От осознания столь прямой истины я выронила десертную вилку и подавилась.
– Я говорил, что иду на медаль? – спросил Келли, намекая на безупречность своих оценок. – По каким предметам тебя подтянуть?
– Времени не хватит.
– По каким?
Я сглотнула и не сдержала нервного хихиканья. Всемирная история, философия, геометрия, химия, ла антиква... Ладно, с последним мне поможет Жан, но предметов всё равно слишком много, чтобы так просто их озвучить. И зачем мне все эти предметы?
Иногда Морган умеет настоять, и я сдалась слишком быстро. Про иностранный язык смолчала.
– С химией я тебе не помогу, там без практики никак, уж прости, – задумчиво проговорил старшекурсник. – Три предмета за пол недели? Хм... После школы приходи с учебниками в «Бурёнку», и никаких проблем. Отмени все свои встречи, а я буду тебя ждать.
– Правда? – мои глаза загорелись ожиданием.
Морган улыбнулся и погладил меня по руке ещё раз обещая подтянуть.
– Отличницу из тебя я не сделаю, но проходной балл гарантирую.
От радости совсем проигнорировала предупреждение Жана и кинулась на Моргана обниматься. Старшекурсник воспользовался подобным случаем и поцеловал меня, придерживая за шею.
В итоге я так и не попросила Роя о помощи с печатями, оставив это на второй семестр, и пропустила керамику. Каждый будний день после занятий я шла в трактир, где Морган мало того, что угощал меня обедами и полдниками, так ещё и подтягивал по оговорённым предметам. В выходные мы также договорились встречаться в «Бурёнке». Всю субботу я занималась под пристальным вниманием Моргана, норовившего погладить меня по плечу, по коленке или по спине, а иногда подозрительно близко дышащего в шею. Это отвлекало, но я всегда находила в тексте что-то непонятное и возвращала Моргана к нужному мне состоянию. В воскресенье старшекурсник бодро поприветствовал меня возле трактира, а в очереди к кассе вдруг резко схватил за руку и вывел обратно на улицу.
– Я забыл свои записи по геометрии, – сказал он.
Это был тот самый предмет, который давался мне сложнее прочих, а потому я на самом деле занервничала. Однако старшекурсник привычно улыбнулся и ласково проворковал, что паники места нет!
– Какая разница, где готовиться? – мурлыкнул Морган. – Идём ко мне, там и позанимаемся. Не бойся, Альва, закуска найдётся.
За неимением выбора, я согласилась. В самом деле, ну что плохого может произойти?
Сосед Моргана снова где-то пропадал. Морган сказал, что так бывает очень часто, и не стоит обращать внимание. Я села на кровать старшекурсника, а он тем временем шумно перелистывал стопку записей, выискивая нужные. Наконец, Морган сел возле меня, скрипнув старыми пружинами кровати. Я благодарна Моргану за упорство, которое он приложил, честно готовя меня к экзаменам. Даже учитывая то, что, оказавшись в комнате общежития, старшекурсник выказал свою заинтересованность во мне куда ярче, нежели где бы то ни было до этого. Поначалу он вёл себя относительно сдержанно, подробно поясняя решения различных геометрических задач, но я замечала, как всё ближе придвигался старшекурсник. Если в «Бурёнке» я не раз ощущала у шеи его дыхание, то теперь ощутила влажное прикосновение его губ. И когда Морган отшвырнул записи, а меня повалил на постель, вдавливая своим весом в грубый матрас, я хотела верить, что Жан ошибся на его счёт. Морган так долго не позволял себе ничего подобного и лишь сегодня отважился на такую дерзость! Почему бы не поверить, что для него я особенная? Я с наслаждением запустила пальцы в шелковистые волосы блондина, отвечая на страстный поцелуй. Шероховатые ладони скользили по моей талии в поисках шнуровки корсета. Поцелуй становился настойчивее, руки сильнее сжимали меня. И я не хотела, чтобы это прекращалось, но искорки страха всё чаще вспыхивали в моей груди. Я крепко сжала пальцы на пепельных волосах и отстранила голову старшекурсника. Он недовольно нахмурился и вопросительно сдвинул брови над переносицей. Дыхание сбилось, и мне с трудом удалось набрать достаточно воздуха в лёгких, чтобы заговорить.
– Я видела дневник, а в нём женские имена.
– Ты рылась в моих вещах?
Настроение Моргана сменилось кардинально. Если пару мгновений назад он горел желанием раздеть меня, то сейчас – откровенной злобой. Старшекурсник отпрянул и сел.
– Я хотела больше узнать о тебе, – отчего-то ощутила себя виноватой.
– А спросить слабо? Что такого ты хотела узнать обо мне под кроватью?
Я словно рыба открывала и закрывала рот. Морган выругался и спрятал лицо за ладонями. Он перебирал пальцами и задумчиво смотрел в одну точку. Мне вдруг захотелось извиниться, но старшекурсник неожиданно поднялся на ноги и рывками закинул мои записи обратно в мою сумку. Он протянул её мне и произнёс всего одно слово: «Вон!». Только на улице, размазав слёзы по всему лицу, поняла, как глупо то, что виноватой оказалась я, а не Келли.
Мне не очень хотелось идти домой, но и прийти без приглашения к Жану казалось не совсем правильным поступком. Потому я нашла пустую детскую площадку и села на цепные качели. Проверила, всё ли забрала из комнаты Моргана и заметила в одном из кармашков забытое любовное послание. Развернув письмо, я рассмеялась. О, как же долго несчастная записка томилась в кармане моей сумки! Даже маленькая головка мака, найденная внутри, совсем иссохла и стала такой плоской!
Прелестная Альва! Я счастлив уже тем, что вижу тебя издалека и порой ругаю себя, но я сам так поставил наши отношения. А есть ли они вообще? О, моя прекрасная дикая роза, зажгу свечу на алтаре Богов, чтобы они помогли тебе успешно пройти школьное состязание и получить так желанный тобою приз.
Я для тебя высушил этот цветок. Надеюсь, ты примешь его, милая Альва. Это полевой мак, и он лучше всяких слов расскажет тебе о моих чувствах.
«Ну, хорошо, полевой мак, говори», – мысленно съязвила я, понимая, что ничего не понимаю. Что и как расскажет мне высушенный цветок? Уж не так ли я нагоняю сонливость, как напиток с маковым семенем? Нет бы встретиться предложил! Я удручённо вздохнула. Вот что за мужчины пошли? Один выгнал только за то, что я любопытна. А любопытство, между прочим, сродни стремлению учиться! Другой всё о цветах каких-то лопочет. А третий... Я больно хлопнула себя по щекам, как только поняла, что засчитала за третьего Тадеуса и вновь вспомнила его жадный и горячий поцелуй.
Часть II. Глава 12 – А жёлтый мне к лицу
В понедельник в Йелане наступил Цветень. Это значит, что зима с месяц как уступила владения весне. Ушли холодные ветра, а небо расчистилось от дождевых облаков. У кошек и собачек брачный сезон, а значит по вечерам и не только, можно расслышать их тоскливые зазывные песни. В воздухе появились стайки мелкой назойливой мошкары, которую так ненавидит народ, но обожают вечно голодные птицы. Тепло. Светло. Счастливые люди идут на работу, или просто гуляют. Гомонящие подростки сбиваются в кучки и бороздят город с утра до вечера, счастливые, пока ещё не знающие каково это: учиться во ВША, а не под руководством репетиторов, приходящих на дом. И в противовес яркого солнца ранним утром на улицу, со всех концов Йелана, выползают похожие на множество зомби, сбежавших из чьей-то лаборатории, студенты ВША. Осунувшиеся лица украшены серыми и зелёными мешками под покрасневшими глазами. В руках прихваченные из дому чашки с крепким чаем, либо кофе. Трясущиеся руки, непонимающее выражение глаз, заторможенная речь и прочие радости подготовки в ночь перед экзаменами – встречайте! Только на этой неделе (а для опоздавших, под конец учебного года мы обязательно повторим) у вас есть возможность столкнуться с самыми злыми на свете юношами от семнадцати и до двадцати лет! А с этого года, к ним добавились ещё и девушки, пока только семнадцати лет.
Растрёпанного Жана с чашкой остывшего сахара с кофе я встретила возле ворот школы. Он даже зевать умудрился вяло. Если каждый день сессии выглядит так, то школа впервые за весь семестр обещает быть тихой и пустынной. Хотя, маячащие возле некоторых дверей студенты, шепчущие себе под нос лекции или просто покачивающиеся, сидящие прямо на полу и общающиеся ни о чём, наполняют коридоры неким пугающим и монотонным гомоном, изредка прерывающимся где-нибудь на чей-то смех.
Сам экзамен проходил не менее нервно. Под каждой партой шуршали листы, в студенты сидели подозрительно низко наклонившись. Постоянные перешёптывания стихали с приближением бороздящего между партами преподавателя. Затем преподаватель возвращался за свой стол и вызывал к себе по одному студенту. Каждая минута, вплоть до того момента, когда учитель выписал в ведомости оценку напротив моей фамилии, тянулась невообразимо медленно. Зато после день раскрашивался во множество ярких цветов, на лице моём расцветала улыбка, а я в припрыжку бежала домой. И так до дня экзамена по химии.
Джон Эклунд не стал впускать в кабинет больше двух студентов сразу, зато (как мы узнали у первой вышедшей пары) опрашивал их разом, заставляя совместно готовить зелья.
Мы с Жаном решили, что зайдём вместе, ведь пару можно выбрать самостоятельно! И в том была наша беда. Химик и бровью не повёл, когда мы, наконец, заняли свои места перед партой, и Костроун закатал рукава рубашки.
– Необходимо приготовить два зелья, первое вызывает чихание, второе останавливает, – коротко пояснил Эклунд.
Мы дружно кивнули и приступили за готовку, тем более, что такие как-то уже варили. Я мелко нарезала ингредиенты, а Жан разогревал колбу. Затем он толчил орешки, пока я замешивала основную нелицеприятную жижу. Мы старательно измеряли порции на настольных весах, следили за температурой и цветом получаемого варева. Силились вспомнить противодействующее зелье и готовили его максимально приближенно к нашим воспоминаниям. Эклунд бродил вокруг, а в руках стискивал маленькую баночку с зачарованной пеной, на случай пожара. Я иногда отрывала взгляд от горелки и украдкой следила за настороженным учителем. Он явно не верил, что из меня с Жаном может получиться не взрывоопасная пара и не терял бдительности. Немного обидно, от столь явного недоверия!
Когда противодействующее зелье доварилось, я слила его в предложенный учителем стаканчик. Джон Эклунд долго рассматривал внешность нашего варева и, судя по выражению его лица, остался доволен.
– Кто из вас больше уверен в проделанной работе? – спросил он.
– Мы оба, – первой голос подала я.
– Молодец, Ванвиссер. Тогда ты и пробуй. Посмотрим, как работают ваши зелья.
Я перевела взгляд со строгого учителя на два стаканчика, разместившихся на краю парты. В одном (если мы всё сделали правильно) зелье, вызывающее практически беспрерывное и довольно продолжительное чихание, а в другом противодействие. Жан, стоящий рядом со мной, громко сглотнул и тихо заранее попросил прощение. Надеюсь, не кстати, как никак большую часть готовки проводил он. Я повернулась к другу и вновь ко столу. Подняла глаза на Эклунда, а после взялась за первый стаканчик. От него пахло перцем, цвет его был бурым, а консистенция сродни излишне жидкому желе. Зажмурилась и задержала дыхание, но выпила горькую и отдающую, почему-то, мятой жидкость. Химик поднёс пишущее перо к листу и что-то в нём отметил. Он наблюдал за мной с большим страхом, нежели во время работы горелки. Эффект не заставил себя ждать, и уже через секунду я с трудом сдерживала щекочущее чувство в носу, а ещё через одну накрыла нос руками, громко чихая.
– Помоги ей, – сказал Эклунд.
Я не поняла о чём он, но не Жан. Будущий алхимик схватил со стола второй стаканчик со вторым зельем. Оно молочного цвета и с запахом брусники, а на вкус такое сладкое-сладкое! Это я узнала, когда друг убрал от моего лица руки и влил варево мне в рот. Чихание это не остановило, но Эклунд достал из своих запасов другое варево, по цвету совпавшее с нашим. Вот после него моё чихание прекратилось, и я смогла спокойно вздохнуть, прежде чем услышала шипение Костроуна.
– Поздравляю! – химик хлопнул в ладоши. – Вы замечательно справились с приготовлением зелья «доура санго», что в переводе означает «продолжительные изменения». Но не стоит волноваться, Ванвиссер. Ещё ни одно такое зелье не действовало дольше недели.
Джон Эклунд расписался в ведомости и поставил нам «хорошо», хотя мы и справились лишь с половиной поставленного задания. Как сам он сказал: «за смелость». Я поблагодарила учителя и вышла из кабинета. В коридорах школы меня встречали удивлённые восклицания, а некоторые студенты щурились или протирали глаза. Жан понуро опустил голову и плёлся возле меня.
– Неужели всё так плохо? – не выдержала я, побаиваясь выходить на улицу и подозревая самое страшное о своей внешности.
– Нет, – отрешённо вымолвил Жан. – Зелье подействовало только на твои волосы.
Ну что с ними может быть не так? Я хмыкнула и полезла в сумку за складным зеркальцем. Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы подавить крик ужаса! Я как вкопанная остановилась перед выходом из школы и пялилась в маленькое блеклое зеркальце, не веря, что там отражаюсь я. Привычно собранные в сеточки, на моей голове шевелились два пучка из разноцветных червей и змеек. Отражение дрожало, а вместе с ним дрожало зеркальце и моя рука. Возможно, дрожала и я, но хотелось верить, что эта тряска из-за землетрясения, которых в Йелане не было по меньшей мере лет двести. Жан успокаивающе погладил меня по плечам и отобрал противное зеркальце.
– Я. Я... Я медуза! – крикнула я на друга и даже поколотила того в грудь. – Я не могу выйти так из школы! А у меня ещё один экзамен остался!
– Зато потом каникулы вплоть до Травеня, – попытался остудить меня Жан. – Почти две недели! Эффект зелья обязательно успеет сойти.
Я грозно посмотрела на Жана, а волосы... Мои волосы зашипели и высвободились из-под сеточек и шпилек, попадавших на пол. Друг отпрыгнул, а слёзы брызнули из моих глаз. Хотелось спрятаться, сбежать, исчезнуть! Я лишь переступала с ноги на ногу и понимала, что затаиться совершенно негде! Добрый, милый, любимый Костроун стянул с себя жилетку и водрузил мне на голову, по типу платка, упрятав под неё всю живность. Он довёл меня до дома и впервые за долгое время вошёл в гости не через окно. Жан рассказал моей маме об экзамене, а она впервые напомнила мне бабушку:
– Ужас, ужас, ужас, – повторяла мама, разглядывая успокоенных змеек. – Как долго это продлится?
– Около недели, – ответил Жан, попивая красный чай.
Мы разместились в столовой. Жан ел предложенные пончики и запивал крепким чаем. Мама тоже пила чай, но вместе с тем она охала и ахала, бросая на меня короткие взгляды. Я рассматривала тёмное дерево столешницы, расписанное жар-птицами и ветками рябины.
– И Берт так не кстати уехал, – сокрушалась мама. – Бедняжка, Альва! Тебе придётся ходить так целую неделю! Решено. Пока это не сойдёт, – она покрутила указательным пальцем в сторону моей головы, – ты останешься дома и никуда не выйдешь. Благодарю тебя, Жан. Так мило с твоей стороны было одолжить Альве свою жилетку. Как же ей с тобой повезло.
– Да будет вам, – засмущался друг.
– Нет, нет! И не надо смущаться. Почему ты так редко входишь к нам не через окно? – мама приветливо ему улыбнулась.
Бедный Костроун от её заявления поперхнулся, а я оторвала взгляд от витиеватых рисунков. Всегда знала, что Аргус в курсе о приходах Жана, но мама! Я была уверена, что у нас получается скрыть общение от ненужных и всегда всё неправильно понимающих глаз. И теперь эти красиво подведённые глаза смотрели с таким лукавством, будто уже нас поженили.
– Помню, вы и в детстве всегда игрались вместе! Как редко детская дружба сохраняется до столь зрелого возраста, – разрядила мама обстановку, всё же окрестив нас друзьями, а не женихом да невестой.
– Д-да, – выдавил будущий алхимик. – И, правда, мы дружим с детства.
– Ну вот и заходи к нам на каникулах, пока Альва не способна покидать дом.
– Но каникулы ещё не начались. У нас ещё экзамен по истории.
– Да? Что же. Чем-нибудь накроем, – задумчиво кивнула мама.
Мама оправила свои юбки и поднялась с кресла. Она всегда одевается по моде, а Санда во всём ей подражает. Я же смотрю на них и всегда ужасаюсь тому, сколько слоёв одежды женщина может на себя натянуть! И всё это потом ещё стянуть корсетом, но от последнего зачастую не сбежать и мне. Она извинилась и сослалась на какие-то дела, а нас оставила одних. Я же подозреваю, ей надоело глазеть на змеек, поселившихся на моей голове. Жан, доевший все предоставленные пончики, попросил меня показать ему книгу о демонах. Он вновь подбодрил меня и заявил, что поддерживает любые начинания. Я согласилась. Тем более что уже давно не доставала книгу из выдвижного ящичка. Так мы поднялись в мою комнату и полезли за книгой. Каково же было моё удивление, когда обыкновенная с виду книга оказалась до ужаса горячей и оттого не давалась в руки. Жан предположил, что Тиббольт, наконец, додумался поставить защиту на своё имущество. Почему только сейчас? Это нас совсем не интересовало. Главное было достать книгу из ящика. Я обмотала руки шарфиками и попыталась прикоснуться к книге, но ничего не вышло. Жан спустился на кухню и взял оттуда две деревянные ложечки, чтобы подцепить книгу ими. У него удалось достать заветный томик из ящика, но дальше дело не пошло. Защита, активированная на книге, сменила тактику и перестала нас обжигать. И теперь мы с другом беспомощно наблюдали за таянием украденной книги. Подобно куску льда, она растекалась по деревянному полу, оставляя чернильную лужу. Змейки на моей голове издали свистящий звук и обмякли. Одна свалилась мне на лицо, и потому я воочию пронаблюдала, как змея рассыпалась на множество фиолетовых волосков. Хоть какое-то радостное событие, права цвет всё-таки необычный.
– Ты успела что-нибудь выписать из книги? – спросил друг, обделивший вниманием перевоплощение змеек обратно в волосы.
Мне осталось устало кивнуть и вручить Костроуну свои бесполезные записи. В них мало что могло нам помочь, скорее даже могло запутать. Однако Жана это не остановило, и он дотошно перечитывал бессвязные предложения, пытаясь найти в них что-то общее.
– Я сдаюсь, – он запустил пальцы в волосы. – Альва, у нас четыре раза в неделю ла антиква! Как можно до сих пор её не понимать?
– Можно, – буркнула я в сторону.
– Всё, не могу больше. Увидимся на экзамене. Давай.
Жан по привычке полез к окну, но, вспомнив, остановился и вышел через дверь. А после его ухода мне пришлось долго придумывать, как объяснить чернильную лужу служанке.
На последний экзамен я повязала голову платком. Пусть от змеек и следа не осталось, но фиолетовые волосы я показывать кому-либо также отказывалась. Папа не торопился вернуться из своей поездки, а потому каникулы обещали быть наискучнейшими. Мама категорически отказывалась выпускать меня на улицу с волосами, изменяющимися каждый день. Хотя признаюсь, что чёрный вариант мне даже очень понравился, а вот седой – нет. Он, пожалуй, напугал меня сильнее змей. Зато посмешил Жана, заглядывающего к нам каждый день. Всегда весёлый и беззаботный, последнее время он погрузился в учёбу, и даже на каникулах умудрялся вспомнить о всяческом домашнем задание. Я совсем его не узнаю! Да ещё и с каждым приходом всё больше общался с моей мамой, нежели со мной. Она всегда находила угощение для него, спрашивала о школьных успехах и об отце. Я тупо сидела вместе с ними и вышивала подсунутую бабушкой картинку. Нас с Жаном совсем не оставляли наедине, и мне не удавалось узнать о Тадеусе. Раз Костроун и так захаживал к нам каждый день через входную дверь, то заглядывать ко мне ещё и через окно он смысла не видел. И это меня всё больше раздражало и бесило. Я всё яростнее орудовала маленькой иголочкой, будто ткань в пяльцах и не ткань вовсе, а Жан. Я колола, колола и колола!
– Альва, что тебя так рассмешило? – спросила мама.
Я отложила вышивку и огляделась. В просторной комнате сидели: мама, бабушка и я. Значит, Жан уже ушёл.
– Радуюсь, что закрыла первую сессию, – нашлась я.
– Нашла, чему радоваться! – раздражённо сказала бабушка. – Девушка, учится в подобном заведении! Да тебя такую никто и никогда замуж не возьмёт.
– Я о замужестве и не думала.
– Боги всемогущие! Виктория, ты воспитала северянку.
– Мама, ну что вы такое говорите. Многие женщины учатся не только на дому. К тому же, в изначально мужской школе найти будущего мужа труда не составит. Верно? Там на одну девушку приходится столько юношей!
– Да кто такую замуж возьмёт? – не унималась бабушка.
– Возьмёт, – успокоила её мама.
Я хотела бы вступить в разговор, но понимала, что меня слушать не станут. Лучшим выбором стало бы возвращение к вышивке, но разве можно удержаться от фразы:
– Если бы северянок не брали замуж, то они бы все уже вымерли!
– Их берут северяне, – поучающим тоном сказала мне бабушка. – А они мерзкие и отвратительные, не знающие приличия мужчины! Не удивлюсь, если их женщины позволяют им раздеть себя ещё до замужества! Приличная девушка не станет тратить своё время на несдержанного юношу, стремящегося заполучить её до брака.
Я открыла рот, да так его и закрыла, а щёки налились румянцем. Отчаянно пряталась за вышивкой. Мама и бабушка продолжали делиться своими мыслями по поводу моих возможностей создать семью. Бабушка уверяла, что партию мне следует найти как можно скорее, пока мой мозг окончательно не взорвался «в оплоте безнравственности» – ВША.
Ложась спать, я быстро проваливалась в сон, но отчего-то все каникулы просыпалась посреди ночи. Долго ворочалась, но, в конце концов, всегда вылезала на крышу и сидела там до восхода солнца. Белый, слепящий диск всегда поднимался медленно и неторопливо, окрашивая небо и проплывающие облака оттенками розового. В такие минуты мне нравилось подняться во весь рост и отвернуться от солнца. Я с восхищением смотрела на тёмную часть ещё спящего Йелана. Мимо могли пролететь ласточки, каждое утро перехватывающие эстафету городских полётов у ночных летучих мышей. Такая контрастность, когда окна отливают золотом солнечного света, а стены домов ещё томятся в тени, всегда привлекала моё внимание. Но хорошему всегда приходит конец, и мне каждый раз приходилось покидать черепицы, влезая в окно комнаты.
Мои волосы прекратили менять свой облик. Они остановились на лимонно-жёлтом. Папа, вернувшись из поездки назвал меня оригинальной.
– Успокойся, милая. Отрастёт натуральный цвет.
– А сейчас мне что делать?
– Ходи с этим, – хохотнул папа.
– Да, – грустно подтвердила мама. – Я свои волосы доверяю лишь одному мастеру в городе. И тебя другому не доверю. Только у него, Альва, заболел дедушка. Обещал вернуться через месяц.
Безнадёжно. С другой стороны, мама согласилась выпустить меня с этим ужасным цветом волос. И я, наконец, отправилась к Костроуну. Повидаться с Тадеусом. Я привычно собрала волосы в два пучка. Надела лёгкий летний сарафан и повязала талию широким плотным ремнём. Со стороны может показаться, что мне позволили даже от корсета отдохнуть, но так решат лишь мужчины. Любая девушка в городе понимает, что, если корсет не надет поверх одежды, значит он затянут под ней, поверх нижнего платья. А благодаря новой моде, к исподнему добавился турнюр (Жан бы назвал это приспособление «подушкой для попы» и был бы прав). Ужасно неудобная вещица, но, как говорит мама, делает мою фигуру женственнее. Это, в свою очередь, радует помешавшуюся на моём замужестве бабушку. Меня вновь оставили без вариантов.
Я знала, что отец Жана с самого утра куда-то уехал. Уехали почти все алхимики, состоявшие в Братстве Орла. Друга о своём приходе не предупреждала, уверенная, что обязательно застану его дома. Так и оказалось.
– А я даже знаю, что ты не ко мне, – с порога сказал Жан. – Только отец его с собой забрал.
– Как? Куда? Зачем?
– На встречу с Братством, – сухо ответил друг.
– Но!
– Уйдёшь?
– Нет, – я облокотилась о дверной косяк. – Я уже сказала маме, что к тебе иду. А когда он вернётся?
– Завтра или ночью. Можем завалиться в «Бурёнку», – Жан задумчиво почесал затылок. – А ещё я слышал о ярмарке на Цветочной улице. Хочешь сходить?
«Завтра или ночью», – мысленно повторяла я, не веря своим ушам. Жан не дождался моего ответа. Он вздохнул и вышел на крыльцо. Схватил меня за руку и куда-то повёл. Лишь когда я заметила, что дорога до любимого трактира в моей памяти выглядит иначе, поняла что идём мы не в «Бурёнку». Жан оправдывался, что ему пришлось решать всё самостоятельно. Отшучивался, мол, общение со мной давно его к такому приучило.
– Повидаешься ещё с Тадеусом, – сказал Жан, пока мы прогуливались между рядов ярких палаток.
Я оторвалась от разглядывания яблок в карамели и взглянула на друга. Он сказал это так серьёзно, что я невольно сжалась и виновато отвернулась. Жан похлопал меня по голове и предложил сыграть в мяч. Он был настроен выбить бутылки с пьедестала и заполучить выигрыш, а я стояла рядом и подбадривала его громко крича. На ярмарке оказалось очень весело, и я скоро подхватила общий настрой. Многие люди ярко нарядились на импровизированный праздник цветочников. Детишки бегали с разукрашенными лицами и радостно вопили, разглядывая мои волосы. Мы с Жаном купили пару прожаренных лепёшек с мясом и сели есть прямо на забор. Крики лавочников казались один громче другого, каждый надеялся зазвать побольше покупателей. И между этими криками неустанно, словно рой пчёл, жужжали гуляки. Мы с Жаном тоже повысили голос, чтобы лучше друг друга слышать. В стороне от основной массы гуляющих было значительно тише.
Я рассматривала юбки, отмечая, что на турнюр перешли все жительницы. Кроме одной. Эта попа щеголяла в свободной струящейся юбке из полупрозрачной материи. Хозяйка попы выглядела удивительно светлокожей, без какого-либо намёка на лёгкий загар. Такой старались добиться многие модницы, но оставались заметно темнее рыжей девушки. Она с детским любопытством рассматривала сувениры и крепко держалась за высокого мужчину, такого же бледного и необычного среди привычных глазу людей. Я долго вглядывалась и в него, и в его спутницу, пока не поняла, отчего гуляющие расступаются перед парой как перед больными. Разве что палками не гонят, хотя и смотрят как на бездомных собак. Я ткнула Жана локтем и указала на бледную пару.
– Северяне, – шепнула ему на ухо, будто боялась, что меня услышат.
– Ну и что? – беззаботно отозвался он. – Может по делам каким приехали. Торговцы часто привозят какие-нибудь побрякушки из северных Домов.
– Да, но они похожи на отдыхающих.
– А что, они не люди, что ль?
Я пожала плечами и вернулась к недоеденной лепёшке. Она успела остыть, и теперь аромат жареного лука звучал не так ярко. Лавочники заметно побаивались парочку, но услужливо показывали им свои товары. Слишком услужливо. Дамочки, в это время, подбирали непослушных детишек и отводили подальше. Мужчину это отношение не смущало, а вот его спутница надула светлые губки и театрально оборачивалась по сторонам, улыбаясь каждому, случайно встретившемуся с ней взглядом. Жан на её улыбку ответил своей и кивнул в знак приветствия, а затем преспокойно продолжил дожёвывать свою лепёшку. Тогда северянка смерила взглядом меня и удивлённо потянула своего спутника, указывая на жёлтые волосы. Я подавилась, поймав и его оценивающий взгляд. Так и хотелось крикнуть: «Да, у меня жёлтые волосы! Зато глаза одного цвета! И между прочим, а жёлтый мне к лицу!». Северяне направились в нашу сторону, но Жан не шелохнулся. Я последовала его примеру, только покрепче вцепилась в забор.
– А вы нас не боитесь? – мелодично заговорила девушка.
– А надо? – ответил Жан.
– Другие вот боятся.
Костроун пожал плечами и огляделся по сторонам.
– Продавцы, вроде, наоборот любезничают.
– Потому что боятся, – улыбнулась северянка.
– Так с чего мне вас бояться?
– Я слышал, что южане боятся всего, чего не понимают, – подал голос мужчина.
– Это потому что у вас глаза разного цвета? – встряла в беседу и я.
– Отчасти, – протянул он и ещё раз внимательно на меня посмотрел.
От его взгляда мне хотелось спрятаться за Жаном, но друг казался таким беззаботным! Мы разболтались с северянами о всякой ерунде. И только после их ухода я поняла, что они так и не представились. Жан выдохнул, как будто с облегчением. Он стёр со лба выступивший пот и накрыл лицо руками.
– Всё хорошо?
– Это были нелюди, – сказал Костроун.
Часть третья. Неугодных отправим на практику Глава тринадцатая. Провинившийся Морган
Вам знакомо такое чувство, когда после сидения дома, прогулок по улице и подъёмов без будильника начинаешь скучать по учёбе? Главным образом, конечно, по ребятам, с которыми учишься, а уж затем по преподавателям (и то не по всем) и лишь в самом конце по получаемым знаниям. Мне – нет. Отчасти виновато расписание второго семестра, просмотренное на досуге. И пиликающий будильник, лишь раздражает слух своим «Пи-пи-пи-Пилик!», звучащим неустанно и по нарастающей. Я хватанула Борьку и зашвырнула в противное приспособление. Издав напоследок «Дзыньк», будильник опрокинулся на пол и замолк. Я потянулась и перевалилась на бок, неспешно зевнув. В дверь настойчиво барабанили. Точно не прислуга. Издав хрип, вместо вопроса, неуклюже села и протёрла глаза. В комнату ввалился Аргус. Улыбка по ширине соперничала с братца.
