Текст книги "Не развод, а война (СИ)"

Автор книги: Дана Вишневская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 27: Мы уже мертвы, Руслан

Пасмурный день тускло проникает через кухонные окна, но мне до него нет никакого дела. Я всё никак не могу переварить то, что услышала. Дождь закончился, но воздух остался тяжёлым и влажным, как мои мысли.

Я сижу напротив Руслана за этим проклятым столом, где мы когда-то завтракали как нормальная семья, где Савелий делал уроки, а я готовила его любимые блины. Теперь между нами лежит пропасть шириной в двенадцать лет брака.

– Руслан, послушай меня, – говорю я, подходя ближе. – Мы можем попробовать начать всё сначала. Забыть всё, что было. Дать друг другу шанс.

Он качает головой ещё до того, как я заканчиваю говорить.

– Нет, Злата. Это невозможно.

– Почему? Почему ты даже не хочешь попробовать?

– Потому что я знаю себя, – его голос звучит устало. – Я испорченный товар. Сломанный. Ты заслуживаешь лучшего.

– Не смей решать за меня, что я заслуживаю! – вспыхиваю я. – Я сама знаю, чего хочу!

– Ты хочешь иллюзию. Хочешь того Руслана, которого придумала себе когда-то. Но его больше нет.

– А если есть? А если под всей этой злостью и болью он всё ещё там?

– Его нет, – повторяет он монотонно. – Я убил его своими руками. Превратился в того, кем поклялся никогда не становиться.

– Тогда стань кем-то другим!

– В тридцать девять лет? – он усмехается горько. – Слишком поздно, Злата. Слишком много воды утекло.

– Никогда не поздно! Если захотеть по-настоящему!

– Но я не хочу, – говорит он тихо. – Вот в чём проблема. У меня нет сил хотеть.

– Мы уже мертвы, Руслан, – говорю я, глядя на его каменное лицо. – Наша любовь, наш брак, наша семья. Ты убил всё это своими страхами и гордостью.

Он кивает, словно я произношу банальность вроде прогноза погоды.

– Знаю. Потому и говорю, что поздно что-то менять.

Его спокойствие бесит меня больше любых криков. Мне хочется швырнуть в него чашкой, разбудить в нём хоть что-то живое. Но я только сжимаю кулаки под столом.

– А может, ты просто струсил? – перехожу я в атаку. – Может, тебе проще сдаться, чем бороться за нас?

Руслан поднимает на меня усталые глаза. В них нет ни злости, ни обиды – только пустота.

– Да не знаю я, за что бороться. За привычку жить вместе? За видимость семьи? За возможность продолжать причинять друг другу боль?

– За любовь, которую ты только что признал! – голос мой срывается на крик. – За мир, который мы заключили. За сына, который нуждается в полноценной семье! За шанс стать лучше, чем мы есть!

Он молчит, крутит в руках пустую чашку. Даже сейчас, даже после всего, что между нами произошло, мне хочется протянуть руку и коснуться его лица. Господи, какая же я дура.

– Я не смогу стать другим, – наконец говорит он. – Слишком стар, слишком испорчен жизнью. То, что сломано, не склеить.

– Сломанное можно переделать заново! – настаиваю я. – Можно создать что-то новое, другое, но не менее прекрасное.

Он смеется коротко и зло.

– У меня нет сил на переделку. Хватит сил только на то, чтобы закончить это достойно.

Я встаю так резко, что стул скрипит по плитке. Не могу больше сидеть, не могу смотреть на его равнодушное лицо. Хожу по кухне, как зверь в клетке, пытаясь унять дрожь в руках.

– Достойно? – смеюсь я истерично. – Ты называешь это достойно? Разрушить семью из-за собственной трусости?

– Злата, остановись.

– Не смей мне указывать! – разворачиваюсь я к нему. – Ты уже наделал достаточно! Ты превратил нашу жизнь в войну, а теперь хочешь сбежать с поля боя!

Руслан встаёт, его лицо каменеет ещё больше.

– Я не сбегаю. Я принимаю реальность.

– Какую, блин, реальность? – срываюсь я. – Что ты слабак, который не может справиться со своими страхами?

– Реальность того, что мы причиняем друг другу только боль!

– Потому что ты не даёшь нам шанса! – кричу я. – Ты сдался ещё до того, как мы начали!

Мы стоим друг напротив друга, как два бойца перед последним раундом. Только я готова драться, а он уже махнул на всё рукой.

– Знаешь что, Руслан? – голос мой становится тише, но от этого не менее ядовитым. – Ты точная копия своего отца. Такой же эмоциональный калека.

Что-то дрогнуло в его глазах, но он быстро взял себя в руки.

– Возможно. Но я хотя бы это признаю.

– И что с того? Толку от твоего признания, если ты ничего не делаешь?

– А что я должен делать? – он делает шаг ко мне. – Притворяться, что всё хорошо? Играть счастливую семью, пока мы не убьем друг друга окончательно?

– Ты должен бороться! – кричу я ему в лицо. – Ты должен хотеть нас спасти!

– Я не знаю, как!

Эти четыре слова повисают в воздухе между нами. Впервые за всё это время я вижу в его глазах не злость или равнодушие, а растерянность. Беспомощность. Страх.

– Тогда учись, – шепчу я. – Мы оба должны учиться.

Но он качает головой.

– Поздно, Злата. Слишком поздно.

– Почему? – голос мой ломается. – Почему ты так в этом уверен?

– Потому что я смотрю на тебя и вижу только боль. Потому что каждое моё слово причиняет тебе страдания. Потому что я не помню, когда в последний раз делал тебя счастливой.

Слезы жгут глаза, но я не позволяю им упасть.

– А я помню. Помню каждый момент, когда ты делал меня счастливой. Помню, как ты смотрел на меня в день нашей свадьбы. Помню, как плакал, когда родился Савелий. Помню, как ты обнимал меня после моих кошмаров. Всё это было, Руслан. Было!

– Было, – соглашается он. – Но этого больше нет.

– Есть! – почти кричу я. – Всё ещё есть! Под всей этой злостью и болью всё ещё есть!

– Нет, – он качает головой. – Я убил это. Своей жестокостью, своим равнодушием. Я убил твою любовь ко мне.

– Ты ошибаешься. Я бы не сражалась так отчаянно за умершее чувство.

– Ты сражаешься за иллюзию. За память о том, что было когда-то.

– А ты сдаёшься из трусости!

Мы снова кричим друг на друга, но теперь это не злость – это отчаяние. Мы оба тонем и пытаемся ухватиться друг за друга, но только тащим на дно.

– Хватит, – говорит Руслан устало. – Просто хватит. Мы ходим по кругу.

– Потому что ты не хочешь из него выйти!

– Потому что выхода нет! – взрывается он. – Ты не понимаешь? Мы зашли в тупик! Мы разрушили всё, что можно было разрушить!

– Мы можем построить заново!

– На чем? На осколках? На ненависти? На взаимных обвинениях?

– На любви, которая всё ещё есть!

– Какой любви? – он смеётся горько. – Той, что заставляет нас рвать друг другу глотки? Той, что превратила нашего сына в нервный комок? Это не любовь, Злата. Это болезнь.

Его слова бьют меня, как пощечины. Может, он и прав. Может, то, что между нами есть – уже не любовь, а что-то извращенное, ядовитое.

– Тогда мы и правда мертвы, – говорю я тихо.

– Да. И пора это признать.

Я отворачиваюсь к окну. За стеклом начинает темнеть, и мне кажется, что наступает конец света – не глобальный, нет, просто мой личный апокалипсис, где всё рушится, сгорает и тонет в этой черноте. Всё кончено. Двенадцать лет жизни, любви, надежд – всё летит в пропасть.

– Я схожу приму душ, – говорю я, не поворачиваясь. – А потом мы поговорим с Савелием.

– Злата...

– Что? – оборачиваюсь я к нему.

– Прости меня.

Эти два слова почти добивают меня. В них столько боли, столько раскаяния, что на секунду мне кажется – может, всё-таки ещё есть надежда? Может, он готов бороться?

Но потом я вижу его лицо. Решительное, закрытое. Он не просит прощения для того, чтобы начать заново. Он просит прощения, чтобы легче было уйти.

– Иди к черту, – говорю я и выхожу из кухни.

Но не ухожу. Стою в коридоре, прислонившись спиной к стене, и слушаю, как он двигается по кухне. Звякает посуда – наверное, убирает чашки. Такой хозяйственный. Даже в момент разрушения семьи не забывает помыть за собой.

Мой мозг цепляется за эту мелочь, чтобы не думать о главном. О том, что всё кончено. О том, что он сдался. О том, что никакие мои слова, никакие мольбы не заставят его пересмотреть свою позицию.

Я сползаю по стене и сижу на полу, обхватив колени руками. Господи, что теперь делать? Как жить дальше? Как объяснить Савелию, что папа больше не будет жить с нами?

Из кухни доносятся его шаги. Он идёт ко мне. Я поднимаю голову – он стоит в дверном проеме, смотрит на меня сверху вниз. В его глазах что-то мелькает – жалость? сожаление? – но он быстро отводит взгляд.

– Тогда мы действительно мертвы, – соглашаюсь я. – И виноват в этом только ты.

Он стоит надо мной несколько секунд, потом медленно опускается на корточки. Теперь мы на одном уровне, смотрим друг другу в глаза.

– Злата, я...

– Что ты? – голос мой звучит устало. – Что ты хочешь сказать? Что любишь меня? Что сожалеешь? Что всё могло бы быть по-другому?

– Да. Всё это.

– И что с того? – я вытираю слезы тыльной стороны ладони. – Твои слова ничего не меняют. Ты всё равно уходишь.

– Потому что не знаю, как остаться. Не знаю, как нас починить.

Он протягивает руку, хочет коснуться моего лица, но я отстраняюсь.

– Не надо. Не делай мне больнее, чем уже сделал.

– Прости меня, – повторяет он.

– За что? За то, что сделал? За то, что четыре года притворялся? За то, что превратил наш дом в поле боя?

– За всё. За то, что не смог стать тем мужем, которого ты заслуживаешь.

– А знаешь, за что я тебя не прощу? – поднимаю я на него глаза. – За то, что ты даже не пытаешься. За то, что сдаёшься без боя.

– Злата...

– Нет! – встаю я с пола резким движением. – Хватит! Я больше не хочу слышать твои извинения! Они ничего не стоят!

Руслан тоже поднимается, его лицо снова становится каменным.

– Тогда о чём мы ещё можем говорить?

– Ни о чём, – отвечаю я. – Абсолютно ни о чём. Ты принял решение, и ничто тебя не переубедит.

– Именно так.

– Прекрасно. Тогда иди. И больше не появляйся здесь.

– А как же Савелий?

– С Савелием ты можешь видеться, когда захочешь. Но не здесь. Не в этом доме.

Я иду к лестнице, но он останавливает меня за руку.

– Злата, подожди. Может, мы сможем... Может, через время...

– Что? – поворачиваюсь я к нему. – Через время что? Ты вдруг станешь другим человеком? Научишься любить? Перестанешь бояться близости?

– Не знаю. Возможно.

– Знаешь что, Руслан? – смотрю я ему прямо в глаза. – Я не буду тебя ждать. Я не буду надеяться на чудо. Я не буду жить в подвешенном состоянии, пока ты разбираешься со своими тараканами.

– Я понимаю. – Понимающе кивает он, разворачиваясь и уходя.

– Понимаешь? – смеюсь я горько, догоняя его в прихожей. – Ты вообще ничего не понимаешь! Ты не понимаешь, что разрушаешь не только нашу семью, но и себя! Ты не понимаешь, что твоя трусость сделает тебя одиноким и несчастным до конца жизни!

– Может быть. Но это мой выбор.

– Да, твой. И я его принимаю.

Мы стоим друг напротив друга в нашей прихожей, где когда-то встречались после работы поцелуями, где собирались всей семьей перед поездками, где Савелий делал первые шаги. Теперь это место прощания.

– Злата... – в его голосе слышится боль.

– Что ещё? – устало спрашиваю я.

– Прости меня. Пожалуйста.

Я смотрю на него долго. На этого мужчину, которого любила больше жизни. Которому отдала лучшие годы. Который стал отцом моего ребенка. Который сейчас стоит передо мной сломленный и потерянный, но всё равно выбирает бегство вместо борьбы.

– Я прощу тебя только за одно, – говорю я, наконец. – За то, что подарил мне Савелия. За всё остальное – нет. Не прощу.

Он кивает, принимая мой приговор.

– Я заслужил это.

– Заслужил. И знаешь что ещё ты заслужил? Одиночество. Пустоту. Сожаления, которые будут грызть тебя до самой смерти. Потому что ты выбрал легкий путь.

– Возможно, ты права.

– Я не права! – срываюсь я снова. – Я не хочу быть права! Я хочу, чтобы ты остался и дрался за нас! Я хочу, чтобы ты показал, что мы того стоим!

– Но я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

Он молчит, и это красноречивее любых слов.

– Понятно, – киваю я. – Тогда мы действительно мертвы. И виноват в этом только ты.

Эти слова повисают между нами, как приговор. Руслан отводит глаза, его плечи опускаются. Впервые за всё время нашей войны он выглядит по-настоящему разбитым и обессиленным.

– Да, – соглашается он тихо. – Только я.

Я больше не могу на него смотреть. Поднимаюсь по лестнице, каждая ступенька отдается болью в груди. Наверху слышу, как он идёт в кухню, потом звуки его шагов направляются к входной двери.

Хлопок. Он ушёл.

Я сажусь на верхнюю ступеньку и плачу. Наконец-то плачу по-настоящему – не от злости, не от обиды, а от горя. От понимания того, что всё кончено. Что мужчина, которого я любила, предпочёл сдаться, а не бороться за нашу любовь.

Где-то в глубине души тлеет крошечная искорка надежды. Может, он вернётся? Может, передумает? Может, поймёт, что натворил?

Но я знаю – не вернётся. Руслан Громов принял решение. И ничто, абсолютно ничто не заставит его изменить его.

Мы мертвы. И начинается новая жизнь – без него.

Но внезапно я слышу звук открывающейся двери…

Глава 28: Дай мне шанс нас воскресить

Я сижу на верхней ступеньке, уткнувшись лицом в колени, и плачу. Рыдаю навзрыд, как последняя дура. Всё кончено. Окончательно и бесповоротно. И вдруг слышу как недавно захлопнувшаяся дверь вновь открывается... шаги по лестнице – медленные, неуверенные.

– Злата...

Я поднимаю заплаканное лицо. Руслан стоит на несколько ступеней ниже, смотрит на меня так, как будто видит впервые в жизни.

– Что ты забыл? – всхлипываю я.

Он поднимается выше, садится рядом на ступеньку, берёт мои руки в свои. Руки дрожат – и его, и мои.

– Дай мне шанс нас воскресить, – просит он, и в голосе звучит такая мольба, что у меня перехватывает дыхание.

– Что? – не понимаю я.

– Один шанс. Последний. Я попробую стать другим. Попробую научиться быть мужем, а не просто добытчиком. Попробую научиться говорить о чувствах, а не прятаться за работой.

Я смотрю в его глаза и вижу то, чего не видела месяцы – надежду. Слабую, хрупкую, но настоящую.

– А если не получится? – спрашиваю я…

Уличный свет от фонарей пробивается сквозь кухонные шторы тусклыми серыми полосами. На дворе уже темно, а мы всё сидим за этим проклятым столом, как два измотанных бойца после последнего раунда. Руслан курит уже третью сигарету подряд за последние пол часа – привычка, от которой он отказался лет пять назад. Пепельница переполнена окурками, кофе в наших чашках давно остыл.

– Знаешь, – говорю я, разглядывая узоры на скатерти, – когда-то я думала, что мы сможем всё.

– А теперь? – его голос хрипловатый от усталости и никотина.

– А теперь я не знаю, что думать.

Встаю резко, стул с грохотом отъезжает назад. Руки трясутся – то ли от недосыпа, то ли от всего этого безумия, которое мы творим уже несколько месяцев. Иду к окну, прижимаюсь лбом к холодному стеклу. За окном засыпает наш тихий район – кто-то выгуливает собаку, кто-то ещё торопится домой с работы.

– Злата, – его голос звучит за спиной мягче обычного. – Посмотри на меня.

– Не хочу, – отвечаю я честно. – Боюсь опять поверить в то, чего нет.

– А что, если есть?

Я медленно поворачиваюсь. Руслан сидит, откинувшись на спинку стула, смотрит на меня такими глазами... Господи, когда я последний раз видела в них такую боль? Не злость, не раздражение, не холодное равнодушие – именно боль.

– Что именно есть, Руслан? – спрашиваю я, скрестив руки на груди. Защитная поза, знаю. – Твоя любовь? Твоё раскаяние? Или очередная попытка меня переиграть?

Он вздыхает так глубоко, что я даже здесь слышу, как воздух проходит через его лёгкие.

– Моя любовь никуда не делась. Я просто... – он проводит рукой по волосам, взъерошивая их. – Я просто не умею с ней обращаться. Не умею быть уязвимым.

– Зато умеешь ранить, – огрызаюсь я. – В этом ты мастер.

– Да, умею. И себя, и тебя, и Савелия. – Он встаёт, делает шаг ко мне. – Но я устал от этого, Злата. Устал убивать всё, что мне дорого.

Хочется рассмеяться – или зарыдать. А может, и то, и другое одновременно.

– Ты устал? – голос срывается на визг. – А я что, развлекалась все эти месяцы? Думаешь, мне было легко драться с тобой за каждую крошку уважения?

– Знаю, что не легко, – он уже совсем близко. – Но я не знал, как по-другому.

– Как по-другому что? – отступаю я к окну. – Как по-другому меня бросить? Как по-другому унизить? Как по-другому сделать мне больно? Ты уже перепробовал все способы, Руслан. Что дальше – нож в спину или просто исчезнуть без объяснений?

– Как по-другому сказать, что боюсь.

Эти слова останавливают меня посреди фразы. Руслан Громов боится? Мой железный, непробиваемый муж, который может заставить дрожать подрядчиков одним взглядом?

– Чего ты боишься? – шепчу я.

– Тебя потерять окончательно. – Он делает ещё шаг. – Потерять Савелия. Потерять то, что мы строили двенадцать лет.

– Ты уже это потерял, – отвечаю я жёстко. – В тот день, когда заявил мне о разводе при гостях.

– Не всё.

– Что не всё?

– Твою любовь.

Я молчу. Потому что он прав, проклятый. Потому что, несмотря на всю ненависть, всю боль, всю войну между нами – люблю. До сих пор. И ненавижу себя за это.

– Моя любовь тебе нужна? – спрашиваю я холодно. – Или тебе нужна просто жена, которая будет варить борщи и не задавать лишних вопросов?

– Нужна ты. Настоящая. Со всеми твоими бунтами, истериками и художественными заскоками.

– Издеваешься?

– Никогда не был серьёзнее.

Сердце колотится так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. В горле пересохло. А в мозгу творится полная каша – одна половина кричит "не верь ему", другая шепчет "а вдруг на этот раз всё будет по-другому".

– Руслан, – говорю я медленно, – ты понимаешь, что мы уже четыре месяца пытаемся друг друга уничтожить? Что между нами столько дерьма, что его не разгрести и за год?

– Понимаю.

– Понимаешь, что я тебе не доверяю?

– Понимаю.

– Понимаешь, что Савелий от всего этого страдает?

– Понимаю, – его голос дрожит. – И именно поэтому прошу тебя... дай мне шанс всё исправить.

– Ты уже просил шанс. Двенадцать лет назад, когда мы расписывались.

– Тогда я был другим. Молодым, глупым. Думал, что любовь – это просто красивые слова и цветы по праздникам.

– А теперь что думаешь?

Он подходит ещё ближе. Так близко, что я чувствую запах его парфюма, смешанный с дымом сигарет и усталостью.

– Теперь я знаю, что любовь – это работа. Каждый день. Над собой, над отношениями. Это умение слышать, а не просто слушать. Это готовность признать, что ты не прав. Это...

– Красивые слова, – перебиваю я. – Только вот слов у тебя всегда хватало.

– Тогда не словами. Делами.

– Какими именно делами?

Руслан замирает, и я вижу, как в его глазах мелькает что-то похожее на панику. Он не готов к прямому вопросу. Как всегда.

– Я... – начинает он. – Я готов на всё.

– На всё – это не ответ. Это пустая фраза.

– Тогда спрашивай конкретно.

– Готов рассказать мне обо всех своих финансовых махинациях?

– Да.

– Готов отдать мне половину всего имущества без судебных разбирательств?

– Да.

– Готов переехать из этого дома, если я захочу остаться здесь одна?

Пауза. Долгая, тягучая пауза.

– Да, – говорит он, наконец.

– Готов отказаться от Виолетты окончательно и бесповоротно?

– Я уже отказался.

– Когда? – не верю я ни одному его слову.

– Позавчера. После того как ты сказала, что у тебя никого нет.

– Почему?

– Потому что понял: она мне не нужна. Никто мне не нужен, кроме тебя.

Хочется верить. Так хочется, что больно физически. Но страшно. Страшно опять наступить на те же грабли, опять поверить, опять ждать изменений, которые не придут.

– Руслан, – начинаю я осторожно, – а ты понимаешь, что значит "быть мужем"? Не добытчиком, не решалой всех проблем, а именно мужем?

– Нет, – отвечает он честно. – Не понимаю. Но хочу научиться.

– Это значит разговаривать со мной, а не отмалчиваться, когда что-то не так.

– Я попробую.

– Это значит замечать, когда мне плохо, и не говорить "да всё у тебя нормально".

– Попробую.

– Это значит не убегать от проблем в работу.

– Я попробую, – его голос уже дрожит.

Я смотрю на него долго, изучающе. Передо мной стоит не тот самоуверенный мужик, который четыре месяца назад заявил мне о разводе. Передо мной стоит... человек. Сломанный, усталый, но искренний.

– А если у тебя не получится? – спрашиваю я тихо. – Если через месяц-два ты опять превратишься в того Руслана, который игнорирует жену и живёт только работой?

– Не знаю, – признаётся он. – Но я попробую изо всех сил. Потому что другое – это потерять тебя навсегда. А этого я не переживу.

В кухне повисает тишина. Только тикают часы на стене да где-то далеко лает соседская собака. Я стою у окна, а Руслан – в трёх шагах от меня, и между нами лежит вся наша прожитая жизнь. Хорошее и плохое, любовь и ненависть, счастье и боль.

– Знаешь, что самое страшное? – говорю я, не отрывая взгляда от его лица.

– Что?

– То, что я до сих пор тебя люблю. Несмотря ни на что.

Его глаза расширяются, как будто он не ожидал такого признания.

– И ненавижу себя за это, – продолжаю я. – Ненавижу за то, что после всего, что ты мне сделал, я всё ещё готова тебе поверить.

– Злата... – он протягивает руку, но я отстраняюсь.

– Не трогай меня. Не сейчас. Мне нужно время.

Я выхожу из кухни, но не ухожу далеко. Нужно подумать. Останавливаюсь в коридоре, прислоняюсь к стене. Ноги ватные, в голове туман. Что происходит? Неужели мы действительно можем всё исправить? Или это очередная иллюзия, которая разобьётся при первой же проверке реальностью?

Слышу, как Руслан ходит по кухне. Наверное, убирает пепельницу, моет чашки. Как в старые добрые времена, когда мы ещё умели быть парой.

– Злата, – его голос доносится из кухни, – можно я к тебе выйду?

– Можно.

Он появляется в коридоре, неуверенно останавливается рядом. Не близко, но и не далеко.

– О чём ты думаешь? – спрашивает он тихо.

– О том, что у меня есть все основания тебе не верить.

– Знаю.

– О том, что Савелий и так уже достаточно настрадался из-за наших разборок.

– Знаю.

– О том, что я уже один раз дала тебе шанс. Двенадцать лет назад.

– Знаю, – повторяет он. – И знаю, что права не имею просить ещё один.

– Но просишь.

– Да. Потому что без тебя я не человек. Потому что без нашей семьи моя жизнь – просто существование от рабочего дня до рабочего дня.

Я поворачиваюсь к нему лицом. В его глазах читаю такую боль, что хочется обнять его и пообещать, что всё будет хорошо. Но не могу. Пока не могу.

– Что ты предлагаешь конкретно? – спрашиваю я.

Руслан молчит несколько секунд, собираясь с мыслями. Вижу, как он сглатывает, как сжимает и разжимает кулаки. Нервничает. Странно видеть его таким – обычно он всегда знает, что сказать, всегда уверен в себе.

– Семейную терапию, – говорит он, наконец. – Настоящую. К хорошему специалисту.

Я прищуриваюсь. Руслан Громов и терапия? Мужик, который считает, что все проблемы решаются силой воли и деньгами?

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Я понимаю, что сам не справлюсь. Не умею... – он запинается, – не умею говорить о чувствах. Не умею слушать, когда ты пытаешься мне что-то объяснить.

– Это ты точно подметил, – фыркаю я.

– Значит, нужен кто-то, кто научит. Кто покажет, как это делается.

Господи, он действительно серьёзно. Вижу это по его глазам, по напряжённой позе. Руслан готов пойти к психологу – мужик, который раньше считал это блажью и слабостью.

– И что ещё? – спрашиваю я, стараясь не показать, как сильно меня поразили его слова.

– Честную работу над отношениями. Каждый день. Без отговорок типа "у меня важная встреча" или "это может подождать".

– А если у тебя действительно будет важная встреча?

– Перенесу. Отменю. Пошлю кого-то другого. – Он делает шаг ближе. – Злата, ты важнее любого контракта.

Сердце пропускает удар. Когда он последний раз говорил мне что-то подобное? Кажется, это было лет семь назад, когда я попала в больницу с аппендицитом.

– Дальше что?

– Полную открытость с моей стороны, – продолжает он, и в его голосе слышна решимость. – Финансы – все счета, все доходы, все расходы. Планы – что я собираюсь делать с бизнесом, какие сделки планирую. И... – он запинается опять.

– И?

– И чувства. Всё, что происходит у меня в голове. Даже если это дерьмо, даже если мне стыдно.

Я моргаю, не веря услышанному. Руслан готов делиться чувствами? Мужик, который последние годы отмалчивался, когда я спрашивала, как прошёл день?

– Ты понимаешь, что это значит? – спрашиваю я медленно. – Полная открытость – это когда я спрашиваю тебя о чём-то, а ты не отвечаешь "нормально" или "да всё в порядке".

– Понимаю.

– Это когда ты рассказываешь мне о своих страхах, сомнениях, злости.

– Понимаю.

– Это когда ты не прячешься за планшетом или телефоном, когда я хочу поговорить.

– Понимаю, – он кивает. – И готов на это.

Я отворачиваюсь к окну. За стеклом уже темно, мир засыпает, день заканчивается. А мы тут стоим на пороге... чего? Нового начала? Или очередного разочарования?

– А если всё-таки у тебя не получится? – спрашиваю я, не оборачиваясь. – Если через месяц ты опять замкнёшься в себе?

– Не замкнусь.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что теперь я знаю цену. – Его голос звучит хрипло. – Знаю, что потеряю, если не изменюсь.

Я поворачиваюсь к нему. Руслан стоит, опустив плечи, и впервые за долгое время выглядит... уязвимым. Не сильным, не уверенным, а просто человеком, который боится остаться один.

– И сколько времени ты мне даёшь на размышления? – язвлю я. – Пять минут? Час? До конца недели?

– Сколько потребуется, – отвечает он серьёзно. – День, неделю, месяц. Год, если нужно.

– А если я скажу, что мне нужно время, чтобы простить? Много времени?

– Тогда я буду ждать. И доказывать каждый день, что изменился.

– Словами?

– Делами.

Подхожу к нему ближе. Так близко, что вижу каждую морщинку возле глаз, каждую седую ниточку в волосах. Когда он успел постареть? Или это я только сейчас замечаю?

– Руслан, – говорю я тихо, – я устала воевать.

– Я тоже.

– Устала ненавидеть тебя.

– А я устал ненавидеть себя за то, что делаю нам больно.

Протягиваю руку, почти касаюсь его щеки, но в последний момент останавливаюсь. Слишком рано. Слишком много боли между нами, чтобы просто взять и простить.

– Ты готов пойти на любые уступки, – констатирую я.

– Да.

– Даже на те, которые тебе не понравятся?

– Даже на них.

– Даже если я буду долго злиться, долго не доверять, долго проверять каждое твоё слово?

– Даже так.

Я смотрю в его глаза и понимаю – он не врёт. По крайней мере, сейчас, в эту минуту, он абсолютно искренен. Вопрос только в том, хватит ли у него силы воли довести дело до конца.

– А я... – начинаю я и замолкаю. Что я? Готова ли я рискнуть ещё раз? Готова ли поверить, что люди могут меняться?

– Ты что? – подсказывает он мягко.

– А я не знаю, готова ли рискнуть ещё раз, – признаюсь я честно. – Боюсь, что через месяц мы опять будем стоять здесь и ругаться.

– Не будем.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что в этот раз я буду бороться не с тобой, а за нас.

Эти слова попадают точно в цель. В самое сердце. Потому что это именно то, чего мне не хватало все эти годы – чтобы он боролся не против меня, а за нас.

– Руслан...

– Да?

– Если я соглашусь, то это не значит, что я тебя простила. Это значит только, что я готова попробовать.

– Понимаю.

– И это не значит, что мы сразу станем счастливой семьёй из рекламы.

– Понимаю.

– У нас будут срывы, скандалы, моменты, когда захочется всё бросить.

– Но мы их переживём, – говорит он с такой уверенностью, что я почти верю.

Я молчу долго, взвешивая все "за" и "против". В голове крутится только одна мысль: а что, если на этот раз всё действительно получится? Что, если Руслан и правда может измениться? Что, если мы сможем стать теми людьми, которыми должны были бы стать с самого начала?

Но тут же другая мысль: а что, если не получится? Что, если это очередная иллюзия, которая разобьётся о реальность? Смогу ли я пережить ещё одно разочарование? И куда делась моя недавняя решительность?

Я смотрю на Руслана, который стоит передо мной с таким выражением лица, как будто от моего ответа зависит вся его жизнь. И понимаю, что выбор уже сделан. Где-то глубоко внутри, ещё до этого разговора.

Потому что люблю. Всё ещё люблю этого упрямого, сложного, иногда невыносимого мужчину. И потому что хочу верить в то, что люди могут меняться.

Вопрос только в том, готова ли я сама рискнуть ещё раз.