Текст книги "Дрянь с историей (СИ)"

Автор книги: Дарья Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– И почему он, вот такой нескладный, интересовался подземельями? – не поняла Ева. – Там же опасно, неужели он такой рисковый?

– Ну не так уж и опасно, – пренебрежительно фыркнула коллега.

– А ты что, тоже бывала там? – изумилась Калинина.

– Конечно! У нас на факультете на последнем курсе уже очень сложно найти студентов, которые хоть раз туда не заглянули. А преподавателей тем более! Я раз пять ходила, но быстро надоело.

– Но это же запрещено!

– Пф-ф! Ты зануда. Это же самое интересное!

– Интересное чем? Попусту рисковать и лезть туда, где студенты гибнут? По нескольку человек за полугодие?..

– Под колёсами больше народу умирает, – раздражённо отмахнулась Ольга. Потом вдруг замерла, тряхнула головой и прошипела: – Да сколько можно! Уймись уже!

Ева не сразу сообразила, что последние слова адресовались не ей. Томилина неплохо держалась и редко отвлекалась на голоса в голове, так что впору забыть, с кем имеешь дело. Не желая дальше раздражать её неприятным разговором, продолжать тему Ева не стала, хотя у неё самой подобная позиция вызывала недоумение. Ладно когда куда-то не туда лезут молодые и горячие, им положено, у них ещё ума немного. Но преподаватели!..

Или это она чего-то не понимает и всё нормально? Дома отец очень быстро и доходчиво объяснил ей, что «нельзя» – значит «нельзя», и у неё даже мысли не возникало лезть туда, куда запрещено заглядывать. Она не считала себя бессмертной и прекрасно понимала, что с некоторыми экспериментами и их результатами шутки плохи и, скорее всего, никто не успеет прийти на помощь.

При всех недостатках воспитателем профессор Градин был хорошим. Да и отцом неплохим. Пока не сошёл с ума от горя…

Со щекотливой темы разговор вернулся к безобидным сплетням о коллегах. За разговором Томилина переоделась и повела Еву в ту часть университета, где ей ещё не доводилось бывать.

Скотников и прочих природников, специализирующихся на животных, в ГГОУ не готовили, их вообще чаще всего обучали отдельно, в заведениях, расположенных при зоопарках, заповедниках или больших звероводческих хозяйствах: слишком накладно содержать обширный зверинец, да и простора для отработки навыков в нём никакого, не заражать же питомцев болезнями принудительно, только ради практики.

А вот ведовская кафедра и принадлежащие ей теплицы в кремле поместились. Растения требовались и целителям, и вообще всем, в чью программу входили алхимия и в меньшей степени химия. В теплицах и примыкающей лаборатории и проводила всё свободное от бухгалтерии время кикимора Соня, в своём природном виде без личины.

Прятать наружность артефактами или личными способностями переродцев никто не заставлял, но они сами предпочитали прятаться и тем избегать лишнего внимания. Те немногие из них, кто вообще жил среди людей.

Вообще очень немногие из переродцев отличались общительностью, даже с себе подобными, они не страдали от своей инаковости и редко стремились к компании, так что в этом Дрянин был не одинок. Современная наука предполагала, что причина фундаментальная, структурная и не имеет никакого отношения к Той Стороне, как не имели к ней отношения сами переродцы. Просто если люди, в силу собственной природы, – общественные существа, то они – одиночки, не испытывающие нужды в общении и поддержке себе подобных.

В природном виде Соня оказалась своеобразной, но весьма интересной. Тонкое лицо с нечеловеческими пропорциями, по-своему гармоничное, коричневато-зелёная кожа, похожая внешним видом на мох, тёмно-зелёные волосы – узкие резные листья, пальцы – длинные и тонкие сухие веточки, по семь на каждой руке.

Начали, конечно, с главного: с объяснения задачи. Соня от неё очень оживилась, она любила делать краски для волос, подбирая цвет и состав под определённого человека. Кикимора с любопытством и как будто с удовольствием пощупала и даже понюхала волосы Евы, отчего той стало немного неловко, и с улыбкой, обнажившей жутковатые мелкие треугольные зубы, пообещала сделать всё в лучшем виде и прямо сейчас, если девушки никуда не спешат и подождут часик. Они, конечно, согласились. Ольга больше за компанию, а Калинина пыталась сообразить, как подобраться к интересующей её теме и не сказать лишнего, чтобы не вызвать подозрений. Причём ладно у кикиморы, та не слишком интересовалась человеческими делами, выходящими за рамки её профессиональных интересов, а вот Томилина…

Ева здраво оценивала собственное умение разбираться в людях и не слишком на него уповала, но всё равно не могла поверить, что Ольга может оказаться искомым убийцей. Не походила она на злодейку, несмотря на подготовку к какому-то ритуалу. И, наверное, именно этим вызывала больше всего подозрений: отец, его друзья и помощники тоже производили приятное впечатление и казались интересными людьми.

Хороший повод дала сама Томилина, когда заговорила о работе и поинтересовалась, освоилась ли новенькая в роли куратора. После этого оказалось вполне естественным заговорить о материальной помощи студентам и вовлечь в беседу кикимору, которая, пусть и без удовольствия, включилась в обсуждение.

Так Ева узнала, что материальным положением студентов среди преподавателей интересуются не так чтобы многие, причём среди кураторов – тоже. В их обязанности это не входило, и мало кто стремился взвалить на себя дополнительную проблему, о чём Ольга сообщила с явным недовольством: она считала, что поддержка со стороны куратора в таких вопросах очень важна для учеников, особенно для проблемных. Больше всего возмущало её, что «не свои», то есть представители всех остальных факультетов, относились к воспитанникам гораздо ответственней.

Таким образом выяснилось, что из потусторонников, кроме Томилиной, интерес к поддержке первого курса как такового проявляли двое, причём оба только применительно к собственным группам, а лично Соню об этом допрашивала только Ольга, чем страшно раздражала. Официально и вовсе никто не запрашивал, а если бы запрашивал, получил бы отказ, потому что информация считалась конфиденциальной.

После этого откровения тему продолжать не стали, чтобы не сердить мастерицу ещё больше, и Ольга переключилась на дифирамбы кикиморскому искусству. Неприкрыто льстила, но вроде бы искренне и от души, действительно довольная результатом, и состояние её кожи и волос служило весомым аргументом.

Ева ещё только раз свернула к важным вопросам, поинтересовавшись в общем, как живётся переродцам в ГГОУ и как работается под началом человека. К счастью, кикимора на подобный интерес не обиделась – наверное, потому, что любила старую крепость и жилось ей тут хорошо, да и начальница хоть и держалась строго и сдержанно, но ко всем относилась одинаково и по справедливости. Насколько остальные коллеги разделяли это отношение, она понятия не имела, потому что общалась с ними исключительно по делу, но рассудила логично: если они здесь, значит, всё устраивает.

Через без малого два часа Ева вернулась к себе в комнату с изрядно похудевшим кошельком, пятью баночками взамен одной и гудящей от болтовни Томилиной головой. Пусть Калинина и не была убеждённой одиночкой, как переродцы, и с удовольствием проводила время в компании пары приятельниц из патруля, но Ольги всё равно оказалось слишком много, прошлые коллеги такой болтливостью не отличались.

Расставив добычу на столе, Ева с грустью посмотрела на постель, потом – на дверь. Конечно, стоило рассказать Дрянину о результатах сегодняшнего разговора, но она прекрасно понимала, что одним разговором дело вряд ли кончится. И она опять не выспится и бог знает в каком состоянии окажется назавтра. А там будут практикумы по призыву у третьего курса – ничего серьёзного в начале года, но всё равно лучше подойти к нему в хорошей форме.

В конце концов, немного поколебавшись, Ева решила, что раз это дело ждало несколько лет, одна ночь ничего не изменит, и ушла в душ испытывать новый шампунь, чтобы потом наскоро пробежаться по завтрашним темам, подсушить волосы и воссоединиться с подушкой. У неё уже не осталось сил думать об убийце, неизвестном исследователе переродцев, смерти на конце иглы и возможности использования Дрянина в качестве ключа к своей проблеме. Да их и на подготовку к занятиям не осталось, но тут Ева переступила через себя: работу она всегда предпочитала делать хорошо и ответственно, раз уж бралась за неё.

Только уже засыпая, она вспомнила о ночном происшествии со студентами и успела раздражённо предположить, что ректор предпочёл замести ситуацию под ковёр и никого не вызвал. Пообещав себе разобраться с этим завтра утром и не спускать всё на тормозах, если малолетних негодяев отпустили, уснула с чувством выполненного долга, довольная новым шампунем и в предвкушении неспешного утра, потому что занятия начинались со второй пары.

* * *

Несмотря на то, что шума старались не поднимать и всячески избегнуть широкой огласки, уже утром следующего после неудачного «посвящения» дня новость о нём разошлась по университету лесным пожаром. Версии разнились.

Из одних Нащокин узнал, что они с Олегом, оказывается, девушки. Из других – что покойники. Из третьих – что их срочно увезли в город, потому что местные целители оказались бессильны. Из четвёртых – что пострадали как раз потусторонники, нарвавшиеся на плетельщика-выпускника…

То есть не именно они двое, конечно, а загадочные герои гуляющих по ГГОУ слухов – вляпавшиеся в неприятности студенты. В этом потоке фантазии истина захлебнулась и сгинула, что Антона совсем не расстроило. Лишнего внимания не хотелось, и его вполне устраивала роль одного из трёх десятков возможных участников событий, а не единственного установленного.

Олег, который странностей во вчерашнем поведении однокурсника не запомнил – к этому моменту он был уже без сознания, – проникся к нему искренним уважением. А ещё проявил благоразумие и болтать лишний раз не стал.

Ещё сильнее запутать жаждущих деталей сплетников сумели полицейские, которые благоразумно взялись допрашивать всех сплошняком. Из преподавателей, правда, ограничились Дряниным и Медведковым. Антон, грешным делом, подумал, что у последнего получится как-то замять ситуацию, но стены университета полицейские покинули вместе с изрядно присмиревшими нарушителями, видимо наконец осознавшими, что шутка у них вышла не смешной.

Со всеми этими допросами учебный день прошёл кое-как, отчего преподаватели ворчали и ругались, но ничего поделать не могли. А студентам только в радость – вместо сорванной пары можно не спеша пообедать и обсудить первое за учебный год приключение.

И переодеться можно, если умудрился обляпаться, уронив на колено кусок курицы. Что самое обидное, совершенно случайно. Стыд и позор.

В общежитии было людно, но довольно тихо и немного сонно. Где-то тренькала гитара, в коридоре о чём-то спорили, в общей гостиной затеяли настольную игру. Кто-то не пошёл на пару, у кого-то окно в расписании, при этом нет особых поводов ни для веселья, ни для паники, потому что только начало учебного года – обычная жизнь.

С идущим навстречу, в сторону выхода, преподавателем Антон поздоровался машинально, и только через несколько шагов осознал странность этой встречи. Что бы делать преподу во время пары в студенческом общежитии? А на него ещё и внимания особенного не обращали!

Не то чтобы это само по себе было важно, но… Кое-кто из студентов пропал непосредственно из общежития, не сам же он это сделал! И среди поставленных ему задач был поиск ответа на вопрос, как подобное могло получиться.

Прикидывая, к кому бы осторожно обратиться за разъяснениями так, чтобы не вызвать подозрений, Нащокин обнаружил в комнате одного из старших соседей и посчитал, что это судьба, и она ему благоволит.

– Слушай, Дим, а что у нас по этажу преподы шастают? Да ещё из потустов? – спросил он у студента, который валялся на кровати с книгой явно развлекательного содержания – судя по тому, как он ухмылялся и порой подхихикивал.

– А? – очнулся тот и с трудом оторвал взгляд от текста. – Чего? Какие преподы?

– Из потустов вроде. Не помню, как зовут. В очках, с бородкой такой. – Антон жестом показал, какой именно. Имя он прекрасно помнил, но откуда бы знать подобное первокурснику?

– А-а, это Стоцкий, – небрежно отмахнулся Дмитрий. – Он постоянно какие-то совместные межфакультетские проекты тянет со старшими курсами, сейчас вот с нашими что-то мутят.

– Да ладно! Потуст⁈

– Этот один из самых нормальных с факультета, – заверил сосед. – Вменяемый. Он смежные предметы некоторые читает, нормальный мужик, не вредный.

– И часто преподы тут шастают? – спросил Антон подозрительно, сменив испорченные штаны.

– Думаешь заняться чем-то запрещённым? – рассмеялся Дмитрий.

– Пока нет, – улыбнулся Нащокин. – Но мало ли!

– Бывает…

Сосед принялся делиться воспоминаниями, а Антон, который поначалу жалел, что не может начать записывать, это было бы слишком странно, вскоре с тоской подумал, что вычислить кого-то по этому признаку будет сложно. Слишком многие потенциальные подозреваемые, вплоть до декана потусторонников, порой заходили в общежитие и никого тут не удивляли своими визитами. Но несколько фамилий тех, кто считал ниже своего достоинства тереться среди студентов в свободное от занятий время, запомнил: на них бы точно обратили внимание. Так что если не поймать виновного, то слегка проредить список подозреваемых всё же получилось.

Разговор затянулся, и для исполнения следующего пункта плана стоило поспешить, чтобы успеть до следующей пары зайти в бухгалтерию с заявлением на материальную помощь, пока их ещё принимали. Он точно знал, что самое позднее через пару дней проверка заподозрит нецелевое расходование средств и временно прикроет лавочку: чем меньше потенциальных жертв, тем проще за ними приглядывать.

Другой кандидат в получатели поддержки от университета и заодно будущие жертвы маньяка как раз в этот момент стучался в двери святая святых – бухгалтерии.

Алишер всю дорогу старательно подбирал слова. Это он с симпатичными девушками быстро находил общий язык. Например, с хорошенькой Светой с прикладного, несмотря на угрозы от потусторонника на платформе, уже успел пару раз якобы случайно пересечься и поболтать: очень ему понравилась эта милая девушка, да и она явно была не против.

А вот найти подход к хмурым тётушкам – отдельное дело. Не флиртовать же с ними! Вдруг не оценят? А вдруг оценят!

Так и не сумев ничего придумать, Алишер решил импровизировать и, постучавшись, как нормальный робеющий студент, неуверенно заглянул в святая святых.

– Здравствуйте, достопочтенная ханум! – обратился он, обшарив взглядом пустой кабинет, к единственной присутствующей работнице бухгалтерии – старухе, самой сварливой из всех, что за невезение! – Здравствуйте, – кивнул сидящему через стол от неё с чашкой чая пожилому импозантному мужчине. – Тут, говорят, можно заявление написать на материальную помощь от университета…

– Кто это тебе говорит? – недовольно огрызнулась женщина. – Ходят тут… Проваливай, нет никакой помощи!

– Ираида Александровна, не будьте строги к юноше, – снисходительно улыбнулся её сотрапезник. – Видимо, ему действительно нужна помощь. Проходите, сударь, скажите, в чём ваша проблема?

Поглядывая то на женщину, то на декана потусторонников, которого, конечно, знал в лицо, Алишер принялся вдохновенно рассказывать о собственном бедственном положении. Сирота, родом из глухого села, из родни последним оставался дед, но и тот умер восемь лет назад. Вырос в детском доме в небольшом городе, повезло поступить на оборотный факультет. Хотел и готов был подрабатывать, но пока ничего не нашёл, в город-то не пускают! В следующем семестре обязательно станет получать стипендию, а сейчас…

Старуха оказалась не такой уж вредной и историей прониклась. Не до такой степени, чтобы пустить слезу, но видно было, что она смягчилась, а потом и вовсе махнула рукой.

– Садись, пиши, что с тобой делать. На лист, на образец… Пиши, обормотник. Да смотри честно пиши, всё проверяется!

Глава шестая. Браслет и первая помощь

Первая учебная неделя прошла, не считая происшествия на посвящении, спокойно и буднично. Студенты учились и бездельничали, преподаватели – преподавали, занимались научной работой и тоже иногда бездельничали. Первый выход в город в выходные дни тоже обошёлся без неприятностей, даже несмотря на то, что толпа студентов вырвалась на свободу. Сказывалось, что учёба началась только что и ещё не успела никого утомить. Главной, но зато сразу – серьёзной темой для разговоров всего ГГОУ оказалась история с неудачным посвящением, в результате которой отчислили пару потусторонников, которых увела полиция. Подробности удалось сберечь от огласки, что лишь подстегнуло волну слухов, и на этом фоне мелкая новость о романе пары преподавателей-потусторонников мало кого заинтересовала, включая их собственных коллег.

Всё это Калинину полностью устраивало: и то, что дело не замяли, и то, что она сама избежала разговора с полицией, и то, что никто не лез в душу. Только Ольга Томилина насмешничала над Евой, которая поначалу всячески отрицала свой интерес к адмиралу, а потом быстро смирилась и созналась, что – да, у них «что-то есть».

Что – Ева и сама толком не понимала. Серафим за ней явно ухаживал, потому что ничем иным не мог быть подаренный в субботу букет изумительных малиновых пионов, и где только достал в сентябре! На откровенный вопрос Дрянин с присущей ему убийственной прямолинейностью честно ответил, что ему так гораздо спокойнее, наличие постоянной женщины избавляет от излишнего внимания. И это была хорошая версия, которая устраивала обоих, потому что Еве тоже было спокойнее. Если бы не одно «но»: слишком серьёзно всё это развивалось для романа-прикрытия.

Серафим снял с Калининой подозрения, экстремальные допросы остались в прошлом, и, хотя белым и пушистым он не стал, по-прежнему оставался тем же резким и нелюдимым типом, Ева чем дальше, тем с большим удовольствием проводила с ним время. Не только в постели.

А ещё она неожиданно для себя увлеклась расследованием и втянулась в него, и хотя во все детали её по-прежнему не посвящали – например, она понятия не имела, кто ещё на территории ГГОУ помогал Дрянину, – но о ходе расследования знала. И по мере сил помогала, с удовольствием и даже азартом.

Количество подозреваемых, отчасти и с её помощью, сократилось до восьми человек. Немало, но и не весь университет. Кто-то отсутствовал в ГГОУ во время одного из исчезновений, кто-то – во время другого, у третьего нашлось достаточно обстоятельное алиби на весь день очередного эпизода, четвёртый совершенно искренне не понимал ничего в начерталке и ритуалах. Последних вычисляла именно Ева, которая гораздо легче находила общий язык с коллегами.

Оставшиеся подозреваемые были примерно равнозначны: все хорошо разбирались в предмете, имели личные контакты с работниками бухгалтерии, интересовались подземельями крепости, были достаточно опытными и разносторонними, чтобы вызнать всё нужное о Смотрителе и найти способ обходить его таланты. Кроме того, их появление в любом месте, включая студенческое общежитие, не вызывало вопросов, да и со студентами других специальностей они так или иначе взаимодействовали, и подобные контакты никого не удивили бы.

У каждого из них легко находилась цель, ради которой они могли пойти на такое, явная и весомая. Так, Томилина уставала от постоянных голосов с Той Стороны, у читающего начертательное чародейство Петракова всё это время потихоньку выздоравливала тяжело больная дочь, а влюблённый Стоцкий мог решиться на отчаянные меры ради женщины, не зря же он переменился так сильно именно в последние годы. Остальные, включая декана, вполне могли бы отважиться на преступление ради великого открытия – Калинина отлично знала эту породу.

Ева понятия не имела, как Серафим планировал сортировать их дальше и выбирать среди этих восьми наиболее подозреваемых и собирается ли вообще или предпочтёт ловить на живца. Новостями он делился, а вот планы обсуждать не любил, причём это явно была черта характера, а не последствия недоверия к ней лично.

Найденные в библиотеке записи Ева хотела показать ему, но не выпадало случая, а причины для спешки она не видела. Им явно уже много лет, вряд ли удастся установить, кто это писал и откуда брал информацию. А кроме того, её захватила мысль, что природа Дрянина может оказаться ключом к обрыву той связи, которая отравляла ей жизнь, и понимание, что речь шла не о жертве, а только об использовании его в качестве проводника силы, не позволяло выкинуть идею из головы.

Прекрасно понимая, что ни на какие эксперименты Серафим не согласится, она пользовалась доступом «к телу» для некоторых предварительных измерений, незаметных для объекта, благо, погружённый в работу, он мог не обратить внимания и на более значительные манипуляции.

И чем дольше Ева наблюдала, тем отчётливей выстраивался рисунок будущего ритуала. По всему выходило, что именно Сеф – недостающее звено, которое могло помочь. Да, покойный муж наверняка подразумевал совсем другую схему, он вряд ли мог рассчитывать на появление столь необычного переродца, но не существует такой задачи, у которой было бы единственное решение. Неоптимальное, так ей ведь и не красота важна, лишь бы сработало. Так что, оставив в покое Котёл, Ева сосредоточилась на столь своеобразно подкинутом судьбой решении.

Да и в остальное время начертательное чародейство начало играть в жизни куда большую роль, чем во время службы в патруле, и впору было поблагодарить своё вынужденное увлечение: если бы не оно, подготовка к занятиям требовала бы куда больше сил и времени, а Ева и так здорово уставала от непривычной нагрузки. Всё же работа в патруле, при всей её ненормированности, утомляла совсем иначе. Хорошо ещё проклятие не давало о себе знать: то ли артефакт помогал, то ли Дрянин в тот раз насытил её впрок.

При мысли о мужчине уже привычно сладко ёкнуло внизу живота и по-новому – шевельнулась в груди тревога. Но Ева постаралась отогнать оба неуместных ощущения и сумела удержаться от взгляда в его сторону, а Дрянин с группой первокурсников уже почти привычно расположился за ограждением полигона и что-то объяснял студентам. И Калининой тоже стоило сосредоточиться на работе.

Сейчас предстояло ответственное дело: первый практический призыв у второго курса. Разбитые на три группы студенты сосредоточенно чертили на земле простые схемы. На взгляд специалиста, простые: всего два контура да минимальные три узла привязки силы. Для острого полосатика – вполне достаточно.

Ева предпочла бы, наверное, выбрать другого выходца с Той Стороны, но прикладной кафедре требовались на опыты именно эти существа, которые относились, как и положено, к первому, самому низкому классу опасности, так что формально их призыв подходил в качестве темы для занятия. С физическим телом, которое можно уничтожить не только чародейской силой, но, как любое животное, чем-нибудь тяжёлым и острым, не слишком быстрый, без внутренних чар, с парализующим, но не смертельным ядом… Далеко не худший вариант.

Безвредных и безопасных потусторонних тварей не существовало. Да, некоторые из них не отличались агрессивностью, никогда не нападали первыми и предпочитали прятаться, но это относилось к общему случаю спонтанного проникновения через границу. А призыв всегда действовал возбуждающе. То ли они пугались, то ли получали заряд непривычной силы, а то ли – её удар, но призванное существо всегда нападало. Либо на того, кто первым попался на глаза, либо на того, кого указал призывающий, если он озаботился поводком, но это уже уровень опытного чародея, а не студентов.

Спокойный полосатик выглядел мило. С длинным телом, покрытым фиолетовой шерстью с узкими серебристыми полосами, кисточкой на кончике хвоста, умильной мордочкой, парой мягких кошачьих лап и ушами-локаторами – на вид нежное и безобидное создание. Только спокойным он бывал очень редко, а в моменты агрессии тварь выпускала длинные ядовитые шипы, растущие вдоль серебристых полосок, и огромные острые когти, широкая пасть же вполне могла отхватить человеку руку.

Совсем не то, с чем стоит знакомить студентов в первую очередь и что стоит убивать у них на глазах. Ева прекрасно помнила, как сама когда-то мечтала приручить такую вот «прелесть», а потому сейчас готовилась к неприятностям. С другой стороны, может, именно на это расчёт? Продемонстрировать, насколько опасно судить по внешности и доверять пришельцам с Той Стороны, позволив в худшем случае покалечиться, но – не убиться.

Ева осмотрела готовые контуры, под её контролем студенты поправили замеченные ошибки. Сама, не доверяя ученикам, проверила ловчие петли, поставленные для быстрого умерщвления призванной твари.

Получив одобрение, студенты по очереди начали наполнять контур силой, пока этот первый шаг не стал достаточно уверенно получаться у всех. Призвать по твари на каждого не стоило и пытаться: для этого требовалось нарисовать для каждого по узору, ещё и разнести их в пространстве. Мало того, что сил на призыв уходило изрядно, и их требовалось откуда-то вытянуть, а плотности разлитой в воздухе энергии на такое количество узоров разом не хватило бы, так ещё протаскивать существ через грань подряд в одном и том же месте очень сложно, граница миров сопротивлялась. Для этого требовался не лёгкий двухконтурный рисунок, а очень сложная система, жертвенные вливания и создание разрыва, штуки очень опасной и непредсказуемой.

Можно было, конечно, вливать собственные силы, но обращение к Той Стороне сжирало неоправданно много ресурсов, поэтому давно уже сложился основной принцип: внутренний запас – на быстрые защитные и атакующие заклинания, свободная сила – на ритуалы. Уже век назад установили, что чародейская сила разливалась в атмосфере почти на всю её толщину, и начертанный рисунок тянул её из всего этого столба. Хотя в чародее плотность силы куда выше, чем вокруг, но итоговый перевес всё равно был не на его стороне.

В патруле Еве регулярно доводилось устранять разрывы, возникавшие в результате незаконных экспериментов, и удовольствие было сомнительным. Разрыв мог исторгать из себя тварей, причём совсем не тех, на которых рассчитывал призыватель, мог, наоборот, затягивать случайно оказавшихся рядом живых существ, а мог произвольным образом менять мир вокруг. Разогревать и замораживать, отравлять, заливать водой или едкой слизью. Теоретики полагали, всё зависело от места, куда этот разрыв вёл, но отследить закономерности пока не получалось.

Всё это Ева объясняла студентам, отвечая на вопрос, почему они так экономят, не забывая внимательно следить, кто и что делает.

– То есть получается, что мы таскаем из каких-то других миров местных животных? – хмуро спросил один из парней, Маликов Егор. – Но это браконьерство! А вдруг они вымрут из-за нас?

– У вас есть прекрасная возможность посвятить себя этому вопросу после окончания университета, – не стала ругаться и спорить с ним Ева.

– Добиться запрета призывать и убивать существ с Той Стороны?

– Внедрить подход рационального природопользования.

– Вы издеваетесь! – недовольно насупился студент.

– Отнюдь. Полный запрет не приведёт ни к чему хорошему, а для контроля нужно как-то посчитать численность и скорость воспроизводства тех или иных существ, изучить их родной мир…. А перед этим вообще доказать его существование.

– То есть?

– Вы чем вообще на потусторонней теории занимались? – Она окинула студента насмешливым взглядом.

– Егор спал, – хохотнул кто-то, а защитник потусторонней живности смутился.

– Кто объяснит товарищу вкратце?

– Да неизвестно пока, что там, на Той Стороне, – с укором проговорила Анна, одна из самых старательных студентов курса. – Совершенно не обязательно это калейдоскоп миров, чем-то похожих на наш. Может, это поток энергии или информации, а плоть и свой облик визитёры получают, только проходя через грань.

– А почему они одинаковые тогда? – возмутился Егор.

– Нам объясняли, это как с тестом. Оно бесформенное, но если его раскатать и штамповать одной формочкой, печенья получаются одинаковые. Получилась вот такая устойчивая матрица – начали через эту «формочку» лезть полосатики или кто угодно ещё.

– Да, и, говорят, Волна как раз эту теорию подтверждает, – поддержал ещё один отличник. – Что сначала в мир хлынула вот эта сырая потусторонняя сила, потом у мира сработал защитный механизм, появился барьер, и через него порой просачивается только то, что может в нашем мире существовать. Поэтому ограниченно и число видов переродцев, и специализаций чародеев.

– Замечательно, – подытожила разговор Ева. – А теперь давайте вернёмся к делу.

По устоявшейся схеме подгруппы формировались единожды на весь курс, и внутри каждой из них к призыву допускались студенты по очереди, так что каждый несколько раз за полугодие получал возможность продемонстрировать умения. Сегодня во всех группах добровольцы нашлись самостоятельно, без конфликта между энтузиастами и без попыток коллективно вытолкать вперёд несчастную жертву. Это показалось хорошим знаком.

Первая подгруппа справилась на отлично. Умница Анна сделала всё очень аккуратно, от волнения в одном месте сбилась, но тут удачно среагировал страховавший её напарник, и ответственный за петлю парень сработал быстро, и вскоре в центре круга лежала дохлая тушка полосатика, не успевшего даже толком осмотреться.

Следующая команда выступила менее слаженно, призванное существо успело несколько раз броситься на незримый барьер ловушки, который от этого ощутимо прогнулся, и держать его пришлось уже вдвоём, да и петля активировалась не с первого раза.

Прекрасно понимая, что ребята первый раз делают что-то подобное, Ева, конечно, не стала их отчитывать. Похвалила, как и первопроходцев, указала ошибки и проблемы – кто перепутал направление потоков, а кто влил слишком много силы, – но заверила, что для первого раза это хороший результат, и дело в волнении, и ни в чём другом.

А вот третья подгруппа…

Калинина изначально ждала проблем от этого защитника природы, Егора, поэтому наблюдала за ним особенно внимательно. Но всё равно уследить одной за всеми невозможно, а аспиранта завкаф так и не прислал. Преподавательница отвлеклась на парня, который проводил призыв: он дёрнулся от истошного, режущего уши визга полосатика и едва не порвал узор. И тогда чары сорвались уже у Егора, сорвались совсем, и всплеском силы разбило внешний контур круга.

– В сторону! – заорала Ева, метнулась к твари, на ходу бросая простой «молоток» – отличные чары против таких существ.