Текст книги "Не развод, а война (СИ)"
Автор книги: Дана Вишневская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Глава 9: Ты разрушаешь его психику
Телефон звонит в начале девятого утра, когда я пытаюсь накормить Савелия завтраком. Мальчик ковыряется ложкой в овсянке, а я делаю вид, что не замечаю его красные глаза. Опять плакал ночью. Третий раз за неделю.
– Златослава Владиславовна? – голос директора школы звучит официально, но я слышу нотки тревоги. – Мне нужно поговорить с вами. И с отцом ребёнка тоже.
У меня всё внутри холодеет.
– Что случилось? – шепчу я, отворачиваясь от сына.
– Савелий вчера подрался на перемене. Серьёзно подрался. Мы не можем больше это игнорировать.
Господи, вот оно. Я закрываю глаза и чувствую, как меня начинает трясти. Всё, что я пыталась скрыть, всё, от чего защищала сына, всё вылезло наружу.
– Когда? – хрипло спрашиваю я.
– Сегодня в два часа дня. И госпожа Громова... приходите оба. Это важно.
Трубка гудит, а я стою посреди кухни и понимаю – война, которую мы с Русланом ведём друг против друга, добралась до нашего ребёнка. И теперь его разрывает на части.
Савелий поднимает голову от тарелки.
– Мам, а что тётя Лена хотела?
– Ничего особенного, солнышко, – лгу я. – Доедай кашу.
Но сын смотрит на меня такими взрослыми глазами, что хочется провалиться сквозь землю. Он всё понимает. Этот одиннадцатилетний мальчишка всё чертовски понимает.
Звоню Руслану. Гудки. Много гудков. Конечно, он не поднимает. Зачем ему отвечать на звонки бывшей жены?
– Алло, – наконец слышу его усталый голос.
– Нас вызывают в школу. К Савелию, – говорю я без предисловий.
Пауза. Длинная, тягучая пауза, во время которой я слышу, как он дышит.
– Когда? – коротко спрашивает он.
– Сегодня в два.
– Что случилось?
– Подрался.
Ещё одна пауза. Теперь я представляю, как он трёт лоб рукой – эта привычка у него с института.
– Хорошо. Буду.
И трубка снова гудит. Вот так. Никаких "как дела", никаких "как ты". Деловито. По-деловому решаем проблемы с сыном, который страдает из-за нашей войны.
На встречу с директором школы я наряжаюсь как на похороны. Чёрное платье, чёрные туфли, чёрная сумка. Словно готовлюсь хоронить наш брак окончательно. Хотя, что там хоронить – он уже давно мёртв, просто мы всё никак не можем выкопать могилу.
Руслан приезжает одновременно со мной. Выходит из своей чёрной машины в строгом костюме, выглядит как преуспевающий бизнесмен, которым и является. Красивый, сука. До сих пор красивый, несмотря на все наши скандалы.
Мы идём к входу в школу, не глядя друг на друга. Как два незнакомца, которые случайно оказались рядом. А ведь когда-то мы были семьёй. Когда-то я гордилась, что иду рядом с этим мужчиной.
– Здравствуй, – бросает он мне, когда мы поднимаемся по ступенькам.
– Привет, – отвечаю я сухо.
И всё. Больше слов не находим. Что тут скажешь? "Как дела?" "Как твоя любовница?" "Как твоё новое жильё?" Лучше молчать.
Директор встречает нас в своём кабинете. Елена Ивановна, женщина лет пятидесяти, которая видела всякое за свою карьеру. Но сейчас она смотрит на нас с явным беспокойством.
– Присаживайтесь, – кивает она на стулья перед столом.
Мы садимся. Я – справа, Руслан – слева. Между нами можно танцевать. Дистанция как в фехтовании.
– Я вызвала вас, потому что ситуация с Савелием становится критической, – начинает директор. – Вчера он подрался с одноклассником. Серьёзно подрался. Мальчику наложили три шва на бровь.
У меня внутри всё переворачивается.
– Господи, – шепчу я. – Он что, ранил ребёнка?
– К сожалению, да. И это не первый инцидент. Савелий стал агрессивным, замкнутым. Учителя жалуются на его поведение.
Руслан сидит как каменный истукан. Только скулы ходят ходуном.
– А что говорит сам мальчик? – спрашивает он ровным голосом.
– Ничего не говорит. Молчит. Но наш психолог хочет с вами поговорить. Жанна Викторовна сейчас придёт.
И тут заходит женщина лет сорока, в очках, с добрым, но усталым лицом. Школьный психолог. Та, которая каждый день видит детские трагедии.
– Здравствуйте, – садится она рядом с директором. – Я работаю с Савелием уже две недели. И должна вам сказать – ребёнок находится в состоянии сильного стресса.
– Из-за чего? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю ответ.
– Из-за семейного конфликта, – прямо говорит Жанна Викторовна. – Савелий постоянно спрашивает, по чьей вине разводятся родители. Винит себя в том, что не смог их помирить.
Слова бьют как пощёчина. Господи, что мы наделали... Что я наделала...
– Он стал агрессивным, замкнутым, у него проблемы с концентрацией внимания, – продолжает психолог. – На уроках отключается, витает в облаках. А вчера сорвался.
– На кого он напал? – хрипло спрашивает Руслан.
– На Мишу Коротеева. Тот сказал что-то про развод родителей Савелия, и ваш сын просто взорвался.
Я закрываю лицо руками. Вот оно. Наша грязная война дошла до школы. Теперь все знают, что семья Громовых разваливается.
– Я предлагаю семейную терапию, – продолжает психолог. – Ребёнку нужна помощь, чтобы пережить развод родителей. Но работать придётся всем вместе.
– Я согласна, – быстро говорю я.
– И я согласен, – сухо отвечает Руслан.
Но даже в этом моменте, когда речь идёт о нашем сыне, я чувствую напряжение. Мы сидим рядом как два враждующих генерала на переговорах.
– Хорошо, – кивает психолог. – Но должна вас предупредить – это будет сложно. Ребёнок чувствует ваше напряжение, вашу враждебность друг к другу. Дети как губки, они всё впитывают.
– Мы понимаем, – говорю я.
– Понимаем, – эхом отзывается Руслан.
Но понимаем ли? Или только делаем вид?
– Можно нам поговорить с сыном? – спрашиваю я.
– Конечно. Я его позову.
Директор выходит и через минуту возвращается с Савелием. Мой мальчик выглядит потерянным. Маленький, хрупкий, с опущенными глазами. На правой руке синяк.
– Привет, мам, – тихо говорит он. – Привет, пап.
И вот тут я не выдерживаю. Встаю и обнимаю его. Крепко-крепко, как будто могу защитить от всего мира.
– Солнышко моё, – шепчу я в его волосы. – Прости меня. Прости нас.
Савелий обнимает меня в ответ, и я чувствую, как он дрожит. Этот сильный мальчишка, который всегда держался молодцом, дрожит в моих объятиях.
– Мам, а вы больше не будете ругаться? – спрашивает он так тихо, что я едва слышу.
И тут Руслан встаёт. Подходит к нам и кладёт руку сыну на плечо.
– Мы постараемся, сын, – говорит он хрипло. – Обещаем.
– Но вы всё равно разведётесь? – поднимает Савелий на нас свои зелёные глаза.
Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня. И впервые за последние месяцы я вижу в его глазах не злость, не раздражение, а боль. Такую же боль, какая разъедает и меня.
– Не знаю, солнышко, – честно говорю я. – Не знаю.
– А я хочу, чтобы вы были вместе, – всхлипывает Савелий. – Как раньше. Когда мы все жили дома и ходили в парк по воскресеньям.
Господи, как давно это было... Кажется, в другой жизни.
– Савелий, – говорит Руслан, присаживаясь на корточки рядом с сыном. – Послушай меня. Что происходит между мной и мамой – это не твоя вина. Никогда не была твоей виной. Ты прекрасный мальчик, и мы оба тебя очень любим.
– Тогда почему не можете жить вместе? – всхлипывает сын.
И на этот вопрос у нас нет ответа. Потому что мы сами не понимаем, что с нами происходит.
Психолог тихо откашливается.
– Может быть, продолжим разговор в моём кабинете? Там будет спокойнее.
Мы переходим в соседнее помещение. Маленькая комната с детскими рисунками на стенах, мягкими креслами и игрушками в углу. Здесь пахнет мелом и детством.
– Присаживайтесь, – предлагает Жанна Викторовна.
Мы садимся – я, Руслан, Савелий между нами. Как в старые добрые времена, когда мы были семьёй. Только сейчас между нами пропасть.
– Савелий, – обращается к сыну психолог, – расскажи, что ты чувствуешь дома.
Мальчик молчит, теребит край футболки.
– Страшно, – наконец шепчет он. – Мне страшно.
– Чего ты боишься? – мягко спрашивает женщина.
– Что мама будет плакать. Что папа не придёт. Что я должен буду выбирать, с кем жить.
У меня сжимается сердце. Вот она, правда. Мой сын боится выбирать между родителями.
– А что было вчера? Почему ты подрался? – продолжает психолог.
Савелий поднимает глаза, смотрит сначала на меня, потом на Руслана.
– Мишка сказал, что его мама говорила, что папа съехал от мамы, потому что мама стала толстая и некрасивая.
Вот блин… дети. Как они смеют обсуждать мою семью?
– И что ты сделал? – спрашивает Жанна Викторовна.
– Я сказал, что это неправда. Что мама самая красивая. А он засмеялся и сказал, что если бы она была красивая, то папа бы не съехал.
Слёзы жгут мне глаза. Мой мальчик защищал меня. Дрался за мою честь.
– И тогда я его ударил, – тихо признаётся Савелий. – Сильно. Он упал и разбил бровь о парту.
Руслан резко вдыхает. Я вижу, как у него дёргается желвак – верный признак того, что он сдерживается.
– Сынок, – говорит он медленно, – драться нехорошо. Но... я понимаю, почему ты это сделал.
– Правда? – с надеждой спрашивает Савелий.
– Правда. Ты защищал маму. Это благородно. Но есть другие способы защищать тех, кого любишь.
– Какие?
– Например, не слушать сплетни. Или просто уйти. Или рассказать учителю.
– Но тогда меня будут считать ябедой, – возражает мальчик.
– Лучше быть ябедой, чем драться, – вмешиваюсь я. – Савелий, обещай мне, что больше не будешь бить одноклассников.
– А вы обещаете, что не будете ругаться при мне?
Вопрос повисает в воздухе. Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня.
– Мы постараемся, – говорю я.
– Но это не значит, что мы сразу помиримся, – добавляет Руслан. – Понимаешь? Иногда взрослые не могут жить вместе. Но это не значит, что мы перестали тебя любить.
– А может быть, сможете? – спрашивает Савелий таким голосом, что хочется зарыдать.
Жанна Викторовна наклоняется к мальчику.
– Савелий, послушай меня внимательно. Твои родители – взрослые люди, и они сами должны решать, как им жить дальше. Твоя задача – просто быть ребёнком. Понимаешь?
– Но я хочу, чтобы они были вместе! – всхлипывает сын.
– Конечно, хочешь, – соглашается психолог. – Это нормально. Все дети хотят, чтобы их родители жили дружно. Но знаешь что? Даже если мама и папа разводятся, они не перестают быть твоими родителями.
– Как это? – не понимает мальчик.
– Ну, смотри. У тебя же есть бабушки и дедушки, правда? Они живут в разных домах, но все они твои родственники. Так и с родителями – они могут жить отдельно, но оба будут тебя любить и заботиться о тебе. А теперь, пожалуйста, подожди родителей в коридоре.
Я смотрю на психолога и понимаю – она права. Но почему мне так больно это слышать?
– А вы, Златослава Владиславовна и Руслан Дмитриевич, – поворачивается к нам Жанна Викторовна, кода Савелий закрыл дверь, – должны понимать: ваш конфликт серьёзно травмирует ребёнка. Савелий не должен выбирать между родителями. Он не должен быть посредником в ваших ссорах.
– Мы понимаем, – говорю я.
– Понимаем, – эхом отзывается Руслан.
– Тогда почему продолжаете втягивать его в свои разборки? – спрашивает психолог прямо.
И тут Руслан взрывается.
– Простите, но это она втягивает! – указывает он на меня пальцем. – Это она настраивает сына против меня! Рассказывает ему, какой я плохой отец!
У меня внутри всё закипает.
– Я?! – вскакиваю с места. – Это ты съехал из дома! Это ты бросил семью! А теперь обвиняешь меня?!
– Я не бросал семью! Я пытаюсь сохранить остатки здравого смысла!
– О, да! Это же так логично – разрушить семью, травмировать сына, а потом с умным видом рассуждать о здравом смысле! Ты вообще слышишь, что ты несёшь?
– Господи, до чего же ты озлобленная стала!
– Озлобленная?! А с чего бы мне быть доброй?! Ты разрушил нашу семью!
– Я разрушил? – смеётся он зло. – Это ты превратила наш дом в поле боя! Это ты устраивала истерики каждый день!
– Потому что ты меня игнорировал! Потому что тебе было наплевать на меня и на сына!
– Наплевать?! – орёт он. – Да я работал как проклятый, чтобы обеспечить вас! А ты только и делала, что ныла!
– Работал?! Ты работал в постели с этой архитекторшей!
– Хватит! – кричит Руслан. – Хватит этого бреда!
Жанна Викторовна пытается нас остановить:
– Пожалуйста, успокойтесь! Здесь школа, здесь дети!
Но мы уже не слышим её. Мы кричим друг на друга, как два разъярённых зверя.
– Ты думаешь только о деньгах! – воплю я. – О своём бизнесе! А на сына тебе абсолютно наплевать!
– Мне наплевать? – бесится Руслан. – А кто покупает ему одежду? Кто оплачивает школу? Кто возит к врачам?
– Деньги, деньги, деньги! Всё сводится к деньгам! А когда ты последний раз говорил с ним по душам? Когда читал ему книжку на ночь?
– А когда ты последний раз не заливалась слезами при нём? – парирует он. – Когда не жаловалась на жизнь?
– Гады вы, мужики, все! – ору я не своим голосом. – Все до одного!
– А бабы – истерички и манипуляторши! – рявкает он в ответ.
– Довольно! – кричит психолог так громко, что мы оба замолкаем. – Вы ведёте себя хуже детей!
Но поздно. Слишком поздно.
За дверью раздаётся всхлипывание. Тихое, надорванное всхлипывание.
Мы все замираем.
Жанна Викторовна первой бросается к двери, распахивает её. В коридоре стоит Савелий. Лицо мокрое от слёз, плечи трясутся.
– Савелий, сынок, – шепчу я, подбегая к нему.
Но он отшатывается от меня.
– Не трогайте меня! – кричит он сквозь слёзы. – Не трогайте! Я вас ненавижу! Обоих ненавижу!
И убегает. Бежит по коридору, а мы стоим как истуканы и слушаем, как хлопает входная дверь школы.
– Вот и всё, – тихо говорит психолог. – Вот к чему привели ваши разборки. Ребёнок считает себя виноватым в том, что его родители не могут быть рядом друг с другом пять минут без скандала.
Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня. В его глазах такая же боль, как и в моих.
– Мы всё испортили, – шепчу я.
– Да, – кивает он. – Всё нахрен испортили.
– Нет, – качает головой Жанна Викторовна. – Не всё. Но если продолжите в том же духе – тогда да. Тогда потеряете сына окончательно.
– Что нам делать? – спрашиваю я, и голос ломается.
– Учиться быть родителями. А не врагами, которые используют ребёнка как оружие друг против друга.
Мы молчим. Что тут скажешь? Она права. Страшно, больно, но права.
– Я пойду найду Савелия, – говорит Руслан.
– И я с тобой.
– Нет, – останавливает он меня. – Лучше по отдельности. А то опять наорём друг на друга при нём.
Он уходит, а я остаюсь с психологом в опустевшем кабинете.
– Мы чудовища, – говорю я.
– Нет, – качает головой Жанна Викторовна. – Вы просто люди, которые забыли, что такое любовь. И как её сохранить.
– А можно её вернуть?
– Не знаю, – честно отвечает она. – Но можно научиться уважать друг друга. Ради сына.
Я киваю и понимаю – сегодня мы перешли черту. Сегодня наша война коснулась самого главного – нашего ребёнка.
И теперь надо что-то менять. Срочно менять, пока не стало слишком поздно.
Скоро мне предстоит встреча с адвокатом, чтобы узнать, есть ли у меня хоть какой-то шанс отстоять справедливость. Или мне придётся смириться с тем, что Руслан выиграл. А я проиграла. Всё.
Глава 10: Я заберу половину твоего бизнеса
Сижу в кабинете Тихона Мензурова и пытаюсь переварить то, что он мне только что сказал. Мой адвокат выглядит довольным, как кот, который стащил сметану, а я чувствую себя так, будто меня только что ударило током.
– Повторите, пожалуйста, – шепчу я, сжимая в руках чашку остывшего кофе. – Я правильно поняла?
Тихон снимает очки, протирает их и снова водружает на нос. У него такая привычка – делать паузу перед важными заявлениями.
– Злата Владиславовна, вы имеете полное право на половину строительной компании вашего мужа. «ГрандСтрой» создавался в браке, развивался за счет семейных средств. По закону вы можете претендовать на пятьдесят процентов акций компании.
Черт возьми. Черт возьми!
– Но как же... – начинаю я и тут же замолкаю. Мозг начинает лихорадочно работать, пытаясь осознать масштаб этого открытия. – Тихон Аркадьевич, а сколько эта компания стоит?
– По последним данным? – он листает толстую папку. – Приблизительно четыреста пятьдесят миллионов рублей. Чистые активы, недвижимость, действующие контракты на три года вперед...
Господи Иисусе. Двести двадцать пять миллионов. Половина этого – моя. Моя!
– А он знает об этом? – голос мой звучит хрипло.
– Сомневаюсь. Мужчины редко интересуются тонкостями семейного права, – Тихон усмехается. – Особенно когда дело касается их бизнеса. Они считают, что раз они создали компанию своими руками, то она принадлежит только им.
Я встаю и начинаю ходить по кабинету. Ноги дрожат, но не от страха – от возбуждения. Впервые за все эти месяцы кошмара я чувствую, что у меня есть по-настоящему мощное оружие.
– Что нужно сделать? – спрашиваю я, поворачиваясь к адвокату.
– Подать официальное требование о разделе бизнеса. Я уже подготовил все документы, – он показывает мне толстую стопку бумаг. – Справки об активах компании, свидетельство о браке, доказательства того, что средства семейного бюджета инвестировались в развитие «ГрандСтрой».
Боже мой, как же я была слепа! Все эти годы я думала, что Руслан – это бизнес, а я – это дом и семья. А оказывается, половина его империи принадлежит мне. Половина всех этих контрактов, проектов, прибылей...
– А если он откажется? – интересуюсь я.
– Тогда пойдем через суд. И поверьте, у нас железные доказательства, – Тихон постукивает пальцем по документам. – Ваш муж очень неосторожно ведет документооборот. Все семейные траты на развитие компании прекрасно задокументированы.
Я думаю о том, сколько раз Руслан просил меня подписать какие-то бумаги "для налоговой", "для банка", "для отчетности". А я подписывала, не читая. Доверяла. Какая же я была дурочка!
– Когда можно подавать требование? – голос мой становится твердым.
– Хотите эффектно? – в глазах Тихона загорается азартный блеск. – Сегодня пятница. Если решите, то можно подать в понедельник с утра. Тогда ваш супруг начнёт неделю с приятных новостей.
Домой я еду в каком-то лихорадочном состоянии. В голове крутится одна мысль: "Половина «ГрандСтрой» – моя!" Это не просто деньги. Это власть. Это возможность ответить Руслану той же монетой, которой он меня унижал все эти месяцы.
Паркуюсь у дома и вижу знакомую машину Милославы. Отлично. Именно с ней мне сейчас и нужно поговорить. Она знает Руслана с детства и лучше всех понимает, как его правильно зацепить.
Захожу в дом и слышу голоса из гостиной. Милослава сидит за кофейным столиком, а Савелий что-то увлеченно ей рассказывает про новую компьютерную игру.
– Мам! – радостно кричит сын, бросаясь ко мне. – Тетя Мила обещала показать мне в музее картины импрессионистов!
– Это замечательно, солнышко, – целую я его в макушку. – Иди сделай уроки, а мы с тетей Милой поговорим о взрослых делах.
Когда Савелий уходит в свою комнату, Милослава изучающе смотрит на меня.
– У тебя такое лицо, будто ты только что выиграла Джек пот, – говорит она, отпивая кофе.
– Почти угадала, – усмехаюсь я и рассказываю ей о разговоре с адвокатом.
Милослава медленно ставит чашку на стол. На её лице появляется выражение, которое я никогда раньше не видела – что-то между восхищением и ужасом.
– Святая Матерь Божья, – шепчет она. – Ты понимаешь, что это означает?
– Что именно?
– «ГрандСтрой» – это вся жизнь Руслана. Это не просто бизнес для него, это смысл существования. Отец завещал ему свою компанию на смертном одре, сказал: "Береги дело, сынок. Это наша семейная гордость". И Руслан всю жизнь пыхтел над этой гордостью, как паровоз. В своё время он передал в «ГрандСтрой» всю собственность отцовской компании.
Я сажусь рядом с ней на диван.
– А теперь окажется, что половина его священной коровы принадлежит мне, – говорю я с плохо скрываемым злорадством.
– Злата, – Милослава берет меня за руку, – ты уверена, что готова к его реакции? Руслан может быть... непредсказуемым, когда дело касается компании.
– Он был непредсказуемым, когда унижал меня перед гостями в день нашей годовщины, – отвечаю я жёстко. – Он был непредсказуемым, когда покупал мою студию, чтобы выгнать меня. Теперь моя очередь быть непредсказуемой.
Милослава кивает.
– Тогда сделай это красиво. Руслан ценит театральность, хотя никогда в этом не признается.
Понедельник утром я просыпаюсь с чувством, будто сегодня решится моя судьба. Тихон обещал подать документы к десяти утра, а это значит, что к обеду Руслан уже будет знать о моих претензиях на его бизнес.
Завтракаю с Савелием, который болтает о школе и друзьях. Смотрю на сына и думаю: всё, что я делаю, я делаю ради него тоже. Чтобы он знал – его мама не тряпка, которую можно швырять куда угодно.
– Мам, а почему папа так редко приходит домой? – вдруг спрашивает Савелий.
Господи, как же отвечать на такие вопросы?
– У папы сейчас много работы, солнышко. Взрослые иногда ссорятся, но это не значит, что мы перестали тебя любить.
– А вы помиритесь? – в его зеленых глазах столько надежды, что у меня сжимается сердце.
– Не знаю, Сава. Честно не знаю.
Он кивает и убегает в школу. А я остаюсь одна со своими мыслями и планами мести.
В половине двенадцатого звонит Тихон.
– Документы поданы, – коротко сообщает он. – Через час-полтора ваш муж получит официальное уведомление.
– Спасибо, – говорю я и кладу трубку.
Теперь остаётся только ждать.
Жду недолго. В два часа дня я слышу звук машины на подъездной дорожке. Затем хлопает дверца, быстрые шаги по ступеням. Звонок в дверь звучит как набат.
Открываю дверь и вижу Руслана. Он держит в руке мятые документы, лицо его красное от ярости, а глаза... Господи, если бы взгляд мог убивать, я бы уже лежала на пороге собственного дома.
– Ты спятила? – рычит он, размахивая бумагами. – Какая тебе, твою мать, половина бизнеса?
– А ты заходи, не стесняйся, – язвительно отвечаю я, отступая в глубь коридора. – Проходи, дорогой супруг. Давай поговорим о наших общих активах.
Он врывается в гостиную, как огненный торнадо. Швыряет документы на кофейный столик и начинает ходить кругами, как разъяренный тигр в клетке.
– Ты даже не знаешь, как устроена строительная отрасль! – орёт он. – Ты понятия не имеешь о том, что такое тендеры, подрядчики, сметы!
– Знаю теперь, – спокойно отвечаю я, беру со столика специализированный журнал "Строительный бизнес", который купила по дороге домой. – Очень интересная сфера. Особенно финансовая отчетность. И знаешь, что меня больше всего удивило?
Руслан останавливается и смотрит на меня с подозрением.
– Что?
– То, что согласно документам, которые я подписывала все эти годы, я не просто жена владельца компании. Я соучредитель. А точнее – совладелец пятидесяти процентов акций «ГрандСтрой».
Лицо Руслана становится ещё краснее.
– Это чертова формальность! Налоговые схемы! Ты ничего не вкладывала в развитие компании!
– А кто покупал твою первую спецтехнику на деньги, вырученные от продажи квартиры моих родителей? – парирую я. – А кто отдал свои сбережения на залог под кредит в банке? А кто три года работал дизайнером в твоих проектах бесплатно, пока ты раскручивал бренд?
Руслан замолкает. Я вижу, как он лихорадочно пытается найти аргументы, но мы оба знаем правду. В первые годы нашего брака мой вклад в его бизнес был огромным. Я не только отдала все свои деньги – я работала за идею, веря в наше общее будущее.
– Злата, – голос его становится мягче, – ты же понимаешь, что я не могу отдать тебе половину компании. Это разрушит весь бизнес. У меня сотни сотрудников, обязательства перед клиентами, кредиты в банках...
– А ты понимал это, когда публично унижал меня в день нашей годовщины? – отвечаю я холодно. – Когда покупал мою студию, чтобы выбросить меня на улицу? Когда угрожал лишить родительских прав?
– Это другое дело...
– Нет, Руслан, это то же самое дело. Ты решил, что можешь распоряжаться моей жизнью, как тебе заблагорассудится. Теперь моя очередь распоряжаться.
Он подходит ко мне вплотную. Я чувствую знакомый запах его парфюма, вижу маленький шрам над левой бровью, который он получил в детстве. Когда-то всё это вызывало у меня нежность. Теперь – только холодную решимость.
– Ты не имеешь права распоряжаться тем, чего не создавала, – тихо говорит он, пытаясь взывать к моей совести.
– А ты не имел права публично унижать меня в день нашей годовщины, – парирую я. – Но это тебя не остановило.
Мы стоим, глядя друг другу в глаза. В его взгляде я читаю отчаяние, ярость и что-то ещё... страх? Да, Руслан боится. Боится потерять то, ради чего жил все эти годы.
– Что ты хочешь? – спрашивает он, наконец.
– Хочу? – усмехаюсь я. – Хочу справедливости. Хочу, чтобы ты понял: с людьми так не поступают. Хочу, чтобы ты заплатил за каждое унижение, за каждую слезу, за каждую блин бессонную ночь.
– Злата...
– И ещё я хочу быть равноправным партнёром в бизнесе, которым совместно с тобой владею по закону, – продолжаю я. – Хочу иметь доступ к финансовой отчетности, участвовать в принятии решений, получать свою долю прибыли.
Руслан хватается за голову.
– Ты с ума сошла! Ты же ничего не понимаешь в строительстве!
– Научусь, – отвечаю я со сладкой улыбкой. – У меня теперь есть всё время в мире. И отличная мотивация.
Руслан начинает нервно расхаживать по гостиной, периодически останавливаясь и сверля меня взглядом.
– Хорошо, – говорит он, наконец. – Допустим, формально ты имеешь права на долю в компании. Но ты же здравомыслящий человек! Пятьдесят процентов акций – это стратегическое управление. Ты хочешь разрушить дело, которое начинал строить ещё мой отец?
– А ты хотел разрушить нашу семью, которая строилась двенадцать лет? – отвечаю я. – Но это тебя не остановило.
– Мать твою за ногу! – взрывается он. – Ты же издеваешься надо мной!
– Нет, Руслан, милый, ты же не думал, что я так и останусь наивной дурой, которую можно бросить как грязный носок? Ты сам научил меня, что в отношениях выживает не тот, кто любит, а тот, кто умеет ударить ниже пояса. И знаешь что? Я оказалась отличницей. Теперь я играю по твоим правилам – без жалости, без совести, без глупых иллюзий. Ты хотел войны? Пожалуйста. Ты хотел, чтобы я стала такой же подлой сукой, как ты? Смотри – получи и распишись. Только не плачь потом, что сам создал чудовище. Ведь это ты научил меня: в любви нет места слабым. Поздравляю, учитель. Теперь ты сам пожнёшь то, что посеял.
Он подходит к окну, упирается в него ладонями и стоит так несколько минут. Я вижу, как напряжены мышцы его спины под рубашкой. Когда-то я гладила эту спину, целовала, шептала слова любви... Нет, хватит сентиментальности. Это было в прошлой жизни.
– Сколько тебе нужно денег? – спрашивает он, не поворачиваясь. – Назови сумму.
– Ты меня не понял, – говорю я, и в моем голосе появляются стальные нотки. – Мне не нужны подачки. Мне нужно то, что принадлежит мне по праву. Половина «ГрандСтрой».
Он резко поворачивается.
– Ты хочешь войти в бизнес? Серьезно? Хочешь сидеть на совещаниях с прорабами, которые матерятся через слово? Хочешь решать проблемы с мигрантами на стройке? Хочешь разбираться с налоговиками и пожарниками?
– Хочу, – киваю я. – Очень хочу. И знаешь что, Руслан? Думаю, я справлюсь лучше тебя. У меня есть то, чего тебе всегда не хватало.
– И что же это?
– Умение разговаривать с людьми, не унижая их.
Он смотрит на меня так, будто видит впервые. И возможно, так оно и есть. Все эти годы он видел во мне только милую домашнюю жену, мать своего ребенка, красивое дополнение к своему успеху. А теперь перед ним стоит женщина, готовая бороться за свои права.
– Злата, – голос его становится почти умоляющим, – подумай о Савелии. Если ты разрушишь компанию, что останется нашему сыну?
– Останется мать, которая не позволила себя втоптать в грязь, – отвечаю я. – Останется пример того, что справедливость существует. И останется половина многомиллионной компании, которая по закону принадлежит его матери.
Руслан садится в кресло и закрывает лицо руками.
– Я не могу поверить, что ты так поступаешь со мной.
– А я не могла поверить, что ты так поступил со мной в день нашей годовщины. Но жизнь полна сюрпризов, не так ли котик?
Он поднимает голову и смотрит на меня. В его глазах больше нет ярости – только усталость и что-то похожее на... уважение?
– Хорошо, – говорит он медленно. – Хорошо. Ты хочешь войти в бизнес? Ты получишь свой шанс. Но не думай, что это будет легко. Строительство – это не рисование картинок в уютной студии.
– Увидим, – улыбаюсь я. – Увидим, кто из нас окажется сильнее.
Он встаёт и направляется к двери.
– Это война, Злата. Настоящая война. И ты понятия не имеешь, во что ввязалась.
– Ну, нет, дорогой, – говорю я ему в спину. – Войну объявил ты, когда решил публично унизить меня. А я просто принимаю твои правила игры.
Дверь хлопает. Я остаюсь одна в гостиной, и вдруг меня начинает трясти. Не от страха – от адреналина, от осознания того, что я только что сделала.
Иду на кухню, ставлю чайник. Руки дрожат, когда достаю чашку из шкафа. Господи, что я наделала? Я развязала беспощадную войну с человеком, который контролирует многомиллионный бизнес. Человеку, который знает все ходы и лазейки в строительной отрасли.
Но с другой стороны... Я чувствую себя живой впервые за много месяцев. Я больше не жертва. Я игрок. И у меня есть козыри, о которых Руслан даже не подозревал.
Телефон звонит. На экране имя Милославы.
– Ну? – спрашивает она без предисловий. – Как прошла встреча?
– Он в ярости, – рассказываю я. – Сначала кричал, потом пытался уговорить, потом угрожать. В общем, полный набор.
– А что в итоге?
– А в итоге он согласился принять меня в бизнес. Правда, предупредил, что это будет настоящая война.
Милослава смеется.
– Мой братец всегда недооценивал женщин. Думал, что мы способны только на слезы и истерики. Боюсь, его ждёт неприятное открытие.
– Милослава, – говорю я серьезно, – а вдруг он прав? Вдруг я действительно ничего не понимаю в строительстве? Вдруг я только всё испорчу?
– Злата, дорогая, – голос её становится тёплым, – ты двенадцать лет была замужем за человеком, который живёт и дышит этим бизнесом. Ты думаешь, за все это время ты ничего не узнала? Плюс ты художница – у тебя есть вкус, чувство прекрасного. Современное строительство – это не только прочность и функциональность, это ещё и эстетика. Может быть, именно этого не хватает компании Руслана?
После разговора с Милославой я чувствую себя увереннее. Иду в кабинет, достаю ноутбук и начинаю изучать всё, что можно найти о «ГрандСтрой» в интернете. Сайт компании, отзывы клиентов, статьи в специализированных изданиях...
Через два часа у меня болят глаза, но в голове складывается четкая картина. «ГрандСтрой» – солидная компания с хорошей репутацией, но есть проблемы. Жалобы на однообразие проектов, отсутствие инновационных решений, проблемы с дизайном жилых комплексов.
Может быть, Милослава права? Может быть, мой взгляд художника – это именно то, чего не хватает компании для выхода на новый уровень?
