Текст книги "Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль."

Автор книги: Даниил Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

жужжанием. С ровным рокотом в условные места передвигаются цистерны с

липкой и вязкой шаввой, дабы утолить голод Жругра. Остатки его ежедневных

трапез – лакомство игв. Багряные купы инфра-растительности – их хлеб, но

вегетарианство их унижает и истощает. Особые же громадные цветы из

пламени, растущие кое-где, несъедобны вовсе. Вот почему ни облизывание

насосов, ни подбирание оброненных капель, ни набрасывание на объедки

владыки не считаются нарушением приличий.

6

А приличия тут есть, и неукоснительные; нормы поведения – железные,

не терпящие никакого греха. Стыд – в нашем смысле – игвам неведом;

ревность и сильная страсть им непонятны. Они совокупляются на ходу,

размножаются безболезненно и быстро. Одежда употребляется редко,

интересует их мало. Семьи нет – только кратковременные сожительства.

Способность к привязанности или дружбе – в зачатке. Дети пестуются по

установленным раз и навсегда образцам, в мудро продуманных и заботливо

оборудованных воспиталищах.

7

Приличия идейные – вот здесь закон. Жесточайшей каре подпадает тот,

кто рискнет нарушить общепринятые шаблоны убеждений. Усомнившийся,

например, в целесообразности рабствования уицраору должен быть умерщвлен

трансфизически. Это означает казнь более суровую, чем в нашем мире.

Уицраор всасывает его из Друккарга в себя, пережевывает и выплевывает его

каррох, то есть телесную скорлупу, а шельт (приблизительно то, что мы

называем душой) извергает на Дно – посмертное страдалище демонических

существ, одномерное Дно Шаданакара.

8

Ведомо ли кому-нибудь, сколько веков провлачит он там, превращенный в

существо одного измерения, то есть в черную линию, и видящий

одну-единственную точку света – ту багровую звезду, к которой устремлен

этот одномерный слой, как и все одномерные слои нашей Галактики? Быть

может, когда-нибудь владыки Гашшарвы, слуги и союзники Противобога,

соблаговолят поднять его оттуда к себе, чтобы вновь возродить в одном из

слоев, населенных игвами. Вечное колесо инкарнаций: шрастры и Дно,

шрастры и Дно… и никуда в сторону.

9

Порабощая ужасом, но и объединяя общей борьбой за совместное

господство над миром, владычествуют уицраоры разных метакультур над

разными расами античеловечества. Но и сами они – рабы, свое рабство

Противобогу они сознают вполне, и бессильная ярость этого сознания – одна

из постоянных мук их жизни. Они зыбко и смутно видят наш слой; сквозь

поле их зрения проходим и мы, как искаженные тени. Наш слой они любят

жгучей, неутолимой страстью, хотят воплотиться здесь – и не могут. Это –

вторая их мука.

10

Третья мука: всякому из них суждено погибнуть жертвой собственных

детищ, если он не сумеет их пожрать. Ни материнства, ни отцовства в нашем

смысле не знает это злобное и несчастное существо; любовь к кому бы то ни

было, кроме себя, ему незнакома: именно в этом одна из особенностей

демонической природы. Но свои порождения он ненавидит с силою, не

переживаемой никем из нас, так как в каждом из них он видит своего

потенциального убийцу. И трудно уберечься от катастрофического срыва

сознания тому, кто созерцал их борьбу между собою.

11

На глазах у каменеющих от ужаса игв совершаются эти гнусные зрелища

метаистории. Притаившись в трансфизических наблюдалищах Друккарга, видели

они несколько десятилетий назад, как по соседнему слою (он воспринимается

ими как движение теней и голосов) заметался царствовавший тогда уицраор.

Он был дряхл, аморфен и туп. Оливково-серая кожа казалась дряблой. На

темя давил ржавый купол короны. Туловище взволновалось, и бурое, прыткое,

беспокойное детище отпочковалось прочь, уже обладая разумом, голосом,

черными глазами без блеска и лицом.

12

Как хищная касатка вокруг кита, завертелось и забегало оно вокруг

своего родителя. Старик поворачивался с трудом: ему мешало разбухшее с

обеих сторон тулово. Со смешной неуклюжестью оборонялся он против своего

первенца, злобно и невпопад. А внутри него уже шевелился кто-то еще, и

каждый из его боков странно принимал очертания как бы еще одного туловища

и еще одной головы. И два новых исчадия отпочковались от него друг за

другом: одно – бледное, хилое, но с огромной пастью; другое –

темно-багровое. Понятно ли? Вполне ли?

13

С жадностью набросились они на питательную росу, но ее в том слое

выпадает недостаточно. Они заметили Друккарг, мигом уразумели все и

лающими приказами потребовали от игв пищи. Они захватывали цистерны и

всасывали содержимое с непостижимою быстротой, залпом. Они росли со дня

на день и уже начинали между собой грызню; тех же игв, которые пытались

доставить цистерны к разъярившемуся от голода старику, они вбирали

внутрь, несчастный пропадал из глаз – и приходил в себя уже на Дне

Шаданакара, превращенный в линию.

14

Впрочем, таких адептов реакции насчиталось немного: старик давно уже

всем надоел своей косностью и вялой безынициативностью. И Великий Игва –

глава Друккарга, общающийся с самим Противобогом, возвестил волю

наиверховнейшего: питательной шаввой снабжать темно-багрового, питание же

старика прекратить. И чудовищным ревом огласился Друккарг от инфра-Карпат

до Тихоокеанской противовпадины, когда все три детища, алчные, как

Молохи, внедрились в плоть отца, ибо задача состояла в том, чтобы пожрать

его сердце.

15

Ржавый купол очертил дугу и, перескакивая по гребням гор, разбился

вдребезги. Ища защиты, развенчанный гигант вполз в Друккарг. Он полз,

неся в себе детей, разрывавших его внутренности, и античеловечество

видело, как прямо здесь, над улицами Друккарга, отпочковался последний

жругрит: черный, маленький, но самый свирепый недоносок. Старик

довлачился до центрального капища и совместил свою плоть с его стенами и

внутренней пустотой: так он делал раньше, принимая от игв служение его

сердцу. Теперь чудовище плакало.

16

По тусклому диску подземного солнца полыхнули перебегающие тени.

Развевающаяся мгла отделилась от диска и, минуя цепь черных лун, стала

спускаться в Друккарг зигзагообразным полетом. Над покрывалами, лиловым и

черным, обозначилось подобие головы со сплошною, на лице, маской:

прорезей для глаз не было. Это древняя Велга России – великая

гасительница – сошла в Друккарг со своею исконной миссией: умножать

жертвы. Она окружила черного недоноска и вливала в него свою мощь,

немедленно превращаемую им в ярость.

17

Догадка, будто вестница Противобога сошла от подземного солнца затем,

чтобы отныне всякий в Друккарге поступал согласно собственной прихоти,

шевельнулась у раруггов и некоторых игв. Но – собственная прихоть – что

это значит?.. Одним из раруггов хотелось драться за развенчанного, другие

вступили с ними в бой. Третьи провозгласили владыкой Друккарга черного

недоноска. О, великое счастье, что он родился недоношенным! Счастье и для

России, и для всего мира… Некоторые же из игв, недоумки, прекратили

поставку цистерн совсем, чтоб опустошать их.

18

Дохнула анархия – совместная инвольтация Велги и черного недоноска.

Он внедрился в тело отца вслед за братьями. Бледный и Бурый были

исторгнуты, с воплем, из издыхающей туши вон. Сторонники их, Раругги,

сосредоточились на окраинах Друккарга, спешно перевооружаясь. Но

Темно-багровый, опередив недоноска, прогрыз, наконец, тело отца до

агонизирующего сердца. И простертые в капище игвы смотрели, как над ними,

в вышине, победитель всасывает сердце погибшего, облапив его щупальцами и

прижимая к груди.

19

По приказу Великого Игвы необъятный труп был выброшен в соседний

слой; бессмертная же демоническая душа пала в Уппум – ад уицраоров,

который именуется “Дождем вечной тоски”; ибо уицраоры доныне лишены

восходящего посмертия. А Темно-багровый возложил на себя золотой куб и

сделал по всему Друккаргу прямоугольный путь, показуя себя всем и

каждому. Игвы принимали его, подчинив своей главной идее и радость и

страх; покорились ему и раругги. Ибо новый властелин сулил

античеловечеству России перспективы небывалые, от которых могла

закружиться голова.

20

Он двинулся на братьев, еще продолжавших, при поддержке некоторых

раруггов, оказывать сопротивление, и, уничтожив их одного за другим,

поглотил сердца их. Он стремительно рос, он пух; урожай шаввы никогда еще

не бывал столь обилен в Друккарге. Велгу он окружил, парализовал волевыми

спиралями, и ангелы мрака, подняв ее целым сонмом на своих блистающих

рубинами крыльях, унесли демоницу назад, в Гашшарву – тот мир, что

видится игвам, как диск подземного солнца. Начиналась эпоха Третьего

Жругра, нового демона великодержавной государственности.

Часть четвертая

1

Снова и снова, во все эпохи, раздвигались, рокоча и подрагивая, в

цоколе Цитадели многотонные створы ворот, и раругги сквозь них

устремлялись на помощь Жругру, когда в соседнем слое начинался очередной

его бой с уицраорами других шрастров. Захватывая новые зоны красной росы

в шрастрах соседей, завоеватель пухнет с быстротой раздуваемого

воздушного шара; агрессивность растет с тою же быстротой. О мировом

господстве мечтали многие; для третьего Жругра эта мечта сделалась на

одно время возможностью; казалось, ее отделяют от нас немногие годы.

2

Арена борьбы между уицраорами – в пустынном слое, похожем на горячую

тундру; там же – великие поединки Жругра с тем, кто в этой книге

обозначен условным именем демиурга Яросвета. С помощью изощренного

инструментария наблюдают игвы из лабораторий, как отчаянно борется Жругр;

но его противник остается невидим. Тем больший страх возбуждает он и

враждебность. А в поединки вовлекаются с обеих сторон новые силы. И

бугроватые пустоши под стенами Друккарга превращаются в поприща странных

битв.

3

Рать багровоглазых раруггов под водительством игв отражает напор

Синклита. На помощь ей взмывают обитатели ада; ангелы мрака и

бесформенные химеры, еще не имеющие имени на человеческом языке, вступают

в бой с даймонами и серафимами. Концентрация волевых волн – вот оружие:

она парализует излучения врага. Поражение для демона означает его

развоплощение и сброс на одномерное Дно; побежденный воин Света будет

томиться в подземной тюрьме под цитаделью уицраоров, пока не погибнет

последний Жругр и не развоплотится последний Великий Игва.

4

Не Жругр, а Великий Игва, чья воля подчинена лишь самому Противобогу

земного шара – вот истинный властелин Друккарга. Непрерывною цепью

следуют эти владыки с самого его основания: не династия, а скорее подобие

преемственности пап. Они поддерживают Жругров почти во всем,

санкционируют их захватнический рост вширь, но в душе испытывают к этим

существам презрение. Они знают неизмеримо больше и заглядывают дальше,

чем Жругр: они – высшая инстанция всех отраслей властвования. Не

теократия и не монархия: государство Друккарг – сатанократия.

5

Трудно судить беспристрастно о величественности или о красоте тех

многонародных ритуальных действ, которыми игвы стремятся почтить высшие

демонические силы. Учение об относительности эстетических норм давно

превратилось для нас в некую аксиому: невольно опасаешься проявить в

оценке чужих понятий о красоте философскую или эстетическую

ограниченность. Но свои пределы положены всему, и встречаешься иной раз с

явлениями, которые не можешь оправдать ни с какой, доступной нам,

эстетической позиции.

6

Узость мира чувств, перевернутость всех понятий и рассудочность

воспрепятствовали культуре игв создать значительное искусство. Нечто

вроде поэзии у них, правда, есть, но это корявый, угловатый зародыш.

Живопись не получила развития: в условиях четырехмерного мира она имеет

только учебное, утилитарное значение, как у нас черчение. Зато танец

сделался неотъемлемой чертой их жизни, – священный танец: сочетая его с

шумовою музыкой, ритмическими выкриками и фокусами освещения, они

подогревают с его помощью свой мрачный и агрессивный энтузиазм.

7

Промежутки от кульминации до кульминации прилива лав, вызываемого

луной, приняты во всех шрастрах за единицу времени. Более мелкие доли

определяются специальными механизмами, похожими на хронометр, а

наступление новых суток возвещается лязгом часов неимоверного диаметра,

вверху, на последнем ярусе капища. – Ржзэнгл!! – доносится тогда до самых

отдаленных районов: – Ржзэнгл!! – Техника добилась, чтобы звук, слышимый

за тысячи верст, не оглушал находящихся вблизи. – Ржзэнгл! – медленно

вибрирует бряцающее дребезжание. – Ржзэнгл!

8

На этот сигнал отовсюду устремляются мириады раруггов и игв,

преодолевая воздушный океан, как молнии. Час демонослужения наступил, а

капище способно вместить миллионы радеющих. Первый из ярусов, отделенный

от внешнего пространства рядом монументальных колонн, как бы открыт

наружу: это зал мистерий, посвященных ангелам мрака, а также тому, чье

ошеломляющее изваяние высится перед входом в капище: основателю

Друккарга, каждый глаз которого – красная глыба величиной с двухэтажный

дом. А высокая техника обогатила действа ослепительными эффектами.

9

Бурные удары в барабанообразные котлы возвещают начало. Размещенные

на внутренних балконах, на разной высоте, вплоть до 1000 метров от пола,

они гудят устрашающим грохотом, грозным гулом. Трехпалые ноги с надетыми

на них ритуальными брякалками заклинающе бьют в пол. Односложный характер

языка превращает любой песенный текст в непрерывные спондэи. – Брубт!..

брубт!.. брубт!.. – Тупп. Тупп. Тупп. – Это – первое па священного танца,

долженствующее создать настроение: преддверие бесовского экстаза.

10

Вдруг лиловые и алые снопы лучей пронизывают необъятное помещение.

Скрещиваясь, перебегая, они превращают пустоту в арену световой

вакханалии. В оркестрах множатся диссонансы, взмывают лязгающие,

визжащие, верещащие звуковые ряды. Каждого участника охватывает

воинственное вдохновение. Скопище сплетается в хоровод. – Брумм…

Брумм… Брумм… Рзянгв!! Рзянгв!! Рзянгв!! – аккомпанируют чудовищные

инструменты. Началось радение. Дрым… Дрым… Дрым… Жзунгр! Жзунгр!

Жзунгр! Каждый вскрикивает на свой лад, но в такт пляски.

11

Привлеченные магическим действом, в вышине показываются ангелы мрака.

Их неясные облики ширяют среди багровой фантасмагории; они алчно впивают

энергию беснующихся игв, буйные излучения раруггов. Радеющие отрываются

от земли. Рея, распластываясь, ныряя, носясь, перевертываясь, балансируя

в воздухе вниз головой, они стремятся совпасть с туманной плотью ангелов

мрака. В этом – высшее их наслаждение, кульминация, зенит чувств, –

узких, однообразных чувств, выхолощенных ото всего, кроме восторженной

радости демонослужения.

12

Второй ярус капища посвящен Жругру. Особенно пышна бывает мистерия,

когда мглистая плоть этого существа обнимает, входит, совмещается со

стенами и с внутренней пустотой: тогда здесь бьется и пульсирует сердце

уицраора – видимое смутно, но все же видимое. Именно перед ним

совершается тогда культовый пляс-полет, возглавляемый самим Великим

Игвой. Это – единственная радость, которую дарует Жругр своим рабам, и

одно из немногих наслаждений, ему самому доступных. Это-выражение их

союза в борьбе за порабощение Шаданакара.

13

В последний из ярусов – тот, что украшен снаружи многозначными ликами

часов, вхожи не все: требуется особое посвящение. Там Великий Игва – один

или в ряду немногих избранных – вкушает общение с Противобогом. Они

называют его Гагтунгр: это имя пришло из древних шрастров и

распространилось по Шаданакару вплоть до синклитов метакультур. Но во

время общения Великого Игвы с Гагтунгром не слышится ничьего голоса, не

видится ничьего облика. Только воспринимается чье-то неимоверное дыхание,

похожее на черный ветер.

14

Сознание Великих Игв подобно зеркалу, отражающему мировую

действительность наоборот, но со строжайшей четкостью. Вряд ли сыщется

среди нас хоть один мозг, вмещающий такую сумму познаний, созерцающий

такие перспективы, осуществляющий мировой план столь дальнего прицела. Из

рода в род открывались Великим Игвам грандиозность, чудовищность и

пышность демонических миров, их разноматериальные слои – от Дигма,

запредельного обиталища Гагтунгра, до миров Возмездия и того слоя в

глубине антикосмоса, который именуется Гашшарвой.

15

И, охватив демонические слои Шаданакара, лишенные протяжения

космического (а таких – большинство). Великий Игва превышает духом этот

ограниченный ряд. Ибо двухмерное пространство, где пребывает Гашшарва,

тянется уже от одной границы Галактики до другой. Таких двухмерных слоев

в нашем Млечном Пути – тысячи. Их плоскости пересекаются в общей

галактической оси, проходящей через звезду Антарес. Это – та единственная

звезда, что видна с одномерного Дна Шаданакара, ибо и все одномерные

пространства нашей вселенной пересекаются в ней.

16

Но из Гашшарвы видится уже не звезда, не красная точка, но вся эта

ось, – антикосмос Галактики. Как лиловая, ослепительно-пульсирующая

полоса на абсолютно черном бархате, пламенеет он на горизонте земного

ада. Так видит его и Великий Игва, темный визионер, когда Гагтунгр

восхищает его в Гашшарву, в эту дьявольскую цитадель цитаделей, которую

раньше он созерцал только извне, тусклым солнцем подземного мира, как все

раругги и игвы. И лишь особая душность, гнетущая каждого, входящего в мир

двух координат, делает это наслаждение неполным.

17

В этом гнездилище тьмы он общается с существами, обитающими там, он

видит Велгу России и велг других метакультур в их собственном жилище. Он

видит хозяев Магм, похожих на извивающиеся горы, но с подобием голов и

как бы смытых, полустертых лиц, и рдеющие пурпуром крылья ангелов мрака,

похожих на уменьшенные двойники великолепного Люцифера наших древних

легенд. Он беседует с теми, кто заботливо, иногда целые века,

подготавливается Гагтунгром к рождению наверху, среди людей, в

человеческом облике, ради особых, губительнейших заданий.

18

Сквозь них он вникает в неповторимые особенности человеческой души, в

тайные закономерности исторического становления человечества. Он

постигает корни и всю глубину соперничества людей и игв, грядущий выход

обитателей шрастров в наш слой и их неизбежное столкновение с нашими

потомками. И здесь же визионер учится различать три ипостаси Гагтунгра:

благоговейно склоняться перед Великим Мучителем, наслаждаться

соприкосновением с Великой Блудницей, черпать мудрость у Великого

Осуществителя, иногда называемого также Принципом Формы.

19

Общаясь с ними, он восхищается в Дигм, обитель Гагтунгра. Он видит

лиловый океан, бушующий от черного дна до неба, и Гагтунгра, возлежащего

на нем, с крыльями, раскинутыми от горизонта до горизонта, и с поднятым к

небосклону темно-серым лицом, а в небесах полыхают траурные зарева, ходят

фиолетовые протуберанцы, грозят дольнему миру алые ауры, – в зените же

блещет светило невообразимого цвета, то самое, что казалось тусклой

красною точкой – из одномерного мира, лиловой пульсирующей полосой – из

двухмерного.

20

Здесь, в лоне Гагтунгра, пребывают избранники зла: души Великих Игв и

немногих людей, демонизировавших свой состав полностью. Они творят

люциферический план, и лишь тоской об утраченных навек высотах Света

отравлено их блаженство. – Там уясняется Великому Игве до конца строение

инфернальной вселенной и замысел Гагтунгра, объемлющий всю нашу

брамфатуру. – И, диктуя свою волю миллионам игв, раруггов и самому

уицраору, он согласует ее, отождествляет ее, полный почти религиозного

восторга, с центральною демонической волей Шаданакара.

Часть пятая

1

А по широким утрамбованным трассам Друккарга медленно шагают

гиганты-рабы. Магнитные поля не дают им уклониться от предназначенной

дороги; но игвы осторожны вдвойне, и пересекать своим невольникам путь

они избегают. Превышающие ростом многоэтажные здания, но подобные людям,

с мутно-бурою кожей, в грубой красноватой одежде, развеваемой подземными

ветрами, гиганты переносят к местам строительства плиты того, что можно

назвать инфра-базальтом. Машин, более мощных и более дешевых, чем труд

этих рабов, игвы еще не измыслили.

2

Можно ли услыхать в Друккарге человеческую речь? Можно. Можно ли там

распознать в речи русские слова? – Именно русские. Какую же, если не

русскую речь естественно было бы встретить на изнанке именно российской

метакультуры? “В другом мире должны быть другие формы общения, а не

звуковая речь”. Но почему же непременно должны? И почему – во всех мирах

без разбора? – “Так; но ведь у игв даже органы речи устроены совсем не

по-человечески”. Это правда. И по-русски объясняются в Друккарге не игвы,

а лишь их рабы.

3

Русская речь; да и только ли речь? Отпечатки России ты распознал бы и

на многом другом в этом удручающем мире. В лицах пленников угадались бы

знакомые черты, где-то встречавшиеся, только трагически измененные, –

чем? веками каких мучений, озарений, каких утрат? Через какие страдалища

прошел, например, вот этот: осанка его не утратила и, очевидно, не

утратит никогда исконной царственности, утверждаемой с каким-то горьким

спокойствием. Только из глубоких глазниц будто смотрят на безбожный

Друккарг целые века искупления и познания.

4

Другой, третий, сотый, трехсотый… Узнаешь черты тех, кто ушел из

нашего мира на много поколений раньше нас, и тех, о чьей кончине нас

уведомляли печатные листы с траурной каймою. Тех, кто взирает на нас с

музейных полотен в прославленных хранилищах России, и тех, кого мы

лицезрели воочию на уступах темнокрасного гранита живыми и говорящими в

нарядные дни общественных празднеств. Разные тропы привели их сюда. Одни

не изведали ничего ужаснее этих уз; другим этот подневольный труд теперь

кажется почти отдыхом.

5

Один за другим, сквозь похоронный звон колоколов в московских и

петербургских соборах, нисходили в Друккарг князья и цари, императоры и

полководцы, сановники и советники. Одни – в первые часы посмертия, другие

после чистилищ или расплаты в глубине магм. Но испепеление тех нитей их

карм, что вплелись в пряжу державной государственности, неподсудно

никаким страдалищам. И рано или поздно несчастный вступал под власть игв

– трудиться над завершением воздвигавшегося им при жизни и ненавидимого

теперь.

6

Это – формула; а вот и случаи ее применения. Злодеяния так отягчили

эфирную ткань Ивана Грозного, что стремительный спуск начался с первых же

минут посмертия. Преступник падал сквозь слои и слои, прорезая чистилища.

Магмы и непроглядные слои земного Ядра. Равновесие было достигнуто лишь в

мире, называемом Ытрэч: это планетарная ночь, длящаяся с начала Земли до

ее преображения в отдаленном грядущем. Мука его невыразима; силы Синклита

России не достигают туда. Это – средняя из трех лун, маячащих на небесах

Друккарга.

7

Теперь он видит эту луну прямо над собой, влачась с непонятною для

нас ношей по трассам античеловечества. Избавленный от нечеловеческих мук

Ытрэча силами Синклита Мира по истечении трех веков, он медленно совершил

положенный подъем, и вот включился в шеренгу рабов-строителей. Все,

отмеченное в его душе наитием Гагтунгра, высветлилось: лицо, коричневое,

как земля пустыни, становится похоже на лики великих мучеников,

преодолевших естество и подготовивших себя к мирам восходящего

посмертия.

8

Посмертие Лжедимитрия было противоречивым, как его судьба на земле.

Носитель темного задания, навязанного ему Противобогом, он, выполнив его,

сорвался на планетарное Дно, по дороге теряя свое эфирное тело,

распавшееся на десятки призрачных “я”. По истечении долгих лет взятый

оттуда в Гашшарву, он только тогда мог быть освобожден силами Христа от

страшного повтора: новой темной миссии, нового рождения и нового

низвержения. Он поднят в Друккарг и строит цитадель, трудясь в ряду своих

предшественников и преемников на престоле России.

9

Строют и строют. Строют твердыню трансфизической державы на изнанке

Святой Руси. Строют и строют. Не странно ли? Даже императрицы века

пудреных париков и угодий с десятками тысяч крепостных крестьян строют ее

и строют. И если, время от времени, новый пришелец появляется в их ряду,

его уже не поражает, что карма вовлекла его в труд рука об руку с

владыками и блюстителями государственной громады прошлого, которую при

жизни он разрушал и на ее месте строил другую. Чистилища сделали его

разум ясней, и смысл великодержавной преемственности стал ему понятен.

10

Цитаделью из нескольких концентрических стен опоясан подземный город.

Новые плиты кладутся на плиты. Зазубренные края наглухо спаиваются тем

веществом, которому в нашем мире соответствуют крепчайшие металлы.

Магнитные поля очерчивают крепость: ни шага в сторону, ни движения. И

единственную отраду отстояли для рабов силы Синклита: благоговейную,

влюбленную и щемящую. Еще недалеки времена, когда над внутренним

пространством крепости светилось звучащее, женственно-голубое сияние. Это

пела небесная пленница уицраоров, пресветлая Навна, в своем недоступном

для врагов саду.

11

Светилась и пела, звучала и благоухала. “Она еще здесь, она еще с

нами”, – чувствовал каждый. И гармония прикасалась к строившим цитадель,

лучилась из слоя в слой, вздымалась в миры Просветления, опускалась в

чистилища, струилась каплями до изнывающих в аду, проникала к сердцам

живущих на поверхности земли сквозь вдохновение и любовь, тоску о

красоте, сквозь музыку и стих, сквозь мечту о сотворчестве с Провидением.

И гиганты-рабы благословляли этот светящийся голос, рождавший надежду,

врачевавший их раны, омывавший от уныния, суетности и обиды их сердца.

12

Но в годы последней из тираний, насиловавших русскую землю, третий

уицраор принудил гигантов надстроить над недоступным для него садом

плоский, плотный свод. Едва проступает сквозь эту преграду излучение

идеальной Души народа, голубовато серебря внешнюю сторону циклопических

стен. Но звучавшие пазори угасли, сиявший голос умолк. Лишь просветленные

в Небесной России, верующие – в России земной, да сонмы самого демиурга

еще улавливают его отзвуки. Остальные его не слышат. Остальные не знают о

Навне ничего. Они даже не догадываются о ее существовании.

13

А гиганты строют и строют. Вместо отдыха – короткое забытье, пища –

растительность Друккарга. Бунт невозможен. Но рыцари Невозможного

встречаются везде. Участие в созидании одной из твердынь Противобога

возмутило полтора века назад совесть одного из них, его гордость и веру.

Что восстание обречено он знал, но предпочел гибель. Бунт парализуется

тут мгновенно. Всосанный и извергнутый уицраором на Дно, Суворов вкусил

до конца еще горшую муку и, снова поднятый в Друккарг, включился в цепь

гигантов-камненосцев уже без ропота.

14

Но величайшего из государей нашей истории отличили даже игвы. Не

нужно понимать слишком буквально труд этих камненосцев, как и труд

кариатид: это – лишь подобие. И великому Петру доверен надзор за

товарищами по возмездию – горестное отличие, – здесь, у ног изваяния, чье

крошечное подобие поставлено в его честь на петербургской площади. Он

распоряжается другими, но строит и сам, строит, напрягая все мускулы

своего сверхчеловеческого тела, всю энергию своего титанического

рассудка, – строит ненавидимое с тех пор, как он постиг его сущность.

15

Вот почему не образ императора-героя на гранитной скале, но само

изваяние окружено легендой. Снова и снова приходят на память строки

великой поэмы – и тают. Неясный образ шевелится в душе – и не может

определиться мыслью. Холодящая жуть нечаянно вдруг обожжет отдаленным

предчувствием – и тихо отхлынет. И пока вникаешь зрением, чувством

истории, чувством поэзии и воображением в силуэт неподвижно-мчащегося на

коне – нерожденная легенда-не легенда, а предостережение – держит

созерцающего в своем завороженном круге.

16

Она еще не отлилась ни в балладу, ни в философему, ни – в музыкальную

симфонию. В первый раз просачивается она в искусство слова. Она только

неподвижно стоит, почти уже 200 лет, стеклянеющим озером вокруг бронзовой

статуи. – Ветшающий портик – направо, портик – налево, темный, сурово и

скорбно умолкший собор впереди, грозно-тихая река за плечами.

Настороженность, пустынность… И каждый, замедлив шаг на торжественной

площади, ощущает себя как бы в магнитном поле. Это чувствуют все; сознает

это каждый, вдумавшийся в свое чувство.

1955-1958

ГЛАВА 8

НАВНА

Поэма

Моей возлюбленной, жене и другу,

Алле Андреевой, посвящаю эту вещь.

Даниил Андреев

Вторую вещь, посвященную ей,

“Плаванье к Небесному Кремлю”

я написать не успел.

28.02.59

Москва

Если бы

даже кудесник премудрый

Тогда погрузил,

размышляя про явь или небыль,

Пронзительный взор

в синекудрое небо –

Он бы Ее не заметил.

Прозрачен и светел

Был синий простор Ее глаз

И с синью сливался небесной.

Это – в высотах, доныне безвестных

Для нас,

Она, наклонясь, озирала

Пространства земные

И думала: где бы

Коснуться земного впервые.

Внизу простирались пустынные пади

Эфирного слоя.

На юге и на востоке вздымались

Медленно строившиеся громады

Старших метакультур.

Хмур

Запад был бурный. И мглою,

Как бурой оградой,

Скрывалось блистающее сооруженье

С вершиной из ясного фирна.

И крылья мышиные

Темно-эфирных циклонов

В бурливом движеньи

Взмывали по склонам:

Взмывали и реяли,

не досягая

До белого рая,

До правды Грааля,

Где рыцари в мантиях белых сверкали

Мечами духовными – вкруг средоточья

Великого Света

Над дольнею ночью.

Южнее –

Золотом, пурпуром, чернью,

Переливался и трепетал,

Как солнце вечернее

Над горизонтом истории рея,

Храм Византии.

Священный портал

был открыт,

и свет несказанный

Лился оттуда. Далекой осанной

Гремели глубины,

Как если бы сонм Златоустов

Колена склонял пред явившимся им Назареем.

Пространство же до Ледовитых морей

Было пусто.

Только прозрачные пряди и космы

Там пролетали, разводины кроя:

То – стихиали баюкали космос

Телесного слоя:

Над порожьями, реками,

Над речными излуками,

Над таежными звуками…

Так начался Ее спуск.

Глубже и глубже вникала, входила

В дикое лоно.

Диких озер голубое кадило

Мягко дымилось туманом…

По склонам

Духи Вайиты на крыльях тяжелых,

В мареве взмахивая, пролетали…

Ложе баюкали Ей стихиали

В поймах и долах.

Полночью пенились пазори в тучах,

В тучах над тихою, хвойною хмарью…

Хвойною хмарью, пустынною гарью

Пахло на кручах.

Бед неминучих

Запах – полынь!..

На лесных поворотах

Дятлы стучали… Ветры качали

Аир на дремных болотах.

Ложе баюкали ей стихиали:

Духи Вайиты, что, теплым дыханьем

Землю целуя, уносятся в дали;

Духи Фальторы, – благоуханьем

Луга цветущего; духи Лиурны –

Дивного мира, где льются безбурно

Души младенческих рек…

Духи Нивенны – в блаженном весельи

Зимами кроя Ее новоселье

В снег… в снег…

в снег…

И, проницая их собственной плотью

И на закатах, и утренней ранью,

Навна

журчащей их делала тканью:

Ризой своей и милотью.

*

А названья – не русские:

Узкие, странные –

В запредельные страны