Текст книги "Дрянь с историей (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– В каком смысле? – окончательно запутался Алишер.
– Папа у меня широких взглядов, он считает, что самое важное – какой ты сам и на что способен. Но если человек хороший уже не в первом поколении, это сказывается на впечатлении, – с той же лёгкой вежливой улыбкой проговорила Света.
– Погоди! – Он даже остановился, развернулся к ней. – Ты что, не передумала?..
Светлана тоже повернулась к нему, подняла спокойный и ясный, как море в штиль, взгляд голубых глаз. Один из фонарей оказался прямо над головой, и его свет ласково обвёл тёплым золотом нежные черты её лица, на мгновение сбив парня с серьёзного настроя и заставив залюбоваться.
– А почему должна? Да и ты, мне показалось… Впрочем, если правда показалось… – она опустила глаза и попыталась продолжить путь, но тут Алишер уже не выдержал, аккуратно придержал её за локоть.
– Подожди! Ты серьёзно? Я же скоро уеду, как закончатся следственные действия. Служба всё-таки, я в командировке!
– Это, конечно, грустно, но я же не навсегда тут. Да и перевестись можно, в крайнем случае. Но если ты думаешь, что… – Она осеклась, когда он шагнул ближе, а рука с локтя скользнула на талию. Костяшки пальцев второй руки ласково мазнули по щеке, убрав выбившуюся пушистую прядь.
Света замерла от смущения и предвкушения, а через пару мгновений Алишер всё-таки её поцеловал. Очень осторожно и трепетно, так, чтобы не напугать, не оттолкнуть и ещё тысячу других «не». Но – по-настоящему. Пронзительно, сладко, бережно и нежно. И этого одного «да» вполне хватило.
– Я так и думала, – удовлетворённо проговорила она некоторое время спустя, когда поцелуй прервался, но зато объятья стали крепче, укрывая от ночной прохлады, а её щека прижималась к твёрдому плечу.
– Что на этот раз? – со смешком уточнил Алишер.
– Что ты умеешь целоваться. И что это приятно, – с лёгким смущением призналась Света. – И что не хочешь меня целовать не потому, что не хочешь, а по какой-то другой причине.
Он в ответ рассмеялся.
– У меня будет очень умная жена. Какой ужас.
– Жена? – недоверчиво уронила она и немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.
– А что, у меня есть другие варианты? – ещё больше развеселился Алишер. – Или в рамках чего ты собиралась знакомить меня с отцом? Ты, кстати, столько про него говорила, но так и не рассказала, он у тебя вообще кто?
– Ну так, занимается всяким… Сам его спросишь, когда познакомитесь, – отмахнулась она с деланой небрежностью и вновь уткнулась в крепкое плечо. – На каникулах, наверное, да? Мы тоже в столице живём. Почти. За городом. Приедете к нам на Рождество с родителями, с сестрой… Если ты, конечно, не передумаешь к тому времени.
Светлана скромно не считала себя чрезвычайно умной и вообще старалась не заниматься самооценкой, полагая, что со стороны виднее, но наличие некоторой степени благоразумия у себя признавала. И это благоразумие настойчиво советовало не спешить с откровениями. Поэтому сейчас она целенаправленно отвлекала парня от щекотливого вопроса.
– Передумать-то можно, а зачем?
– Ну… ты в городе будешь, вдруг кого и встретишь, – пожала она плечами.
– Конечно, до сих пор не встретил, а тут вдруг обязательно! Э-э-э, красавица, как не стыдно! – протянул он с излюбленным акцентом, но тут же заговорил нормально: – Ты, между прочим, очень подходящая девушка при моей профессии. Особенно потому, что учишься!
– Интересно, чем это? – опешила Света.
– Мама всё переживает, что я женился на работе и с ней вдвоём состарюсь, – рассмеялся он. – А так будет что ей предъявить, вместе с отличным объяснением, почему я провожу вечера со службой, а не с девушкой. Знаешь, как…
– Коля-а! – прервал его прозвучавший совсем недалеко голос. – Никола-ай! Иди сюда!
И почти сразу в конце дорожки показалась нетрезво пошатывающаяся фигура, не спеша бредущая в их сторону. Алишер подобрался: он не любил пьяных и всегда подспудно ждал от них проблем. Ладно студенческие дружеские посиделки, но незнакомец явно не относился к числу студентов…
Он приблизился и подтвердил предположение: мужчине на вид оказалось лет пятьдесят. Агрессивным, впрочем, он не выглядел, скорее – грустным и жалким. Непонятные штаны, высокие сапоги, засаленная рубашка навыпуск – откуда вообще взялся такой на территории университета? Да и лицо совершенно незнакомое.
– О! Люди! – икнул он, остановившись в паре метров от обнявшейся пары. – Здрасьте… А вы пёсика не видели? Белого такого, маленького…
– Не видели, – качнул головой Алишер.
– Может, вам помочь его найти? – предложила сердобольная Света.
Незнакомец опять пьяно качнулся, задумчиво как-то, не сводя с девушки непонятного взгляда подслеповато прищуренных глаз.
Алишер нахмурился, крепче прижал невесту к себе. Что-то не позволяло расслабиться и поверить внешней безобидности пьяницы. Что-то такое, что вызывало желание задвинуть её за спину и обратиться. С преобразованием предметов у него выходило плохо, зато звериной формой молодой полицейский владел в совершенстве: в отличие от остального, она часто приходилась кстати в работе.
– Хорошая девочка, – вымолвил вроде бы пьяный совершенно трезвым, уверенным голосом. – Не надо. Рано ещё. А папе скажи, пусть сердце проверит. Нужно ему. Работа нервная.
Несколько шагов он сделал твёрдо, прошёл мимо – и опять зашатался, и закричал зычным пьяным голосом:
– Коля-а! Твою собачью богу душу мать…
Света, которая при приближении мужчины испуганно вжалась в Алишера, вцепившись в потрёпанную куртку, проводила странного незнакомца напряжённым взглядом. И выдохнула только тогда, когда он скрылся за деревьями вместе со своим криком.
– Что это было? – подняла она испуганный взгляд на парня. – Алик, я же не одна его видела, да? И он… знаешь, по-моему, он немного прозрачный был… Алик, а вдруг это мёртвый комендант⁈
– Какой комендант? – растерялся Хубиев.
– Местная легенда, говорят, с ним разговаривать нельзя, иначе на тот свет утащит! – Девушка побледнела и крепче ухватилась за парня. – И собака! Собака по стене ходит… Ну, студенты так говорят. Что там как будто видели огромную белую собаку. Надо было ему сказать, наверное?..
– Тьфу, бесовщина! – Алишер ругнулся и тряхнул головой. – Не надо ему ничего рассказывать. Алкоголем от него, конечно, не пахло, но это ещё не доказательство того, что он призрак. И вообще… Знаешь, переводись-ка ты отсюда подальше! – проворчал, вглядываясь в ночной сумрак, но странный тип пропал бесследно. – Не хочу, чтобы вокруг моей невесты такое вот крутилось. Чёртов Котёл…
– Да ладно, ничего же не случилось… – возразила она очень неуверенно, всерьёз обдумывая слова парня и понимая, что не так уж против. И добавила себе под нос: – Но папе я скажу, пусть правда сходит к врачу.
– Идём, провожу тебя. А то поздно уже. И не ходи одна по темноте! – Совсем посерьёзнел Алишер и потянул девушку к выходу из парка, в сторону общежитий. – Или хоть мне проси перевода в Орлицын, в самом деле…
* * *
Еве ничего не требовалось в городе, но в последнее время настроение было настолько мутным и неприятным, что это начало вызывать вопросы и беспокойство, тем более объективно всё шло неплохо. Серафим стремительно поправлялся, что она знала от целителей, с парой из которых успела сблизиться за первые дни после ритуала. Преподаватели, несмотря на общую нервозность, повисшую над ГГОУ мрачную неопределённую тень и слухи один другого страшнее, продолжали вести пары, а студенты – их посещать. Медведкова увезли вместе с основными материалами дела, и хотя оперативники ещё работали в крепости, но уже подбивали детали.
Давило на неё то, что отчаянно хотелось поговорить с Серафимом, но на это не осталось решимости. А вдруг он откажется? Вдруг выгонит её? И Ева старательно оттягивала момент объяснения, отложив его на потом, когда мужчина окончательно поправится.
Понимая, что повышенная нервозность беспричинна, Калинина в ближайший выходной решила развеяться и прогуляться. Купить пару блузок, выпить вкусного чая, съесть любимое лимонное пирожное – простые маленькие радости.
Выбралась уже во второй половине дня: не могла себя заставить по такой погоде. Ева не любила зонты и надеялась, что дождь перестанет. Но он не утихал, пришлось смириться и идти так.
Не спеша, нога за ногу, женщина перешла через мост, немного постояла на нём, глядя в тёмно-серую воду и на светло-серые от дождя каменные стены крепости, выступающей из-за рыжеющего парка, возвышающейся над всё ещё зелёной травой. Даже в такое время и в таком цвете вид был красивым, и если не бодрил, то как минимум настраивал на лирический лад.
Видимо, не одну её, потому что у начала моста, немного в стороне, под большим тёмным зонтом увлечённо целовалась парочка. Ева бы и не заметила её, окажись вокруг больше интересных предметов для изучения, а так – романтическая сцена привлекла внимание.
Особенно тогда, когда Калинина опознала женщину: это была Томилина Ольга. До парочки оставалось метров пятьдесят, когда поцелуй прервался, и коллега отстранилась, завозилась с собственным зонтом, чтобы открыть его. А мужчину Ева совершенно определённо не встречала раньше и искренне удивилась, разглядев. Он был… обычным. Среднего роста, с аккуратно подстриженными русыми волосами и непримечательным лицом, на какое ни за что не обратишь внимания в толпе, потому что таких там будет большинство.
Ева остановилась, не желая смущать Томилину и не зная, что предпринять. Прятаться глупо, да и негде особо, окликать – тоже. В конце концов она просто отвернулась к крепости, чтобы не глазеть.
Ольга заметила её сама, но тоже не стала прятаться, подошла.
– Привет. Странная погода для прогулок, – сказала она.
– Тебя это тоже не остановило, – не удержалась от лёгкой ответной шпильки Ева и мельком заметила, что незнакомец уже скрылся из виду за изгибом дороги.
– У Лёши вечером поезд, командировка, – грустно поделилась Томилина. – На две недели.
– У Лёши? – всё же уточнила Ева, раз Ольга не стала замалчивать тему.
Та в ответ вздохнула, помолчала.
– А куда ты собиралась?
– Не знаю, в город. Развеяться хочется, настроение… Никакое.
Коллега смерила её задумчивым взглядом и предложила:
– Не против моей компании? Никакого желания сейчас идти в университет, и тем более – настроения на работу. Зато давно хочется выпить стаканчик-другой в хорошей компании.
– Я не против, – согласилась Ева. Это было гораздо лучше, чем таскаться по городу одной, какие бы мотивы ни двигали Ольгой, и девушки зашагали в сторону Орлицына вместе. – Неужели давно не подворачивалась подходящая компания? А как же Лёша?
– Я с ним сразу забываю, на что хотела пожаловаться, – улыбнулась коллега.
– И давно вы вместе?
– Три года.
– Серьёзно? – изумилась Ева.
– Всё сложно, – вздохнула Томилина. – Он не чародей, химик-технолог с «Радуги».
– Хм. А не ты ли пару недель назад…
– Не начинай! – одёрнула она. – Да, говорила. И думала так. Почти. Мы же сначала подружились, и только потом… Меня с ним даже без ритуала почти не беспокоит Та Сторона. Слышала теорию, что с лишёнными чародейского дара людьми гораздо реже происходят всякие случаи, связанные с потусторонним, чем с чародеями даже других специальностей? А лидируют в количестве случайных стычек оборотники. Я хотела проверить её на практике, а он подвернулся. Долго думала, что всё ещё проверяю теорию, а потом вдруг обнаружила, что уже давно и безнадёжно влюбилась. Это так странно…
– Влюбиться в приятного мужчину? – уточнила Ева с иронией.
– Ну да, конечно, – фыркнула Ольга.
Некоторое время они шли молча. Холодно не было, но промозглая сырость подгоняла поскорее добраться до тепла, а пара зонтов мешала нормально разговаривать на ходу, поэтому по общему согласию решили подождать более располагающей обстановки.
Небольшое кафе поблизости выбрала Томилина. Слишком дорогое для того, чтобы встретить здесь много студентов, а потому тихое, с уютными столиками, отгороженными друг от друга. Женщины устроились на диванчиках в одной из «норок», некоторое время обсуждали меню. Когда сделали заказ, первой о серьёзном заговорила Ольга.
– Ева, скажи, неужели это правда?
– Что именно? – всё же спросила та, хотя о предмете интереса догадывалась.
– То, что говорят. Что Сергей Никитич – убийца. Не могу поверить… – Из груди её вырвался тяжёлый вздох, а голос дрогнул.
– Я своими глазами видела, как он воткнул Серафиму иглу в сердце. И пятнадцать трупов в подвале.
– Уму непостижимо… – Томилина на мгновение уткнулась лицом в ладони, потом распрямилась. – Это какой-то страшный сон. Убивать детей, чтобы продлить себе жизнь. Медведков! Страшный сон…
– Сложно разглядеть чудовище в том, кому беспрекословно веришь.
– Ну тебе он сразу не понравился, я помню. Ты, наверное, прозорливее…
– Опытнее, – возразила Ева. – Мой муж был из той же породы. Его казнили.
– Муж? – ахнула Ольга. – Боже… Как ты это пережила⁈
– Пережила. Давай не будем об этом, не хочу вспоминать.
– Ну да, тем более скоро новый будет, – подначила Томилина, легко вскочив на любимого конька.
– Вряд ли, – настала очередь Евы тяжело вздыхать.
– А что так? Надоел? Ты то сидела у него не отходя, а теперь, как очнулся, – третий день уже не заходишь…
Кто бы сомневался! В маленьком университете ни от кого не спрячешься.
– Мы… сильно поругались, и я не уверена, что он после этого захочет меня видеть.
– Но ты же его спасла!
– Уверена, он скажет мне спасибо, – усмехнулась она. – Но это не то, чего хочется.
Первое время разговор клеился плохо, обе не могли расслабиться. Но уют заведения и ароматное вино вскоре сделали своё дело, и Ева рассказала, конечно, не всё, но многое, утаив только историю отца и кое-какие ещё детали. О Сефе рассказала всё, пряча за нервной усмешкой собственное смятение. К счастью, Ольге история не показалась смешной.
Томилина тоже рассказала о том, что её тревожило, и по справедливости ей было даже тяжелее. Если у Евы все проблемы сводились к личной жизни и отношениям с мужчиной, а остальные как раз закончились, то у Ольги в этой сфере единственной всё наладилось: она наконец позволила себе просто любить выбранного мужчину, не обращая внимания на то, как это выглядит со стороны. А в остальном…
Сложно наблюдать, как привычный мир рушится, даже если мир этот – единственный факультет в небольшом университете.
Новость о действиях Медведкова оглушила всех его коллег. Поначалу все уверяли друг друга, что это ошибка, обман и недоразумение скоро разрешится. Потом, не без помощи Стоцкого, поверили в то, что столько лет жили бок о бок с чудовищем, и начали вспоминать какие-то детали, на которые прежде никто не обращал внимания, а сейчас они виделись зловещими признаками. Да ещё многие вдруг осознали, что превознесение потусторонников над остальными – довольно странное явление. До полного слома старого порядка ещё не дошло, многолетние привычки так просто не исчезают, но пример Медведкова по крайней мере заставил задуматься.
Сейчас почти все ударились в другую крайность, стали с подозрением присматриваться уже друг к другу. Логично: если был один, то где гарантия, что твой сосед не окажется сообщником? Оставалось только надеяться, что это безумие скоро закончится, когда следствие прекратится с тем или иным итогом, и ГГОУ успокоится.
Если этот ГГОУ ещё останется.
Ева осторожно заверила, что закрывать университет точно не планируют – во всяком случае, ничего похожего она не слышала ни от Ланге, ни от остальных. Впрочем, это не значило, что всё останется по-старому.
– Посадят нам какого-нибудь вояку на место ректора, и привет. – Ольга грустно подпирала ладонью подбородок и выглядела хотя и печальной, но явно гораздо более расслабленной, чем в начале разговора. – Будем все строем ходить.
– А может, и стоит походить? – предположила Ева. – Может, тогда студенты в подземельях пропадать перестанут?
– Главное, чтобы молодой и симпатичный был, – подумав, решила Томилина. – Тогда можно будет и походить строем, ладно.
– А как же Лёша?
– Лёша – для души, – уверенно заявила она. – А этот – для красоты! Давай выпьем за красоту? То есть за нас!
В университет они возвращались уже затемно, и хотя свои проблемы не решила ни одна, но обеим стало легче принимать их существование. Ольга поверила, что всё утрясётся и жизнь не заканчивается, а Ева – что ей хватит сил с честью выдержать разговор с Серафимом, когда его выпишут. И воли настоять на нём, если мужчина станет отпираться.
* * *
К себе Дрянин брёл ближе к вечеру, на закате. Как и предписывал целитель, не спеша: от быстрой ходьбы уже через десяток шагов он начинал задыхаться, так что захочешь – не нарушишь. Одно утешало: это временно и могло быть хуже.
До преподавательских общежитий было недалеко, но расстояние показалось бесконечным. С другой стороны, на осеннем ветру прояснилось в голове, и Серафим наконец определился: поговорить с Евой надо. Хотя бы поблагодарить и узнать, решилась ли её проблема, потому что целителей и Макса он об этом расспрашивать не стал. И…
Да, чёрт побери, ему хотелось её увидеть! И совсем не хотелось разбираться почему.
В конце концов Дрянин даже не удивился, когда понял, что миновал нужный корпус и подошёл к соседнему общежитию, в котором жила Ева. Сеф поначалу не собирался заявляться к ней прямо сейчас, но решил не сопротивляться судьбе, поднялся на невысокое крыльцо; он давно уже выяснил, где именно живут попавшие на карандаш преподаватели, так что прекрасно знал, куда идти.
В небольшой общей прихожей, которую зажимали между собой шкаф для верхней одежды и крошечная выгородка совмещённого санузла за отдельной тонкой дверцей, было темно и тихо, но из обеих комнат пробивался свет. Левую дверь с литерой «А» он толкнул без стука – оказалось не заперто.
Комната была поменьше его, но с почти такой же обстановкой. Ковёр только не серый, а синий, хотя… Свой он после выписки не видел, кто знает, какой он на самом деле!
– Сеф? – Ева, сидевшая за столом, обернулась и не сдержала изумления в голосе, увидев его. – Ты не рано ли? Мне говорили, ещё несколько… – Она запнулась, а он молча шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь. И запер, благо ключ торчал в замке. – Ты чего? – пробормотала растерянно.
– Поговорить, – он неопределённо пожал плечом и, подойдя к неубранной постели, тяжело опустился на край. Сидеть было проще, чем стоять. – Твоя проблема решилась?
– Да, удалось… совместить, – слегка поморщилась Ева.
Воспоминание было не из приятных. Это ритуал и его подробности она не помнила, зато очень хорошо – пару часов после, когда сначала не знала, как пережить сильнейшее головокружение, слабость и рвоту, а потом – ещё и панический страх за жизнь Серафима, над которым в это время колдовали целители.
– Хорошо, – кивнул он. Помолчал, обвёл комнату новым взглядом, потом перевёл его на Еву. – Спасибо. Ты спасла мне жизнь.
– Я нечаянно, – кривовато улыбнулась она и заставила себя отвести глаза.
Это было сложно, хотя Ева изо всех сил старалась не пялиться. Она слишком соскучилась и слишком хотела увидеть Серафима, поверить наконец, что он действительно выжил и стремительно идёт на поправку. Бледный, осунувшийся, но болезнь всё равно не сумела его испортить, лишь скулы заострились, придав чертам больше чёткости и хищности.
Но взгляды, её тоска – это всё ерунда, привычное. Она не понимала, зачем Дрянин пришёл. Вряд ли затем, чтобы обвинить в чём-то и сдать полиции, а что ещё?.. Не понимала и терялась в догадках. Тем более, высказавшись, он умолк, только сверлил непонятным взглядом и – не уходил.
Вязкая тишина давила на уши. Густая, тяжёлая, и Ева очень скоро не выдержала:
– Что думаешь делать дальше? Учиться?
– Чему? – нахмурился он.
– Тебе не сказали, что ли? – изумилась она. – У тебя обнаружился дар потусторонника. Ничего чрезмерного, в потенциале – крепкая середина. Но это гораздо лучше, чем слишком сильный.
– К слову не пришлось, – ответил Серафим, мысленно пообещав себе дать в ухо Ланге, который заходил, трепался обо всём, но об этом не упомянул ни разу.
– А то можно здесь же остаться. – Калинина неуверенно улыбнулась, а он вновь состроил недовольную гримасу.
– Я об этом не думал.
– Ну да, если до сих пор не знал… – Она вздохнула.
Опять повисла тишина, и на этот раз женщина уже разозлилась. На себя за это чувство неловкости, на него – за то, что явно ничего похожего не испытывал. За то, что окончательно перестала понимать происходящее.
За то, что больше всего хотелось сейчас обнять его, прижаться к груди щекой и рассказать, как она рада, что он жив.
– Да, я же совсем забыла! Надо тебе отдать. Он, конечно, вряд ли сейчас пригодится, но всё равно… – Ева суетливо выдвинула ящик стола и достала завёрнутый в платок артефакт. Подошла, протянула руку. – Подобрала там, в подвале, машинально. Платок чистый, не волнуйся… Ты чего? – осеклась, потому что сухие длинные пальцы крепко сомкнулись на запястье.
Сеф молча забрал платок, не глядя сунул в карман куртки, но руку не выпустил. Больше того, настойчиво потянул к себе, второй ладонью накрыл затылок, надавил, вынуждая наклониться, и поцеловал. Сразу – уверенно, так, как обычно, и одновременно – не так, потому что она успела привыкнуть и к острым зубам, и к узкому языку.
В первый момент Ева замерла от растерянности, потом от неё же – податливо обмякла, стекла на его колено. Сеф тут же выпустил её руку, чтобы обнять за талию и прижать крепче.
Тут женщина наконец опомнилась. Ответила на поцелуй – жадно, охотно, обняла широкие твёрдые плечи. Скользнула ладонью ему на затылок, запуталась пальцами в густых светлых волосах… и окончательно забыла обо всех сомнениях.
Вернуться в реальность заставило ощущение неправильности. Под расстёгнутой рубашкой мужчины её пальцы споткнулись о шершавую поверхность пластыря. Ева вздрогнула от неожиданности, прервала поцелуй и отстранилась – настолько, насколько позволили его руки. К этому моменту она уже сидела верхом на бёдрах Серафима в распахнутом халате, который совершенно не мешал его рукам ласкать желанное тело.
– Постой! – выдохнула, упёрлась в его плечи. – Сеф! Тебе сейчас нельзя… Ну Сеф! – возмутилась решительнее, потому что он опять надавил ей на затылок, намереваясь закрыть рот поцелуем. – Пожалуйста… Тебе что целитель сказал?
– Я не спрашивал, – раздражённо поморщился Дрянин, но неожиданно уступил, разжал руки. Явно с трудом подвинулся дальше по постели к стене, чтобы опереться на неё спиной, и за руку потянул женщину к себе.
– Плохо? – Ева подвинулась, но тут же встревожилась, сообразив, что он ещё больше побледнел и глаза закрыл не просто так.
– Не суетись, нормально, – отмахнулся он, размеренно, глубоко дыша и явно пытаясь прийти в себя.
Очень хотелось срочно побежать за целителем, но Калинина сдержалась, понимая, что всё не настолько плохо. Просто ему нельзя нагружать сердце, а они слишком увлеклись.
Прижавшись щекой к его плечу, она ласково погладила мужчину ладонью по груди, очертила ограниченный пластырями квадрат марлевой салфетки, закрывавшей рубец. Потом мягко подалась в сторону, чтобы слезть с его коленей на постель – от греха подальше, чтобы не дразнить ни его, ни себя, что в прежней позе давалось с трудом.
Серафим не стал удерживать, но через пару мгновений зашевелился, чтобы устроиться поудобнее. Вскоре он уже лежал на спине, вытянувшись на кровати, а Ева с удовольствием пристроилась сбоку, положив голову на твёрдое плечо. Так определённо было гораздо лучше.
Теперь тишина уже не тяготила, но Калинина всё равно заговорила.
– Не представляешь, как ты меня напугал. В подвале и потом… Я опоздала всего на пару секунд! Никогда не простила бы себе, если бы не получилось… – она осеклась и закусила губу, потому что к горлу подкатил комок.
Этот мужчина делал её ужасно чувствительной. Хотя, казалось бы, где Дрянин, а где – ранимость.
– Ты точно ни в чём не виновата, – возразил он.
Осталось только промолчать в ответ. Логично, конечно…
– Сеф, зачем ты пришёл? – спросила она.
– Понятия не имею.
– Как это? – опешила Ева.
– Сказать спасибо, спросить про твою проблему… – проговорил неуверенно и запнулся.
– Мне кажется, это вполне причина, разве нет?
– Это было не срочно и вполне могло подождать несколько дней, – пояснил он. И вдруг добавил: – Наверное, слишком хотелось тебя увидеть.
– Наверное? – продолжила недоумевать Ева и даже приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо. Сеф открыл глаза в ответ на шевеление, обвёл взглядом её лицо, усмехнулся.
– В моей жизни в последние сто с лишним лет отсутствовала практика близкого общения с женщинами дольше нескольких часов кряду. Такого, которое не сводится к приятельским или рабочим отношениям и которое можно было бы назвать нормальным. Так что – да. Наверное, мне хотелось тебя увидеть, – повторил он с нажимом.
– Я заинтригована, – заявила она. – А какое было ненормальное общение? И когда?
В последнем вопросе прозвучали отчётливые ревнивые нотки, но Серафим не обратил внимания.
– Очень давно, когда у меня ещё не было личины. Какое – трудно объяснить. Время такое было. Двадцать лет Отлива… – он пожал плечом. – Как сказал один писатель, «апокалиптическая смесь мракобесия и безжалостного научного фанатизма в кровавых декорациях беззакония». Пафосно, но точно. Странное время. В такое время из людей прёт… тоже странное.
– Мне казалось, страшное. Разве нет? Пороки, подлинная суть, – предположила Ева, подпёрла голову ладонью.
– Не всегда. Ну и тех, из кого страшное, сразу кончали.
– Как это? – вырвалось растерянное.
– Как… По законам военного времени, на месте. Сам себе трибунал, сам себе палач, – проговорил он раздумчиво, потом поморщился. – Тьфу! К чёрту. Мы же про женщин. Была тогда одна… Наверное, психическая, не знаю. Она ко мне порой приходила, где-то год, было у неё какое-то больное любопытство к переродцам. А мне было плевать: симпатичная, сама пришла, и ладно… Что? – он вопросительно приподнял брови, потому что взгляд у Евы стал странным – расфокусированным, в пространство.
– Да я вот тут подумала. Я плохо знаю историю, но если вдуматься в твои оговорки и немного дофантазировать… Знаешь, с учётом биографии ты ещё очень милый, тактичный и чуткий. Честно! Мог стать отмороженным моральным уродом, а ты просто циник-мизантроп. Принципиальная разница, между прочим!
Она не выдержала серьёзного тона до конца, склонилась, поцеловала растянутые в усмешке губы – легко, почти невесомо. Не соблазняя, а просто потому, что хочется и можно.
– Определённо, – со смешком проговорил он, когда она отстранилась. Пояснил в ответ на озадаченный взгляд: – Определённо я пришёл, потому что хотел тебя увидеть. Соскучился.
Ева улыбнулась, пристроила голову на подушку рядом с его, с удовольствием лаская взглядом чеканный профиль, тонкие губы, скулу, густую тень от опущенных ресниц.
– Ты больше не сердишься? Ну, за ритуал. Это правда было мерзко с моей стороны.
– Мерзко. Не сержусь, – спокойно, с расстановкой проговорил он, не открывая глаз. Помолчал. – Было и было. Сейчас неплохой момент… Ну, начать сначала у нас с тобой не получится, но кое-что пересмотреть и изменить – можно попробовать. Наверное. Забыть эту историю, например.
– Исправить твой паскудный характер? – хихикнула Ева.
– Я реалист, так что – нет, – усмехнулся он в ответ. – Да и ты вроде не трепетная институтка? Впрочем, если тебе непременно хочется тёплый ласковый коврик у ног…
– Дурак! – Она в шутливом возмущении слегка боднула его лбом в висок. – Я уже к тебе привыкла. А коврик из тебя фиговый получится. Шерсти мало, шкура дырявая…
– Я хотел предложить завести собаку.
Ева тихо засмеялась, потёрлась о его щёку носом. Потом прижалась теснее, пристроила ладонь у него на груди, подальше от раны, умиротворённо вздохнула. И почти сразу задремала – от удовольствия, от облегчения, оттого, что не нужно больше дёргаться и думать, как начать разговор, как посмотреть в глаза и, особенно, что она там увидит. Он хочет быть с ней, он простил её глупость и сам готов двигаться навстречу. И это главное, а со всем остальным они потихоньку разберутся вместе.
А Сеф долго ещё лежал, порой открывая глаза, чтобы бросить взгляд на включённую люстру и подумать, что надо бы её погасить, но не предпринимая попыток. Он прислушивался к себе, примеривался к ближайшему будущему, привыкал к новым ощущениям. Пытался проанализировать всё это, но чем больше старался, тем яснее понимал: хорошо. Просто – хорошо. Непривычно, странно, пронзительно хорошо. У него всё хорошо, и ему – хорошо. Тёплое дыхание щекочет висок, на груди лежит тонкая женская ладонь, и нужно встать, снять брюки, да хотя бы ботинки для начала, погасить свет, но ужасно не хочется это делать. И от этого тоже почему-то хорошо.
И, в сущности, какая разница, почему и как это ощущение называть, если – хорошо?..
