Текст книги "Дрянь с историей (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Ева и без команды пыталась что-то сделать с непредвиденными последствиями ритуала, стараясь не отвлекаться на мельтешение. Плохо получалось и то и другое: слишком нервировала проносящаяся совсем рядом цепь, того и гляди – «случайно» проломит висок. Слишком много для одного Сефа было тварей, и она то и дело швырялась чарами. А ритуал…
Она понятия не имела, почему и в какой момент всё пошло не так, и потому не знала, с какой стороны браться за контур, чтобы не испортить всё ещё больше. Он не мог сработать вот так! Слишком слабый, чтобы пробить дыру на Ту Сторону, слишком мало силы направлял вовне.
Единственная здравая мысль объясняла такой эффект местом. Не просто так церковь заколочена, не просто так считается дурным местом. Если здесь грань особенно тонка, то Ева своими действиями вполне могла нарушить равновесие. Да, она тщательно всё осмотрела, проверила отклики, провела всю подготовительную работу – по учебнику, и даже сверх того, только этого явно оказалось недостаточно.
Но об этом не хотелось думать и в это не хотелось верить. Потому что тогда выходило, что она дура и упустила шанс на свободу, просто неправильно выбрав место: второй раз заманить куда-то Серафима не выйдет.
Драка подняла пыль в воздух, и бороться приходилось ещё и с собой, чтобы не раскашляться. Твари метались в серых клубах, словно черти в безумной пляске на старинном зловещем офорте, и под сводами старой церкви это выглядело особенно, непередаваемо жутко. Но, к счастью, лелеять страх было некогда.
Запас сил благодаря Сефу восполнился, а сам мужчина с остервенением и как будто даже с удовольствием разбивал черепа тварей цепями, но Ева всё острее ощущала, что бесконечно это продолжаться не может. Что ей кровь из носу надо разобраться с кругом, потому что иссякать поток тварей не собирался, и рано или поздно их сметут. Потихоньку накатывало смешанное с бессилием отчаяние. Ева даже не могла придумать, с какой стороны подступиться к задаче. Она же не начертатель!..
Однако всерьёз запаниковать Калинина не успела. Грохнула входная дверь, и окружающий мир словно на мгновение замер – и адмирал, и твари, и сама Ева. В повисшей тишине особенно отчётливо прозвучал шелест плаща и странный цокот, словно на одном каблуке явившегося Смотрителя имелась металлическая набойка, а на другом – нет.
По мере приближения закутанной в плащ тёмной фигуры пришельцы с Той Стороны начали исчезать один за одним, словно панически боялись его, а пыль – столь же стремительно оседать, опадая лёгкими хлопьями. Когда Смотритель оказался на середине церкви, прямо под куполом, потух контур рисунка – мгновенно, как свечу задули.
Серафим передёрнул плечами, напряжённо наблюдая за пришельцем и медленно наматывая на кулак правую цепь. Ева встала с колен и нервозным движением перебросила волосы вперёд, пытаясь прикрыться. Она не стеснялась Смотрителя как такового, просто вдруг почувствовала всю осевшую на коже пыль, неуместность собственной наготы, неловкость и холод, которым тянуло от мраморного пола.
Фигура в плаще приблизилась, остановилась возле ритуального круга. Кажется, обвела всю картину взглядом. Ева подобралась, ожидая, что сейчас он снимет маску, и тогда, по студенческому поверью, они мгновенно умрут…
Но так или нет действует это существо на окружающих, узнать было не суждено.
– Плохая идея рвать нить, сильнее распахивая приоткрытую дверь, – безучастно проговорил Смотрителя – без укора и недовольство, просто констатируя факт.
– То есть всё зря? У меня не вышло? – почти без удивления пробормотала Ева. Ощутила тяжёлый, угнетающий взгляд существа, хотя то не шевельнулось и не повело головой.
– Не вышло.
– А как её можно разорвать? Вы можете⁈ – Ева напряжённо подалась вперёд.
– Это ваши дела, – равнодушно отмахнулся Смотритель, не ответив ни да ни нет, повёл затянутой в перчатку рукой – и пробежавший по ногам сквозняк лёгким мановением стёр начертанный углём с кровью рисунок, который сразу после ритуала никакая магия обычно не брала.
Больше ничего не говоря, фигура в плаще развернулась и заскользила к выходу, странно цокая, но не тревожа ровный ковёр пыли.
Сначала очнулся Серафим и первым делом нашёл штаны в углу. Ева пришла в себя, только когда мужчина швырнул в неё ком одежды, и посчитала это отличной идеей: сначала одеваться, потом – объясняться.
– Где артефакт? – отрывисто спросил Дрянин, брезгливо скомкав остатки футболки и порезанную рубашку с несколькими мелкими кровавыми штрихами, которые он в первый осмотр не заметил. Видимо, полосатик всё-таки царапнул тогда по коже, а он сгоряча и не почувствовал.
– Он лежал там же, сейчас…
Она шагнула в ту сторону, чтобы помочь с поисками, но запнулась, услышав топот и встревоженные голоса. Потерянно глянула на Дрянина, понимая, что прятать его уже некуда. Тот состроил недовольную гримасу, но обернулся к новым незваным гостям, словно не замечая своего странного внешнего вида – полуодетого и в цепях. А Ева, оглядев их обоих, только тяжело вздохнула. Страшно представить, что о них подумают коллеги. Особенно страшно потому, что это не так уж далеко от истины.
В церковь вбежали трое – Стоцкий, замдекана Денисов и ещё один тип с наружностью бывшего военного, чьей фамилии Ева не помнила, он был с кафедры плетения сил.
– Ева Александровна? – растерянно проговорил Денисов. – И… вы, простите, кто?
Отдать должное нервам замдекана, на Дрянина в его истинном облике он посмотрел с насторожённостью, но воспринял его гораздо спокойнее, чем Ева в своё время. С другой стороны, у неё и обстоятельства были совсем иными…
– Мы знакомы, – проворчал тот.
– Серафим Демидович? – с изумлением опознал Стоцкий. – А вы… Это вот ваш нормальный облик или что-то случилось?
– Нормальный, – поморщился он. – Артефакт личины сорвался с цепочки.
– Тут произошёл мощный всплеск силы. Что произошло? – вернул всех к сути происходящего плетельщик.
Ева хотела уже честно во всём признаться и взять вину на себя, но Сеф заговорил раньше.
– Мы не поняли. Были возле входа, когда почувствовали всплеск, побежали внутрь и вступили в бой с неизвестными тварями. Вскоре появился Смотритель, всё уладил.
Говорил он сухо и отрывисто, словно диктовал телеграмму. Потусторонники озадаченно переглянулись, явно не веря сказанному, но не решаясь озвучить возражения.
– А цепи? – удивлённо приподнял брови плетельщик.
– Случайно оказались с собой.
– Зачем? – вырвалось изумлённое у Стоцкого.
– Я же не спрашиваю, как вы предпочитаете разнообразить свою личную жизнь. – Дрянин угрожающе осклабился в ответ, чтобы с гарантией отбить у всех желание расспрашивать дальше – с его наружностью, он знал, подобные гримасы выходили особенно впечатляющими. – И да, не стоит распространяться о моём внешнем виде. Командование не одобрит разговоров.
– Да ну вас к бесам с вашими секретами! – вознегодовал плетельщик. – Если всё нормально, то я пошёл, зря только бежал.
– И правда что, – смущённо кашлянул Яков, привычным жестом потёр скулу, глядя на адмирала чуть искоса, отклонив голову к плечу.
У Евы промелькнуло смутное чувство дежавю, будто что-то подобное она уже когда-то видела, когда-то такое было. Мелькнуло – и пропало, когда трое преподавателей ушли, попрощавшись и с лёгкой насмешкой пожелав хорошего вечера.
Шаги ещё не стихли, когда Серафим вернулся к поискам. Оказалось, что крест отлетел в сторону, когда он подбирал одежду. Цепочка была целой, просто аккуратно расстёгнутой, – хоть одна приятная новость, потому что попытки загнуть растянутое звено при таком свете могли добить его чудом обретённый самоконтроль, сдерживавший прямо сейчас от убийства.
– Давай сниму артефакты, – шагнула ближе Ева, когда он закончил с маскировкой.
Дрянин молча протянул ей руки. Пара мгновений, и кандалы разомкнулись.
– Сеф, прости, я надеялась…
– Катись к дьяволу, – поморщился он, недослушав, и, на ходу сматывая цепи, двинулся к выходу.
– Подожди! – она поспешила следом, поймала его за локоть, но тут же, опомнившись, выпустила руку. – Если хочешь, я…
– Я неясно выразился? – Он всё-таки остановился и обернулся.
– Прости, я правда не придумала другого способа, и…
– Почему ты говоришь это теперь? – Серафим слегка склонил голову к плечу, меряя её таким взглядом, что хотелось втянуть голову в плечи.
Он вёл себя не так, как Ева ожидала, и это сбивало с толку. Она ожидала ярости, попыток воплотить угрозы, а он сейчас… Нет, злостью это не было, она успела неплохо изучить его повадки. Что-то новое, непривычное. Но такое, что лучше бы злился.
– Что ты имеешь в виду? А когда?..
– Перед ритуалом. Или цепи и неведение – обязательное условие?
– Я не понимаю… – нахмурилась Ева, хотя до неё потихоньку начало доходить, насколько она на самом деле ошиблась.
– Если ритуальное перерезание мне горла не входило в обязательный план, можно было попросить о помощи. Как ты там говорила? Неприятно в один прекрасный момент оказаться посреди ритуального круга в цепях, да?
– И ты согласился бы? – пробормотала она, холодея.
– Уже неважно, – он брезгливо дёрнул щекой и опять зашагал прочь, и на этот раз удерживать его Ева не стала, осталась стоять одна посреди пыльного пустого зала.
Она наконец поняла, что это были за незнакомые эмоции. Обида и разочарование. Вполне справедливые. А напоминание о её собственных словах – о её собственных воспоминаниях – оказалось ударом под дых.
Ева до боли закусила губу, пытаясь отвлечься от горячего колючего кома в горле. Только теперь она всерьёз задумалась, а как это вообще выглядело со стороны Дрянина, и ничего хорошего о своём поведении сказать не могла. Хуже всего, что это была не только глупость, а подлость.
И неважно, чем она руководствовалась, неважно, что привыкла действовать в одиночку, не привыкла просить помощи, не привыкла кому-то доверять – даже в малом. Отец и муж быстро приучили к внимательности и осмотрительности, а последние несколько лет она была вовсе одна…
Всё это неважно, всё это перечёркивалось пониманием единственного обстоятельства: Сеф ей доверял. Иначе у неё ничего бы не получилось. Посвятил в расследование, снял браслеты, посчитал, что она прикроет спину. А вот этот последний его поступок, когда он промолчал и про ритуал, и про степень вины Евы в произошедшем, заставил её почувствовать себя… Отвратительно почувствовать. Её подлости не оправдывали никакие черты его характера.
Женщина прерывисто вздохнула и только теперь ощутила влагу на щеках.
Всё-таки слёзы. Как будто они могут чем-то помочь и что-то изменить!
Ева тряхнула головой и тоже поспешила к выходу. Так нельзя. Всё нельзя. Стоять тут, смаковать вину и оплакивать собственную дурость…
Пойти к себе. Не забыть тщательно запереть дверь церкви, благо она приловчилась управляться с этим замком без ключа. Для немногочисленных, уже расходящихся зевак сделать вид, что ничего странного не происходит, и продержать на лице спокойную маску до самой комнаты.
У себя – душ и горячий чай, потому что на ужин среди толпы народа сил точно не хватит, а потом уже думать, что со всем этим делать. С ритуалом и его последствиями, с новыми идеями по поводу него, с Серафимом, а самое главное – с горьким комком в горле и режущим, мучительным ощущением совершённой огромной и непоправимой ошибки.
* * *
В справедливости расхожей мысли о том, что понять подлинную значимость какой-то вещи можно, лишь потеряв её, Серафим за свою жизнь убеждался неоднократно. Вообще вся его жизнь, начиная с перерождения, словно задалась целью намертво вбить в голову эту истину. Мелочи, которых не замечал, переставали казаться мелочами, стоило только лишиться их.
Правда, понимание всего этого ещё ни разу не спасло от разочарования, но он, по крайней мере, научился делать выводы из таких потерь. Вывод из поступка Евы следовал самый неутешительный.
Оказалось неожиданно неприятно обнаружить, насколько сильно он привык к её присутствию и насколько в этом самом присутствии было хорошо. Смутное и сложное ощущение неодиночества. Её смех, её голос, мягкое пламя волос и чуткие пальцы, пикировки, обсуждение учебного плана и расследования… И суток не прошло после драки в заброшенной церкви, а ему уже остро этого не хватало. Мучительно остро.
Хуже того, не получалось сосредоточиться на деле, не получалось думать вообще ни о чём, кроме неё. Сказать, что это злило, – ничего не сказать, но Сеф на этот раз старался с собой бороться. Одно дело – зло глянуть и осадить студента, но сейчас он здорово сомневался, что в случае чего сумеет удержаться от удара.
Кажется, свою способность к благожелательному общению с незнакомыми людьми он исчерпал окончательно. Спасибо старому другу за то, что решил встряхнуть, ага. Встряхнул. Побил свой же прошлый рекорд, когда без предупреждения нагрянул в гости с младшими внуками – десятилетними мальчишками-близнецами.
Впрочем, справедливости ради, Максим-то не виноват, основные контакты с людьми должен был взять на себя Каверин, и если бы не эта авария…
Судьба. Больше ни на что не спишешь.
Студенты словно чувствовали настрой преподавателя и вели себя примерно, и даже практикумы прошли спокойно – настолько, насколько это вообще возможно в нынешней ситуации. Ева, кажется, пару раз порывалась заговорить, но своевременно сдавала назад. Студенты после этого начали поглядывать на них двоих с любопытством и шушукаться, но поскольку они не наглели и делали это тихо, Дрянин предпочитал их игнорировать.
Если бы ещё дело стронулось с мёртвой точки!
Сегодня на это был небольшой шанс, сегодня Серафим планировал встретиться с одним из тех, кто двигал расследование. Как и договаривался, сразу после занятий он отправился в преподавательскую часть библиотеки в надежде, что хотя бы по катакомбам нашлась какая-нибудь информация.
На удачу, в небольшом читальном зале сидел один Ивашов, привычно обложенный книгами и журналами. Выглядел он максимально безобидно и несерьёзно, что только повышало его ценность как специалиста. В библиотеке аспирант проводил не всё время, но заметную его часть. Кроме этого, он помогал на местной кафедре истории и действительно занимался научной работой, просто – по криминалистике, как раз и связанной с жертвенными ритуалами.
Поздоровавшись с ним, Серафим взял пару книг, занял соседний стол и только после этого обернулся к Ивашову с вопросами.
– Не совсем п-по делу, но кое-что интересное есть, – с воодушевлением сообщил Станислав.
Заикался он почти всегда, но иногда – особенно старательно. Кто, в самом деле, примет всерьёз худенького прыщавого задохлика с дефектом речи? А что у него фотографическая память и развитый аналитический ум – об этом лишним знать не обязательно. Главное, самого Ивашова такое амплуа устраивало.
– Не совсем по делу? – озадаченно нахмурился Сеф.
– Тот машиноп-писный документ, п-пару дней назад. Вот.
Станислав, не покидая библиотеки, умудрился напасть на след заметок об экспериментах над неизвестным переродцем, так взбудораживших Серафима и несколько десятков исследователей. На одной из полок среди работ, посвящённых катакомбам, ему попался неучтённый черновик статьи, набранный на той же машинке. Титульного листа и имени составителя там, как назло, не было, но зато в конце имелась дата и указание места: ГГОУ, пятнадцать лет назад. Машинка была местной.
Правда, Ивашов был готов ручаться, что работы набирали разные люди, уж слишком отличался стиль и манера изложения, но вряд ли к одной и той же машинке имели доступ слишком многие.
Больше того, он предметно пообщался с заведующим кафедрой истории, человеком пожилым и посвятившим университету немалую часть своей жизни, влюблённым в старую крепость и ради этого отказавшимся от любой другой карьеры, которая у пусть слабенького, но стабильного и старательного плетельщика могла сложиться гораздо лучше.
Так вот, этот историк припомнил, что лет двадцать назад, плюс-минус пара лет, по ГГОУ упорно ходил странный слух об огнедышащем чудовище, заточённом в подвалах крепости и сидящем там на цепи. О катакомбах каких только сплетен не рассказывали, и эта могла быть таким же порождением неуёмной студенческой фантазии, но Ивашова заинтересовали два обстоятельства: почему-то чудовище дышало зелёным пламенем и было серым. За давностью лет старший историк, конечно, не сумел вспомнить всех деталей, но Станислав почти не сомневался, что чудовище – то самое, и очередной поход очередного студента привёл его к месту чьих-то экспериментов.
– Это интересно, конечно, но у нас в приоритете другая задача. Или ты думаешь, что та история как-то связана с нынешней?
– Тот, кто держал в п-подземельях п-переродца и ставил над ним эксп-перименты, был уверен в себе и хорошо их знал. Если мы сейчас имеем дело не с ним, то эти два человека могут п-подозревать о существовании друг друга, а скорее, иметь связь. В-возможно, учитель-ученик или нап-парники…
Деятельный Ивашов утром успел отправить запрос по потеряшкам за искомый период в окрестностях университета, потому что откуда-то же этот переродец взялся, не с неба упал, но особой надежды на успех не было. Из-за слишком большого разбега по времени и полного отсутствия примет, помимо мужского пола и видимого недетского возраста, выборка получалась слишком обширной, и не факт, что покойный переродец вообще в неё попал: одиночку, недавно прибывшего в город, могли не хватиться. А если у него не было артефакта личины, то он вообще мог прятаться от людей.
Особенно интересным, и Дрянин с этим согласился, являлся вопрос о том, как неучтённый переродец попал на территорию университета. Персонал в ГГОУ никогда не исчезал бесследно, в отличие от студентов, так что работать здесь он не мог. Прийти учиться – тоже вряд ли: как и Серафим, он не имел чародейского дара. Либо проник сюда под какой-то уникальной легендой, которую сложно было угадать, либо – минуя взгляд Смотрителя и «крышку» Котла. И всё опять упиралось в подземелья с их легендами о выходах за пределами крепости. Вряд ли он прошёл сюда сам, кто-то провёл. Убийца?
У Ивашова имелась теория, неплохо объяснявшая это явление: покойный пытался разобраться со своей природой и обратился за помощью к кому-то в ГГОУ. Если он по личным причинам не доверял властям, это был логичный вариант. Глупый, с точки зрения Серафима, но – возможный.
Таким образом, на вечер у Дрянина нашлась полезная работа: поднять данные по материально-технической базе университета за последние тридцать лет. Правда, имелись нешуточные шансы, что работа эта перейдёт и на завтра, и на послезавтра, и после этого замректора по хозяйственной части попытается пристукнуть проверяющего в тихом углу, но… В свете последних событий и открытий подобное занятие подходило ему сейчас идеально, а недовольство замректора пережить несложно.
* * *
Еве давно не было так плохо. Хуже она чувствовала себя, только когда погибла мама, тогда даже пришлось обращаться к специалистам: сама она не сумела справиться с истериками, мучилась кошмарами и не могла спать. Если сравнивать с той потерей, нынешняя казалась мелочью, но всё это служило слабым утешением.
Больше того, эти воспоминания окончательно добили Еву вечером, и она полночи прорыдала в подушку, раздираемая чувством вины, тоской и болезненно-острым одиночеством. Если бы была жива мама или хотя бы имелся кто-то достаточно близкий, кому можно пожаловаться, попросить совета, получить поддержку и заверения, что можно всё исправить… Но она слишком давно осталась одна, и некому оказалось обнять, погладить по голове и даже просто побыть рядом.
Когда она успела так привязаться к этому мужчине, что потеря оказалась настолько мучительной? До самого ритуала Ева считала, что Серафим – просто очередной эпизод в её жизни. Хороший любовник, но – не больше того. Да и как вообще возможно большее с ним? Резкий, грубый, неуживчивый, циничный, властный… От такого нужно держаться подальше, иначе неприятности неизбежны, и отношения с ним просто не могут быть нормальными, здоровыми, доверительными. В такого ни в коем случае нельзя влюбляться! Получится даже хуже, чем с покойным мужем.
Только, на беду, вспоминалось совсем другое. Очень редкая искренняя улыбка. Осторожность, с которой он расстёгивал мелкие пуговки на её одежде, ни разу не поцарапав острыми когтями. Забота – незаметная, в каких-то невзрачных на первый взгляд мелочах. Букет пионов, простоявший целую неделю. Потрясающе вкусные лимонные пирожные, принесённые из города: и ведь заметил когда-то, что она любит лимонную выпечку!
Его аккуратность на грани педантизма и потрясающее терпение, не свойственное обычно людям, обладающим такой чертой: когда она что-то небрежно бросала, он и взглядом не выражал неудовольствия, просто брал и молча исправлял – словно так и надо было. А ещё при всей авторитарности он обладал удивительным – вдвойне удивительным в таком случае – умением слушать и слышать. Принимать и учитывать чужую точку зрения.
И – да. Доверие. Пару раз достаточно сурово испытав, он записал её в число «своих». Может, рассказывал не всё, но был честен и больше ничем не обижал.
Среди ночи Ева с трудом забылась мутным и липким, тяжёлым сном, а наутро встала совершенно разбитой и с опухшим лицом, так что, пытаясь привести себя в приличный вид, едва не опоздала на занятия, безнадёжно пропустив завтрак.
…А Сеф в такие дни всегда находил время прихватить для неё пирожки.
Ева шла на пару в отвратительном настроении, но с чётким пониманием: она понятия не имеет как, но очень хочет всё исправить, потому что нельзя допустить, чтобы их отношения закончились вот так. Да, наверное, это глупо, и сошлись они только из-за схожих проблем. Да, отчасти она привязалась к нему только потому, что не нашлось других вариантов. Да, наверное, решив проблему с Той Стороной, можно попытаться найти кого-то другого, более… удобного.
Но, чёрт побери, она не хотела удобного, она хотела этого! И даже если через несколько месяцев всё это ей надоест, это будет взвешенное, осознанное решение, а не такая вот чудовищная спонтанная глупость.
Невыносимо было думать, что она для него – предательница.
Невыносимо видеть на совместных занятиях отрешённо-спокойное, равнодушное лицо. Настолько холодное, что даже приветствие едва не застыло в горле, а больше Ева не сумела выдавить из себя ни слова.
Невыносимо, что он даже не задумался о мести и словно забыл про браслет: от этого она чувствовала себя ещё более мерзкой.
Но к концу занятий Ева сумела более-менее взять себя в руки – помогли студенты и потусторонние существа. А ещё появилась идея, как заставить Сефа… не простить, нет, но хотя бы начать с ней разговаривать.
Расследование. Нужна какая-то информация, достаточно важная, чтобы он согласился выслушать и хотя бы для начала признал полезность. А там… может, выдастся случай поговорить по душам, покаяться, извиниться, поклясться в чём угодно… Она боялась, что вернуть его доверие уже не получится, но не могла не попытаться.
Дело оставалось за малым: понять, где взять это «что-то полезное».
К сожалению, внятных идей, способных сдвинуть расследование с мёртвой точки, у неё как не было изначально, так и не появилось в момент необходимости. По крайней мере, таких, которые не могли бы в случае неудачи всё испортить, вроде попытки шантажа оставшихся подозреваемых. Шанс переиграть опытного преступника невелик, а вот дать ему понять, что след взят, и предоставить возможность удрать – запросто. Этого ей Серафим точно не простит и запишет в подозреваемые или сообщницы. И так непонятно, почему до сих пор не записал.
С этими унылыми мыслями Ева возилась на своей части полигона, приводя рабочие места в порядок после занятий второго курса. Разложить в специальные ящички ценные тушки призванных с Той Стороны существ, дождаться прикладников, чтобы забрали, за это время ещё раз всё проверить…
Сегодня Калинину не заставили долго ждать, с соседней кафедры пришло двое уже знакомых парней постарше и увязавшаяся с ними девушка с первого курса, похожая на юного ангела с рождественских открыток. Тоже знакомая – Петракова, староста одной из двух групп.
Демонстрируя опыт, парни быстро осмотрели зачарованные ящички и тварей в них, расписались в журнале и, торопясь поскорее разделаться с курьерской работой, распрощались. Староста, кажется, ушла с ними вместе, но Ева, последний раз осматривая свои владения, вдруг наткнулась на неё, робко переминающуюся у двери.
– Что случилось? – удивилась она.
– Ева Александровна, а можно… Можно я с вами поговорю? – смущённо попросила девушка.
Калинина растерлась от такого вступления, но отмахиваться не стала: староста не походила на человека, занятого бессмысленной ерундой, а спешить было некуда. Она провела студентку в каморку, совмещавшую в себе преподавательскую раздевалку и комнату отдыха, кладовую и рабочий кабинет. Возле небольшого письменного стола, втиснутого между тяжёлых глухих шкафов, ютилась пара старых потёртых стульев. На них и разместились.
– О чём ты хотела поговорить? – заговорила Ева, потому что девушка мялась и не знала, с чего начать. – И почему именно со мной? – задала вопрос, ответа на который даже предположить не могла.
– Понимаете, вы… Ну… Старшие курсы к вам относятся не как к остальным. Вы потусторонник, опытный практик, патрульных ребята вообще очень уважают. Но вы тут… не своя. Я не понимаю, – сбилась она. – Отец всегда говорит, что важно не то, какой у человека от природы дар, а то, какой он внутри, как развивает способности и куда применяет, он меня поэтому сюда отправил. В ГГОУ лучшие преподаватели, репутация, и… В общем, мы решили, что это хороший шанс. А тут… Не знаю. Мне не нравится, это всё неправильно. Но все вокруг говорят – так и надо, и я не знаю, с кем посоветоваться… Наверное, я глупости говорю, да? – окончательно смутилась она. – Никак не получается связать всё воедино…
– Не глупости, – ободряюще улыбнулась Ева. – Я, кажется, поняла, о чём ты. Тебя смущает позиция местных потусторонников, которые считают себя выше других.
– Да! Вам это тоже кажется неправильным, да?
– Это не только неправильно, это ещё и чревато последствиями, – вздохнула Ева. – Не представляю, как это раньше не всплыло.
Петракова облегчённо вздохнула и явно взбодрилась – кажется, боялась другой реакции.
«Светлана», – наконец вспомнила Ева имя студентки.
– Скажите, а с этим можно что-то сделать? Я могу как-то помочь? Я хотела рассказать отцу, но никак не могу с ним связаться – нас редко выпускают в город, а он очень занят.
– Ты, главное, в серьёзные неприятности не вляпайся, – предостерегла Ева. – Пока идёт финансовая проверка, но эту проблему уже заметили, и я уверена, что скоро за университет возьмутся всерьёз. Для тебя главное – спокойно дождаться перемен. Не думаю, что кто-то может сделать тебе что-то по-настоящему плохое, но, сама понимаешь, приятного мало, если какой-нибудь преподаватель задастся целью выжить тебя отсюда.
– Я стараюсь, только это сложно, – призналась она смущённо. – Мне один парень с оборотного очень нравится, и хочется с ним общаться, но я боюсь, как бы он не пострадал из-за этого…
– Запросто, – кивнула Ева. Это взрослые только брезгливо кривили носы, а кто-нибудь из горячих бестолковых студентов мог и в драку полезть. – Но если ты сама всё прекрасно понимаешь, может, вам быть осторожнее? Или встречаться в городе?
– Это тоже опасно, мы же не одни туда выходим, – рассудительно возразила Светлана. Смущённо помолчала. – А можно… Можно мы с ним будем встречаться тут? Мы недолго, после пар! – поспешила заверить она, глядя на вытянувшееся лицо преподавательницы. – И всё прилично! Просто посидеть, поболтать. И только иногда, часто это будет подозрительно. А я вам помогу с Серафимом Демидовичем помириться…. – совсем тихо выложила она последний аргумент, не дождавшись другой реакции, кроме озадаченно приподнятой брови.
Ева не сдержалась, рассмеялась в ответ немного нервно, но искренне. Ей понравилась эта бойкая девчонка, далеко пойдёт. И моральные принципы крепкие, не сдалась даже под напором окружающего большинства, и за своё борется, и на нестандартные решения готова.
Но стало немного жаль парня. Кажется, он ещё не в курсе, что уже почти женат.
– Приходите, если прилично, что с вами делать, – разрешила она. – Ромео и Джульетта…
– Спасибо! – просияла Петракова. – А Дрянин?
– Ты мне не поможешь, – отмахнулась Ева. Соврать, что у них всё нормально и она сама разберётся, язык не повернулся даже сейчас.
– Жаль, – не сдержала вздоха девушка. – Вы такая красивая пара!
– Это разве главное? – хмыкнула Ева. – Ладно, пойдём. Вы же не сегодня свои шпионские игры начинаете, я могу тут всё закрывать?
– Да, конечно!
Светлана оказалась достаточно разумной, чтобы не настаивать и не навязываться со своей помощью, но вежливо дождалась, пока Калинина запрёт все замки, и в сторону столовой они двинулись вместе. Помимо личного, у деятельной первокурсницы нашлось ещё много вопросов, так что остаток пути они проделали, обсуждая учебные вопросы по специальности.
Только распрощавшись с деятельным ангелочком в столовой, Ева наконец вспомнила, где ещё слышала эту фамилию: её носил начальник внешнеполитического ведомства. Кажется, это было не случайное совпадение, а повод мысленно поздравить одного из первых людей государства с отличной дочерью. И снова немного посочувствовать тому парню, которого она присмотрела.
С другой стороны, может, и для него это лучший вариант? Стало любопытно на него взглянуть, и Ева даже порадовалась, что согласилась помочь студентам в их беде. Придумать бы для них какой-нибудь совместный исследовательский проект, чтобы прикрывать встречи от случайного разоблачения!
И вообще стоило бы поблагодарить решительную старосту с первого курса: чужая проблема неплохо отвлекла от своей собственной, даже немного отпустило тягостное чувство вины. Не настолько, чтобы о нём забыть, но хотя бы перестало сбивать дыхание. А там и голод подключился, заставив временно выкинуть из головы всё лишнее: Ева не только пропустила завтрак, но так и не выбралась пообедать.
Да и после этого разговора действительность решила морально поддержать опустошённую и расстроенную Калинину: в сегодняшнем меню оказался апельсиновый сок, пусть и жидкий, но вкусный, и лимонный пирог на десерт, к которому она питала слабость. Набрав еды и помимо этого, она решительно направилась за ближайший столик в преподавательской зоне, где имелось свободное место – в столовой было людно. Тем более сосед оказался подходящим, там расправлялся со своим ужином Стоцкий. Несмотря на подозрения в его адрес, Еве нравился этот интеллигентный спокойный мужчина.
