Текст книги "Дороти должна умереть"

Автор книги: Даниэль Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

В углу стояла метла из темного, практически черного дерева с ручкой из длинных колючих веточек. Я потянулась потрогать ее, но отдернула руку от резкого окрика Герт.

– Ты к этому еще не готова, милая, – предостерегла она.

Я поглядела на колдунью, но та улыбнулась, словно ничего не случилось, и принялась суетливо носиться по пещере.

– Эми, – продолжила Герт. – Я знаю, все это ново для тебя, ты напугана. – Она подошла к полке и рассеянно подхватила с нее какую-то баночку, даже не взглянув на содержимое, а когда заметила, покачала головой и поставила банку на место. – Но ты нужна нам. И я в тебя верю. А теперь перейдем к нашему первому уроку. Впрочем, я предпочитаю называть его «Как быстро воспитать ведьму», – сказала она и рассмеялась собственной шутке.

Герт присела за большой деревянный стол, который стоял посередине комнаты, и поманила меня следом за собой. Вся столешница была усеяна свечами, которые стали по очереди загораться, как только колдунья опустила на них взгляд. Лицо Герт засияло в наколдованном свете. Она улыбнулась, таинственно и довольно, а потом хлопнула в ладоши, и все свечи потухли.

– Теперь твоя очередь, – сказала женщина.

– Но как? – в замешательстве спросила я.

Она мне даже ничего не объяснила. Что нужно сделать? Произнести специальное заклинание, взмахнуть волшебной палочкой или сварить какую-нибудь гадость с глазом тритона? Судя по тому, что я здесь видела и слышала, магия проста только с виду. А на деле требует концентрации и долгой практики.

Герт махнула рукой, и по воздуху, следуя за ее пальцами, разлетелись яркие искорки, словно крошечные светлячки.

– На самом деле магия похожа на электричество из вашего мира, – пояснила она. – Здесь она везде и повсюду. Струится в воде, находится в земле, витает в воздухе, одним словом, поддерживает жизнь в Стране Оз. Да, теперь уже магии не так много, как раньше, но все же она есть.

– Ладно… – протянула я. Мне вроде бы стало чуточку понятнее, хотя…

– Чтобы использовать магию, – продолжала Герт, – нужно лишь знать, как ее найти. Собрать и сказать, что делать. Это просто нестабильная энергия. Магия всегда хочет стать чем-то другим, жаждет перемен. На то она и магия. И потому поджечь свечу – самое легкое заклятие, которое можно использовать. Ты просто берешь энергию и говоришь, чем ей нужно стать. В данном случае – пламенем.

Она всегда хочет стать чем-то другим, жаждет перемен. Теперь все стало гораздо понятнее. Ведь я такая же… Нахмурившись, я уставилась на свечи, вытянула пальцы и пошевелила ими в застоявшемся, слегка влажном воздухе, пытаясь мысленно вернуться в тот момент, когда мы с Ноксом стояли в тренировочном зале – к тому теплому, вызывающему трепет ощущению. Ничего.

– Ты должна пожелать, – посоветовала Герт. – Ты хочешь этого?

– Конечно, хочу! – возмутилась я в ответ. Ведь хочу, да?

Я провела раскрытой ладонью над свечами, но вновь ничего не произошло. Ни один фитиль даже не задымился.

– Уверена, милая?

– А почему я должна сомневаться?

– Забудь о том, что должна. Делай лишь то, что естественно для тебя.

– Жаль рушить ваши надежды, – поникнув, ответила я, – но для меня здесь все неестественно.

– Все изменится, Эми, – сказала Герт. – Уже скоро. Не спорю, в той битве в темнице тебе чем-то помог нож Момби. Но желание выиграть битву исходило от тебя. У тебя есть дар. И когда ты научишься правильно использовать его, станешь непобедимой.

Я сразу же вспомнила, как причинила боль тем металлическим существам. Да, они заслужили это, но все же… Тогда я стала какой-то удивительно смелой, безжалостной. Казалось, бороться – это проще простого. На ум пришли слова Нокса о магии: о том, как она опасна, как сильно развращает людей из нашего мира. Именно из-за магии Дороти стала такой злой. Как же колдовство повлияет на меня? Что, если, готовясь выступить против Дороти, я стану такой же, как она?

– Ты не Дороти, дорогая, – успокоила меня Герт, и я невольно вздрогнула, понимая, что колдунья опять читала мои мысли. – Не волнуйся, я не допущу, чтобы ты стала такой же.

– Интересно, вы даете такое обещание только для того, чтобы я не беспокоилась, или вы действительно сможете его выполнить?

– Я должна задать тебе очень важный вопрос… – Колдунья ненадолго замолчала и окинула меня оценивающим взглядом. – Какая ты? – наконец спросила она.

– Что?

– Если ты не такая, как Дороти, то какая?

– Э-э… – я не знала, что ответить. – Я просто Эми?

– Умоляю, милая, у тебя на родине есть миллион разных Эми. Эми – это лишь имя. – Герт звонко рассмеялась. – Ты должна понять одно, – продолжила она, – у каждого мага есть склонности к определенным типам магии, и они связаны с особенностями личности. Как только выберешь тип магии, который больше тебе подходит, станет заметно легче. Но сначала необходимо понять собственную сущность. То, что делает тебя тобой. Итак, какая же ты?

Я задумалась. Пожалуй, до прибытия в Страну Оз мне было легче ответить на этот вопрос, хотя, возможно, ответ был неправильный. Теперь я не знала даже, с чего начать. Та ли я Эми Гамм, что и прежде? Та, которая заботилась о маме, хотя порой всей душой ненавидела каждое мгновение, потраченное на это неблагодарное, тошнотворное занятие; которая проучилась в школе, не используя и сотой доли имеющегося, по уверениям доктора Стракена, потенциала. Та ли я теперь Простушка Эми, что вечно велась на издевки Мэдисон Пендлтон и не могла удержать язык за зубами, даже если ее жизнь – в прямом смысле слова – зависела от этого? Девчонка, чье будущее обещало быть таким же мрачным и унылым, как небо родного канзасского городка, которое она каждую ночь рассматривала в крошечное круглое окошко своего трейлера?

Или, может, она особенная? Девушка, которая должна сыграть роль, неведомую ей ранее, – роль убийцы. Та, которая может ударить ножом живое существо, не сомневаясь и не испытывая жалости. Воин, обладающий силами, о которых раньше и не подозревал.

– А какой я должна быть?

– Дело не в том, какой тебя считают другие. Лично мне уже известно, какая ты на самом деле. Но если я скажу тебе это, ничего хорошего не выйдет. Ты сама должна понять. А теперь попробуй-ка еще раз, зажги свечи.

Я сосредоточилась на собственных ощущениях. Представила, как, постепенно разгораясь, мерцает пламя на фитиле свечи. Но все оставалось по-прежнему. На лице Герт не отразилось ни единой эмоции. Я ожидала увидеть разочарование, но в итоге совершенно ничего не уловила. Женщина просто хлопнула в ладоши и улыбнулась.

– Думаю, на сегодня достаточно, – объявила она. – Следующий твой урок с Гламорой. Вот это будет интересно.

Я пожала плечами и встала, но, подойдя к двери, вновь обернулась к Герт.

– А как же вы? – вопрос сам собой сорвался с губ. – Вы сами действительно Злая колдунья? – спросила я. – Вы утверждаете так, но… мне вы не кажетесь Злой.

– Это сложный вопрос, – коротко ответила Герт, пряча взгляд. Улыбка ее померкла.

– Думаю, я вас пойму, если ответите, – настаивала я на своем.

Герт лишь тяжело вздохнула.

– Когда-то меня звали Доброй Волшебницей Севера, – сказала она. – Но это было очень, очень давно.

– Что с вами случилось?

Что могло заставить Добрую Волшебницу стать Злой? И еще один вопрос мучил меня: если Герт сама не смогла противостоять Злу, как тогда она сумеет остановить меня, не позволить ступить на тот же путь, по которому прошла Дороти?

– Я знала Дороти еще малышкой, когда она впервые попала сюда. Когда все время твердила, что хочет вернуться в родной Канзас. Но я уже тогда кое-что заметила: она не была честна в собственных желаниях. Говорила, что мечтает попасть домой, но в то же время жаждала признания. Хотела, чтобы все вокруг знали о ее подвигах. Только вот в родном мире поступки Дороти не оценили, так что она решила вернуться сюда и оказалась в тени Озмы. Позже она заколдовала правительницу Страны Оз и захватила власть. Но и на этом девчонка не остановилась. Она захотела большего.

– Я тоже многого хочу.

– Ты хочешь правильных вещей: чтобы маме стало лучше или, к примеру, поцеловать парня, который тебе нравится. Но у тебя нет той дикой жажды признания, что у Дороти, – жажды, которую, пожалуй, не смогли бы утолить все блага вашего Канзаса, вместе взятые.

– А что, если вы ошибаетесь? – тихонько спросила я.

– Не ошибаюсь. – Голос Герт прозвучал твердо и уверенно. – Теперь иди, тебе нужно хорошенько отдохнуть перед завтрашней встречей с Гламорой.

Интересно, может, Герт все еще Добрая волшебница? А если нет, почему она изменилась? По сжатым в тонкую линию губам женщины ясно читалось: больше она ничего рассказывать не будет, по крайней мере сегодня. Я вдруг сообразила, что разворачиваюсь и иду прочь из пещеры, но не по собственному желанию, а повинуясь невидимой руке Герт, подталкивающей к выходу.

Только оказавшись в своей комнате, я осознала, что ужасно устала. Странно, но после занятий с Герт я чувствовала себя более измотанной, чем после утренней тренировки с Ноксом. Я настолько обессилела, что, опустошив миску с безвкусной зеленой кашей, внезапно появившуюся на столе, даже не смогла найти в себе силы раздеться и рухнула на кровать прямо в одежде.

Впрочем, мое ложе с трудом можно было назвать кроватью. Скорее это была куча подушек и одеял, накиданных в углубление в полу посреди комнаты. Но на деле такая кровать оказалась во много раз удобнее всех, на которых я когда-либо лежала. Утопать в этих мягких подушках – просто блаженство. Хотя я жутко устала и думала, что отрублюсь моментально, все время, пока я пыталась заснуть, в голове крутился вопрос Герт: «Какая ты?» Я должна найти ответ! Наверное, любой человек знает, что ответить. Но только не я.

Первое занятие с Гламорой кардинально отличалось от других уроков. Когда следующим утром я зашла в ее комнату, колдунья выглянула из-за украшенного драгоценными камнями туалетного столика, совершенно не похожего на все предметы, которые я видела в других пещерах. Да чего уж там, покои Гламоры в принципе не шли ни в какое сравнение с остальными залами. Здесь вообще удивительно легко забывалось, что мы находимся под землей. Пол помещения покрывали ковры насыщенного красного и лилового тонов, кровать была устлана белым мехом, а вдоль одной стены стояли зеркальные шкафы, так плотно набитые одеждой, что их дверцы даже не закрывались. Один шкаф до самых краев наводняли драгоценности: камни, ожерелья, кольца и серьги, от тесноты упавшие на пол.

Гламора поднялась и подошла к мягкому стеганому дивану, перед которым стоял зеркальный столик. Она долго на него смотрела, после чего на его поверхности возник чайный сервиз. Колдунья кивнула мне, приглашая сесть.

– Что мы делаем?

– Пьем чай.

Когда я села, рядом с сервизом появилась многоярусная подставка с выпечкой, заполненная различными бутербродами, квадратными пончиками и крошечными лепешками с начинкой. От одного вида такой вкуснятины у меня потекли слюнки. В темнице у Дороти была еда, вкусом напоминающая серу, а здесь… Такой теплый прием подкупал. А почему бы и нет? Почему бы просто не посидеть и не попить чаю на пару с сумасшедшей колдуньей, наряженной в лиловые шмотки? Может, она так пытается узнать меня получше? Или устраивает мне какой-то особый тест, о котором мне никто не рассказал? Мы будем гадать на заварке, когда покончим с чаепитием?

Мне так хотелось есть, что я неосознанно потянулась к крошечному печенью, напоминающему стеклышко витража. Но Гламора шлепнула меня по руке еще до того, как я успела к нему прикоснуться.

– Не трогай ничего, пока хозяйка не разлила чай, – приказала она. – В начале миссии необходимо тщательно выверять каждое, даже самое незначительное, движение. Все, что ты делаешь, будет замечено. Нам нужно подобраться к Дороти как можно ближе, а она не такая дура, какой кажется на первый взгляд. Любая оплошность может испортить весь план.

Гламора наконец кивнула, позволяя приступить к еде, и я откусила кусочек восхитительного птифура. Его волшебный вкус неожиданно менялся прямо во рту: соленое пирожное превратилось в шоколадный щербет, а затем – в банановый пудинг. Однако мои мысли были заняты неожиданными словами колдуньи. О каком-то там плане мне сообщить не удосужились.

– То есть я должна буду внедриться туда, ну… под прикрытием или вроде того? – спросила я, не прожевав до конца пирожное.

Гламора смерила меня неодобрительным взглядом, проигнорировав вопрос.

– Не разговаривай с набитым ртом. И налей мне чашечку чая.

Следующие несколько часов мы повторяли, что такое хорошие манеры, о которых дома, если честно, я и знать не знала. Как нужно ходить, как говорить. Как накрывать на стол. Гламора учила меня, как правильно делать реверанс и даже как смотреть на Дороти.

Если урок с Герт целиком состоял из беседы и напоминал скорее разговор с другом, то Гламора на занятии была строга и ни на секунду не прерывалась, сразу после одной темы переходя к другой. Когда мы закончили, у меня голова шла кругом от массы, на мой взгляд, совершенно бесполезной информации. Но это оказалось не все! Перед уходом Гламора вручила мне стопку книг: по архитектуре, искусству, этикету и парочку романов в придачу.

– Эти книги читали все в Стране Оз, кому еще не перевалило за вторую сотню. Мы обсудим их на следующем занятии.

Она вновь уселась за туалетный столик и, забыв обо мне, повернулась к зеркалу. Щетка для волос взметнулась в воздух и принялась расчесывать ей волосы.

Я что, должна буду соревноваться с Дороти в эрудиции? Заболтать ее до смерти? Уморить скукой?

– Все это? – недоверчиво вопросила я. Да потребуется месяц, чтобы осилить хотя бы половину этой макулатуры.

– Ты справишься, – сказала Гламора. – И еще. Я понимаю, что не нравлюсь тебе. И прекрасно знаю, что ты мне не доверяешь. Это хорошо. Ты и не должна мне доверять. Как и всем остальным здесь. Каждая подаренная улыбка, каждое теплое слово, даже печеньице, – все делается с одной целью. И цель эта – смерть принцессы.

– Я знаю, – ответила я. – Но зачем вы мне это говорите?

– А затем, что в мире Дороти слова «добро» и «зло» утратили свой смысл, – отозвалась Гламора.

Говоря это, женщина мило улыбалась, словно пыталась своим откровением оказать мне услугу. Она провела расческой по волосам, и те начали менять цвет, превращаясь из светлых пламенно-золотистых в темно-рыжие.

Я знала, что делает Гламора. Она предостерегает меня насчет Герт. Но зачем?

18

– Ну что на нее нашло? – возмущалась я, когда вечером после занятия с Гламорой мы с Ноксом шли ужинать.

Он забрал выданные колдуньей книги, и те растворились у него в руках. Полагаю, отправились прямиком в мою комнату, где и будут лежать в ожидании более тщательного изучения.

Чародей насмешливо взглянул на меня.

– Ты спокойно выносишь побои и учишься колдовать, но бесишься от необходимости прочитать пару книжек? – засмеялся он. – Мы думали, занятия с Гламорой окажутся для тебя самыми легкими. – Говоря это, он слегка улыбался, словно отлично знал, как порой нелегко приходится с этой колдуньей.

– Есть в ней что-то такое… – протянула я, – от чего мурашки бегут по коже.

– А чего ты хочешь? – ответил Нокс. – Она близнец Глинды. Представь, каково это – знать, что твоя сестра восстала против тебя и однажды вам придется встретиться в битве лицом к лицу.

Я остановилась посреди коридора. Нокс повернулся ко мне, на его лице заиграли отблески пламени, освещающего наш путь.

– Герт хотела знать, какая я, но дело в том, что я не знаю даже, какие вы на самом деле. Да что там! Я даже не знаю ни одного пункта вашего огромного плана, который, возможно, весь завязан на мне.

– Чтобы идти по дороге, не обязательно знать каждый ее поворот.

– Но быть в курсе конечной цели полезно.

– И она тебе известна: свергнуть Дороти.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Можешь хоть на мгновение сбросить эту маску примерного воина и просто побыть человеком?

Парень на секунду замолчал, серьезно задумавшись над моим вопросом, и в конце концов заявил:

– Только Момби и Герт знают план целиком. Все остальные – лишь частично. В таком случае, если кого-нибудь из нас поймают, не все будет потеряно.

– Но что, если… – Звон бокала Гламоры предостерег меня от дальнейших расспросов.

– Я не имею права рассказывать чужие истории, – отрезал Нокс, а потом, словно почувствовав себя неуютно, добавил: – Добро пожаловать на первый официальный ужин в составе Революционного Ордена Злых, – и провел меня в обеденный зал.

Этот зал был подобен Гламоре – такой же величественный и пугающий. Столом колдуньям служил круглый кусок серого сланца, подвешенный в воздухе в самом центре пещеры. Стены теплого шоколадного оттенка заросли живыми цветами, на столе стояли приборы из черного фарфора, а на потолке росло очередное дерево-люстра.

Там уже сидели Момби, Герт и Гламора. Нокс кивнул, указывая мне на один из стульев, сам же занял соседний. Нервничая, я тоже присела. Мы с мамой не ели за одним столом с тех пор, как мне стукнуло двенадцать. У нас в трейлере был только раскладной столик, который она заваливала газетами и неоплаченными счетами.

Герт пробормотала что-то себе под нос, и все бокалы наполнились жидкостью бордового цвета. Тарелка передо мной вновь до краев наполнилась вязкой зеленой кашей. В тот момент у меня появилась хоть какая-то причина ценить Гламору. Пожалуй, ее чайные церемонии – единственное мероприятие, на котором удается вкусно поесть.

– Итак… как дела у нашей девочки? – спросила Момби, посмотрев на меня.

– У нее начисто отсутствуют хорошие манеры, – решительно заявила Гламора, которой явно не терпелось высказаться. – Кто бы ни учил девочку в той жестяной ферме, ему должно быть стыдно.

Маме не было бы стыдно, потому что она ничему меня не учила. Если бы я следовала ее примеру, то даже не знала бы, как пользоваться вилкой. Когда она садилась есть, то останавливала свой выбор на чипсах или кукурузных хлопьях и ела их прямо из пакета или коробки.

– Но у нее замечательная фигура. Как думаешь, Нокс? – продолжила Гламора, подмигнув чародею.

Я с трудом сделала глоток вина, слегка отдающего цветочным вкусом. Неужели Гламора только что действительно сделала мне комплимент? И к чему было это подмигивание?

– У Эми большой потенциал, – влезла Герт.

Потенциал. Слово, которое не давало мне покоя последние пять или даже шесть лет в школе. Нереализованный потенциал. Неужели эта фраза преследует меня?

– Она сделала хоть что-нибудь без твоей помощи? – поддержала тему Момби.

– Нет, но сделает, – заверила Герт.

– У нас мало времени, – вздохнула колдунья.

– Просто оказалось, что девушка, которая так остра на язычок, еще не знает, какая она на самом деле.

В личной беседе эта фраза звучала совсем не так, как на публике. Сейчас колдуньи говорили обо мне так, словно меня здесь не было. Нокс прочистил горло. Приехали. Вот и ему выдался шанс выложить все мои недостатки.

– Мы не должны ее осуждать. В сложившихся обстоятельствах Эми делает все возможное.

Стакан с напитком выскользнул из моих пальцев. Я едва успела поймать его, но несколько капель все же выплеснулось на стол. Нокс в самом деле меня защищает? Гламора легким движением руки испарила пролитые капли. Бессмыслица какая-то! Я подняла взгляд на Нокса. Момби тоже с удивлением взирала на чародея.

– На обучение магии уходят годы, а мы хотим, чтобы она освоила все за месяц, – пояснил он. – Эми ведь даже не местная. Одумайтесь. Никто так быстро не может научиться.

И тут я вдруг поняла, почему Нокс меня защищает. Он просто не верит, что я вообще когда-нибудь стану настоящей колдуньей.

– Ты же смог.

– Я был ребенком. Детям все дается легче.

– Дороти смогла, – добавила Гламора.

– Вообще-то я здесь и сама могу говорить! – возмутилась я. – Вы что, всерьез считаете, что мне нужно знать все эти премудрости, чтобы быть приманкой?

Наконец-то пазл сложился у меня в голове. Я ведь теперь беглая преступница, которую разыскивает Дороти. Меня хотят использовать, чтобы отвлечь ее!

– Это правда? Я ведь приманка, да?

Герт хотела что-то ответить, вероятно, как-то успокоить, но замерла, так ничего и не сказав. Выглядела она удивленной – неожиданное поведение для человека, который умеет читать мысли. Но потом я поняла, что смотрит колдунья не на меня. Я развернулась на стуле, проследив за ее взглядом и обомлела. За моей спиной стояли две девчонки, с головы до ног перепачканные кровью.

Никогда раньше не видела ничего подобного. Одна высокая, с медно-рыжими волосами и глубоким багровым шрамом посередине лба размером с долларовую монету и гладким, как кость. Другая – со светлыми волосами, пронзительными зелеными глазами и маленькими губками в форме сердечка. Но, честно говоря, в ее образе меня поражало другое: одна половина ее лица была из плоти и крови, как у любого нормального человека, а вторая сплошь состояла из металла. Соединялись эти две половинки крупными, мощными болтами. На такие же половины делилась и шея, а левая рука полностью оказалась металлической. Штаны закрывали ноги, потому я их не видела. Но, смею предположить, они тоже были не в порядке.

Девушки стояли, опираясь друг на друга. Полуметаллическая девчонка держалась за высокую. Под следами крови невозможно было даже разглядеть раны, но выглядела она очень и очень измученной.

– Где? Что? – Момби в мгновение ока оказалась рядом с девушками.

– Страна кводлингов. Лев, – пробормотала девчонка с круглым шрамом.

Момби исчезла в облаке дыма. Видимо, вместо того чтобы помочь бедняжкам, отправилась проверять то, о чем спрашивала. Нокс же скривился и, вскочив на ноги, помчался к незнакомкам. Герт ринулась следом. Оказавшись рядом с ними, чародей взял на руки полуметаллическую девочку. На ее искаженном болью лице промелькнула улыбка.

– Мелиндра, все будет хорошо. Я держу тебя. – Казалось, впервые за время нашего знакомства Нокс о ком-то беспокоился.

Ладонь Герт засияла, когда она коснулась руки девушки.

– Отнесем ее к Источнику.

Прежде чем я поняла, что происходит, Герт с Ноксом уже исчезли. Гламора продолжала спокойно сидеть за столом и есть липкую кашу. Я даже не волновалась, что оказалась брошена практически в гордом одиночестве без каких-либо объяснений. Но почувствовала неприятный и неожиданный укол ревности, когда вспомнила, как сильно Нокс переживал за эту девчонку.

– Садись, – приказала Гламора, указывая на туалетный столик, когда на следующий урок мы вошли в ее пещеру.

Я пребывала в задумчивости, все еще находясь под впечатлением от событий прошлого вечера. Эти две девчонки появились посреди зала, как будто после купания в озере крови, а я тут учусь правильно делать реверансы? Ссутулившись, я побрела вперед, прекрасно зная, как это бесит Гламору. И не села. Вместо этого принялась рассматривать и перебирать ее вещи. На туалетном столике стояло множество маленьких стеклянных фигурок, которые, наверное, когда-то были частью богато украшенного шахматного набора. Я покрутила в ладони стеклянную королеву. Гламора глубоко вздохнула, но старалась держать себя в руках. В ответ я лишь закатила глаза. Маленький акт протеста Гламора восприняла как настоящую катастрофу.

– Сядь, – вновь приказала она, не повышая голоса, но вырвала фигурку из моих рук и поставила обратно на столик.

Остальные фигурки сами по себе заняли положенные места. Гм, а может, истинная сила Гламоры не в этикете, а в каком-нибудь особом ведьминском ОКР^[6]?

На этот раз я подчинилась и присела-таки на стул, но в тот же момент отвернулась от зеркала, чтобы взглянуть колдунье в лицо. Она распустила свой замысловатый пучок, и волосы роскошными волнами упали на плечи, обрамляя глубокое V-образное декольте лилового платья и подчеркивая грудь. С распущенными волосами Гламора еще сильнее напоминала свою злую близняшку.

– Может, у меня и нет такого особого дара, как у Герт с Момби, зато я могу научить тебя другим полезным вещам, дорогая, – заявила Гламора.

Я вновь потянулась к стеклянной фигурке королевы – та ринулась прочь.

– Порой лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. – Гламора тяжело вздохнула.

Я подняла голову, наблюдая, как она закрыла лицо ухоженными ручками, словно играла в «ку-ку» с малышом, и развела их в стороны. Я охнула. На правой щеке колдуньи зияла дыра в форме полумесяца – через нее был прекрасно виден язык и идеально белые зубы.

– Что с вами случилось? – в ужасе спросила я.

– Семья может причинить нам гораздо больше боли, чем чужие люди. Это сделала Глинда.

– Но почему… Что случилось?

– Она хотела убедиться, что никто больше не спутает меня с ней. Быть точной копией своего противника – большое преимущество, если ты на тропе войны, а она не желала, чтобы у меня имелся подобный козырь.

Кажется, Гламора не смущалась и не стыдилась своего дефекта, но все же показать шрам – большое откровение для такой красавицы. И даже с изуродованным лицом Гламора оставалась такой же прекрасной. Красотой были исполнены каждый ее жест, слово, поступок.

– Почему вы не избавитесь от шрама с помощью Источника? – спросила я.

– Когда мы встретимся, – Гламора с любовью провела пальцами по шраму, – я хочу, чтобы она увидела, что сотворила.

Я покачала головой:

– Я видела ее. Видела то, во что она превратилась. Вы же не думаете, что, увидев вас, Глинда станет молить о прощении, правда?

Может, в глубине души Гламора действительно все еще на это надеется? Надеется, что сестра увидит шрам и раскается? Я мало знала о подобных надеждах, но представляла, каким ужасным бывает разочарование. Гламора рассмеялась так громко и звонко, что мне даже захотелось закрыть ладонями уши.

– Нет больше места прощению. Я лишь хочу, чтобы шрам стал последним, что увидит Глинда, когда я ее прикончу.

Гламора уставилась на меня, ожидая какой-нибудь реакции.

– Но она же вас не убила, – медленно отозвалась я. – Была близка к этому. Но не убила.

– Колдуньи-близнецы крепко связаны между собой. Когда-то я могла видеть, что делает Глинда, могла почувствовать ее боль. Но после того, как она это сотворила, я больше ее не ощущаю. Не вижу. Раньше в меня могли вонзить нож, и она бы умерла вместе со мной. Моя смерть повлекла бы за собой и ее.

– И наоборот? Если бы вы напали на нее и убили, то и сами погибли бы?

– Если бы представилась такая возможность, моя рука бы не дрогнула… Это помогло бы избавить мир от зла.

Я посмотрела на Гламору, которая в этот момент легонько провела пальцами по щеке, – шрам исчез, лицо ее вновь стало ровным и идеальным.

Когда пару дней назад я впервые увидела Гламору, то подумала, что это самое жуткое создание в мире. Просто потому, что решила, будто она Глинда. Но сейчас, узнав истинную Гламору, я, кажется, начинала понимать, что она могущественнее Глинды.

– А теперь начнем, пожалуй? – Колдунья положила руку мне на плечо и мягко повернула обратно к зеркалу.

В трейлере у нас было всего два зеркала: одно, сломанное, лежало в крошечной ванной, а другое, поцарапанное и изогнутое, висело над моим древним комодом. Второе напоминало зеркала из комнаты смеха, оно искажало мое лицо, делая его еще уже, чем оно было в жизни. По возможности я старалась в них не смотреться. Зеркало Глинды было иным. Или, может, я изменилась.

У меня перехватило дыхание. Во взгляде моем было что-то непокорное. Я стала куда упрямее, чем раньше. Разве такое возможно? Дешевая розовая краска уже начала смываться с волос, уступая место грязно-блондинистому цвету.

– Ты очень красивая, – проговорила Гламора без капли иронии или сарказма.

Я попыталась сбежать, но она положила руки мне на плечи и заставила сесть обратно на стул.

– Очень красивая, – повторила она с той же уверенностью, с какой Герт говорила о моей истинной сущности. Словно хотела удостовериться, что я ей поверила. Словно каким-то образом Гламора узнала, что за шестнадцать лет жизни мне ни разу такого не говорили.

С первого дня нашего знакомства Гламора оценивала каждое мое движение по одной ей известным правилам этикета. Добрые слова, прозвучавшие из ее уст, привели меня в замешательство.

– Конечно, внутренняя суть значит многое, Эми. Но у внешней красоты тоже есть своя особая магия.

Она тряхнула волосами, и цвет их поменялся с темно-рыжего на светло-лавандовый и обратно. Потом она коснулась моих волос.

– Какими они были?

– Вам не нравится розовый?

– Когда я впервые увидела тебя, Эми Гамм, то именно благодаря этим розовым волосам поверила в тебя. Ты справишься. Мы справимся.

– Правда, что ли, благодаря им?

Гламора сморщила нос, давая этим понять, что не стоит недооценивать силу волос.

– Когда Дороти появилась у нас в своем легком клетчатом платьице, я уже тогда понимала, что от нее будут одни проблемы.

– Вы знали Дороти, когда она только сюда прилетела?

– В то время мы с сестрой были еще вместе. Пока она не встала на сторону этой девчонки. Думаю, никто, кроме меня, не почувствовал неладное, это ее милое личико настораживало. Но ты… в тебе нет ни капли слащавости, и волосы лишь подчеркивают это.

– Спасибо… наверное, – пробормотала я.

– Это комплимент. Я бы сказала, Дороти ужаснее целого миллиона Момби. Не знаю, как там в ваших краях, но у нас, в Стране Оз, сахар может стать ядом. – Гламора взъерошила мне волосы, как будто стряхивая этим движением мрачный образ Дороти, застывший у нее перед глазами.

– Я хочу оставить его. Мне нравится розовый, – сказала я, но слова прозвучали не слишком уж жизнерадостно.

Пальцы колдуньи пробежали по прядям, подбирая цвет. Сперва волосы стали голубыми, потом зелеными и, наконец, вновь розовыми, светлее облака сладкой ваты, насыщенными и такими блестящими, какими никогда не были даже мои натуральные. Я вдруг вспомнила, как красила волосы над раковиной трейлера всего за пару дней до торнадо. Я думала, что новый цвет волос внесет какое-то разнообразие в мою скучную серую жизнь. И вот оно: моя прическа идеального розового оттенка, а перемен в жизни даже больше, чем можно представить.

Колдунья моргнула, и на моих щеках появился нежный румянец. Моргнула вновь – и губы покрыла темно-красная помада. Еще раз – и на веках изящными полумесяцами расцвели серо-зеленые тени. Снова – и ресницы, казалось, стали длиннее раза в два. И наконец на меня душем посыпались блестки.

Последние напомнили мне о Мэдисон. Мэдисон, стоящей посреди школьного коридора и сияющей, как дурацкий диско-шар… Но потом я заметила, что блеск Глинды ни в какое сравнение не шел с сиянием Мэдисон. Блестки точно знали, куда нужно лечь: слегка осветить скулы и веки, мягко опуститься на плечи и ключицы. Помада лишь подчеркивала макияж. Казалось, на мне нет ни грамма косметики, все более чем естественное. Сверхъестественное.

В зеркальном отражении я заметила Нокса, появившегося у входа в пещеру. Я не видела его с прошлого вечера, когда парень исчез с раненой девушкой.