Текст книги "Дороти должна умереть"

Автор книги: Даниэль Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Как она… – начала я, поворачиваясь к нему.

Нокс при взгляде на меня разинул рот, как будто лишившись дара речи. Гламора рассмеялась, и чародей вновь обрел голос.

– В порядке, – ответил он, прокашлявшись. – Раны оказались глубокими, но она сильная.

– Как ты вовремя зашел! – У Гламоры загорелись глаза. – Разве Эми не прелестна? – Колдунья подмигнула, правда, я не поняла, мне или парню.

Вскоре после прихода Нокса Гламора заявила, что на сегодня достаточно. Чародей проводил меня обратно в комнату. Ему как раз было по пути, ведь наши спальни находились рядом. Мне стало любопытно, как выглядит его уголок. Наверное, Нокс спит на полу или на какой-нибудь жесткой каменной плите, как в темницах Изумрудного города. О моем преображении Нокс не сказал ни слова.

– Что случилось с теми девочками? – по пути спросила я. – Отчего у одной из них шрам на лбу? И почему другая… почему она… это Лев с ней сделал? – Я вспомнила окровавленное полуметаллическое лицо девушки, и меня передернуло.

Нокс покачал головой.

– Мелиндра уже давно наполовину состоит из металла. Она – одна из немногих пленниц, сумевших сбежать из лабораторий Страшилы.

– Это Страшила с ней такое сотворил?

Я же видела его в тронном зале. Но на первый взгляд Страшила казался гораздо безобиднее Железного Дровосека. Парень кивнул, продолжая:

– Аннабель – из Страны кводлингов. Это люди-единороги. В их рогах таится могущественная магия, так что Дороти предложила за рога кводлингов хорошее вознаграждение. Теперь в Стране Оз не осталось ни одного человека-единорога.

Какими бы магическими ни были эти рога, в моем мире подобные украшения на лбу ни к чему хорошему бы не привели… Когда я представила, как их отпиливают, по спине пробежала дрожь. Крылья Олли, рука и лицо Мелиндры, рог Аннабель – список изуродованных жителей Оз рос с каждой новой историей.

– Но ведь они всего лишь подростки, – медленно проговорила я. – Они должны ходить в школу и заниматься обычными подростковыми вещами: веселиться, издеваться над такими девчонками, как я.

Нокс покачал головой. Наверное, сама мысль о том, что подростки здесь могут быть просто подростками, казалась ему абсурдной. Он вздохнул и посмотрел на меня как на полную идиотку.

– Когда Дороти появляется в городе, она забирает всех взрослых людей, пригодных для работы. Кто-то отправляется трудиться на Глинду в магические шахты, кто-то – прислуживать во дворце. А некоторых отдают Страшиле в качестве новых игрушек.

– Игрушек?

– Страшила вбил себе в голову, что должен «помогать» Дороти: искать новые способы добычи магии, совершенствовать войско Железного Дровосека. Но в свободное время он экспериментирует.

Пока я обдумывала его слова, мы вновь заговорили о Дороти.

– Иногда она забирает и детей, но большинство остаются брошенными.

– Так, значит, Орден дает им приют и заставляет трудиться на его благо. – Эта фраза прозвучала как обвинение. Будто я осуждала колдуний. Хотя, наверное, так и было.

Нокс кивнул.

– И это лучше, чем работать на Дороти? – спросила я у него.

– Мне было лучше, – пожал плечами парень. – Я один из тех брошенных детей. Меня нашла Момби. Мои родители умерли, да я и сам был уже при смерти. Момби обучила меня магии, обучила всему, что я знаю. Помогла снова стать человеком. Если бы не она… – Он замолчал.

Я попыталась представить маленького Нокса, но не смогла. Вообразить его беззаботным, наивным, ранимым было сложно.

– И взамен она заставила тебя сражаться?

– Дороти лишила меня всего, так же, как и других детей. Я сам решил сражаться.

Порой мне казалось, что мы с ним вечно спорим и я каждый раз нахожусь на грани проигрыша. Нокс всегда был уверен в своих словах. Но вдруг то, во что он верит, не так уж и правильно? Я не знала, что сказать, потому решила вообще ничего не говорить. Мы молча шли до самого входа в мою пещеру. Проведя рукой по волосам, я пробормотала под нос пожелания спокойной ночи.

– Оно нравилось мне раньше, – внезапно произнес Нокс.

– Что? – изумилась я, поворачиваясь к чародею.

– Лицо.

– Мое лицо?

Ему раньше нравилось мое лицо, а теперь нет? Мне сейчас нужно обидеться?

– Не пойми меня неправильно. Магия Гламоры, конечно, эффектная штука. Но немного жаль, что твое лицо изменилось. Я раньше не встречал людей, у которых на лице можно было прочесть все – каждую мысль и эмоцию. В наших краях это редкость.

Похоже, впервые чародей не стремился уколоть меня своими словами, хотя они все равно чертовски ранили. Но мне нравилось, что он всегда говорит правду. В мире лжи, где все перевернулось с ног на голову, эта откровенность – словно компас.

– Но, полагаю, Гламора мыслит наперед. Раз уж тебе предстоит встретиться с Дороти, нужно построить непроницаемую стену…

– Ты так и поступил?

Он пожал плечами.

– Не думаю, что в моем случае можно вообще говорить про искренность. – Его подбородок едва заметно дрогнул, будто Нокс хотел сказать что-то еще.

Я бы хотела знать, что именно. Но парень уже развернулся и пошел прочь.

19

Когда я проснулась следующим утром, сделанный Гламорой макияж не изменился и волосы не потеряли свой новый цвет. Но изменения во внешности не помогли мне добиться успеха в обучении. Утром во время тренировки Нокс поставил мне множество новых синяков, а на уроке Герт я все так же не смогла ничего наколдовать. В конце концов, пожалев меня, она щелчком пальцев наколдовала подслушивающее заклинание, и мы слушали, как поет у себя в комнате Гламора. Впрочем, на ее занятии у меня был небольшой прогресс: мне удалось наполнить чашки, не пролив ни капли чая.

После ужина я нашла в своей комнате сундук, набитый платьями. На приложенной записке лиловыми чернилами рукой Гламоры была выведена надпись: «Надень что-нибудь из этого». Это такая награда? Возможно ли, что из всех занятий именно в этикете я делаю успехи? Видела бы меня сейчас мама… Я порылась в нарядах и извлекла светло-серое платье, прекрасно подходящее к моим волосам. Шелковое, длинное, с открытыми плечами. И хотя фанаткой платьев меня назвать было сложно, это мне понравилось: казалось, оно само знало, где стоит обтянуть фигуру, а где сесть посвободнее. Не знаю, может ли магия быть вплетена в ткань, но наряд сидел идеально.

Через несколько секунд на мою кровать села летучая мышь с повязанной на шее фиолетовой ленточкой. К ленточке была прикреплена записка с лиловыми буквами: «Следуй за мной». Я последовала за мышью в глубь горы, сквозь лабиринты пещер и коридоров и вышла в грандиозный зал, где ни разу еще не бывала. Со сводчатого потолка свисала настоящая хрустальная люстра, а одна стена была облицована плитами из неизвестного мне материала, создавая иллюзию окон и показывая невероятно реалистичную панораму Изумрудного города. Еще одно потрясающее зрелище открывалось у меня под ногами: под стеклянным полом, словно бурная река, текла вода. Должно быть, именно ею пополняется Источник. У меня даже закружилась голова, и в какое-то мгновение я едва не потеряла равновесие.

– Увы, он не совсем такой, как бальный зал у меня дома, но все равно…

Я обернулась. Сзади, в углу, стояла Гламора, с любопытством наблюдая за мной. Мгновением позже в пещеру вошел Нокс.

– Ты не надел костюм… – сладким голоском пропела колдунья.

Парень поморщился и покачал головой. Какой бы там наряд ни выбрала для него колдунья, по мнению Нокса, он, судя по всему, оказался просто ужасен. И речи идти не могло о том, чтобы его надеть. Гламора взмахнула руками, и в зале зазвучала музыка – нечто среднее между джазом и попом, – аккомпанируя мелодичному, проникновенному голосу, переливающемуся в такт мелодии. Песня о любви. Если бы я ничего не знала, то подумала бы, что Гламора решила подработать свахой…

– Прекрасно, прекрасно! Джентльмен никогда не заставит леди ждать, – наставительно произнесла Гламора.

Я давилась от смеха, не зная даже, что забавнее – я в роли леди или же Нокс в качестве джентльмена. Но посмеяться мне не удалось: чародей уже подходил ко мне, выражение его лица и манеры изменились до неузнаваемости, и теперь… да, он действительно подходил на роль джентльмена.

Нокс поклонился мне, его взлохмаченные волосы даже не шелохнулись. Я присела в реверансе, не собираясь сдаваться на очередном своеобразном уроке этикета от Гламоры. Нокс сжал мою ладонь и притянул ближе к себе. Уверенная рука легла мне на талию. Танец начался. Я неосознанно вдыхала аромат его тела, чистый, свежий и полный магии, словно запах целебного Источника. Гламора делала нам замечания каждый раз, когда мы завершали круг по залу.

– Осанка!

– Не знаю, как танцуют у вас на родине, но в Стране Оз в танце нет ведущего партнера.

– Вы равны в танце. В Ордене. В жизни.

После последнего замечания я все же не выдержала и захихикала.

– Ты когда-нибудь бываешь серьезной? – возмутился Нокс, но даже он начал уже уставать от нелепых наставлений Гламоры.

– А ты хоть раз был несерьезным?

Танец чем-то напоминал вальс, который я никогда в жизни не танцевала, зато тысячу раз видела в старых фильмах, но его рисунок походил скорее на усложненную пентаграмму. В какой-то момент рядом с нами появилась еще одна пара – красивая женщина с кожей цвета карамели и привлекательный мужчина в цилиндре. Я хотела спросить, кто они, но…

– Иллюзии, – шепнул Нокс, когда позади него появилась пара жевунов.

– Не отводите взгляда от партнера! – рявкнула Гламора.

За считаные секунды бальный зал наполнился иллюзорными парами, которые кружились в танце вместе с нами. Конечно, их материализовал Нокс. Сейчас я заметила, какой он сосредоточенный и сильный. Никогда раньше не встречала таких парней. С каждым шагом, сделанным нами синхронно, я все лучше узнавала его. И пусть чародей порой дико раздражал меня своим поведением, был высокомерен и вечно серьезен, стоило признать: он невероятно привлекателен. Я не поднимала взгляд, не хотела, чтобы он прочитал в глазах мои мысли.

Школьный выпускной планировался через пару месяцев после того злополучного торнадо. В коридорах уже висели плакаты с нелепым силуэтом парочки, освещенной лунным светом. Тема выпускного звучала как «Ночь воспоминаний». Я не собиралась идти на эту вечеринку. Там точно не танцевали бы так, как мы сейчас. Но мне казалось, будто я попала именно туда, потому что ситуация оказалась на удивление схожей: на выпускном в школе меня вряд ли кто-то ждал. Здесь же ко мне с равнодушием относился Нокс.

Во время танца я украдкой поглядывала на его лицо. Может, он все-таки рад, что я здесь? Или просто хорошо играет роль джентльмена? Или всему виной Гламора, которая отстукивает ритм ножкой, практически завораживая нас? Да брось, Эми. Танец с тобой для Нокса – просто ужасная пытка.

– Запомните! – Голос Гламоры разнесся по залу. – Это не сражение. Пока не сражение. Следите за партнером, убеждайтесь, что ни один из вас не делает лишних движений. – Колдунья рассмеялась, будто говорила что-то смешное.

Внезапно Нокс изменился в лице.

– Ты считаешь, что слишком хороша для нас! – выпалил он. Жизнерадостность в его голосе никак не вязалась со сказанными словами.

– Что, прости? – Да меня никогда в жизни никто не считал «слишком хорошей». Я же выросла в гребаном трейлере!

– Герт говорит, ты нас сторонишься. Боишься стать такой же.

– Неправда! Я боюсь стать такой, как Дороти, а не как вы.

– Ты ведь уже такая же, как мы, понимаешь? Ты хотела этого. Хотела оказаться подальше от своей мамочки, и вот мечта сбылась.

– Ты что, тоже залезал мне в голову? Все равно это не делает меня Злой. Или так называемой Злой, – огрызнулась я, попытавшись высвободиться из рук Нокса, но он не позволил уйти.

– Ты боишься действовать, только мечтаешь. Тебе хотелось бы прийти в дом твоего отца, встретиться с его новой женой и ребенком, высказать все, что накопилось. Всегда хотелось бы бросить маму, оставить ее выкарабкиваться самостоятельно. Хотелось сбежать из Канзаса! Но чтобы мечта сбылась, понадобилось торнадо. Ты ничего не можешь сделать сама.

Нокс еще сильнее сжал мою ладонь и притянул меня ближе, как куклу. Зачем он все это говорит? Откуда обо всем узнал? Ответ: Герт. Нокс не мог прочитать мысли, он не умеет. Это она разболтала парню все секреты или… всю мою жизнь? Да, он был прав, я никогда ничего не пыталась достичь сама. Шла по жизни, лишь наблюдая за поступками других людей и как-то на них реагируя. Будучи маленькой, лелеяла план побега: огромный, грандиозный и совершенно дурацкий. Мечтала начать новую жизнь далеко-далеко, где никто меня не знает и не будет больше звать Простушкой Эми. Но даже это осознание ранило не так сильно, как история с папой. Я столько раз хотела его навестить – даже придумала повод, чтобы прийти: будто продаю конфеты от школы, – и посмотреть на жизнь, ради которой он нас бросил. На новую жену. Наверное, она была не красивее мамы. По крайней мере той мамы, которая еще не начала сидеть на таблетках. На маленького ребенка, которым была беременна та женщина, когда они с отцом уезжали в Нью-Джерси. Я собиралась предупредить свою сестру или своего брата, что однажды папа от них тоже устанет и тогда уйдет.

– Ты сбилась с ритма, Эми. – Гламора притоптывала ногой по стеклянному полу в такт музыке.

Нокс подался ближе и понизил голос до шепота, произнося слова, которых я не слышала с тех пор, как попала в Страну Оз:

– Я же прав, Простушка Эми?

Комната поплыла перед глазами. Я не уверена, кружилась ли голова от присутствия Нокса или от переполняющей меня ярости. Я вырвала ладонь из рук чародея. Он потянулся следом, но не успел меня поймать – руки схватили лишь воздух в том месте, где я стояла мгновение назад. Сама я была уже далеко. Убежала на другой конец зала, где мы только что танцевали.

– Что за?.. Как я?..

Разве это возможно? Я что, перескочила через весь зал? «Разве не видишь? Ты сделала это!» – раздался в моей голове голос Герт, а потом появилась и она сама. Колдунья была здесь все это время. Меня бросило в жар, руки загорелись. Герт специально это устроила, заставила Гламору и Нокса притащить меня сюда и как следует разозлить. Как и тогда, с Источником, она делала лишь то, что считала нужным, но на этот раз зашла слишком далеко.

Комната вновь закружилась. Руки горели все сильнее – они пылали светом, готовым сорваться прочь. Не мягким и нежным, как у Герт, а обжигающе красным, словно вспышки, огненные стрелы. И стрелы эти ринулись на Нокса. Но парень сам вспыхнул странным синеватым свечением, отразившим огненные снаряды. С моих рук срывались новые стрелы, прежде чем я успевала выбрать цель. Они выстреливали в воздух, взрываясь, словно фейерверки, и опадая дождем.

Я была зла. Слишком зла. Непередаваемо и отчаянно. Мне хотелось сбежать от Нокса, от Герт, от всех них, но не получалось пошевелить даже пальцем. Парень метнулся ко мне и обхватил ладонями горящие руки. А в следующее мгновение мы уже исчезли из пещеры, оказавшись на том же самом месте, куда он приводил меня в первый день тренировок, – на вершине горы. Только в этот раз над головой раскинулось бездонное черное небо, усыпанное звездами, которые не были похожи на те, что светили в нашем мире. Здесь они сияли заметно ярче. А еще, в отличие от наших созвездий, вид которых порой совершенно не соответствовал названию, эти представляли собой настоящие произведения искусства. Чем дольше я всматривалась в них, тем отчетливее они становились, складываясь в картинки, похожие на те, что рисовали в книгах. Я заметила подкову, медведя, тигра и дракона.

– Герт посчитала, что воспоминания о доме блокируют твою магию. Мы должны были попробовать надавить на тебя. Должны были узнать, сработает ли это. – Нокс указал куда-то вдаль. – Смотри, вон мое любимое созвездие! – Он вытянул руку, и группка звезд перестроилась, складываясь в изображение велосипеда.

Когда я подняла взгляд, голову наводнили воспоминания: мне пять лет, мы еще не переехали в «Пыльные акры», и мама учит меня кататься на велосипеде.

В тот день я впервые попробовала проехаться на двухколесном, а мама пообещала придерживать его, чтобы он не упал. Когда велосипед мчался вниз с холма, а ветер трепал мои волосы, я радостно закричала, празднуя победу. У меня получилось! Именно тогда я и поняла, что мама больше не держит сиденье. Я еду самостоятельно. А потом велосипед налетел на кочку. Когда я поднялась на ноги, одна коленка была ободрана до крови, а поломанный велосипед валялся на дороге. Но, подняв голову, я заметила на вершине холма маму, радостно хлопающую в ладоши.

Сегодня я уже привычно отбрасывала в сторону мысли о ней. Слова Герт о прощении посеяли в душе семена сомнения, но я не желала, чтобы они давали ростки, хотела отвлечься от них. Я сконцентрировалась на занятиях: пыталась понять, куда я должна в следующую секунду ударить кулаком или как зажечь свечу по первому желанию, старалась запомнить кучу бесполезной фигни из выданных Гламорой книг. Но я врала сама себе. Старые мысли по-прежнему оставались со мной, как бы сильно я ни хотела их забыть. И теперь, стоя вместе с Ноксом на вершине горы, я могла думать только о маме.

Какая же я дура! В какой-то момент позволила себе мечтать о выпускном, о танце с Ноксом и о том, что, возможно, он не так уж сильно меня ненавидит. Ярость в груди вспыхнула с новой силой.

– Не важно, как вы добиваетесь своего, – проговорила я сквозь сжатые зубы, глядя на парня снизу вверх. – Не важно, что делаете, чтобы достичь цели. Нельзя просто взять и убить кого-то. Смерть ничего не изменит.

Нокс отвел взгляд, а затем вновь посмотрел мне в глаза. На его лице что-то отразилось. Вина? Сожаление? Пожалуй, нет… Возможно, любопытство. Он будто что-то осознал. Похоже, ему и в голову не приходило, что мне может быть больно или плохо, что я могу разозлиться. Неужели он думает, что колдовать важнее всего на свете?

– Мы единственные, кто хочет ее свергнуть. Единственные, кто на это способен. Или мы, или никто. Мы сотворим маленькое зло на благо всей Страны Оз.

– Ты когда-нибудь говоришь своими словами, а не повторяешь заученные фразы? Можешь хоть раз сам принять решение?

Он отвел взгляд.

– Ты всегда задаешь так много вопросов?

– А ты вообще у кого-нибудь хоть что-нибудь спрашиваешь? Ты знаешь обо мне абсолютно все, что только можно знать, зато я о тебе – ничего. Совершенно.

Его наглость сразу куда-то улетучилась.

– Ты действительно хочешь узнать, кто я такой? – спросил он.

Мне стоило отказаться, стоило отступить. Но, даже ужасно злясь на этого парня, я все равно хотела вытащить его из раковины и узнать получше. Я кивнула.

– Меня зовут иначе.

– Что?

– Имя Нокс дала мне Момби. Я не помню своего настоящего имени. Зато помню родителей. Их лица и голоса. Помню день, когда их у меня забрали. Но мое имя исчезло вместе с ними, и в живых не осталось никого, кто мог бы его помнить.

– Нокс…

– Это случилось, когда Глинда и Дороти только начали бурить шахты везде и всюду. Добрая Волшебница тогда еще не привлекла к этой работе жевунов. Она использовала собственные силы, чтобы добывать магию. Пробила дыру в центре нашей деревушки и – бум! – попала в грунтовые воды. Все вокруг затопило. Мы вскарабкались на крышу. Там был старенький флюгер, такой ржавый, что даже уже не крутился, когда дул ветер. Помню, мама велела мне держаться за него во что бы то ни стало. И я держался. А мама – нет. Может, она не успела до него дотянуться и… Я тоже хотел разжать руки, но продолжал хвататься за флюгер. Когда вода сошла, оказалось, что из всей деревни в живых остался только я.

Я вздохнула.

– Тогда тебя и нашла Момби?

– Нет, нашла она меня позже, намного позже. Я бродил из города в город. Воровал еду, чтобы не умереть с голоду. Спал, где придется. Порой люди были добры ко мне, а порой – просто омерзительны. От них меня и спасла Момби. Я попал в ужасный город. Там был Лев.

Нокс опустил глаза и резко отвернулся. Он не хотел, чтобы его жалели.

– По поводу того, что я наговорил, когда мы танцевали… Прости, но мне пришлось. Нужно было добиться, чтобы ты разозлилась.

Меня внезапно осенило:

– Слова Герт насчет магии… Как ты можешь использовать ее, если не знаешь, какой ты, кто ты?

– Я знаю.

– Но ты сказал…

– Я боец. Член Революционного Ордена Злых.

Я подумала: а может, Момби не по доброте душевной его спасла? Может, таким образом она просто сотворила себе идеального солдата? Все, что осталось от настоящего Нокса, – смутные воспоминания о женщине, которая когда-то звалась его матерью, а этот Нокс боготворил лишь Орден. Отсюда исходила и вся его магия. Он был человеком, которого воспитали колдуньи. Чист, как сама магия, что текла в Источнике. Был самой магией. Не человек, а оружие, в которое, как он считает, может превратить и меня.

Я не могла понять, жалею его или ему завидую. Хотела бы я так же, как и он, знать свою маму недолго, но помнить о ней только хорошее? Пожалуй, я бы ответила «да». Но стала бы я собой, если бы моя жизнь была иной? Эми Гамм, кто она такая без своего прошлого?

Я бежала из дома прочь. Нокс же уверенно шагал к своему. Домом для него стало сражение. Возможно, для меня тоже.

– Магия – всего лишь энергия, которая постоянно хочет меняться, – напомнил Нокс, внезапно схватив меня за руку. – Так возьми свои чувства и преобразуй их в магию.

Я посмотрела на чародея. Мне очень хотелось, чтобы именно этот момент стал началом нашего сегодняшнего занятия, а не та жуткая сцена в зале. Но я отбросила мысль прочь и попыталась повторить то, что всегда делал он. Попыталась повторить за Гламорой, Момби и Герт. Одновременно быть собой и частью окружающего нас волшебства. Я почувствовала, как по телу, подобно теплой воде, течет энергия. Подумала о маме, о вопросе, заданном Герт: «Какая же ты?»

Я сконцентрировалась на заполняющей сердце печали – печали, всю жизнь преследующей меня, и пожелала, чтобы она стала чем-то другим. Изменилась. Я вновь вспомнила тот самый момент, когда мама, стоя на кухне трейлера, рассказывала, как я разрушила ее жизнь. Картинка померкла, полыхнув огненно-красным цветом. И затем случилось это: пошел снег. Белые искрящиеся хлопья засыпали землю вокруг нас. Чародей смотрел на меня, и взгляд его был полон гордости за меня.

– Видишь? – тихо спросил он.

Я раскинула руки и, смеясь, закружилась. Снег все падал и падал.

– Никто не может мгновенно наколдовать такое, даже я, – тихо продолжал Нокс. – У тебя есть дар.

Я протянула руку и поймала несколько снежинок. Они не растаяли. И вдруг я осознала, что это был вовсе не снег. Пепел. Я удивилась и посмотрела на Нокса.

– Небо опалило твоим огнем, – пояснил он.

На долю секунды меня охватило разочарование. Снег такой нежный и красивый. Но именно пепел отражает мою сущность.

– Нужно возвращаться. Герт хочет поговорить с тобой, – вдруг бросил Нокс.

Мы ступили обратно в пещеры. На этот раз я не приняла его руки, готовая скорее разбиться в темноте.

20

Когда я вошла, Герт стояла у стола, мановением руки превращающегося во всевидящий водоем.

– Не злись на Нокса. Он сделал это по моей просьбе.

В груди вновь закипела ярость, но я стояла на месте, а пальцы не горели огнем. Пока.

– Сомневаюсь, что Нокс вообще понимает, как все это мерзко. Но вы-то понимаете. Зачем вы так поступили? Зачем рассказали все Ноксу? Он не должен был знать! – Почему-то я была уверена, что сейчас стрелка морального «компаса» Герт стремится на север, к плохим поступкам, но ради достижения цели колдунья ее игнорировала.

– У нас мало времени, – просто ответила она, спокойно встречая мой взгляд. В каждой черточке ее круглого лица, в каждой морщинке читалась искренняя уверенность в правильности собственных действий.

– Неужели это все оправдывает? Именно поэтому вы считаете, что можете рыться у меня в голове и издеваться? Лишь потому, что вам так нужно?

– Мне жаль, Эми, – покачала головой Герт. – Забавно, но нам был необходим такой человек, как ты, который напомнит, что такое хорошо, а что такое плохо. С тех пор как мы начали бороться с Дороти, многое перевернулось с ног на голову.

Ей было стыдно за причиненную мне боль, но не за свой поступок. Значит ли это, что Герт поступит так снова, если понадобится? Если благодаря ее действиям я соглашусь прикончить Дороти?

– Я не нашла другого способа. Лишь самые сильные эмоции могут пробудить магию, – сказала Герт, отворачиваясь от меня. – Это сработало, ведь так?

Герт сосредоточилась, вглядываясь в свой всевидящий омут. Он был заметно меньше того, первого, что стоял в комнате Высшего совета. И хотя разочарование от ее двусмысленных ведьминских речей все еще неприятно кололо сердце, я подошла ближе, наблюдая за тем, что делает колдунья. От края к центру по воде побежала рябь, следуя за пальцем Герт, бормочущей себе под нос какое-то заклятие. На поверхности омута начало проступать лицо. Я прищурилась. Знакомое.

– Мама, – проговорила я.

Вот и она. Полная противоположность той злющей, накачанной таблетками кутилы, умчавшейся прочь из нашего трейлера. До торнадо. До Страны Оз. Казалось, это было так давно. На лбу у нее был маленький кусочек лейкопластыря, волосы стянуты в хвостик, а одета она была в джинсы и свитер, которых я раньше не видела. Мама грустила.

– Это очередной фокус? – требовательно спросила я, не поднимая глаз. Возможно, где-то в глубине души я не могла поверить, что мама так сильно изменилась. Возможно, просто не хотела верить, что она сделала это без моей помощи.

– Это не фокус, Эми.

– Я думала, невозможно увидеть, что происходит в Иных Землях.

Женщина пренебрежительно махнула рукой.

– В мире возможно все, Эми. Нельзя же допустить, чтобы ведьмы знали все мои тайны, правда ведь?

Я протянула руку, охваченная странной смесью страха и надежды. От моих пальцев по воде пошла рябь, но маминого изображения так и не коснулась. Она стояла в маленькой серой незнакомой комнате с деревянной мебелью и мягкими сиденьями, похожими на те, что стоят в кабинете у врача. Где это она? В ночлежке? В одном из тех заведений, куда отправляют людей, лишившихся крова из-за стихийных бедствий? Мама заглянула под подушки дивана, а потом перешла к крошечной кухне и принялась перерывать шкафчики. У меня сжалось сердце. Я знала, что она делает – ищет свою заначку.

– Все, с меня довольно, – сказала я, прекрасно помня эту сцену, словно из фильма ужасов, но не смогла отвести глаз.

Глаза у матери загорелись, словно она наконец-то нашла то, что искала. Она достала нужную ей вещь и оглядела ее. Свитер. Мой красный свитер. Слегка узковатый мне, с малюсенькой дырочкой на рукаве, но все же самый любимый, потому что он – единственная фирменная вещь во всем гардеробе. Свитер был грязным, испачканным чем-то наподобие красной глины, обилие которой и дало название нашему парку «Пыльные акры». Наверное, его вышвырнуло из трейлера во время торнадо.

Мама прижала свитер к груди. Она не искала очередную дозу таблеток. Она просто скучала по мне. От злости я сжала кулаки. Я провела долгие годы в попытках привести маму в чувство, а как оказалось, для этого ей требовалось лишь избавиться от меня.

– Знаешь, магию можно получить не только из плохих воспоминаний, но и из хороших, – поведала Герт.

Меня разобрал смех:

– Кажется, вы мало рылись в моей голове. У меня нет хороших воспоминаний.

– Ты сама вольна решать, каким видом магии заниматься и кем быть. В конце концов, это одно и то же. Но ты не обязана злиться.

– А что, если я хочу? – бросила я. – Я не имею права злиться?

Герт невозмутимо пожала плечами, но я продолжала свою тираду:

– Только вспомните, что я сотворила, когда злилась. Опалила небо, и оно плакало снегом из пепла. Злость работает. Намного лучше других чувств.

– Но тебе не обязательно начинать именно со злости. Представь, что можно начать и с чего-нибудь хорошего.

– Конечно, прекрасно, – огрызнулась я. – Представить я много чего могу, но это не значит, что оно станет реальным.

– Все возможно, милая. Оглядись.

Я горько рассмеялась:

– О да, Страна Оз… Место, где любой твой кошмар может стать явью.

– Посмотри на нас, – продолжала Герт, не обращая внимание на мои слова. – Мы, ведьмы, всегда боролись друг с другом, а теперь живем вместе под одной крышей. Вместе трудимся ради благого дела. Это только показывает…

Я представила, как мы с Мэдисон Пендлтон после всех ее издевательств внезапно стали лучшими подружками, и покачала головой. Но Герт говорила, конечно, не о Мэдисон. Колдунья говорила о моей маме. Мне казалось, что заставить себя простить ее – равносильно новому страданию.

– Зачем вы так настаиваете? – спросила я. – Мама ведь за миллион километров отсюда. Это все не важно.

– Она – голос в твоей голове.

– А вы хотите, чтобы вместо ее голоса там был ваш?

– Нет, чтобы там был твой голос, Эми.

Я отказывалась смотреть на Герт, отказывалась довериться этим теплым, словно у родной бабушки, глазам, поскольку знала, что они лгут. Герт молчала, а я все так же продолжала вглядываться в водную гладь и, когда подняла глаза, заметила, как колдунья исчезает в белом дыму. Что ж, видимо, разговор окончен. Я вновь опустила взгляд: изображение мамы медленно таяло, а когда оно исчезло вовсе, вода забурлила. Над ревущей, пузырящейся водой поднимался пар. Омут кипел, и я прекрасно понимала, что это не часть заклятия Герт. Это сотворила я. Пожалуй, прощение открывает многие пути. Но порой, чтобы простить, нужно зажечь пламя.

Этой ночью я упала на кровать, даже не удосужившись снять платье. Я видела маму. Смогла применить магию. А сейчас бешусь от мысли, что все это как-то было связано с мамой. Мы за тридевять земель друг от друга, а эта женщина даже здесь продолжает влиять на мою жизнь?

Я не могла выбросить из головы картинку, показанную всевидящим омутом: мама, такая чистая и свежая, прижимает к груди мой свитер. Этот образ вызывал грусть. Я скучала по ней, но один случай не мог чудесным образом стереть целые годы других, более мрачных воспоминаний. Сна не было ни в одном глазу.

На следующее утро я поняла, что даже рада очередному занятию с Ноксом. Кулаки чесались кого-нибудь побить. Драка с Ноксом была кстати. Когда по пути на тренировку я проходила мимо покоев Гламоры, до моих ушей донесся ее разговор с Герт. В голосах – приглушенных, но резких и предостерегающих, словно женщины обсуждали нечто секретное, – было что-то настораживающее. Я замерла и прислушалась.

– Не смей это поощрять, Гламора.

– О чем ты говоришь?

– Ты прекрасно знаешь, о чем. В этой девчушке больше трещин, чем в дороге из желтого кирпича. Нокс ее сломает.

– Или она сломает его. Не прикидывайся, что никогда не была молодой. Со всеми нами у нее нет совершенно ничего общего… Она и Нокс…