Текст книги "Дрянь с историей (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Привет! Не возражаешь?
– Добрый вечер! Садись, конечно, рад твоей компании, – улыбнулся он. – Как студенты?
– Хорошие студенты, – улыбнулась Ева в ответ.
Некоторое время они разбавляли ужин неторопливым разговором о группах и кураторстве, работе в ГГОУ и условиях проживания – обычная болтовня. Яков закончил раньше, но уходить не спешил, а Ева как раз добралась до десерта, когда собеседник вдруг запнулся на полуслове и зашарил по карманам.
– Что случилось?
– А? Нет, ничего такого. Витамины пью, совсем из головы вылетело! А у меня уже и чай кончился… – он наконец достал небольшой стеклянный пузырёк с коричневыми капсулами внутри.
– Могу поделиться. – Ева кивнула на свой стакан.
– Спасибо, но я не ем цитрусы, – пояснил он и привычным жестом смущённо потёр пальцем скулу.
– Аллергия?
– Что-то вроде, у меня от них ужасно опухают пальцы. Пойду попрошу стакан воды, – он быстро переставил на свой поднос пустые тарелки собеседницы и отправился к стойке раздачи.
А Ева проводила его растерянным взглядом, не веря самой себе.
Она наконец поняла, почему его любимый жест каждый раз так цеплял внимание. Теперь ей было с чем идти к Дрянину. Осталось только дотерпеть до конца ужина и ничем не выдать волнения, но в этом у неё имелся немалый опыт.
* * *
К большой удаче Серафима, хозяйственная часть университета содержалась в образцовом порядке. Видимо, она компенсировала собой все вопросы к части воспитательной и некоторым другим. Почти все документы за нужный период оказались скопированы в вычку и тщательно систематизированы, поэтому вся бумажная работа, на которую Дрянин щедро отпустил себе вечер и пару следующих дней, заняла от силы час. И хотя жизнь это облегчило, но незначительно: за искомый период в ведомостях прошло полсотни машинок, многие из которых меняли хозяев, другие – не имели хозяев вовсе и просто висели на балансе университета. А главное, почти все они были уже списаны и заменены новыми технологиями.
«Живых» машинок осталось пять, причём три из них – в бухгалтерии. Стоило бы связаться с Ланге и затребовать экспертизу шрифта со списком возможных «подозреваемых» с точностью до модели (вряд ли такую задачу ставили перед специалистами), дождаться её результатов и сильно сократить перечень. Но для этого требовалось выйти за территорию и подождать до завтра, что Дрянин непременно сделает позже, а бухгалтерия – по дороге, совсем рядом, в этом же коридоре.
Так что первым делом Сеф завернул в царство цифр, где в итоге махом вычеркнул не три, а полтора десятка с учётом родственных моделей. Не сразу, конечно, пришлось повозиться. Единственная рабочая и используемая машинка нашлась у Ираиды Александровны, и она даже нехотя отдала набранный на ней черновик. Тут не требовалось обладать памятью Ивашова и подключать лабораторию: невооружённым глазом было видно, что шрифт разительно отличался. И начертание букв, и разрежение, и шаг между строчками. При этом модель оказалась достаточно популярна и помогла отсеять солидную часть списка.
Ещё один аппарат стоял в чехле на полке и за давностью лет пересох, так что клавишами клацал бойко, но пример строчки получить не удалось. Осмотрев машинку, Сеф склонился к тому, что она тоже не похожа на нужную, но на глаз, по профилю литер, утверждать это с уверенностью было трудно, поэтому образец оказался под знаком вопроса.
А вот третью пришлось поискать, и тут вскоре с азартом подключилась вся бухгалтерия, изначально ворчавшая на пришельца за его явление под конец рабочего дня с глупыми вопросами. Они это восприняли как личный вызов их организованности: как же так, по документам есть, а физически – отсутствует?
Нашли нескоро и в неожиданном месте: на красивом деревянном кофре стоял один из раскидистых комнатных цветов. Смущённая кикимора убрала питомца, позволив Дрянину вытащить аппарат, но по совести – именно там ему и было самое место. Машинка оказалась очень древней и совершенно развалившейся, некоторые клавиши потерялись, а рычажки лежали россыпью. Сеф взял несколько, а бухгалтеры хоть и удивились, но возражать не стали. Когда он уходил, коллектив активно обсуждал вопрос «зачем нам этот хлам» и прикидывал, как бы его списать, чтобы быстро и с выгодой для отдела.
Пучок литер к рукописи тоже не подошёл, совсем другой шрифт, и старушку Дрянин вычеркнул из списка вместе с несколькими товарками той же модели.
Он прогулялся к целителям, где познакомился с четвёртой машинкой, а пятую даже искать не стал – они с четвёртой были близнецами. Потом всё же вышел на мост и набрал Ланге, и на этом полезная деятельность на сегодня оказалась закончена. В списке оставался ещё десяток аппаратов, числившихся за их факультетом. Все списанные, почти все – одной модели, так что сильно сузить круг поисков это не могло, но… хоть что-то. Дальше надо будет копаться в архивах и искать образцы, чтобы идентифицировать аппарат уже индивидуально, по личным дефектам, и расспрашивать старожилов, но всё это – точно не сегодня.
Он в своей комнате успел снять рубашку, галстук и взяться за артефакт личины, когда в дверь постучали. Кто пришёл – он почуял сразу и испытал соблазн сделать вид, что его нет дома: на разговоры и встречу настроения не было. Только-только сумел хоть немного отвлечься – и нате…
Но всё равно открыл.
– Что тебе надо? – невежливо встретил он на пороге Еву и едва сдержался от раздражённой гримасы.
– Я по делу. Честно. Можно войду? – напряжённо проговорила Калинина.
Серафим мгновение поколебался, но отступил в сторону, молча пропуская гостью внутрь.
– По какому делу? – спросил, вежливо кивнув на стул у стола. Сам опустился на край постели, стараясь сохранить дистанцию: слишком сильно вскипало всё внутри от её присутствия, и не хотелось даже разбираться, какие именно это были эмоции. Так что держаться подальше и сохранять равнодушное спокойствие – оптимальный вариант.
– Я почти уверена, что убийца – Стоцкий. Так, нет, подожди, я не с того начала, – встряхнулась она и принялась рассказывать более обстоятельно.
Она вспомнила Якова, он бывал в их доме. Личным учеником отца не считался, но иногда приезжал – то ли посоветоваться, то ли что-то ещё, Ева при их разговорах не присутствовала. Он не принимал непосредственного участия ни в каких экспериментах, иначе она бы запомнила его гораздо лучше и описала следователю, а так – к профессору постоянно кто-то заходил. Бывшие студенты, коллеги, знакомые, чародеи других специальностей – у него был широкий круг интересов. Градин полагал, что самые большие перспективы лежат в области смешения разных даров, именно этим вопросом он занимался изначально, до того как тронулся умом на попытках достать человека с Той Стороны, и даже после этого не забросил.
Ева, конечно, не узнала Стоцкого. Отец почему-то называл его Сержем, и это не позволило опознать по имени: Яков – не настолько распространённое, чтобы его забыть. Да она и не вспомнила бы ни за что, он действительно радикально изменился с тех пор, если бы не приметный жест и вот эта нелюбовь к цитрусам. Профессор часто звал своих гостей за стол, Ева любила эти посиделки, охотно помогала и готовила что-то вкусненькое. Отказ гостя от её любимого фирменного пирога показался почти оскорбительным, и смущённому гостю пришлось объясняться.
Но самое главное, Стоцкий был у отца буквально за пару дней до ареста. Опять же, не он один, людей приходило много, но…
– Имеешь в виду, он мог взять какие-то разработки? И попытаться довести до конца?
– Да. Я тогда не видела, как он уходил, поэтому не могу поручиться, что не взял бумаги. А во время следствия таких случайных знакомых особо не трогали, среди них был весь цвет науки, поэтому сосредоточились на тех, кто принимал участие в доказанных преступлениях.
– При этом он один из главных подозреваемых, – подытожил Сеф. – Имел возможность, знания, свой в университете. Студенты доверяют, он один из самых любимых преподавателей на кафедре, причём к нему неплохо относятся и на других факультетах… И теперь есть чем его прижать. Хорошо.
Он поднялся, и Ева сразу вскочила со стула.
– Я пойду с тобой, – решительно заявила она и поспешила пояснить в ответ на выразительный взгляд: – Я мало изменилась за последние годы, если не считать цвета волос, так что он меня точно узнал. И если я приду с тобой, это будет служить дополнительным аргументом. А ещё он потусторонник, и я лучше могу предсказать, что он способен выкинуть.
Она прекрасно понимала, что эти причины весьма шатки и сомнительны, и, если Серафим начнёт возражать, оспорить их окажется нетрудно. Не говоря о том, что он мог отказаться без объяснения причин.
– Пойдём, – неожиданно согласился Сеф, и Ева едва сдержала вздох облегчения.
План работал. Пусть нехотя, но Дрянин разговаривал с ней, не гнал, не ругался. А там, может, представится случай окончательно всё исправить.
Глава восьмая. Убийца и последствия ритуалов
Брать Стоцкого решили неожиданно, сразу и в городе. Сегодня в столовой он обмолвился, что планировал вечером прогулку в компании своей возлюбленной: посещение концерта, ресторан – в общем, классический романтический вечер. К тому же в городе у Серафима имелось куда больше возможностей и местная полиция, которая тоже обязана была оказывать содействие.
Правда, подумав, прибегать к её помощи Дрянин не стал: не мог до конца доверять. Патрульные тут в большинстве своём выпускники ГГОУ, вполне могли сглупить и выдать любимому учителю интерес приезжего. А полиция… Чёрт знает, можно на них рассчитывать или нет! Тем более он надеялся справиться собственными силами: на его стороне внезапность и опыт, а Стоцкий – скорее учёный, чем боец. В конце концов, пистолетную пулю никакие чары не остановят, а оружием Серафим владел отлично и не стеснялся пускать в ход.
Были ещё, конечно, люди Ланге, на всякий случай приехавшие в Орлицын и ожидающие команды, но нынешний повод Сеф не посчитал достаточным, чтобы поднимать их и переходить к активной фазе. Однако по дороге всё равно отзвонился Максу и кратко объяснил, что делает и что планирует, и тот не стал настаивать на дополнительной поддержке.
Ева всю дорогу шла рядом, тревожно косясь, но, к счастью, не решаясь заговорить. А сам Дрянин гадал, зачем всё-таки потащил её с собой, но сейчас предпочитал об этом не задумываться. Взял и взял, главное, не мешает. Даже после случившегося в старой церкви не получалось считать её причастной к происходящему в университете.
После случившегося особенно: да, она лицемерная дрянь, но убить не попыталась, даже имея такую возможность и понимая последствия излишнего гуманизма.
В концертном зале всё прошло просто и буднично. Мероприятие ещё не началось, и Дрянину оказалось достаточно подойти к первому попавшемуся из местных сотрудников, показать удостоверение и сказать несколько слов. Уже через пять минут, ещё до второго звонка, ему выделили небольшой кабинет, кажется принадлежавший бухгалтеру, и ещё через пять – привели туда Стоцкого, бесхитростно попросив его обратиться к администрации.
Как раз хватило времени подвинуть стулья и подготовиться. Самому сесть за стол, Еву приткнуть сбоку: не рядом с подозреваемым на случай, если тот начнёт глупить, и слева от себя, в поле зрения, чтобы не смогла быстро дотянуться до оружия – если она решит вмешаться.
– Серафим? – изумился Яков, зайдя в кабинет. – Ева, и ты?.. Что-то случилось в университете?
– Сидеть! И без резких движений, – спокойно велел Дрянин, двинув дулом пистолета.
– Я не понимаю… – растерянно пробормотал Стоцкий, подняв руки и испуганно уставившись на оружие. – Что это всё значит⁈ Я полицию…
– Сидеть. Я сам справляюсь, обойдусь без полицейской поддержки.
Не сводя глаз с дула, Яков дрожащей рукой нашарил спинку стула, сел.
Или он отлично играл, или не чувствовал за собой вины, или и правда не совершил ничего противозаконного.
– Ты нашёл этот ритуал в лабораторных дневниках или сам придумал? – после короткой паузы, дав «объекту» как следует промариноваться и занервничать, ровно спросил Сеф.
– К-какой ритуал? В каких дневниках⁈ – изумился тот.
Но взгляд на мгновение непроизвольно метнулся к Еве.
– Дневниках профессора Градина, которые взял у него незадолго до ареста, – уверенно пояснил Серафим. – Решил продолжить эксперименты любимого учителя, так? Спрятать несколько жертв среди других пропавших без вести студентов – хорошая идея. Могли и не заметить.
– Послушайте! – взвился Стоцкий. – Какие жертвы⁈ Какие ритуалы⁈ Я теоретик! Да, я обсчитываю разные ритуалы, но это исключительно научный интерес! Всегда был! Я никогда ни в чём таком не участвовал!
– И почему я должен верить?
– У нас презумпция невиновности! Почему я должен оправдываться⁈
– Потому что я могу прострелить тебе руку. Или ногу. Или голову, – тем же ровным тоном продолжил Серафим, выразительно поигрывая пистолетом. – У меня есть на это полномочия.
Стоцкий явно отчаянно боялся, особенно – оружия в руках Дрянина, и глупо было этим не воспользоваться и не нажать сильнее. А в искренности угроз подозреваемый не усомнился ни на мгновение: явно вспомнил прошлые слова про государственную тайну, да и само появление странного адмирала в ГГОУ.
– Но я никого не убивал! Послушайте… Да, некоторые записи профессора остались у меня, я готов их передать, но я клянусь, что никогда не связывался с человеческими жертвами!
Он продолжал оправдываться, призывал Еву в свидетели, а Серафим молча исподлобья наблюдал и… верил. Озвучивать этот вывод, конечно, не спешил, продолжая давить, но чем дальше, тем более сомнительной выглядела виновность этого человека.
Чтобы хладнокровно убить кого-то в ритуальном круге, нужна твёрдость и решимость. Такая была у Евы, потому Серафиму так сложно было поверить в её непричастность к делам отца и проблемам здесь, а вот в Стоцком её не ощущалось. Слишком правдоподобно он паниковал и трясся.
С другой стороны, хватило же Якову силы воли сбросить вес и привести себя в приличный вид, а это тоже очень непросто! И не стоило списывать со счетов пусть небольшой, но шанс, что он просто талантливо играет.
– Вы можете, наконец, объяснить, какие убийства? Какие ритуалы? В чём именно меня обвиняют⁈
– Последней из жертв была Елена Галкина, первый курс оборотного факультета, на весеннее равноденствие. Которая якобы пропала в городе или по дороге домой, но не покидала ГГОУ. Была убита во время ритуала в подземельях. Это восьмая жертва, о которой известно.
– Восьмая⁈ – охнул он. – Но… Я не представляю, как я могу доказать собственную непричастность! Я никого не убивал. Да и ритуалы на равноденствие… – он неопределённо поморщился.
– Что с ними не так? – Серафим бросил вопросительный взгляд на благоразумно притихшую на своём месте Еву.
– Последние исследования говорят, что положение звёзд, луны, солнца и прочее в том же духе не влияет на ритуалы и только усложняет конструкцию, – коротко пояснила Ева. – Но это пока теория, признанная лишь частью научного сообщества.
– Потому что научное сообщество – ретрограды! – высказался Стоцкий, нервно поправил очки и потёр скулу. – Мои расчёты убедительно свидетельствуют, что… – проговорил он, но под тяжёлым взглядом Серафима запнулся и смешался, сдёрнул очки и принялся торопливо их протирать, опустив взгляд.
– Ретрограды, значит, – задумчиво протянул Серафим и через мгновение достал из кармана пиджака сложенную пополам стопку листов, собранных скрепкой. – Об этом что-нибудь знаешь?
Яков надел обратно многострадальные очки. Сунул в карман платок, не попал, уронил его, ещё больше смутился, со второго раза поднял и всё-таки затолкал, куда собирался. Потом неуверенно протянул руку, поднял со стола листы, развернул… и его брови изумлённо выгнулись.
– Откуда у вас это? И зачем?
– Ответь на вопрос.
– Да, конечно! Это моя студенческая работа, черновик. Я потом заметил фундаментальную ошибку и не стал заканчивать, оказалось… Погодите, но какое отношение это имеет к убийствам⁈ Это простая студенческая статья, я выполнял её на третьем курсе, там не то что жертв никаких нет, она даже не по начерталке, а…
– Меня интересует машинка, на которой это было набрано.
– Зачем? – окончательно опешил Яков, но тут же опомнился, вновь зацепившись взглядом за пистолет, и, не дожидаясь повторного вопроса, поспешил ответить: – Конечно помню. Нам отдал её Медведков, а Васютин научился лихо печатать, так что он нам всем помогал переводить черновики в приличный вид, за деньги или по бартеру…
– Медведков?
– Да, он тогда как раз стал деканом факультета, ему поставили одну из первых в университете вычек… Боже, но при чём тут его машинка⁈ Машинкой там кого-то убили, что ли?..
Серафим, конечно, не ответил.
Декан факультета был номером вторым в списке подозреваемых. И что уж там, он был неприятен лично Серафиму, в отличие от Стоцкого, казавшегося неплохим человеком, поэтому видеть на скамье подсудимых Сеф бы предпочёл именно Медведкова. Но личные предпочтения ничего не решают, особенно когда нет улик, кроме весьма сомнительного дневника лабораторных исследований, который в отсутствие трупа легко можно назвать художественным вымыслом.
И всё же набранный раньше на той же машинке, принадлежавшей декану, текст, составленный не Стоцким, подкреплял подозрения.
– Как часто Медведков спускается в катакомбы?
– Понятия не имею! – искренне отозвался Яков, явно потерявший нить разговора.
– А если подумать?
– Он хорошо их знает, – нахмурился тот. – Но неужели вы хотите сказать, что он может кого-то убить? Нет, это немыслимо! Сергей Никитич великий учёный, он очень многое сделал для становления нашей науки, он…
– Не может убить даже во имя науки? – Серафим слегка склонил голову к плечу. – Кого-то ненужного. Чужого. Не из числа элиты, не из потусторонников, а с других факультетов.
– Нет, этого не может быть! – не поверил Стоцкий. – Сергей Никитич, конечно, бывает резок в суждениях, но это же только слова!
– Либо ты, либо он. Остальные варианты отсеялись,– легко соврал Сеф. Ещё несколько человек в запасе имелись, но хотелось посмотреть на реакцию.
– Не может быть, это какая-то ошибка! – Яков затряс головой. – То есть он, конечно, много времени посвятил изучению подземелий, и, если кто-то там пропадает, в первую очередь за советом идут к нему, но он давно забросил эти исследования, годы сказываются. Он очень неплохо чувствует себя для своего возраста, да и как чародей удивительно силён, обычно с годами сила уходит, но… Нет, невозможно!
– Двадцать лет назад появился слух о чудовище в подвалах крепости, которое дышало зелёным пламенем. Ты что-то слышал об этом?
– Даже немного поучаствовал, – с лёгким смущением признался Стоцкий. – Мы тогда на спор спустились в катакомбы, но я… Признаться честно, я был весьма нерасторопен, да и не то чтобы решителен, поэтому не ушёл далеко от двери. А двое моих товарищей по несчастью прошли, они и видели. Правда, сами толком не поняли, что именно, мы потом решили – морок какой-то.
– Имена товарищей.
Одного Стоцкий вспомнил, а второго – так и не сумел, это был паренёк с первого курса, и они не общались. И как ни старался – вроде бы искренне – помочь, но рассказать о том случае больше ничего не сумел. Яков вообще, по собственному признанию, не любил и старался не вспоминать студенческие годы, тем более такой неприятный опыт. Судя по всему, в те годы ему доставалось от соучеников.
Чем не мотив – озлобился, решил отомстить… Пожалуй, только тем, что объект для мести уж больно неподходящий, куда лучше подошли бы потусторонники, похожие на прежних мучителей, а не сироты или другие молодые люди со сложной судьбой.
– А Медведков считает, что звёзды и прочая астрономия влияет на ритуалы? – Вновь резко сменил тему Серафим.
– Да, он преданный и ярый сторонник старой теории. Мы не раз спорили по этому поводу, но он любые доказательства считает недостаточными. Он вообще весьма упрям, переубедить почти невозможно – всегда был, а возраст дополнительно сказывается. Ладно теории! Но он не понимает, что сейчас, когда сформировались школы основных чародейских направлений, будущее за их смешением и взаимодействием! Я и с Градиным тогда сошёлся на интересе к этому вопросу, а Сергей Никитич, увы… – тут Стоцкий запнулся, опять снял очки и, чуть щурясь, посмотрел на Серафима. – Вы всё же полагаете, это он, да? Или я.
– Или так.
– Не знаю, убедит ли это, но… Моё знакомство с профессором Градиным свидетельствует в мою пользу. – Яков явно собрался и взял себя в руки, и Дрянин решил не возвращаться к прежней тактике. – Верьте или нет, а я не знал о его экспериментах, и для меня истинное положение вещей стало таким же шоком, как и для большей части научной общественности. Он был хорошим наставником и талантливым чародеем и очень умело скрывал всё прочее. Однако его вычислили и казнили. Я не настолько самонадеян, чтобы считать себя более хитрым или везучим, нежели Градин. Я бы из одной только осторожности не пошёл на подобное преступление!
– Звучит правдоподобно, – признал Серафим. – А Медведков не так осторожен?
– Я не знаю, что сказать, – вздохнул Яков, потёр скулу, развёл руками и вновь надел очки.
Такая реакция тоже была слишком хороша для игры обыкновенного преподавателя. Понимая за собой вину, он бы ухватился за возможность свалить всё на кого-то другого, тем более такого кандидата ему предложили на блюдечке, и это выглядело бы более чем естественно. Но он продолжал отрицать.
– К слову о Градине, он же тоже учился здесь. Они ладили?
– Точно уважали друг друга и считали специалистами в своей области. Встречались на конференциях, общались… Я не обращал внимания. Да и не слишком хорошо я разбираюсь в людях, чтобы видеть все эти мелкие сигналы, на основе которых проницательные дамы метко угадывают взаимоотношения разных персон, – неуверенно улыбнулся он.
– Они вели переписку?
– Наверное. – Стоцкий пожал плечами. – Было бы странно, если бы не вели, но не думаю, что они обсуждали нечто этакое. Впрочем… – он запнулся, нахмурился, опять потёр скулу и сцепил пальцы в замок. – Всё же вспоминается один странный эпизод после… Ну, после окончания всех тех событий и скандала, когда профессора казнили.
– Эпизод чего? – подбодрил Серафим.
– Сергей Никитич обычно достаточно сдержан в проявлении эмоций. Случается, повышает голос в пылу спора, всякое бывает, но таким, как тогда, я его прежде не видел. И меня это неприятно удивило.
– Поясни, – нахмурился Сеф.
– Он был в ярости. Кричал, что… В общем, его возмущение сводилось к тому, что никто не имел права посягать на такой великолепный ум и одного из лучших учёных современности, каким был Градин. Я не решился тогда напомнить, за какие преступления осудили профессора, и так и не собрался рассказать ему о той части исследований, которая волей случая оказалась у меня в руках. Боюсь, это теперь наталкивает на нехорошие мысли, да? И всё равно не могу поверить. Чтобы Медведков, опытный наставник…
– Который развёл у себя на вверенной территории грубую сегрегацию по признаку обладания определённым даром и готов был, в числе прочего, закрыть глаза на преступление своих студентов, направленное против обладателей другого дара, – напомнил Сеф. – На основании того, что никто не погиб.
– О чём вы? – удивился Стоцкий. – Когда он… Погодите, неужели речь о тех двух отчисленных студентах? До меня дошёл слух, что их выгнали за серьёзное нарушение, но я не удивился, эта парочка должна была рано или поздно закончить именно так, они весьма безответственны. Но преступление! Какого рода?
– Призвали параличня и натравили на студентов целительского факультета. В порядке шутки на посвящении.
– О Господи! – вздохнул Яков и вновь принялся протирать очки. Больше ничего не сказал, но выглядел подавленным и напряжённо хмурился. Интересно, кого и по какой причине жалел?
Серафим колебался. Пусть Стоцкий лишь подтверждал его собственные подозрения и не сказал сейчас ничего нового, слова Якова всё равно подкрепляли веру в его невиновность. Но Сеф вообще не любил верить людям на слово, это очень плохо заканчивалось…
Для очистки совести он обсудил со Стоцким и оставшихся подозреваемых, но более явными они после этого не стали. Обычные люди с обычными проблемами и недостатками – ничего выдающегося. Кроме того, что один из них побаивался вида крови, но это не могло служить аргументом в его пользу до тех пор, пока не найдено ни одного трупа.
В конце концов он всё же набрал Ланге и сообщил:
– Мне надоело, вскрываемся.
– Ты уверен? – хмыкнул на той стороне Макс. – Не боишься, что убийца удерёт?
– Подозреваемых осталось двое. Стоцкий сейчас сидит передо мной и ведёт себя крайне разумно, Медведкова хочу взять сразу, не откладывая в долгий ящик. Обыски покажут, но предварительно – именно он автор тех исследований. Машинка его, проведите там стилистическую экспертизу. И найди бывшего студента, он может быть свидетелем по тому вопросу. – Сеф сообщил данные, которые сумел вспомнить Яков. – А пока собирай своих и присылай в университет, будем трясти. Они же смогут попасть внутрь?
– Ректор обещал. Я так понимаю, никаких улик у нас пока нет, только подозрения? – вздохнул Ланге. – Ладно, это было ожидаемо. Надеюсь, ты прав и обыск принесёт результат.
Макс отключился первым, а Серафим вновь обвёл взглядом подозреваемого и достал из кармана пару тяжёлых металлических браслетов – блокаторов чародейских способностей. Стоцкий их явно опознал, такие нередко показывали в кино и надевали на подозреваемых чародеев вместе с наручниками, поэтому посмотрел тоскливо, но возражать не стал. Даже как будто немного приободрился, потому что сковывать руки ему не стали. Только замешкался, отдавая Сефу свой наладонник.
– Я могу сообщить Лене, что ухожу? Она будет волноваться.
– Организуем, – не стал спорить Дрянин, но средство связи не вернул.
Проблему помогла решить всё та же работница концертного зала. Концерт уже шёл, но она, узнав номер места, сама сходила и позвала главного бухгалтера.
– Что случилось? – Стёпина с искренним беспокойством оглядела собственного слегка пришибленного спутника, мрачного Дрянина и тихую Еву.
– Леночка, нам надо вернуться в ГГОУ, кое-какие мелкие неприятности на факультете…
– Яша, ты совершенно не умеешь врать! – покачала она головой. – Серафим Демидович, что вы там напроверяли со своей… внутренней разведкой или кто вас вообще сюда прислал?
– Ваш жених подозревается в совершении ритуалов с человеческими жертвами, – спокойно пояснил Дрянин, с интересом наблюдая за её реакцией.
– Стоцкий? С жертвами⁈ Да он мухи не обидит! – возмутилась она.
– Следствие покажет.
– Я свяжусь со знакомым адвокатом… – начала она.
– Позже, – оборвал Дрянин.
– Но по закону…
– Яков Андреевич пока ведёт себя достойно, сотрудничает со следствием и оказывает содействие. Если вы начнёте вставлять палки в колёса, хуже сделаете не только расследованию, но и ему. Точно хотите попробовать? – Серафим насмешливо приподнял бровь.
– Я подам жалобу, – она недовольно поджала губы. – Это произвол, и ваши действия незаконны.
– Хоть две, – поморщился Сеф.
– И сейчас я иду с вами!
– Это всё? Тогда хватит терять время. Вперёд.
Так они и двинулись обратно в ГГОУ: впереди Стоцкий под руку со своей боевой невестой, вещавший ей нечто ласково-утешительное, следом – конвой из Серафима и шагающей рядом с ним Евы, чувствующей себя очень неловко от желания тоже взять мужчину под руку и невозможности это сделать.
Всё это время, помимо анализа новых сведений, Калинина думала об одном: как же ей повезло, что с ней во время процесса над отцом общался другой следователь. Попадись вот такой рычащий и давящий, угрожающий пистолетом, и неизвестно, чем бы всё для неё закончилось и каких дров она могла наломать от страха. С другой стороны, со Стоцким вроде бы сработало, может, не так уж неправ был Дрянин, когда с ходу взял его на мушку?
А следом появилась другая мысль, прежде почему-то не приходившая в голову. Если сейчас завершится расследование, то Серафим уедет. Совсем, навсегда, и не останется никаких шансов с ним помириться. Конечно, она это переживёт, пусть и будет мучиться и вспоминать, но всё же отчаянно не хотелось, чтобы их знакомство закончилось вот так.
– Сеф… – негромко заговорила Калинина. – Прости меня. Я не хотела, чтобы всё получилось вот так.
– Наверное. – Пусть равнодушно, пусть с недовольной гримасой, но он всё же ответил.
– Я только потом уже поняла, насколько была не права и насколько на самом деле не хочу с тобой ссориться. Мне тебя не хватает… – пробормотала совсем уж тихо.
– Хватит, – вновь поморщившись, оборвал он. – Есть дела поважнее.
Ева вздохнула и умолкла, но до конца дороги строила планы, как бы остаться с ним наедине и нормально обо всём поговорить. Спокойно. По всему выходило, самый простой способ – проверенный, который «клин клином вышибают». То есть надёжно его зафиксировать и… пытать, в некотором смысле.
Она нервно усмехнулась этим мыслям и тряхнула головой. Варианта два: либо у неё получится, либо он её всё-таки убьёт.
Возле моста через Орлицу к их компании присоединилось ещё двое достаточно молодых крепких мужчин, по виду – ровесников маски Дрянина, оборотник Михаил и Василий, обладавший даром потусторонника. Серафим обменялся с ними рукопожатиями и информацией: велел присматривать за Стоцким, его невестой и заодно Евой, а в ответ услышал, что основная следственная группа с криминалистами будет через четверть часа, но зато сразу со всем необходимым оборудованием. Планировку ГГОУ они знали, кабинет декана потустороннего факультета обещали найти самостоятельно.
На другой стороне моста их встретил молчаливый Смотритель, но возражать против проникновения на территорию новых лиц не стал. Постоял на месте, пугая своей грубой маской, но даже не шелохнулся в их сторону. Может, вообще явился сюда не по их душу, а по каким-то своим неведомым делам. Местные привычно его проигнорировали, почти местные – одарили короткими взглядами, а двое новеньких с любопытством косились всю дорогу, стараясь при этом не выпускать из поля зрения остальных.
Серафим не сомневался, что Медведкова удастся застать в его кабинете: почти всё вечернее время он проводил именно там, повадки основных подозреваемых Дрянин уже изучил. Всю лишнюю компанию, начиная с подозреваемого и заканчивая одним из бойцов, потусторонником, он оставил в ближайшей преподавательской, к изумлению пары коллег, находившихся там. От всех вопросов отмахнулся и в компании второго помощника, Михаила, двинулся «на штурм».
Хотя серьёзного сопротивления Дрянин не ждал, всё же декан разменял вторую сотню, но расслабляться не собирался, поэтому команду Мурке и Мурзику отдал ещё при входе, благо это можно было делать мысленно, и на всякий случай достал пистолет, переложив его в левую и заложив за спину: за годы жизни он неплохо научился стрелять и с неё, с пары метров точно не промахнётся.
